Два с лишним

Наталья Кислова
nach dem spiel ist vor dem spiel
               



прощались они долго. этот её визит был последним, они оба это понимали, и все дни, за исключением, может, первого, они прощались.
у него были все качества полноценного союзника. и того, что принято считать признаками нездоровья, вроде рефлексии или склонности к мистицизму, не было в нём и в помине. он плохо владел языком, который для неё был родным, но его языком она владела также плохо. разговаривали они на двух языках одновременно, перемешивая слова, как взбредёт. но слов на немецком с каждым разом становилось всё меньше. он умел показать, когда ему было непонятно, говорили они медленно, выбирая простые слова. и он ей нравился, как нравились все люди, которые умеют улыбаться.
они доделали долгое дело, которое начато было давно и теми, кого они не знали. но они так удачно оказались на его пути, что, кроме как им, завершать его было некому. закончили они раньше, чем думали и теперь занимались "милыми пустяками".

- я тогда не совсем понял. выродок - это кто? это как я? последний? - спросил он.
- тот, после которого не будет продолжения. скорее, как я. но формально это слово для мужского пола.
- а ублюдок - то же самое?
- это рождённый вне брака.
- понятно. значит, я выродок, но не ублюдок. можно запутаться.
- ты не выродок. просто, пока последний в роду. - она протянула ему бензин и тряпку, чтобы он стёр краску с рук.
- я понял. - и немного помолчав, вдруг выдал, - а я нашёл, чем мы связаны, - посмотрел ей в глаза и разулыбался.
- ммм? - она вспомнила их давний разговор.   
- есть такая форма, приговорка?
- поговорка? или присказка.
- да. присказка. - "от судьбы не уйдёшь." у нас тоже есть. - он проговорил несколько вариантов на немецком и без паузы продолжил, почти торжественно. - мы - это те, кто от судьбы ушли.
она захохотала.
он смотрел на неё, довольный произведённым эффектом.
- ты сегодня сам на себя не похож, - сказала она. - это потому что мы всё сделали?
- да. - он закончил размазывать краску по коже, вероятно, как и она, решив, что это без толку.


- мне понравилось. - сказала она. - как про латы.
однажды он коротко и точно сформулировал суть потребности человека страдать. но стал так быстро погружаться в теософское болото, что перешёл на родной язык. а она восхищённо смотрела на него, не понимая ни слова. то есть, пока было медленно и просто, она бодро кивала, а потом стало ясно - он забыл, с кем разговаривает. и она задала вопрос о водостоках в его доме. он засмеялся и "принёс свои извинения". момент был трогательный и беспрецедентный. больше он такого не вытворял.
- у нас слово "выродок" употребляют как ругательство. - она посмотрела на его руки и подумала, что краска, которую они нашли, давно умерла от старости и продержится на металле недолго. - предполагается, что человеку желают не размножаться, не добавлять миру бардака, - он шевельнул рукой. - хаоса.
- значит, если зовут вторым словом, тоже намекают на связь поколений? что родителям желали не размножаться, а они размножились?
- может быть.

когда-то давно она искала точное слово для него, зачем-то ей это было нужно. ветер внутри шуршал бумажками со словами, но всё было не то... - рациональный, закрытый, равнодушный, бесчувственный, отчуждённый, холодный.. нет. и много позже, когда они договорились встретиться на железнодорожном вокзале Мюнхена, а добралась она туда часа на два позже условленного времени и увидела, как он сидит в углу кафе с книгой, слово само нашлось. этот мальчик был спокойным. даже, когда увлекался настолько, что начинал говорить и громко, и быстро, даже, когда торопился. спокойный.
- ни в какую судьбу я не верю, конечно. - он внимательно осматривал ограду, которая теперь была чёрной. - этой краске, наверно, сто лет. я никогда раньше не красил оград.
- я красила. в судьбу тоже не верю. получается, мы ушли от того, во что не верим. - она села на камень и закурила.
- я не понял. - он улыбнулся.
- я говорю, что связь-то есть, но она в том, чего не существует.
- да. мы уже не потеряемся.
- потому что такая связь? - она смотрела на него, думая о том, как ей нравится весь этот языковой дурдом.
- потому что да.

крышка от банки вдруг спрыгнула с камня и понеслась за ограду...
- он боялся ветра. - сказала она.
- я знаю. - тут же ответил он.
- он сам сказал? - она опять подумала, что не такой уж он и маленький.
- да. - он посмотрел на свои грязные руки. - но это и всё. больше он ничего не боялся. - он отвернулся.
- я долго не верила. а потом сама это увидела. 
- моя бабушка тоже боялась ветра, - сказал он. - змею могла взять в руки, а ветра боялась. когда стала совсем сумасшедшей, то стала бродить в предгорье, там, где не было ветра. мы её несколько раз находили, один раз нам её привезли, слабую и грязную. но она потом опять ушла.

он сходил за крышкой, потом сел рядом, на кованную скамеечку, которая на фоне свежевыкрашенной ограды казалась старой и обшарпанной, потянулся и откинулся назад, на спинку. но та была неудобной, и он сел ровно...
- как называется ветер в доме? - спросил он.
- сквозняк.
- она и такого боялась. - он покрутил в руке сигаретную пачку, оставив на ней чёрные отпечатки. - бабушка держала у нас в подвале чужую собаку, прятала.
- от кого?
- я не знаю. но с хозяином этой собаки что-то случилось. и с домом тоже.
- и долго прятала?
- несколько дней. пока дед не узнал. собаку забрали. а бабушка после этого стала уходить из дома. сперва мы думали, что просто задерживается, гуляет. но потом поняли, что у неё в голове помутилось. - он повернулся к ней и опять разулыбался, - у нас в семье все сумасшедшие.
- на тебе, похоже, споткнулось. - сказала она, уверенная, что он не поймёт.
- я так не думаю, - он понял. - просто, пока непонятно, каким сумасшедшим я стану, как бабушка, как отец или как мама... если бы можно было выбрать, я бы хотел, как бабушка, - он засмеялся, она тоже.
- а дед был? в смысле, сумасшедшим?
- я его плохо помню, мне было восемь лет, когда он уехал. он уже очень старый. говорят, живёт в Кемптене, один. .
- кто говорит?
- родители. отец его навещает. они очень похожи. - он провёл грязной рукой по лицу. - я имею в виду их внешность.
- а бабушка?
- что бабушка? - ей показалось, что мыслями он где-то очень далеко.
- она осталась с вами?
- а. да. ей дед не нужен был. а она не нужна была ему. после собаки в подвале он очень скоро уехал. он был юристом. - вдруг добавил он.
- уважаемый человек и всё такое?
- да, наверно. я мало помню. он никогда со мной не разговаривал. смотрел на меня как на предмет. но он так на всех смотрел, на родителей, на бабушку, на тех, кто приходил к нему по делу. просто, он был таким, как это говорят...
- надменным?
- закрытым. и надменным, наверно, тоже. я не знаю. мама страдала из-за этого, отец тоже. а бабушке было всё равно. она смотрела сквозь него, так говорит мама. а после той истории про подвал совсем перестала его замечать. не специально игнорировала, а по-настоящему не видела. я думаю, что он из-за этого и уехал. а потом, когда я уже учился в старшей школе, к нам приехал парень с очень серьёзным лицом. долго стоял возле машины и курил, прежде, чем позвонить. у нас на воротах был такой, знаешь, как в храме... - он подёргал из стороны в сторону воображаемую верёвку.
- колокол? - она представила те ворота и тот колокол, ей стало весело.
- маленький колокол, да.
- колокольчик.
- очень громкий. - он поёжился, становилось холодно. - у него была пара в доме - звонишь у ворот, звонит и второй, такой же громкий. я смотрел из окна на этого парня, уверенный что он нам сообщит о смерти бабушки где-нибудь на краю света. оказалось, что он, наоборот, искал её. получив ответ о том, что её нет и никто не знает, куда она ушла и сколько проболтается, он уехал. а мама вскоре пришла ко мне с чаем и сказала, что этот парень - хозяин того пса, которого бабушка прятала. я спросил, с чего она взяла. а она сказала, что возраст совпадает и акцент у него был гессенский. в той истории было несколько детей, которых потом увезли. взрослых там не осталось, только дети и та собака. так, вот, детей увезли тогда в Кассель. и сама история, так сказала мама, тянулась из тех краёв. я у неё спросил, что ещё она об этом знает. она сказала. что знает не много. но помнит, что, судя по информации из газеты, было четыре мальчика, от пяти до пятнадцати лет. и ещё какой-то помешанный, который хотел свести счеты с отцом семейства. младший из детей был моим ровесником. мама тогда ещё сказала много странных вещей, которые мне и сейчас не понятны. но как будто вся эта история касалась бабушку не случайно. а бабушка ничего об этом не говорила. то есть, мне не говорила. у нас было принято недоговаривать.
- темнить. это везде любят.
- у вас было также? - он повернулся к ней.
- темнили, да. правда, таких историй у нас не было. никаких особых загадок. но когда об одних и тех же событиях говорили разные члены семьи, то, конечно, было таинственно, из-за разночтений. то есть, младшим всегда была предоставлена возможность выбрать из всех версий ту, которая больше нравилась. а насколько она правдива, не было важным. каждый верил в то, во что хотел. поэтому мы очень разобщённые. то есть, это одна из причин.
- тебе такое нравится?
- что у каждого своя версия?
- что разобщённые.
- нравится. но это не означает, что я не верю в замысел семьи. очень верю. кстати, и он верил.
- я про его семью ничего не знаю.
- он всегда говорил, что родителей у него нет. но несколько раз принимался рассказывать мне истории, суть которых была в том, что он просто не хочет их знать. истории всегда были разными. то есть, я быстро поняла, что правды я не узнаю. и то, что правда о его семье мне не нужна.
- у вас с ним было много секретов, - сказал он сухо.
- нет. просто, была информация, которая дальше нас никуда не уходила.
он промолчал. долго-долго ещё он молчал. они добрались до его дома, отмылись, приготовили ужин и она ушла собирать свои вещи, разбросанные по дому.


и когда они ели, запивая мясо то соком, то горячим вином, он сказал то, что, наверно, с самого начала всей этой истории беспокоило его.
- я никогда ему не верил. и он это знал. но ему было всё равно, верю я ему или нет. говорят, недоверие или потеря доверия - это всегда болезненно. а я ничего не чувствовал. понимал только, что не верю. значит, защищаю себя от чего-то. помню, что постоянно думал об этом. но ничего не хотел с этим делать, просто думал.
мама когда-то сказала про меня - "поразительно нелюбопытный ребёнок". но она ошибалась. просто, мне не нравилась та версия, как ты говоришь, нашей жизни, которую приняли они. а любопытным я очень даже был. залезал туда, куда мне не разрешали. искал то, что было спрятано, и спрятано конкретно от меня. я тоже создавал  свою версию. - он открыл следующую бутылку вина, вылил в котелок и зажёг огонь. стоял к ней спиной и наблюдал, как нагревается вино. - здесь обычно теплее в это время года. - он выключил огонь и вернулся за стол. - у нас каждый от чего-то страдал. и каждый по-своему это скрывал. никто не показывал, как он страдает, это считалось чем-то стыдным. а я не страдал. и не понимал, от чего страдают они. и зачем. 
- я тоже этого не понимала. но я живу в мире, где, наоборот, считается чем-то стыдным не страдать. и страдают непременно публично. ну, или так, чтобы это заметил конкретный человек или группа лиц. и много энергии тратится на то, чтобы научить страдать других. мы уже говорили про это, помнишь?
- да. про культ отчаяния.
- помню, он пришёл абсолютно разбитым, с температурой и ознобом, долго молчал, а я ничего не понимала, спросила, не нужна ли помощь. он ответил, только если у меня есть бисер. что у него больше нет. я поняла, что мы сворачиваемся. я тогда не знала, что он уедет уже через несколько дней. он всегда был "по другую сторону".  никакой богадельни, - он пошевелил рукой, - ...никаких скидок на ущербность, только на равных и в открытую. не страдал и не понимал, как ты говоришь. но устал он как-то вдруг, в один день. ничего не говорил, просто сидел и удалял файлы. я прекрасно понимала, что он мне оставляет. а то, что и мой бисер давно кончился, а свиней мы завели много, помогло мне тогда отправиться в долгий ступор. он всё видел, но ему было всё равно.
- ему было не всё равно. просто, он знал, что ты справишься. то же он знал и обо мне. и о Марии, его медсестре. но он дважды говорил, что не понимает, почему ты осталась. я тоже не понимаю.  - он потянулся, хрустнув руками.

повисла тишина. стало слышно, как урчит котёл в подвале. хороший дом. она вспомнила, как однажды весной вдруг заскрипела лестница на второй этаж, будто на ступеньку прыгнула кошка.
он молчал, смотрел на неё и улыбался.
- ты так смотришь, как будто у меня есть точный ответ.
- но какой-то есть?
она медленно пожала плечами.
- я выбрала версию "земля", она простая. мне нравятся простые вещи. ну, и древняя, конечно. как говорится, проверено временем.
- земля. красиво.
- но это не только пространство. это и люди.
- мама?
- мама. она очень сильный человек. моя кровная причастность к такой силе всегда была для меня загадкой. 
- у меня тоже сильная связь с мамой.
- и с годами эти выродки будут всё сильнее чувствовать связь с самым близким существом. - она улыбнулась, он смотрел озадаченно.
откатился к плите и зажёг огонь, чтобы подогреть оставшееся вино.
- а кто-то будет всю жизнь искать связь похожей силы. - сказал он, глядя на огонь. подъехал обратно к столу. - я всегда искал. и буду искать.
- и найдёшь. - сказала она, уверенная, что так и будет.
он долго смотрел на неё.
- что? - спросила она.
- хочу что-то показать. - он встал и покачиваясь пошёл к лестнице, ведущей на второй этаж. но вдруг сел на ступеньку и вытянул ноги, она видела только силуэт человека, у которого ноги были светлее остального.
- а тебе никогда не хотелось стать для кого-то самым близким существом, просто потому, что дала жизнь?
- мы сегодня очень много пьём.
- как никогда. - он поскрипел. - и я вдруг устал. эта лестница... забыл слово.
- крутая.
- да. крутая. - он затих. потом опять поскрипел. ждал ответа.
"как никогда", подумала она и проговорила на немецком, очень медленно:
- я не встречала того, с кем хотелось смешать кровь, сделать нового человека. - она посмотрела на его светлые ноги, он пошевелился. - это не ответ на твой вопрос, но другого у меня нет.
- другого не надо. я понял. - он ещё поскрипел. и вдруг заговорил очень чисто, почти без акцента:
- я верю, что мой человек существует. думаю, что эта вера - самое главное в жизни. я помню один жуткий вечер. знаешь, сухая гроза? оглушающий гром, молнии и ни капли дождя. и все стали очень психованными. в тот вечер можно было к нам зайти и увидеть кучку сумасшедших. а я сидел в кресле, в кабинете деда, куда мне нельзя было входить. меня как будто вдавило в кресло, намертво, я не мог встать даже чтобы зажечь свет. потом дед где-то кричал, что отключает электричество, чтобы доставали свечи. мама куда-то спряталась, отец уехал. я заснул, а когда проснулся, то услышал, что прямо возле двери в кабинет бабушка и дед громко спорят. они не знали, что я был там. дед кричал на языке, который я не понимал. потом дверь распахнулась, наверно, дед открыл её. я увидел бабушку с подсвечником в руке, он был на две свечи, но горела, помню, только одна. у неё было искаженное лицо, даже ростом она стала выше. а самая большая жуть была в том, что она вдруг повернулась назад, а пальцем упёрлась в грудь деда, который стоял перед ней и громко сказала тому, третьему - "это - не моё!" про деда. а потом дед побежал в сторону от бабушки. я никогда не видел бегущего деда, даже думал, что он не умеет бегать. ну, как некоторые не умеют свистеть, например.
помню, что я так громко, может, даже вслух, подумал: "я так не хочу". я точно хотел другого. чтобы, если я буду старик, то мог бы сказать про другого старика "это - моё!".
- а почему большая жуть? про бабушку?
- так, в доме никого не было, кроме нас с мамой и бабушки с дедом. но мама спряталась ещё при первых молниях. она вылезла только утром. никто бы не смог найти её в грозу. 
- может, это был призрак. у вас водились призраки?
- я не встречал.
- что же это было?
- просто, бабушкина голова.
- одно другому не мешает.
- у нас очень старый дом, но призраков в нём нет. и мой бегущий дед - это намного страшнее любого призрака. он ещё так топал по коридору, как будто бежал всё быстрее. и гром гремел.
- моя мама тоже боится грозы. не так, чтобы прятаться, но глаза у неё круглеют и говорить она начинает тише.
- знаешь, что сейчас удивительно? - он поднялся и стал медленно взбираться по ступенькам. она не ответила. он что-то прогудел сверху, она расслышала только слово "призраки".


сидя за столом в тихом доме на безлюдном кусочке баварской земли, она опять подумала о том, что они прощаются.
вспомнилась кованая скамеечка. сейчас, в тёплом сумраке этой комнаты-кухни, которую освещали только светильники над плитой, появился вопрос "почему мы её не покрасили?" они ведь даже не собирались её красить. не то, чтобы оставили на потом, а просто оставили.
в доме была тишина, только глухо шумел котёл. котёл. тёплое слово. она улыбалась, представив, как он, потыкавшись по углам, вдруг забывает, зачем пришел, падает на кровать и засыпает.
ты найдёшь своё, мальчишка. и твоё найдёт тебя.


"связь похожей силы"...   
бесконечные картинки игры, разноцветные бусины, переплетённые нити.
"хорошо горит. потолок, наверно, будет чёрным.", "я взяла балетки, вдруг в Стокгольме... балет.", "я предупреждала, что через меня шоколад передавать нельзя."...
бывало, что-то не умещалось в настоящем и переливалось через края - "...я ещё не придумала, какой океан. но он в свое время сам себя придумает... я буду совсем в маразме только, ладно? ты с кучей внуков ко мне приедешь, без предупреждения. а я долго буду не понимать, кто это, я же в маразме. потом пойму, мы будем готовить разные вкусные штуки. а все твои рыжие внуки станут носиться по океанскому берегу и ловить... ну, кого-нибудь ловить, я пока не придумала...", "...домик в лесу, маленькое озерцо... "все мои кошки попрячутся, когда вы приедете. но потом любопытство возьмёт верх, они по одной-по две станут вылезать и наблюдать за происходящим, прикрыв глаза и делая вид, что им не интересно. я опять буду в маразме. ну, то есть, не опять, а это тот же самый маразм, просто, место другое... "а, давай, я тоже буду в маразме?" - "если и ты будешь, то твои дети могут не отпустить внуков с тобой ко мне в гости."... и окажется, что в каждом маленьком чемоданчике каждого из твоих внуков спрятано что-то, что специально связано для кого-то из кошек. они, конечно, не захотят всего этого носить, но будут знать, что у них есть тёплые вещи..." "а, давай, кто-то из них захочет. и будет ходить, например, в штанах. все будут коты, как коты, а один в порточках..."
тёплый свет, чистая волна, подлинный игрок...


лестница заскрипела, он потихоньку спускался.
- а я думала, ты лёг спать. - в темноте фыркнули.
- я искал книгу. - он включил большой свет, и от комнаты ничего не осталось. остался комфортный, в меру аскетичный пищеблок.
это была энциклопедия о породах собак. он сел на своё место и распахнул книгу примерно на середине. там была закладка из бумажного листа. он открыл его, потом сложил и спрятал в задний карман.
оказалось, что долгие поиски книги были связаны только с тем, что он хотел показать ей картинку.
- лабрадор. - торжественно сказал он, перевернул книгу и подвинул к ней.
она смотрела на изображение черного пса с открытой пастью и пробовала угадать, куда пойдет их разговор. ничего не вышло.
- я в собаках мало разбираюсь. у нас всегда жили кошки.
- он очень красивый. - медленно сказал он. она подумала, что яркий свет ему мешает.
- мне нравятся лабрадоры. - мирно заметила она.
- такую собаку моя бабушка прятала у нас в подвале. - сказал он. встал и погасил большой свет.
- я услышала слово "призраки", когда ты поднимался. 
- да! я сейчас вспоминаю слово. как тело. похожее. у призраков, так ещё говорят, его нет.
- плоть.
- да. - он откинулся на спинку стула. - призраки - это же когда без плоти, да?
- наверно. я призраков не встречала. но считается, что без плоти.
- а если с плотью?
- если с плотью, то я не знаю. - она пожала плечами. -  говорят "во плоти". вроде как плоть - это одежда, оболочка для духа. то есть, голый дух - это призрак. как-то так, наверно.
- я понял, - он улыбнулся, и она опять увидела это - раньше, в самом начале, он часто терял нить, переставал её понимать, много молчал. но чем дольше они общались, тем сильнее хотел понять. и потому понимал.


- я увидел такую собаку, когда мне было десять лет. то есть не на картинке, а живьём.
дед уже с нами не жил, бабушка уже пропадала. отца я видел редко. мама часто предлагала мне переехать в этот дом, он маленький, говорила она, нам тут будет уютно и не будет всех этих запертых комнат. а я не хотел уезжать. у меня был хороший друг. мы с ним и сейчас видимся. он стал таким толстым, смешным, - он улыбнулся. - я объяснил маме, что останусь без друга, если мы уедем. она меня поняла. мы приехали сюда летом. тут всё в цветущем шиповнике. ты же это видела. так, мы когда приехали, тут всё было белым. я помню, что лазил среди этих кустов, не заходил в дом, мне туда не хотелось. пока меня не укусила пчела. я сунул нос в цветок, а она там сидела. всё случилось очень быстро - минута, и я уже с большим носом. - он опять улыбнулся. - мама меня утешала и лечила нос. потом сказала, что дом знает, что я не хочу здесь жить и послал пчелу, показать, что он об этом думает.
через два дня мама уехала, нам не хватало вещей, потому что мы решили здесь задержаться. мама очень любит тишину и то, что нет людей. я остался один на целый день, до позднего вечера. это было первый раз в жизни. она даже не предложила поехать вместе с ней. я помню, что чувствовал себя взрослым. я звонил своему другу, мы долго разговаривали. дважды звонила мама. а потом, когда стало очень сонно, я нашёл хорошее место у окна и наблюдал, как маленький дождь превращается в сильный. и вот, когда дождь кончился, то я увидел прямо перед собой, по ту сторону стекла, собаку. когда она пришла и откуда, я не видел, потому что дремал. она просто сидела, спиной ко мне, ничего не делала.
я долго искал, чем её можно угостить. но я не знал, что любят собаки. если то же самое, что волки, то нужно мясо. но ничего из мяса у нас не было. я нашёл крекеры и вышел из дома. собаки не было. я тогда подумал, что она пряталась от дождя, а когда он кончился, пошла дальше, по своим делам. или услышала, что в доме кто-то есть, испугалась и убежала.
потом приехала мама, стала много всего рассказывать. что бабушку опять нашли, что сейчас она в доме, а с ней женщина, которой отец заплатил, чтобы она присматривала за бабушкой. что меня ждёт большой сюрприз в воскресенье. но я уже знал, Ларс по телефону проболтался, что приедет к нам с родителями. и много всего другого.
я рассказал ей про собаку. мама слушала, ничего не говорила. а потом вдруг вышла из дома. я видел, как она включила в машине свет и что-то искала в большой сумке на заднем сидении. потом перестала искать и вытащила всю сумку. я подумал, что она сейчас станет готовить ужин и что о собаке мы больше говорить не будем...
она действительно начала готовить, а я достал эту книгу и стал искать ту собаку. но я видел её только со спины, какая у неё морда, я понятия не имел. и вдруг мама подошла ко мне, взяла книгу, посмотрела оглавление и открыла эту самую страницу. ни слова не говоря. потом вернулась к плите, а я смотрел на этого пса и понимал, какой он красивый и как жаль, что он так быстро ушёл. "я думала, что у меня галлюцинации", вдруг сказала она. "он появился на дороге, прямо передо мной. я не видела, откуда он взялся, это было километрах в пяти от дома, там одни поля. я остановилась, думала, что сбила его. но его нигде не было."


- это был первый раз. - он посмотрел сквозь окно. там совсем стемнело, зажглись фонари у ворот. она представила мальчика, сидящего перед этой самой книгой, за этим самым столом, со своей мамой, возле этой вот плиты. - именно в тот вечер мама рассказала мне о том, что такую же собаку бабушка прятала в подвале."но это ведь не та же самая?", спросил я её тогда. "нет, конечно", ответила она, "ту увезли, далеко, у неё есть дом, зачем ей бродяжничать?". я тогда сказал, что и у бабушки есть дом, но она ведь бродит. мама тогда засмеялась. и долго потом ещё улыбалась, пока мы ели...
потом было ещё четыре раза, когда такой пёс вдруг появлялся. последний раз он появился в Норвегии, просто оказался посреди улицы, абсолютно пустой, если не считать нас с моей подругой, которые возвращались в свой отель с вечеринки в другом отеле. мела пурга, а пёс сидел, совсем не шевелясь, перед нами, глядя на то, как мы приближаемся. там нет собак без хозяев, то есть вообще нет, ни одной. конечно, он мог сбежать или потеряться... я очень хорошо помню, что мне стало очень страшно. я не боялся, что он укусит или что-то ещё. но мне было так страшно, что я остановился. моя подруга спросила, не стало ли мне плохо после всех наших обжорств. я не мог ничего ответить, и она больше ничего не спрашивала. мы прошли мимо пса, который посмотрел на нас, но не двинулся с места. потом я оглянулся, мне очень сильно этого хотелось, он так и сидел, теперь уже спиной к нам, как в самый первый раз.
- и ты думаешь, что это призрак? - спросила она.
- нет. - он открыл ещё одну бутылку вина и зажёг огонь. - но если бы это был призрак, то было бы лучше. а что это такое на самом деле, я совершенно не понимаю. не понимаю, почему он всегда один, не понимаю, почему всегда эта порода, почему всегда чёрный. я видел его следы на снегу и на песке. то есть, он, как ты говорила?
- во плоти.
- да, во плоти. сколько живут собаки? сколько бы не жили, тот первый пёс, который пришёл в дождь, уже умер. но последний раз я видел его прошлой зимой. прошло больше пятнадцати лет. и я думаю, что это тот же самый, а не похожий.
- знаешь, я бы докопалась до бабушки. может, ответ где-то там? - она сказала первое, что пришло в голову. впрочем, сразу же поняла, что поступила бы именно так.
- что бы ты сделала? - он повернулся к ней, серые глаза были тёмными, почти чёрными. - что бабушка? я не понимаю. откопала бы её? ты так шутишь? - он выключил огонь, услышав, что вино вот-вот закипит.
- она умерла, что ли?
- я говорил, что умерла.
- не говорил.
он был так изумлён, что зачерпнув вина, не налил его в кружки, а вылил обратно в котелок. - я думал, что говорил.

"с резьбы его, конечно, не сорвёт. но кто знает, чем может стать такая чепуха, если её прогнать раз сто одними и теми же кругами?" - она смотрела на его спину.
он вернулся за стол.
- да. я не говорил. - он вдруг захохотал. "хотя, резьба так непредсказуема..." - мы тогда рисовали слова и жестами помогали себе говорить. я ещё подумал, что мог бы нарисовать могилу с бабушкой, но это было бы слишком.
- а ты не думал завести такую собаку?
- думал. и, наверно, заведу. - он улыбался. это вино было очень горячим, они пили маленькими глотками. вдруг опять скрипнула лестница, как тогда, весной...
- помнишь, мы говорили про кровь? здесь, за этим столом?
- да. мы тогда про вырождение тоже говорили. только слов было меньше. я мало понимал из того, что ты говорила. и ты тоже не понимала.
- про вырождение, про так называемый "зов", про тайны, спрятанные в крови, про всякие коды, шифры, зависимость, потом опять про вырождение...
- да.
- ты сказал тогда, что чувствуешь себя тупиком. у нас говорят "тупиковая ветвь". тот же выродок, только название добрее.
- так и было. но сейчас я этого не чувствую. думаю, что история с той девушкой, которая придумала для нас путешествие по Норвегии, что-то изменила. или отложила. эта девушка избавила меня от чего-то. во мне был лёд, как в некоторых есть яд. я видел таких людей.
- я тоже видела. 
он сцепил руки в замок и медленно завёл их за голову.
- я вообще про это ничего не понимаю. если всё дело только в обмене ДНК, то каждый может быть кому-то доктором. та девушка не была первой, я не сходил по ней с ума, как говорят, и она по мне тоже не сходила. однако, только после неё что-то изменилось. 


он подъехал к ящику с вином и заглянул туда. ей стало смешно. она попробовала представить размеры той бочки, которую они выпили за всё их общее время.
- в этой книге есть про некоторые породы информация, на сколько метров они могут чувствовать запах. - он вернулся к столу. - мы когда-то начали разговор про третий путь, зимой, в поезде. помнишь?
- да. - она смотрела на него и думала о том, что собаке бы в этом доме понравилось.
- то, что мы тогда говорили, я нигде не встречал. везде только о двух путях - свой ищет своего для спаривания, либо один вид ищет другой, чтобы сожрать.
- так, про третий, наверно, никто ещё не написал.
- может, мы напишем. - он встал, открыл последнюю бутылку и вылил вино к котелок.
- может.
 он убавил огонь. 
она полистала книгу, потом вернулась к развороту с чёрным как будто улыбающимся псом.
- мне было примерно столько же, сколько и тебе, когда ты в первый раз увидел эту собаку. я тогда стала думать, что есть что-то ещё. стали приходить вопросы о том, не является ли то, что люди называют дружбой, таким же зовом крови? с той только разницей, что кровь заряжена как-то иначе, что она притягивает и тянется, но не стремится поглотить, смешаться или уничтожить.
- это может быть связано с собакой? - он посмотрел на фотографию чёрного пса и вдруг вытащил из кармана листок. - это твоё письмо ему. - она помотала головой. он кивнул и стал рвать лист на маленькие кусочки.
- про собаку мне пришло в голову что-то похожее. зов в крови, на который отзываются, но который не имеет развязки. он просто есть. ты говорил, что твоя кровь - очень запутанная история. помнишь?
он опять кивнул.
- ты много всего тогда рассказывал. я не всё поняла, но помню про отрицательные резусы, гемофилию, рождение мальчиков, одного мальчика... что мужчин рвало на охоте... что ребёнок был поздним для отца.
- отец мог быть моим дедом. - очень медленно сказал он и кивнул. - а с охотой совсем плохо. отца исключили, а меня уже не брали. - подъехал к плите и выключил огонь.

- знаешь, мы когда в моём детстве ходили с бабушкой и другими членами семьи в лес, то я всегда замечала одну штуку. - лес был один и тот же, одежда, по лесному обычаю, была у всех похожа, времени мы проводили в лесу одинаково. однако, когда мы возвращались домой с ягодами или грибами, то кто-то из нас был искусан насекомыми до неузнаваемости, - он пошевелил рукой, - ... сильно, а кто-то почти не тронут. и это повторялось из раза в раз. тоже вопрос крови. может, её группы, может, давления в ней, может, чего-то ещё. это второй путь, конечно. мы были едой. однако, и едой мы были разной.
возможно, что сочетание особенностей твоей крови - это источник сигналов для конкретного вида из мира животных. что лабрадор способен чувствовать что-то похожее на "третий путь". я имею в виду не природную собачью привязанность к людям, которая развивается за какой-то отрезок времени. я говорю о сигналах, которые ты посылаешь, а они ловят. а то, что ни одна из собак не шла за тобой, не была в поле твоего зрения долго, не возвращалась, может означать,что сигналы эти редки и беспорядочны. но если допустить, что таких, как ты, в мире мало, то появляться эти собаки будут на протяжении всей твоей жизни.
- но я не один такой? - он разлил вино в кружки.
- я думаю, если бы ты был один, то рядом постоянно болтались бы чёрные лабрадоры.
- ты сумасшедшая. - восхищённо сказал он. - точно такая же, как он. и я вижу, что ты это придумала сейчас.
- да. - она смотрела на горку бумажной трухи, в которую превратилось письмо. - это просто версия. все версии равноценны. ведь никто ничего не знает. а работает только то, во что веришь.
- пока ты говорила, я подумал, что чем бы это ни было, это загадка специально для меня. а ещё подумал, что несколько веков назад тебя бы сожгли.
- меня и сейчас время от времени сжигают, века тут не при чём. - она улыбалась и думала, что пора спать.- а где твоя бабушка брала змею в руки?
он засмеялся.
- это семейный фольклор. где-то в горах. отец тогда был ребёнком, они гуляли. и потом эту змею ей постоянно вспоминали, по любому поводу. - он вдруг перешёл на родной язык. - я никогда столько не пил, сколько сегодня. пора спать. - он встал, опёрся руками о круглый стол и объявил. - ты ходишь во сне.
- неужели? - она откатила стул на метр назад и, развернув его, упала на диван.


- не забывай меня. - он крепко её обнял, и она кивнула в его свитер. он отпустил её, она заметила, что на них поглядывают. интересно, кого они видят?
- а ты не забывай, что все версии равноценны. - она улыбнулась, увидев, что он тоже улыбается. 
- все версии равноценны. - сказал он на своём языке. ещё раз, быстро, обнял её, и она почти бегом пошла на регистрацию.


через несколько дней она получила письмо. текста не было, только фотография свежевыкрашенной скамейки.
она нашла ответную картинку и, немного подумав, набрала текст.
"ты спрашивал перед самолётом, что значит "два с лишним", но начали что-то объявлять, а потом принесли кофе, и мы стали говорить про кофе. тут "лишнее" - не значит ненужное. это сколько-то, но неизвестно, сколько. может, много, может, совсем мало. но оно также важно, как и два.
изображение размытое - это потому, что стекло мокрое. когда я вышла из терминала, её уже не было."