Пролог
Сегодня у старого Герша было людно – человек двенадцать. Его таверна находилась далеко от всех ближайших поселений, и путники собирались здесь в таком количестве нечасто. Обычно человек пять-шесть за раз, не более, а бывало, что и по две недели ни одна нога не переступала порога.
- Хороший день, - приговаривал хозяин, потирая руки и глядя, кому из посетителей ещё нужно услужить. – Добрый, добрый день!
В кухне стоял чад, гремела посуда, и время от времени люди, сидевшие за столами, слышали красочные ругательства, которыми награждала жена Герша свою помощницу. Час был поздний. В свете промасленных ламп большие, беспокойные тени дрожали на бревенчатых стенах. За одним из столов уже затянули песню, из-за другого трое путников встали и направились к лестнице, ведущей в спальни.
Внезапно двери таверны распахнулись, с грохотом ударили о стену, и в комнату ввалился человек. Он тяжко опустился на колени и сразу же рухнул без чувств. Несколько мужчин бросились было к нему, но тут же в ужасе отпрянули, увидев под плащом незнакомца посох из черной кости. Повисла гнетущая тишина, и дюжина испуганных лиц повернулась к Гершу.
- Дохи дери, – мелькнуло в его голове, - полумертвый маг в моей таверне!
Стараясь справиться с накатывающей паникой, он слишком плавно положил на стойку тряпку, которой начищал кружки, и на ватных ногах спешно заковылял к двери. Нагнувшись, он подхватил незнакомца под мышки и попытался поднять, но тот, хоть и не был толст, весил довольно много.
- Да помогите кто-нибудь! – отдуваясь, прохрипел Герш. Не в его возрасте было таскать такие тяжести.
Сначала никто не пошевелился, но после изрядной порции отборной брани два помощника всё же нашлись. Втроем они отнесли бесчувственного мага в одну из комнат и уложили на кровать, после чего помощники пулей вылетели за дверь, и Герш остался один на один со своим страхом. Он хотел уйти, повинуясь первобытному инстинкту самосохранения, но почему-то не мог. Одеревенев, старик стоял перед кроватью и смотрел на мага, слыша частое уханье собственного сердца.
В тусклом жёлтом свете лампы он невольно рассматривал того, чьё нахождение здесь не сулило ничего хорошего. Маг был не стар, лет ста пятидесяти, и его аккуратную, короткую бороду, какую носят во всех цитаделях, седина должна была тронуть ещё нескоро. Однако хватало короткого взгляда, чтобы понять – с ним что-то не так. Одежда его была в пыли, засохшей грязи и каких-то пятнах непонятного происхождения; дорожные туфли стоптаны до дыр. По всей видимости, маг шёл очень долго и издалека, а это было совершенно немыслимо: маги живут в своих цитаделях всю долгую жизнь, если путешествуют, то только в каретах и никогда не обременяют себя никакой физической работой, не говоря уже о таком изнурительном походе. Видимо, это он так измотал незнакомца: его закрытые глаза тонули в чёрных тенях, под истончившейся серой кожей были видны мельчайшие сосуды, по которым время от времени пробегали голубоватые переливы; губы были почти такого же цвета, как и всё лицо, и сам путник под толстым плащом оказался страшно худ.
Это всё отмечал про себя Герш, приходя во всё больший страх и замешательство. Что делать ему с этим незваным гостем? Если бы хозяин таверны не знал ничего о магах, решил бы, что тот тяжело болен… Но как такое возможно? На истощённость от голода тоже не похоже – слишком странно выглядел незнакомец. Конечно, весь вид путника говорил о том, что ему недолго осталось, но старик совершенно твёрдо знал: маги не причиняют вреда друг другу, не болеют и уж абсолютно нелепо предположить, что какой-то человек мог напасть на мага. Смерть от старости незнакомцу не грозила ещё лет триста. В таком случае, что за чертовщина творится здесь, в этой комнате на глазах старика, который, как ему казалось, повидал в своей жизни уже всё, что возможно?
Размышления Герша были прерваны магом, который начал приходить в себя. Едва открыв глаза и увидев перед собой старика, он с мучительным усилием приподнялся на кровати и прохрипел:
- Подойди.
Герш почувствовал, как волосы на его теле зашевелились. Он стоял, как вкопанный. Тогда маг, уже сурово, собрав остатки своих сил, проговорил:
- Ты, человек, властью своей велю тебе – подойди! Слушай и делай, что скажу.
Подчиняясь, трактирщик медленно, чуть не стуча зубами, пошел к кровати. Остановившись перед магом, он сумел выдавить из себя только жалкий всхлип. Незнакомец вдруг схватил его за руку и притянул уже едва соображающего старика к себе, обдав его странным, незнакомым зловонием.
- Часы, а может и минуты мои на исходе, - обессиленный кратким напряжением, маг едва дышал, и тихие звуки срывались с его серых губ. – Прямо сейчас отправляйся в Риккол или отправь того, кому доверяешь. Найди Аша, расскажи ему всё, что видел сегодня, и передай: смерть ждёт нас всех. Она уже идёт. Идёт с юга, и никто не остановит её, если только не сделать то, о чём знает Совет Девяти. Пусть Аш доведёт эти слова до Совета чем скорее, тем лучше.
- Н… но меня не пустят… к управляющему магу, - пролепетал Герш.
- Возьми мой посох. Тьма забрала силу концентрирующего кристалла, и он не причинит тебе вреда. Он послужит доказательством твоих слов перед магами Риккола. Иди скорее!
- Вы… вы же… умрёте здесь!
- Тебе ничего не грозит! – нетерпеливо ответил маг и прибавил: - Если выполнишь мои указания.
Силы окончательно покинули его.
- Иди же, человек! – произнёс он, вперив в Герша грозный взгляд, а потом упал на подушку, дыхание его участилось, а тело стало вздрагивать, словно по нему пропускали молнии.
Не в силах оторвать глаз и чувствуя, что вот-вот обмочится, старик попятился к двери, нащупал ручку и выскочил в коридор. Здесь напряжение немного отпустило его, и он стал думать. Ничего не понимая, Герш уяснил главное: дела совсем плохи. Можно было ослушаться мага – всё равно скоро загнётся, а о его словах больше никто ничего не знает, - однако разум подсказывал ему, что такое развитие событий чревато чем-то похуже бесконечных допросов и нахождения под контролем до конца дней. Он спустился в таверну, где не было больше ни души, позвал жену.
- Я пойду к Огару. Наверх не ходи.
Накинул плащ, на всякий случай обернул им руку, чтобы взять посох, валявшийся на полу, прихватил лампу, висевшую у входа, и вышел в предрассветный сумрак.
Глава первая
Набрав полную тачку глины, Тодор бросил лопату на землю и наконец позволил себе сесть. Он весь взмок от работы, ныла спина, но для него это было привычно и правильно. Сартон шумно нёс свои могучие воды на запад к горизонту, расстилаясь на юг едва не до самой кромки неба. Его мутно-серое полотно скрывало мрачные глубины, полные опасных тварей, беспощадные ко всякому, кто неумело обращался с лодкой, но для Тодора Сартон был родным и не внушал ему страха, только почтение. Долгие годы в долине этой реки они с отцом добывают глину и песок для своих гончарных работ, Тодор не видел, да и не хотел видеть чего-то другого. Жизнь началась здесь и пройдёт здесь, а когда настанет время ей оборваться, их тела обмажут глиной и на закате отправят вниз по течению, чтобы солнце поглотило их навеки.
Тодор обернулся и посмотрел туда, где виднелись стены города людей. Налетел ветер, и он почувствовал, как холод вплетается в его тёмные, влажные от пота волосы. Город стоял, окружённый каменной стеной, из-за которой виднелись то там, то здесь струйки белого дыма. Дозорный на сторожевой вышке – сегодня это был мебельщик Дикус – выглядел неясным силуэтом, но Тодор знал, что Дикус точно дремлет, свесив голову на грудь и приоткрыв свой грустный тонкогубый рот - отщепенцы не пытались проникнуть в город уже лет 30, больше досаждали одиноким путникам и группам с поставками для магов. Пора было возвращаться, и Тодор, отдохнув, встал и покатил свою тележку туда, где возвышалась серая стена.
Сам город был большим и многолюдным и представлял собой несколько районов, соединённых охраняемыми проходами. В нижнем, соприкасающемся со стеной, жили ювелиры. Это была сплошная беднота и пьянь, потому что маги не носили украшений, они были почитателями архитектуры, а богачам в городе серьги, кольца и браслеты требовались нечасто – бессмысленные побрякушки, от которых не было практической пользы, они дарили иногда по праздникам своим женщинам, только и всего. Ювелиры были рудиментом, остатками гильдии, процветавшей в старом, давно забытом обществе. Чуть выше жили мебельщики, на следующем уровне – гончары, ещё выше – ткачи и портные, и наконец, в верхнем городе обитала местная знать различного ранга – фермеры, пекари и мясники. Без них погибли бы голодной смертью и люди, и маги, потому что маги не работали физически вообще, а люди трудились каждый над собственной работой, не успевая заниматься чем-то ещё. Переходить из одной части города в другую без особой необходимости было запрещено. Также не разрешалось менять гильдию, ведь тогда каждый бы захотел заняться фермерством, готовить колбасу или печь хлеб. Были только три случая, когда люди из разных районов могли пообщаться: во время ежегодного грандиозного базара, когда шли на рынок раз в месяц или во время поставок для магов раз в три месяца – тогда около двух десятков человек из разных гильдий отправлялись с телегами, гружёнными товаром, в ближайшую к городу цитадель.
От ворот шла одна главная дорога, от которой, словно ветви от ствола, отходили в разные стороны проходы. Тодор повернул к тому, что вёл в гончарный район. Охранник сказал: «Здорово, Тодор!» и пропустил его. Охранники происходили из разных гильдий и, сменяясь, никогда не стояли у прохода в родную часть города, поэтому были лично знакомы почти с каждым его жителем.
Пройдя длинным, узким тоннелем, Тодор вышел на такую же узкую и мрачную улицу гончарного района. Здесь ему был знаком не то что каждый человек – каждый камень, поэтому на душе у него сразу стало теплее, и на лице появилась улыбка.
- Привет, Дарин! – крикнул он немолодой обрюзгшей женщине, которая перед деревянным покосившимся домом стирала какие-то тряпки в щербатом тазу. Вода из него плескалась во все стороны.
- Привет, привет, - отвечала она, ухмыльнувшись, и продолжала стирать.
Мальчишка, сын соседа, выскочил Тодору наперерез из-за поворота. Его щёки пылали, заношенная одежда была грязнее грязи, а по сияющим глазам нетрудно было догадаться, что он настоящий сорванец и у него случилась большая радость.
- Угадай, что сегодня было! – крикнул он и, не дожидаясь ответа, торжествующе произнёс: «Я уговорил охранника Лима разрешить мне взглянуть одним глазком на верхний район! Я видел одну тётку, она была в платье! А я не верил, что тамошние тётки носят платья! Она…
- Тише ты, балбес! – Тодор сгрёб мальчика своей сильной, как у медведя, рукой и прошептал ему на ухо: «Ты знаешь, что и тебе и добряку Лиму придётся очень плохо, если об этом узнают в верхнем городе. Думаешь, среди бедняков, которых ты знаешь всю жизнь, не найдётся того, кто пожалуется на тебя, чтобы получить возможность пристроить свою дочь или сына прислугой у богача?».
Мальчишка настороженно огляделся, сглотнул и смущённо поглядел на Тодора.
- Да уж, - проговорил он кисло, - я балбес. Просто у них там всё совсем по-другому… Если бы только ты видел!
- Я не хочу видеть, - отрезал Тодор. – Мне это не интересно. Жизнь идёт, как идёт, и по мне она вполне хороша. Мы не ювелиры, и слава элементам.
И он зашагал дальше.
Дом, в котором жили они с отцом, находился в самом центре района, но, несмотря на то, что состояла в гильдии почти тысяча человек, улицы нельзя было назвать оживлёнными. Дома выглядели собранными в кучу, нагроможденными; собственного двора не было ни у кого, не было даже заборов, однако мастерские и жалкие клочки земли, на которых люди выращивали чахлую зелень, охранялись каждым с повышенной бдительностью. Здесь было серо, однообразно и пыльно. Да, пыль…Ветер гонял её между безликими, приземистыми строениями из дерева и глины, закручивал в маленькие смерчи, вдувал в щели и открывающиеся изредка двери и окна, так что она была повсюду. Деревьев здесь не было. Травы практически тоже. Им просто негде было расти. Говорили, что они есть в верхнем городе, и будто бы там даже посажен сад, но никто никогда не видел этого и не знал, насколько можно верить слухам. Раз в год, когда проходил традиционный грандиозный базар, кто-нибудь из молодых юношей и девушек мог привлечь на торгах богача, и он приглашал счастливчика работать у себя в прислуге (хотя наняться можно было и другим способом, не совсем чистым), но обратно они уже не возвращались, потому не могли ничего рассказать. Говорили ещё, что женщины богачей носят платья и что они не работают, совсем как маги. Раньше Тодор не верил в разговоры – платье это ведь так неудобно для работы, непрактично, а как может человек не трудиться?! – но после разговора с соседским сорванцом он всю дорогу не мог выбросить это из головы.
Придя домой, он первым делом направился в мастерскую. Оставив тачку с глиной у входа, он зашёл в небольшое помещение, пахнущее влагой и землёй, довольно жаркое, потому что печь для обжига находилась здесь же. Обычно они с отцом работали вдвоём, но сейчас гончарный круг сиротливо молчал, а печь успела остыть. Никого не было в мастерской, и в груди Тодора что-то кольнуло, нехорошее предчувствие сжало сердце. Дом и мастерская были пристроены друг к другу, так что он быстро прошёл к двери, ведущей в жилую часть, и, войдя в комнату (это, собственно, и был весь дом), увидел отца. Тот лежал в постели, укрытый чьим-то шерстяным одеялом. Казалось, он спит, но когда Тодор вошёл, его глаза открылись.
- А-а, сын. Хорошо, что ты так быстро вернулся, - проговорил он с усталой улыбкой и, предваряя вопрос, сказал: «Со мной всё нормально. Травник приходил. Обычная простуда. Я-то хотел поработать, но он запретил. Дал мне какой-то своей дряни, ещё и оставил, чтоб я пил, вон, погляди, - он показал на кувшин, обёрнутый широкими бурыми листьями. – Говорит, жар продержится дня три-четыре».
- Но ведь завтра поставка! Наш дом представляет гильдию…
- Вот и отправишься вместо меня. Хоть посмотришь, каков мир за долиной Сартона. Тебе 31 год, и ты всегда избегал этой обязанности. Видно сама судьба облегчила мне задачу выпихнуть тебя наконец из дома!
Отец Тодора добродушно засмеялся.
- Давай, пора уже давно. Ты увидишь великую северную цитадель. Поверь, оно того стоит. Ты не забудешь этого зрелища никогда и никогда уже не пустишь меня с поставкой вместо себя. А там, кто знает, может, захочешь увидеть гильдии гончаров в других городах. Обмен опытом полезен. И обмен девушками тоже, между прочим. Я как посмотрю, здесь ты таскаешься без ума и без толку. Глядишь, в чужом городе найдётся такая, что накинет тебе хомут, и я в здравом уме успею увидеть внуков.
- Внуков?! Но я… Что я буду делать в цитадели? Я же почти ничего не знаю об этом… деле…
- Да не нужно тебе ничего знать! Придёте, маги встретят вас, разгрузите телеги и назад. Вот и всё. Довольно этого детского лепета!
По нахмуренному лицу отца Тодор понял, что разговор окончен.
- Ладно, - сказал он, спеша избавить себя от сурового взгляда отца и мыслей о детях, - пойду в оружейную, выберу себе что-нибудь на случай, если нападут отщепенцы. Такое же было однажды…
- Было, было. Иди.
Тодор повернулся и вышел, слыша, как отец что-то недовольно бормочет.
Оружейная представляла собой покосившийся и поеденный жуками сарай в центре района, в котором были свалены кое-как оружие и доспехи. Многое из этих скорбных остатков уже давно покрылось ржавчиной или было откровенным хламом, но и здесь можно было найти образцы прекрасной работы лучших мастеров кузнечной гильдии, которая канула в Лету вместе с Эпохой массовых войн. Тодор перебирал копья и мечи, арбалеты и топоры, булавы и пики. У него внутри то всё холодело, то вдруг обдавалось жаром и по ногам бежали мурашки. Он говорил себе, что ничего особенного в этом небольшом походе нет, что это рутинное дело и, скорее всего, на них даже никто не нападёт, но сердце колотилось как бешеное. Он действительно никогда в своей жизни не ходил дальше долины реки, да и там бывал лишь затем, чтобы набрать глины, воды или поймать пару рыбин. Мир совсем не манил его. Тодору хватало работы, базаров, трактира и девушек из гильдии - не слишком умных, не слишком весёлых, но падких на его мускулы и ничего не ждущих взамен. Маги, конечно, интересовали его и пугали, но они вызывали и другое чувство – куда более тёмное, – и от этого Тодору только меньше хотелось видеть их воочию.
В куче металла перед собой он не находил ничего, что казалось бы более-менее надёжным. С большим трудом, убив на примерку почти час, он решил, что броня ему ни к чему, а с оружием оказалось ещё сложнее. Его отец неплохо управлялся с копьём, но Тодор откровенно ленился развивать боевые навыки. Зачем тратить время, если никаких сражений нет и в помине? В итоге он выбрал то, на чём было меньше ржавчины и что выглядело наиболее внушительно, - большую, тяжёлую секиру с коротковатой, но мощной рукоятью. Оставалось ещё собрать кое-что из одежды и еды, поэтому Тодор с тяжёлым сердцем снова пошёл домой. Наутро ему предстояло отправиться в дорогу.
Глава вторая
Маг сидел один за столом в комнате, залитой утренним светом. В руках у него был глобус, и он внимательно рассматривал его, хмуря тонкие, породисто изогнутые брови. Свежий, пахнущий весной ветер, врывался в открытое окно, вздымал тяжёлые занавеси так, что казалось, они вдыхают его полной грудью, шелестел развёрнутыми свитками и страницами раскрытых книг, которых здесь было множество, но маг не обращал на это внимания. Даже когда ветер налетел с неожиданной силой и с громким шелестом швырнул на пол несколько свитков, он не оторвал глаз от глобуса. На мгновение взор его заволокла пелена глубокой задумчивости, но как раз в эту минуту раздался стук в дверь. Маг поставил глобус на стол, встал и громко сказал: «Войдите!».
Гость вошёл и первым делом закрыл окно.
- Я полагаю, ты уже в курсе, что из Риккола прилетела заговорённая птица, но бьюсь об заклад, ещё не знаешь, какие вести она принесла, - он плюхнулся на разобранную кровать и теперь смотрел на мага снизу вверх, лукаво сощурив глаза. – Чтобы подогреть твой интерес скажу, что Лаакан собирает Совет Девяти завтра.
Маг не выразил никаких эмоций. Он подошёл к окну и опёрся о гладкий как шёлк, изумительно белый подоконник.
- Я уже всё знаю, - ответил он, - и поэтому мне не до шуток.
- Какая досада! – гость, казалось, был искренне разочарован. – Я надеялся сам рассказать тебе обо всём с самыми жуткими подробностями… Кто этот негодяй, который меня опередил?
- Нерил.
- О, она не слишком красноречива, так что, я думаю, мне ещё есть, чем тебя удивить!
- Я не вижу здесь ничего забавного. Нерил рассказала мне всё ещё вчера перед сном, и я всю ночь провёл в библиотеке. Кстати, Лаакан там был…
- Он хочет рассказать всем на Совете.
- Не важно. Это серьёзно, Маркус. Я нашёл упоминание, вернее, предсказание, в свитках времён первых магов.
Лицо Маркуса стало серьёзным.
- Да… Сказать по правде меня пугает то, что происходит, - проговорил он, - и не только меня – весь Совет Девяти близок к панике, - тут на его лицо вернулась хитрая улыбка, - представь, что начнётся, когда Лаакан объявит об этой… проблеме во всеуслышание. А ты, Мехес, что ты узнал ещё?
- В одном свитке, таком древнем, что даже с сохраняющим заклинанием страшно брать его в руки, написано, что конец времён придёт как болезнь, когда сотворившая всё разумное сила обернётся против ей же сотворённого. Болезнь, опасная и для нас, и для людей. Другой природы, чем те, которыми болеют эти недоразвитые создания. Любой маг знает, как появился этот мир, но где сейчас источник, неизвестно никому. Единственное, что понятно, - проклятье движется с юга. Я всё утро рассматривал глобус, размышлял… На юге много мест-потенциальных хранилищ… Там сам Архимаг не разберёт, за что уцепиться, чтобы понять…, - Мехес от беспомощности вцепился в подоконник так, что тонкие пальцы его побелели.– Ладно ещё эти никчёмные люди, но мы! Должно быть что-то, какой-то секрет, который сделает магов неуязвимыми!
- Я согласен с тобой. Но Лаакан, ты же знаешь, считает людей неотъемлемой деталью паззла… Жизненно важным элементом равновесия.
- Пф! – губы Мехеса скривились. – При большом желании мы даже питаться могли бы без их участия. Владея силами элементов, можно сделать всё что угодно. Просто так уж заведено: болтовня о равновесии и роли людей, дать смысл их дурацкому существованию… При этом даже Лаакану безразлично, как они там живут, в своих вонючих городах. Я был однажды в одном из них. Мылся потом полдня.
- Хм. Так есть идеи или как? – спросил Маркус, и голос его стал вкрадчивым.
- Собственно, я вычитал кое-что ещё. Но есть одна проблема: чтобы воспользоваться этим знанием, нужно кое-кого – двоих - найти. Насчёт одного у меня есть соображения, но второй…
- Слушай, хватит ходить вокруг да около. Кто? Что? Говори прямо!
- Терпение, Маркус, я и сам пока не всё понял и взвесил как следует. Ты ведь правая рука Лаакана, можешь кое-что для меня разузнать?
- Ты можешь узнать и сам, ты ведь тоже член Совета.
- Думаю, информацией такого рода Верховный скорее поделится с тобой…
Маркус задумчиво пожевал губу. После минутного молчания он ответил:
- Я не понимаю ни-че-го, но если ты задумал идти против Лаакана, я пас.
- Не против, а… скажем, в обход. Не беспокойся, ни ему, ни кому-либо из нас это ничем не грозит. Людям – да. Но если мои прикидки верны, это небольшая цена за спасение магов от конца света.
- А если не верны?
- Как раз для этого мне и нужна дополнительная информация – тогда я смогу всё рассчитать как надо.
- Что ж, валяй, так и быть…
- Расспроси у Лаакана о Лие. Чем больше узнаешь, тем лучше. Но главное – спроси как-нибудь ненавязчиво, какого числа она родилась.
- Лаакан не станет об этом говорить. Даже со мной.
- Чёрт! – Мехес вплотную подошёл к другу и схватил его за запястье, - это, возможно, самое главное! Я спросил у Нерил, а она даже не знает, кто это – Лиа!
- Да уж конечно! Лаакан запретил даже заговаривать о ней ещё тогда.
- И тебе не кажется это странным?
- Нет. Она опозорила магов.
- Я нутром чую – дело не только в этом. И мне во что бы то ни стало нужно узнать больше!
***
Верховный маг действительно собрал Совет Девяти на следующий день. На балконе главной башни в мягких высоких креслах восседали члены Совета, среди них Маркус и Мехес. Далеко внизу, на площади и прилегающих к ней улицах, собрались маги-жители цитадели – около десяти тысяч. С башни они были похожи на колонию крошечных насекомых, пестрящих всеми возможными красками – маги, хоть и не носили украшений, были весьма требовательны в нарядах, вот почему людская гильдия ткачей и портных лишь ненамного уступала фермерам. С помощью простого заклинания голоса членов Совета становились хорошо слышны внизу, и собравшиеся могли следить за каждым сказанным словом.
Лаакан сидел в середине. Короткая седая борода и такие же короткие седые волосы, решительный взгляд, благородные черты лица, на котором, как свидетели прожитых лет, пролегли морщины, крепкое тело и расправленные плечи – всё в нём внушало почтение и трепет, однако приближённые знали, что он не только властен, но и мудр и даже отзывчив, если завоевать его расположение.
Маркус сидел в своём кресле слегка развалясь и с характерной полуулыбкой, которая выдавала всегдашнюю готовность пошутить, невзирая на обстоятельства. Мехес был мрачен, как грозовое небо и нервно притопывал ногой, так что Маркус наклонился к нему и тихо сказал:
- Сделай лицо проще и перестань дёргаться, а то Серайя уже косо на тебя смотрит.
- Что ж, начнём, - произнёс Лаакан, и все затихли. – Маги Делакарона, Совет Девяти был созван сегодня экстренно. Сразу могу сказать, что, возможно, перед нами встанет задача, с которой не приходилось сталкиваться ещё никому. Но всё по порядку. День назад из Риккола – западной цитадели – прилетела заговорённая птица. Аш, управляющий маг, говорит, что к ним приходил человек, который рассказывал небывалые вещи. Якобы в его таверну пришёл маг – молодой маг, - который был тяжко болен, фактически умирал. Он сказал, что… Только прошу вас всех: не надо паники. В общем, он сказал, что c юга идёт… смерть. Что погибнут все.
- Кто подтвердит, что человек не лгал или не страдает психическим расстройством? – крикнул кто-то на площади.
- У этого человека был в руках посох. Настоящий.
По живому морю пробежал громкий ропот. Лаакан продолжал:
- Концентрирующий кристалл оказался мёртв. Человек держал его голыми руками. Аш оставил человека в цитадели и послал птицу на запад, в Хитум. Птица вернулась только через две недели, и те слова, которые Аш услышал от неё, заставили его немедля известить меня. Половина магов Хитума погибла. Город людей стоит каменной глыбой, словно в нём никогда не было жизни. Кто-то из магов бежал из цитадели, и их судьба неизвестна, а управляющий и его близкие отправились в Нагаир. По его словам, наша напасть – это какое-то проклятие: люди сгорают, если можно так выразиться, прямо на ходу и без остатка, абсолютно, даже праха не остаётся. Маги же болеют. Долго и мучительно. Потом умирают.
Лаакан выдержал паузу, но все молчали.
- У Аша были по этому поводу догадки, которыми он поделился со мной и… Я сам с трудом верю в то, что происходит… Я даже ходил в библиотеку. В общем-то каждый маг знает предание о том, как была сотворена наша планета, но о том, как она должна завершить своё существование, знают только Хранители. То есть управляющие маги цитаделей.
- Мы все умрём?! – раздалось внизу, и шум тысяч голосов сотряс стены башни.
- Не умаляя опасности, могу с полной уверенностью сказать: выход есть. Это будет нелегко, но выполнимо. Членам Совета я поведал обо всём более подробно перед заседанием. Теперь, если позволите, мы перейдём к обсуждению за закрытыми дверями. Когда закончим, по городу будут разосланы птицы, и каждый сможет быть в курсе событий.
Лаакан встал, высокие двустворчатые двери позади него бесшумно распахнулись, и все девять магов прошли в Зал Совета.
Яркие лучи дневного светила струились здесь сквозь огромные витражи, обволакивая мягким зеленоватым светом величественные колонны из белого мрамора. Они были такой безупречной белизны, такие гладкие и словно невесомые, что, казалось, неведомое божество только что вылепило их из летних облаков. Но на самом деле вся цитадель была возведена и поддерживалась в безупречном состоянии при помощи магии, а многим зданиям, включая башню Архимага, исполнилось по нескольку тысяч лет. Пол по всему периметру устилал мягкий ковёр с плавными линиями сине-белого орнамента, у стен высились шкафы с книгами, в одном из углов стоял хрустальный стол и мягкие стулья – здесь и расположились члены Совета. Лаакан одним жестом вскипятил воду в пузатом графине из толстого голубого стекла и стал заваривать чай, поглядывая на озадаченные и нахмуренные лица.
- Я полагаю, - начал он, когда каждый получил свою окутанную горячим паром кружку, - сегодня никто не будет словоохотлив.
- Конец света! Что уж тут добавить, – с улыбкой сказал Маркус, но лица магов оставались каменными. – Хорошо, - продолжил он, видя, что вот-вот грянет гром, - если серьёзно, я думаю, что раз есть возможность всё разрешить, надо приложить усилия и осуществить невозможное.
Лаакан задумчиво почесал бороду и медленно проговорил:
- Всё возможно, что записано в преданиях и предсказаниях первых магов. Великий кристалл Хранителей находится в известном нам месте. Проблема в другом.
- Зачинающая! – вдруг почти выкрикнул Мехес, и Лаакан резко обернулся. – Её нам надо найти. И Проводника!
По лицу Верховного пробежала тень.
- Мехес, я чувствую, у тебя есть чем поделиться с нами, - в его голосе звучала настороженность.
- Нет… Нет. – Мехес склонил голову, внутри у него извергался вулкан. – Эмоции. Прошу прощения, я сам не свой. Мне… Просто страшно, вот и всё.
- Каждому в этом городе теперь страшно. Но ты прав, просто необходимо найти тех двоих, о ком упоминают древние свитки. Без них осуществить замысел невозможно.
- Но в отношении Зачинающей имеются только косвенные указания, - сказал один из магов, - а о Проводнике мы не знаем вообще ничего.
- Раз такое дело, почему бы не побеспокоить Прорицателя? – спросил Маркус.
Лаакан кивнул.
- Я тоже подумал об этом. Ситуация крайне серьёзна, уверен, Прорицатель не сочтёт, что мы выдернули его из межизмерения зря.
Спустя полчаса после этих слов маги услышали за дверью приближающееся поскрипывание. Оно отдавалось эхом под сводами коридора, и звук этот создавал жутковатое ощущение. Некоторые из Совета, те, кто помладше, никогда не видели Прорицателя, ибо в повседневных делах он не участвовал, а был своеобразным хранилищем информации, накопленной в пространстве Вселенной за миллиарды лет её существования. Когда по завершении своей неестественно долгой жизни Прорицатель умирал, его место занимал другой, которого он сам выбрал в определённый момент и которого готовили к его предназначению с детства.
Когда двери открылись, у Мехеса перехватило дыхание. Он украдкой посмотрел на других и понял, что некоторые испытывают то же самое – трепет и ожидание чего-то великого. Однако он изрядно удивился, увидев, как какой-то маг везёт инвалидную коляску, а в ней сидит… Нет, даже не старик, а мумия, у которой из признаков жизни было, пожалуй только то, что все были уверенны в присутствии этой самой жизни в дряхлом, иссохшем теле, находящемся перед ними. Лысый, с глазами, затянутыми бельмами, с беззубым, влажным ртом и тонкой, прозрачной, висящей кожей Прорицатель являл собой зрелище отнюдь не величественное. Мехес покосился на Маркуса – они были ровесниками, - тот удивлённо вскинул брови и глядел на «мумию» во все глаза. Лаакан и большинство других видели Прорицателя однажды, накануне событий, завершивших Эпоху массовых войн, поэтому такого впечатления он на них не произвёл.
Царила тишина, и Мехес уже начал нервничать, но тут «мумия» открыла рот и тихий, свистящий голос стал растекаться в воздухе:
- Прорицателя звали не зря… Мудрости искру хотите добыть и путь осветить в безысходной ночи… Совета вы ждёте, и даден он будет, так внемлите шёпоту сил первозданных…
Мехес чувствовал, как от всего происходящего – этого зала, света, искажённого витражами, вида старого Прорицателя и жуткого, будто предсмертного голоса – ему становится дурно. Тело его охватил озноб, а Прорицатель продолжал:
- Конец бытия оплакать пора… Родивший своё убивает дитя… К создателям взор свой и глас обрати, ты к хаосу и ужасу должен идти… Ах-х-х-х…, - неожиданно он стал задыхаться. Лаакан рванулся вперёд, но маг, который привёз Прорицателя, кратким и жёстким жестом остановил его.
- Да-а-а, - засипел Прорицатель, его незрячие глаза расширились, - слышу… Двоих отыскать… Опасен обряд… Мятущийся дух неспокоен… Помеха нежданна, но пламя руками гасить ты не смей… Ох-х-х… Не властен ты то колесо провернуть и с силами Космоса в чрево шагнуть…
Послышался какой-то звук, похожий на смешок, и Мехес увидел, что Маркус пытается скрыть улыбку.
Внезапно что-то случилось. Прорицатель замолчал, и глаза его забегали, потом он резко (было удивительно, что он вообще может шевелиться) повернулся направо, в сторону боковой двери, и неожиданно отчётливо произнёс: «Он здесь».
- Кто?! – хором воскликнули маги.
- Один.
И больше Прорицатель не сказал ни слова. Несколько секунд все в замешательстве смотрели друг на друга, потом Мехес встал, прошёл через зал и открыл дверь.
Глава третья
Колёса повозок скрипели нестерпимо, и Тодора это ужасно раздражало. Он плёлся в хвосте процессии готовый снести голову своей секирой первому, кто к нему подойдёт. Калед, толстый колбасник, хохотал как ненормальный, когда увидел, с каким оружием Тодор собрался идти в цитадель.
- Ну и зачем тебе эта хреновина? – с перекошенным от смеха лицом спросил он. – Думаешь разгонять полчища отщепенцев? Или будешь ей рубить копчёное мясо на привале?
Несмотря на обуявшую его ненависть, Тодор и сам уже пожалел, что взял секиру. Нести её было утомительно, а что касается самозащиты – за четыре дня пути они не встретили даже волка. Однако бросить её он тоже не мог, и оставалось только надеяться, что скоро они прибудут на место.
- Долго ещё идти? – спросил он, не выдержав.
- Дня три, если будем пошевеливаться, - послышалось впереди.
Тодор закатил глаза.
Позавчера вечером они миновали травянистую долину реки и вошли в Шёлковый лес. Название своё он получил за то, что в нём жила тьма тьмущая пауков-прях, которые оплетали своей паутиной всё, что было движимо и недвижимо. Говорили, что в глубокой чаще они наткали столько паутины, что даже солнечный свет не проникает между скованными ветвями и ни одно живое существо не рискует туда забредать. Однако сейчас люди шли по хорошо известной, безопасной дороге, и тёплые солнечные блики мелькали там и тут. Мир встречал весну: голубое небо было прозрачным, дуновение ветра - лёгким и ароматным, сотни птичьих голосов наполняли лес, и зелёные почки, полные жизни, готовы были вот-вот её из себя исторгнуть. Все были в приподнятом настроении. Почти все. Перед тем, как Тодор отправился в путь, отец, раздосадованный тем, что его сын «настоящий трус и дуболом», приказным тоном объявил, что посылает его по возвращении в восточный город людей под присмотр дядюшки – двухметрового силача с нравом порохового склада и нравственными убеждениями престарелой девственницы. Вряд ли мог найтись человек, которому такая перспектива пришлась бы по душе, о Тодоре же нечего и говорить.
Три дня их путь пролегал через лес, и ничего не произошло. На рассвете четвёртого Тодор, который по-прежнему шёл позади, увидел, что лес расступился, и люди остановились, устремив свои взгляды куда-то вдаль. Он нагнал их, и то, что открылось его взору, стало откровением. Впервые Тодор, не желая, однако, признаться себе в этом, ощутил, как мало он видел.
Они стояли на высоком холме, откуда было видно, казалось, полмира. Далеко на востоке чернели размазанными точками какие-то постройки и зеленели ровные квадраты фермерских полей (Тодор знал, что они находятся за пределами города, но никогда не представлял этого); на западе рыже-зелёные холмы извивались волнами в необъятном просторе и тонули в тумане где-то между землёй и небом, а прямо перед людьми… О, это волновало даже спутников Тодора, хотя они шли в цитадель не первый раз, у него же перехватило дыхание. На округлом, явно рукотворном холме величественно возвышался Делакарон. Гладкая, словно шлифованная, каменная стена защищала его с незапамятных времён, и в ней были видны ворота – овальные, украшенные резьбой и орнаментом из драгоценных камней. Множество башен и башенок устремлялись ввысь, переливаясь разноцветным перламутром, и над некоторыми кружили белые птицы. Одна из башен, самая высокая, была выложена бирюзовым и белым кирпичом. На ней можно было рассмотреть большой балкон, даже, скорее, смотровую площадку, огороженную будто белым воздушным кружевом. Башенный пик венчала причудливая скульптура –переплетение разноцветных каменных лент (Тодору показалось, что он уже видел этот символ). Рассветное солнце осторожно трогало башни и стены, рождая удивительную игру света, тени, цветов, и этот волшебный, яркий город казался миражом, но был необыкновенно реален, стоял могучим основанием на холме и парил в дымке отступающего полумрака, манил, как чудо, и тревожил, как призрак.
Тодор понял, что стоит с открытым ртом и круглыми глазами, когда Калед загоготал и хлопнул его по спине.
- Это так, разминочка, - сказал он, – а вот внутри... Советую справить нужду вон в тех кустах, а то когда войдём ты, ей богу, обделаешься.
Пребывая в состоянии глубокого потрясения, Тодор ничего не ответил.
Они стали спускаться вниз, и Делакарон становился всё больше, всё выше вздымались его башни, всё ярче сверкали узоры на огромных воротах, всё громче становился голос города магов, родившийся из слитых воедино звуков загадочной, непонятной и чуждой человеку жизни. Когда люди подошли, ворота перед ними отворились – медленно, но легко, словно крылья пригревшейся на солнце бабочки, - и вся процессия вступила в цитадель. Они шли по широкой улице, вымощенной бледно-сиреневой и белой плиткой, по бокам её росли высокие, стройные деревья с изумрудной листвой, пышной не по сезону. Дорога вела прямо к дворцу Верховного мага, но Тодор не видел её конца, ибо вокруг было очень людно. Многие сидели на причудливых узорных скамейках, выкрашенных в разные цвета, и читали; кое-где мелькали серьёзные, озабоченные лица, но по большей части маги беседовали и смеялись, собравшись небольшими группами; кто-то громко спорил, кто-то кормил голубей, с задорным визгом проносились мимо разрумянившиеся, пышущие здоровьем дети. Вот влюблённая парочка: лёгкий жест – и в руках у юноши появилась прекрасная лилия. В глубине тенистого сквера на площадке подростки играли в странную игру с каким-то шаром: перебрасывали его через растянутую рыболовную сеть (так решил Тодор). Когда шар ударился о землю, один из подростков щёлкнул пальцами и послал в другого сноп мерцающих искр. Тот как раз отвернулся, и искры угодили ему ниже поясницы. В ответ он со смехом запустил в обидчика голубоватую молнию, которая ударила того в лицо и… окатила его водой с головы до ног. Раздался дружный хохот.
Тодор шёл по городу, забыв, зачем сюда явился. Голова у него слегка кружилась, в груди не хватало воздуха. Не успевало в его уме уложиться одно, второе уже поражало ещё больше, а затем третье, четвёртое… Маги казались совершенными: творящие чудеса ради забавы, стройные, с гордо расправленными плечами и пронзительными взглядами, в изысканных одеждах из дорогих тканей, ухоженные и благоухающие. Тодору стало не по себе – он уже несколько дней не мылся, одежда его была в пыли и пятнах от травы, пропахла лошадьми и дымом, длинные волосы болтались паклей. В общем-то, маги и шарахались от людей во все стороны, брезгливо кривя свои идеальные губы. «Нет, они никакие не совершенства! Вспомни, что делают маги!», - сказал себе Тодор. Рассердившись и всё же стыдясь себя среди этого ослепительного великолепия и роскошной праздности, он угрюмо уставился в землю и шёл так до тех пор, пока не упёрся в спину впереди идущего.
- Приехали! Разгружай! – крикнул Флин, старый фермер, который был за главного.
Тодор даже не заметил, что процессия свернула с главной дороги и оказалась на безлюдных задворках (хотя задворки эти были райским садом по сравнению с местом, где он вырос). Люди стояли перед приземистым, но довольно большим каменным зданием. Из дверей к ним вышла женщина. Она бесстрастно оглядела повозки, цокнула языком и сказала:
- Сегодня всё как обычно. Единственное – в студенческую столовую нужно срочно доставить посуду, у нас там ребята устроили небольшой погром, пробуя новые магические приёмы. Итак, Никеас? Где он? Где гончар?
Тодор понял, что отвечать придётся ему.
- Я за него. Я сын…
- Хм… Ладно. Грузи часть посуды вон на ту тележку и тащи в столовую. Только ради элементов без лошади!
- Это где?
- О-о-ох, - женщина раздражённо закатила глаза. - Университет располагается при дворце. Иди туда, на входе тебе всё расскажут. Дворец найдёшь – башню Архимага видно из любого конца города. Всё, давай быстрей.
Сказав это, она развернулась и скрылась в дверях.
- Смотрительница склада, - пояснил Калед.
- Стерва, - заключил Тодор.
- Хех. За языком ты лучше последи, пока мы тут. Нашим задницам проблемы не нужны, а проблемы маги обеспечить могут, сам знаешь.
Тодор погрузил посуду, взял тележку за оглобли, и её деревянные колёса застучали по дороге и заскрипели, как суставы столетнего старца. Башня, увенчанная странным символом, оказалась его целью. Явившись ко входу, он поначалу растерялся, потому что никого там не застал, но через минуту в окошке, расположенном сбоку от двери, показалось чьё-то нахмуренное лицо и суровый голос спросил:
- Куда?
- Да вот, посуду в столовую сказали отвезти. – Тодор почесал живот. – Только я не знаю, где она.
Окошко захлопнулось, что-то щёлкнуло, и двери открылись. За ними стоял маг.
- Иди за мной.
Они довольно долго петляли по широким сводчатым коридорам, в которых шагов было не слышно благодаря коврам, зато скрип тележки превращался в адскую пытку, и по лицу мага несложно было догадаться, что он с трудом сдерживает раздражение. В конце концов он остановился и сказал:
- По этому коридору иди, не сворачивая. По правой стороне предпоследняя дверь. А я пойду, иначе твоя проклятая деревяшка сведёт меня с ума!
«Хотел бы я на это взглянуть», - мелькнуло в голове у Тодора.
Маг поспешно удалился, и Тодор вдруг ощутил фатальное желание убежать. Он стоял в пустом, но отнюдь не мрачном коридоре – свет лился из больших прозрачных окон; откуда-то – то громче, то тише - доносилась приятная, мечтательная мелодия, и птицы щебетали вовсю, устраивая свои гнёзда прямо под крышами башен. Всё вокруг было прекрасным, чудесным, захватывающим и волшебным, но на Тодора накатывал страх. Он знал, да, он прекрасно знал, что маги делают с людьми, и эта мысль вместе с кое-какими воспоминаниями возвращала его на землю, едва душа успевала чем-либо восхититься. Однако выбора у него не было, и, для стимула обозвав себя слабаком, Тодор двинулся дальше. Он шёл и размышлял о том, что надо бы покаяться перед отцом и завести постоянную девушку – может, тогда удастся избежать ссылки к благочестивому дядюшке, - как вдруг дверь, мимо которой он проходил, резко распахнулась. Тодор отскочил, налетел на тележку, и несколько горшков с тарелками полетели на пол, усеяв осколками ковёр. Из дверей на него хмуро смотрел маг. Высокий, с короткими кудрями каштановых волос, резкими, но правильными чертами лица и большими глазами цвета тёмного янтаря. Он схватил Тодора за плечо и втащил в зал.
Совершенно опешив, Тодор смотрел на магов, сидящих в углу за хрустальным столом, и молчал. Один из них, седой, стоял поодаль, и лица у всех были такие, будто они никогда прежде не видели человека. На мгновение это показалось даже забавным. Сцену дополнял ещё скелет, обтянутый кожей, в нелепом кресле на колёсах… И гробовая тишина.
Затем седой маг подошёл к Тодору, оглядел его, задумчиво уперев костяшки пальцев в подбородок, после чего обернулся к остальным и сказал:
- Я полагаю, Проводник.
Глава четвёртая
- Это Проводник?! – вскричал Мехес. – Человек?!
- Почему нет? Ведь в преданиях не сказано, что он непременно будет магом. – Лаакан пожал плечами и вернулся к столу. Сел, налил себе чай и обратился к нежданному гостю: - Как тебя зовут?
- Тодор.
- Наверняка ты не понимаешь, что здесь происходит…
- Нет. Но если мне расскажут, не откажусь послушать, потому что я вроде тут при делах.
- Повежливее, человек, - сказал кто-то из магов, - ты не у себя дома.
Тодор стиснул зубы так, что желваки заиграли.
Лаакан примирительно поднял руку.
- Ничего. Негодование нашего… Проводника можно понять. Давай-ка я вкратце поведаю тебе о том, что необходимо знать. Откладывать я не вижу смысла. Да и времени нет. – Он пристально смотрел на Тодора, и от этого взгляда почему-то становилось больно и страшно, словно маг ощупывал застарелую, но не зажившую до конца рану в его душе. – Ты не знаешь ничего о сотворении мира, так?
Тодор кивнул, нахмурившись. Такое начало показалось ему подозрительным, а маг между тем продолжал.
- В общем, это и не имеет особого значения. Хм… В природе появилась болезнь, которой подвержены и вы, и мы. Её источник где-то на юге. Ты должен отправиться туда и отыскать его.
- Что? Это игра? – осторожно спросил Тодор, не веря своим ушам. – Вы решили играть с людьми?
- Нет, многоуважаемый Проводник, отнюдь. – Маркус картинно пригладил густую чёрную шевелюру и положил ногу на ногу для пущей внушительности. – Можно? – он посмотрел на Верховного, тот утвердительно кивнул. – Дело в том, что ты герой, появление которого предсказано в наших преданиях. Эта болезнь – не что иное, как начало конца света, и только ты способен его остановить. Именно поэтому мы отправляем тебя в сей судьбоносный поход и не сомневаемся, что он увенчается успехом, а ты станешь достойнейшим из людей. О тебе сложат легенды…
- Стоп, стоп! Герой. Я? – Тодор вопросительно приложил ладони к груди. В голове у него всё перемешалось.
- Ты.
- Но откуда вы знаете? Может, это ошибка.
- Прорицатель указал на тебя, а он не ошибается никогда, - ответил Маркус.
- Это вот он? – Тодор указал на старика, который крепко спал в своём кресле на колёсах, склонив лысую голову, а прислужник вытирал шёлковым платком стекающую из открытого рта слюну.
- Ты не смотри на то, как он выглядит. Силы мироздания общаются с нами через это дряхлое тело.
- Я очень извиняюсь, но я не хочу никуда идти. Я и в вашу цитадель идти не хотел, да заболел отец. И я ничего не умею, только посуду делать, так что герой из меня уж точно не выйдет. Ваш Прорицатель ошибся.
- Это исключено!
- Да что он может понимать? Это же человек! – сказал Мехес. – Мироздание, творение, законы жизни и смерти – в этом примитивном мозге такому не уместиться!
Тодор вспыхнул, но попасть под контроль – страшная участь, и потому он проглотил оскорбление молча.
- Друг мой весьма импульсивен, - проговорил Маркус. – Что касается твоих сомнений… Разве ты не видишь, что все события будто нарочно сложились таким образом, чтобы ты попал сюда? Болезнь отца… Именно сейчас. Поставка, тебя отправляют во дворец с грузом – поверь, это бывает крайне редко, людей стараются не допускать сюда, - разве не наводит на мысли?
Тодор не ответил. Повисла пауза.
- Нужно посовещаться, - сказал Лаакан, видя, что дело идёт в тупик. – Тодор, полюбуйся пока видом с балкона.
Когда Тодор вышел, лицо его сразу стало чернее грозовой тучи.
- Думаешь, слишком много знать ему не стоит? – спросила Серайя.
- Но вправе ли мы скрывать что-то от Проводника? – обеспокоенно сказал другой маг.
- Я согласен с Верховным, – ответил на их слова Маркус.
Лаакан вздохнул и потёр переносицу. Вид у него был усталый.
- Если он узнает всё, он скорее согласится отдаться под контроль, чем пойти, - сказал он. – И о Зачинающей мы говорить не будем, это только собьёт его с толку. Я уверен, раз высшие силы привели человека сюда, они наставят его и на тот путь, который он должен пройти. Посвятив его в детали, мы лишь напугаем его.
- Он будет искать…
- Сферу.
Маги переговаривались.
- И что он будет делать, если… Я подчёркиваю – если! – найдёт её? – спросил один из них. – Она утрачена. Потеряна со времён Зитара! Как этот жалкий человек – пусть он и Проводник – будет её искать?!
- Я не знаю! Не-зна-ю! –разозлившись крикнул Лаакан. – Об этом нет ни слова в преданиях. Там сказано, что мы должны провести с ней обряд, но как её найти, а главное – как доставить её в цитадель, нет и намёка! – Он разгладил брюки, нервно одёрнул жилет. – Одним словом, доверим его судьбе. Это наш единственный шанс.
- А Зачинающая?
- Уверен, она объявится сама, когда будет нужно.
- Отлично. – Мехес криво усмехнулся. – Мы отдадим энергию Космосу прежде, чем этот вонючий недоумок поймёт, в какой стороне юг, не говоря уже обо всём остальном.
- Проводник – не просто человек, - задумчиво сказала Серайя. – Пусть он и не осознаёт этого, пусть ничего не знает о мире, в котором живёт, но в нём заключена сила, недоступная даже нашему пониманию… Я, как и Лаакан, склонна довериться ей и не сомневаться.
- Что ж, отправим его прямо сейчас, - заключил верховный. – Мешкать нельзя. Неизвестно, с какой скоростью распространяется проклятье и…
- А не погибнет ли Проводник прежде, чем исполнит миссию? – В голосе Мехеса звучала дерзость.
- У тебя есть другой вариант? – спросил Лаакан, заметно злясь.
«Да, есть», - подумал Мехес, вслух же ответил:
- Я просто хочу всё предусмотреть.
- Довольно препираться. Не может быть, чтобы Проводник умер!
«А что если может? Что если я знаю больше, чем вы все?»
- Как угодно, Верховный.
- Так-то лучше. Приведите Тодора. И скажите чтецам, чтобы разослали птиц по городу. Только не раньше, чем Проводник из него выйдет, - не нужно излишней суматохи.
***
В течение часа Тодора помыли, переодели, дали тёплый плащ, сумку с продуктами, немного драгоценных камней, карту и выставили за ворота, не дав и словом обмолвиться с людьми, с которыми он сюда пришёл.
- Отец будет волноваться за меня! Позвольте хоть предупредить его! – пытался убедить их Тодор, но Лаакан был непреклонен.
- Твоя миссия куда важнее пустых эмоций, – ответил он.
- Вы с ума сошли?! Я понятия не имею, куда идти и что делать! Полный бред!.. Я не Проводник, я просто человек! Меня сожрёт первый же дикий зверь, и конец вашей миссии! – Клокочущая смесь злости, страха и беспомощности повергла Тодора в полное отчаяние, и его уже не заботило, сильным он выглядит или слабым, только одно желание владело им теперь – попасть домой и забыть обо всём.
- Мы верим, что высшие силы наставят тебя на правильный путь, - гнул своё маг. – Ты… Ты маяк, понимаешь? Проводник это тот, кто укажет дорогу новой жизни, новой эре. Забудь о мелких привязанностях, забудь, кем ты был, прочувствуй себя – ты откроешь в глубинах собственного разума и души сущность Проводника, наполнишься первозданной силой. Это великое призвание и великая честь! Иди же! Ты избранный и… И дикие звери тебя точно не сожрут. Тебя хранит Вселенная в конце концов! Кстати, если вздумаешь отправиться домой, лишишься собственной воли раз и навсегда.
Окончив не лишённую пафоса речь, Лаакан ушёл. Ворота за ним закрылись, скрывая любопытные лица магов, наблюдавших за этим крайне странным действом. Потоптавшись с минуту на месте, Тодор повернулся спиной к сияющему Делакарону и поплёлся по дороге к Туманным холмам. В глазах его – впервые после смерти матери – стояли слёзы.
Глава пятая
Когда Мехесу было семьдесят, Лаакан, только вступивший в должность верховного мага, взял его и ещё несколько лучших учеников с собой в город людей. Лаакан, будучи одновременно управляющим магом Северной цитадели, один раз в год должен был посещать снабжающий город, знакомиться с жителями, выслушивать их пожелания и проверять, не опустились ли люди ниже приемлемого уровня.
Первый шок юный Мехес испытал, когда увидел, на чём им предстоит добираться до города: у ворот стояла крытая телега на деревянных колёсах, две рыжие лошади лениво помахивали хвостами над грязными крупами, и разило от них на сотню метров. Как и от тощего бородача, правящего телегой. По меркам людей средство передвижения было более чем достойным, но Мехес содрогался от одного запаха.
- Почему мы не поедем в карете? – спросил Мехес, когда они влезли в телегу и устроились на обитых мягкой тканью деревянных скамьях.
- Чтобы вы лучше поняли, как живут люди.
- Но можно было хотя бы левитируя добраться до города?
- Даже опытнейшие маги не могут левитировать дольше десяти часов, а до города почти неделя пути, - ответил Лаакан. – К концу дороги, даже при условии, что будешь отдыхать каждые несколько часов, ты умрёшь от истощения.
Целую вечность они тряслись в деревянной развалине. Это была настоящая мука. Уже к середине первого дня у Мехеса нестерпимо болело всё тело, вонь выводила из себя, и хотя другие испытывали то же самое, ему казалось, что только он один так страдает. Когда они прибыли на место, Мехес едва смог слезть на землю. Мышцы ныли, суставы скручивало, голову будто оторвали от тела и приставили назад, от переутомления его мутило, и об обратной дороге не хотелось даже думать. Но тут он испытал второй, ещё более страшный шок – он увидел город людей.
Серая, холодная глыба встретила их равнодушным взглядом бойниц. Решётка поднялась, за ней и ворота – как зев беззубой старухи, - пропуская магов в очень широкий проход с несколькими воротами поменьше, которые охраняли стражники.
- Начнём с начала, - улыбнувшись ученикам, сказал Лаакан, – с внешнего города. Там живут ювелиры. Бесполезные люди, но и они, тем не менее, живые существа.
И мальчишки пошли за верховным в самую клоаку человеческого города.
Ничего более отвратительного Мехес не видел ни до этого, ни после. Грязь, помои, испражнения, рвота… Пьяные валялись повсюду прямо в этой ужасающей смеси. Те, кто ещё стоял на ногах, смотрели с ненавистью из под немытых, кишащих вшами волос. Угрюмые женщины были так же грязны и уродливы, как всё вокруг, да ещё и одеты, как мужчины. Хотя одеждой это нельзя было назвать – рваные дерюги, плохо обработанные лошадиные и коровьи шкуры, ороговевшие ноги босы. Жилища представляли собой хлипкие сооружения из подгнивших досок. Щели в стенах были такие, что с улицы можно было без особого труда наблюдать за тем, что происходит внутри. Лаакан ступал впереди, творя заклинание. Жижа под ногами магов превращалась в твёрдый, сухой грунт, так чтобы они не измазались, но Мехес, содрогаясь всем существом, инстинктивно запахнул свой великолепный кардиган и шёл так, прижав руки к груди. Смрад стоял непередаваемый, визжали и хныкали дети, отовсюду были слышны стоны и брань. Увидев драку, Лаакан крикнул:
- Довольно!
Двое мужчин повернули в его сторону измазанные кровью лица. Один плюнул себе под ноги и ушёл, но второй остался и глядел исподлобья, зло скривив разбитый рот.
- А что, под контроль меня возьмёшь? Да бери. Говорят, жрачка в поселении нормальная. Всё лучше, чем жить в дерьме.
Лаакан молчал, не отводя взгляд. Мужчина усмехнулся и пошёл своей дорогой. На полпути он обернулся и заорал: «Чтоб вы все сдохли!». Мехеса передёрнуло.
Когда они вышли из внешнего города, верховный стал диктовать помощнику:
- Кайл, Тибор, Суна, Маниар, Катарина…
- Они будут взяты под контроль, да? – спросил Мехес.
- Да. – Ответил ему Лаакан.
- А тот, что кричал на нас?
- Это Кайл.
- Мне жаль этих людей, - произнёс один из учеников.
Мехес разозлился.
- Ну ты и дурак! – бросил он. – Они могли бы не пить свои одурманивающие помои, могли бы не гадить на улицах и помогать друг другу, но раз они не способны даже на это, то и не заслуживают большего, чем выгребная яма!
Лаакан улыбнулся уголками губ.
- Мехес в целом прав. Нищета – плод того общественного строя, который люди выбрали для себя. Творцы дали им свободу самоорганизации, позволили выбирать. Они тут же стали решать, кто главный, и вот к чему пришли. Маги не творцы и вмешиваться в естественный ход эволюции не будут, так как не вправе. Однако из милосердия и потому, что на нас лежит ответственность за сохранение порядка в мире, мы позволяем людям обеспечивать нас необходимым, чтобы в их существовании был прок, а некоторым – учиться у наших лекарей искусству врачевания без магии. Среди людей встречаются и опасные особи, совершенные дикари… Таких приходится брать под контроль и выселять за пределы городов, ибо они сеют страх, ненависть, разврат и насилие. Поэтому не надо их жалеть. У людей куда больше свободы, чем они сами думают. Вот эта реальность, - Лаакан обвёл рукой обшарпанные каменные стены, - создана ими и никем другим.
В районах мебельщиков, гончаров, ткачей было не так ужасно, как во внешнем городе, но хватало и пьяниц, и замученных женщин, и грязи, и сопливых, оборванных детей. После посещения каждого района Лаакан пополнял свой список. Во внутреннем городе было не так много мрачных лиц, вполне чисто, небольшие, но красивые кирпичные дома, даже деревья росли, был разбит сад и женщины похожи на женщин, но все здесь лебезили и пресмыкались перед магами, вызывая у Мехеса отвращение и презрение. Их принимал один из самых влиятельных фермеров. Он устроил богатый ужин, но Мехес не мог заставить себя есть и только ковырял в тарелке. Фермерское семейство умильно улыбалось, глупо шутило и наигранно смеялось весь вечер, а когда наступила ночь и Мехес остался один в гостевой спальне, он не смог сомкнуть глаз. Перед его мысленным взором сменяли друг друга отвратительные картины, которые он увидел за этот бесконечный день. Покрытая оспинами луна таращилась на него, мальчишку, стоящего у окна, и под её взглядом Мехес чувствовал, как внутри у него что-то ломается.
«Пьют какую-то дрянь и валяются в нечистотах, как свиньи, - думал он. – Не ценят свою жизнь, не стремятся созидать… Лучшие из них готовы унижаться перед каждым, кто сильней. Зато самые никчёмные мнят себя едва ли не творцами! Для чего они живут? Какое равновесие поддерживают? Дикари! Нет, хуже – грязные животные, скоты, не знающие ни любви, ни красоты, ни искренности, ни страсти к познанию, ни творческого огня… Святые элементы! Они зло. Их города – смердящие трупы, кишащие червями. В них нет и зачатка той мудрости, той животворящей силы, которую хотели вложить в них Творцы! Зитар-мятежник был прав… Неудивительно, что элементалии отвернулись от нашего мира. До тех пор, пока на его теле гноится такая язва, ни о какой гармонии нельзя и мечтать…»
Наутро, прометавшись всю ночь в полусне-полубреду, Мехес вышел из дома фермера, неся в груди сердце, наполненное болью, злобой и ненавистью. Боль и злость он чувствовал оттого, что его сознание отказывалось понимать, как можно так бездарно, бессмысленно и тупо растрачивать великий дар Вселенной – жизнь. А ненависть… Ненависть вызывало то, что эти ущербные, недалёкие, ничтожнейшие существа были ещё жестоки к себе подобным, грубы, наглы, хамовиты даже с магами, похотливы, зато корчили из себя личности, гордо произнося «Я».
Лаакану он сказал только, что люди отвратительны, решив, что лучше ему не знать, насколько изменился один из лучших учеников цитадели за это недолгое путешествие. Верховный ничего не заподозрил, потому что все ученики сказали примерно то же самое, да и он сам не скрывал своего презрения к людям. Презрение – именно этим словом лучше всего можно охарактеризовать отношение магов к человеческому роду. Только знание истории и почитание замысла Творцов заставляли их считаться с людьми. Однако для Мехеса и это более не было важно. Умный не по годам, амбициозный и властный, он до мозга костей был предан племени магов, почитал первозданную природу и поклонялся красоте. В цитадели его считали талантливым – Мехес писал прекрасные стихи и одновременно проявлял незаурядные способности в точных науках. Вздорный нрав нимало не мешал ему сходиться с другими магами и вызывать у них странную привязанность. Он осознавал свои способности, и неудивительно, что был уверен в себе. Визит в город людей разразил бурю в его душе, которой уже не суждено было утихнуть. Мехес решил, что элементалии ошиблись (ведь любой разум может ошибиться) и будет лучше, если всё исправить. Нужно только подождать подходящего момента…
Глава шестая
Мягкая трава под ногами скрадывала каждый шаг. Полуденное солнце висело где-то над головой, но Туманные холмы назывались так не зря – в плотной молочной пелене Тодор с трудом мог видеть дальше нескольких шагов, и лучи небесного светила терялись, меркли на подступах к земле, рассеиваясь холодным, неверным светом. Несколько часов прошло с той минуты, когда за ним закрылись врата Делакарона, а Тодору казалось, целая вечность. В этом царстве росистых трав, влажного тумана и таинственных звуков время останавливалось и умирало.
Сартон брал начало в землях, омываемых океаном Четырёх элементов, пересекал Северный материк от края до края, словно разрезая его напополам, и на юго-западе впадал в море Священных снов. Лишь в двух местах – там, где русло могучей реки сужалось, - сотни лет назад маги возвели мосты. Оба были построены в западной части материка, потому что на его другой половине раскинулся только огромный Совиный лес, в котором жили отщепенцы. Для людей контакты с ними бывали чреваты, у магов были с отщепенцами своеобразные отношения, сам же народ вполне обходился без мостов, переправляясь через Сартон на лодках. Была и ещё одна причина, по которой никто не совался в восточную область, - горная гряда Терзания. Никто из людей толком уже и не помнил, чем так ужасны эти горы, но одно их красноречивое название вселяло ужас, как и упоминание побережий небольшой реки Хаздат, рождённой подземными горными водами. Терзания на востоке доходили до самого моря Ликов, и обойти их можно было только с западной стороны. Там находились мосты и дороги, которыми пользовались люди, путешествуя из города в город.
Короткая дорога до ближайшего моста пролегала сквозь Шёлковый лес, но Тодор по понятной причине решил, что лучше его обогнуть и пройти через холмы. Теперь же он боялся, как бы ему не заблудиться в непроглядном тумане, хотя, если верить карте, блуждать было особо негде: он выйдет либо к поселению подконтрольных, либо к озеру Понкари (и идти придётся всё равно мимо поселения), либо опять же к Шёлковому лесу. Но когда выйдет? Тодор абсолютно не представлял себе реальные масштабы мира, изображённого на карте.
Он шёл целый день и перекусывал на ходу, стараясь не думать ни о чём, но когда стало смеркаться, понял, что пора устраивать ночлег. Чем больше сгущались сумерки, тем плотнее становился туман, и эта ватная гуща наполнялась незнакомыми, настораживающими звуками. Тодор обрадовался, когда набрёл на небольшие заросли колючего кустарника - он хотел разжечь костёр, - но надежда быстро улетучилась, потому что все ветки до единой были сырыми. Всё здесь было сырым, а к ночи ещё и похолодало. Решив не тратить время попусту, Тодор завернулся в плащ, который дали ему маги, и лёг на траву. С приятным удивлением он обнаружил, что тёплая ткань не пропускает влагу и хорошо согревает. Однако сон, одолевавший последние пару часов, никак не шёл. Тодор лежал, уставившись в туман, и не мог найти в себе сил закрыть глаза. Со всех сторон слышались шорохи, уханье, попискивание, хлюпанье и множество других звуков. Он привык засыпать под возню мышей, ругань соседей, отдалённое ржание лошадей и храп отца, но то было знакомо и обыденно, это же – совсем наоборот, а потому вместо сна к Тодору под плащ закрадывались страх и тревога. Ему мерещилось, что насекомые залезут в нос или рот как только он уснёт; что какой-нибудь зверь подкрадётся и перегрызёт ему горло; мерещились шаги, шёпот, странные тени… И вдруг он на самом деле увидел, как одна, напоминающая силуэт человека, мелькнула и скрылась в тумане совсем рядом. Так близко, что лёгкое дуновение коснулось лица. Тодор мигом вскочил на ноги.
- Кто здесь?! – громко спросил он, но ответом были шорохи в клубящейся белизне.
С колотящимся сердцем он стоял, не зная, что предпринять, беззащитный со всех сторон. Он крутился на месте, сжимая вспотевшей рукой секиру, тщетно вглядываясь во мглу. Тодор чувствовал, как напряжена каждая мышца его тела, как пружинит трава под ногами и рука, отягощенная оружием, готова ударить в любую секунду… Но никто не нападал. Тодор испытывал мучительное ощущение, что за ним внимательно наблюдают, однако кем или чем ни была бы тень, она более никак себя не выдавала. Спустя минут десять, он понял, что ждать бесполезно – его или вовсе не атакуют, или выберут момент, чтобы застать его врасплох, благо в таком тумане сделать это несложно. Он опустился на траву, но секиру не выпустил. «Может быть, это отщепенцы… Конечно, они живут в Совином лесу, но ведь ходят, где пожелают. Хотя, что им делать в этих проклятых холмах? Тут одна сырость и долбаный туман. Или маги всё же надули меня, и это какая-то игра, которую я не могу понять, потому что не такой больной на голову, как они. А если этот бред, который наплели господа белоручки, - правда… Может ли кто-то хотеть моей смерти? Отец, отец… Не вовремя ты заболел, это точно. Кранты мне, прямо чую». Тодор привалился к кустам – он устал и хотел спать. Долгое время тревога не давала его глазам сомкнуться, но когда первые лучи солнца потекли меж холмов, окрасив туман розовым, сон одолел его, и затёкшая рука отпустила рукоять.
Когда он проснулся, день был в самом разгаре. Солнце висело размазанным жёлтым кругом над головой, едва грея, зато туман поднялся над землёй и можно было видеть, куда идёшь. Побродив вокруг места ночлега, Тодор не нашёл никаких следов чьего-либо присутствия, а вещи были в целости и сохранности, однако он точно знал: тень не привиделась ему, и даже сейчас, при свете дня, чувствовал, что не один. Двинувшись дальше, он оглядывался время от времени, но ничего подозрительного не замечал, пока спустя несколько часов не наткнулся на большой – в несколько метров – участок свежепримятой травы. «Это уж точно не мой ночной гость, - подумал Тодор, замедляя шаг и положив ладонь на рукоять секиры. – Здоровенная зверюга, как пить дать. Я так и знал… Но быть сожранным в начале пути всё-таки обидно». Сердце болезненно заколотилось. Тодор осторожно прошёл мимо места, где, видимо, совсем недавно лежало животное. Он старался ступать как можно мягче и тише, хотя трава и так вбирала каждый его шаг. Вечерело. Густая пелена влажного тумана снова стала льнуть к земле, крадучись по склонам холмов, поросших высоким, рыжим кустарником. И вместе с ней кралось что-то ещё. Тодор отчётливо услышал протяжное «ш-ш-ш-х-х, ш-ш-ш-х-х», и от ужаса мороз побежал по его напрягшемуся телу. «Мать твою!» - успел прошептать он, и из тумана возникла огромная змеиная голова, затем передние лапы с толстыми загнутыми когтями, серебристая чешуйчатая спина, гладкий хвост… Гигантское чудовище, похожее на ящерицу-мутанта, замерло на мгновение, а потом резко повернулось к Тодору. У существа не было ни глаз, ни носа, ни ушей.
Бросок был молниеносным. Тодор даже не понял, как успел отскочить. Он выхватил из-за спины секиру и судорожно вспоминал, чему учил его когда-то отец. «Надо было брать копьё!» Ящерица издала жуткий звук, похожий на хрип и рычание одновременно, и встала на задние лапы. За спиной у неё с шуршанием развернулись алые кожистые крылья. В высоту она была не меньше шести метров. Верхняя половина туловища рептилии совершенно терялась в тумане. «Может быть, она не увидит меня. И не услышит, если не двигаться». Следующий выпад убедил его в обратном. «Как она делает это? Как?! Даже не чуя! Драть её хвостатую мать!» Тодор отскакивал, убегал, кувыркался по мокрой траве с резвостью, которой в себе и не подозревал, но чудовище всегда знало, где он, и его жёлтые смердящие клыки не раз смыкались перед самым лицом Тодора. Он весь взмок, тяжело дышал и не мог больше ни о чём думать, но страх ушёл, сменившись отчаянным желанием выжить. Упав в очередной раз, он тут же вскочил, приготовившись к новому броску, но рептилия медлила. Она опустилась на четыре лапы и плавно двинулась вокруг противника, ударяя хвостом о землю. Удары были абсолютно неритмичными, это нервировало и отвлекало Тодора. Он стоял, расставив ноги, отведя руку с оружием немного назад, взгляд не отрывался от угрожающего силуэта в тумане, глаза слезились, но он боялся моргнуть и пропустить атаку. Не было слышно шагов, не было слышно, конечно, и дыхания монстра, только собственное – шумное, во всю силу лёгких – и удары тяжёлого хвоста по напитанной влагой траве… Где-то заквакала лягушка, и Тодор вздрогнул так, что секира в руке дёрнулась. В ту же секунду рептилия бросилась на него. Когтистой лапой она ударила так, что Тодор отлетел на несколько метров и упал, хватая ртом воздух, ничего не видя от боли. «Где секира?! Элементы!» Второй удар снова отбросил его. Тодор лежал на животе, чувствуя, что чудовище рядом.
«Вставай! Вставай!» – говорил он себе, но руки и ноги подгибались, как только он пытался это сделать. Ящерица подошла совсем близко. Казалось, ей стало интересно, что он будет делать. Она склонила свою уродливую голову, и Тодор чувствовал её отвратительный запах. Это были секунды мучительного ожидания, обессиливающей боли, лихорадочных попыток сообразить, что предпринять. Тварь лизнула его, и Тодора, которого без того мутило, едва не стошнило. И тут он вспомнил: «Нож! Маги давали мне нож!». Походная сумка на длинном ремне всё ещё была при нём и по счастью когда Тодор упал, оказалась не за спиной а впереди. Медленно-медленно он стал передвигать руку. Рептилия снова начала кружить, но на этот раз были слышны не удары хвостом, а удовлетворённое шипение. Ближе, ближе, ближе… Его пальцы прокрались в сумку, нащупали чехол. «Есть! Теперь не облажаться!» Сделав два глубоких вдоха, он собрал все силы и резко перекатился по траве на спину. Ящерица рванулась вперёд с негодующим рыком, и навстречу ей бросился Тодор. Бросок! Ещё! Ещё! Зубы рептилии вцепились в плащ Тодора, он затрещал и порвался, но тут же Тодор прыгнул на ящерицу сверху и вогнал нож ей в шею по самую рукоять, выдернул и вогнал снова. Кровь, хлынувшая на него, была тёплой и густой, её сладкий запах разлился в свежем тумане, заполнил его и потёк через край, сводя Тодора с ума. Чудовище оглушительно запищало, замотало головой, но всё было решено. Рухнув в высокую траву, оно дёрнулось несколько раз и затихло.
Весь в слюне и крови Тодор свалился с мёртвой рептилии. Дрожа всем телом, на отнимающихся руках и ногах он пополз прочь от тела и лёг, когда вконец обессилел. Минута потянулась за минутой, ему казалось, что жизнь вот-вот покинет его, но спустя полчаса вместо смерти он провалился в тяжкий сон.
Глава седьмая
- «… В день первый после зимы, когда сон будет как явь, а явь как сон; когда ночь придёт и пожнёт её серебряный серп; когда жизнь вернётся в охладевшее тело, тогда Мироздание исторгнет из чрева Зачинающую – по власти времён, и Закона, и воле Творцов, и незримого, недоступного сущего».
- Выходит…
- Лия – Зачинающая! – Мехес был взволнован до предела.
Маркус почесал щетину – он решил отрастить бороду. По тому, что уголки его губ против обыкновения не были приподняты, можно было догадаться, что он озабочен всерьёз. Поджав губы и рассматривая роспись на стене, он размышлял, пока Мехес беспокойно мерил шагами комнату друга, а потом сказал:
- Я слышал, люди к старости часто слабеют умом… Уверен, разница между «до» и «после» крайне мала.
- К чему ты это говоришь?!
- Такое чувство, что эти пророчества писал тронутый старикан. Чрево, серп, Закон какой-то… Ты знаешь, что за Закон? Я лично нет. А от слова «чрево» и упоминаний родов у меня уже у самого скоро схватки начнутся. Не люблю я загадки. И не нравится мне это всё. Отправили… Ну того… Как его? Тода. Торда… Пусть делает своё дело. Чем дальше, тем жутче мне становится – вот что. Лаакан знает, как лучше, поверь. Если он считает, что нарушать замысел Творцов нельзя, наверняка так и есть. Ты сам подумай, на что замахнулся!
- Марку-у-ус! – протянул Мехес раздражённо.
- Да и потом, если Лия родилась в первый день первого месяца весны, это ещё не значит…
- Больше нет женщин, родившихся в этот день.
- Может, у людей есть.
- Ты дурак, Маркус. Люди столько не живут.
- Сколько? – Маркус хмыкнул. – Ты не знаешь год…
- Сто десять лет назад, когда родилась Лия, были знаки. Я просмотрел хроники. В тот день маги массово жаловались на плохое самочувствие: головокружение, дезориентация, галлюцинации. «Сон, как явь, а явь, как сон…»
- Притянуто за уши. Мы реагируем на резкие изменения погоды.
-До галлюцинаций? Также отмечается необычайно яркая луна в ту ночь. Было новолуние, но свет излучался такой, что можно было читать без светильников. Вот тебе и серп, пожинающий ночь.
- Ладно, а с трупом что?
- С каким ещё трупом?
- С тем, который должен был ожить. «Жизнь вернётся», бла-бла.
- Ну… Насчёт этого пока не знаю. Возможно, я что-то пропустил, но также вероятно, что это просто метафора. Надо только понять, что имелось в виду.
Маркус покачал головой, и его бровь скептически поднялась вверх.
- Это не шарада, не забавная головоломка. Ты отдаёшь себе отчёт…
- Ты со мной или нет? – спросил Мехес, повернув к Маркусу лицо. Тот вздохнул.
- С тобой. Но… Знаешь, не хочу угодить в самое пекло своим магическим задом. Ты абсолютно уверен, что люди окочурятся, а мы будем благоденствовать и жевать персики?
- Абсолютно. Смотри, я переписал самые важные моменты из всех текстов, связанных с Пророчеством, которые только смог найти.
Мехес извлёк из-за пазухи свиток. Бумага зашуршала, когда он развернул его перед глазами друга.
- Я не буду всё цитировать. Расскажу в общем. – Маркус хотел взять свиток, но Мехес свернул его и убрал обратно за пазуху. – На самом деле пророчеств два. Есть то, которому следует Лаакан, оно как бы основное. Однако первые маги написали и другую версию, так что о замысле Творцов можно спорить. Я подозреваю, что это версия негласная, возможно даже – запрещённая, потому что в библиотеке я применял не меньше сотни заклинаний для поиска тайного, а потом ещё сотню, чтобы взять свитки в руки и проявить на бумаге текст.
- Не знал, что в библиотеке есть что-либо… спрятанное.
- Собственно, спрятано было только так называемое Тёмное пророчество. Но не это важно. В общепринятой версии Проводник и Зачинающая находят Сферу, доставляют её в цитадель, в которой находится Великий кристалл, маги проводят обряд, и все спасены. Но… этого может и не произойти. Наш идиот и Лия должны пройти через катарсис, чтобы обрести те самые силы, о каких долдонит весь Совет, но которых у них изначально нет. При этом я… Я не нашёл ничего о катарсисе. Не знаю, что это за процесс. Ясно только то, что он начнётся лишь при исключительных обстоятельствах, а их – сам понимаешь – может и не случиться. В этом случае Проводник и Зачинающая окажутся бессильны. Умрут вместе с остальными и всё.
- Это точно? Лаакан не говорил… Я думал, у них получится в любом случае. - Маркус выглядел ошеломлённым. Он сел на кровать, застеленную пурпурным бархатным покрывалом с тяжёлой золотой бахромой, посмотрел на свои ноги, пнул сливу, которая лежала у кровати рядом со стопой книг. Она покатилась по золотистому ковру, а Маркус произнёс: «Он хочет защитить магов. Даже если ничего не получится, маги не должны провести оставшиеся дни в страхе и слезах… Это… хуже, чем смерть».
Его глаза смотрели на сливу.
- Нет, друг, не будет никакой смерти! Слушай меня. Мы избавим Природу от людей – этих паразитов в её прекрасном теле – и будем жить в лучшем мире, гармоничном и совершенном.
- Ладно, поведай, как нам избежать воссоединения с Творцами, - Маркус быстро овладел собой. Мехес улыбнулся одной стороной губ, но в глазах его сиял лёд.
- В Тёмном пророчестве всё несколько иначе. Согласно ему, Проводник должен умереть. Его энергия, повинуясь своему назначению, перейдёт в Зачинающую. Совершится катарсис, затем она в одиночку найдёт Сферу, ну а дальше всё по известному сценарию. – Мехес понизил голос. - Только в момент смерти Проводника человечество будет принесено в жертву. По завершении обряда люди исчезнут с лица планеты, а маги обретут новый мир и процветание навеки.
- Что будем делать мы?
- К сожалению, у меня нет никакого источника информации касательно Лии. Подозреваю, она тоже не знает о своём назначении, хотя Лаакан и мог начать готовить её… Для того чтобы получить энергию Проводника, Лиа должна находиться неподалёку, когда он умрёт. Поэтому нам нужно знать, когда они встретятся.
- Это будет проблематично. Особенно когда Торд покинет Северный материк.
- По-моему, его как-то по-другому зовут…, - Мехес на мгновение задумался. - Ладно, не суть. Я знаю, кто нам поможет, - Хуго.
Маркус захохотал, запрокинув голову.
- Наше патлатое воплощение зла! Да… Бедняга изнывает от скуки в поселении, а его утончённая душа обливается горючими слезами, пребывая в окружении людей и вдали от прелестных дам. Представляю, с какой радостью он сорвёт зло на такой важной персоне как Проводник!
- Он не будет срывать зло… открыто. Хуго устроит слежку, станет посылать к нам птиц, а когда придёт время – убьёт Проводника. Не своими руками, разумеется.
- Он что-то попросил взамен?
- Вообще-то я с ним ещё не говорил. И не буду. Ты поговоришь. Ты мастер красноречия, умеешь выражаться правильно и высокопарно, а Хуго именно это и нужно – побольше громких, пафосных слов о спасении магов и всего мира. Можно даже чуть преувеличить: всей галактики!
- И вечная слава в песнях потомков.
- Именно.
- Что ж, это как раз то, в чём мне нет равных. – Маркус самодовольно улыбнулся, но тут же выражение его лица изменилось. – Подожди-ка, а кто будет заговаривать птиц?
- Птиц будет заговаривать Хуго, он ведь чтец; но мы не можем так рисковать: ни ты, ни я не родились чтецами, а посвящать в это дело кого-то ещё я опасаюсь. – Мехес помедлил немного, а затем осторожно произнёс: «Я знаю, Верховный учит тебя кое-чему…»
Маркус нахмурился, его взгляд скользнул вниз.
Когда-то Мехес слыл любимцем Лаакана, но Маркус, проявляя меньшую разносторонность в интеллектуальном плане, был более открытым, общительным, мягким и с большей готовностью внимал наставлениям старших. Приехав для обучения в Делакарон, он быстро заслужил особое расположение Лаакана и отодвинул Мехеса на второй план. Сначала Мехес ревновал и злился, но со временем Маркус – искренний и непосредственный – понравился ему, и обида была забыта. Маркус, завершив учёбу, решил остаться в цитадели. Позже его избрали в Совет девяти, и они с Лааканом общались уже не как учитель с учеником, а на равных. Однажды Верховный, отметив его выдающиеся таланты в лингвистике, захотел попробовать обучить Маркуса мысленной речи. Это было предложение из ряда вон. Навыком безмолвного контакта обладал Архимаг – первый из магов, и умение это использовалось им и его первыми потомками для общения с Творцами. Когда же Творцы отвернулись от созданного ими мира, мысленной речи стали обучаться только Верховные маги: действующий учил преемника. Древнее, могущественное и ставшее вроде как бесполезным умение было чем-то вроде посвящения, без которого Верховный маг не являлся таковым. К тому же маги помнили историю, для них она была не просто делом прошлого. Они верили, что рано или поздно Творцы вернутся, и вот тогда пригодится мысленная речь. Однако Маркус не был преемником Лаакана – преемника избирали Хранители и Совет девяти, опираясь на пожелания простых магов во всех цитаделях, и время для этого выбора ещё не пришло. Первой реакцией Маркуса был испуг, но Лаакан сказал, что в этом на самом деле нет ничего страшного, и никакого запрета на обучение кого-либо кроме преемника тоже нет. «На всякий случай сохраним это в тайне», - всё же добавил он. Маркус брал уроки полгода, а потом не выдержал и поделился своей радостью с лучшим другом.
- Это нечестно, - сказал он теперь в ответ на его намёк. – И с чего ты взял, что возможно общаться с помощью мысленной речи одному магу с другим?
- Первые потомки Архимага общались. Ты бы знал это, если бы больше интересовался историей.
Маркус пропустил колкость мимо ушей.
- Это нечестно, - повторил он. – Неправильно по отношению к Лаакану. Я не могу.
- У нас…
- Нет других вариантов. Знаю. Но это перебор. Я и так…, - Маркус запнулся, словно пробуя слово на вкус, - предаю его.
Мехес сел рядом с ним и положил свою прохладную ладонь на горячее плечо друга.
- Я понимаю, что ты чувствуешь, но ты зря начинаешь укорять себя. Это не предательство. Это пойдёт на благо нашему миру.
- Да, ты прав, и мы с тобой хотим одного, просто Лаакан для меня больше, чем учитель и Верховный маг. Он мне как… дядя что ли. Единственный родной человек рядом. – Маркус встал, как-то нерешительно подошёл к окну и долго вглядывался вдаль, теребя пуговицу на рубашке. Мехес молчал. Ветер, вкрадываясь в открытую форточку, неловко перебирал складки тяжёлых гардин. Наконец Маркус заговорил снова.
- Я решил сделать себя здесь, добиться статуса, уважения, чтобы моё имя знали во всех цитаделях. Оставил мать, отца и сестёр в Нагаире… Я не видел их с тех пор как уехал. И сейчас, став перед этим выбором - пустяковым вроде, - так явно ощутил себя предателем… – Он обернулся и посмотрел на Мехеса. В его синих глазах дрожали отблески разгорающейся внутренней битвы и читалась мольба. Мехес не выдержал этот взгляд.
- Один раз, друг. Просто время не ждёт. Ты попробуешь донести до Хуго, что от него требуется, и всё, а я тем временем найду чтеца, и тебе не придётся больше этого делать. Даю слово.
Глава восьмая
Шум города становился всё тише, и вечер отступал. В рабочей комнате верховного мага неподвижные силуэты скрадывал полумрак. Из трёх высоких окон было открыто одно, но штиль не тревожил воздух, напитанный запахами бумаги, мела, гуашевых красок, тонким ароматом кедра, который Лаакан очень любил, и мятного чая. Здесь не было ни души. Деревянный мольберт с недописанным портретом одиноко стоял у закрытого окна. Ночь расцветала, но на темнеющей бумаге можно было различить белокурые пряди и застенчивый взгляд. На столике хаотично расположились перепачканная палитра, кисти, измазанные красками клочки бумаги и сами краски в маленьких фарфоровых баночках, однако чёрно-белый, как шахматная доска, ковёр был безупречно чист. В противоположном конце этого отнюдь не большого кабинета на стене висела доска, испещрённая какими-то чертежами и цифрами, а под ней на широком низком столе стоял макет цитадели – со всеми улицами, башенками, деревьями, прудом и движущимися крохотными фигурками магов, которые не прекращали своё бесшумное движение ни днём, ни ночью. Рядом с макетом кучкой лежали деревья и части разных зданий – подобно конструктору. Необычная картина могла рассказать о том, что население Делакарона росло, и он становился тесен. Назрела необходимость расширить границы города, построить новые дома, проложить дороги, разбить скверы, и этим занимался Лаакан вместе с одним из членов Совета – городским архитектором, а движущиеся фигурки наглядно демонстрировали проходимость участков. Остальное в этой комнате говорило скорее об увлечениях и вкусах, нежели о работе: гобелены с изображениями диких животных, живописные морские пейзажи, книжная полка, на которой каждый второй том – философия, а все первые – приключения, массивная, трёхъярусная золотая люстра с несколькими десятками свечей - холодных в этот поздний час – и, конечно, навесной шкафчик с десятками видов чая.
Из рабочей зоны в спальню вёл арочный проём, скрытый занавесью, напоминающей длинную бахрому. В самой спальне из мебели стояли только кровать из тёмной древесины с невесомым серебристым балдахином и прикроватный столик из такого же дерева. Вместо люстры на стене висел ночник в виде огненного языка. За его стеклом сейчас горело магическое пламя свечи, а на кровати лежали двое. Стрёкот сверчков наполнял лунный сумрак за открытым окном, но его перебивали голоса студентов великой цитадели, поющих в общей комнате, где наверняка жарко и все окна нараспашку. Несколько голосов исполняли куплеты под музыку, а хор громко подхватывал междометия:
С собою в цитадель я привёз своих друзей:
Собаку с попугаем – всё будет веселей.
Хэй!
Засел я за науки – бытие хотел познать.
И вот через неделю мой пёс давай линять.
О-оп!
Облез бедняга страшно и жалобно скулил.
А в чём причина? Ясно! – химстрой я вслух учил.
Ох!
Похвастаться хотел я питомцем номер два.
Учил я попугая произносить слова.
Ух!
Я интеллектуален до онеменья ног
И птицей своей тоже ударить в грязь не мог.
Да!
Со словом «перекусим!» прогресс наш был неплох,
Но после «трансментальный» мой попугай издох.
Ах-ох! Ах-ох!
Всё время раздавался дружный хохот, а песенка о превратностях учёбы продолжалась – каждое поколение студентов прибавляло к первоначальному варианту минимум два-три куплета.
Девушка на кровати потянулась под лёгкой алой простынёй, которой любовники были укрыты, и крепче прильнула к груди Лаакана. Он лежал с закрытыми глазами, но не спал - рука рассеяно, но нежно гладила длинные белокурые пряди, разметавшиеся по подушкам. Слушая песню, девушка время от времени тихо посмеивалась. Лаакан улыбался её смеху, не открывая глаз. Так лежали они, наслаждаясь друг другом, тёплой ночью, окутавшей их с головы до ног, музыкой и беззаботным пением учеников, пока он не сказал:
- Поздно уже, Нерил, тебе пора к себе. – В голосе его слышалось сожаление.
- Как я не люблю этот момент! – почти воскликнула она и прильнула губами к шее Лаакана. Он вздохнул, обнимая её.
- Я тоже.
- Если бы мы встречались открыто… Не говори, я всё знаю. Просто хотелось бы этого.
- Верховный маг и его возлюбленная, которая годится ему чуть ли не во внучки… - Лаакан невесело хмыкнул.
- Однажды мы преодолеем и этот предрассудок. Разум мага гибок, эволюция продолжается для нас быстрее, чем для других живых существ, а это означает, что сознание непременно перейдёт на новые уровни, границы мышления, понимания будут раздвигаться. Я верю, что однажды мы или наши потомки избавимся от всех предрассудков, от всех убогих штампов и клише. – Голубые глаза девушки засияли.
- Вряд ли это произойдёт на моей памяти.
Нерил обняла его.
- Умоляю, давай больше не будем о грустном! – произнесла она негромко. – Каждый наш час и так отравлен этой тьмой, что сгущается на юге… Порой мне хочется наплевать на всё и кричать, что я люблю тебя – пусть маги осудят меня и последний наш поцелуй перед тем, как тела и души сольются со Вселенной, случится на глазах у всех!
- Нерил…
- Знаешь, я боюсь не смерти, а того, что мы не будем вместе. Материи, из которых мы сотканы, растворятся в Мироздании, чтобы стать новыми мирами. Энергия душ затеряется в Космосе, и любовь станет призраком…
- Ты сказала, не будем о грустном, - Лаакан попытался улыбнуться, - а сама говоришь.
Она тоже улыбнулась уголками губ.
- Прости.
Лаакан высвободил руку, на которой лежала Нерил, отбросил простынь и, сев, стал одеваться.
- Ты переживаешь из-за Проводника? – спросила она. Её белая кожа, хрупкие плечи, длинные светлые волосы и по-детски невинный взгляд ярко-голубых глаз, обрамлённых густыми ресницами, в контрасте с алым постельным бельём завораживали взор.
- Да. Он ничего не знает. Да что там! Даже Совет знает не всё. – Он встал, натягивая брюки, но потом снова сел на кровать.
- Не всё?.. – робко спросила Нерил.
Студенты перестали петь и начали расходиться. Слышались голоса и шаги, удаляющиеся в разные концы дворца, где-то открывались и закрывались двери.
- Ты не ставил звукозащиту?
- Нет. Я люблю все эти звуки. Разговоры, ветер, сверчки, шаги… Терпеть не могу засыпать в тишине.
Нерил помолчала. Лаакан молчал тоже, сидя неподвижно. Казалось, он задумался. Её голос нарушил тишину:
- Мехес ведёт себя подозрительно, ты заметил? И кажется, втягивает во что-то Маркуса.
- Заметил. И я даже подозреваю, во что. Он выкрал из библиотеки Тёмное пророчество. У него хватило ума отыскать его и снять чары, но не хватило, чтобы подумать: вдруг тот, кто его спрятал, наложил кроме скрывающих заклятий ещё и кое-какое охранное. Я знал обо всём в тот самый миг, когда разрушился первый защитный барьер.
- Но почему не остановил его?! И… Что это за пророчество? Я никогда о нём не слышала.
Лаакан обернулся и посмотрел на неё.
- Всё, что происходить теперь, - свершение. Предначертанное исполнится так, как будет угодно Вселенной. Каждый делает то, что должен. Раз Мехес решил воплотить Тёмное пророчество, так пусть начнётся битва мрака со светом. Она происходит в Мироздании вне времени и вне миров, но в каждом времени и каждом мире. Для мира нашего сейчас – главное сражение. Так суждено. И это правильно. Если Зачинающая и Проводник не остановят смерть (а это возможно), всё живое погибнет. Если остановят – всё будет как прежде. Ну а свершится Тёмное пророчество – люди исчезнут. Выживут только маги, и мир станет совсем другим.
- Члены Совета не знают об этом, - прошептала Нерил. Это был не вопрос.
- Есть вещи, которые ведомы только Хранителям. – Лаакан сделал паузу. – А кое-чего не ведают и они. Только Верховный маг.
- Я не говорила, но несколько дней назад, когда прилетела птица из Риккола, Мехес спрашивал о Лие.
- А ты?
- Ответила, что не знаю, кто это. Но не думаю, что мои знания ему бы пригодились. Мне нечего было сказать, кроме того, что она твоя племянница.
- Хм. Да.
Лаакан нахмурился.
- Ты помнишь её?
- Лию? – Нерил пожала плечами. – Смутно.
- Вы были дружны.
- Мы были детьми. Очень давно.
- Не так и давно! – Лаакан захохотал. – Посмотрите на эту зрелую, умудрённую жизнью магессу!
Нерил покраснела и заулыбалась, став от румянца словно ещё более юной.
Позже, когда она тоже оделась и собралась уходить, она обняла Лаакана на прощанье и после долгого поцелуя пошла к двери, но обернулась и спросила: «Как же Проводник? Я тревожусь. Этот человек такой глупый и трусливый. Такой беспомощный. Ты можешь как-то наблюдать за ним?». Лаакан покачал головой.
- Я знаю, что Тодор пошёл через Туманные холмы. Дальше его маршрут предсказуем, но что будет с ним происходить… - Он снова покачал головой.
***
Голубоватый свет магического огня плясал на вершине посоха, отражаясь от тёмных каменных стен. Сжимавшая посох рука была сильной и уверенной, однако шаги, едва слышные на узкой лестнице, - осторожными.
Нерил поднялась в Белую башню, главную из тех трёх, в которых жили подопечные чтецов, - снежные хорисы. Когда она толкнула массивную, обитую железом дверь и вошла, птицы завозились в рассеявшейся темноте и с разных сторон раздалось тихое, хриплое «Нерил! Нерил!». «Чш-ш-ш!» - сказала девушка и, подняв вверх руку, негромко, но властно произнесла: «Полёт!». «Полёт! Полёт! Полёт!», – отозвались птицы, и белые крылья рассекли прохладный воздух, один из хорисов опустился на кисть Нерил, глядя на неё серьёзными жёлтыми глазами. «Нерил. Полёт!», - сказал он, коснувшись коротким клювом её руки. «Да», - ответила девушка и прислонила свой посох к стене.
Чтецы были магами с особым врождённым даром – их развитые инстинкты и биоритмы гармонировали с первозданной сущностью живой природы, что позволяло им входить в контакт с любыми её формами. Теоретически чтецы могли заговорить любое животное, птицу или насекомое, но, так же, как и заклинания, эта способность требовала затрат магической энергии, поэтому чтецы не пользовались ей просто так. Умение заговаривать заключалось, по сути, в подчинении живого существа, вкладыванию в его сознание того, что было угодно чтецу. Таким образом маги брали под контроль и людей. Само по себе состояние заговорённого существа было временным, а чтобы продлить его, чтец заговаривал повторно, но если кроме своего дара он применял заклятие печати, зверь или человек оставался под властью мага навсегда. Кроме этого, чтец мог узнать о своём объекте практически всё: возраст, пол, болезни или их возможность, состояние беременности, эмоции, желания, воспоминания и разные химико-физиологические процессы, протекающие в организме. Этими знаниями они часто помогали магам, занимающимся биологией, химическим строением, физикой магии и другими естественными науками.
Снежных хорисов заговаривали для передачи сообщений потому, что они частично понимали и отлично воспроизводили речь (то есть вложить информацию в их разум было несложно), могли быстро и долго лететь без устали, а в случае опасности становились грозными противниками.
Нерил посмотрела в глаза птице. Хорис моргнул и склонил голову набок. Девушка на мгновение сомкнула веки, а затем, не отрывая взгляд от жёлтых глаз, зашептала слова. Птица открыла клюв, её зрачки стали расширяться, крылья дрогнули и когти впились в белую кожу, выпустив кровь. Нерил замолчала, глаза её закатились так, что стали видны одни белки. И она, и хорис были недвижимы, только кровь стекала по её руке тоненькой струйкой и капала на деревянный пол. Наконец воздух с шумом вырвался из её лёгких, и девушка заговорила, теперь уже внятно:
«Лиа, милая, я так скучаю по тебе! И мне так тяжело врать Лаакану. Но наша дружба дороже во сто крат любви к мужчине… Проводника зовут Тодор. Он вышел из цитадели в двадцать пятый день первого месяца весны и движется через Туманные холмы. Лаакан за ним не следит, но будь осторожна – Мехес что-то замышляет. Что-то плохое. Возможно, вам грозит беда. Он хочет исполнить какое-то Тёмное пророчество. Я точно не знаю, что это, и у Лаакана пока спрашивать не буду – боюсь, он выведет меня на чистую воду… Одно я поняла: если у Мехеса получится, люди погибнут, а маги останутся жить. Ты знаешь, этого нельзя допустить. Пока всё. Буду слать птиц всякий раз, когда будет важная информация, - как мы и договорились. Дрожу от страха днём и ночью, но я обязана помочь. Лаакан думает о тебе, я знаю. Он тоже хотел бы тебя поддержать, но он Верховный маг… Лиа, когда весь этот ужас закончится, возвращайся! Маги отвергли бунтарку, но примут Зачинающую, спасшую мир. Я верю в тебя, подруга. До связи. И до встречи!».
Договорив, Нерил ещё минуту стояла в трансе с хорисом на запястье. Затем её глаза стали прежними, птица тоже пришла в себя, встрепенулась, и девушка вышла с ней на балкон. Погладив белые перья, она тихо произнесла: «Лиа», и птица взмыла в ночное небо. Проводив её взглядом, Нерил залечила руку, вернулась в башню, убрала кровь с пола, а потом, взяв посох, поспешила к себе.
Глава девятая
Все последующие дни пути Тодор двигался так осторожно, насколько это было возможно, если не видишь дальше трёх метров вокруг. Схватка с ящером не прошла бесследно. Пока единственной его целью было спастись и адреналин бурлил в крови, Тодор чувствовал боль примерно так, как чувствуют её, проснувшись после яркого кошмара. Отключившись сразу после битвы, он проспал недолго: в глубинах его мозга родилось беспокойство, что какие-нибудь животные могут прийти на запах крови, поэтому он встал и постарался уйти как можно дальше. Уже тогда он почувствовал, что с его телом что-то не так. Второй раз Тодор уснул просто сев от усталости посреди дороги и проспал 12 часов (хотя и не знал об этом), а когда проснулся, понял, что не может вздохнуть, а правое плечо и колено стали жуткого фиолетово-бордового цвета, отекли и болят нещадно. Позже он выяснил, почему ему тяжело дышать: поперёк туловища красовался здоровенный кровоподтёк, синеющий по краям – след от удара хвостом (Тодор вспомнил, как летел по воздуху после него).
Первыми чувствами, которые охватили его, были бессилие, желание бросить всё, вернуться домой и, если на самом деле грядёт конец света, пусть приходит. Только даст ему ещё раз увидеть отца и провести пару весёлых ночей в родной забегаловке. В конце концов, все смертны. Однако он знал, что, если повернёт назад, остаток его дней пройдёт отнюдь не за кружкой пива. Боль в повреждённых конечностях была одуряющей, а ещё ныли перенапрягшиеся мышцы. Тодор знал, что боль в мышцах пройдёт достаточно быстро, но раздувшиеся колено и локоть пугали, а ещё он думал, не сломаны ли рёбра. Но настоящий страх он ощутил, когда понял, что не может больше идти, что нога и рука перестают слушаться, а проклятым холмам не видно конца. Спать было невозможно. Одежда пропиталась влагой, и Тодора знобило. Спустя, наверное, неделю после встречи с ящером он лежал, окутанный росистой зеленью, а влекомые ветром бесплотные клочья тумана клубились над ним - свободные и равнодушные хозяева этого мира в мире. Его путь окончен, думал Тодор. Глупо и нелепо. Он никакой не герой. Разве не это пытался он объяснить магам? Просто гончар. Просто великовозрастный ребёнок, не способный ни на какие подвиги. Он думал о матери. Она умерла 16 лет назад в муках, окружённая роем мух и сладким смрадом смерти, но Тодор вспоминал её другой: красивой, смеющейся, заплетающей свои длинные чёрные волосы, играющей с ним в «кто первый добежит до отца и обнимет его». Эту игру они придумали, когда Тодору было года три, не больше, и она стала их особой традицией, если можно так сказать. Они бежали к отцу, обнимали его и смеялись все втроём, а теперь мамы нет, отец далеко, и ком в горле пытается излиться непрошеными слезами. Слабак, говорит себе Тодор, немощный, жалкий, сопливый слизняк. Но слёзы не отступают.
Потом сознание его стало отключаться, боль превратилась в призрак, как далёкий голос, зовущий по имени, но становящийся всё тише и тише. Воспоминания покинули его, уплыли в небытие. «Я замёрз», - прошептал Тодор и провалился в темноту.
- А ну не спать! – Окрик вырвал его из бездны. – Тодор! Тодор! Открывай глаза! Открывай же, ну!
И он открыл. И увидел перед собой лицо. Незнакомое – он точно знал, что не встречал его раньше, - но что-то промелькнуло в его голове, в самой глубине, в которой нельзя ничего различить. Он тут же закрыл глаза снова.
- Да что это такое! Неужели ты так слаб?! Творцы! А ну-ка…
Вспышка голубого света ослепила Тодора, тело будто встряхнула могучая рука, воздух с силой ворвался в лёгкие, и Тодор сел, захлебнувшись им.
- Твою мать! – были его первые слова. Он ошалело смотрел на молодую девушку, которая стояла перед ним. На её лице отражалась смесь жалости и удивления.
- Я уж думала, откинешься, - сказала она. – Даже испугалась немного.
- Откуда ты взялась… здесь? Ты отщепенка? И чем ты меня огрела? – Тодор чувствовал себя как пьяный, но боль отступила и сил прибавилось.
- Я тебя не била. А на первый вопрос отвечу так: и да, и нет.
- Как это? И отщепенка, и нет?
- Угу-у-у, - девушка покивала головой.
Тодор с интересом рассматривал её. Стоит, завернувшись в дорожный плащ. Невысокая, хрупкая, слегка прищуренные глаза смотрят пристально, однако тонкие губы расслаблены, а в наклоне головы чувствуются сила и мягкость. Девушка оглянулась по сторонам. Тодор увидел, что её медово-рыжие кудри – мелкие, непослушные, норовящие вырваться из причёски – достают до пояса и собраны в хвост, не очень тугой и такой пышный, что закрывает почти всю спину.
- Нам тут оставаться толку нет. Надо идти к озеру. Там безопаснее. Да и посуше будет. – Её взгляд вернулся к нему.
- Нам? Ты собралась идти со мной?
- Конечно.
- Я бы много чего сказал, но скажу одно: я и свой зад тащить не могу, а ещё тебя охранять? Нет уж.
- Меня не надо охранять. А вот ты без моей помощи умрёшь.
- Лекарь, да? – Тодор чувствовал, как отступившая было боль разгорается снова в опухших конечностях. – Тогда вылечи меня и иди куда шла.
- Вообще-то я шла за тобой. Я вылечу тебя, но один ты никуда не пойдёшь.
Тодор насторожился.
- Погоди-ка… Это не ты околачивалась возле меня в первую ночь? Когда я потом как идиот метался в тумане с секирой.
- Я.
- Ну и чего тебе надо? Ты… Баба, одна в этих проклятущих холмах и преследует меня. – Внезапная догадка осенила его. – Кто тебя подослал?
Девушка нахмурилась. Мягкость испарилась из её облика.
- Баба? Будешь так называть замызганных девок в своём городе. Услышу это слово в свой адрес ещё раз, и целых костей у тебя станет ещё меньше, чем сейчас. Это первое. Второе, индюк недобитый, это то, что никто меня не подсылал. Я сама решила за тобой пойти и прекрасно знаю, куда ты идёшь и зачем. Третье: без меня не осилишь и половины пути. Я не просто набиваюсь тебе в попутчики. Я должна… защищать тебя. Как посмотрю, боец ты посредственный, а я много чего умею. И самое главное: меня зовут Лиа. Я Зачинающая.
Тодор уставился на неё, не понимая толком, чего она хочет, но обескураженный тем, как незваная гостья с ним разговаривает, - в его городе женщины так себя не вели. Увидев его вытаращенные глаза, Лиа удивлённо открыла рот и хохотнула.
- Они тебе ничего не рассказали? Что ты знаешь вообще?
Тодор продолжал смотреть на неё, уже с подозрением. Лию это, казалось, не смущало.
- И Лаакан не раскололся? Вот те на! – Она задумалась на несколько секунд, а потом сменила тему. - Так. Ладно. Позже обязательно поговорим, а сейчас есть дело поважнее. Действие заклинания скоро закончится, и тебе снова станет плохо. Надо привести твои кости к первоначальному состоянию.
- За… Заклинания?
- Да, забыла сказать: я маг. – С этими словами Лиа распахнула плащ, и Тодор увидел посох. Он был молочно-белого цвета, по всей длине его обвивала такая же белая змея. С широко открытой пастью и свирепыми клыками она наполовину заглатывала круглый голубой набалдашник. – Нравится? – Лиа с гордостью посмотрела на посох. - Ни у кого такого нет. Это муж сделал для меня из кости океанской гидры. Правда, кристалл пришлось самой вставлять. Ещё там внутри залит свинец, плюс несколько заклинаний, и – практически неуязвимое оружие. Можно какие угодно чары творить. Или череп проломить, если очень надо.
- Ты… Ты… Неправильный маг… – Больше у Тодора не было ни слов, ни сил. Он мешком повалился на траву.
- Да, я неправильный маг, - ответила Лиа, - зато ты вполне типичный человек. – Но Тодор этого не слышал.
Лиа подошла к нему и присела рядом, держа посох в левой руке. Несколько секунд она просто смотрела куда-то сквозь него, а затем пробормотала: «Всё ясно», и стала освобождать от одежды повреждённые участки тела. Когда с этим было покончено, Лиа потянулась к голубому шару на посохе – своему концентрирующему кристаллу. Её тонкие пальцы ещё не дотронулись до гладкой, тёплой поверхности, а с неё уже метнулись к их кончикам голубые разряды. Когда она отняла руку, между кристаллом и её ладонью текла ровная переливчатая струя энергии. Она становилась всё плотнее и насыщеннее и будто концентрировалась между расслабленными пальцами Лии, пока не отделилась от посоха, словно пуповина, и не превратилась в аквамариновый сияющий сгусток, охвативший всю её кисть. Лиа прикладывала ладонь поочередно ко всем больным местам на теле Тодора, где-то держа дольше, где-то лишь слегка касаясь. Опухоли и гематомы исчезали на глазах, будто и не было вовсе. Всё время, пока Лиа лечила Тодора, он глухо стонал, но в себя не приходил, а она шептала сама себе: «И вот ещё… Пока не болит, конечно, но заболит. Надо убрать… Об этом лучше тоже позаботиться заранее… Здесь в норме…». Около часа она колдовала над ним, а когда закончила, Тодор спал – здоровым, спокойным сном. Лиа улыбнулась, довольная собой, и мгновение в её взгляде теплела нежность, но потом она снова сосредоточилась. «Неплохо было бы поесть, когда ты проснёшься». Она сотворила пару простых заклинаний, чтобы ни зверь, ни маг, ни человек не могли найти Тодора, и скрылась в тумане.
***
- Кригаль тебя неплохо потрепал.
- Кто? – Тодор проснулся, когда Лиа уже заканчивала жарить каких-то птиц, которых подстрелила невесть где и как.
- Тот ящер, с которым вы не поладили, называется кригаль. На самом деле они не агрессивные, просто ему не понравилось, что ты ходишь рядом с местом, где он спал. Он бы не съел тебя, просто поиграл бы и прибил. Кригали едят исключительно рыбу. – Лиа говорила так беззаботно, что Тодор почувствовал раздражение. – Эти ящеры живут в огромных норах на вершинах гор и холмов, где больше света. В солнечные дни они расправляют свои крылья и накапливают в них тепло…
- Очень познавательно, но хватит.
Лиа замолчала. Было слышно, как потрескивают ветки в костре. Пахло дымом, жареным мясом, и было странно видеть и чувствовать жар пламени, свежую пищу, движения другого разумного существа рядом после стольких однообразно холодных, сырых и одиноких дней пути. Тодор поёрзал на подстилке из своего рваного плаща и всё же спросил:
- А ты птиц магией убила?
- Нет, дротиками с ядом. Не бойся, он давно разложился и тебе не навредит. – Она бросила на него лукавый взгляд. – Ну, может пометишь территорию под парой кустов… Да ладно, шутка.
- Я думал, маги всё делают магией…
- Так и есть. Вернее, могло бы быть иначе, но так уж случилось.
- И как ты нашла птиц в тумане?
- Я умею, - ответила Лиа уклончиво.
Тодор, помолчал немного и заговорил снова.
-Ты не живёшь в цитадели с другими?
Лиа внимательно посмотрела на него и как-то невесело усмехнулась.
- А ты неглуп. Да… У меня своя история, но я пока не доверяю тебе настолько, чтобы рассказать. Хоть ты и Проводник.
- Точно. – Тодор подался вперёд. - Перед тем как я вырубился, ты сказала, что… Как-то назвала себя. И упоминала этого главного мага…
- Лаакан его имя.
- Ты обещала, что мы поговорим о чём-то важном.
- Не сейчас.
- Творцы! Это почему? Сейчас самое время. Время времён, козёл его дери!
- Твой организм ещё слаб, он перестраивается на новые биоритмы после моего воздействия. Из холмов надо выбираться побыстрей. Поедим и двинемся. Идти пару дней, не больше. Когда доберёмся до озера, можно будет расслабиться, тогда и поговорим.
Тодор взъерошил пальцами свои чёрные, спадающие до плеч волосы. Казалось, вот-вот его злость прорвётся вовне потоком новой брани, однако то ли присутствие мага, то ли здравый смысл сдержали его, и Тодор с глухим рыком лёг и демонстративно отвернулся.
- Смотри, а то твоя порция станет моей.
- Засунь… - Тодор обернулся, будто сам удивился тому, что едва не сказал. – То есть давай сюда.
- О-о-о. – Лиа протянула ему ветку с надетой на неё зажаренной птицей. – Это будет тяжёлый путь…
Глава десятая
Мехес долго думал, кого из чтецов можно посвятить в дело такой важности, и решил, что никого. Никто не должен знать о его замысле, хватит и Маркуса, который всё больше терзается вопросами морали.
Сначала он хотел осторожно поговорить с Киром, но передумал – Кир чтец с большим опытом, однако и жизненного опыта не меньше, его так просто не подмять. Нерил талантлива, только начинает, глупенькая и наивная, но порой слишком болтлива и прямо светится от честности. Запугивать девушку – дело недостойное мага, и посему Мехес остановился на одном мальчишке – ученике по имени Элино. Он не собирался ничего ему рассказывать. Пообещать покровительство, если заартачится – припугнуть, и дело в шляпе. Передавать Элино будет общие фразы и кодовые слова (о них с Хуго условится Маркус). Риск? Безусловно. Но издеваться над другом Мехесу и в голову не приходило.
Иногда он представлял себе, каким будет мир без людей. Маги построят новые прекрасные города, изобретут революционные способы передвижения между ними; наука, искусство, любовь и всеобщая дружба станут формировать сознание новых поколений. Исчезнет в вечности обременительная забота о людях, придёт время великих свершений, открытий, полностью обновлённого, совершенно свободного разума, которому подвластны силы самих Творцов. Сейчас маги благоговеют перед ними, трепещут перед какой-то неизведанной, но грозной псевдомудростью, хотя их предки едва не одержали победу в Битве семи магов, но однажды… Если, узрев идеальный мир, построенный магами, Творцы вернутся и признают их, если они принесут дары, которые откроют все горизонты, тогда хорошо. А если же нет, маги сами шагнут в Космос, отыщут Творцов и предстанут перед ними совершенными, бесконечно мудрыми и безгранично могущественными существами, равными духам элементов. Они заставят Творцов признать их, как заставят признать равенство, ну а затем – вечное, благое созидание и совершенствование миров.
Покинув свою комнату, Мехес отправился к Маркусу – он уже должен закончить.
Мехес шёл по коридорам и лестницам, оживлённым прозрачным утренним солнцем и сотнями голосов, шагов, дыханий и биений сердец. Маги сновали мимо него, многие коротко здоровались. Они делились новостями, обсуждали учёбу, спорили о новых проектах, шутили, одним словом – вели себя как обычно. Один из сотен тысяч дней, неразличимый в потоке времени. Будто он цветёт не на обрыве каменной скалы. Будто не поднимаются из-за горизонта полуистлевшие крылья ледяных ветров и не готовятся их беззубые мёртвые пасти со стоном разомкнуться и поглотить хрупкую жизнь.
«Они знают, что их спасением занимаются, что посланник судьбы идёт на юг. Они никогда не знали страха, не видели, как умирают в муках, и сами не боялись смерти, не вглядывались в будущее, скрытое сумрачной пеленой, потому что оно всегда было ясным и сулило только радость. Они просто не допускают, что всё может пойти не по сценарию; что избранники Вселенной потерпят поражение, а те, кому закрадываются подобные мысли, гонят их прочь – пессимизм магам не присущ. И конечно, раз верховный сказал о пророчестве, в котором всем предречено спасение, никто не усомнится в этом. Они все верят в незыблемость радужного настоящего, но я дам им больше».
Мехес толкнул дверь и вошёл в комнату друга. В ней никого не было.
- Маркус?
- Я здесь, - послышалось из уборной.
- Ты в норме? – обеспокоенно спросил Мехес.
- Да, подожди минуту.
Когда он появился, лицо его было измученным и очень бледным.
- Хуго находится далековато отсюда. – Маркус сделал попытку улыбнуться. – Мы с Лааканом упражнялись в пределах города, но это… Уф. Ты уж прости, но я не смог довести дело до конца – голова разболелась так, что пришлось ползти до туалета, а потом меня выворачивало, наверное, полчаса.
Мехес почувствовал тревогу, но подавил её.
- Ничего, - ответил он, - ты сделал, что мог. На самом деле я должен просить прощения, ведь идея была моя, а ты… - он красноречиво смерил обессиленного друга рукой. – Скажи только, что ты успел передать, а что нет.
- Я ввёл его в курс дела. Пытался быть кратким, как ты понимаешь. – Кровать негромко скрипнула, когда Маркус опустился на неё и привалился к подушкам. – Хуго был в полном ягнячьем восторге. Я сказал, что он должен следить за Проводником столько, сколько получится, и ждать дальнейших указаний с птицами.
Наступила тишина.
- Это всё? – спросил Мехес.
- Всё.
- Ничего о кодовых словах и… тому подобном?
- Нет. Извини.
- Хватит извиняться! – Мехес закрыл глаза и потёр ладонями лоб. – Придётся быть с Элино пожёстче. Не хотелось, но куда деваться… А ты, - он посмотрел на Маркуса, - постоянно говоришь так, словно это всё – только моё дело. Как будто я организую чью-то свадьбу, а ты никак не найдёшь те тарелки в зелёный горошек, которые сумасшедшая невеста хочет видеть на столах! Это наша общая задача. Я, конечно, положил начало, но никогда ещё не было дела, которое являлось бы настолько общим, понимаешь? Я придумываю какие-то идеи и подталкиваю тебя просто потому, что ты мечешься от сомнения к сомнению, но если соберёшься и предложишь что-то, будем делать по-твоему. – Мехес вздохнул. – Я тебе не начальник, и даже если б так, не надо передо мной извиняться из-за ерунды.
Маркус улыбнулся.
- Хорошо. Просто ты выглядишь немного… одержимым. Не хочется тебя разочаровывать или новые проблемы создавать. Кажется, что ты вот-вот… Пф-ф-ф! – Он показал руками вспышку.
- Нет. Впервые в жизни я ощущаю такую прочную опору под ногами. Я чувствую, что наконец делаю то, для чего пришёл в этот мир; отыскал себя. Я собран и сосредоточен, и держится это на гранитном монолите, так что «пф-ф-ф» не случится. – Он хлопнул Маркуса по ноге и встал. – Отдыхай пока. Подождём вестей от Хуго, а потом займёмся Элино.
Однако стоило Мехесу выйти за дверь, как лицо его тут же исказила злоба. Злился он не на Маркуса, нет. На глупые обстоятельства, которые назойливо мешают планам. Но ничего. Выдающимся магам никогда не выпадает лёгкая дорога, в этом их призвание – прокладывать пути туда, где никто ещё не был. Когда-то к таким относились без уважения, с ними спорили, их теории старались опрокинуть любой ценой, но парадоксальным образом, идя против большинства, многие из них повели большинство за собой, и толпа поднялась на уровень выше, толпа прогрессировала и перестала быть толпой, превратившись в огромное содружество. Теперь уже не верилось, что первые пару тысяч лет маги представляли собой компанию высокомерных, обуреваемых гордыней и совершенно неконструктивным индивидуализмом склочников. В те времена всякого, кто высказывал идеи, противоречащие общепринятым, моментально объявляли умственно отсталым. Самое смешное, что при этом каждый маг пытался как-то выделиться, и получалось, что все поносили всех, а это самое «общепринятое» одиноко топталось поодаль, постепенно превращаясь в бесплотный призрак. Так было до тех пор, пока верховным магом не стал Пеларий.
Наблюдая, какой хаос настаёт в магическом обществе, он испытывал ужас, и, придя к власти, дерзнул взяться за трансформацию устоявшейся действительности. Без кнута не обошлось, но в итоге у него получилось открыть магам глаза на то, что такое индивидуальность на самом деле, чего стоят талант и стремление созидать, а чего – пустая болтовня о собственном гении и бессмысленный эпатаж. Конечно, сейчас, если маг выкинет что-то на первый взгляд неадекватное, идиотом его посчитают, но после долгих изысканий и то не все. Как известно, каждый чудак в мире и даже псих всегда найдёт единомышленника. И всегда может оказаться прав.
В себе Мехес не сомневался ни секунды, хотя дерзновение его было весьма одиозным, и он это знал. Но полвека он носил внутри зерно, зароненное в тот день, когда узрел город людей; теперь это зерно проросло, он понял, что тоже один из избранных, а возможно – единственно подлинный избранный.
Однако было здесь ещё кое-что: Мехес не злился на Маркуса потому, что терзался чувством вины. И не из-за ситуации с Хуго. Мехес, видя мягкость и сомнения друга, не открыл ему всего, не посвятил полностью в свои планы. Мысленно он сотни раз просил у него прощения и говорил, обращаясь к его образу, что это не обман, а просто и так слишком много риска. Если вдруг Маркус решит занять другую позицию, лучше ему не владеть лишней информацией. Был момент, когда Мехес хотел оставить друга, освободить его, но потом понял, что без союзника нельзя. К тому же Маркус действительно хочет видеть мир таким же, каким хочет его видеть Мехес, и было бы неправильно самовольно прогонять его и говорить: «Эта дорога только моя, а ты ступай во-о-он на ту, там не так тяжело и опасно. Я твой друг, я забочусь о тебе, как считаю нужным, просишь ты того или сопротивляешься». Хочет быть рядом, пусть будет. Отвернётся… Мехес старался об этом не думать.
Спеша остаться в одиночестве, он едва не бегом помчался к себе и почувствовал некоторое успокоение, только замкнув двери на ключ. «Нервы на пределе, надо расслабиться». Мехес снял жилет, расстегнул верхние пуговицы на рубашке и сел за письменный стол, намереваясь заняться делами, которые требовали его внимания как члена Совета, а заодно отвлечься. И тут на столе, прямо перед собой он увидел свиток, перевязанный оранжевой лентой. Среди всех вещей и бумаг он выглядел странно и отрешённо. Как одинокий маг, дремлющий в лодке, покачивающийся на закатных волнах посреди Океана четырёх элементов. Со смешанным чувством тревоги и интереса Мехес стянул ленту и развернул жёсткую, хрустящую бумагу. «Ты плохой актёр». Три слова сковали его холодом, будто порыв февральского ветра. Он перечитал их несколько раз, так, словно ожидал, что буквы сейчас запляшут и сложатся в другое предложение. Но они были неподвижны. «Плохой актёр… - прошептал Мехес без выражения. – Ещё посмотрим, Лаакан». Отложил свиток в сторону и, запустив пальцы в свои каштановые кудри, опёрся локтями о стол.
Глава одиннадцатая
Идти пришлось дольше, чем говорила Лиа – вместо двух дней они тащились по холмам целых четыре. «Одна я добралась бы за два», - сказала она как-то, когда Тодор заметил это. На что получила ответ: «Ну и вали». Далее последовала перепалка, в которой Лиа назвала Тодора беспомощным болваном, а он её волшебной овцой. Остаток пути прошёл в молчании. Тодор сам не понимал, как отваживается разговаривать так с магом, но Лиа была магом очень странным, да и потом – можно хоть на ком-то срывать нервное напряжение, раз уж он спасает мир?! Особенно если этот кто-то так и напрашивается.
Туманное заточение окончилось внезапно, и Тодор даже почувствовал себя на удивление неуютно, когда белая пелена рассеялась, открывая вид на раскинувшееся вдали озеро. Накрапывал дождь. Под низким пепельным небом всё замерло в ожидании, но ветер, пахнущий травой, и грозой, и влажной духотой земли, разрывал остекленевший воздух, и громоздились на юго-востоке плотные, тяжёлые от воды тучи.
Лиа была невесёлой. Тодор тоже. Под вечер, когда они под проливным дождём пришли к озеру, промокшие до нитки, она, не говоря ни слова, принялась таскать ветки и строить шалаш. Тодор решил помочь, но Лиа, увидев, какие ветки он принёс, сказала:
- Они не подходят. Посмотри на мои.
- Знаешь, раз такая умная, возись тут сама. – Ответил Тодор и повернулся, чтобы уйти, но Лиа за его спиной произнесла:
- А ведь мог бы спросить у меня, что делать и помочь по-настоящему. Или тебе претит учиться у мага? Хотя, зачем вообще чему-то учиться, правда? Ты ведь умеешь… Что? Гвоздь молотком забивать? Резать свиней? Или ты посуду делаешь? Какие ещё знания нужны для жизни! – Тут в голосе её зазвучало отвращение. – Точнее, для её жалкого подобия.
Тодор обернулся.
- Да что ты знаешь?! Вы, маги, живёте на нашей шее! Это из-за вас мы… мы… Вы напыщенные, лживые, строите из себя таких умных, идеальных! Ах, какие мы потрясающие! Но на самом деле вы твари, каких поискать. Пользуетесь людьми и всё. А сами ничего не можете.
Лиа смотрела на него. На миг Тодору показалось, что её глаза стали влажными, но она только сжала губы и сказала:
- Всё совсем не так. Есть и чёрное, и белое, но не так.
- Ну а как?
- Я расскажу тебе, только когда ты будешь готов открыть свой разум и воспринять всё, что узнаешь. – И, помолчав, добавила: - Я думала, Проводник совсем не такой. Нелепость какая-то.
- А я и говорил, что не герой. Но твои дружки баранили до последнего. Так что скажи им спасибо и не ной.
- Я не ною!
- Вот и отлично.
Тодор развернулся и пошёл прочь. Лиа осталась стоять на месте с двумя палками в руке. Дождь струйками стекал по её лицу и рыжим локонам, выбившимся из-под капюшона плаща.
«Куда я иду?» – подумал он, когда и Лиа, и шалаш стали расплывчатыми пятнами за шумящей стеной воды. Серые стрелы секли землю. Солнце чахло где-то у горизонта, но тучи обернули его в саван, и не было ни намёка, ни отголоска заката. За вымокшим бесцветным днём торопливо наступала ночь, отшвырнув его на расправу дождю. «Я делаю что-то не то. Зачем я всё это ей наговорил? Потому что она маг? Или потому, что она не похожа ни на одну женщину, каких я знаю? Может, и то и другое… Но не оставлять же её одну». «Не оставаться же одному», - шепнуло что-то внутри него. Тодор задушил это что-то и повернул назад.
Лиа сидела в сухой одежде в сухом шалаше на сухом плаще и смотрела на тёмную гладь воды, дрожащую под мириадами падающих капель. Первое, что пришло в голову Тодору, вытеснив заготовленные слова, было:
- Зачем ты носилась с ветками и мокла, если могла применить магию?
- Захотелось, - ответила Лиа, не поворачивая головы.
- Кхм… Вообще я не то собирался сказать.
- М-м.
- Это… Ну, извиняюсь я, короче. И… не оставлять же тебя одну. Опасностей полно. Вдруг ты…
Лиа посмотрела на него, насмешливо вскинув брови.
- Ты даже не поблагодарил за то, что я на ноги тебя поставила и на ближайшие лет десять избавила от болячек, которые вот-вот дали бы о себе знать. Опасности… Я не боюсь опасностей.
- Да… Спасибо. Я… - Внезапно Тодора охватила тоска. – Я просто решил извиниться.
Он хотел было опять уйти, наплевав на сухой шалаш, но Лиа позвала его:
- Подожди. Я расскажу тебе всё. От начала до конца. Я расскажу то, чего никогда не узнает ни один человек, а потом ещё и то, чего не знает ни один маг. Я думаю, тогда мы сможем друг друга понять. И… ты не виноват. Ты вырос среди людей, а они не знают жизни. Я сама сглупила – ждала от тебя невесть чего только потому, что ты Проводник.
Совершенно ниоткуда вдруг возникло волнение и заворочалось у Тодора в животе.
- В первую очередь ты должен узнать историю сотворения мира, - продолжала между тем Лиа. - На самом деле первые люди как никто были в курсе, но со временем… Ладно, чего я прыгаю туда-сюда. Давай по порядку. Садись-ка.
Тодор опустился на плащ рядом с ней. Дождь шелестел по безмолвному озеру, по траве и понурой полумёртвой листве, которой Лиа укрыла шалаш. В одно мгновение, метнувшееся между её словами, Тодор погрузился в бездонные, давящие глубины осознания, и когда голос Лии зазвучал, питаемый шёпотом воды, он уже знал, что Тодора-гончара больше нет. Есть другой, неизвестно пока какой, но совсем не тот, что жил на планете последний 31 год. Он слушал Лию молча, неотрывно глядя на обложенное тучами беззвёздное небо.
- Никто не знает, откуда во Вселенной взялись Творцы – духи элементов: огня, воздуха, земли и воды. Говорят, они были всегда и всегда бродили между измерениями, погружённые в созерцание и высшее размышление. Творцов четверо, и они не мужчины и не женщины в нашем понимании, хотя одни концентрируют в себе энергию женского типа, а другие – мужского. Но пола у них нет. Соображаешь, о чём я? Так вот. Зитар был духом огня, Аркторус – воздуха, Башрон – земли, Омами – воды. Зитар и Аркторус – элементалии… хм… Ну, назову их мужчинами, так, вроде, проще рассказывать. Башрон и Омами соответственно духи женского типа. В их реальности не существует времени, поэтому невозможно как-то обозначить момент, в который им захотелось творить. Просто творческие импульсы, рождённые едва не безграничной силой, не давали им покоя. В глубинном смысле все четверо духов образуют единое целое, и потому создать Сферу они решили одновременно. Как они додумались до этого, я не знаю. Элементалии, их мотивы и сама их суть неподвластны пониманию какого-либо существа из тех, что живут в нашем мире. В общем, объединившись, духи сотворили эту самую Сферу – концентрат, генератор, накопитель бесконечно древней, могучей, непредсказуемой энергии и вместе с тем – нечто, в чём зародился неведомый разум. С её помощью они создали наш мир и, как считается, множество других миров. Сейчас Творцы, как прежде, блуждают в бесконечных Вселенных, но поначалу им была интересна наша планета, потому что на ней первой они рискнули создать разумную жизнь с большим потенциалом – людей.
- Людей?! – Тодора шокировала эта новость. – Так сначала были мы?
- Да. Но… Кое-кому показалось, что вы недостаточно хороши. Зитар, прозванный позже Зитар-мятежник, разочаровался, увидев вас. «Слишком слабы, слишком глупы, слишком порочны», - сказал он, на что другие духи ответили примерно так: если бы мы создали их безупречными, им некуда было бы развиваться, а значит, существование их оказалось бы бессмысленным. Но Зитар не согласился. Однажды, пока другие созерцали, он сбежал в межизмерение, где покоилась Сфера, выкрал её и явился в наш мир. На земле к тому времени прошло 720 лет, но, как ты помнишь, для элементалий времени не существует.
Я открою тебе одну тайну. О людях. Обитель первых магов, руины которой находятся за Разломом вечного забвения на Южном материке, была построена людьми. Это их город, некогда процветающая столица. Люди были в постоянном контакте с Творцами. Вернее – Творцы являлись им. Хотя элементалии больше наблюдали, не вмешиваясь. Люди построили города, придумали торговлю, автоматизировали некоторые процессы производства и создали систему управления. Много чего сделали, но, увы, чему не научились так это уважать друг друга. Среди них уже давно появились те, кто совершал научные прорывы, а тюрем было больше, чем городов. Ужасно. Может быть, это была лишь стадия развития, но никто этого не узнает, потому что именно тогда явился Зитар.
Он сказал: «Я покажу вам идеальное творение» и из воздуха, земли, воды и огня создал магов, сплавив силы стихий энергией Сферы. Магов было всего семь, и первым ступил в мир Архимаг. Детища Зитара были почти совершенны, но и столь же дерзки, эгоистичны и самовлюблённы, как их отец. …Если честно, я думаю, эти качества сопровождали исключительный разум, талант Зитара. В общем, Зитар сказал магам, что они – совершенные создания и весь мир в их власти. Да маги и сами это знали, едва только в пространстве запульсировал разум первого из них.
Однако такой мощный выброс энергии, который произошёл при творении магов, не мог остаться незамеченным – эхо его прокатилось по всем измерениям, во всех вселенных, как круги по водной глади от упавшего камня. Творцы ещё не ведали о случившемся, но почувствовали деяния Сферы. Они отыскали Зитара и пытались вразумить его, чтобы всё исправить, но он был доволен тем, что сделал. Более того – Зитар хотел продолжать… И продолжил. Он успел создать ещё несколько сотен магов. Ты сам понимаешь, что выход у Творцов был один. Объединив свои силы, воззвав к Мирозданию, они уничтожили мятежника. Ты спросишь: как? дух огня умер? Да, он отдал энергию Космосу, но Мироздание должно находиться в равновесии, а потому едва последняя неуловимая частица, принадлежащая духу Зитара, - та частица, бесконечное множество которых плетёт ткань сущего, - освободилась, Космос породил нового духа элемента огня, Сартона.
- Сартон… Так называется…
- Река. Разумеется, я знаю. А вот ты не знал, что её имя означает, правда? А самая большая река на нашей планете зовётся Омами. Это логично… Она на Южном материке, мы, скорее всего, будем через неё переправляться, так что увидишь земное величие водного духа.
Тодор вздохнул. Он пытался осмысливать всё, что слышал, но мозг немного не успевал за рассказом.
- Я продолжу? Ну, значит вот. Уничтожив Зитара, Творцы решили избавиться и от магов, ибо они нарушали все замыслы и - к чему скрывать? – начали истреблять людей. Да не тут-то было. Маги оказались слишком сильны. Духи воплощают энергию своего элемента, а маги… Они заключают в себе силы всех. Разразилась битва, какой не знал ещё ни один мир. Воздух горел, воды кипели, ураганы уносили горы, огненная магма вырывалась из земных недр и испепеляла всё живое. Маги не собирались умирать. Девять дней продолжалось это безумие – Битва семи магов, - а на десятый Творцы сдались. Они предложили магам договор. Согласно ему маги обязывались хранить равновесие, мир и покой на своей планете, а также заботиться о людях (представь, часть их умудрилась пережить битву), поддерживать их и наставлять, дабы люди прогрессировали. Взамен Творцы позволяли магам жить без проблем. Конечно, это был уже не тот мир. Практически всё, что создали люди, было разрушено, изменился ландшафт, даже материки сдвинулись с мест… Лучше всего сохранился тот самый город, который стал Обителью первых магов. Архимаг и остальные сотворили мост через Разлом (именно во время битвы он и появился), восстановили город и стали обосновываться. Поначалу люди жили в том же городе, но, как ты понимаешь, маги тоже плодятся, так что через несколько сотен лет было решено выселить людей, которых тоже стало очень много. В то время начали закладываться другие города… Мир постепенно принимал тот вид, который имеет сейчас.
Как только люди стали жить отдельно и расселяться, началась грызня между ними. Сначала это были местечковые склоки, но века шли за веками, люди множились и множились, поселения их развивались. Началась Эпоха массовых войн. Маги не вмешивались до последнего, и четыре сотни лет люди истребляли друг друга, но Лаакан не выдержал. Ему было 233 года, его избрали Верховным, и он, заявив, что люди погрязли в крови, насилии, ненависти и нельзя позволить им дальше осквернять мир, собрал сотню сильнейших магов и начал усмирять людей. Всё закончилось быстро, но после этого стало ясно, что людям непременно нужен контроль извне. Было решено…
- Подчинить нас.
- Не совсем верные слова. В тебе говорит нерациональная и неоправданная гордость. Ты что, не слушал меня? – люди залили кровью два континента! И ради чего? Призрачной и бессмысленной власти, каких-то выдуманных благ! Нет в жизни благ выше возможности любоваться природой, путешествовать, наслаждаться её силой, восхищаться жизнью, что она даёт! – Лиа говорила увлечённо, в сумерках была видна её улыбка, то появляющаяся, то вдруг угасающая. – Никто не ограничивал людей в передвижениях, и они побывали всюду, но в самых прекрасных, живописных и вдохновляющих местах, зимой, летом, весной и осенью они не замечали ни красоты этого мира, ни его хрупкости, ни того, что счастье вокруг них. Стоя на палубе своего огромного корабля в бухте Кровавый топор, глядя на волшебные скалистые берега в тёплой дымке, безбрежную даль и небо, безмятежно засыпающее в лучах заката, самый могущественный из людей – Корвуд – думал лишь о том, как истребить конкурентов, перерезать их детей и изнасиловать жён. И ты ещё говоришь, мы вас подчинили… Вы и правда порочны, Тодор. Ещё как. – Она заметно сникла, как будто её печалило это, но потом проговорила: - Слава Творцам, что среди вас есть… отщепенцы.
Тодор, раздражённый таким завершением разговора, возмутился:
- Хочешь сказать, отщепенцы типа лучшие из рода людского?
- Ну да.
- Эти оборванцы? Разбойники и… и… дикари?
- Ой, кто бы говорил. Ты знаешь так мало, что лучше вообще не озвучивай своих мыслей.
- Опять за своё?!
- С тобой невозможно! Я сказала так много, а ты уцепился за ерунду вместо того чтобы пораскинуть мозгами над действительно важными вещами!
- Ну я же болван, забыла? Недоделанное существо. А ты – ма-а-аг.
- О Творцы! – Лиа подскочила, строение из веток жалобно зашаталось. – Так, - она перевела дыхание, - мы ложимся спать. Остальные разговоры оставим на потом, - губы её презрительно изогнулись. – Потом настанет тогда, когда ты хоть на рыбий хвост оправдаешь мои ожидания. Я-то подумала…
- На рыбий хвост? Это кто так выражается? Твой муженёк? И какой только дурак женился на такой как ты? Будь ты моей женой…
- Больше вшивой немытой девки тебе не светит.
- Знаешь что…
Лиа схватилась за посох.
- А ну захлопни своё тупое хлебало! – закричала она так, что Тодор оторопел, - а то ты, кажется, забыл, кто есть кто! Я не просто маг, я ещё и чтец, и если ты не заткнёшься, Творцами клянусь, заговорю тебя до конца пути!
Тодор почувствовал внезапный страх, но не подал вида, а просто остался стоять, зло глядя на Лию. Та, не выпуская посох, залезла в шалаш и легла, завернувшись в свой плащ с головой. Тодор остался сидеть, пылая ненавистью и проклиная Лию, а с ней всех магов последними словами. Так он и уснул, опёршись о шалаш и беззвучно бормоча ругательства.
Глава двенадцатая
Тодору давно уже не снились сны, но этой ночью ему привиделся отец. Он был весел, и беззаботен, и совсем здоров. Потом откуда-то взялась Лиа с мертвой рыбой в руке. Она бросила её в лицо Тодору с криком «Рыбий хвост!», и отец захохотал. Он смеялся, и смеялся, и прямо покатывался, а рыба раздувалась всё больше, больше, пока не лопнула и не превратила сон во тьму. Из тьмы этой выплыл размытый мужской силуэт, раздался голос: «Довольно». Вспышка света, непомерная тяжесть, сдавило грудь, заложило уши, впечатало в землю, невозможно пошевелиться. Давит! Давит! Не-ет! «Довольно!». Тодор проснулся, задыхаясь. Лиа сидела рядом и с любопытством смотрела на него.
- Что? – спросил он раздражённо.
- Ты всё время бормотал «рыбий хвост, рыбий хвост». Рыбалка снилась? – Лиа хмыкнула.
- Ага. Почти.
Утро было в разгаре, и от дождя в небе не осталось и следа.
- Пойду искупаюсь, - сказала она.
Тодор хотел было ответить, что холодно ещё, простудишься, мол, но вспомнил – перед ним маг, хоть и ненормальный.
Злость его со вчерашнего поутихла. Глядя на Лию, удаляющуюся в прибрежные заросли, он чувствовал грусть. «Надоело ругаться с тобой. Ты маг и не можешь понять меня. Я не могу понять тебя. И у каждого своя правда. Своя жизнь по своим законам». Тодор подумал, что, пожалуй, Лиа ведёт себя с ним не так уж высокомерно, если сравнить её с другими магами. Пытается ему объяснять, доказывать, а ведь никто из её соплеменников не снизошёл бы до этого… Даже эти, напыщенные, в цитадели. Отправили его в никуда, практически на смерть и не сочли нужным открыть и десятой доли правды (а в этом Тодор не сомневался, особенно после рассказа Лии. Почему-то он ей верил). «Надо бы освежиться и мне. Прохладно, да ничего. Я всем нужен до зарезу, так что можно простывать – помереть не дадут».
Неспеша он пошёл к воде. Озеро было спокойным, светлым, серовато-голубым у берега и ярко-синим вдали. Тодор не повернул за Лией, своей наготы он не стеснялся. Раздевшись, он вошёл в воду по пояс, чувствуя, как холодная дрожь пробирается снизу вверх, и уже хотел окунуться с головой, но заметил движение в прозрачной воде. Множество бесформенных разноцветных существ размером с его ладонь вились вокруг. Они всё время меняли очертания, гладкие тельца переливались в солнечном свете. Тодор стоял не шевелясь и думал, стоит ли замереть и ждать, пока они уплывут, или же они могут сожрать его и надо убираться поскорей. Существа, однако, совсем не соприкасались с его телом. Они были юркие и плавные одновременно и завораживали взгляд. Внезапно Тодор почувствовал лёгкое покалывание в затылке, а потом по всему лицу, в ушах негромко, но отчётливо зазвенело. Поведение загадочных созданий изменилось. Они скучковались, во все стороны из тел потянулись тонкие жгутики, которые переплетались со жгутиками соседей, и вот уже перед Тодором возникла однородная живая масса, ежесекундно меняющая цвет. Лицо и голову теперь не покалывало, а жгло огнём, но Тодор не мог сдвинуться с места. Масса стала волноваться, вспухать и опадать, подрагивать и изгибаться, а потом медленно на её поверхности совершенно чётко проступило лицо, такое реальное, что казалось, его украли у обладателя. Из-под воды на Тодора смотрел Лаакан. Снова это чувство, как удар молнии, - его глаза впиваются Тодору прямо в душу, терзают старую рану, вспарывают шрамы… В горле встаёт ком. «Пошли прочь!», - кричит Тодор. Или хочет крикнуть. Звон в ушах нарастает, но потом всё резко прекращается, и безобидные на вид существа снова спокойно скользят в мокрых бликах.
На ватных ногах Тодор вышел на берег, надел штаны и поплёлся к шалашу. Лия появилась минут через десять.
- Элементы! Ты белее хориса! Что стряслось?
Тодор рассказал, умолчав всё же, чьим было увиденное лицо.
- О, нестрашно! Это радужники. Они живут только в Понкари, любят холод, поэтому зимой можно видеть, как озеро, покрытое льдом, переливается всеми цветами. Порой радужники так забавляются целыми днями. Красотища! Я была…
- Да ясно всё! Просветитель!
- Ощущения от них неприятные, конечно, но просто они вступают в контакт с твоими нейронами…
- Что-о?
- Считывают информацию в твоей голове. Радужники не опасны, не волнуйся, слабость быстро пройдёт. Они показывают воспоминания, только и всего. Лица тех, кто наиболее важен для нас. Кем мы дорожим превыше всего, кто безраздельно занимает первое место в нашей жизни.
- Во всей жизни?..
- В той части жизни, что уже прожита. Радужники не показывают будущего, они довольно примитивны.
- Но тот, чьё лицо я увидел, для меня не важен вообще! Мне плевать на него, я видел его один раз!
- Значит важен.
- Да у меня на первом месте в жизни отец! И мать… Хоть её уже давно нет. А этот…
- Радужники бесстрастны и всегда показывают правду, Тодор. Возможно, у тебя с тем человеком связано больше, чем ты сам думаешь.
«Человеком…»
- Не связано.
- Как знаешь.
Однако Тодор задумался. Лиа уселась в стороне и стала начищать свой великолепный посох, а он размышлял: «Мог ли я что-то забыть? Может ли память вытворять такие фокусы? Почему когда я вижу этого мага или думаю о нём, у меня внутри всё вскипает? Способны маги стирать память? Наверняка… Вопросов выше крыши, а ответов – ни одного. Стоп! А могут ли они память возвращать? – Тодор покосился на Лию. – Она, похоже, типа особенная, талант или что там у неё… Лечит, заговаривает… Маги не могут быть и лекарями и чтецами одновременно. Они-то лечат себя, но так, по мелочи… А эта… Все кости мне срастила, ещё и подлатала наперёд. С того света вытащила. Спросить её? Или лучше пока держать всё при себе?»
- Пойду рыбы поймаю. – Лиа положила посох, накрыла его плащом и встала. – Я тебя хотела попросить, но с радужниками у вас не сложилось, поэтому сделаю сама, - она улыбнулась. – Разведи костёр.
- Так мокро ж после такого ливня.
Тонкие губы Лии снова изогнулись в улыбке.
- Вон там я насушила веток.
Тодор почувствовал, что его лицо заливает краска. Он ощутил себя беспомощным и ни на что не годным.
- Ладно, - буркнул он, а про себя подумал: «Не буду я ничего у неё спрашивать. Разберусь без выпендрёжников. Мои мозги – моё дело».
Несколько дней Лиа с Тодором без всяких происшествий шли по унылой, бесцветной равнине, продуваемой всеми ветрами. Понкари с его рощей и Туманные холмы, покрытые молодыми травами, остались далеко позади. Наконец путники увидели вдали город и извилистые нити дыма, вытянувшиеся в пасмурное небо.
- Поселение подконтрольных, - сказала Лиа без эмоций. – Придётся зайти. Тебе надо еды взять и передохнуть. Может даже от Лаакана новости придут, хоть это и вряд ли… Но пойдёшь один.
- Один? К магам и их… питомцам?! Отлично придумано!
- Хуго – главный здесь – тупой индюк… Но ты, наверное, этого и не заметишь… Короче я уверенна, Лаакан оповестил и его и магов в Нагаире о тебе, так что Хуго не должен никакую гадость сделать. Я не могу пойти, потому что… Ну лучше пусть никто пока не знает, что мы встретились. Да и с индюком у меня – как у тебя с кригалем, никакого взаимопонимания. – Тут Лиа повернулась к Тодору и заговорила так серьёзно, что у него пересохло во рту: - Я думаю, Хуго ничего не сделает, но я могу быть не права. Не все маги хотят, чтоб мы сделали то, что должны. Будь на чеку. Всё время. Ни на секунду не отвлекайся и обращай внимание на всё, ты понял? Переночуй там одну ночь и наутро уходи. Я буду недалеко. Если до полудня следующего дня не увижу тебя выходящим из ворот, пойму, что дело плохо. Когда будешь выходить, почешись… нос, руку – неважно. Так я пойму, что ты не заговорён. Гарантия не стопроцентная, но хоть что-то…
- Так может, лучше туда не соваться?
- Нет, лучше сунуться. Если есть хоть какие-то новости, мы должны их узнать. Тебе надо хорошо отдохнуть и взять еды, потому что мне тоже нужно беречь энергию – она пригодится. Я не хочу тебя лечить от переутомления и последствий мясной диеты.
- Этот Хуго – чтец?
- Да.
- А если он меня заговорит и оставит там?
- Сомневаюсь. Без тебя им не найти меня, а тому, кто хочет нам помешать, нужны оба. За тобой следить проще, чем за магом. Тем более таким, как я. Заговорить, вложить в твой мозг инструкцию и отправить гулять в виде приманки для меня – это хоть и глупо, но от Хуго такого можно ожидать… Если ему самому не дали инструкций… Более хитроумных. – Лиа задумалась. – Давай не будем гадать, - сказала она помолчав. – Не думаю, что Хуго навредит тебе - тогда его ждёт гнев Верховного.
Глава тринадцатая
Хуго стоял на балконе маленькой башенки, в которой располагались его комнаты, и смотрел в подзорную трубу, как двое разошлись в разные стороны. Труба была зачарована, разумеется, иначе он едва бы мог их заметить. Увидев, что Тодор направился к поселению один, он опустил её и с хмурым видом погладил короткую светлую бороду, сросшуюся с бакенбардами, которая скрадывала женственность его черт.
Этой ночью хорис принёс ему подарок из Делакарона – очень вовремя, - и он с мрачным удовлетворением посмотрел на свиток, который лежал на его рабочем столе. Правда Хуго надеялся, что Лиа тоже явится, ведь подарков на самом деле два – второй приготовлен его собственными руками, - но раз обстоятельства складываются иначе, чем хотелось, остаётся только извлечь из них максимальную пользу.
Он вышел из комнаты и запер её на ключ (в магическом замке не было нужды – никто не посмеет войти в его покои), спустился через два этажа на первый и через коридор с комнатами магов прошёл в холл. Здесь всё блистало роскошью и вкусом. Утопая в мягких диванах, праздно сидели маги, скинув обувь на ковёр. Кто-то из них читал, кто-то разговаривал; в углу тихо журчал фонтан, и множество живых цветов наполняло пространство лёгким ароматом.
- Доброе утро, мастер.
Хуго улыбнулся.
- Доброе утро, друзья. Начинается ещё один день в этой дыре.
- Сегодня партия, мастер. Ещё кучка скотов.
- Да, да… Только осознание важности нашего дела и вдохновляет, когда тошнота становится невыносимой, правда?
- Истинно так. Вчера мы с Эгионом повторно заговаривали нескольких. Стоило им прийти в себя, из их ртов сразу полились помои… Это ужасно. По мне так наложить печати на всех!
- Я могу только поддержать ваше рвение, но его не поддерживает Верховный.
- Лаакан мудр и силён, но к людям уж слишком терпим. Животных они превосходят разве что…, - маг замешкался. Его перебил второй.
- Да ничем они не превосходят. Ну производят они что-то, ну способны на какое-то примитивное творчество, это всё не важно. Даже если брать в расчёт их подвижки в науке семисотлетней давности, фактом останется неспособность построить достойное общество. Все ведь читали «Историю кровавых лет»? Сражение за власть, которой нет и быть не может, упоение муками себе подобного, желание побольше сожрать и выпить, удовлетворить свои низшие, ничтожные инстинкты за счёт другого с полным безразличием к его воле… Истинно говорю – нет у них духа! У животных есть – тёмный, древний, повинующийся лишь токам единства и трансформации элементов, а у людей нет и такого. Даже когда я заговариваю, я не чувствую его. И ведь никто не чувствует, - маги закивали.
- Но были же среди них те, кто стремился к большему, - неуверенно прозвучал новый голос.
- Редкие удачные мутации, сочетания генов… Для их вида в целом они не стали нормой. У морских скорпионов тоже есть особи, способные различать интонацию голоса, например, что совершенно уникально…
- Можно было бы вывести новый человеческий вид путём скрещивания удачных экземпляров. В реальной жизни эти экземпляры даже не всегда могут встретить друг друга…
- Да ну! Ещё этой мороки не хватало. Зачем они нужны? Мы и без них прекрасно можем жить. Вселенная тем более.
- Но Творцы ведь задумывали что-то! Для чего-то они их создали!
- Как эксперимент и не более.
- Они создали их, чтобы посмотреть, сможет ли жизнь самостоятельно достичь вершин разума и духа…
- Творцы в итоге потеряли к ним интерес, ибо люди безнадёжны.
- Эксперимент провалился!
- Должен же быть иной смысл?
Голоса стали повышаться и слились в гул. Хуго молча слушал, потом громко произнёс:
- Что ж, время для бесед у нас будет, а сейчас пора за работу.
Маги стали расходиться парами и группами, продолжая обсуждение на ходу. Хуго остановил одного.
-Зохар, поди-ка сюда. Я ожидаю гостя к вечеру, человека. Дело очень… эм… щепетильное… После его визита мне нужно будет отсутствовать неопределённое время. Могу я положиться на тебя в делах управления на этот период?
- Конечно, мастер! Но что человек будет делать в поселении? Один, да ещё как гость!
- Ну-у, Зохар, ты ведь знаешь о том, над какой пропастью мы все висим, так вот этот человек имеет важные сведения. Они в его голове. Он, конечно, не понимает этого, но его направили ко мне из Делакарона, чтобы Мастер-чтец проник туда, куда только он один и может проникнуть – в самую глубину сознания. Когда я получу информацию, мне нужно будет выполнить одно поручение, понимаешь? Другие не должны знать, потому что Верховный не хочет, чтобы страх отравлял жизни магов, даже если этим жизням суждено в скором времени оборваться. Я поверяю тебе управление поселением в моё отсутствие. Остальным скажешь, что я отправился по делам в Нагаир. Будут спрашивать подробности, говори «не знаю». Это ясно?
- Да, но…
- Хорисы от Лаакана вряд ли прилетят, он занят другими делами. Доклад я отправлял неделю назад. У тебя не возникнет сложностей, а я управлюсь быстро.
- Хорошо, мастер.
Зохар ушёл, а Хуго, рассеяно повертев на пальце одно из своих сверкающих колец, решил вернуться к себе и как следует подготовиться к встрече.
***
Тодор пришёл к поселению, когда уже давно смеркалось. Огромная, мрачная крепость, ощетинившаяся шпилями и башенками, хранившая почти все свои огни и звуки внутри, была разительно отлична от сияющего, шумного Делакарона. Одиноко возвышаясь посреди ветреной равнины, она производила впечатление зловещее и гнетущее. Но, возможно, такими красками эту картину рисовало восприятие Тодора, возбуждённое страхами и рассказами о поселении, которые он слышал с детства. С замирающим сердцем и недобрыми предчувствиями остановился он перед воротами, размышляя, насколько обоснованы доводы Лии и не совершает ли он ошибку, слушаясь её так беспрекословно. В конце концов, именно потому, что она маг, Лиа может недооценивать опасность, которая угрожает человеку. Для неё маги свои. Разумные, мудрые, желающие добра всем и вся… Но он-то знает их с другой стороны.
В неверном свете сумерек Тодор видел, что ворота совершенно гладкие и только посередине на уровне его головы в их поверхности есть два углубления в виде ладоней, причём только левых. Он потрогал поверхность – то ли отполированный камень, то ли какой-то неизвестный сплав… Сплавы и металлы забыты людьми после заката гильдии кузнецов – только слова и остались, но магам те знания не нужны. У них всегда были свои. Только он подумал об этом, как плиты ворот поползли в стороны, уходя в толстые стены, и перед ним предстал маг в свете факелов. Их держали два человека с совершенно отсутствующим выражением лиц. Маг был одет с шиком: штаны, рубашка, туфли, длинная накидка – всё было пошито из материалов, дороговизну которых мог оценить даже Тодор. И длинные тонкие пальцы усыпаны перстнями – не так уж часто у магов можно встретить такую любовь к ювелирным изделиям.
- Углубления для ладоней только для Мастера-чтеца и его Первой руки, - бархатным голосом проговорил маг. Потом, окинув Тодора оценивающим взглядом, произнёс: - Проводник. Какая честь! Заходи-заходи. Будь… как дома.
Маг развернулся и сопровождаемый одним подконтрольным пошёл вперёд. Другой взял Тодора под руку и мягко, но настойчиво потащил следом. Они обогнули красивое, освещённое магическими огнями четырёхэтажное здание в центре поселения, за которым возвышалось второе – намного больше, похожее на короб, скрытый в густеющей тьме,- и вошли, как Тодор догадался, в его заднюю дверь. Люди остались на улице.
Внутри было тепло, светло, под ногами - так любимые магами ковры, на стенах и в углах горшки с живыми цветами. Маг посмотрел на обувь Тодора, она была вся в грязи.
- Элементы, - проворчал он, повёл ладонью, и грязь рассеялась, исчезла и с обуви, и с ковра. – Теперь можешь следовать за мной.
Они прошли коротким коридором, поднялись по лестнице. Снизу доносились голоса и смех. Видимо, там какое-то общее помещение, решил Тодор. Маг привёл его в небольшую уютную комнату и наконец развернулся лицом, словно говоря «мы на месте».
- Я не представился, Проводник, - сказал он, - меня зовут Хуго, Мастер-чтец поселения подконтрольных.
- А я Тодор.
- О, я знаю, - улыбнулся маг, и Тодору стало совсем уж не по себе. Что-то не нравилось ему в этой улыбке, в жеманных повадках Хуго, даже в его светлых волосах, сплетённых в длинную косу.
- Слушайте, я ненадолго. Мне бы продуктов каких-нибудь взять и узнать, нет ли вестей из цитадели, да и всё. Утром я уйду…
- Конечно, конечно. Я посодействую Проводнику, как того требует мой долг. – Хуго сел в кресло. – Присядь.
Тодор сел.
- Ты, как я вижу, пришёл один.
- А с кем мне быть?
- Что же ты, идёшь спасать мир и не знаешь, что совершить это не сумеешь… если нет… друга?
- Эм-м-м… Я вообще мало что знаю о том, что делаю. Вы, маги, не особо-то откровенничаете с людьми, даже если от этого зависит ваша собственная судьба.
- И ты знаешь, почему.
- Ещё б не знать. Вы думаете, это ниже вашего достоинства. Или мы настолько тупые, что не поймём.
Хуго усмехнулся.
- Смелый человек. А вы бы поняли?
- Любой поймёт, если доходчиво объяснить.
- Одно из ваших людских заблуждений. У вас даже умственно отсталые считают себя умными, и никто их не переубедит… - Хуго прервал мысль и пристально посмотрел на Тодора, вцепившегося в ручки кресла. – Но ты, похоже, действительно редкий экземпляр. Тем интересней.
- Интересней что?
- Знаешь, Проводник, я ведь готовился к твоему визиту, - вдруг весело произнёс маг, игнорируя вопрос и вставая. – Я хочу провести для тебя экскурсию. Представь, ты первый из людей – и наверняка последний – увидишь поселение, скажем так, незатуманенным взором. А-ха-ха. Пошли!
- Но ведь ночь уже.
- Ну и что? Раз ты утром уходишь, сейчас отличная возможность.
- Я не хочу смотреть поселение.
- Я могу сделать так, что захочешь.
Тодор окаменел.
- Шутка, - засмеялся маг. – Профессиональное. Так идём?
Тодору стало совершенно понятно, что выбора у него нет. Его беспокойство всё росло, он уже десять раз пожалел, что пришёл сюда. Лучше бы они с Лией ели раз в неделю и одних ронков, воняющих падалью.
Они снова вышли на улицу. Хуго повёл его через двор к тому самому большому коробу, который возвышался над прочими постройками. Открылась дверь, они ступили за порог в кромешную тьму и маг сказал: «Свет!», воздух колыхнулся, будто он взмахнул руками, а потом по-над стенами и под потолком вспыхнули огни, освещая картину, воображать которую Тодор никогда бы не стал, даже если б мог.
Они с Хуго стояли в дверях серого помещения без окон, вытянутого далеко вперёд и вверх. В несколько рядов здесь помещались деревянные многоэтажные кровати с лестницами, на которых в совершенно одинаковых позах – на спине с вытянутыми вдоль туловища руками – спали люди. Тодор подумал, что они точь-в-точь как мертвецы на плотах в его городе перед тем, как их обмажут глиной и спустят вниз по Сартону. Эти жуткие полки с людьми поднимались до самого потолка метров в 30 высотой и уходили вглубь зала так, что в последних рядах было уже ничего не разглядеть. Лицо мага выражало удовлетворение. Тодор испытывал чувство близкое к ужасу.
- Они всем довольны, - тихо проговорил Хуго, подавшись к нему.
- Ещё бы! У них ведь даже… даже мозгов своих считай что нет!
- Ну, ну. Это не так. Знаешь, в чём сила чтеца? Он может контролировать степень контроля. Такая вот тавтология вышла. Люди в этой комнате лишены всех желаний кроме тех, что связаны с жизнедеятельностью. Они ощущают голод, естественную нужду, но у них нет эмоциональных, сексуальных желаний, каких-то меркантильных целей, потребности в самоутверждении, которые довели их до преступлений. К тому же мы обращаемся с ними милосердно. На самом верху, например, спят самые здоровые и сильные мужчины; внизу – старики, дети и больные, чуть выше женщины. Они знают, кто они и почему здесь оказались, периодически мы «включаем» их эмоции, чтобы они ужаснулись, затосковали, раскаялись – иначе наказание не возымеет силы. Все они через разные промежутки времени вернутся в свои дома с глубоко укоренившимся в самом подсознании страхом перед этим местом и больше не рискнут вести себя неподобающе разумному существу. Воры, скандалисты, обманщики, неверные супруги – вот они перед тобой, все как на ладони, ровно 987 индивидуумов типичных для вашего отсталого общества. Они сами себя кормят, сами себя одевают…
- И вас.
- Да, и нас.
- Вы держите их, как животных, - прошептал Тодор, блуждая взглядом по залу. – Как бездушных тупых скотов!
- Вы такие и есть, дорогой мой Проводник, - ответил Хуго с лучезарной улыбкой.
Тодор почувствовал, как его сердце бешено забилось, как захотелось броситься на мага, вцепиться в его холёное лицо и бить головой о каменную стену пока он не перестанет дёргаться. Как же надоело ему терпеть все эти унижения! И тут в черепе его стало как будто тесно.
- Ай-ай-ай, - заговорил Хуго, глядя ему прямо в глаза - какие желания… Знаешь, чем это может обернуться? Я сказал, здесь воры и обманщики, а знаешь, где убийцы и садисты?
В горле у Тодора пересохло, он весь дрожал от смеси страха и ярости, но молчал.
- Я покажу тебе, Проводник. Ты уже горд, что попадёшь в святая святых?
Не дожидаясь ответа, маг схватил его за плечо и с силой толкнул вперёд. Тодор понял, что либо он повинуется, либо рискует не выйти за ворота, поэтому сжав губы и собрав всю силу воли в кулак, пошёл туда, куда толчками гнал его Хуго.
Они прошли через бесконечный зал и жуткий шорох сотен вдохов и выдохов, спустились вниз по узкой лестнице и оказались перед очень старой на вид деревянной дверью без ручки, на которой так же, как на воротах, были сделаны два углубления в форме ладоней. Хуго вложил свою в одно из них, и дверь тихо открылась. За ней была тьма, и вместе с тьмой наружу хлынули вопли, стоны, хрипы – адская какофония, порождённая хаосом немыслимых страданий.
Тодор невольно отшатнулся и вжался спиной в стену, ноги его стали противно ватными. Он уже было закричал, что ни за что не пойдёт дальше, но гордость лишила его голоса. Молить мага сжалиться? Превратиться прямо на его глазах в то самое ничтожество, каким видит он каждого человека? Не просто подвергаться унижению, но принимать его с опущенной головой, променяв достоинство на безопасность? Никогда! Тодор поднял на Хуго угрюмый взгляд и сказал:
- Вонь едва с ног не сбила.
Лицо мага выражало лишь презрение и самодовольство. Он поднял одну руку ладонью вверх, держа во второй посох, и снова произнёс «Свет!». Магические факелы раздробили темноту своими причудливыми голубовато-оранжевыми огнями; Хуго с Тодором вошли в темницу.
Здесь было сыро и душно, смрад стоял просто невыносимый, и Тодор заметил, что маг сотворил вокруг себя воздушный кокон, оставив его «наслаждаться» антуражем в одиночку. На осклизлых каменных стенах, прикованные тяжёлыми цепями, висели обнажённые люди. Истощённые, грязные они стонали, рыдали и вопили нечеловеческими голосами, извиваясь и корчась в железных цепях, которые впивались в их тела и натирали кровавые раны.
- Видишь, - прямо Тодору в ухо закричал маг, - убийцы и насильники. Они не выйдут отсюда никогда.
Тодор, бледный, как мел, глядел себе под ноги. В глубине души он не мог не чувствовать, что муки этих людей справедливы, однако их крики, тошнотворная вонь и безотчётный ужас выкачали из него все силы.
- Посмотри, - приказал Хуго, но Тодор не мог себя заставить взглянуть на висевшее перед ним дёргающееся тело. Тогда маг крикнул: «Я сказал: посмотри!», схватил его за подбородок и дёрнул лицо Тодора вверх. – Они тут орут днями и ночами, а знаешь, почему? Я тебе расскажу. Выложу все тайны нашего ремесла, можно сказать. Сначала чтец проникает в сознание преступника и смотрит его воспоминания о содеянном, ощущает его эмоции. Это очень тяжёлый труд, потому что чтецам, которые работают с подконтрольными-вечниками, приходится не просто соприкасаться с самой немыслимой мерзостью человеческой натуры, но погружаться в неё, ощущать её, окунаться с головой в ваше… дерьмо. Грязная работа. Но и почётная. Далеко не каждый чтец способен выдерживать это и сохранять душевное здоровье, ведь наша суть – в отличие от вашей – чиста, гармонична, возвышенна…
Тодор невидящим взглядом смотрел перед собой и старался думать о чём-нибудь хорошем, чтобы побороть тошноту и липкий страх, но ничего не выходило. Лёгкие словно сжались, сердце щемило и билось о грудную клетку молотом, а Хуго продолжал:
- Затем чтец начинает заговаривать, и когда последний звук растворится в воздухе и будет наложена печать, человеческая тварь будет обречена каждую минуту своей жизни чувствовать во всех нюансах муки своей жертвы. Снова, и снова, и снова, и снова… Будучи при этом в полном сознании. Два раза в день они получают пищу. Мы не даём им умереть, потому что страдание должно длиться как можно дольше. Что ещё рассказать?.. Ну, как видишь, они справляют все естественные потребности под себя и цепи им трут, но покончить с собой в этих ужасных условиях они тоже не смогут – это действие в их жалких мозгах просто заблокировано. Правда, мы не даём здесь появиться смертельным болезням… Твой умишко соображает, почему?
Он отпустил ошеломлённого Тодора и его голос зазвучал вновь:
- Знаешь, Проводник, когда дежурный маг приходит кормить вечников, он ведь даже не заходит в это помещение. Он становится в дверях и «рассылает» порции заключённым, то количество, которое указано в его записях. Цепи превращаются в живые поводки, эти животные... жрут – ровно десять минут, - а потом цепи затягивают их обратно…
Хуго ещё не успел договорить, а Тодор уже всё понял. Он рванулся к выходу в отчаянной попытке, но ноги отказали ему, и он упал в нечистоты. Он чувствовал Хуго в своей голове, чувствовал, как тело перестаёт подчиняться.
- Лиа придёт за мной! – крикнул он. – Она замотает твою белобрысую косу на твоей шее! Она Зачинающая! – Хотя Тодор не знал, что это значит, но это явно имело немалое значение. – Будь ты проклят всеми элементами, тварь! Сучий выродок! – Тут голос его затих, только рот продолжал открываться и лицо искажали гримасы.
Хуго спокойно подошёл к нему, ступая по плиткам, которые возникали под его ногами прямо из воздуха. Кольца на его пальцах сверкали, из причёски выбился короткий локон, и тень от него чёрной полосой пересекла торжествующее лицо мага.
- Ну вот и всё, - вздохнул он, - вот твоё глупое путешествие и подошло к своему логическому финалу. Ну и дураки же вы с Лией. Ладно ещё ты, но от неё не ожидал. Или это я так необыкновенно умён, а? – Хуго хрипло засмеялся. – Надеешься, она спасёт тебя? Я бы не обольщался.
Он отошёл немного назад, поддёрнул рукава и развёл руки в стороны, выставив посох вперёд. Его правая рука, отведённая назад начала светиться, и одновременно засветился концентрирующий кристалл. Сияние было голубым, а потом превратилось в золотое. Сжатые губы Хуго кривились от напряжения, свечение нарастало и окутывало его, волосы мага растрепались, а длинная коса извивалась в воздухе, словно дул сильный ветер, хотя Тодор его не ощущал. В один момент Хуго, издав, казалось, непроизвольный вскрик, взметнул посох вверх, на мгновение вспыхнуло золотым, и тут же сияние стало тускнеть, а Хуго… Тодор смотрел на него с ужасом, понимание безнадёжности положения навалилось на него и раздавило все оставшиеся надежды – Хуго менялся: его волосы стали тёмными, на лице появилась жёсткая щетина, глаза из голубых превратились в карие, и худощавое тело стало мощным и мускулистым. Перед Тодором стояла его точная копия, правда в одежде мага.
- Ха-ха! Филигранно, правда? Конечно ты не в состоянии оценить сложности и тонкости заклятия перевоплощения, но держу пари, такого зрелища ты ещё не видывал. Ну-ка скидывай свои уродливые тряпки. Фу, надевать твою одежду - это невероятно мерзко… Но ради моего племени можно и потерпеть.
Хуго переоделся, сложил собственные вещи в полотняный мешок и склонился над обнажённым Тодором, который сидел на полу обессиленный, лишённый воли и надежды.
- Теперь нужно разузнать побольше, чтобы не оплошать, я ведь отныне Проводник.
Он наклонился к Тодору ещё ближе, и глаза его затуманились. Несколько минут маг просматривал его воспоминания и изучал привычки, и Тодор ничего не видел, не слышал, не ощущал в этот момент, кроме страшной распирающей тяжести в голове. Потом глаза Хуго прояснились, он глубоко вздохнул и посмотрел на человека.
- Что ж, благодарю.
Раздался какой-то скрип, звон металла о камень, шорох, и Тодор вдруг почувствовал на теле холодных змей. «Цепи!» Он начал кричать, но ни звука не вырывалось из его рта, он бился, вырывался, но тело слушалось плохо, а цепи были неумолимы, они оторвали его от пола, протащили по воздуху и больно ударили о покрытую слизью стену, приковав к ней навеки.
- Остался ещё прощальный аккорд! – с издевательской торжественностью провозгласил Хуго. – Прощай, Проводник.
Перед глазами Тодора вспыхнул свет, замерцали кровавые огни, а через минуту его не волновало уже ничто.
Глава четырнадцатая
Управляющий маг Хитума с семьёй прибыл в Делакарон. Лаакан встречал его во дворце вместе с членами Совета.
- Мой друг, - сказал он, пожимая жёсткую ладонь Белазара, - я рад, что вы с Палеттой изменили решение.
- Когда твой хорис прилетел к нам, я уверовал, что моя жизнь ещё понадобится. Мы с супругой не раздумывали.
- Слава элементам, - добавила Палетта. – Но наша смерть лишь отсрочена, не так ли?
Лаакан открыл было рот, но Белазар обнял жену за плечи и сказал:
- Родная, Алика сильно устала, идите с ней в комнату.
Палетта, высокая худая женщина с тёмными волосами, собранными в высокий узел, с тёмными кругами под глазами и бледными щеками выглядела гораздо более уставшей, чем младшая дочь Белазара – голубоглазая Алика, которая внимательно смотрела на мать.
- Почему ты не даёшь мне говорить?! – губы Палетты дрогнули.
- Мама, я правда устала. Покажи мне, пожалуйста, комнату. – Тихий и глубокий голос Алики прозвучал будто спокойная мелодия. Девочка взяла мать за руку, и та молча пошла с ней.
Белазар вздохнул.
- Только малышка и может её уравновесить. Не знаю, что делать. Палетта совсем поникла, будто уже сдалась и умерла… Всю дорогу смотрела в окно кареты и молчала.
- Этого я и боялся, когда Совет решал, в каком виде донести правду о происходящем жителям цитаделей, - ответил Лаакан. – Большинство магов никогда не задумывались о смерти… Тем более такой близкой и… мучительной.
И без того суровое лицо Белазара нахмурилось. Он почесал свою густую желтоватую бороду и коротко сказал:
- Смерти не будет. Точка. Творцы уже проиграли один раз. Эта уловка тоже не пройдёт.
- Сфера – не уловка творцов, - мягко ответил Лаакан.
- Я тоже так говорю, а ему всё мерещится новая война! – Лаакан обернулся на звонкий голос, произнёсший эту реплику. Перед ним стояла молодая девушка, такая же высокая, как Палетта, с тёмно-русыми гладкими волосами и обаятельной улыбкой, очарование которой подчёркивали две ямочки на румяных щеках.
- Шинна! – воскликнул он.
- Конечно я! Я люблю стоять позади и подслушивать, - она подмигнула отцу, на грозном лице которого появилось подобие улыбки, которое он, однако, быстро подавил.
- Нам с Верховным нужно поговорить наедине, я думаю, - Лаакан кивнул. – Посмотри дворец, мой свет.
Шинна сделала шутливый реверанс и сказала:
- Всё понятно! Уже ушла!
Её лёгкие быстрые шаги стихли в коридорах.
- Так обсудим? – Белазар посмотрел на членов Совета.
Лаакан повернулся к ним.
- Я хотел бы для начала поговорить с давним другом…
- Без вас, - закончил Белазар. – Пошли.
- Я полагаю, у нас не так много времени и не та ситуация, чтобы игнорировать членов Совета, - Мехес вышел вперёд. Остальные маги одобрительно зашумели.
- Это ещё кто? – Борода Белазара грозно задвигалась.
- Мехес, - ответил Лаакан.
- Имя, как у выскочки, а? – Белазар смотрел на Мехеса не мигая.
- Друг мой…
- Не на-а-адо, Верховный, защищать юнца.
Мехес вскипел.
- Хотите секретничать? Втайне от Совета? О чём же? Может, поделитесь?
- Я поделюсь с тобой парой электрических разрядов, щенок! – вскричал Белазар и угрожающе вскинул посох. Маги Совета попятились.
- Довольно! – твёрдо сказал Лаакан. – Не время. – Он посмотрел на Мехеса и тихо проговорил: - Таких секретов, как у тебя, нет ни у кого в цитадели, так что сдай одежду Совета и моли Творцов даровать тебе разум. Твоё место в Совете займёт Шинна, у неё достаточно опыта.
Лицо Мехеса окаменело, но он не издал ни звука. Гордо вскинув голову и сжав губы, он развернулся и, растолкав собравшихся магов, пошёл прочь. Остальные, переглядываясь, стали расходиться. Маркус поспешил за другом. Лаакан проводил его взглядом и покачал головой. Белазар нервно поправил плащ у горла.
- Сопляк, – пробурчал он.
- Пойдём в мои комнаты, - Лаакан устало вздохнул.
Они пришли в комнату, пахнущую красками и травами. Лаакан сел за стол, заварил чай, а Белазар снял дорожный плащ, расстегнул пиджак, поставил посох у стены и стал рассматривать полку с книгами.
- Мехес опасен, - сказал Верховный.
- Не опаснее, чем я.
- Как маг – да.
- А можно ещё как кто? – Белазар сдвинул свои кустистые брови. – Мы маги, и наша сила не в одних генах, но и в опыте. Пусть попробует ещё раз открыть на меня свой рот!
- Уймись, Белазар, - в голосе Лаакана слышались раздражение и усталость. – Позволь, я расскажу тебе, что тут у нас происходит. Предупрежу сразу: Совет знает лишь половину.
Белазар захлопнул книгу, которую листал.
- Интересно…
- Мехес нашёл Тёмное пророчество и собирается его исполнить.
- И ты говоришь это мне, пока одуревший пацан ходит по коридорам замка как ни в чём не бывало?! – Белазар подскочил к сидящему Лаакану. – Ты хоть отдаёшь отчёт, чем это может кончиться? Не хватало, чтоб Творцы явились и взгрели всю планету, как в стародавние времена!
- Я отдаю себе отчёт, - чётко проговорил Верховный, - если ты не будешь столь эмоционален всякий раз, возможно, мне удастся объяснить свою точку зрения.
Белазар промолчал, но с хмурым видом начал жевать ус.
Лаакан рассказал ему всё, что знал.
- Битва света и тьмы должна произойти. Пусть Мехес делает то, что ему начертано, - добавил он в конце.
- Это риск. Это лишь философские измышления… Соглашусь, что в общем и целом я понимаю, но применительно к такой проблеме… - Белазар затряс бородой.
- Я могу сказать больше. Я убеждён, что на самом деле никто и понятия не имеет о замыслах Творцов, силе, которая движет сущностью Сферы… И обряд… Можем ли мы быть уверены, что его последствия будут такими, как сказано в Пророчестве? – Лаакан многозначительно вскинул брови. – Мы спросили Прорицателя.
- И?
- Он сказал так: «Не властен ты то колесо провернуть и с силами Космоса в чрево шагнуть». А ещё: «…Ты к хаосу и ужасу должен идти».
Белазар упёр подбородок в кулак и задумался. Лаакан отхлебнул чай. Прошло несколько минут.
- У тебя тут есть мармелад? – внезапно спросил Белазар. - Нет? Жаль… Это всё очень запутанно, знаешь. Если никто не властен ни над чем происходящим, то в чём смысл? Зачем всё? Проводник, дурак-Мехес, обряд…
- Смысл в том, что каждый из нас должен делать то, что считает верным. У каждого свой путь, своя… кисть в руке, и он наносит на общий холст свои мазки. Так и получится единственно правильная картина. В этом смысл, друг мой.
- Лаакан, я услышал лишь твои личные умозаключения, ничего больше. Не могу сказать, что согласен… Или не согласен… Мне надо подумать. Но разговор должен остаться между нами, так я понял?
Верховный кивнул.
***
Мехес нёсся по коридору как метеор, Маркус нагнал его.
- Погоди! Лаакан что, знает?! Ты ничего не сказал мне! Что ты…
- Исключить меня из Совета! Меня! Исключить!
- Да постой! – Маркус схватил друга за руку. Они остановились. - А чего ты ждал? Как вообще Верховный узнал? Творцы! Да радуйся, что он только выгнал тебя из Совета, а не устроил публичную разборку!
- Ты что, глупый, Маркус? Потому и не устроил, что боится. Маги, большинство магов, поддержали бы меня.
- Ты сам завалишь весь свой план. Это Верховный маг, а не слюнявый младенец!
- Слюнявый Верховный! Он слаб и нерешителен.
- Бред! Он что-то задумал так же, как и ты, просто слишком умён и хладнокровен, чтобы кичиться и… и сдавать самого себя.
- Да что с тобой?!
- Маги пойдут за ним. Он Верховный, он завершил Эпоху массовых войн, приструнил людей, учредил Академию естественной магии и учёные могут теперь работать с комфортом… Он сделал повседневность такой, какой маги её любят.
- Повседневность без людей они полюбят ещё больше. У них просто не было такой возможности, какая есть теперь.
Маркус покачал головой и отстранился.
- Нет, Мехес, дело не в этом. Неужели ты не чувствуешь? Лааканом правят созидательные силы, он ведёт магов к гармонии, миру, равновесию, а ты хочешь разрушать. Но мы не люди. Я говорю тебе: маги пойдут за ним, не за тобой.
- Увидим, - процедил Мехес сквозь зубы. – Созидание наша сущность, так ты думаешь? Да, это верно, но вот не задача: кто знает, как поведут себя маги перед лицом смерти? О, мы не разрушители, но вспомни Битву семи магов, вспомни хоть Эпоху массовых войн! Мы можем и разрушать, если есть на то веская причина. Очищение этого мира от моральной и интеллектуальной грязи – что может быть достойней, Маркус? Какие идеи могут быть созидательней?
- Я… я не знаю. Но я не хочу в этом участвовать больше.
- Что?!
- Всё как-то не правильно, Мехес. Всё не то. Это плохо кончится.
- Предатель!
- Извини… Я не расскажу Лаакану то, что знаю о твоих планах. Пойми правильно, я не против тебя, я просто уже спать не могу от этого безумного ощущения, что делаю не то! Это с ума сводит! Мне кусок в горло не лезет. Даже сливы… Моё место не здесь – вот что я чувствую.
- Ты оставляешь меня одного.
- Извини.
- Извини? Извини?!
Маркус попятился, потом развернулся и быстрым шагом пошёл в противоположном направлении.
Мехес так и остался стоять. Он чувствовал себя раздавленным, преданным, униженным. На мгновение ему стало страшно. Что если Маркус прав? …Его шаги уже почти стихли вдали.
- Простите меня, но я слышала весь разговор, - из-за угла, прижав руки к груди, вышла Палетта, бледная и худая, в коричневом платье в пол – будто неведомое потустороннее существо. – Это было неосторожно – говорить здесь.
- Обычно в такое время в этом коридоре пусто, - выдавил Мехес, на его лбу выступил пот.
- Я никому не скажу, - зашептала вдруг Палетта. – Ты знаешь, как спасти нас, правда? Правда знаешь? – Её глаза запылали полубезумно.
- Д-да.
- Спасти нас и смыть человеческой кровью проклятие Зитара! О, какое счастье, что я оказалась здесь в эту минуту!
- Проклятие Зитара?
- Да, да! Проклятие. – Палетта живо закивала. – Моя сестра Клэда, управляющий маг Нагаира, одна из Хранителей - она знает о нём всё. Она заключила договор с дохами…
- С дохами?! Какой с ними возможен договор?!
- Я расскажу. Но у меня есть условие.
- Согласен.
- Тебе ведь нужен сильный союзник? – на лице Палетты появилась жуткая смесь помешательства с лукавством. – Будем заодно, и я помогу. Белазар думает, я ни на что не гожусь, потому что погрязла в страхах и скорби с головой. Это не так. Поначалу я сдалась, не скрою, но если здесь, в Делакароне, у меня будет единомышленник… Я ещё очень сильна, хоть и измотана переживаниями.
- Согласен, - повторил Мехес. - Согласен на всё, – и взял Палетту за руку.
Глава пятнадцатая
Во дворце было тихо. Все маги разошлись по своим делам, только с улицы доносился отдалённый шум бурлящей в цитадели жизни. Маркус уже неизвестно сколько блуждал по коридорам. Ему казалось, что все силы, которые были в нём, иссякли, и даже свойственное ему чувство юмора превратилось в какую-то тоску. С одной стороны, после разговора с Мехесом ему стало легче – больше не нужно лгать Лаакану и рисковать оказаться в опале, но с другой… Как теперь быть? Пойти к Верховному? И что он ему скажет? «Простите, я был заодно с Мехесом, но передумал»? Разве этого Маркус хотел, когда прощался с матерью и сёстрами? Когда с юношеской бравадой и огнём в душе обещал им, что его имя будут знать во всех цитаделях и, возможно, ещё напишут в учебниках, а родные обнимали его и со слезами на глазах желали удачи. Сердце Маркуса сжималось; тревога, разочарование в себе самом навалились на него всей тяжестью, и откуда ни возьмись всплыл так старательно гонимый до этого страх смерти со своим леденящим могильным взором, который устремляется всегда в самую живую и светлую часть души. Не стать Маркусу великим магом. Не быть наставником, кумиром, не совершить выдающихся поступков и не изобрести новых заклинаний… Он тщеславный глупец, обманщик и только. Как сомнамбула добрёл он до открытой террасы, которой оканчивался запутанный коридор. Ветер гулял здесь, не встречая преград, и его свежий порыв заставил Маркуса поднять глаза.
На террасе, оперевшись о колонну и обняв себя руками, стояла девушка. Она была одета в пышное фиолетовое платье до колена с открытыми плечами и плетёные сандалии. Юбка раздувалась на ветру, свет пронизывал слои ткани и очерчивал горящей нитью весь женский силуэт, а распущенные волосы, взлетая, то и дело открывали тонкую шею. Маркус хотел уже уйти, чтоб не тревожить её, явно погружённую в себя, но девушка обернулась.
- Я уже ухожу, - сказал он. – Не хотел беспокоить.
- Нет-нет, – возразила девушка, - вы не мешаете. Наоборот. Я как раз хотела познакомиться с кем-то из Совета. Кажется, вы оттуда?
- Да. – Тут Маркус как будто очнулся. – А-а, Шинна, правильно? – Девушка улыбнулась. – Я… Я просто задумался. Маркус, - сказал он и, подойдя, протянул Шинне руку.
Она пожала её коротко и мягко, а потом снова повернулась к открывающемуся с террасы виду.
- Здесь у вас так красиво! Я всегда хотела побывать в Делакароне. У нас такой природы не увидишь… Вернее… нельзя было увидеть… Хитума же считай что нет. Но я имею в виду раньше. Вы не были в Хитуме?
Маркус покачал головой.
- В самой цитадели было красиво: фонтаны, зелень… Но за стенами города – сплошная пустыня. Пески, палящее солнце… Это там океан? – Шинна показала пальцем на еле заметную синюю полоску на горизонте.
- Да, - ответил Маркус, - океан Четырёх элементов, который покрывает всё второе полушарие…
- Творцы… Сколько там воды! Представляете? Одна сплошная вода повсюду…
- И гидры, - попробовал пошутить Маркус.
- В таких водах могут водиться сотни живых существ, о которых мы и понятия не имеем! – вдохновенно проговорила Шинна. – Я хотела бы изучать океан.
- Что ж, это вполне реально. Это, можно сказать, нехоженая тропа, хотя некоторые маги уже пытаются на неё встать, так что поспешите.
Девушка тихо рассмеялась.
- Ты и у океана не был? – переход на «ты» произошёл незаметно.
- Нет, - сказал Маркус и почему-то поспешно добавил: - Но я вырос в Нагаире, а он прямо на берегу моря Ликов. Ребёнком я часто в нём плавал. Ну… и другие тоже… плавали. – Ему вдруг стало неловко.
- Да-а-а, - протянула Шинна, - и Риккол стоит у воды, там и океан рядом, и море Священных снов, только Хитум в пустыне, - она вздохнула. - И всё же я скучаю по нему.
Маркус не нашёлся, что сказать, и на некоторое время они с Шинной замолчали. Потом он зачем-то сказал:
- Кстати, вы теперь в Совете.
- Я? Это новость! Но если меня ввели в Совет, значит, кого-то исключили?
- Да, исключили. Долгая история. И не интересная.
- Маркус, а давай на ты? – Шинна улыбнулась, повернувшись к нему. – Мы теперь коллеги.
- С удовольствием! – ответил Маркус и смутился. Он подумал, что надо бы сказать нечто остроумное, но ничего не приходило в голову вопреки обычной искромётности. Они опять молчали, но, казалось, уходить никто первый не хотел.
- Видел мою маму? – наконец спросила Шинна. – Она не в себе с тех пор как всё это началось. На её глазах умерли в муках десятки магов, так что не суди её строго.
- Я и не думал.
- Хорошо, что Алика всегда рядом.
- Она, кажется, заботится о вашей матери, а не наоборот, - Маркус беззлобно усмехнулся.
Шинна посмотрела на него.
- Может, это зря, но мне кажется, с тобой можно говорить обо всём. Странно, да? Мы только познакомились… Алика успокоит кого хочешь, - девушка засмеялась. – Потому что она… Прорицатель. Когда ей исполнится сто, она заменит нынешнего. Не представляешь, как отец горд! Чуть с ума не сошёл, когда её способности стали открываться и действующий Прорицатель подтвердил… Только не говори никому. Всем ещё рано об этом знать, а у Алики должно быть нормальное детство. Хотя Прорицатель и нормальность… Это сложно. – Шинна снова засмеялась, а потом вдруг погрустнела. – Пусть хоть немного поживёт… Впереди у неё многие сотни лет в межизмерении. Ни друзей, ни семьи, ни эмоций, ни удовольствий…
Маркус посмотрел на Шинну, на её силуэт на фоне зелёных холмов и усыпавших небо сверкающих на солнце облаков, и ему захотелось её обнять. Его рука уже дрогнула, собираясь потянуться к её плечу, но что-то помешало, и Маркус спрятал руки за спину, сжав пальцы.
- Если у неё не будет эмоций, чувств, то ей не будет ни плохо, ни грустно. Она не будет страдать, - сказал он.
- Пожалуй, ты прав, - проговорила Шинна и уголки её губ приподнялись. – Этим и буду себя утешать. Слушай, Маркус, - она смотрела туда, где за горизонтом начинался бескрайний океан, - как ты думаешь, сколько нам осталось?
- Я… я не знаю…
- Год? Полтора? Хитум на юге, конечно, совсем рядом с Пустошью, а Делакарон далеко на севере, но рано или поздно болезнь доползёт и сюда. Она… она как тень днём. Перемещается незаметно. Вроде всё как было, но только глянешь – а она уже на другом месте. Сколько магов погибло в Хитуме… ты не представляешь. Полгорода! А другие бежали, но… Ты же сам знаешь. Ну как далеко мы можем бежать? Мы ехали из Хитума и по дороге видели их трупы. Они не рассеялись, как обычно, и не разлагались, как человеческие тела. Просто лежали под солнцем, изуродованные болезнью, с открытыми глазами… - Шинна судорожно вздохнула. – Тот маг, который добрался до таверны и передал весть, пока мы все только соображали, что происходит, это был Ивор, муж моей подруги. Я своими руками творила цветочный дождь на их свадьбе… И теперь его тело лежит неизвестно где, не рассеянное, не воссоединившееся с Мирозданием. А подруга… Они бежали вместе, но если в таверну он пришёл один… Я не хочу! Не хочу верить, что нас всех это ждёт! – Она закрыла лицо руками и её плечи задрожали.
Тут Маркус не выдержал и обнял её. Шинна рыдала. Видимо, это были все слёзы, что она сдерживала с самого начала, и вся боль которую скрывала. Выплакавшись, она высвободилась из объятий и тихо сказала:
- Спасибо. Только… не рассказывай никому, ладно? Отец на нервах из-за всего, что происходит, ещё и мама его изводит… Пусть видит, что я в порядке.
Она стояла такая поникшая, что Маркусу захотелось хоть как-нибудь её развеселить, отвлечь от пережитого кошмара.
- Разумеется я унесу эту тайну с собой. Прямо сейчас в буфет. Но боюсь, творожный пудинг силой заставит меня её с ним разделить. Хочешь присоединиться к неравной борьбе?
Шинна засмеялась, вытирая ладонями последние слёзы.
- Я буду стоять с тобой плечом к плечу до самого конца.
Что-то ёкнуло у Маркуса внутри, но он мысленно отмахнулся от всех дурных предчувствий, улыбнулся, и они с Шинной покинули террасу, по которой ветер гонял едва уловимый запах далёкого океана.
Глава шестнадцатая
Едва только небо на востоке посветлело, Лиа, спрятавшись за деревьями, стала наблюдать за воротами поселения. Она надеялась, что Тодор сделал всё, как договаривались, потому что если ему взбрело в голову не оставаться в поселении и уйти, они точно разминулись – прошедшую ночь Лиа провела совсем в другом месте.
Она нетерпеливо наматывала на палец свой непослушный золотой локон, когда ворота наконец открылись, и Тодор вышел. Он огляделся по сторонам, лениво почесал живот и двинулся по направлению к лесу. Лиа вздохнула с облегчением.
Они встретились на старой, поросшей дикими цветами тропе, которая шла вдоль леса. Тодор выглядел немного возбуждённым.
- Что это с тобой? – Спросила Лиа.
- Да маги… Не люблю я их, всю ночь не спал.
Лиа хмыкнула и пошла вперёд.
- Хуго сильно тебя доставал?
- Нет. Меня просто привели в комнату и оставили в ней до утра.
- А еда?
- Э-э-э… Маги ничего не дали.
- Ты что, дурак? – поинтересовалась Лиа, оборачиваясь. – Ты спрашивал-то о ней?
- Мне сказали быть в комнате, я и был. Это же маги! Мало ли что у них на уме.
- Творцы! Если тебя не заговорили, то по голове приложили не слабо.
Лиа явно была раздосадована, и довольно долго они шли молча. Потом Тодор заговорил:
- Ты обещала рассказать о себе…
- Не сейчас.
- Но мы уже месяц как вместе путешествуем, а я не знаю о тебе вообще ничего.
- Я же сказала: заслужишь доверие – расскажу. Если ты Проводник, это не означает, что я должна вывалить тебе всю историю моей жизни.
- Я думал, мы должны доверять друг другу…
- Да что с тобой такое?! Этот индюк Хуго что-то тебе наплёл?
- Ну-у…
- Понятно, - сказала Лиа и ещё больше насупилась. – Меня это не волнует, ясно? И тебя не должно, если ты хоть немного соображаешь. – Потом нехотя добавила: - А ты соображаешь… Но иногда всё равно несёшь просто несусветный бред.
- Я же человек, забыла?
Лиа закатила глаза.
- Точно! Как я упустила такой важный факт!
Через пару часов Лиа объявила, что лес скоро закончится, а ещё через несколько дней они дойдут до таверны старика Герша и смогут поспать в нормальных кроватях.
- Ты говоришь так, будто это обычное дело – магу спать в людской забегаловке?
- Это не забегаловка. И… я бывала там раньше, - уклончиво ответила Лиа. – Слушай, мне хориса надо заговорить, - она остановилась. - Я отойду на полчаса, побудь здесь, ладно? Что-то из Делакарона давно нет вестей…
Внезапно её речь прервало глухое свирепое рычание. Они с Тодором одновременно посмотрели туда, откуда оно доносилось, и застыли.
- Костяные волки, - прошептала Лиа, сжимая посох.
Несколько тварей вышли из леса прямо на них. Это были большие животные с телами, покрытыми облезлой шерстью, из-под которой проглядывало что-то желтовато-белое, похожее на костяной панцирь. Они рычали и скалились, обнажая огромные кривые зубы.
- Разгони их магией, - медленно отступая проговорил Тодор.
- Нет. Будем биться.
- Почему нет?
- Я накапливаю энергию.
- Для чего?
- Отстань! – зашипела Лиа и ударила посохом первого волка, который осмелился на неё прыгнуть.
Посох ударился о тело животного с приглушённым стуком, волк упал, но тут же вскочил, ещё больше злясь, и за ним нападать начали остальные.
- Помоги мне! – кричала Лиа, отбиваясь, а Тодор всё пятился назад. – Давай! Их не много, вдвоём разгоним!
Тодор нерешительно вытащил из-за спины секиру. Посох Лии мелькал в воздухе, волки отлетали, падали, взвывали, но нападали снова и снова.
- Слишком крепкие панцири! Твоя секира пробьёт. Где ты там?!
Пока Лиа отбивалась от основной стаи, один из волков проскочил мимо и, издав бешеный рык, прыгнул на Тодора. Секира упала на землю, раздался испуганный вскрик, и из рук Тодора вырвалась огненная струя. Волк, оглушительно заскулив, бросился прочь – его шкура горела. На мгновение Лиа опешила. Воспользовавшись этим, одно из животных вцепилось ей в ногу. Лиа закричала, сильный пинок отбросил его в сторону, и, видимо в полном смятении, она решилась – посох взмыл в воздух, а потом Лиа с силой ударила им о землю, и ударная волна, загудев и переливаясь магическими волнами, отбросила стаю. Волки, всё ещё злобно рыча, бросились в лес, а Лиа рывком отскочила от Тодора и направила на него посох.
- Что с тобой?! Говори! Говори, иначе…
- Иначе что?
На лице Тодора появилась наглая улыбка.
- Сюрпри-и-из!
Лиа ничего не понимала. Она смотрела на своего спутника, открыв рот, с выражением полной растерянности на лице, а он продолжал:
- Не рассчитывал я, что разоблачение придёт так скоро. Проклятые случайности… Вот, теперь уже нет смысла притворяться. Из соображений безопасности я оставил свой посох в поселении, но обойдусь и без него.
Он развёл руки в стороны, глубоко вздохнул, тело его напряглось, и золотое свечение окутало фигуру. Тёмные волосы, развеваясь в воздухе, светлели, одежда обвисала на худеющем силуэте. Минута, и перед Лией стоял Хуго, самодовольно усмехаясь.
- Это невозможно, - проговорила Лиа, опуская посох.
- Как видишь, возможно.
- Никто не владеет заклинанием перевоплощения! Оно запрещено.
- Как и связи с людьми.
Лиа сжала губы.
- В Делакароне есть маги, которые об этом помнят, как и о том, что такое люди.
- Это Мехес раздобыл заклинание для тебя, - Лиа с горечью кивнула. – Что тебе нужно, Хуго? Где Тодор?
- Там, где ему самое место. А мне ничего особенного не нужно, только твоя смерть и немного крови.
- Ты опустился уже до того, что готов убить себе подобного?! – с негодованием спросила Лиа. – Ради чего?!
- Ради лучшего мира!
- Просто ушам не верю! Я знала, что ты тупой индюк, но ты ополоумел вконец.
- Думай, как знаешь, а знать тебе недолго.
- Я сильнее тебя, даже без посоха.
- Зато я припас пару фокусов.
- Хуго, Мехес вводит тебя в заблуждение. Ты только вызовешь на себя гнев Лаакана. Послушай, я могу тебе объяснить…
- Я не буду слушать твою ложь! Грязная…обожательница людей! Изгнание ничему тебя не научило!
Световой шар ударил в Лию, она едва успела сотворить магический щит.
- Хуго!
Он продолжал бить заклинаниями. Огненные стрелы, молнии, ледяные иглы летели в Лию, которая упорно не хотела вступать в эту схватку, повторяя: «Хуго, прекрати! Это неправильно! Ты должен выслушать!». Наконец она споткнулась, отступая, упала, а маг вытянул вперёд руку, сжатую в кулак и начал произносить какие-то незнакомые Лие слова. Он говорил всё громче, а потом разжал кулак и развернул руку ладонью вверх.
Лиа вдруг перестала дышать. Она повалилась вперёд, упираясь руками в землю, и от боли застонала, пытаясь втянуть воздух. Казалось, что из неё вытягивают все жилы, все сосуды; искрящееся аквамариновое свечение, будто вода неспешного ручья, вдруг потекло из её тела и впитывалось в белые пальцы Хуго. Хрипя и ничего не разбирая от головокружения, Лиа шарила руками, ища посох.
- Ты думаешь о своём ненаглядном человечишке? – в голосе Хуго были слышны издёвка, и ликование, и упоение собственной силой. – Вспоминаешь его сейчас, перед смертью?
И Лиа вспомнила. «Не смей сдаваться! Ради жизни, ради своего предназначения, ради Кирта и Валфрика. И ради Нерил». Она собрала все силы, которые покидали её, стремясь оставить внутри одну пустоту, подняла голову и увидела посох – он лежал совсем рядом. Лиа сделала рывок, схватила его, Хуго зарычал и так напрягся, вкладывая энергию в заклинание, что пальцы его вытянутой руки свело. Лию скрутило, её тело выгнулось, из горла вырвался крик, но посох был уже в руке, она зашептала слова, прерываясь и всхлипывая, и кристалл ответил ей свечением – сначала слабым, потом всё ярче и ярче. Его голубой свет стал распространяться по её руке к плечу, потом дошёл до груди и разливался дальше, пока не наполнил её всю.
- Нет, Лиа, тебе остались секунды!
Но в то же мгновение она вдруг встала и бросилась на него, словно один из разъярённых волков. Физической атаки Хуго не ожидал. Он упал, и заклинание прервалось. Лиа занесла посох над собой и со всей оставшейся силой опустила его на грудь мага. Всё, что она услышала, был хруст и хрип, перешедший в какое-то бульканье. Лицо Хуго исказила мука, он закашлялся, и изо рта его брызнула кровь. Лиа выронила посох и в ужасе закрыла лицо руками, а когда убрала их, он был уже мёртв.
Перед глазами у неё всё поплыло, руки дрожали и не хотели слушаться, а в горле встал противный ком. Сквозь слёзы смотрела она, как тело Хуго рассеивается на мельчайшие молекулы и ветер уносит их прочь, возвращая магическое существо в круговорот жизни.
«Я убила… Убила себе подобного». Как во сне Лиа развернулась и пошла по тропе обратно, в сторону поселения, ни о чём не думая, с одной только пульсирующей в голове страшной мыслью. «Убила себе подобного». Она побежала, рукой размазывая по щекам никак не иссякающие слёзы, и боль превращалась в стыд, а стыд в злость. Но она помнила о Тодоре и всей душой надеялась, что он жив. Через несколько часов, едва держась на ногах и с абсолютной пустотой в голове, Лиа добралась по поселения подконтрольных. Она не представляла, что будет делать, но сделать хоть что-то было просто необходимо. Лиа начала стучать в ворота посохом.
Маги услышали её, и вскоре ворота открылись. Зохар смотрел на Лию недоумевая.
- Приветствую, - произнёс он, оглядывая Лию с головы до ног, - вы бежите из Хитума? Далеко забрались…
- Нет, я не из Хитума, - Лиа едва выговаривала слова. Она бесцеремонно отодвинула Первую руку в сторону и прошла во двор. – Мне нужен человек.
- Какой? Здесь их много. И зачем он вам, позвольте узнать? Кто вы такая?
- Лиа. Лиа, понял? Та самая. Вчера сюда приходил человек. Такой… высокий, тёмные волосы… Где он?
- Сюда не приходил никакой человек, - резко бросил какой-то маг. – Ему здесь делать нечего, если только его не привезли с партией.
Зохар занервничал.
- Вообще-то приходил, - сказал он и, отвечая на вопросительные взгляды магов, добавил: - Это было дело Мастера, я выполнил указания и всё.
- Где, я спрашиваю, человек?! – крикнула Лиа.
- Я не знаю. – Голос Зохара был холоднее льда. – А если бы знал, не сказал бы такой, как ты. Уходи. Тебе нечего делать среди нас.
- Слушай, как там тебя зовут, с меня хватит на сегодня ссор и драк. Просто скажи мне, где этот человек. Он Проводник. Я Зачинающая. Элементы! Это же просто.
- Откуда мне знать, что ты не врёшь? Такой, как ты, верить на слово не стоит. Я пошлю хориса в цитадель и…
- Нет времени на это! …Да ну вас всех к дохам!
Лиа сотворила заклинание, и в воздух взвились клубы пыли. Пока маги кашляли и рассеивали неожиданную помеху, она помчалась к спальням подконтрольных. Обежав помещение с рядами кроватей и не найдя Тодора, она впала в отчаяние. Голоса магов слышались с улицы – вот-вот они придут сюда.
Лиа увидела проход – тот, что вёл к камерам вечников, однако спустившись вниз и оказавшись перед дверью, поняла, что её не открыть. Даже заклинанием.
Маги во главе с Зохаром ворвались в зал. Лиа вышла к ним, подняв посох.
- Нас много, ты одна, - справедливо заметил Зохар.
- Что у вас там, внизу? – Лиа была намерена идти до конца.
- Камеры для безнадёжных.
Внутри у Лии похолодело.
- Ты Первая рука. Открой дверь. Я прошу тебя.
- Нет.
- Идиот! Это вопрос жизни и смерти! Да что ж вы все такие безмозглые!
- Всё, хватит. Схватите её. Будем ждать указаний из Делакарона.
Но прежде чем маги успели что-то сделать, Лиа, выхватив откуда-то из-за спины нож, молниеносно подскочила к Зохару и, зажав его шею рукой с посохом, приставила вторую, в которой был нож, к его груди.
- Пусть хоть кто-то дёрнется, я убью его, элементами клянусь!
- Ты позор нашего племени! – кричал Зохар, вырываясь. – Позор!
- Да, я в курсе. А ну заткнись, - и Лиа прижала острие ножа к телу мага так, что у того пошла кровь.
- Она не сделает этого. Убийство! Немыслимо! – Сказал кто-то из магов.
- Скажи это своей яичнице за завтраком, - мрачно ответила Лиа, - возможно, в ней будет частица вашего Мастера-чтеца.
Несколько секунд маги переваривали услышанное, а потом Зохар, заикаясь, проговорил:
- Ты… Ты… у-убила?.. Мага?
- Да, кригали вас сожри! Проломила ему грудь вот этим посохом. Видишь, на нём кровь? Все в шоке? Отлично. Ты, пошли. – И она потащила онемевшего Зохара к двери в камеры. Он был настолько ошеломлён, что как-то сжался и перестал сопротивляться. Остальные маги тоже словно впали в ступор: настолько дика и невозможна была мысль об убийстве.
Зохар открыл дверь, и Лиа завела его с собой в камеры.
- Стой тут, - сказала она ему. – Пикнешь, и я вырублю тебя. – Бешеные глаза Лии были весьма убедительны, так что Зохар только кивнул.
Она нашла Тодора, без сознания, висящего на цепях.
- Очнись, очнись, - повторяла Лиа, не замечая ни криков, ни вони, ни парализованного ужасом мага, стоящего рядом. На минуту Тодор открыл глаза. Пустые, ничего не выражающие глаза. Лиа посмотрела в них, застыла на мгновение, а потом прошептала: «О нет. Нет, нет, нет, нет…»
Заклинанием она разбила цепи и подхватила Тодора. Он был слишком тяжёл для неё.
- Эй ты, - обратилась она к Зохару, - помоги.
- Ни за что! Я не дотронусь до…
Посох упёрся ему в горло.
- Ладно.
Вдвоём с магом они вынесли обессиленного Тодора на улицу. Чтецы шарахались от Лии, и было непонятно, боятся ли они её или просто настолько презирают.
- Дальше что? Куда ты пойдёшь со своей драгоценной ношей? – спросил Зохар, немного придя в себя.
Лиа сжала губы, отвернулась, потом посмотрела на мага в упор.
- Вы просто болваны. Драгоценная ноша… - самообладание покидало её снова. – Да на нём печать! – заорала она, по щекам её потекли слёзы, но она со злостью порывисто вытерла их. – Вы… Да что с вас взять. Просто не мешайте мне уйти. С ним.
- Уходи, - ответил маг и посмотрел на неё сверху вниз. – Ниже тебе уже не пасть. Зачинающая…Это насмешка Творцов.
Лиа, не ответив, подняла посох и стала произносить заклинание. Последние остатки сил покидали её, и свечение кристалла было слабым. Закончив, Лиа опустилась на землю рядом с Тодором, который на воздухе пришёл в себя, но сидел как истукан, будто мыслями был где-то далеко. Маги не расходились. Лиа слышала обрывки их тихих диалогов, в которых для неё не было ничего лестного. Так прошло минут двадцать, и наконец где-то далеко раздался пронзительный рёв. Потом он прозвучал ближе. Маги подняли головы – огромный кригаль летел к поселению. Ящер опустился посреди двора, разогнав столпившихся магов, Лиа успокоила его, потом кое-как взвалила ему на спину Тодора и залезла сама. «Надо лететь в Риккол». Она не сомневалась, что стоит им убраться отсюда, Зохар тут же разошлёт хорисов по всем цитаделям, но она уповала на мудрость Лаакана и добросердечие Аша.
Кригаль, свирепо рыкнув, резко взлетел. Лиа накрыла собой повисшего поперёк Тодора, схватилась за жилистые основания мощных крыльев и стала заговаривать ящера. Тот полетел теперь спокойно и плавно туда, куда направляла его Лиа – в западную цитадель магов.
Глава семнадцатая
Поздно ночью, когда цитадель окутала тишина и серебряные прямоугольники лунного света, льющегося в окна, расчертили пустынные коридоры, Нерил бесшумно выскользнула из комнат Лаакана. Уже несколько недель она не отправляла известий для Лии – вокруг была сплошная суета, Верховный постоянно находился в напряжении, стараясь за всем уследить, а после инцидента с Мехесом ещё и пребывал в дурном расположении духа. Но сегодня она решила наконец пойти в Белую башню. Нерил переживала и потому, что сама ничего не знала о делах подруги. «Вдруг что-то случилось, - думала она. – Вдруг ей нужна моя помощь или совет».
Однако не успела она сделать и пяти шагов, как налетела на Палетту.
- Творцы! – воскликнула Нерил. – Что вы делаете здесь в такой час?
- А вы?
- У меня бессонница. Прогулки по ночному замку помогают.
- Надо же! И у меня то же самое. Лежала, лежала… Не могла глаз сомкнуть. Белазар ворочается в постели… Знаете, это ужасно раздражает.
- Наверное.
Нерил чувствовала, что Палетта ей совсем не нравится, и что все её слова – какая-то странная паутина.
- Извините меня, я должна пойти к себе. Кажется, прогулка помогла. – Стиснув зубы от досады, Нерил хотела обойти Палетту, но та вдруг взяла её под руку.
- Проводите меня. У вас такой большой замок, и коридоры такие запутанные… Прямо не знаю, смогу ли найти наши покои. - Лицо Палетты было сама невинность.
«Нечего было из них выходить» - раздражённо подумала Нерил, но изобразила самую доброжелательную улыбку и ответила:
- Конечно. Вы наша гостья. Пойдёмте.
- Могу я спросить, как вас зовут? – поинтересовалась Палетта. – Чтобы знать, чьё доброе сердце благодарить.
Нерил сделала самый глупый взгляд, какой только могла, и ответила:
- Таиса.
Впрочем, в следующую же секунду она подумала, что врать наверняка не стоило.
***
На другой день Палетта и Мехес встретились в оранжерее.
- Вы оставили записку прямо у меня под дверью… - начал он.
- А что мне было делать? Надо поговорить. Но если нас будут видеть вместе, это покажется странным.
- В чём дело?
- Ты знаешь девушку по имени Таиса?
- Лично не знаком. Одна из студенток вроде…
- Сегодня ночью я встретила её разгуливающей по замку, и кажется, она выходила из комнат Верховного.
- Ерунда. … Подождите, а что вы делали ночью в коридорах?
Палетта пожала плечами.
- Ночь – время тайн, вот я хотела найти одну из них. По-моему, нашла.
- Таиса… Вы уверены, что не спали?
- Мальчик мой, - Палетта посмотрела на него, высокомерно вскинув бровь, - я, может, и кажусь пожилой магессой, тронувшейся умом от горя, но у меня есть интуиция. И опыт. Если хочешь узнать что-то запретное, ты не узнаешь этого, сидя в своей комнате.
- Хорошо, хорошо. Но Таиса… Хм. Возможно, это был кто-то другой, не пожелавший быть раскрытым… Кудрявые волосы до плеч? Высокая примерно как вы?
- Н-нет. Слегка вьющиеся волосы, блондинка, невысокая…
- Описание так себе, но понятно, что вас обманули. – Мехес нахмурился и сложил руки на груди. – Если встретите её, узнаете?
- Конечно. Лица я запоминаю превосходно.
- Нам нужно пойти в какое-нибудь людное место… Например в холл. Сделаем вид, что каждый сам по себе…
- А если я увижу её, подойду к тебе вроде как просто поприветствовать, - закончила фразу Палетта.
- Да. Так и сделаем.
Мехес вышел из оранжереи. Палетта, удовлетворённо улыбаясь сама себе, стала гладить листья растения, росшего рядом, и что-то напевать. Минут десять провела она так, а потом пошла вслед за ним.
В холле было полно народу – здесь назначались встречи и мелькали маги, приходящие в замок и уходящие из него. Палетта села на низкий диван у окна, а Мехес пристроился в противоположном конце помещения у огромной пальмы, сделав вид, что рассматривает студенческую стенгазету, при этом взгляд его всё время скользил по сторонам. Его очень заинтриговала эта история с ночными бдениями. Сказать, что нежданная союзница не в себе – ничего не сказать, и доверять ей рискованно, но выбора у него нет, и её слегка эксцентричное поведение может даже пойти на пользу. Мехес мельком глянул на Палетту. Нет, это просто усталая немолодая женщина, много пережившая и напуганная, которая видит в нём последнюю надежду. «Я не должен допустить, чтобы моя душа очерствела». Он увидел, что через холл идёт Нерил, поздоровался с ней и снова уставился в стенгазету, но буквально через несколько секунд к нему подошла Палетта.
- Добрый день! – громко произнесла она, а тише добавила: - Это та самая девушка.
- Где? – Мехес вытянул шею.
- С которой ты поздоровался.
- Нерил?!
- Выходит, да. Это точно она. Я уверенна.
- Выходила из комнаты Верховного говорите?.. Ночью… - Мехес, улыбнувшись, кивнул проходящим мимо магам, а потом сухо произнёс: - Надо бы разузнать, что у них происходит.
- Я разузнаю, - живо отозвалась Палетта, и её глаза загорелись. Видимо, интрига вдохнула в неё жизнь.
Мехес же размышлял:
- Нерил… Она довольно бесполезное создание. Милая, наивная, но… Умственно совершенный ребёнок. Инфантильная… Не представляю, какую роль она могла бы сыграть в этом всём. Хотя, может у меня уже паранойя, и она к нашему делу отношения не имеет… Вообще-то она чтец…Что если передаёт какие-то секретные сообщения для Лаакана?
- Мы узнаем это, - заверила его Палетта.
***
И началась слежка за Нерил. Несколько дней Палетта донимала её дружескими беседами, приглашениями на прогулку, делала вид, что изливает душу, но Нерил, оставаясь мягкой и доброжелательной, держалась как гранитная скала.
- Не так она проста, как ты думаешь, - сказала как-то Палетта Мехесу.
Она продолжала по ночам бродить возле комнат Лаакана, но Нерил была осторожна, и повторной встречи не состоялось. Тогда Палетта решила какое-то время не делать ничего с тем, чтобы Нерил потеряла бдительность. Она перестала «патрулировать» коридоры, навязываться и снова надела маску одинокой скорби. Так дни шли за днями.
А Нерил просто не находила себе места от того, что должна была отправить хориса к Лие, не попасться на чём-нибудь перед Верховным и понять, чего хочет от неё жена Белазара. Интуитивно Нерил ощущала её двуличие, но как ни пыталась она решить эту головоломку, Палетта убедительно не вписывалась ни в один из вариантов, а связать их с Мехесом – это ей и в голову не пришло. Мехес – молодой, импульсивный, никогда не бывавший в других цитаделях - даже заочно не мог быть знаком с тихой и пассивной женой управляющего мага Хитума, которая годится ему в матери. Нерил старательно избегала Палетту и даже перестала ходить к Лаакану, отговорившись внезапно нашедшей хандрой, но время шло, а Лиа всё не получала вестей, и за многие недели от неё не прилетел ни один хорис.
В один из дней, а если точнее – в одну из ночей, - она решилась. Ждать было уже невозможно. Нерил пошла в Белую башню, выбрала одного из хорисов – того, которого всегда отправляла к Лие, - и стала заговаривать его. Она спешила, потому что беспокойство теперь не покидало её ни на минуту, Нерил ощущала всем нутром неладное, напряжение, которое будто сгущает воздух всюду, куда бы они ни пошла.
Отрешившись от реальности, она внушала птице своё сообщение, но едва закончила, как полумрак комнаты заколебался, лёгкое платье Нерил взвилось на сквозняке, и хлопнула дверь. С замиранием сердца она обернулась.
- Вот и встретились. Неожиданно. – Мехес шёл прямо к ней, держа в руке посох, которым освещал путь. У дверей стояла Палетта, она явно была очень довольна собой. – Дай сюда птицу!
Но Нерил в два быстрых шага оказалась на балконе, и прежде чем Мехес подскочил к ней и схватил за руку, бросила хориса в небо, не сказав имени и надеясь, что он полетит туда, куда привык.
- К кому ты его отправила?
- Это частная переписка, Мехес. Я отправила хориса к другу в Риккол.
- Я по-твоему умственно отсталый? Если бы это было банальное дружеское письмо, ты не отправляла бы послание ночью и тайно.
- Прости, но это не касается тебя.
- А прикидывалась дурочкой, - сквозь зубы прошипела Палетта, приближаясь. – Да только свежему взгляду больше видно.
- Не понимаю, о чём идёт речь.
- Брось! – сказал Мехес. – Куда полетела птица?
Нерил молчала.
- Я спрашиваю, куда Лаакан отправляет свои тайные сообщения?
И тут у неё словно гора упала с плеч.
- Сам его и спроси, - ответила она с вызовом.
- Пара заклинаний заставит тебя заговорить, - елейным голосом заметила Палетта.
- Что? – Мехес повернулся к ней. – Нет, мы не будем начинать пытать соплеменников! Вы в уме? Это варварство!
- О, хорошо. Я с удовольствием посмотрю, как ты добьёшься от девчонки правды мольбами.
Мехес стиснул зубы.
- Знаешь, Нерил, если ты не скажешь, я буду вынужден… согласиться. Я не хочу этого, однако тайные дела Верховного это слишком важно для нас. Пусть я больше не в Совете, но судьба магов мне не безразлична. И Палетте тоже.
- Мне нечего вам сказать.
- Сама напросилась, - Палетта схватилась за посох Мехеса.
- Нет, - он выдернул его из её рук и снова обратился к Нерил. – Даём тебе один день.
Потом он развернулся и направился к выходу. Палетта помедлила. Она пробуравила Нерил взглядом, в котором читалось, что перспектива добыть правду силой кажется ей более чем заманчивой.
Когда они ушли, Нерил тяжело привалилась к стене и сделала несколько глубоких вдохов. Произошедшее сильно осложняло её положение. Мехес и Палетта… Кто мог подумать?! Теперь они глаз с неё не спустят. Рассказать Лаакану? Белазару? Тогда придётся объясняться и самой, а если Лаакан узнает, что Нерил водила его за нос столько времени… Он не простит. И не захочет больше быть с ней, потому что сочтёт её поведение предательством. А от предательницы он не захочет даже слышать словоизлияния о дружбе, которой никакое общественное мнение не указ. Он Верховный маг, он не может себе позволить идти против общества и ждёт соответствующего поведения от возлюбленной. Внутри у неё всё сжалось. «Но для Лии я единственная подруга, единственный маг на её стороне и последняя связующая нить с племенем. Отстраниться? Оставить её? Нет, нет, я не могу. Ни за что. И я не хочу! Лучше уж… Творцы! Лучше гнев Лаакана. …Только что делать с Мехесом и Палеттой? Взывать к светлой стороне Мехеса? Пригрозить Палетте разоблачением? Или всё же рискнуть и пожаловаться Лаакану? О, элементы, дайте мне мудрости! Смогу ли я не сдаться, если они опустятся до жестокости?»
Мысли метались в голове Нерил одна противоречивее другой. Половинчатая луна тонула глубоко в космической черноте неба, и хорисы возились и что-то невнятно бормотали, спрятавшись в сумраке. Долго-долго Нерил стояла, подобно изваянию, не ощущая, как текут минуты и все призраки с приближением дня обретают плоть.
***
Проведя ночь без сна, в страхах и раздумьях, она всё же отправилась искать Лаакана наутро. Он был в зале Совета, обсуждал что-то с магами. Нерил не могла ждать – её всю трясло от волнения. «Что суждено, то и будет». Она сделала глубокий вдох и толкнула дверь.
- Верховный, простите за такое вторжение, мне очень нужно с вами поговорить.
- Позже, я сейчас занят.
- Это очень срочно! Очень!
Лаакан замялся, однако потом, извинившись перед Советом, подошёл к Нерил.
- В чём дело?
- Лаакан, нам надо поговорить наедине. Это насчёт Мехеса. Палетта с ним заодно…
- Что-о-о? – На секунду показалось, что Верховный сейчас выйдет из себя, но он вздохнул, нахмурив брови кивнул и вышел вместе с Нерил из зала, ни слова не сказав членам Совета.
Он быстро зашагал по коридору, так что Нерил едва за ним поспевала, и не заметил, как из-за кадки с раскидистым высоким деревом, которая стояла неподалёку от дверей в зал, вышел мальчик - юный чтец Элино - и тихо пошёл следом, держась на расстоянии.
Нерил с Лааканом пришли к комнатам Верховного. Лаакан оглядел коридор и, убедившись, что никто их не видит, пропустил в двери Нерил, а затем вошёл сам.
Элино прятался за углом. Подождав пару минут, он крадучись подошёл к дверям и приложил к ним ухо. Это лишь помогло ему понять, что Верховный поставил звукозащиту – ни один звук не проникал в комнаты и не ускользал из них. Довольно долго мальчик просто ждал, спрятавшись, пока не услышал звук открывшейся, а потом хлопнувшей двери. Осторожно, буквально одним глазом, Элино выглянул из-за угла и увидел Нерил. Она стояла спиной к дверям и тяжело дышала, одной рукой держась за грудь, а другой вцепившись в юбку. Её лицо пылало, и глаза были полны слёз. Через минуту, словно собираясь с силами, Нерил запрокинула голову, а потом медленно, нетвёрдым шагом пошла прочь.
Элино остался, но Верховный так и не покинул комнат, и мальчик, потеряв терпение, в конце концов ушёл.
***
Нерил направлялась к Мехесу. Она пришла прямо в его комнату и застала мага за чтением каких-то свитков.
- Ты передумала? – спросил он с тайной надеждой.
Лицо Нерил не выражало ничего.
- Я отправляла хориса к предводительнице отщепенцев. Лаакан предупредил их и посоветовал перебираться в Шёлковый лес.
- Творцы! Дохи, теперь какие-то отщепенцы? Что за отщепенцы и почему это Верховный заботится о них?!
Нерил набрала в грудь воздуха и заговорила.
Глава восемнадцатая
В тишине Тодор открыл глаза. Первое, что он почувствовал – страшную слабость, но в голове было как никогда ясно. Он осмотрелся и обнаружил, что лежит на огромной кровати, мягкой и чистой, в небольшой, но светлой комнате, а из овального сияющего окна ему видно одно лишь небо. Тодор попробовал встать. Он откинул лёгкое одеяло и осторожно опустил ступни на прохладный пол, потом медленно встал. В глазах на несколько секунд потемнело, но это быстро прошло. Во всём теле Тодор ощущал бессильную дрожь, как если бы он встал с постели после долгого жара. С удивлением он заметил, что одет в узорчатую пижаму.
Тодор подошёл к окну. «Я в цитадели магов». Внизу он видел цветущие улицы города, пёстрые одежды, а за городской стеной обнимала берег зеленовато-серая гладь океана. Моросил дождь.
Понемногу перед его глазами стали возникать картины воспоминаний. Долгий путь, поселение, темницы, цепи, тьма, он летит высоко над землёй, потом высокие ворота открываются, выходят маги, Лиа падает без чувств кому-то на руки, тёмные зелёные глаза всматриваются в него, множество голосов, произносящих неведомые слова… «Лиа всё же спасла меня. Интересно, где она. И что стало с этим Хуго?» Тодор позволил себе просто смотреть вдаль, на умиротворяющее волнение воды, и думать. Отчего-то ему совсем не хотелось спешить, искать кого-то и бросаться скорей в дорогу. Здесь было так спокойно…
Но вдруг спокойствие прошло. Не успев ещё ничего осознать, Тодор почувствовал, как ускоряется биение сердца, как начинают дрожать руки, а дыхание сбивается… И тут он вспомнил. Вспомнил то, что так давно забыл. Что его заставили забыть, но не смогли вытравить из глубин подсознания. Значит, вот почему ему так неприятен Верховный маг. Вот, при каких обстоятельствах он впервые видел символ на башне Архимага. Вот откуда неосознанная одержимость образом Лаакана. Всё встало на свои места. С широко раскрытыми от шока глазами стоял он, не видя больше ни неба, ни океана, и вспоминал тот день так, будто это было вчера.
Его мать тяжело болела. Какой-то страшный недуг пожирал её изнутри прямо на глазах. Травник приходил к ним несколько раз в день, но однажды, извиняясь, просто покачал опущенной головой и больше не пришёл. Она была молода. Совсем ещё молода, и отец восьмилетнего Тодора не хотел верить в то, что происходит. Он не пил, не рыдал, не бился в приступах отчаяния. Никеас просто сидел одинокими синими вечерами на пороге дома и задумчиво вслушивался в уханье сов, с заходом солнца покидающих Совиный лес.
Однажды, после мучительной ночи, полной стонов и криков жены, он взял Тодора и повёл его с собой. Сначала они вышли из района гончаров, потом за ворота города. Тодор всё спрашивал, куда они идут, но отец молчал, сказав только, что не мог оставить его, ребёнка, одного с этим кошмаром. Они шли и шли, и добрались до цитадели. Никеас долго стучал в ворота и звал магов, пока двое всё же не вышли. Отец просил их позвать управляющего. Те мялись, тихо спорили между собой, потом ушли, а через некоторое время ворота снова открылись, и появился управляющий маг – Лаакан – в окружении ещё нескольких магов.
- Что заставило тебя, Никеас, прийти сюда пешком, да ещё с сыном? – спросил он.
- Верховный, я… я пришёл просить вас… Я понимаю, что это дерзко и, может быть, для вас нелепо, но… Моя жена, Тиана, она умирает… Спасите её! Пожалуйста. Я не знаю, как буду жить…
- Травник лечил её?
Отец опустил голову.
- Да, - глухо произнёс он, - травник сказал, что не поможет.
- Я тоже не могу тебе помочь Никеас. Такова человеческая природа. Вы болеете и умираете. Если её организм сдался, значит, время Тианы прошло.
- Вы можете, Лаакан. – Голос Никеаса начинал срываться. – Я знаю, что можете! Вы можете всё!
- Можно быть способным на всё, но не на всё иметь право. Вы, люди, не понимаете, но мы не должны вмешиваться в замыслы Вселенной.
- Вселенная! Да пусть сотня Вселенных сгорит в вулканах Огненной земли, только спасите Тиану!
Тодор стоял, как парализованный. Никто не обращал на него внимания, но страх и чувство унижения захлёстывали всё его детское существо.
- Нет, человек. Не проси этого.
Тогда Никеас медленно и тяжело опустился на колени.
- Верховный, умоляю… Умоляю вас! – В его голосе послышалось рыдание.
- Никеас, ты должен принять то, что предначертано.
И тут Тодор сорвался с места и бросился на Лаакана. Он начал бить его своими маленькими кулаками с криками «Не обижайте отца!», и маги навели на него свои посохи, но Никеас схватил его в охапку и с ужасом в голосе заговорил:
- Простите его, он просто ребёнок, он не понимает, у него такой вспыльчивый нрав…
Лаакан спокойно поправил пиджак и, глядя на раскрасневшегося, пылающего гневом Тодора, которого отец сжимал в объятиях, ответил:
- Я понимаю, Никеас. Мы не бессердечны, и твои страдания не доставляют лично мне никакой радости, просто люди не всё способны понять. Если ты хочешь, один из наших чтецов может заблокировать в разуме твоего сына это воспоминание. Он не вспомнит всего, что здесь произошло, и не будет страдать, вспоминая, как ты стоял перед магами на коленях. Нам не нужно, чтобы вы унижались, Никеас. Мы просто не вправе тебе помочь.
Отец Тодора помолчал, потом тихо произнёс:
- Сделайте так, чтоб забыл.
- Хорошо. Ты правильно поступаешь.
Лаакан сделал знак одному из магов. Тот подошёл к ребёнку, наклонился, посмотрел ему в глаза и тёплые ладони сжали Тодору виски. Наверное, он отключился, потому что следующее воспоминание - дом и умирающая мать.
Как ото сна очнулся Тодор от видения. Задыхаясь, он чувствовал, как клокочет в нём ненависть и как всё затмевает единственная жажда - отомстить. За смерть матери, за унижение отца, за всё. Видимо, тогда, в тот день, Тодор-ребёнок ощутил то же самое, и, несмотря на воздействие чтеца, желание мести оставалось основным его желанием – тёмным и неосознаваемым.
- Всё хорошо?
Тодор оторвал невидящий взгляд от окна и посмотрел на дверь. Это пришла Лиа. Она выглядела слегка посвежевшей, хотя опухшие глаза свидетельствовали о бессонных ночах и, может быть, долгих слезах.
- Нет, ничего не хорошо.
- Что не так?
- Да всё! Всё не так! В этом тупом мире всё не так!
Тодор стал ходить взад-вперёд по комнате.
- Расскажи мне, - попросила Лиа.
- Какая тебе разница? Да, ты меня спасла, я благодарен, но ты маг, и что могут значить для тебя переживания человека?
Лиа вздохнула, подошла к мечущемуся Тодору и взяла его за плечи.
- Я обещала рассказать о себе, помнишь? Давай, расскажу, а ты потом уже сделаешь выводы. Слушай, как я стала первым и единственным за тысячелетия изгоем среди магов.
Тодор несколько раз кивнул, опустив глаза.
- Можно, я сначала расскажу тебе об отщепенцах? Так будет понятнее. Что ты о них знаешь?
- Ну, это люди, - Тодор говорил неохотно, эмоции не отпускали его. – Люди, которые сбежали из городов, потому что слишком ленивы для работы, и они не могли ужиться ни с кем. Неудачники и слабаки.
- М-м-м-м… Всё совсем не так.
Тодор мрачно закатил глаза.
- Да, я уже привык, что всё всегда оказывается не так.
Лиа не сдержала улыбку.
- Зато теперь ты узнаешь реальную картину.
- Вот Творцами теми клянусь – не уверен, что хочу.
Пропустив его реплику мимо ушей, Лиа стала рассказывать.
- Давно, когда завершилась Эпоха массовых войн, маги стали организовывать человеческие города. Они собрали в них людей, обустроили их быт, но отобрали некоторые знания. Например, о добыче и использовании металлов – чтобы люди больше не могли развиваться в плане техники, не создавали страшное оружие. То, что ювелиры имеют разрешение на работу с ничтожным количеством металлов – не в счёт, маги контролируют и их, и то, как люди используют оставленные им знания. В общем, это была расплата людей за сотни лет кровавой бойни, которую они устроили между собой.
Однако не все из вас хотели войны и принимали в ней участие. Были люди, которые смотрели на всё это с ужасом и отчаянием. Это были учёные, музыканты, писатели, художники – все, кого Мироздание наделило даром созидать. Представь таких людей в ваших городах! Они мучились бы всю жизнь и в конце концов вымерли. Так вот. Одна из них – её звали Ядвига, она… ну… изучала звёзды в общем – понимала это и не хотела такой судьбы для себя и единомышленников. Она пришла к Лаакану, который только-только стал Верховным, и попросила позволить им жить самостоятельно. Ядвига убедила его, что если в ком и есть промысел Творцов, так это в таких, как она. Лаакан знал, что среди людей действительно есть уникальные образцы, поэтому он внял её просьбе. Он разрешил Ядвиге выбрать четыре сотни человек и уйти с ними в Совиный лес, но так, чтобы знали об этом только Верховный и хранители, потому что простые маги посчитали бы это неоправданным риском. От сотворения Архимага они не любили людей, а наблюдая четыреста лет за ужасающими изуверствами их войны, маги стали их просто ненавидеть и презирать.
С тех пор отщепенцы живут сами по себе. Время от времени Верховный встречается с ними, чтобы посмотреть, как они развиваются, и могу сказать, с нынешней предводительницей – Алво – Лаакан в сносных отношениях. Правда, даже он кое-чего не знает. Ну, например того, что на острове Корвуд у отщепенцев есть целый порт, и на своих кораблях они уже исходили весь океан. Архипелаг Семь магов весь застроен, и люди плавают на соседние острова в гости друг к другу. – Голос Лии звучал тепло и воодушевлённо. – Тодор, ты не представляешь, как там красиво! Конечно, нет такого блеска и роскоши, как в цитаделях, но вся атмосфера, весь дух этих людей… - Но тут она осеклась.
- Что? – спросил Тодор. – Мне интересно.
- Просто дальше начинается про меня… Я всегда восхищалась отщепенцами. Я знала о них потому, что мой отец был старшим братом Лаакана и его самым близким другом, а я… Они рассказали, что я Зачинающая и всё такое. Верховный и мой отец – когда он был жив – встречались с отщепенцами вместе и брали с собой меня. Чтобы я знала о жизни всё. Позже они об этом пожалели… - Лиа вздохнула. – Я встретила Валфрика. Это было сорок лет назад… Он был таким красивым! Ты не представляешь! Сильным, быстрым, ловким и… весёлым. Жизнь так и пульсировала в нём, всё рядом с Валфриком начинало двигаться, вертеться, будто он заряжал своей энергией окружающий мир. И у него был волшебный голос. Неземной. Мы стали встречаться. Тайно разумеется. Пусть он был отщепенцем, но в первую очередь – человеком. Представь себе! Может, я и правда ненормальная… Влюбилась без памяти в человека… А потом… - Лиа явно нервничала всё больше и больше, и следующая фраза прозвучала немного злобно. – Я захотела жить с ним. Мы понимали, что не состаримся вместе, что у нас не будет детей – маги с людьми не могут… Что для меня не будет пути назад, но… Расстаться? Тайно встречаться годы и годы? Нет. Я пошла к Лаакану и ошарашила его этой новостью в присутствии членов Совета, среди которых был и отец. Я сглупила, но мне было семьдесят, я была влюблена и на грани отчаяния. Скандал начался такой, что я удивляюсь, как Делакарон не рухнул от криков. Это было чудовищно. Поверь, что бы с тобой ни случалось, ты не знаешь, каково настоящее унижение. Меня выкинули за ворота, как мусор и запретили даже подходить к ним впредь. Что я только ни услышала в свой адрес… Я стала изгоем. Иногда я думаю о том, каково было отцу готовиться к смерти с этим в душе… А ещё хуже, что все маги думают, что я с обычным человеком связалась и живу в одном из людских городов. – Лиа горько усмехнулась. – Тайну отщепенцев надо же было сохранить. Нет, я понимаю… Но могли сделать всё не так… гадко.
- Так ты, маг, замужем за человеком? – Тодор выглядел по-настоящему удивлённым.
- Формально. Валфрику уже шестьдесят пять. По вашим меркам он стар. Уже давно я для него из жены превратилась… в дочь, наверное. Сказать по правде, отщепенцы до сих пор иногда относятся ко мне настороженно. В первые годы, я помню, они прямо следили за мной повсюду. Чтобы как-то влиться в их общество, я перестала использовать магию для всего подряд. Научилась работать руками. Охотиться, шить, готовить еду. Валфрик показал мне, как можно развивать своё тело, и с годами я стала такой же сильной и быстрой, каким был он. Кстати, я совершила маленькое личное открытие: чем крепче тело, тем активнее в нём энергия и сильнее магия.
- Не говори это другим магам, - то ли в шутку, то ли всерьёз произнёс Тодор. Потом добавил: - А что ты будешь делать, когда… ну, если твой муж… это…
- Когда он умрёт? Видимо, мне жить среди отщепенцев всю жизнь. Это не плохо. Хотя мы устроены не так, как вы, и я буду помнить Валфрика всегда.
Она замолчала, и Тодор тоже ничего не говорил. Где-то в коридоре слышались приглушённые голоса.
- Теперь ты знаешь. – Казалось, рассказ отнял у Лии много сил.
Тодор хмурился и хрустел пальцами, пока она понуро сидела рядом, но потом проговорил:
- Так и быть. Я тоже расскажу.
И рассказал.
- О-о… - только и смогла выдавить Лиа. – Все слова сочувствия, которые я могу сказать, это будет не то?
- Да.
- Думаю, всё дело в том воздействии, которому ты подвергался. Хуго наложил на тебя печать и… Вообще-то это заклинание сохранения. Его можно наложить на вещь или пищу, чтобы она не портилась. Но когда его накладывают для закрепления заговора, в разуме происходят процессы необратимые. Говорят, даже сам мозг начинает разрушаться. Как любое заклинание, печать можно отменить. Правда, сделать это надо чем быстрее, тем лучше, и не каждый маг сможет. Поэтому мы здесь. Аш – Хранитель, он стар, опытен и владеет магией куда лучше, чем простой маг. Но снять печать мало. Это нужно делать только вместе с чтецами. В общем, Аш вместе с ними не отходил от тебя двое суток, снимая заклятие, а потом чтецы ещё неделю, сменяясь, чтобы поесть и поспать, восстанавливали твой мозг и твой разум. Видимо, в процессе тот блок, что тебе поставили в детстве, тоже исчез.
- Ты сказала этому Ашу, кто я, и поэтому они возились со мной?
- Конечно сказала! Да будь ты простым человеком и не угрожай всем конец света, тебя бы отправили обратно в поселение, а меня ещё и объедками закидали! Аш очень добрый. Самый добрый из всех Хранителей. Но даже он не в восторге, что я здесь, и, кажется, ждёт с нетерпением, когда мы уйдём. Особенно после того, как узнал, что я убила Хуго…
- Убила? Правильно. Так ему и надо!
- Только теперь я не просто изгой, а… грязь. Олицетворение позора, жестокости, бесстыдства… И всех прочих ужаснейших вещей.
Тодор подумал, что, пожалуй, её глаза опухли всё-таки от слёз, но сказал только:
- Давай уйдём сейчас.
- Ты не окреп. Ещё пара дней нам нужна обязательно.
Тодор зарычал.
- Я поползу! Только давай свалим. Уже я не хочу ни видом любоваться, ни на чистых подушках лежать.
- Слушай, я должна ещё кое-что тебе сказать.
- Звучит не как хорошая новость.
- Я должна попросить прощения. Это из-за меня ты оказался в камерах. Мне нужно было пойти с тобой! Но я поступила эгоистично…
- Погоди, о чём это ты толкуешь?
- Я сказала тогда, у меня есть дело… Оно было, но могло и подождать на самом деле. Творцы! Я просто поддалась прихоти. В ту ночь… В ту ночь я встречалась с мужчиной.
- Чего? Со своим старым мужем?
Лиа опустила голову.
- Нет. С другим…
Тодор открыл рот и тут же закрыл.
- Валфрик уже давно не испытывает ко мне страсти. Да и я к нему. Он родной мне человек, но по прошествии сорока лет мы скорее напоминаем лучших друзей или отца с дочерью. Он ведь стар. Ему не до любви. И он не ревнует меня к Кирту.
- Ну и ну… - Тодор заулыбался. – Вот это заваруха! А этот Кирт, он тоже отщепенец?
- Да.
- И вы устраиваете дружные семейные посиделки втроём? Ха-ха-ха!
- Не смешно, Тодор.
- Пока мы дотащимся куда надо, я умом двинусь в твоей компании. Невероятно. У меня просто в голове не укладывается всё, что я вообще узнал. И тут ещё ты и твои мужья! Ха-ха-ха!
Он отсмеялся, потёр ладонями лицо с видом человека, который уже перестал что-либо понимать, и изрёк:
- Когда это всё закончится, старому Тодору будет, что порассказать детям.
Глава девятнадцатая
- Неужели сейчас действительно стоит заботиться об этом?!
Шинна шла рядом с Маркусом по людному коридору. Пять минут назад закончилось заседание Совета Девяти, посвящённое проблеме перенаселения города и его расширения.
- А что Верховному делать? Упасть, закрыть голову руками и рыдать? – Маркус улыбался, но чувства Шинны были ему отчасти понятны.
- Я на его месте, наверное, забросила бы всё и села писать какую-нибудь летопись последних дней.
- Потому он и Верховный, что так не делает. Да и потом, летопись есть, кому писать. – На минуту Маркус запнулся, размышляя, говорить или нет, но всё же решился. – Я узнал, в Нагаире начали умирать люди. Цитадель чуть севернее человеческого города, но говорят, маги пакуют вещички. Они все попытаются добраться сюда, и если Хитум был слишком далеко, то беженцы из Нагаира и Риккола скорее всего смогут дойти. Нам придётся принять всех, потому Лаакан и озабочен расширением города так сильно. Побегут и люди, посмотришь. Вся эта толпа соберётся у стен Делакарона. Тысячи и тысячи. Вообрази: маги вперемешку с людьми за стеной. Та ещё компания! Лаакан хочет, чтобы маги могли разместиться в цитадели, но если её срочно не расширить, Делакарон треснет, как яйцо от такого наплыва гостей.
- Творцы, - выдохнула Шинна и больше ничего не смогла вымолвить.
Они шли вдвоём, всё сбавляя и сбавляя шаг, пока не остановились в дверях холла и не поняли, что мешают движению.
- Мы отличная команда! – весело заметил Маркус. – Мы организовали великолепный затор!
Шинна засмеялась, толкаясь с кем-то.
- Пойдём на улицу? До твоих лекций ещё полтора часа, а у меня остаток дня и вовсе свободен.
Маркус кивнул и преувеличенно галантно протянул ей руку.
- Прошу.
Сквозь оживлённость и гомон они пробрались к выходу, миновали внутренний двор и выбрались на зелёные улицы, разогретые дыханием приближающегося лета. Дорожки петляли среди цветов и фонтанов, и Маркус с Шинной брели по ним не спеша, болтая ни о чём, пока не дошли до общественного сада. Здесь они опустились прямо на траву под раскидистыми цветущими деревьями. Голубоватые лепестки усыпали всё вокруг, и воздух был наполнен их ароматом.
- Как же здесь хорошо, - Шинна глубоко вдохнула. – Безмятежно. Вот только от этого ещё тяжелее.
- Может, стоит просто насладиться этим временем? Мы ж не знаем наверняка, умрём или нет. Представь: спасители посрамят коварную Сферу, а ты будешь потом краснеть, вспоминая, как далеко не героически прощалась с жизнью под сенью… эм… неизвестных мне деревьев.
- Маркус! Ха-ха-ха! Ты рассмешишь меня и в минуту смерти!
- Без всяких сомнений!
На мгновение она взглянула на него с какой-то отчаянной надеждой, но это тут же угасло, и деланно весёлым тоном Шинна спросила:
- Скажи, ты влюблён в кого-нибудь?
- Кроме себя?
- Всё ясно!
- Пошутил, пошутил! Просто вопрос застал меня врасплох, признаюсь.
- Ну, так принято у малознакомых магов – обсуждать личную жизнь и в порыве доверия всплакнуть…
- Вытираясь рубашкой ближнего!
- Ха-ха! Да.
- Н-нет, не влюблён. Наверное.
- Как так? Не знаешь, влюблён или нет?
- Не знаю, влюблённость ли это.
- Только не говори, что…
- О, всё не так плохо! Моя неописуемая красота и дар нести всякую чушь повергли не одно юное сердце, но… Моё не было повержено ни разу.
- Прямо ни разочка?
- Понимаешь, я всю более-менее осмысленную жизнь стремился только к успехам в учёбе, исследованиях, деловых и чисто дружеских отношениях. Я считал, что все эти любовные штучки помешают мне идти к цели. Как-то меня потянуло к одной знакомой, ещё в Нагаире, и это здорово выбило меня из колеи на целых полгода. С тех пор я как мог старался избегать подобного.
- Этого невозможно избежать, - медленно проговорила Шинна. - Если у тебя всегда получалось, это означает лишь, что ты не встретил никого особенного. Когда встречаешь того, кто особенный для тебя, сопротивляться бесполезно. Это накатывает, как волна, и от неё никуда не деться. Рано или поздно накроет с головой.
- Говоришь со знанием дела, - с улыбкой сказал Маркус и с удивлением увидел, что щёки Шинны порозовели. По его телу вдруг пробежали мурашки.
- Я узнала не так давно… - ответила она, накручивая на палец травинку.
Дохнул ветер, и лепестки посыпались дождём, кружась в тёплом воздухе.
- И… как ты поняла, что это именно то самое? – неожиданно охрипшим голосом поинтересовался Маркус.
- Обычно, когда такое происходит, всегда хочешь чего-то от другого. У меня так было. Считаешь, что всё должно развиваться по какой-то веками существующей схеме; что маг должен вести себя определённым образом, не говорить того, не делать так, потому что надо эдак… Представляешь, как бы вы жили вместе, строишь планы и одновременно мусолишь свои страхи, чем по сути губишь всё на корню. А сейчас… Я не думаю ни о чём, не хочу планов, не хочу лепить из этого мага кого-то другого, не хочу вообще делать ничего, что могло бы его задеть. Хочу просто… просто быть рядом. Проводить время вместе. Смотреть на него, разговаривать с ним, ощущать, что он тут, возле меня, и я могу дотронуться до него, и он не исчезнет. И всё. Ничего больше. Я думаю, это самое настоящее… – Шинна говорила уже не с Маркусом, а будто сама с собой, но щёки её стали пунцовыми и тонкие пальцы слегка дрожали.
Маркус сидел едва дыша. Он понимал, что ему поверено большое откровение, которое пряталось и которого смущались, но ощущал он и нечто большее. Облечь это в слова он бы не смог, но всё, что говорила Шинна, пронзало его электрическим разрядом. Последние дни у него не было времени остаться наедине с собой, спросить себя, а что, собственно, Маркус думает обо всём происходящем, что он чувствует и что будет делать? Он ощущал какие-то смутные импульсы, неясное томление, беспокойство иной природы, нежели боязнь погибнуть, но не хотел обратить на это внимания, потому что ошибочно сваливал всё как раз на неё. Но теперь, когда другой маг воплотил в слова его призрачные, задвигаемые на дальний план чувства, в нём будто прорвалась плотина, и Маркус ясно увидел, что к концу света они не имеют ни малейшего отношения.
- Ты права. – Слова прозвучали сдавленно и неестественно.
Шинна перестала нервно терзать траву и посмотрела на него вдруг прямо и вопрошающе. Солнце раззолотило её всю бликами, падавшими сквозь прохладную листву, в растрёпанных русых волосах кое-где запутались цветочные лепестки. Маркус остро, почти до физической боли ощущал, что должен что-то сделать. Прямо сейчас. Ни секундой раньше, не вечером, не завтра – сейчас. И Вселенная замерла, словно давая ему шанс; мир потерял резкость, стал лишь многоцветным фоном для двух застывших в порыве жизни фигур. Маркус потянулся к Шинне, задержал дыхание, и их губы соприкоснулись — мягко и осторожно. На мгновение она ошеломлённо отпрянула, но тут же обхватила его шею руками и прижалась всем телом.
***
Обратно они вернулись, держась за руку, радостные и окрылённые, начисто позабыв обо всём, думая лишь друг о друге и предаваясь фантазиям. Маркус опоздал на лекцию, а Шинна отправилась в буфет, намереваясь поесть, но сидела за столиком, бессмысленно ковыряя вилкой салат и ошалело улыбаясь стене.
- Так, поди-ка сюда.
Шинна повернула голову.
- Мама? Что случилось?
Палетта возвышалась, как скала, и выражение её лица было поистине безумным.
- Поднимайся. Пойдём со мной, - процедила она, едва размыкая губы, которые в гневе стали ещё тоньше, чем обычно.
- Что с тобой?
- Я, кажется, сказала подниматься.
Шинна положила вилку и встала. Она привыкла к причудам матери, но сейчас мельком подумала, не сошла ли та с ума – её видели апатичной, рыдающей, капризной, но не такой, не в таком бешенстве.
Палетта схватила её за предплечье и буквально вытащила из буфета, поволокла по коридорам.
- Мам, отпусти, у меня синяки останутся!
- Замолчи!
- Да что такое?!
Палетта игнорировала её вопрос. Они дошли до комнат, в которых расположились Палетта с Белазаром, и мать, открыв двери, впихнула Шинну внутрь.
- Как ты только можешь вести себя подобным образом!
- О чём ты?
- Об этом Маркусе! – взвизгнула Палетта. – Я видела вас!
- Что с ним не так? Он умён, воспитан, член Совета, научный сотрудник ак…
- Он предатель!
Шинна оторопела.
- Кого же он предал?
- Всех! Всё наше племя! Подлый, двуличный… Предатель! – слова выстреливали, как из пращи.
- Мам, давай потом поговорим. – Шинна, решив, что у матери какой-то необычный припадок, осторожно двинулась к двери, собираясь позвать Белазара, но Палетта подскочила к выходу и, вытаращив полные ненависти глаза, начала кричать, срывающимся голосом.
- Ты хочешь стать как человеческая потаскуха?! Или как та Лиа, что развратничала с человеком?!
- Не знаю никакую Лию.
- Молчать! Ах ты дрянь! Позоришь нашу семью! Спуталась с трусом! Предателем! Мерзавцем!
- Хватит! – обида разбудила в Шинне злость. – Ты с ума сошла! Всё, что ты говоришь, неправда!
Палетта отошла от двери и двинулась к дочери, угрожающе глядя исподлобья и кривя бледный рот.
- Если ещё хоть раз я увижу или узнаю, что ты с ним…
- Я всё расскажу отцу! – Это было последнее оружие.
Пощёчина хлёстко прозвенела в воздухе. Рука взметнулась второй раз.
- Ненормальная! – крикнула Шинна. От неожиданности и страха адреналин ударил ей в голову. Она поймала мать за запястье и с силой оттолкнула в сторону. Та неловко ударилась о деревянный комод и упала на пол, схватившись за правый бок.
- Дрянь! Зачем я только тебя родила! – Палетта пробовала встать, но никак не могла. Казалось, она слегка дезориентирована
Задыхаясь и ничего не видя от слёз, Шинна бросилась к двери, рванула на себя ручку, выскочила в коридор и, рыдая, побежала туда, где всегда получала помощь, – к отцу.
Белазар, как обычно, проводил время за беседой с Лааканом в зале Совета. Когда туда влетела Шинна, запыхавшаяся и вся в слезах, он едва не выронил из рук блюдце с мармеладом.
- Детка! Что стряслось, родная?
Шинна упала в его объятия и разрыдалась ещё громче. Лаакан аккуратно взял блюдце из руки Белазара и хотел уйти, но друг его остановил.
- Пусть говорит при тебе. Всё равно ты узнаешь.
Немного взяв себя в руки, Шинна, всхлипывая, рассказала о ссоре с Палеттой, а потом, краснея и бледнея, о них с Маркусом. В конце она поспешно прибавила:
- Он не такой! Он не лицемер! И… Вообще не понимаю, откуда она взяла это себе в голову!
И без того всегда сдвинутые, брови Белазара соединились в одну грозную линию. Он взглянул на Верховного с выражением, которое говорило «Скоро тронусь и я». Лаакан ответил сочувствующим взглядом, однако вдруг застыл и отвернулся, словно что-то вспомнил. Напряжённо потёр ладонями затылок. Белазар отвёл Шинну в одну из гостевых комнат, а затем вернулся.
- Знаю я эти твои жесты, - буркнул он. – Всё неспроста? Давай, хочу послушать.
- Нужно отыскать Маркуса, - спокойно ответил Лаакан.
***
Примерно в то же самое время у Маркуса закончилась лекция. Решив подышать свежим воздухом, он вышел из аудитории и направился на террасу, однако пройдя несколько метров, понял, что держит в руках увесистую папку с конспектами; посмеялся над собственной рассеянностью, отнёс папку на место, снова и снова прокручивая перед глазами секунды поцелуя, витая где-то очень далеко от земли. Когда он выходил из аудитории, прямо перед дверью его одёрнула Алика.
- Извини, могу я с тобой поговорить? – Слова, интонация, серьёзное, немного с грустинкой выражение лица казались гротеском, если учесть, что Маркус видел перед собой субтильную девочку сорока лет.
- Да, конечно. И о чём же ты хотела поговорить? – Он тут же почувствовал себя ужасно глупо, потому что начал сюсюкать, как с ребёнком, но напоролся на совершенно флегматичный холодный взгляд.
- Я не знаю, - ответила Алика, - просто надо.
- Хм… Ну что ж, после второй лекции…
- Нет, сейчас.
Маркус вспомнил, что рассказывала про неё Шинна.
- Ладно, сейчас значит сейчас. – И всё равно это было чудно.
Алика вошла, и он прикрыл дверь, чтоб никто не глазел.
Девочка молчала, рассматривая светлую аудиторию, ряды деревянных столов, поднимающиеся вверх, как в амфитеатре, огромный аквариум, в котором плавали диковинные рыбы и земноводные, стойку с плетущимися растениями. Её маленькая головка с такими же русыми волосами, как у Шинны, только чуть светлее, медленно поворачивалась из стороны в сторону, вверх и вниз. Прошла пара минут. Маркус прокашлялся.
- Ты Строитель. – Уверенно произнесла Алика.
- Нет, я учёный. Строители у нас…
Алика обернулась и пронзила его взглядом, значение которого Маркус, впрочем, не понял.
- Ты Строитель, - повторила она. – Ты чувствуешь, что хочешь созидать, и ты будешь.
- Это… это здорово.
- Но масштабы ты и не вообразишь.
Маркус не нашёлся, что сказать. Прорицатели всегда изъясняются загадками – попробуй пойми. Алика снова замолчала. Через семь минут заканчивался перерыв, и нужно будет начать лекцию, так что он не выдержал и спросил:
- Об этом ты хотела поговорить?
- Не-а, - прозвучал ответ, и Маркус увидел, что Алика самозабвенно грызёт ногти. Её лицо даже вдруг стало детским. Он вздохнул.
- Скоро лекция…
- Угу.
- Может быть, всё же после…
- Ты совершенно неправильно относишься к времени! – внезапно выпалила Алика и спокойнее добавила: - Но ты научишься. Строитель не может строить, не осмыслив его... Ой…
Что-то произошло. Ни с того, ни с сего лицо девочки приобрело вдруг синеватый оттенок и стало испуганным. Она согнулась и застонала, но когда Маркус подбежал и схватил её, вырвалась с необычайной силой и громко сказала:
- Отойди!
Голос был будто не её – низкий, бесполый, с непонятным призвуком – и звучал словно из невообразимой глубины. Маркус отшатнулся, не на шутку струхнув. Он пытался сообразить, как лучше себя повести, звать кого-то или нет, и, может, для будущего Прорицателя это вообще обычное дело, но тут Алика медленно распрямилась и посмотрела на него. Её кожа стала очень бледной с какой-то мертвенной синевой, но глаза были ярко-голубыми, переливчатыми, без белков и зрачков. С ужасом Маркус увидел, что её тело буквально источает воду, как будто она сочится из пор. Вода стекала на пол так, что за несколько секунд образовалась небольшая лужа, и потекла из её рта, когда Алика заговорила тем же жутким, глубинным голосом, который вибрировал несколькими тембрами одновременно.
- Строитель. Ты ничего не знаешь. Пока вам не ведом Закон Аркторуса, никто из вас не знает ничего. Иди, как идёшь, но начертанное не изменить. Будет мир, и ты останешься один. Строй.
- Омами… - шокировано пролепетал Маркус. Это несомненно был дух стихии воды. Маркус вспомнил, что в старых преданиях именно так описывалось вселение элементалия в Прорицателя для контакта. Ноги Маркуса подкосились, голова пошла кругом – тысячи лет никто не общался с Творцами. - Один? После… после конца света? Выживу только я?
- Тебе знать, как толковать. Ответы лукавы и не буквальны. И вопросы тоже. Будь иначе, не было бы Вселенной. Не было бы Творения.
Голос оборвался, и Алика закашлялась водой, осела на пол в натёкшую лужу. Очнувшись от оцепенения, Маркус подхватил её под мышки. Она промокла до нитки и дрожала. Теперь она взглянула на него своими глазами. Совсем детскими и растерянными.
- Что это было, Алика?
- Не знаю, - слабо прошептала она. – Я никогда не знаю. Меня учат, но я пока не…
- Хорошо, хорошо, - он взял её на руки. – Давай пойдём к твоему отцу?
Девочка едва заметно кивнула и привалилась к плечу Маркуса.
Сопровождаемый любопытными и взволнованными взглядами, он мчался по коридору со всей скорость, на которую был способен в данных обстоятельствах. Вскоре Маркус увидел Лаакана и Белазара, которые спешили навстречу.
- Маркус! Мы искали тебя! – Лаакан подошёл ближе. – Творцы! Что произошло? Почему… - Он оглядел Маркуса и Алику. – Почему вы все мокрые?!
Белазар, охнув, сунул свой посох в руки Верховного и почти вырвал дочь у Маркуса.
- О, Алика! Малышка! Сейчас я отнесу тебя в комнату. Не бойся, всё закончилось. – Повернулся к Лаакану. – Позже поговорим.
- Так даже лучше, - сказал Верховный, когда они остались вдвоём. – Нужно обсудить кое что с глазу на глаз. Давай-ка уйдём подальше от зевак.
Вокруг них и правда столпились маги.
Лаакан повёл Маркуса в Зал Совета, и тот плёлся за ним на отнимающихся ногах.
- Рассказывай. Пока о том, что произошло с тобой и дочерью Белазара, - велел Лаакан как только они уселись в мягкие кресла.
Маркус довольно скупо описал произошедшее. Состояние шока ещё не отпустило его.
- Омами?! – почти воскликнул Лаакан. – Почему же ты? Не я, не кто-то из Хранителей… Что она… оно… сказала тебе?
- Что мы ничего не знаем без Закона Аркторуса, - устало ответил Маркус. – И несколько раз назвала меня строителем.
- Строителем… Ты знаешь что-либо о Законе?
Маркус искренне изумился.
- Вы Верховный маг, не я. Если вы не знаете, то я и подавно.
- Но явились Творцы к тебе! Через тысячи лет! Перед смертью нашего мира!
- Понятия не имею, почему.
Лаакан весь подался вперёд. Морщины на его лице стали резче.
- Ты уверен, что это была Омами? – проговорил он, разделяя слова.
- А кто это был? Океанический спрут в теле маленькой девочки? …Простите. Мне нужно отдохнуть и… сменить мокрую одежду. – Маркус встал. Ему хотелось как можно скорее остаться одному.
Верховный повёл ладонью, и одежда на Маркусе стала сухой.
- Боюсь, дела не терпят отлагательства.
Глава двадцатая
Несмотря на протесты Тодора, они с Лией провели в Рикколе ещё три дня. На четвёртый Аш, маленький – на голову ниже Тодора, - худой и слегка сутулый старик, провожал их вместе с ещё несколькими магами. Он пытался изобразить ободряющую улыбку, однако выходило не очень, и путники, видя это, спешили распрощаться. Правда, на провизию Аш не поскупился, так что Тодор без удовольствия прикидывал, как будет тащить внушительных размеров сумку.
Лиа снова призвала кригаля.
- Долетим на нём до моста, а то потеряли три недели, - сказала она.
- Почему б хотя бы до Южного материка не долететь?
- Слишком далеко от Туманных холмов. Кригаль не выживет далеко от дома. И я не смогу его контролировать так долго – много сил уйдёт. Призвать животное несложно, это умеют и простые маги, не чтецы. А вот контроль… Конечно, если ты очень хочешь, можем полететь. И кригаль прибьёт нас обоих где-нибудь на берегу пролива Дар.
- Ладно, я понял.
Ящер донёс их до места за полдня. Лиа погладила его на прощание по чешуйчатой шее и отпустила, внушив лететь домой. День был в разгаре. Солнце пекло, и, несмотря на то, что оба переоделись в летнюю одежду, идти было очень утомительно. Лиа шагала впереди, одетая в безрукавную серую тунику и тёмно-синие короткие штаны, держа в руке посох, рассказывала Тодору о том, о сём. Тодор тащил сумку с провизией, обливаясь потом. Отсутствие рукавов и укороченные штаны из почти невесомой ткани, которые дали ему в цитадели, не спасали. Лиа предлагала нести сумку по очереди, однако Тодора это задело, в связи с чем он и заявил, что вполне справится один.
- Мост очень красив, несмотря на то, что старше Делакарона. Мы не увидим Рукоять – маленький приток Сартона, но у названия есть своя история, - вещала Лиа. – Недалеко отсюда расположена бухта Кровавый топор. Во время эпохи Массовых войн, ну, в один из её периодов, это было излюбленное место стоянки кораблей Корвуда. Того самого, что своей жестокостью и кровожадностью затмил всех тиранов эпохи. Почему Кровавый топор? Однажды – один единственный раз – его люди, кстати отборные садисты, взбунтовались из-за того, что на протяжении полугода они не разоряли никаких деревень. Некуда было им свою больную агрессию девать. Они сказали что-то типа «Стареешь, Корвуд? Становишься мягкотелым любителем покоя?» А Корвуд… Достаточно сказать, что он сумел возглавить огромное количество буйных дегенератов и стать для них авторитетом. Нимало не смутившись, он, чтобы доказать свою состоятельность, зарубил топором у них на глазах одного из собственных сыновей, которых, к слову, было двое. И ещё была дочь. Ядвига. Ага, позже ставшая первой предводительницей отщепенцев. В общем, головорезы славят Корвуда, тот улыбается, блестя золотыми зубами, и поднимает тост за вечную войну, а вокруг корабля расплывается кровавое пятно и кучи рыб спешат попировать… Отвратительно. – Лиа помотала головой, будто прогоняя от себя чересчур яркое видение. – Так и осталось название – Кровавый топор, а Рукоять – потому что речушка течёт между бухтой и Сартоном, как рукоятка топора… Смотри, Терзания уже видны, - она показала на северо-восток, где остро вздымались горные вершины, укрытые прозрачными облаками. Виден был и мост, они стояли уже прямо перед ним. В очередной раз Тодор восхитился архитектурой магов.
Это было величественное сооружение из гранита на высоких опорах с ажурными арками и перилами в виде переплетающихся лучами звёзд. В зелени, на фоне яркого неба и зубчатой полосы гор смотрелось оно, будто ожившая сказка – одна из волшебных, наивных, но немного пугающих историй, что рассказывают старухи в людских городах.
Чтобы взойти на мост, нужно было сначала подняться по лестнице – противоположный берег представлял собой возвышенность, закрывающую обзор, и чтобы мост был ровным, одна его сторона была поднята над землёй. Сартон приветственно шумел, и Тодор перегнулся через перила, любуясь его могучим течением, в котором то и дело появлялись и пропадали крошечные водовороты. Он был в восторге. Река создала у него ощущение близости дома. Сартон – нечто родное, знакомое с детства. Сила и величие. Но не магические, не мрачно-загадочные и угрожающие, а напротив – оберегающие, несущие покой.
Однако умиротворённости Тодора быстро настал конец. Едва они поднялись на мост, взорам открылась невероятная картина. Впереди расстилалась широкая, мощёная большими плоскими камнями дорога. Было очевидно, что это одна из тех, которые проложили маги для сообщения между городами. Серое полотно, разветвляясь, уходило на восток и северо-северо-восток. И на нём было полно народа. Сотни людей, среди которых мелькали несколько посохов. Тодор заметил также две кареты, которые катились по камням, управляемые магией.
- Здесь всегда так… людно? – поинтересовался он с удивлением.
- Нет! Творцы! Видимо, болезнь уже в Нагаире! – Лиа не пыталась скрыть волнение.
- Все бегут от неё на север, - догадавшись, проговорил Тодор. Он рассматривал гомонящую толпу. Часть людей шла налегке, кто-то вёз с собой тачки, гружённые нехитрым скарбом, или нёс дорожные мешки. Одни угрюмо глядели перед собой, другие, напротив, выглядели возбуждёнными и весёлыми. Две стороны одной медали налицо. Два способа смириться с действительностью.
- Нужно добраться до таверны, - скомандовала Лиа. – Если, конечно, там ещё не смели всё вместе с Гершем.
- Зачем идти туда? Я так понял, таверна севернее, а нам…
- Кирт будет там сегодня вечером. – Лиа вздохнула и повернулась к Тодору. – Знаю, как это выглядит, но пойми.
Тодор в ответ сжал губы. Скрестил руки на груди.
- Слушай, я не бесчувственный чурбан и всё такое, но что-то подсказывает мне… - Он разомкнул руки и поднял их вверх, выражая крайнее несогласие. - Можно и подзавязать с любовной ерундой пока мы… Пока всех не спасём. Может, Нагаир этот вымрет, а вы с Киртом будете обжиматься.
- Ох, Тодор! А вдруг мы не сможем! – Лиа смотрела на него без тени высокомерия, без всегдашней непреклонной воли, сквозившей в каждом её движении. – Я иногда думаю о том, что каждый раз, когда мы видимся, может оказаться последним. Ты не любил, тебе не понять нас! Порой я готова десять миров загубить собственноручно, лишь бы Кирт не погиб… Что если произойдёт непредвиденное? Если Творцы вдруг явятся и скажут, что мы все им надоели и разнесут планету на куски?! Творцы очень и очень своенравны, ты даже не представляешь, как они непредсказуемы в свой мудрости! Временами я сомневаюсь. В себе, в тебе, во всём… Тебе никогда не начинало казаться, что… что-то не так?
- Мы… мы делаем, что должны, - неуверенно произнёс Тодор. Неожиданная речь Лии насторожила его. – Я думал, выполнить вселенский долг – наша задача. Ну, суждено это.
Сама посуди: ты Зачинающая, это точно. У тебя это… необычная судьба, ты и лекарь, и чтец. Со мной не так очевидно, но тогда в цитадели один из магов убеждал меня, что не просто так всё совпало. К тому же я Прорицателя видел сам. Он точно указал на меня.
- Да? – встрепенулась Лиа. – А что ещё сказал?
- Думаешь, я знаю! Меня в курс дела не больно ввели, если помнишь. Но моё мнение такое: давай делать, что делаем. Больше мы всё равно ничего не можем. А так хоть попытка будет.
Лиа кисло улыбнулась.
- Верно говоришь. Просто момент слабости. Не бери в голову. Пойдём к проливу.
Однако Тодор повернулся и зашагал по дороге на север. Лиа вначале застыла от удивления, а потом бросилась за ним, запрыгнула ему на спину, обхватив руками.
- Спасибо! Спасибо!
Тодор засмеялся.
- Вот уж не думал обниматься с магом! Мир явно летит в гигантскую дыру.
- Если бы ты знал, как это важно для меня! Никогда не могла поставить общее выше личного… - тут она опустила голову. – Глупо, что я Зачинающая. Я эгоистка на самом-то деле. Вот, на пороге конец света, а я спешу на свидание…
- Ну-у, я бы тоже не отказался сейчас от свидания! Хоть и считаю, что стоило пойти прямо туда… Неизвестно куда.
- Ещё не поздно вер…
- Нет уж, голубки!
Через полчаса они увидели таверну – небольшое деревянное двухэтажное здание с хлипким балконом. Даже на расстоянии было понятно, что она набита людьми по самую крышу. Десятка три человек расположились прямо на земле вокруг таверны – расстелили одеяла, разложили еду.
Лиа и Тодор прошли мимо них, протиснулись в дверь. Внутри было душно и шумно. Пахло пивом, горелым маслом и потом. Лиа потащила Тодора к стойке, за которой суетился человек лет восьмидесяти, не меньше. Суетился весьма бодро. Увидев Лию, он просиял.
- Ах ты, гидры океанские! Давненько не захаживала! Как дела?
Тодор уже привык не удивляться, так что облокотился на стойку и с демонстративно скучающим видом подпёр рукой щеку. Со всех сторон то и дело толкали.
- Здравствуй, Герш! Всё у нас хорошо. Это Тодор, мой друг.
Тодор кивнул, не отнимая руки от лица.
Лиа заказала жареное мясо, салат, две маленькие кружки пива и большой кувшин холодного чая. Мест за столами не было, но старик извлёк откуда-то два высоких табурета и усадил их за стойкой со своей стороны. Пока они жевали, Герш сетовал:
- Мне бы радоваться, что столько посетителей, а я скоро заголошу – всё пожрали! Все запасы на исходе! Я уже Огара попросил отправить кого-нибудь в город, чтоб срочно поставку собрали, но кто знает, когда она придёт! Все галдят, разговоры о конце света… Сил нет! Тьфу! Помощница сбежала… Остались с женой вдвоём. – Он потряс мозолистым пальцем. – Так и знал! Тот маг только появился на пороге, а я уже зна-а-ал, что хорошего ничего не жди!
Лиа с Тодором переглянулись.
- А вы не собираетесь на север? – спросил Тодор старика. Тот фыркнул.
- И что я там буду делать? Спасать наши с женой дряхлые кости? Умереть во время конца света… Мы достаточно пожили, и такая смерть – достойная кончина для доброго человека.
Ответить на это было нечего. Герш пошёл убирать с очередного стола, и путники остались относительно одни.
- Как они тут живут, на отшибе?..
- Ну, Герш не простой человек, - ответила Лиа с набитым ртом. – У него тоже с магами что-то типа соглашения. Лаакан сам наказал ему держать здесь таверну, чтобы путникам было, где перекантоваться. В общем, - она отхлебнула пиво, - Герш помогает путникам, маги за это лечат их с женой. Только детей им было запрещено брать с собой. Потому что потенциально эта престарелая пара – бессмертные. По крайней мере, пока жив Лаакан. Их потомки живут то ли в западном городе, то ли в восточном. Раз в три месяца сюда из Риккола продукты поставляют – зачарованные, чтоб не портились, - и лекарь приезжает.
- Вот те на! А Огар кто?
- Огар – отщепенец. Живёт неподалёку. Он и его семья что-то типа разведчиков – собирают тут всякие новости, слухи… Поэтому отщепенцы всегда в курсе всего.
- Не могу взять в толк – зачем вы… Ну, вы – твои сородичи и ты… Зачем вы грабите людей, если у вас всё есть, маги не трогают, вы все такие пушистые?..
- Развлекаемся, - пожала плечами Лиа. – Люди в городах такие пассивные, что грех их не встряхнуть иногда. Но и практическая польза есть, конечно: мебель, продукты, посуда, ткани лишними не бывают.
- А когда вы нападали на города, тоже было весело?
- Что ты завёлся? Это давно прошло. Тогда выбрали предводителем мужчину. Умный, спокойным казался… Но у вас так всегда: почувствовал власть и пошло-поехало. Начал забываться. Поначалу мы подчинялись, а потом всем стало ясно – так не пойдёт. Его сместили и выбрали Алво. У людей женщины мудрее. Не бросаются в крайности, больше благоразумия проявляют, не склонны утверждаться за счёт насилия, но могут быть безжалостны, когда необходимо.
- Но у вас-то Верховный – мужчина.
- У нас? А, у магов? Магам без разницы. У них всё гармонично. К тому же они принципиально оценивают личность, а не физиологические признаки.
- Чего?
- А, - Лиа отмахнулась; вытягивая шею, смотрела в сторону двери. Внезапно подскочила.
Тодор проследил за её взглядом, и увидел вошедших. Трое мужчин. Он сразу догадался, что Лиа ждала их, и моментально выделил среди них одного.
Высокий, стройный красавец всматривался в толпу. Широкие плечи, тело упругое, будто натянутая тетива, светло-русые волосы взъерошены, а левую руку от бицепса до середины предплечья пересекает жуткий рваный шрам. Из-за спины видно укороченное копьё, на бёдрах кожаный пояс, метательные ножи. Из-под жилета из такой же кожи выглядывает безрукавная рубаха, расстёгнутая до середины груди. Уверенность, сила и харизма о двух ногах. Тодор почувствовал укол безотчётной ревности.
Лиа продралась через толпу. Счастливые лица, страстные объятия, нескромный поцелуй. Спутники Кирта улыбаются. «Меня сейчас стошнит», - подумал Тодор. Он не собирался подходить, но заметил, что Лиа усиленно ему машет. Делать нечего – одним глотком допив чай, встал и полез, толкая всех локтями, к выходу.
- Вот! Это Тодор. Проводник.
Красавец протянул руку; улыбаясь уголками губ, пожал ладонь Тодора. Глаза его – светло-серые, строгие – однако смотрели скорее изучающее, чем приветливо.
- Наслышан, - бросил он глубоким, по-юношески нежным голосом. У Тодора мелькнула мысль, что ему, пожалуй, года двадцать три, не больше.
- Э-э… Взаимно.
Лиа куда-то испарилась. Воцарилось молчание. Кирт и его спутники бесцеремонно рассматривали Тодора.
- Что, интересно? – не выдержал тот.
- Ещё бы! – Кирт произнёс это без оттенка иронии. – Ты ж избранный.
«Ну понеслось».
- Махнулся бы с тобой – как раз с Лией вам не пришлось бы бегать друг за дружкой. Но… Такая уж у избранных судьба. Не на кого не перевалишь.
Кирт усмехнулся.
- Мы не бегаем. У меня были дела, но теперь я всегда буду следить за ней, учти. Всегда неподалёку. Мы с ребятами пойдём за вами, незаметно. Лиа не любит контроль, но я просто хочу её защитить, если придётся. Она думает, наша встреча здесь последняя. Пусть.
- И зачем ты мне это говоришь? Ревнуешь что ли?
- О Творцы! – Кирт рассмеялся. – Остынь. Я говорю тебе лишь затем, чтоб ты вёл себя с ней, как подобает, понимаешь? А вот она не должна знать. Нипочём не согласится, чтоб мы шли на юг…
- Правильно сделает. Это верная смерть.
Плечи Кирта гордо расправились.
- Да, мы в курсе. Но вам хотят помешать. Чем ближе вы будете к цели, тем больше неожиданностей вас ждёт. Мы подстрахуем.
«Все влюблённые такие дураки?»
Между ними снова возникла Лиа.
- Тодор, я договорилась с Гершем. Все комнаты заняты, но он уступит нам с Киртом свою – всё равно, говорит, ночь бессонная будет, - а тебе постелют в коридоре у задней двери. Не волнуйся, через неё только хозяева ходят. А парни к Огару пойдут.
Тодор запротестовал:
- Не пойдёт! Я в коридоре?!
Но услышали это только удаляющиеся спины.
Тем не менее, ни жёсткий пол, ни грохот посуды, ни человеческий гвалт не помешали ему отключиться, едва голова коснулась подушки.
Проснулся Тодор сам, никто его не будил. По сравнению с вечером, вокруг было спокойно. Видимо, большая часть людей, переночевав, ушла, а остальные спешили мимо, пока до ночи ещё далеко. Он встал, растирая отлёжанные на досках части тела. Судя по свету, пробивавшемуся сквозь маленькое, наполовину закопченное окошко над дверью, было часов девять. Вышел в общий зал. Человек десять завтракали, негромко переговариваясь через столы.
- Как думаешь, маги хоть сейчас-то помогут нам?
- Разбежался! Да они сами передохнут!
- На кой тогда мы идём на север?
- Ну, глядишь, проклятье остановится где-нибудь… в горах.
- В твоих рогах, дубина!
Дружный хохот.
Тодор заметил Лию. Они с Киртом сидели вдвоём за столом в углу и обнимались. Он направился к ним, втайне злорадствуя, что нарушит идиллию.
- С добрым утречком. – Уселся напротив.
- С добрым, - ответила Лиа. – Выспался? Решили не будить тебя.
- Да, выспался. Когда дальше пойдём?
- Прямо сейчас. Достаточно расслабились. Я взяла тебе завтрак. – Она со вздохом потянулась за посохом и поднялась.
Когда вышли на улицу, молчаливые спутники Кирта уже ожидали. Лиа погладила его растрёпанные светлые волосы, пару минут они постояли, не говоря ни слова. Потом Кирт обнял её, долго не отпускал, а когда наконец она развернулась и пошла к Тодору, тот увидел, что губы Кирта дрогнули. На секунду этот красавец опустил голову, а потом вскинул, и лицо его выражало уже лишь непоколебимую решимость.
***
Таверна осталась далеко позади. Горы – всё ближе и ближе. Чуть к югу дрожала синяя полоса воды – бухта. Часть предстоящей дороги пролегала по побережью, и плеск воды временами доносился до них вместе с порывами ветра.
Тодор время от времени оборачивался, гадая, где можно спрятаться на таком открытом пространстве. Тот факт, что за ними следят три пары глаз, изрядно его раздражал. Наконец он решил, что ничем Кирту не обязан.
- Твой принц со шрамом ничего не говорил тебе напоследок?
- Ничего для твоих ушей.
- А мне кое-что сказал. Не для твоих.
Лиа остановилась.
- Выдавать секреты подло. Имей в виду.
- Я решил, ты должна это знать. Кирт со своими дружками идут за нами.
- Он всё-таки сделал по-своему! – насупилась Лиа.
- Да, и я…
- Ты поступил плохо! Кирт тебе доверился.
Тодор опешил.
- Если быть точным, он, по сути, мне пригрозил. Ревность…
- Я его отыщу, - сказала Лиа, зашагав вперёд. – Ночью. – Помолчав, добавила: - Прямо не знаю, сказать тебе спасибо или пнуть хорошенько.
Ближе к вечеру вышли на побережье. Слева громоздились, вонзаясь скалистыми вершинами в небо, Терзания, а справа внизу, будто в противовес их безжизненной мрачности, мерцала и шумно дышала вода. Тодор подошёл к краю дороги, туда, где земля обрывалась. Было не слишком высоко, и впереди он видел противоположную сторону берега, что окаймлял этот врезавшийся глубоко в сушу клочок моря. Над водой носились птицы с широкими, продолговатыми крыльями. Они бесшумно ныряли в прохладную глубину и бесшумно уносились прочь с рыбёшками в больших клювах.
- Лучше не задерживаться здесь. – Лиа подошла к нему и тронула за плечо.
- Почему? Дай хоть немного насладиться пейзажем.
- Потому. – Она напряжённо посмотрела в сторону гор. – Если быстро и тихо пройдём до пролива, бояться, скорее всего, будет нечего. Люди нередко тут ходят. Но зная, что есть желающие нас остановить, я не удивлюсь ничему. Кстати, очень странно: путников больше не видно… А вчера были толпы…
- До пролива ещё неделю тащиться.
- Значит, неделю надо идти быстро и тихо.
- Что за горы-то такие в конце концов?!
- Ох, лучше тебе не знать… - Тодор злобно упёр руки в бока и испепелил её взглядом. – Хорошо, я расскажу. Но потом, попозже. На привале. Пошли отсюда. И на ночлег будем устраиваться поближе к воде.
В пути прошёл ещё час. Солнце медленно катилось вниз, и переливы на воде стали золотиться. Ноги у Тодора просто отказывались идти куда бы то ни было, но Лиа никак не хотела остановиться, хотя было видно, что и её силы на исходе. Наконец он сказал:
- Всё! Хватит на сегодня.
Глядя на горы, как и весь последний час, Лиа согласилась.
- Пожалуй. Давай только дойдём вон до тех деревьев. Они в стороне от дороги и хоть как-то скроют нас… от гор.
Они повернули и поплелись туда, куда указала Лиа.
Внезапно Тодор ощутил неясную тревогу. Он обернулся. У подножия гор, серые и немые, лежали валуны, но ему показалось, среди них что-то промелькнуло.
- Погоди, - сказал он Лие. – Там кто-то есть.
Она ничего не произнесла в ответ, но глаза её от страха расширились.
- О нет! – едва слышно прошептала Лиа.
Из-за валунов медленно поднялась тень и двинулась к ним. Одна за другой следом потянулись другие, появляясь прямо из-под земли. Крик невыразимого ужаса застрял у Тодора в горле, сведённом паническим спазмом. Тени приближались, становились чётче, материальнее. Они лишь отдалённо напоминали людей: чёрные, маслянистые, руки короткие, но пальцы… узловатые, длинные, тонкие; вместо ног какие-то обрубки, и Тодор едва не упал в обморок, когда осознал, что передвигаются они, подползая на своих уродливых руках, впиваясь безобразными пальцами в землю. На чёрных лицах – пустые глазницы и зияющие провалы на месте ртов. Рты открываются. Шире, и шире, и шире…
- Бежим! Бежим! – вопль наконец вырвался, и Тодор побежал. Но никого не было рядом с ним. Он на мгновение обернулся, чтобы убедиться, что Лиа недалеко, и увидел ужасающую картину: она стоит на четвереньках, содрогаясь в конвульсиях, поднимает голову… Творцы! Её глаза чёрные, на месте рта чёрная дыра, и кожа серая, будто эти проклятые валуны.
Паника. «Нельзя бросить её! Но что делать? Что делать?!» Он метнулся вперёд, потом назад, и тут одна из теней направилась к нему. Тодор снова побежал. Странное дело – ему показалось, что он бежит на одном месте. Едва успел он подумать об этом, как тень возникла прямо перед ним. Как во сне он увидел её неестественно изогнувшуюся шею, направленное к нему кошмарное подобие лица, которое всё приближалось, приближалось, и вдруг вспышка невообразимой, невозможной боли пронзила каждую его клетку. Где-то далеко-далеко, по ту сторону он услышал полный отчаяния стон: «Дохи!», и его поглотила мука и кровавая тьма.
Глава двадцать первая
Работа по расширению цитадели кипела с раннего утра и до поздней ночи, и Мехес наблюдал за ней из своего окна каждый день, поскольку заняться ему после исключения из Совета было нечем. После скандала с Палеттой разъярённый Белазар посадил её под замок, окутал комнату звукозащитой, и можно было лишь представить, как вопит от бешенства в её стенах эта полусумасшедшая женщина. Мехес искренне ей сочувствовал, ведь правда на её стороне, однако дышаться стало свободнее: Палетта с жаждой радикальных мер давила на него похлеще, чем башня Архимага на свой фундамент. Мехес же настаивал на выжидательной тактике, особенно в свете последних событий.
Вдобавок не было никаких вестей от Хуго.
Первоначальный план вот-вот собирался обернуться крахом. Разумеется, у Мехеса был запасной, но как воплотить его, будучи никем, он пока не представлял.
В дверь постучали. Мехес нехотя оторвался от размышлений и пошёл открывать. На пороге стоял маг-посыльный.
- Возьмите, это вам, - сказал он и протянул свиток.
Мехес увидел две печати и сразу понял, что внутри. Он холодно поблагодарил мага, захлопнул дверь, загодя наполняясь злобой, развернул свиток.
«Уважаемый господин Мехес, рождённый Ксаной и Димиром, Совет Девяти магов и Союз Хранителей магической мудрости и обрядов уведомляют Вас, что в связи с утратой Вами должности члена Совета, лишением места преподавателя в Академии естественной магии по причине Вашего аморального, деструктивного поведения и неуважения к положению и личности Верховного мага, выказанного публично, Вы лишаетесь всех привилегий. Вы обязаны сдать смотрительнице склада все вещи, находящиеся в Вашем пользовании, но принадлежащие администрации, а также покинуть занимаемые Вами комнаты в двухдневный срок. Жильё за пределами замка будет Вам предоставлено.
Подписи членов Совета, Хранителей и Верховного».
Мехес, тяжело дыша, разорвал бумагу в клочья, с силой бросил их о стену, зарычал, сдерживая крик ярости. Какое унижение! Он повалился на кровать, но тут же вскочил. Сел за стол, но не мог усидеть ни минуты. Метаясь по комнате, что в одно мгновение стала чужой, он не замечал обжигающих слёз, которые вдруг застлали глаза.
- Ненавижу! Ненавижу! – повторял Мехес. – Я лучше, чем весь ваш поганый Совет! Освободить комнаты… Освобожу, освобожу ещё как! Ещё посмотрим…
Снова раздался стук. Мехес ринулся к двери, собираясь от души сорваться на посыльном, но на пороге стоял не он.
- Получил уведомление? Мне жаль. Правда.
- Чего надо Маркус? Потешаться пришёл?
- Почему ты думаешь, что я стану, как ты выразился, потешаться?
- Ну как же. Ты в белом, а я сижу задом в луже. …Но это ненадолго!
- На самом деле я хотел тебя поддержать. Я не затем стал на сторону Верховного, чтобы сохранить место…
- Чтобы подлизаться к дочке Хранителя? – На лице Маркуса мелькнуло замешательство. - Не делай такое недоумевающее выражение. Вся цитадель уже в курсе ваших восхитительно-невинных отношений. Члены Совета всегда на виду, - язвительно заметил Мехес.
- Ты сбрендил. Накинь узду разума на взбеленившиеся эмоции. Я просто напросто всё взвесил, обдумал и пришёл к выводу, что мир без людей, несомненно, лучше, однако способ достижения какой-то сомнительный. – Маркус вздохнул и сбавил тон. – Дом, который тебе предоставляют, небольшой, но очень хороший. Там мило, светло, а из сада можно наблюдать, как весьма симпатичная соседка занимается танцами…
- Мило? Пф!
- Поселись там, живи спокойно, ходи в гости к соседке и не зли Лаакана! И Белазара не зли. Тот вообще неуправляем.
- Не надо, Маркус, мне твоих слюнтяйских советов.
Маркус вскинул брови, челюсти его сжались.
- Слюнтяйских? Послушай… друг, - он сделал ударение на последнем слове, - чего ты не рассказывал мне о Темном пророчестве? Ты ведь не был до конца честен, правда?
- С чего ты взял?
- Да как бы сказать… - Маркус невесело усмехнулся. – Хуго, видишь ли, обрёл единение со Вселенной.
- Что? Как? – Мехес застыл от изумления.
- Уникальным образом! Его Зачинающая убила.
Мехес ухватился за этот факт.
- Немыслимо! Видишь? Видишь, к чему приводит жизнь среди людей? Полная деградация!
- Ты говорил, Проводник умрёт, а Лиа завершит путь одна. С чего же Мастер-чтец оказался за километр от поселения, скрыв ото всех своё отсутствие? Почему его посох нашли в комнате, а не на месте гибели? И почему Лиа клялась Ашу, что Хуго пытался её убить?
- Ну… Не знаю я! Хуго нарушил уговор.
- Или не нарушал.
Мехес уже едва не выпалил всю правду, лишь бы Маркус отстал, но вовремя прикусил язык.
- Уйди, - выдавил он, отворачиваясь.
- Дружба, - проговорил Маркус, - это не когда тебя поддерживают безоговорочно и во всём, а когда, видя, что ты шагаешь в пропасть, стараются тебя спасти. Я не могу равнодушно смотреть, как ты стоишь на краю и вот-вот шагнёшь. Да, мне обидно, конечно, что ты врал и продолжаешь это делать, но я ведь знаю, Мехес, ты не плохой маг. Ещё не поздно одуматься.
- Ты себя спас. Друг, - передразнил его Мехес. – Одуматься? И что? Смиренно ждать кончины или после спасения мира продолжать страдать от его несовершенства, которому виной эти мерзкие люди? Нет, благодарю.
- А возможен ли совершенный мир? – тихо произнёс Маркус. – Я думаю об этом… Может, многие из нас слишком много обращают внимания на то, на что не стоит? А важное теряется… Красота, любовь, искусство, чудеса магии стали так привычны, что мы начинаем скучать? По своей же недалёкости. Кажется, что-то не то, и мы ищем первую попавшуюся причину, из первого же крохотного несовершенства создаём великую проблему, в то время как это несовершенство может оказаться винтиком, скрепляющим всё в единое целое. В то целое, что так дорого и любимо нами. А истинные пороки – те, которым стоит объявить беспощадную войну, - принимаем, как данность.
- Нет, - отрезал Мехес, - ты неправ. Ты влюбился, и чувства сделали тебя мягким. В нынешних обстоятельствах это превратилось в слабость. Всё, разговор окончен.
Маркус хотел что-то добавить, но передумал. Он молча покивал головой, закусил губу, а потом развернулся и вышел, оставив дверь открытой.
Мехес спешно закрыл её, будто опасаясь, что призрак Маркуса вернётся и станет вещать о гибельной пропасти у него под ногами. Всё вдруг стало призрачно и зыбко, на мгновение захотелось повернуть время вспять, чтобы жизнь вернулась на круги своя… Но лишь на мгновение. В следующее Мехес уже яростно заталкивал в чемодан бельё, бормоча:
- Посмотрим… Посмотрим.
***
Монолитная стена, окружавшая Делакарон, была разрушена. Вместо неё город окружил магический барьер. Лаакан почти всё своё время проводил на стройке, советуясь с магом-архитектором и лично следя, чтобы новые части города ни в чём не уступали старым.
Не менее двух сотен магов были заняты в этом процессе. Одни сантиметр за сантиметром творили новую стену, которая вырастала словно прямо из земли и расходилась далеко за пределы прежних границ. Другие занимались озеленением: сажали семена, шептали заклинания, и новые деревья раскидывали пышные кроны, на новых клумбах расцветали цветы. Часть магов возводила дома. Причём те, кто строил фундаменты и стены, без конца вступали в жаркие споры с планировщиками внутренней отделки и декора.
Уйдя с головой в работу, Лаакан получал возможность реже думать о Нерил. Несколько раз она пыталась остановить его в коридоре или караулила у покоев, но он, внутренне страшно мучаясь, делал вид, что не хочет её замечать. Особенно тяжело было от того, что он, по сути, её не осуждал за связь с Лией, даже восхищался в глубине души, но обман, лицемерие… Этого он не мог простить. Не будь он жёстким и принципиальным, не имей честолюбия и не требуй безоговорочной преданности, не стал бы Верховным магом четырёх цитаделей, не продержался бы и десяти лет во главе магического мира.
В довершение ко всем бедам ещё жена одного из Хранителей, его старого друга, вступила в сговор с неугомонным Мехесом, и, по всей видимости, была намерена взять его в оборот, что привело бы к самым непредсказуемым последствиям.
Маркусу явились Творцы по совершенно непонятной причине.
О Законе Аркторуса не сказано ни в одном свитке, хотя Лаакан уже четыре раза перерыл всю библиотеку. Он думал о том, что, возможно, свитки, в которых упоминается Закон, лежат себе преспокойно, похороненные в подземной библиотеке под руинами Обители первых магов. Да, практически всё было скопировано потомками Архимага и сохранено, но слово «практически» всегда подразумевает лазейку. Если это так, то им уже ничего не узнать – руины далеко на юге, ограждённые от мира непреодолимым Разломом вечного забвения и магический мост через него разрушен навеки. Но не просто так же Творцы явились Маркусу и сказали о Законе? Лаакану вспомнились слова из пророчества: «…по власти времён, и Закона, и воле Творцов, и незримого, недоступного сущего». Почему он никогда не обращал внимания на это «и Закона»?
Внезапно мысли его прервались. Где-то раздался оглушительный грохот и крики, звуки чего-то тяжёлого, ударяющегося о землю. Лаакан обернулся, поднял голову вслед за строителями, которые уже начали охать, посмотрел вдаль – туда, где посреди старого города возвышалась башня Архимага. Он увидел дым и медленно оседающие клубы пыли на уровне четвёртого этажа замка. За рассеивающимся дымом стало видно развороченную стену.
- Верховный! – крикнул один из магов. – Кто-то взорвал замок!
- Замок цел, как видите, - раздражённо ответил Лаакан.
- Ох и отчаянные у вас студенты!
- Это не студенты… Продолжайте без меня, я должен разобраться.
С этими словами, предчувствуя катастрофу, Верховный сел в карету и направил её в город.
Глава двадцать вторая
Каждый раз, когда Тодор открывал глаза (или думал, что открывал?), он видел лишь черноту – непроглядную темень, - и неясно было, находится ли он где-то или эта тьма прямо в его мозге. Не было ни времени, ни пространства, одна бесконечная мука на все лады. Ему виделись чудовищные, невообразимые вещи: окровавленные люди, куски тел, изуродованные, выпотрошенные массы чего-то живого, которые пульсировали, ворочались и хрипели. Он слышал стоны, крики, наполненные таким страданием, что всё существо обуревали ледяной ужас и тошнота. Перед Тодором мелькали лица, искажённые пыткой, глаза, затопленные болью, что изливалась из них, смешиваясь с кровью и грязью. Он хотел, чтобы мужчины и женщины исчезли. Успокоились. Он хотел, чтобы они улыбались, и когда Тодор начинал рыдать от того, что не в силах им помочь, не в силах видеть надругательство над человеком и слышать эту адскую какофонию, наступала абсолютная тишина и тьма. Бесконечная, поначалу избавительная, но через час, год, век обращающаяся таким же кошмаром. В пустоте Тодор видел свою жизнь. Завывающую от боли полумёртвую мать; отца, доживающего дни по инерции, будто старое колесо, которое толкнули, и оно просто катится, чтобы в момент упасть; видел девушек, с которыми проводил ночи, - как они напитывают слезами свои подушки и как медленно остывают их души, рассыпаются прахом сердца, не вынесшие насилия чужим – и его тоже – безразличием, и как они мечтают о спасительной преданности или о лёгкой смерти. Видел себя. Тридцатиоднолетнего инфантильного глупца, растрачивающего отведённые ему годы на бессмысленные, а то и безнравственные вещи; причиняющего боль другим – не со злости, а от нежелания размышлять, неспособности видеть в них себя. Он слышал, как тяжко и грустно вздыхает отец, силясь понять, что он сделал не так, отчего его сын вырос таким безразличным. Словно раскалённое клеймо, во тьме загорались и жгли душу давно позабытые слова матери: «Ты моё солнце. Будь солнцем для всех. Ради всех сил, которые только существуют, не приноси в мир боль. Ни капли. Каждый, в ком бьётся сердце, равен тебе, и ты не вправе заставлять его страдать». А потом приходило это – чёрное создание без голоса. Оно ныряло в него, въедалось собой в его мышцы, его нервы, его сознание и начинало свою пляску, новый круг страданий – на этот раз физических. Тодора разрывало на части, раздавливало, парализовывало, ему под кожу проникало что-то и извивалось, в голове вспыхивали огни и рассыпались острыми иглами, его внутренности наматывали и вытягивали из него, а потом кое-как запихивали обратно. Он думал, что умрёт. Он ждал этого и просил об этом чёрное создание, но оно было равнодушно. Оно питалось и жило его мукой. И неизвестно, как долго это продолжалось. Тодору чудилось – тысячу столетий.
Но вот он с трудом разлепляет веки. Вот видит свет. Тусклый свет притушенной лампы, который режет глаза, привыкшие к темноте. «Где я?» Тодор пошевелил пальцами – камень. Гладкий. Видимо, пол комнаты. По крупице зрение и способность мыслить возвращались. Так и есть, комната. Однако очень странная. Он повёл глазами. Всё вокруг слегка плыло, но Тодор понял, что полулежит на полу, прислонённый спиной к стене, в совершенно пустом помещении. Потянуло сквозняком. Запах воды. Темно, наверное, потому что ночь.
С неимоверным усилием, хватаясь за стену, он встал. Всё тело трясло. Еле-еле передвигая ноги, Тодор доковылял до единственного окна и выглянул, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Он увидел лишь тёмные громады, неразличимые в темноте. Небо было затянуто плотными тучами, поэтому свет луны ничем помочь не мог. В изнеможении Тодор сполз обратно на пол.
Послышался звук – в скважине провернулся ключ. Тодор открыл закрывшиеся было глаза. Дверь в противоположном конце комнаты отворилась, вошёл маг и поставил перед ним тарелку с едой.
- Где я? – хотел крикнуть Тодор, но на деле вышел хриплый шёпот.
Маг промолчал.
- Где Лиа?
Молчание.
- Чтоб ты сдох.
Тишина. Маг развернулся и вышел. Щёлкнул замок.
Тодор покосился на еду. Что с ним было? Опьянение? Галлюцинации? Он знал, что бывают разные травы, ягоды, от которых людей уносит едва не к Творцам. Может, его пичкали чем-то подобным. Голод, однако, давал о себе знать, и Тодор рискнул: взял два фасолевых боба и съел. Привалился к стене. Подождал. Съел ещё два. Так он ел примерно полночи, потом уснул, и чёрное создание не приходило.
Разбудил его бесцеремонный пинок. Подняв голову, Тодор увидел того же мага, что накануне приносил еду.
- Поднимайся, – сказал маг, - и пойдём со мной.
По сравнению с предыдущим пробуждением, сил у Тодора немного прибавилось, но он понимал, что бросаться на него, кричать, пытаться бежать – всё будет глупостью, поэтому покорно потащился следом.
Маг привёл его в большой зал, убранный дорого, но сдержанно. Он был очень похож на тот, в котором ошеломлённый Тодор стоял под взорами девяти магов в Делакароне, только не было книжных полок вдоль стен – их украшали чучела морских животных – и из цветов преобладал тёмно-зелёный. У огромного, во всю стену, окна стояло вычурное мягкое кресло, и в нём, будто на троне, закинув ногу на ногу, сидела женщина. Она была немолода, но свежа; не красива, но привлекательна. Жёсткий корсет и облегающие штаны подчёркивали хорошо сохранившуюся фигуру, густые медные с проседью волосы лежали на плечах мягкими волнами. Женщина улыбалась одним уголком чётко очерченных губ и покачивала ногой, обутой в лёгкую туфлю без каблука.
Рядом с ней Тодор увидел Лию, и от сердца отлегло. Однако когда маг подвёл его ближе, он увидел, что Лиа бледна, едва стоит на ногах и смотрит предостерегающе.
Женщина заговорила.
- Доброе утро. Оно ведь доброе после всего, что вы переживали последние дни? – Не дожидаясь ответа, продолжала: - Наверное, не понимаете, где вы? По крайней мере, ты. – Она вальяжно выгнула кисть в сторону Тодора. – Вы в Нагаире. Меня зовут Клэда. Управляющий маг цитадели и Хранитель. Если есть вопросы, я к вашим услугам, а затем… Затем вы будете к моим.
Пока Тодор пытался поймать какую-нибудь осмысленную фразу в закружившейся вдруг голове, Лиа спросила первой:
- Как вы умудрились договориться с дохами?
- Хм, и с чего же ты решила, что я договорилась?
- Никто не уходит от них. Попал к дохам – оставь все надежды.
- А-а, кое-что знаешь, да? Я и правда сумела это сделать. Как вы знаете – а кто не знает, слушай, - её палец упёрся в Тодора, - Нагаир выстроен прямо в скалах на берегу моря Ликов. Когда его возводили, никто ещё не знал, что в недрах этих гор живут самые страшные порождения, которые возможно вообразить. Они не проявляли себя много столетий, потому что были слишком слабы, но потом… Потом стали без вести пропадать жители цитадели. Мои предшественники боролись с дохами магией, что особых плодов не приносило, поскольку наш враг фактически нематериален. Это энергетические сгустки неприродного происхождения, и потому магия действует на них очень слабо, а физическое воздействие и вовсе никак. Строить новую цитадель не доходили руки. Да и где её возводить? На Корвуде? – Клэда хохотнула. – Так маги пропадали – один-два в месяц – пока я не стала Управляющим. С великим трудом нам с другими чтецами удалось установить с дохами контакт. Это было чудовищно тяжело. Дохи улавливают информацию на самой границе жизни и смерти, органического и неорганического миров. Но у нас получилось! Мы заключили сделку: я отдаю дохам два человека из снабжающего города в месяц, а они не трогают магов. - Она торжествующе развела руками.
- Потрясающе, - кисло проговорил Тодор.
Клэда озорно ухмыльнулась.
- За вас я отдала двенадцать человек. При том, что дохи оставили вас только через два дня. Вам понравилась их компания? – Ответ ей явно не был нужен.– Каким-то образом они знают, насколько вы важны.
- Вам-то мы зачем? – спросил Тодор, чувствуя, что вот-вот грохнется в обморок от накатившего бессилия.
Вместо ответа Клэда обратилась к магу, который его привёл:
- Отправь-ка хориса к моей сестре. Скажи, они у меня. Пусть будет готова через четыре недели. – Снова посмотрела на пленников. Шаги мага отдалялись, превращаясь в эхо. – Скоро те немногие, кто ещё не бежал из Нагаира, отправятся в прекрасную северную цитадель, а ты, рыжая, пойдёшь за Сферой. – Глаза её блеснули. – Сразу после того, как умрёт Проводник, и ты получишь его энергию, а я – его кровь.
- Для чего?! – воскликнула Лиа. – Для чего вся эта жестокость?!
- Чтобы провести правильный обряд, - ответила Клэда таким тоном, будто разговаривает с годовалым ребёнком. – В нужный момент Сферу необходимо окропить кровью Проводника и Зачинающей.
- Я знаю другой обряд. Почему?
- Потому что это Тёмный обряд. Смерть Проводника ознаменует конец всего людского рода. Ты добудешь Сферу сама.
- Я не пойду без Тодора!
- И допустишь, чтобы умерли не только люди, но и маги? Все-все. Опустевшая планета… Неужто не лучше спасти хоть кого-то, пусть не всех?
Лиа опустила глаза, и Клэда хмыкнула.
- Отведите их в комнату, - сказала она двум магам, которые оставались в зале. – Можете вместе запереть, пускай попрощаются. Только опечатайте комнату барьером. Если рыжая вздумает что-нибудь выкинуть, не церемоньтесь. Хотя, - добавила задумчиво, - после дохов и без посоха – вряд ли.
Маги повели их, едва переставляющих ноги, по пустому коридору. Было тихо. Только изредка слышались какие-то голоса и звуки, доносящиеся с улицы. Как и сказала Клэда, большинство магов уже сбежали, и последние собирали вещи, готовясь покинуть дом.
Пленников ожидала всё та же унылая комната, в которой прошедшей ночью очнулся Тодор. Оставшись одни, они улеглись прямо на пол. Окно было закрыто, сквозь стекло нещадно палило летнее солнце, и жара отбирала последние остатки сил.
- Я столько раз избегал смерти, что уже перестал в неё верить, - проговорил Тодор. – И вот опять.
- Придумаем что-нибудь.
- Мы еле живы, среди магов, а ты без посоха.
- Я тут подумала… Если Кирт с ребятами шли за нами, они видели, как дохи… забрали нас.
- О, ну да. Нас спасёт господин Шрам!
- Это волк.
- Чего?
- Волк изгрыз ему руку. – Лиа облизнула пересохшие губы и отвернулась.
Тодор вздохнул.
- Лиа?
- М?
- Творцы… Я такая сволочь! Никчёмный человек.
- Брось. Ты Проводник. И ты… совсем не плохой. Иногда по степени душевности напоминаешь бревно, но в общем…
- Нет, ты не понимаешь. Я всю жизнь видел и слышал одного себя. А понял только теперь. И что? Я умру, отец умрёт, не дождавшись, когда его сын из бревна переродится в человека, умрут все, у кого мне стоило бы попросить прощения… Полная задница. И моя тупость во главе.
- Тодор, - Лиа повернулась к нему, улыбнулась, - если тебя беспокоит это, значит, всё с тобой в норме. Я не знала тебя раньше, до всего, но ты очень изменился за те месяцы, что мы прожили в пути. В лучшую сторону. Нам всем есть, куда расти. Главное осознать это и не опускаться до бездушности.
- Извини, кстати, ну… за господина Шрама.
- Ха-ха! Я расскажу Кирту, как ты его нарёк. Ему понравится.
- Надо же… Скоро я с большой вероятностью умру.
- Придумаем что-нибудь, - повторила Лиа. Взяла Тодора за руку и закрыла глаза.
Какое-то время они лежали молча, в полудрёме.
- Пока я не умер, - проговорил Тодор, - что это за твари такие – дохи?
- Энергия, - тихо ответила Лиа. – Терзания так называются потому, что в их пещерах во времена Эпохи массовых войн находились тюрьмы и камеры пыток. Там творились вещи немыслимые… Но ты ведь видел. – Она с грустью сжала губы. – Сила человеческих страданий, боли, страха, отчаяния была так велика, и людей в этом средоточии зверства было так много, что вся безумная, чудовищная энергия, которую они выплёскивали, стала аккумулироваться в нашем мире. Появились дохи. Они привязаны к месту своего рождения и питаются страданиями, поэтому им нужен кто-то живой, чтобы его мучить. Ни творящая сила элементов, ни оружие, ни мольбы не способны на них повлиять. Они как… аномальная мутация. И не живая природа, и не неживая. И вообще не природа. То, чего не должно было родиться во Вселенной. Оскорбление для неё и самый безжалостный упрёк.
- Значит, всё, что мне виделось в том кошмарном бреду…
- Правда. Это всё было на самом деле.
- Но как… Как такое вообще возможно? – От избытка эмоций Тодор приподнялся.
- Ничего личного, но задай этот вопрос себе. Ты ведь человек.
Глава двадцать третья
Лаакан почти бежал к дворцу, оставив карету. У входа, оправдывая врождённое любопытство, толпились маги в надежде пройти во дворец и узреть что-нибудь эдакое, но привратник был неумолим и довольно грубо советовал всем разойтись.
- Пропустите! – рявкнул Верховный, маги нехотя расступились.
Он проскользнул через двери в маленький коридор. Из-за высоких дверей, ведущих в холл, доносился шум голосов и суматохи.
- Что произошло? – обратился Лаакан к привратнику. Он надеялся попасть в эпицентр событий подготовленным, но привратник пожал плечами.
- Не имею понятия. Что-то прогрохотало, а потом все стали рваться во дворец. После пары десятков посетителей я перестал пускать магов. Я решил, так будет лучше для соблюдения порядка.
- Ты правильно сделал, - рассеянно бросил Лаакан, напряжённо думая, что же его ждёт. За двести лет правления он научился безошибочно чувствовать угрозу. Набрав в грудь побольше воздуха, Верховный толкнул двери в холл.
- …беззаконие! Проповедует безволие!
Никто даже не обернулся на открывшуюся дверь – все были поглощены действием, разворачивавшимся в центре зала.
- И закрывает глаза на безжалостное отношение к себе подобным!
Он узнал этот голос, хотя за спинами магов говорящего не было видно. Голос, срывающийся в исступлении на высокие ноты.
В огромном холле магов собралось, наверное, не меньше двух сотен. Они толпились и на поднимающихся вверх лестницах, и в примыкающих коридорах. Возбуждение, напряжение и нарастающая тревога витали над их головами в душном воздухе. Верховный стал пробираться вперёд. В середине столпотворения он увидел того, кого одновременно и ожидал увидеть, и нет – Палетту.
- Что здесь происходит?! – громогласно вопросил Лаакан, оказавшись в центре зала.
- Эта… эта женщина выступает против вас, Верховный. – Голос из толпы прозвучал неуверенно.
- И не только она. – С противоположной стороны из рядов вышел Мехес.
Произошло же следующее. Палетта, оказавшись взаперти, отнюдь не кричала и не бесновалась. Будучи искусным магом и, в подходящих обстоятельствах, сильной личностью, она несколько дней кропотливо копила энергию, так как посоха с концентрирующим кристаллом у неё не было, а мастерство за годы без практики утратилось. Почувствовав, что её наконец достаточно, Палетта буквально смела стены своей тюрьмы сильнейшей энергетической волной, сбежала вниз, в холл, и начала речь, первыми словами которой были: «Маги! Вы должны знать правду!». К моменту, когда подоспел Верховный, она говорила о том, что он самый лживый и беспринципный правитель в их истории.
Для Мехеса всё это оказалось просто подарком судьбы. Некоторое время он молча стоял в толпе и слушал, наблюдая реакцию магов. К его приятному удивлению большинство внимало Палетте с интересом, и когда Лаакан пришёл, Мехес тоже решил выступить. Другого такого шанса не будет. Всё или ничего.
- Против меня… - Лаакан оглядел толпу взглядом, полным достоинства. – И в чём же проблема, господа?
- Проблема в моей жене, дохи её побери! – пыхтя, в середину протолкнулся Белазар. – Я как услышал, что творится, побросал все книги! Сначала думаю, катись он лесом этот взрыв, а тут вон что! Палетта! Это уже слишком! Я должен тебя увести.
Он направился к ней, но из толпы вышел маг и перегородил ему путь.
- Нет. Мы хотим дослушать до конца, - произнёс он.
- Моя жена не в себе! От пережитого горя и страхов у неё ум за разум зашёл! Нечего тут слушать. Это бред! Желание мести.
- С каких это пор, - вмешался Мехес, - маги не смеют говорить открыто? Мы не сходим с ума, это известно. Это не в нашей природе. Мы…
- Значит, это первый случай! – взревел Белазар. – Устроили здесь балаган! Столпились, как тупые люди на базаре!
- К слову о людях…
- А ну закрой рот!
- Тихо! – Лаакан стукнул посохом о пол. – Хотите говорить открыто? Говорите.
- Друг, ты совершаешь ошибку…
- Ничего, Белазар. Магическое общество – это общество равных.
- Верховный! – В холле появился Маркус об руку с Шинной.
- Мерзавка! – крикнула Палетта. Шинна не отвела глаз и не отняла руки.
Лаакан жестом показал Маркусу, что беспокоиться не о чем, но Маркус хорошо знал его и понял: Верховный совсем так не думает. Они с Шинной остались стоять рядом с ним.
Мехес, самодовольно ухмыльнувшись и бросив на Белазара презрительный взгляд, повернулся так, чтобы большинство магов могли видеть его вдохновенное, честное лицо.
- Для начала я скажу об этой замечательной женщине, - он простёр ладонь к Палетте, - которая подверглась поистине жестокому обращению лишь потому, что хотела знать правду и донести её до нас.
Маркус закрыл лицо ладонью. Мехес же продолжал:
- Её заперли в комнате, будто одно из тех животных, которые люди, лишённые всякого понимания о мироздании, запирают в свои мерзкие деревянные клетки. Это чудовищное унижение для свободной личности, живого, стремящегося к истине разума! Я даже не хочу распространяться о физической силе, которая была к ней применена.
Толпа возмущённо загудела. Лишь кое-кто с сомнением переглядывался и качал головой, словно желая сказать: «Что-то не так».
- И всё только потому, я повторяю, что она хотела правды! Я слышал всё, что здесь говорилось, от начала до конца. Можно понять эмоции Палетты и некоторую скомканность её рассказа. Трудно вообразить, как болезненно, как мучительно пережить такое… Позвольте же мне открыть наконец ту самую правду, скрывая которую Верховный маг и его ближайшее окружение не гнушаются водить за нос общество, применять насилие к себе подобным и даже… прикрывать убийство одного из нас.
После этой фразы зал на мгновение онемел, но в следующую секунду разразился настоящий хаос из машущих рук, раскрывающихся ртов и криков:
- Невозможно!
- Долой Верховного!
- Я не стану заводить детей в таком обществе!
- Сначала докажите!
- Мы деградируем!
- Предлагали же менять Верховного каждые сто лет!
- Замолчите все! Заткнитесь! – раздался вдруг голос, который перекрыл какофонию и заставил магов обернуться на его обладателя. Маркус, а именно он произнёс эти слова, дрожал от негодования. – Что вы разорались? Цивилизованное общество! Вам ничего не объяснили, не привели аргументов, а вы кинулись вопить! Дайте Верховному слово! – Он был уверен, что Лаакан, как всегда, найдёт нужные слова и всё объяснит соплеменникам, которые были на взводе с тех пор, как до цитадели дошли вести о ситуации в Нагаире.
Толпа поутихла. Лаакан, хмурясь, бросил взгляд на Маркуса, оглядел зал.
- Благодарю. Я бы мог привлечь внимание и сам.
Маркус смущённо кивнул.
- Поглядите, сколько высокомерия! – возмущённым тоном отозвалась Палетта. – Обратите внимание! Общество равных…
- Довольно! – резко произнёс Лаакан ледяным голосом. – Поскольку…
- Э, нет. Я не закончил. – На губах Мехеса играла алчная полуулыбка.
Верховный в ответ снисходительно усмехнулся и сделал приглашающий жест рукой.
- Наша власть, - продолжил Мехес уже совсем уверенно, - грешит тем же, чем испокон грешила власть людей, - дезинформацией, сокрытием истины. И неудивительно, если учесть, как тесно связан наш Верховный с этим грязным племенем. Но об этом чуть позже… - Несколько мгновений Мехес выдержал паузу. - Все вы думаете, что некий Проводник и его спутница сумеют спасти нас от страшной и мучительной гибели. Но это не так. Они не смогут ровным счётом ни-че-го. Проклятие Зитара ведёт мир к смерти, а причиной тому – люди!
- Чушь! – яростно крикнул Белазар. – Нет никакого проклятия Зитара!
- О, оно есть. Просто его скрывали от нас, как и Тёмное пророчество.
Звучный голос Мехеса разносился по залу, погрузившемуся в испуганное гробовое молчание. С расширившимися глазами маги внимали его словам.
- Прежде чем Зитар вернул энергию Космосу, он произнёс проклятье. Суть его в том, что мир никогда не достигнет гармонии покуда в нём жив хоть один человек, никогда не наполнится счастьем и будет лишь скатываться в пропасть – быстрее и быстрее. Тёмное пророчество спасёт его. Проводник должен быть принесён в жертву, тогда по завершении обряда человеческий род сгинет, а мы наконец заживём так, как подобает магам. Планета станет чиста! Наши возможности станут безграничны!
- Это иллюзия! Утопия! Пойми ты! – не выдержал Маркус. – Это…
- Я не закончил, - чётко выговаривая слова, оборвал его бывший друг. – В Тёмном пророчестве есть один нюанс, который может показаться вам неудобным: под конец обряда Зачинающая тоже должна умереть. Да, да понимаю, она маг. Но! Это Лиа. Лиа, которая живёт среди людей и спаривается с человеком, которая предала и опозорила нас. В довершение всего… - он снова помолчал, дабы последующие слова произвели большее впечатление, - она убила себе подобного.
Среди магов, ошеломлённых всем, что они услышали, прошелестело многоголосое судорожное «ах».
- Убила! Мастера-чтеца! Мага! Одного из тех немногих, кто также знал правду и хотел защитить своё племя, ибо был предан ему! – Мехес говорил громко, резко, стараясь вложить как можно больше эмоций в каждое слово. – Вы скажете: куда смотрел Верховный? А я отвечу. Под юбку своей бывшей студентки! – и он простёр руку к Нерил, которая стояла поодаль с мертвенно-бледным лицом. В её глазах тут же возник ужас, она метнула отчаянный взгляд на Лаакана. Казалось, вот-вот с ней случится обморок.
- Это ложь, - выговорила она дрожащим голосом.
Теперь Верховный не сдержался.
- Клевета – так банально, Мехес, - сказал он гневно. - Вы с Палеттой хотите свергнуть меня, немудрено, что в ход идёт откровенное враньё.
- Говорите враньё? Хорошо. Элино, поди-ка сюда. Расскажи, что ты знаешь…
Запинаясь и дрожа, мальчик начал в подробностях рассказывать, как видел Верховного с Нерил в пустом Зале Совета, как они целовались в оранжерее и что Нерил регулярно остаётся в покоях Лаакана на ночь. Несмотря на то, что половина из этого являлась чистой выдумкой, вторая половина была, конечно, правдой. Мехес просто сиял от того, как безупречно складывается импровизация.
- Что за бред! – крикнул Маркус. – Мальчишка запуган до полусмерти! Скажи, чем ты ему пригрозил?
- Он просто волнуется, потому что понимает, насколько важные вещи говорит, - ответил Мехес.
- Да это уже ни в какие рамки…
- Пусть продолжает, - хмуро сказал тот самый маг, который ранее не позволил Белазару увести жену.
И Мехес продолжал, распаляясь всё больше и больше. Палетта глядела на него с восхищением.
- Но даже это ещё не всё!
Тут он заговорил об отщепенцах, о том, как покрывает их Верховный, встав на губительный путь потакания людским порокам, как держит втайне их существование, поскольку понимает, что ни один маг не потерпел бы такого. Свободные люди – это пороховая бочка с зажжённым фитилём.
- Верховный маг хочет спасти людей, питает к ним слабость, обрекая нас на стагнацию и жизнь в мире, полном зла! Он поставил интересы людей превыше интересов собственного народа, а посему я и отважная Палетта считаем, что Лаакан не достоин более занимать этот пост.
Зал снова зашумел, но тут заговорил Верховный.
- Тихо! Я пока ещё на посту и требую тишины. К тому же мне есть, что ответить. Я Верховный маг. Я в этой должности не пять лет и знаю многие вещи, какие положено знать лишь тому, кто принял её со всей прилагающейся ответственностью. И я ни разу не слышал ни о каком проклятии Зитара. Однако даже если предположить, что оно существует, стоит ли руководствоваться Тёмным пророчеством, которое, как предполагается, с ним связано? Зитар был вероломен и безнравственен, и, как вы помните, был уничтожен другими Творцами. Первые маги также были вероломны и безнравственны. Наши мудрость и возвышенность – качества обретённые, воспитанные в процессе саморазвития, долгих интеллектуальных поисков, а не врождённые. Не забывайте этого. Да, люди не идеальны, как и мы, что бы ни думали те из нас, кого обуревает гордыня. Порой люди отвратительны. Но они – плод созидания Творцов, живые и разумные, а не куски мяса. Наш долг – защитить их от самих себя и привести к достойному духовному уровню. Да, я помогаю так называемым отщепенцам, и по одной простой причине: это лучшая часть человечества. Это учёные, творческие личности, изобретатели, путешественники. Они ближе нам, чем вы думаете. Они совсем не те пассивные, ограниченные люди, что населяют города. И если у меня будет шанс, я вам это докажу. Долг магов – поддержание порядка в мире, но ни один из нас не имеет права переустраивать его на свой собственный лад! А если бы я не скрыл отщепенцев, их всех попросту перебили бы или расселили в города, где их дети либо деградировали бы, либо мучились, не зная, куда сбежать от своего интеллекта и творческой жажды!
- Это мнение лишь одного из многих тысяч нашего племени! – воскликнула Палетта. – Одного, который воспользовался статусом!
- Вот именно, - поддержал её Мехес. – Мы, маги, - высшая жизнь, величайшее её проявление. Мы равны Творцам по своей силе! Вспомните – в битве Семи магов элементалии фактически признали поражение, пойдя на уступки. Перед нами весь мир и множество других миров, а мы топчемся на месте с этим камнем на шее, имя которому человечество!
- Бросьте! Не будьте дураками! - отозвался Маркус. – Когда-то я был на стороне этого… - он запнулся и с горечью продолжил: - мага, но понял, что его путь порочен. Гордыня ещё ни разу никого не привела в блаженные кущи! Нельзя брать на себя так много! Распоряжаться жизнями и мирами! Что ты вздумал? – обратился он к Мехесу. – Кем себя возомнил?
- Помнится, ты мнил не меньше о себе!
- Слава кущам – вовремя понял…
Бывшие друзья начали ругаться, а толпа шумела всё громче. Верховный одёрнул Маркуса, но как только собрался взять слово, его опередил всё тот же маг, который требовал дослушать бунтовщиков.
- Всем всё ясно, - крикнул он. – Можете распинаться о долге и гордыне сколько хотите, но, маги Делакарона, неужто не видно, что Мехес говорит правду? До нас доходили слухи об убийстве, но мы не верили. От нас утаивали истину в таких масштабах, что и комментировать нечего. Отщепенцы, девчонка-любовница, лживое пророчество… Ещё что? Долой Верховного!
- Закройся! – крикнули откуда-то из толпы. – Тебе в уши льют нечистоты, а тебе розами пахнет!
Толпа внезапно взревела. Ни Маркус, ни Лаакан, никто из тех, кто стоял в центре зала, не поняли, что произошло потом. Резко завязалась потасовка. Стали раздаваться крики, ругань, началась толчея, замелькали молнии, искры, огненные стрелы и даже кулаки.
- Творцы, Творцы, - шептала Нерил, пытаясь выбраться из давки. Кто-то вдруг пришёл ей на помощь. Она подняла глаза и увидела Лаакана.
- Ты не при чём, - тихо сказал он в ответ на её виновато-умоляющий взгляд.
Их теснили к стене, кто-то стал хватать за руки Нерил, тянуть из рук Лаакана посох, Верховный отбросил часть толпы заклинанием, но тут же в ответ полетели сияющие шары и стрелы. Им наперерез полетели другие – сторонники Лаакана тоже не были намерены сдаваться.
Внезапно кто-то закричал:
- Бросьте предателей, разберёмся с ними позже! Мы должны рассказать правду всем!
Распахнулись двери, и толпа с рёвом бросилась вон из дворца. Маги, что остались верны Верховному, бросились следом, но лишь часть успела выбежать на улицу – двери вдруг захлопнулись и не поддавались, какими бы заклинаниями их не бомбили.
- Это Палетта, - запыхавшийся Белазар подбежал к Верховному. – Её отец сам изобрёл заклинание для охраны сокровищницы… Был таким же клятым параноиком, как она! Я как-то слышал, она рассказывала о том, что его заклятие не мог снять никто, кроме него. Я, старый пень, мимо ушей пропустил, а он, видать, научил дочурку!
- Значит, они заперли нас?
- Похоже на то.
- Будем пытаться открыть двери. Рано или поздно поймём, где у заклятия брешь.
В холле, не считая Лаакана, Нерил, Белазара и Маркуса с Шинной, осталось магов шестьдесят.
- Будем, Верховный, – подтвердила Шинна. – Мы пробьёмся.
Лаакан, не глядя на неё, усмехнулся и невозмутимо произнёс:
- Смею предположить, что я больше не Верховный.
Глава двадцать четвёртая
Процессия, состоящая из дюжины магов во главе с Клэдой и двоих пленников, вышла из ворот Нагаира на другой день. Маги сложили свои пожитки в телегу, привязанную к карете, туда же упаковали посохи, видимо, уверенные в полной безопасности, и шли налегке. В карете ехали Клэда и еще трое магов, но было решено меняться, чтобы пешие не так уставали. К тому времени, как они покидали цитадель, все кареты уже давно растащили, осталась нетронутой только карета управляющей, поэтому выбора у магов не было. Лиа и Тодор, разумеется, в претенденты на места в транспорте не входили. Маги, довольно громко посовещавшись, пришли к единому мнению, что люди привычны к физическому труду, так что Тодор выдержит свой отрезок пути, а Лия долго жила среди этих дикарей и тоже к нагрузкам адаптировалась. То, что идти предстояло месяц почти без отдыха, никого не смущало.
После трех часов пути маги остановились, чтобы передохнуть. В путь отправлялись рано утром, но солнце уже припекало.
- Надо облака создать, или мы спечемся подобно грушам в печи у фермерши, - сказал один из магов, промакивая лицо платком.
- В Делакароне погода другая, - откликнулся кто-то, - такой жары там не знают.
- Представь, каково магам Хитума было поддерживать прохладу в городе, когда за стенами песок плавится!
- Для этого у них и был особенный этаж во дворце, где жили смотрители погоды.
- Всё, отжились…
- Замолчи.
- Какой смысл реальности избегать? Всё равно она настигнет! Если мы и спасёмся, смерти хитумцев это не отменит.
Тодор слушал разговор безучастно. Ещё раньше он слышал, как маги обсуждают с Клэдой, когда лучше убить Проводника – сейчас или позже, чтобы кровь была максимально свежей. Нет-нет, они могут её сохранить сколь угодно долго, но вдруг с точки зрения высших материй это будет не то? Лиа постоянно озиралась по сторонам, и Тодор знал, чего она ждёт. Он ждал того же – Кирта и помощи. Хотя мысль о том, как справятся трое людей с дюжиной магов, болезненно сверлила его мозг, он отчаянно наделся на какое-нибудь фантастическое стечение обстоятельств, провидение, Творцов и дохи знают, на что ещё. Под страхом смерти он был готов верить и уповать на что угодно.
Маги наконец и вправду решили творить облака. Четверо взяли из телеги посохи, отошли в сторону и стали полукругом, повернувшись лицами к солнцу. Остальные притихли.
- Мирак аргхтуваан тулоак! – громко произнес один.
Остальные трое повторили, но тише.
- Авинаран!
Три голоса вторили ему.
Любопытство Тодора и здесь взяло верх над всем остальным. Повернувшись к Лие, он прошептал:
- Почему заклинания всегда на тарабарщине какой-то? Ничего же не понятно!
- Это язык Творцов, - тихо ответила Лиа, шевеля губами у самого его уха, - язык Вселенной.
- Творцы на нём разговаривают?
- Да, но если они хотят заговорить с существом из нашего мира, каждое существо будет его слышать как родной. Человек, птица, рыба – все услышат свой.
- Почему тогда я не понимаю, что орут эти маги? Ай! – один из магов пнул Тодора в ногу.
- Заткнись! – прошипел он сквозь зубы.
Тодор насупился.
- Потому, - зашептала Лиа ему в ухо, когда маг отвернулся, - что маги не Творцы.
- Исчерпывающе! – ответил Тодор и получил ещё один пинок.
Четверо магов тем временем замолчали. Их посохи стали источать ярко-синие лучи, которые устремлялись вверх, соединяясь высоко над землёй в струю ослепительного синего света. Небо стало будто бы бледнее, из ниоткуда на нем возникали белые полупрозрачные пятна, они наливались, становились больше, плотнее, и вот через несколько минут над головами путников всё было затянуто густыми кучевыми облаками. Только из-за горизонта робко глядела светлая голубая полоса.
Отдохнув с час, двинулись дальше. Тодор с Лией плелись в конце. Никто не боялся, что они убегут: куда можно бежать от двенадцати магов?
Ещё через час впереди показались зеленеющие поля фермеров, служащих Нагаиру. Один из магов, идущий впереди Тодора с Лией, остановился и стал пить из дорожной фляги. Когда они поравнялись, Тодор вдруг почувствовал в своей руке какой-то предмет. Маг убрал флягу и поспешил вперёд. Убедившись, что никто не видит, Тодор разжал ладонь. В ней оказалась скомканная бумажка. Он развернул её. Криво, явно наспех, было написано: «Кричат лесные сейвы – ложись скорее спать». Что за ерунда? Он сунул бумажку в руку Лие. Она прочла и просияла.
- Это знак! – шепнула она. – Сейва – такая птица. Думаю, когда услышим её крик, надо притвориться спящими. Нас спасут!
- Как она кричит?
- Как… как… не знаю, как описать…
- Здорово.
- Когда я притворюсь спящей, притворишься тоже.
- Уверенна?
- А что ещё делать?
- Подозрительно, что маг передаёт нам записку…
- Других шансов нет, - отрезала Лиа.
Ещё около часа они монотонно шли мимо бесконечных полей, и вдруг один из магов пошатнулся и упал. Другие бросились на помощь.
- Он устал!
- Давай, давай, сажаем его в карету!
- Принесите несчастному воды!
Упавшего подхватили под руки, стали приводить в чувство.
- Это тот, который бумажку мне сунул, - сказал Тодор, беспокоясь. – Что-то не так.
- Подожди паниковать, - Лиа оглядывалась. – Удачно остановились, не находишь?
По обеим сторонам дороги, защищая поля, здесь росли лесопосадки. Зелёные их листья мирно шелестели от лёгкого ветра, и кроме группы, стоявшей посреди пустынной дороги, не чувствовалось ни души на километры вокруг.
- Как бы дохи не приползли, - заметил Тодор с замиранием сердца.
- То место далеко впереди.
- Всё равно.
- Тс-с.
Бессильного мага посадили в карету. Бедняга был совсем никакой, но путь нужно было продолжать.
- Пошли, - донесся из кареты голос Клэды.
- Пошли! – крикнул один из магов так, чтобы услышали все. – Вста…
Оборвавшись на полуслове, он вытаращил глаза, схватился за шею и внезапно рухнул лицом в пыль. Раздался какой-то свистящий звук.
- Сейва! – вскрикнула Лиа. – Это сейва!
- Ложись! – Тодор потянул её вниз. Они растянулись на земле. Карета, рядом с которой они находились, резко покачнулась. Восемь магов как один хватались за шеи и падали, не успевая сообразить, что происходит. Буквально за несколько секунд наступила тишина, и на дороге лежали одиннадцать тел, девять из которых медленно начинали рассеиваться, рождая печально вихрящиеся потоки космических частиц.
Тодор не верил своим глазам: всемогущие маги перебиты словно цыплята. Он посмотрел на Лию, ожидая снова увидеть на её лице боль, ведь смерть соплеменников, пусть и желающих её линчевать, Лия воспринимает, как ужаснейшую из трагедий. И увидел. Чуть не плача, она закрыла глаза.
- Так, всё, - Тодор встал, не желая снова погружаться в печаль, тоску, раскаяние и прочее подобное, - уходим скорее!
- Не ори! Ты идиот! – зло зашипела Лиа.
- Снова я идиот? В этот-то раз почему?!
- Маги в карете!
Тодор поспешно плюхнулся обратно на землю, думая о том, что смысла в этом поступке ровно ноль, ибо те, кто внутри, явно не могли его не слышать.
Будто в ответ его мыслям, карета покачнулась. Лиа и Тодор замерли. Дверца кареты открылась, метнулась кружевная занавесь, и на дорогу легко спрыгнул тот самый маг, что недавно лежал без чувств. Он оглядел всю живописную картину, а потом спросил:
- Эй, избранные, вы где? Я снизошел к вам с миром! – и с чрезвычайно довольным видом покрутил пышный чёрный ус.
- Лежи, лежи, - шептала Лиа Тодору. За каретой и рассеивающимся трупом магу с его места их не было видно.
- У него мантия в крови! – обалдело ответил Тодор, выглядывая из-за кареты.
- Как это?!
- Кровь! Знаешь такое? Он весь в ней!
- Заткнись, услышит!
- Сама затыкайся!
Несмотря на молчаливые протесты Лии и применённую к нему физическую силу, Тодор встал и вышел из укрытия.
- Фух! Хвала Творцам! – маг живописно приложил одну руку к груди, а второй исполнил какой-то загадочный пируэт в воздухе. – Я подумал, пчёлки и вас ненароком покусали! Уже гадал, Кирт с ребятами приснули или я никудышный отец!
- Кто вы? И… что за кровь это у вас? Магов что ли? – Тодор старался говорить самоуверенно, но выходило не очень.
- О! – маг будто бы с удивлением оглядел мантию, - ну да, магов, конечно, - произнёс он самым невинным тоном, пожимая плечами. – А вы что думали, легко это - перерезать глотки двум живым существам и остаться чистеньким, с учётом того, что площадь пространства в карете…
- Ты из наших, - послышался голос Лии, которая больше не пряталась.
- Феноменальная дедукция даёт… очевидный результат! – маг усмехнулся и отвесил шутливый поклон. – Моё Высокошпионство Огар Всепронюхивающий!
- Огар! – вскричала Лиа. Тодор уставился на неё с недоумением. – Наконец-то я вижу тебя вживую! Столько слышала…
- Немудрено.
- Ты один?
- Ну, я велик и Всепронюхивающ, но не настолько, чтобы положить дюжину магов и управляющую, - Огар оглянулся. – А, вон ребята уже мчатся к нам во всю прыть.
Лиа с Тодором одновременно повернулись вслед за его взглядом. Человек десять торопливо шли к ним с двух сторон из древесных зарослей. Тодор с досадой узнал в одном из них Кирта.
- Ты весь прям сияешь! – бросил ему Кирт, подойдя ближе и глядя на угрюмое лицо Тодора. – Кажется, тебя от смерти спасают перед каждым завтраком, обедом и ужином.
- На полдник ещё, - ответил Тодор.
Кирт ничего не сказал – они с Лией уже целовались.
- Знакомьтесь! – провозгласил Огар, - мои дети: Тан, Пьетро, Марика, Сивилла, Бобо, Хелла и Мунг.
Юноши и девушки, все рослые, стройные и мускулистые, кивали, услышав своё имя.
- Э-э-э… Сколько вам лет? – осторожно поинтересовался Тодор у Огара.
- Зарядка! – ответил тот. – Зарядка и бокал крови магов перед сном – вот мой секрет. – Увидев, как Тодора перекосило, он захохотал: - Ладно, не пью я кровь магов… Пить её перед сном бесполезно. Вот на завтрак – другое дело!
- Не слушай его, он шутит, - сказал Кирт.
Всё огаровское семейство покатилось со смеха.
- Нам нужно продолжать путь. – Лиа направилась к телеге, намереваясь отыскать посох.
- Да, мы кучу времени потеряли, - кивнул Тодор. Ему хотелось быстрей проститься с развесёлой кампанией. Труп мага, лежащий рядом, почти развеялся, и он увидел валяющийся на земле дротик странного вида. Задумчиво глядя на него, Тодор спросил: - Яд?
- Совершенно точно, - подтвердил Огар. – Самый смертоносный – яд желтой змеи из реки Костяной, что течёт в Немые пещеры. Сумасшедше редкая вещь. Убивает мгновенно, уничтожая всю нервную ткань.
- А мозг… это нервная ткань? – робко спросил Тодор. У него родилось ужасное предположение.
- Ещё какая!
- Так у них что, мозга не стало?
- Всё, что умирает, не исчезает бесследно. Раньше бы спросил, могли вскрыть череп одному из этих магов, посмотрел бы, что осталось в его голове…
- Н-нет, не надо, - Тодору стало дурно. Перед глазами у него навязчиво рисовались картины того, что они могли бы обнаружить.
«Хорошо, Лиа этого не слышала».
Его удивляло, с какой лёгкостью Огар говорит о препарировании магов. Будто курицу собирается потрошить. Поймав его взгляд, Кирт подошёл и отвёл его в сторону.
- Не воспринимай слова Огара всерьёз. По крайней мере по поводу убийств и всего такого. Это у него юмор. В свободное время он пейзажи пишет… Очень хороший художник! Только вот есть у него какой-то сдвиг… Огар пишет ещё жуть всякую… Но мы же все со странностями. Работа, может, даёт о себе знать? Он всякое видел. Рассказывают, что однажды он проник в поселение подконтрольных…
- Туда нельзя проникнуть. Я там был.
- Огара ты не знаешь! Несколько дней в Нагаире он вертелся среди магов, а те даже не заметили. Если бы не он, плакала вся наша операция! Он пробрался в цитадель, когда вас забрали, вёл там разведку, пристроился к сопровождающей вас группе, одним ударом, без единого звука прикончил управляющую и второго мага в карете… И ни единый нерв у него не дрогнул! Нам невероятно повезло, что когда дохи вас утащили, Огар был дома, а не где-нибудь на Горячих водопадах!
- Я понял.
- А по-моему, не совсем.
- Что ты хочешь от меня? – ощетинился Тодор. – Чтобы я шарахнулся на колени и вопил, какой Огар невероятный человек? – Кирт не нравился ему всё больше, несмотря на все раскаяния, что посещали его в Нагаире.
- Нет, просто будь снисходительнее к тем, кто спасает твою шкуру, - Кирт многозначительно посмотрел Тодору в глаза и пошел туда, где Лиа копалась в вещах магов в поисках своего посоха.
Тодор ощутил такой прилив злости, какого не ощущал, как ему показалось, никогда. Вряд ли он смог бы объяснить, чем именно Кирт так бесит его, но факт оставался фактом. Повернув в противоположную от них с Лией сторону, он сделал несколько шагов и замер: перед ним на земле валялся дротик – видно, здесь тоже рассеялось тело мага. Тодор присел. Посмотрел на дротик внимательнее.
- Эй, погоди, - крикнул он одной из девушек, дочерей Огара, торопливым шагом подходя к ней. – Дротик, он что, из металла?
- Конечно, - ответила та. – Ни кость, ни дерево, ни стекло не пробьёт тело с такого расстояния. И в стекле, например, сложнее сделать канал для яда.
- Не понимаю… У нас дома, там, где я жил всю жизнь, есть сарай, там много металлического барахла свалено, но я никогда не видел ничего похожего. Ну, стрелы с наконечниками… Но они совсем…
- Да ты не видел потому, что их там быть не может. В те века они были не в ходу. Все такие дротики изготавливаются на Корвуде, в кузнице Грегора.
- В ку… Как ты сказала? Кузнице?
- У тебя что, в ушах кукурузные початки?
- То есть у отщепенцев есть металлы? – не унимался Тодор.
- Конечно есть! Полно. Ты что, не слышал о шахтах Железных сестёр?
Тодор онемел.
- И дротики, и вот это, - она достала из-за пазухи тонкую трубку, - из металла. Здесь, - девушка постучала пальцем по трубке, - тугая пружина внутри. Туда закладывается дротик и капсула с ядом. Я тяну вот та-а-ак, - она прицелилась в ближайшее дерево, и трубка в её руках удлинилась, - потом отпускаю.
Издав механический щелчок с едва слышным скрипом, трубка сжалась, из неё вырвался дротик и молниеносно пробил древесную кору. Тодор тупо смотрел на торчащий из ствола кусочек металла. Девушка, казалось, увлеклась рассказом:
- Есть разные приспособления для их метания. Внутри дротика тоненький канал для яда. Пружина, сокращаясь, разбивает капсулу, яд просачивается в канал, выступает на конце дротика – там крошечное отверстие – и жертва получает свою порцию «лекарства».
- Вы часто ими пользуетесь? – спросил Тодор.
- Нет. Только для охоты на крупную дичь. Яд разлагается за три часа, потом мясо безопасно.
- А… А против людей…
Девушка нахмурила чёрные брови.
- Мы по-твоему дикари какие или извращенцы? Стрелять в людей это извращение!
- Я не то хотел сказать… История… Э-э… Войны…
- Истории повторения нет, - отрезала девушка. – Я пошла, пора сворачиваться. - И зашагала прочь.
- Надеюсь, про историю ты права, - пробормотал Тодор ей вслед.
Через каких-нибудь пятнадцать минут все были готовы отправиться в путь. Лиа с Киртом поспорили по поводу того, идти ему с ней или не идти. Решающим оказалось слово Огара, который благоразумно заметил:
- Принимая во внимание, что Лиа маг, Тодор избранный, а ты, друг, никто, оптимальный для тебя вариант сесть в гнездо и не чирикать.
Кирт надулся, но возражать не стал, так как на его стороне не было ни одного голоса, кроме собственного. Однако, как и при прошлой встрече, Тодор увидел, как парень быстро овладел собой. Обнимаясь с Лией на прощание, он был уже сама уверенность сила и…любовь. Столько мужественной романтичности во всём облике до кончиков ногтей не видел, наверное, никто и никогда.
Наконец, все распрощались и разошлись в разные стороны. Огар с детьми отправились в сторону дома, Кирт и его товарищи решили дойти до залива Глупца и оттуда поплыть на архипелаг. Лиа с Тодором повернули назад, в сторону опустевшего Нагаира, чтобы переправиться через пролив Дар на Южный материк.
Глава двадцать пятая
Маги, занятые своими будничными делами, были немало удивлены, когда из ворот дворца вывалилась возбуждённая толпа и принялась выкрикивать что-то на разные голоса. Многие останавливались поодаль, заинтригованные, но решившие, что слишком близко лучше не подходить.
- Тихо! – крикнул кто-то наконец. – Послушайте меня!
От шумного клубка отделилась фигура. Это был Мехес. Палетта неизменно присутствовала рядом и почтительно, но величественно держала его за локоть.
- Нам нужно донести слова истины до всех. Но мы не можем просто стоять и орать посреди улицы. Сколько среди нас чтецов?
Около десятка магов подняли руки.
- Приманите хорисов из башен. Палетта составит обращение, и вы разошлёте его по городу с птицами…
- Я напишу, что любой, кто не примет нашу сторону, будет считаться врагом, - вставила Палетта.
- Нельзя найти слово помягче? – скривился Мехес. – «Враг» это слишком безапелляционно. Потенциальные сторонники только из-за этого переметнутся к Лаакану.
- «Нехороший»? – Съязвила Палетта в ответ.
- Решим в процессе. Надо приступать как можно быстрее. Рано или поздно двери дворца будут открыты. К тому времени нам нужно склонить город на свою сторону.
Маги разошлись. Одни отправились домой, чтобы возмутить разум родных и соседей эмоциональнейшим рассказом о невообразимом поведении Верховного. Другие вместе с Мехесом и Палеттой пошли туда, где предстояло образоваться настоящему штабу, - в новый дом Мехеса. Тот самый, что был предоставлен ему после изгнания из Совета. Это был небольшой двухэтажный коттедж, просторный и светлый. В маленьком саду, пронизанном солнечными лучами, в искусственном прудике плавали золотые рыбки, и если сесть на скамью под пышной яблоней, действительно можно наблюдать, как в соседнем доме девушка исполняет фуэте под музыку невидимого аккомпаниатора.
Однако Мехесу было плевать и на соседку, и на музыку. В его голове роились мысли. Причём разные и противоречивые. Как заиметь больше союзников? Выйдет ли? Или Лаакан придумает нечто неожиданное, и общество снова повернётся к нему лицом? Насколько можно доверять Палетте? Не лелеет ли она надежду отодвинуть Мехеса на задний план и самой стать во главе протеста? У неё есть все шансы… А может, только ей и стоит доверять. Маркус, лучший друг, предал его, отвернулся, но она – нет. Сколько унижений пришлось вытерпеть Мехесу, сколько несправедливости, непонимания. Сколько бессонных ночей, обжигающих глаза, подавляемых слёз бессильной горечи. Горечи от того, что Лаакану всё сходит с рук. От того, что таланты Мехеса пропадают впустую, с ним обращаются, как с ничтожеством, и даже лучший друг на другой стороне баррикад и смотрит с высокомерным сочувствием. Добряки… Там, во дворце. Все в белых одеждах. Думают, они идеалисты, а на самом деле трусы. Ханжи. Лицемеры. Хранители равновесия! Да что такое их равновесие? Застой. Регрессивный самотёк. Безволие, пассивность, ленная дрёма в кресле, удобном потому, что за бесконечные годы оно приняло форму расслабленного тела. Но кресло дряхло, затхло, провоняло потом этого самого тела, и ему давно пора быть рассеянным на атомы, из которых родится новое. А рождение – процесс тяжёлый. В любом своём варианте. Сотворить новое кресло нелегко. Непросто изваять бюст и поистине мучительно рождать разумное существо. Но это нужно. Это стоит того. Новое всегда сменяет, затмевает старое и изношенное – один из законов мироздания. Одна из мудростей Вселенной. Даже если кажется, будто старое вернулось, это видимость. Как ребёнок имеет общие с родственниками черты, так и новое может иметь черты старого, но никогда не явится им. Построить обновлённый мир возможно лишь на руинах.
Мехес вскинул голову. Уверенность возвратилась к нему. Раз надо, так будут руины. Пусть ни у кого не достало сил, он принял вызов и не отступит. Пусть Проводник и Зачинающая пытаются реанимировать омертвелое, у них ничего не выйдет. Мехеса вдруг пронзила эта убеждённость как озарение. Не выйдет! Они не смогут! Он почувствовал внезапное ликование и прилив сил. Мехес не знал, что произошло с Лией и Тодором по дороге к Нагаиру, не знал, что Клэда должна была привезти их в Делакарон, – Палетта совершенно по-детски собиралась преподнести ему подарок. И всё равно он понял, что спасительное предприятие окончится крахом, так ясно и отчётливо, будто сами Творцы ниспослали ему эту уверенность, хотя вся его коварная деятельность до этого момента была крайне сумбурной.
Мехес не замечал, что почти бежит по улице. Палетта и остальные спешили следом. Когда они добрались до дома, Мехес первым делом послал за продуктами, после чего царственно возлёг на диван в прихожей и, слушая, как тихо побрякивает на ветру дверная занавесь из резных деревяшек, произнёс:
- Теперь можно обсудить нюансы.
Маги расселись на подушках на полу, в креслах и просто на ковре. Все внимали новому лидеру. Вернее – двум лидерам. Первой заговорила Палетта.
- Наконец-то в наших руках всё! – жарко произнесла она, сжимая кулаки. – Ещё немного, и племя выберет нового Верховного. – Многозначительный взгляд обратился к Мехесу.
- Не забегаете ли вы чересчур далеко? – прохладно ответил он. Чувство уверенности не могло перебороть осторожности, которая прочно укоренилась в нём за месяцы интриг.
- Я уже говорила: мой опыт сослужит тебе хорошую службу. Маги видят, на чьей стороне правда, а я вижу исход дела так же ясно, как твоё неуместно хмурое лицо. – Палетта повела плечами. В её движениях вдруг эхом отозвалась давно утерянная юношеская дерзость. Конечно, она была резка и своенравна, но иначе, не так молодо, как сейчас. Казалось, даже печальные морщины у рта разгладились, и уголки губ приподнялись. Мехесу подумалось, что в молодости она, должно быть, обладала той обжигающей, мучительной томностью, что даётся немногим, и наверняка вертела Белазаром на все лады. «Что делает с нами горе!».
- Лучше займёмся неотложными вещами, - сказал он вслух. – Палетта, пишите обращение. А вы что сидите? Идите за хорисами. Надо спешить.
Чтецы ушли. Палетта неспешно поднялась с подушек, поглядела на Мехеса.
- Я хочу побыть один, - неожиданно для самого себя сказал он.
- Напрасно ты волнуешься, мой юный Верховный.
Мехес нахмурился. Палетта разгладила подол атласного серого платья, ее глаза лукаво сощурились.
- Повторяю: я не считаю правильным провозглашать победу раньше времени. Лаакан влиятельный маг, недооценивать его ум глупо, а взволнованное общество…
- Превосходная масса для лепки из него чего угодно!
- … нестабильно.
- Мы, - Палетта шагнула к дивану, снова присела, положив локти на мягкую обивку, - можем сейчас самыми абсурдными доводами убедить их перебить друг друга…
- Немыслимое варварство! – Мехес подскочил.
- Да я ведь не говорю, что мы это сделаем! – рука Палетты успокоительно легла ему на плечо и легко толкнула обратно на диван. – Я имею в виду лишь то, что пока маги пропитаны страхом, им не до размышлений. Они жадно ухватятся за этот скандал с Лааканом, никто не будет копаться в деталях и сопоставлять мелочи. Знаешь почему? Потому что скандал вытеснит из их разумов мысли о смерти, а только это им и нужно. Переворот самое занимательное развлечение, когда жить тебе осталось максимум год. Конец света! Окончание времён! Завершение планетного цикла! На этой волне возможно переиначить сами основы…
- Я…
- Ты всё ещё боишься!
- Да не боюсь я! – Мехес решительно встал, отбросив её худые руки резким движением. – Я не собираюсь пускаться во все тяжкие, внимая вашему истерическому желанию глобального переустройства всех фундаментальных понятий. Я всего-навсего хочу спасти своё племя и дать ему лучшую жизнь. Но смерти магов мне не нужны.
- И как ты представляешь себе это? – голос Палетты стал выше, в нём явственно зазвучал сарказм. – Обеспечить себе стабильное положение без жертв! Невозможно.
- Лаакан же пришёл к власти без жертв.
- Ой ли? – Палетта хихикнула. – Когда он получал бразды, кровь лилась рекой, просто жертвы были людьми.
- Ситуация была в корне иной…
- Да, разница между магом и человеком огромна, но необходимости жертв она не опровергает.
Мехес почувствовал, что в её словах есть смысл, и разозлился.
- Я устал, - бросил он сухо. – Мне о многом нужно подумать, а я даже не ел сегодня. Вон как раз несут продукты…
- Не беги от тяжёлых решений, мой дорогой, - ответила Палетта и гордо удалилась писать обращение.
Воодушевление Мехеса испарилось, как роса под пригревающим солнцем. Он пошёл в кухню, взял из оставленной на столе корзины сыр, бутыль с холодным чаем и сел на пороге своего нового дома. Сложные решения… Будто мало их уже было. Мехес подумал, что всё ведь только начинается. Сквозь ажурный голубой забор он видел такой же ажурный, но жёлтого цвета забор соседей. Окутанные сочной изумрудной листвой и цветущими кустарниками, дома простых магов прятались в этой буйной зелени, умиротворённые, бесконечно радостные. Мехес тупо глядел на крыльцо дома напротив, жуя сыр. У дверей стояли несколько пар обуви – мужской, женской, детской… Обычное семейство. Обычное, заурядное, слепое, конформистское семейство. Мехес поджал губы. Вот уже кто-то из соплеменников показался ему заурядным. И лишь потому, что жил простой жизнью, без затей и потрясений, а когда потрясения случались, каждый из этой семьи спешил в свою тихую келью – приложить губы ко лбу ребёнка и этим успокоиться. У меня не будет детей, подумал Мехес. Это не мой путь. Для меня уготована борьба. Вдруг в его обрывочных мыслях обрела ясные контуры одна: есть ли что-то, чего я не готов сделать ради задуманного? Он представил, как умирает Лаакан, пронзённый сотворёнными им ледяными пиками, и всё внутри воспротивилось этому видению, но Мехес заставил себя представлять всё в подробностях, снова и снова. Его бросило в жар. Перед глазами возникла другая картина: маги разделились на два лагеря – одни за Лаакана, другие за Мехеса – и, не сумев отыскать золотой середины, они решают доказать правоту силой. Сверкают молнии, раздаются крики, горят мечущиеся тела… Мехес содрогнулся. Он знал, что так и будет. Он уже развязал настоящую войну. Странная смесь страха, азарта и злобного возбуждения охватила его, бутыль с чаем задрожала в руке.
- Господин… э… Мехес, птицы готовы.
Мехес обернулся на голос, невидящими глазами посмотрел на пришедшего чтеца. Господин! Так он назвал его. Верховным назовут его сотни тысяч…
- Заговорите их. Уверен, Палетта уже составила текст.
Чтец почтительно кивнул и удалился.
Глава двадцать шестая
Тем временем во дворце царило напряжённое спокойствие. Первое, что попытались сделать узники, - выбраться с помощью левитации через окно, но оказалось, что заклятье опечатало и окна тоже.
- Да что же такое хранил твой дед в своей сокровищнице?! Человека?! – восклицал Маркус каждый раз, когда проваливалась очередная попытка снять его. Шинна в ответ вздыхала, а Белазар, если был рядом, мрачнел и с утроенным вниманием утыкался в свиток с магическими формулами.
Маги, возглавляемые Лааканом, ломали головы над формулой заклятия часами, потому что для того, чтобы снять его, нужно было вначале разгадать его принцип. Прошёл день, за ним другой, третий… Заклятие не поддавалось. Маги начали спать посменно, еда в столовой была на исходе, так как основные запасы хранились на складе – никто не предполагал оказываться в заточении или отражать осаду.
Однажды, вконец выбившиеся из сил, с одуревшими от непрерывного интеллектуального труда головами, Маркус и Шинна решили ненадолго улизнуть из холла посреди дня. Аргумент Маркуса был железным:
- От переутомления портится цвет лица.
- От него и магические силы слабеют, - заметила девушка.
- Но нам ведь важнее первое!
Натужно посмеявшись, они поплелись по пустым, онемевшим коридорам. Здесь, вдалеке от постоянного галдежа, стоящего в холле, они заметили, как неестественно тихо за стенами. Шинна остановилась у окна, посмотрела сквозь стекло на улицу.
- Маркус! – позвала она. Он подошёл. – Смотри, что это там, огонь?
Изумлённые, они видели безлюдные улицы Делакарона. Несколько фигур бегом пересекли дорогу и скрылись в одном из домов. Город будто вымер, а вдалеке… Вдалеке пылало, охваченное безумным пламенем, какое-то строение, и чёрно-белый дым клубами валил вверх и рассеивался в голубом летнем небе.
- Что такое творится? – недоумённо пробормотал Маркус.
Шинна сжала его руку.
- У меня плохое предчувствие, очень плохое… Творцы… - Её ладонь стала влажной. – Маркус, что-то очень нехорошее происходит.
- Погоди-ка…
Он сощурился, чтобы лучше рассмотреть. По улице бежали двое. За ними следовали ещё несколько человек. Маркусу показалось, что через стекло до него доносятся неразборчивые выкрики. Двое явно устали бежать, один из них стал наугад посылать заклятия в преследователей, второй вдруг споткнулся и упал. Первый пытался поднять его, и Маркус только тут осознал, что у тех, кто за ними гнался, в руках посохи. А у беглецов нет. Группа настигла двоих. Один из преследователей сбил мага, всё ещё пытавшегося поднять товарища, на землю. У Маркуса внутри похолодело, будто сквозь вату он услышал, как рядом вскрикнула Шинна.
Преследователи и их жертвы о чём-то яростно заспорили, судя по резким жестам; лежащий на земле маг явно пытался что-то втолковать другим, но тут один из стоящих поднял посох. Маркус успел лишь увидеть, как обречённый инстинктивно вскинул руку, пытаясь защититься; в следующую секунду Маркус понял, что стоит с закрытыми глазами. Сердце его колотилось, спина взмокла. Он разомкнул веки. Двое лежали на земле недвижно, с такого расстояния было не разобрать, начали ли рассеиваться их тела, но Маркус понял, что они мертвы. Группа убийц торопливо удалялась в обратном направлении. Дрожа всем телом, с подкашивающимися ногами, Маркус медленно повернул голову. Шинна стояла с неестественно прямой спиной, зажав рот свободной рукой. Второй она сжимала ладонь Маркуса, но он едва это ощущал, глядя, как из её широко распахнутых зелёных глаз текут слёзы.
Спустя минуту, они, со сбивающимся от волнения дыханием, уже неслись назад в холл.
***
Лаакан, вчера Верховный маг четырёх цитаделей, верящий в свою силу, сегодня чувствовал себя выжатым до предела. На время отстранившись от работы, он сидел в холле на диване, закинув ногу на ногу и рукой растирая нахмуренный лоб, будто это могло вернуть ясность его мыслям. В другом конце помещения усталыми голосами переговаривались его соратники, их согнутые спины закрывали стол с кучей исписанных свитков.
- Это не физическая, а химическая формула, тупая голова! Мы имеем дело с заклятием физической природы, это и младенцу ясно, а ты что тут понаписал?! Творцы! Лучше сразу выколи мне глаза!
Разъярённый Белазар, меча молнии суровым взглядом, направился к Лаакану и тяжело опустился на диван рядом с ним. Друзья помолчали.
- Нервы, - как бы оправдываясь бросил Белазар.
Лаакан вздохнул.
- Продуктов осталось максимум на неделю, - проговорил он вяло. - Я думаю, нужно выделить людей в оранжерею и приспособить её под огород. Кое-какие семена есть в классе естественной магии.
- Мудрое решение, - согласился Белазар. – Неизвестно, сколько нам тут киснуть.
Снова наступила тишина. Лаакан сидел неподвижно, прикрыв глаза. Его друг, напротив, был взвинчен. Нога, обутая в расшитую бисером сандалию, постукивала о пол. Что-то волновало его, а Белазар был не из тех, кто может держать волнение в себе.
- Пока мы ищем способ снять проклятое заклинание, щенок настраивает город против тебя! – глухо, но чётко выдавил он, нарушая молчание.
- Наверняка.
- Порой твоё хладнокровие вызывает во мне зависть. А порой наводит на мысль: не дурак ли ты?
- Хорошо, когда есть друг, который считает своим долгом сказать такое.
- Нет, серьёзно. Снимем мы заклятье, и что будет потом? Если мы выйдем в город, вставший на сторону юнца? Я хотел бы думать, что мой народ не настолько туп, но страшные времена – страшные превращения…
- Я понимаю.
- И бездействуешь?!
- Для тебя всё, что не вызывает взрывы, драки и скандалы, бездействие. Но прежде всего нужно быть осмотрительным.
- Ушло время осмотрительности, друг! – взорвался Белазар. – За этими стенами, - он горячо затряс руками, - зреет мятеж! Первый за все времена! За всю нашу историю! И мы не знаем, что с ним делать, потому что никогда ни один Верховный маг в такой переплёт не попадал! Нужны решительные действия!
- Нужны спокойные решительные действия. То, что проблема нова, лишь подтверждает необходимость поразмыслить.
- Думал, не будет нужды это говорить, но… - Белазар замялся на секунду, - Ты знаешь, как я отношусь к Мехесу и ему подобным. Молодость, которая не имеет ни мудрости, ни опыта, но полна самолюбованием и гордыней, нуждается в том, чтобы узнать своё место. Ослеплённых тщеславием юнцов нужно лечить от слепоты, они должны понимать, что видавший жизнь маг это не просто седина, это глубокое понимание мира. У нас, в отличие от людей, развитие идёт по нарастающей. Это у них, если индивид осёл, он им останется до смерти…
- Ты отвлёкся.
- Да ничуть. Слушай, слушай, друг, и повнимательней. В нашей размеренной, спокойной жизни опыт и мудрость всегда помогали принимать верные решения. Но вспомни Эпоху массовых войн! Когда ты пришёл к власти. Ты был молод, твоя кровь была горячей, ты в одну ночь вздумал пресечь порядок, тянувшийся сотни лет, и ты сделал это. Без всяких многодневных раздумий. Я это помню. Я помню и слова, сказанные тобой тогда: занесённый врагом посох должен быть сломан сразу. Сейчас посох твоего врага занесён, а ты мудрствуешь. Мы с тобой стары, друг. Да, в прошлом именно качества старости были нужны обществу, но теперь… Безумный огонь, раздутый этим щенком, можно погасить только такой же безумной, всесокрушающей волной! Порой осмотрительность и осторожность надо засовывать куда подальше.
- Схватить Мехеса и запереть его в заколдованной темнице? – Лаакан хмыкнул. – Это как раз докажет то, что ему нужно, - будто я деспот и лжец.
- Отруби голову змее, и она сдохнет. Ты должен применить силу.
- Мы ещё не знаем, как выбраться отсюда…
- План разработать никогда не рано.
Лаакан задумался, но его размышления были прерваны. Сначала звуки спешных шагов заставили всех отвлечься, потом в холле появились Маркус и Шинна, бледные и запыхавшиеся. Они остановились и смотрели друг на друга в нерешительности, не зная, какими словами начать. К ним были обращены десятки глаз, в которых явно читалось предчувствие плохих новостей, и Маркус взял тяжёлую задачу на себя.
- Мы видели убийство в городе, - громко, сдерживая дрожь в голосе, сказал он.
- И пожар, - пролепетала Шинна. Она всё не могла взять себя в руки.
- Это только начало, - шепнул Белазар Лаакану, пока очевидцы трагедии делились подробностями, но тот и так уже всё понял. Он дождался, пока Маркус и Шинна закончат, а потом встал.
- Очевидно, что дело приняло оборот, которого никто не ожидал. – Бывший Верховный всеми силами старался не выдать растерянное возбуждение: за три века, что минули с окончания Эпохи массовых войн, он отвык от сражений и позабыл, как их вести. –Восстание, убийства… - Лаакан обвёл взглядом хмурые, бледные лица. Он впервые не знал, что лучше сказать. – Без хорошей стратегии нам не обойтись. Расшифровать заклятие мы должны, но пока не решим наверняка, как действовать, безопаснее будет оставаться во дворце. В городе немало наших сторонников, нужно связаться с ними. Мы уже выяснили, что на мелких животных и насекомых заклятие не действует. Стоит попробовать отправить птицу.
- Скорее всего, за башнями следят, - вставила Нерил, она и ещё трое магов были здесь единственными чтецами.
- Может, и нет. Будем надеяться, что пока наши противники заняты другими делами. В конце концов, у них нет представления о том, как ведутся войны. – Лаакан на мгновение замолчал, а потом добавил: - А у нас с Белазаром есть, - и от этих слов почувствовал себя несколько увереннее.
Чуть позже он подошёл к своему верному товарищу.
- Если птицы смогут летать, надо послать сообщение в Риккол, и чем скорее, тем лучше. Маги Риккола лояльны мне. Им и так пора уже переселяться, стоит поторопить Аша. Расскажем ему всё, как есть, пусть подготовить магов к тому, что их здесь ждёт, и убедит поддержать нас.
- Со дня на день пожалуют нагаирцы… Тёмные лошадки. Клэда долгие годы плела какие-то странные дела у себя в городе…
- Знаю. Если свяжемся с нашими сторонниками здесь, поручим разведать, каковы настроения у её подопечных.
Белазар похлопал друга по плечу и стал задумчиво гладить бороду.
- Ещё одно не даёт мне покоя, - медленно проговорил он. – Люди тоже бегут на север. Делакарон самая крайняя точка; пока они стягиваются к своему северному городу, но рано или поздно инстинкт самосохранения приведёт их сюда. Если Мехес с моей полоумной жёнушкой ненавидят людей хоть вполовину так, как мне кажется…
- Это будет бойня, - мрачно глядя перед собой, закончил Лаакан.
- И отщепенцы, собирающиеся в Совином лесу…
- Творцы! Я помню о них! – Лаакан потёр ладонями затылок, как делал всегда, когда эмоции искали выхода.
- Тогда нам нужно ох как поторопиться со стратегией. И не допусти Творцы нашим мозгам нас подвести.
***
Нерил изловчилась отправиться в башню хорисов одна. Ночью, ибо так было меньше шансов, что в случае успеха птицу заметят. Лаакан знал о её связи с Лией, но больше никто, и она не собиралась делать этот факт достоянием общественности. Достаточно уже скандалов на одно столетие.
В последнее время девушка отвлеклась от любовных переживаний, погрузившись в исследование эффектов странного заклятия, общую атмосферу суровой сплочённости и решительного спокойствия, которые присущи сильным перед лицом угрозы. Мысль о Лие время от времени сверкала, как молния, в её голове, заставляя сердце холодеть и сжиматься, но чтобы отправить ей весть – об этом некогда было подумать. Теперь же появились и время и предлог для посещения Белой башни. Она быстро взбежала по лестнице, сумрачной в приглушённом свете от её посоха, толкнула тяжёлую дверь и на секунду зажмурилась от яркого света фонаря, который кто-то забыл погасить. Хорисы, раздражённые неуместным в ночи светилом, возились и недовольно вскрикивали, пряча головы под белоснежные крылья. Нерил не придала значения фонарю – чтецы периодически приходили покормить питомцев. Затушив его и голубоватое сияние своего кристалла, она вдруг замерла, оказавшись в тёмной тишине.
Всё происходило головокружительно быстро и так странно. Каких-то полгода назад самым страшным в жизни ей казалось разоблачение отношений с Верховным, а что теперь? Она вздохнула, подошла к стеклянным дверям балкона и распахнула их. Осторожно её тонкая рука потянулась к проёму. Визуально преграда была незаметна, но пальцы почти сразу соприкоснулись с ней. Ощущение напоминало погружение в густой, горячий кисель, но увязнув в незримой субстанции примерно наполовину, ладонь теряла подвижность и дальше не проходила. По ходу исследований стало очевидно, что заклятие разработали специально для других магов. Грызуны и насекомые, которых выпускали через окна, спокойно убегали на волю. Правда, неясно было, почему вовсе не открываются двери на первом этаже, но, возможно, заклятие ещё более сложно, чем предполагалось. Нерил убрала руку. Она позвала хориса.
Птицы, почуяв возможность размять крылья, стали просыпаться и тихо бормотать «Полёт… Полёт». Первую она решила отправить без послания, просто для пробы. Хорис недоумённо посмотрел на неё, будто не понимая, зачем его выпускают, но потом разжал когтистые лапы, оторвался от хозяйской руки, взмахнув большими сильными крыльями, и через минуту скрылся в звёздной темноте. Нерил ликующе всплеснула руками, позвала вторую птицу. Короткое и предельно ясное послание отправилось к одному из наиболее верных сторонников Лаакана в городе. Все надеялись, что он в безопасности и не сменил убеждений. По большому счёту, невозможно было угадать, с кем стоит связаться, а с кем нет, но иного выхода, чем риск, не было. Второй хорис покинул башню через полчаса и держал путь в Риккол. Третьим Нерил выбрала самого выносливого и опытного, поскольку рассчитывала, что лететь ему придётся до самого Южного материка. Выждав сорок минут, которые показались ей бесконечностью, девушка стала заговаривать. Это сообщение она тоже постаралась сделать максимально кратким.
«Лиа, в Делакароне мятеж. Начинается война. Маги разделились на два лагеря и убивают друг друга. Лаакан свергнут, Мехес, видимо, взял контроль над восставшими. Опасность грозит всем, и людям тоже, так как Мехес желает их истребить и эту идею, наверняка, внушает сторонникам. Лаакан пытался помочь отщепенцам, но он больше не имеет той власти, что позволяла делать это. Спешите, как только можете, иначе – я предчувствую –спасать останется лишь каменные руины. Прошу, торопитесь!»
Проводив птицу глазами, полными слёз, Нерил расправила плечи. Нельзя давать слабину. Не сейчас. Она весь день смотрела на Шинну, которая без конца хныкала на плече у Маркуса, и её слабость бесила девушку. Не те времена, чтобы поддаваться страхам, не тот век выпал на их долю, чтобы терять веру и позволять состраданию плавить внутренний стержень. Кто-то из магов убит, кому-то предстоит та же участь, но раз им довелось родиться в эти страшные дни до конца света, нужно быть как сталь и со стальным же сердцем встречать издержки положения. Нужно держаться и, если потребуется, биться до последнего, иначе попытка спасти жизнь на этой планете обречена.
Слёзы высохли в глазах Нерил. Она знала: ей предстоят испытания куда тяжелее, и она была к ним готова.
Глава двадцать седьмая
Зеленовато-серая лента воды, именуемая проливом Дар, предстала перед путниками через несколько дней после того, как они распрощались со своими спасителями. На берег они пришли в разгаре солнечного дня. У самой воды стояли на приколе крохотный кораблик и две простые деревянные лодки. Неподалёку одиноко кренилась к земле старая хижина, возле которой на толстой бечёвке, привязанной меж двух столбов, болтались на ветру выцветшие тряпки. За хижиной, огороженный низким кривым забором, виднелся небольшой огород. По нему бродила пёстрая коза и лениво ощипывала зелень. У каменного порога, местами обитого и осыпавшегося, стояли какие-то горшки, кадки, чашки – пыльные, а то и в грязи. Тодор со смешанным чувством осматривал это место. Казалось, оно давно покинуто. Ни огород, который был довольно ухоженным, ни вывешенные на просушку вещи не придавали ему жизни. И в то же время она здесь была. Тодор с тоской подумал о доме, вспомнил об отце. За месяцы пути он так привык к дороге, что уже и не верил, что когда-то жил иначе. Прошлое стало недосягаемо далёким, образы бледнели. Естественный когда-то уклад, тесный уют дома и мастерской заставляли сердце щемить, но уже не влекли так сильно, как раньше. В душе он удивлялся перемене, но умом не мог не понимать, что состояние вечного странника более естественно, чем состояние узника, даже если заточение добровольно и предписано традициями.
Каждый день Тодор видел новый пейзаж, новую часть пути, но проходили дни, недели, и то, что вчера было неизведанным, назавтра становилось прожитым и забытым прошлым. Лиа много рассказывала ему о мире, и Тодор поражался, какой он огромный, какая древняя у него история. Войны, рождения, имена и события, увековеченные в названиях рек, гор, заливов, пёстрое полотно из лоскутов цивилизаций. Иногда Тодор пытался представить мир до сотворения магов. Лиа говорила, он был обречён на самоуничтожение, потому что прогресс в те времена касался разных сфер жизни, только не духовной, не культурной. Он воображал себе города, где в одном могли располагаться сразу несколько тюрем. Не таких, как поселение подконтрольных, но не менее ужасных. И люди жили рядом с ними, будто бы это нормально. Хотя, возможно, они и рады были бы переменам, просто, если верить Лие (а Тодор верил), те, кому принадлежала власть, не больно-то снисходили до мирских забот. Наподобие фермеров, думал Тодор. Те живут и ведать не ведают, что происходит за пределами гильдии.
Подойдя к хижине, путники в нерешительности остановились.
- Наверное, надо постучаться, - предположил Тодор.
- Хм. Здесь всегда жили три человека, и хотя бы один постоянно дежурил, - недоумевающе проговорила Лиа, пожимая плечами. – Неужели и они сбежали…
- Тогда поплывём сами. Лодки вон они.
- Здесь сильное течение, вёсла тяжёлые, у нас нет навыка, и ветрено. Мы, конечно, можем справиться, но даже если нас не отнесёт в море Священных снов, гребля отнимет слишком много сил.
- Ничего. Не впервой.
- Тодор, - Лиа посмотрела на него в упор для убедительности, - я берегу силы. Если я очень устану, моя магия ослабнет пропорционально. Доходит? Я и так вынуждена была чрезмерно расходовать. А скоро нам её понадобится очень много.
- Для чего? – опасливо поинтересовался Тодор. В его воображении нарисовались полчища кошмарных чудовищ. Может, они охраняют Сферу?
- Ой, давай не сейчас, - отмахнулась Лиа и решительно направилась к дверям хижины.
На её уверенный стук никто не отозвался, но послышались быстрые шаркающие шаги. Они слегка замедлились перед дверью, а потом она приоткрылась. Показалось лицо старухи. Оно было смуглое, с красным оттенком от постоянного пребывания на солнце, сморщенное, как сушёное яблоко, но глаза смотрели живо и пристально. Старуха облизнула обветренные губы.
- Вы кто?
- Мы… Нам нужно на Южный материк, - ответила Лиа.
- Я спросила кто вы, а не куда вам нужно.
- Я не знаю, слышали ли вы о нас…
- Проводник и Зачинающая, - сказал Тодор из-за спины Лии.
- Конечно, я слышала о вас, - недовольно буркнула старуха. – Тут, на переправе, и не того наслушаешься. Значит, на юг собрались. Спасать мир. – В её устах эти слова обретали какое-то нелепое звучание.
Путники согласно кивнули. Старуха скептически хмыкнула, но произнесла: «Подождите на улице, я оденусь» и закрыла дверь.
Минут через пять она вышла, и Тодор, посмотрев на неё, опешил. Старуха была одета в безрукавный жилет и свободные укороченные штаны, она сутулилась, но широким плечам и рельефным мускулам, играющим под загорелой кожей, позавидовали бы многие мужчины в его городе.
- Чего смотришь? – спросила старуха, поймав его изумлённый взгляд. – Греби всю жизнь наперекор течению, и у тебя такие будут.
Лиа захихикала.
- У меня и так всё в порядке, - пробормотал он, - просто в таком возрасте такая форма…
Следом за старухой они двинулись к пристани. Забрались в лодку, старуха оттолкнулась веслом от деревянного мостика, нависающего над водой, и они поплыли. Течение действительно было сильным, дул ветер, лодку постоянно приходилось выправлять, и Тодор с восхищением наблюдал, как старуха орудует веслами. Инстинктивно он хотел предложить помощь, но сообразил, что толку от него, пожалуй, будет мало, а лодочница только разозлится.
- Скажите, как вас зовут? – спросила Лиа, чтобы нарушить молчание.
- Марибель, - ответила старуха.
- Какое красивое имя.
- Было красивым, когда я была молода, а теперь глупо, - отрезала Марибель.
Лиа смущённо замолчала. Тодор решил, что его очередь сглаживать неловкости.
- Куда же подевались ваши товарищи? Сбежали на север? – поинтересовался он самым вежливым тоном, на какой был способен.
- То была моя семья, - ответила старуха, помолчав. – Сын с невесткой и дочь. Ушли.
- Почему же вы остались?
- Не знаю, - голос Марибель звучал устало. – Не смогла бросить это место. Что-то меня не пустило.
Тодор и Лиа переглянулись.
- Может, это ваше предназначение, - сказала Лиа мягко. – Переправить нас на Южный материк.
- Не городи ерунды, - Марибель тряхнула седой копной. – Просто я выросла тут, переправа – дело семейное. Я не захотела расставаться с домом. А вам я скажу вот что. Проводник, Зачинающая – всё это мистический бред магов. Коли пора умирать настала, так настала, и точка. Если вы вылечили болезнь, значит, ваше время ещё не пришло, но это проклятие, что рушит мир, не простуда и не камень в почке. Мир себя изжил, его час пришёл, и никого вам не спасти. Остальное - легенды.
- Но есть свитки. Документальные свидетельства того…
- Кто может знать, что произойдёт завтра? Никто. А ваши первые маги якобы общались с Творцами и знали, что будет через тысячи лет? Чего ж они тогда Эпоху массовых войн не предсказали? Или это слишком мелко для них, не то что конец света? Ох, не плетите мне эти сказочки.
- Но вы ведь живы, - не сдавалась Лиа, - в то время как все в этой части света мертвы, если не сбежали. Проклятье уже в районе Нагаира, скоро будет в Рикколе, а вы живёте здесь, как ни в чём не бывало! И мы тоже живы, как видите. Логично предположить, что ваша миссия - переправить нас, а наша – остановить проклятье.
- Ну, представим, что на самом деле так и есть. Я должна вас перевезти через пролив, вы должны попасть на Южный материк, - отрывисто проговорила Марибель, налегая на вёсла. - Разве отсюда следует, что вы спасёте мир? – Она упёрлась взглядом в Лию. – Логично предположить, что нет.
Лиа открыла было рот, но промолчала. Старуха довольно усмехнулась.
- Избранные, - буркнула она. – Могли бы ваши маги и покрасивее для вас названия придумать. «Проводник» ещё так-сяк, но «Зачинающая»… Не слово, а срам какой-то. – Марибель сипло хохотнула. Лиа бросила на неё гордый, снисходительный взгляд и отвернулась. Тодор не мог дождаться, когда лодка пристанет к берегу. Его и без подобных разговоров временами тревожили страх и сомнения.
Он смотрел на противоположный берег, поросший высокими лиственными деревьями, залитый яркими золотыми лучами. Здесь ощущалось, что они движутся к югу – в это время года на севере ещё не было такой жары. Лиа рассказала ему, что за Солнечной рощей и озером Вэй раскинулась пустыня Кайнор. На западе от озера находятся Немые пещеры. Их сумрачные своды поглощают любой звук. Голосов там не слышно, и, говорят, от абсолютной тишины можно за считанные минуты сойти с ума. Из пещер вытекает река Костяная. Воды её выносят на поверхность останки людей и животных, однажды рискнувших войти в эту обитель безмолвия. В пустыне, тоже в западной части, лежат горы, а в них бурлят огромные Горячие водопады. Вода в них кипяток, и клубы обжигающего пара окутывают безжизненные вершины. Всё потому, что южнее находится ещё более смертоносное место – Огненная долина, или Огни Зитара. Здесь на сотнях километров шумно дышат десятки вулканов. Магма кипит в раскалённых недрах планеты, ежеминутно изливается на поверхность горящей лавой. Из-за такого соседства разогреваются поземные воды, и с обрывов безымянных гор срывается кипяток. Правда, воды эти попадают затем в реку Омами, и, остывая, растворяются без следа в море Священных снов. Но Лиа говорила, что на острове Завета и архипелаге никогда не видели снега. А в Хитуме – даже естественного дождя. Маги вынуждены были сами его создавать. У них даже профессия особая существовала – смотрители погоды. Почётное дело. Зато Риккол, Тухлые болота и Понкари заливает дождями постоянно. Лиа рассказывала что-то о перемещениях воздушных масс, направлении течений и ветров, но Тодор ничего не понял, кроме того, что в обилии дождей на западе есть какая-то аномалия.
Наконец они причалили. Марибель задумчиво смотрела, как избранные вылезают из лодки на берег.
- Вы, конечно, умрёте уже по пути через Кайнор, - многозначительно произнесла она, - но всё равно удачи. Возможно, вы действительно великие персоны, и вам удастся дотянуть до Омами. Правда, за ней местность ещё хуже… Вы далеко на юг хотите дойти?
- До Пустоши, - сухо ответила Лиа.
- О! – удивилась Марибель. – Ну, через Разлом вам не перебраться.
Лиа ничего не сказала, и Тодор тоже промолчал, поскольку ему сказать было нечего. О Разломе вечного забвения Лиа упомянула лишь раз и так, словно это пустяк.
Марибель оттолкнула лодку от песчаного дна, и та, набирая ход под её умелым управлением, поплыла обратно. Тодор вдруг почувствовал тоску, словно он отрезан от всего мира. По сути, так и было. Жизнь на Южном материке перестала существовать за месяцы до их прихода. Уходя, он постоянно оглядывался на сутуловатую фигуру Марибель, удаляющуюся в мир, где ещё оставалась жизнь, и горло его перехватил спазм, когда она единственный раз обернулась и несколько секунд глядела им вслед.
***
Они долго шли через Солнечную рощу, спустя пару недель миновали озеро Вэй, спокойное, мирно плещущееся. Жара становилась всё более изнуряющей, и если бы Лиа не творила изредка воду в их флягах, смерть не заставила бы ждать.
- Как же люди из южного города здесь ходили! – воскликнул Тодор, в очередной раз останавливаясь от головокружения.
- Город людей у озера, с противоположной стороны, нам было не видно, - отвечала Лиа, обтирая ему лицо и спину мокрым платком. – У них другая дорога. Была. Короче и не через пустыню. Слушай, ты опять сгоришь, если я каждый раз буду тебя водой мочить!
- С меня уже слезло тридцать слоёв кожи, одним больше, подумаешь. Мочи, а то я умру.
- Кто тебе позволит, - хмыкнула Лиа, открывая фляги, чтобы снова наколдовать воду. Ей приходилось нелегко, поскольку влаги в воздухе почти не было, и магические силы расходовать не хотелось, однако погибнуть от жажды и жары сомнительная альтернатива.
Изнемогшие, с кожей приобретшей коричневый цвет, они добрались до Омами и задержались здесь на два дня, плескались в прохладной воде до тех пор, пока не замерзали. Тодор удивлялся реке, бегущей через пустыню, а Лиа отвечала, что это не более странно, чем сам элемент воды. Хитум они видели лишь издалека. Он возвышался посреди безмолвных барханов, под ярким голубым небом. Замерший, одинокий, подобный умирающему великану. Ветер носил в воздухе песок, похожий на духов, которые пытаются обрести плоть. Жёлто-охристые волны подбирались к величественным стенам, украшенным резьбой, причудливо отделанным воротам. Много веков жители Хитума не пускали сюда пустыню, и вот время её власти пришло.
Проводник и Зачинающая миновали мост через Омами, заброшенные, выжженные солнцем фермерские поля. Наконец показалась какая-то чахлая рощица. Тодор присматривался – что там, за деревьями? По мере приближения в нём нарастали недоумение и беспокойство. Рощица (как оказалось, всего несколько десятков деревьев) находилась на небольшой возвышенности, поэтому он не видел ничего дальше, но когда они с Лией добрались до неё, Тодор схватился за ближайшее дерево, чтобы не потерять сознание.
- Разлом вечного забвения, - Лиа сказала это очень тихо, со смешанным чувством робости и восхищения.
- Творцы всех творцов! Дохи раздери их вселенскую мать! Я пошёл – катись мироздание к гидрам – назад! – Но вместо того чтобы идти, Тодор обессилено опустился на землю.
- Да, это… Большое препятствие…
- Нам ни за что здесь не пройти.
- Другого пути нет. Разлом… Он на всём протяжении одинаков, только гигантские скалистые обрывы по краям материка.
- Чудесно. И кригаля не призвать, и левитировать ты со мной не можешь…
- Даже если бы могла, столько без отдыха мне не преодолеть.
- Скажи, что ты всё предусмотрела. Иначе я отдам концы прямо тут.
- Разумеется! Как раз для этого момента я и копила энергию. – Лиа замялась. – Если честно, я не думала, что буду настолько усталой после перехода через Кайнор, не рассчитывала, что придётся сражаться с Хуго, что дохи высосут из нас едва не все соки… Но я всё равно попробую.
- И каков план?
- Сотворить мост.
- Мост?! Ты в уме?
Лиа вздохнула, вглядываясь в горизонт. Перед ними лежала скалистая пропасть, над которой поднималась сероватая дымка. Дымка стелилась призрачной вуалью, сонно перемещаясь, будто кто-то медленно танцевал под её покровами. Поражённый и онемевший Тодор стоял на краю разлома и тщетно пытался увидеть другой его край. До самого горизонта перед ними зиял бездонный провал.
Глава двадцать восьмая
С того дня, как Лаакан приказал отправить птицу к Хранителю Ашу, прошло недели три. Раненый хорис долетел до Риккола чудом – покровы ночи не скрыли его от стражей, которые дежурили по всему периметру Делакарона по наказу Палетты, которая, конечно же, знала, что заклятие, наложенное на замок, не действует на животных. Птица, которую Нерил послала к Лие, была подбита отравляющим заклинанием и погибла, едва перелетев Сартон. Беспорядки в городе прекратились. После того, как союзники Мехеса показали, что готовы убивать ради, как им казалось, справедливости и разрушили несколько домов своих противников, часть магов струсили и примкнули к ним. Тех, кто оказались более стойкими в своих убеждениях, выселили за стены. Строительство новой стены было завершено наспех, на ней устроили сторожевые посты, откуда маги из лагеря Мехеса следили за изгнанными. Идти было некуда, и перед воротами Делакарона росло странное поселение из подобия шатров, землянок и шалашей. Разумеется, здесь тихо, но уверенно зрел свой лидер и строились планы по освобождению Верховного. Маги были достаточно умны по самой своей природе, поэтому Мехес осознавал, что сопротивление не может быть подавлено так просто, а его противники как могли изощрялись в конспирации, чтобы не дать стражам повода придраться.
Постепенно к Делакарону начали стекаться беглецы с востока, люди и маги. На воротах Мехес приказал повесить огромный свиток с сообщением, в котором кратко, но без потери пикантных подробностей рассказывалось о причинах свержения Лаакана, о Тёмном пророчестве и том, что сторонники новой власти могут беспрепятственно проходить в город, противникам же лучше оставаться за стеной, если только они не желают рискнуть жизнями. Нагаирцы, мозги которых добрую сотню лет промывались Клэдой и её «проклятием», один за другим примыкали к лагерю Мехеса. Они были убеждены, что лишь смерть людей может их спасти, к тому же описание грехов бывшего Верховного делало своё дело. Кое-кто из них, правда, сомневался и остался за стеной, но то были единицы. Маги из поселения подконтрольных явились в Делакарон, бросив своих подопечных умирать, ибо человеку было неподвластно открыть зачарованные ворота поселения. Они без колебаний встали на сторону Мехеса. Люди, бежавшие из городов, организовывали собственный лагерь, в стороне от магов, и между двумя группами прочно обосновались презрение и страх. Противники Мехеса, конечно, не поддерживали его радикальных действий, но любви к людям это не прибавляло. А люди… Они и так относились к магам с опаской, а видя происходящее, но ничего толком не понимая, и вовсе дрожали в ужасе. Единственное, что они уразумели, - кто-то хочет истребить человеческий род. Этого было достаточно.
В Шёлковый лес из Совиного незаметно перебирались отщепенцы, которые не симпатизировали ни городским сородичам, ни магам. Прибыли также выжившие отщепенцы из Солнечной рощи, и с Корвуда, и с острова Завета, жители архипелага находились в пути на своих кораблях и вот-вот должны были высадиться где-то за фермерскими полями.
Так в долине у Делакарона множилась разношёрстная компания, в которой у каждого нервы были накалены до предела. Страх смерти, ненавистное соседство, осознание, что за тобой постоянно следят, нагнетали атмосферу медленно, но верно.
***
- Пришло время уничтожить шайку Лаакана, - проговорила Палетта как-то за завтраком.
Мехес уже смирился с тем, что без смертей не обойтись, однако его передёрнуло. Когда-то один из любимейших учеников Верховного, член Совета девяти, куда ввёл его Лаакан, он не мог не ощутить приглушённую боль. Да, цена за спасение мира, велика.
- Они не сдадутся без боя, - ответил Мехес.
- Ничего, нас больше в разы. Кому-то придётся расстаться с жизнью, но уж такова война. – Она с наслаждением впилась зубами в булочку. – Главное, это будем не мы.
Мехес посмотрел на неё и отвёл глаза. Слишком уж прямолинейно Палетта озвучивала вещи, о которых он даже думать решался лишь украдкой. Он всё ещё к этому не привык. Тем не менее, она была права.
- Дворец нужно окружить, - задумчиво произнёс Мехес, - снять заклятие и ударить одновременно по всему периметру.
- Умно, - кивнула Палетта. – Но лучше выбрать одно-два места и проникнуть в замок тайком, а там тихо всех перебить.
- Нет, - отказ прозвучал резко. – Мы не будем пробираться как помойные крысы! Побеждать, так лицом к лицу.
- Но более верно…
- Я сказал нет, - отрывисто проговорил Мехес, повернувшись с Палетте. – Вы со своими идеями порой начинаете забываться. Где ваше понятие о достоинстве?
- Пф! Достоинство! Тебе, дорогой, оно не помешало плести интригу за спиной у Верховного, - язвительно ответила та и, пресекая его возражение, добавила: - Мы стремимся выжить и восстановить справедливость, а в таком случае можно и поступиться парой благородных понятий.
- Не надо передёргивать, - прошипел Мехес, чувствуя, как в нём закипает ярость, - то, что я скрывался от Лаакана вначале, и то, что вы хотите убить противника, который и так обречён, не в открытом бою, а посредством подлости, - далеко не одно и то же! В конце концов, там ваш муж и ваша дочь!
- Предатели. Они мне не семья более.
- Даже меня поражает ваша беспринципность и бесчувственность, но если мне, в общем-то, плевать, то наши сторонники не будут в восторге, поняв, что их лидеры – какие-то полоумные садисты! Вы что, правда считаете, что даже тем, кто пошёл за нами, понравятся такие выходки?! Нам сам факт массового убийства придётся таким количеством мармеладного вранья поливать, что меня от одной мысли тошнит, а вы ещё хотите провернуть его так подло!
Палетта закатила глаза.
- Твоя светлая сторона изрядно мешает, дорогой.
- Я пытаюсь быть дальновидным. И…
- Боишься.
- Да к дохам ваши тупые объяснения моих мотивов! – взорвался Мехес. – Я всегда, с самого начала, хотел лишь одного: спасти своё племя и избавить наш прекрасный мир от грязи в лице людей, но я не собирался перебить половину собственного рода! Это чудовищно, отвратительно! Сейчас я вижу, что иначе не выйдет, всё закрутилось так, как я не предвидел, но теперь я буду тщательнее взвешивать действия, и вам советую. Лаакан, пусть он лжец и старый развратник, был нашим Верховным не просто так, он великий маг, и победа над ним путём удара в спину для меня унизительна! Там женщины, там… Маркус… - Мехес задохнулся на мгновение. – Коли приходится идти на такие немыслимые жертвы ради светлого будущего, так пусть хотя бы сражение будет честным.
- О да, окружить дворец превосходящей силой… Честность впечатляет!
- Я вообще не хотел никого убивать. Я предлагал держать их во дворце, пока всё не закончится. Но вы сказали, что это слабость, что противников надо уничтожить, пока они не придумали какую-нибудь каверзу и не сорвали наши планы…
- Да, я сказала. Но я не отвечаю за то, что ты с этим согласился, - улыбнулась Палетта. Мехес оторопел.
- Я усмотрел в ваших словах смысл. Лаакан и остальные далеко не идиоты, и могут выкинуть что угодно в любой момент…
- Тогда перестань сомневаться. И омлет приготовить, и яиц не разбить – так не бывает.
Она потянулась за второй булочкой. Мехес прерывисто вздохнул. Он был зол на Палетту, на Маркуса, на обстоятельства, на Лаакана. По натуре он вовсе не был жесток. В обычных условиях его амбициозность, лидерские качества и жёсткость проявились бы иначе, никто никогда не готовил Мехеса к сражениям, суровым конфликтам; его учили отстаивать своё мнение, наращивать знания, быть объективным и последовательным. Тем меньше он сам понимал перемены, которые в нем происходили. Мысли о власти будоражили и учащали сердцебиение; воображая, что станет спасителем, Мехес воспарял в блаженные высоты, и убийство вроде бы перестало вызывать такой уж сильный внутренний протест, но убийство учителя… Убийство некогда лучшего друга… Убийство женщин… Мехес мучился, понимая неизбежность этого.
И всё же решение было принято.
- В замке каждая пылинка пропитана магией, им останется лишь обратить её себе на пользу, и они это сделают, - произнёс он тихо.
- Она им не поможет, - ответила Палетта и улыбнулась уголками губ. – Разве даром я дочь одного из величайших Хранителей?
***
Лаакан часто поднимался в башню Архимага, нахмурившись, окидывал взглядом город, живое море за его стенами и думал. Белазар делался всё угрюмее, состояние узника угнетало его как никого другого. Ему хотелось борьбы.
- Неужто сидеть нам тут до самого конца?! – вопрошал он Лаакана по нескольку раз в день. Тот лишь качал головой.
Но однажды он сам подошёл к другу:
- Маркус сказал, они вывели формулу заклинания и контрзаклятие почти готово. Я думаю, не нужно спешить его использовать.
- Как же так?
- Насколько я смог понять, наблюдая за городом, он заполнен нашими врагами. Нас мало, и попытка пробиться к союзникам повлечёт жертвы, в том числе с нашей стороны. А может, нам и вовсе не выбраться за стену.
- Ты что же, предлагаешь отсиживаться здесь и ждать? Чего? Когда придут Проводник и Зачинающая, они, по-твоему, невидимками проберутся к Кристаллу Хранителей? Мы должны выбраться из замка и разделаться с противниками, потому что иначе… - Белазар устало и раздражённо махнул рукой. – Ты и сам всё знаешь. Я понимаю, что их много, но можно что-то придумать. Какой-нибудь манёвр, иллюзию, какие-нибудь сонные чары…
- Массовые заклятия не использовались тысячи лет, изучать их потребуется не один день. К тому же их применяли против людей, как они подействуют на магов неизвестно.
- Попробовать нужно.
- Что ж, ты прав, - вздохнул Лаакан и похлопал друга по плечу. - Давай выпьем чаю и пойдём в библиотеку.
Белазар хмыкнул в бороду и согласно кивнул.
И тут земля ушла у них из-под ног.
Лаакан на минуту потерял ориентацию. Всё вокруг ходило ходуном, древние стены магического замка гудели и стонали, с потолка посыпались душные хлопья отслоившейся краски.
- Что это? Во имя проклятых дохов! – кричал Белазар. Его посох остался в холле, и маг пытался понять, в какую сторону двигаться в сотрясающемся пространстве, чтобы туда попасть.
- Вниз! Вниз! – орал Лаакан. Его посох был с ним, но он должен был позаботиться об остальных.
- Да где тут лестница, Творцы её испепели?!
Раздался оглушительный рёв, и стены чёрными ранами рассекла паутина глубоких трещин.
- Что же это… - задыхался Белазар.
Лаакан старался обрести более-менее устойчивую позицию. Его кристалл, повинуясь воле хозяина, начал наполняться ярким золотым светом. Лаакан дважды сделал рукой плавное круговое движение, и яркая золотая волна, переливаясь, следовала за его напряжённой ладонью. Затем он вскинул руку вверх, их с Белазаром ослепила вспышка, но лишь на секунду. Коловращение пространства резко замедлилось.
- Скорее, в холл, пока враждебная магия здесь сдерживается!
Они отыскали лестницу и бегом бросились вниз по угрожающе вибрирующим ступеням.
- Об этом я и говорил, - бросил Лаакан, - это дело рук Мехеса и Палетты, будь уверен.
- Да простят меня Творцы, я уничтожу их обоих собственными чарами!
В холле Маркус старался всех организовать.
- Так, те, кто знает сохраняющие и защитные заклятия, быстро расходитесь по замку и колдуйте с максимальной амплитудой! Архитекторы и строители, держать стены! Специалисты по разрушительной силе стихий, займите террасы и атакуйте! Уверен, нас пытаются осадить! – Его голос, усиленный заклинанием, громко вещал, перекрывая гул и грохот. – Шинна и Нерил, остаётесь со мной и делаем всё вышеназванное по мере необходимости.
- Ты молодец, - крикнул Лаакан, вбегая в зал. – Пусть все делают, что велено. – Бывший Верховный замолчал, переводя дух, затем снова обратился к Маркусу: - Послушай, заклинание Палетты, кажется, снято ей самой, но пусть никто не покидает замок, покуда мы не решим, как быть. Нам нужны массовые заклятья, в том числе боевые. Мы с Белазаром пойдём в библиотеку и попробуем их отыскать, а вы держитесь.
Маркус коротко кивнул. Лаакан и Белазар поспешили в библиотеку. Маркус повернулся к девушкам, которые остались с ним. Шинна смотрела встревожено. Нерил была спокойна и сосредоточена. Он не просто так выбрал именно их. Нерил чтец и по натуре настоящий воин, несмотря на обманчивую внешность. Она будет колдовать яростно и стоять до последнего, защищая своих. Шинна слабее характером, но эмоциональность и глубина восприятия мира делают её магию виртуозной, а порой непредсказуемой. Она маг-художник, и может по наитию создавать неожиданные комбинации чар. Видимо, эта способность передалась ей от деда по материнской линии, которого многие считали гением. Они втроём разошлись по холлу. Несколькими минутами ранее осада вроде как прекратилась, но вот стены замка содрогнулись снова.
Маркус не понимал, чего хотят Мехес и Палетта. Похоронить их под руинами дворца? Выкурить на улицу и поставить на колени? Запугать и заставить сдаться? Он решил, что не бывать ни первому, ни второму, ни третьему. Вместе с Шинной и Нерил они наложили сохраняющие и защитные чары на всё пространство, которое могли охватить. Нерил призвала пауков – сотни, - и заставила их плести паутину в трещинах стен, а Шинна, бледная, на грани обморока от ужаса, всё же сумела её трансформировать, и заколдованные паутинные нити сливались на глазах, заполняя трещины прочной магической субстанцией. Замок и правда был напитан магией, сильной и древней. Его не так просто было осадить, если внутри находились полсотни магов. На каждое их заклинание он отзывался, усиливал чары и, напротив, ослаблял те, что пытались разрушить его извне.
Однако, самые опасные существа – изобретатели.
Тишина наступила медленно, будто затихли вдали шаги. Маркус услышал своё дыхание. Шинна подошла ближе к нему. Нерил крепче сжала посох.
- Эй, во дворце! Где же вы? Мы хотим вас видеть!
Это был голос Палетты, который под действием заклинания звучал подобно грому. Другой голос вторил ей:
- Выходите, и сразимся лицом к лицу!
«Мехес, идиот!» - подумал Маркус. – Оставайтесь здесь, - быстро сказал он девушкам, - Верховный в библиотеке, там абсолютная звукозащита. Я выйду на террасу и отвечу этим скотам.
- Но они могут тебя убить! - воскликнула Шинна.
- Мехес не решится убить его, - ответила ей Нерил. – Пусть идёт и покажет, что у нас есть гордость!
Шинна закусила губу, веки её дрогнули, но она отпустила руку Маркуса, и он быстрой поступью прошёл через холл к лестнице, поднялся на второй этаж.
На террасе второго этажа, укрывшись за стеной, был наготове один из магов, владеющих разрушительными чарами стихий. Это было хорошее подспорье. Маркус не стал усиливать свой голос и, выйдя на террасу с высоко поднятой головой, крикнул:
- Могли бы хрюкать и потише!
- Ещё не испугался, как следует, - милостиво проворковала Палетта.
- Вот теперь, когда рассмотрел твоё платье, испугался! – Маркус решил, что эта женщина не стоит того, чтобы обращаться к ней на «вы».
- Всё шутишь, - сказал Мехес. – Зря.
Они с Палеттой стояли впереди толпы, состоящей из двух сотен магов, не меньше. Мехес продолжил:
- Выдайте Верховного или выходите и примите честный бой.
- О, мы были бы несказанно счастливы, но есть один нюанс: вряд ли бой, в котором вас в четыре раза больше, называется честным.
- У нас будут участвовать не все. Мы благородны.
Палетта прыснула. Мехес криво усмехнулся.
- Даю слово.
Маркус изобразил восторженное удивление.
- Слово благородного Мехеса! Творцы, кажется, у меня несварение… Или это аллергия на бессовестное лицемерие?
- Мы защищаем справедливость и честь магической расы! – вскричала Палетта. – Не тебе чета, прихвостень! Предатель! Ты предал свой народ!
- Мой народ – Вселенная, - ответил Маркус. – Мой народ – планета. Дожди и снега, и реки, и облака, и каменные города людей – да, и они, ибо это часть моей Вселенной, - и пропасти океана, и палящее солнце пустыни, и всё, из чего рождены Творцы и Космос. Мой мир – это мир, где правит мудрость. Мудрость говорит мне, что раз наш мир был сотворён таким, раз есть мы и есть люди, будто два полюса, то нарушать равновесие искусственным, насильственным путём – варварство и кощунство.
- А искусственное завершение Эпохи массовых войн не было варварством? Или Лаакану можно?
- Он не изменял мир в корне, а лишь остановил насилие.
- Разве это не повлекло коренных перемен?
- Ты деградировал уже настолько, что не в состоянии отличить козий зад от замочной скважины?
- Хватит болтать! – вмешалась Палетта. – Они не согласны решить всё мирным путём. Вы все свидетели, - она обернулась к толпе. – Если не отрубить голову змее, она соберётся с силами и укусит. Если не уничтожить эту кучку предателей, они сплетут заговор и однажды ночью перебьют нас…
- Эта женщина больна! – сказал Маркус. – Мы никогда не собирались…
- …спящими!
- Ну да! Творцы, неужели вы в это верите?! Сотня дураков разом! Вот уж и мечтать не мог наблюдать такое событие! Мы не будем…
- Ты оскорбляешь нас!
- Закрой рот! – не выдержал Маркус. – Мехес, а ты чего молчишь? Давай, присоединяйся к нашей милой перебранке! Или твой мозг исчерпал себя предыдущими перлами? Мы хотим мира…
- В котором нет людей! – перебил Мехес, вызывающе глядя на бывшего друга. – Нет разврата! – За его спиной послышались несколько десятков «да!». – Нет лжи! – Ещё более уверенное «да!». – Нет безнаказанных, превозносимых, словно избранные, убийц!
Сотня «да!» слилась в один оглушительный рёв. Откуда-то в Маркуса полетела огненная стрела, он отразил её.
- Глупцы! – закричал он. – Тупое, безвольное стадо! – Он уже понял, что толпа не внемлет разуму, что она уже накручена, разгорячена, особенно после прихода магов из поселения подконтрольных (он увидел в толпе несколько знакомых лиц, в том числе Зохара, которого знал лично), а уж они могли любому привить человеконенавистничество своими рассказами. Стоит разбудить в разумном существе ненависть, страх, чувство собственной исключительности, осознание глобального превосходства – и всё, правь вожжи как хочешь. Маркус почувствовал, что презирает каждого в этой толпе.
- Уходи отсюда, мальчик, - проговорила Палетта. – Скоро Космос споёт вам колыбельную.
- Увидим, - ответил Маркус и ушёл с террасы.
На самом деле последняя фраза Палетты его испугала. Больно спокойно она держалась. Уже через мгновение он понял, что страх был обоснован.
Стены замка загудели с новой силой. Маркус обернулся, и увидел, что толпа рассредоточилась. Палетта вышла вперёд, её посох излучал ослепляющий свет, переливающийся радужными цветами. Она развела руки в стороны. Остальные сделали то же, и их посохи замерцали подобно её. Мехес стоял рядом с Палеттой, повторяя движения. Маркус поначалу не понял, что они собираются делать, но затем…
Палетта стала выкрикивать слова заклинания, и толпа вторила ей. Мерное гудение, которое, казалось, наполнило стены замка, словно вода наполняет сосуд, становилось всё выше и превратилось в невыносимый, разрывающий мозг, писк. Маркус выронил посох, вскрикнув, зажал уши ладонями. Предметы вокруг обретали туманные очертания. Силясь понять, что происходит, Маркус водил глазами по сторонам, борясь с головной болью и тошнотой. На стенах, полу, потолке проступили мерцающие, переплетающиеся голубые линии, будто замок обнажил свои вены. Сияние их сначала нарастало, залив светом всё пространство, окончательно лишив Маркуса зрения, а затем пошло на спад, мучительный свист прекратился, снова перейдя в мерный, стонущий гул. Стены пульсировали голубым, где-то под ногами глухо рокотало. Часто моргая из-за слезящихся глаз, Маркус нашёл свой посох и, пошатываясь, направился к террасе. Маг, который был здесь вместе с ним, лежал без сознания на её плиточном полу. Концентрирующий кристалл его посоха, валяющегося в стороне, вспыхивал и угасал, снова и снова. Невольно Маркус перевёл взгляд на свой. С ним происходило то же самое. Осторожно он выглянул из-за стены на улицу.
Вся толпа во главе с Маркусом и Палеттой стояла недвижно, теперь уже молча, подняв сотни посохов над головой. Они держали их в левой руке, а правая у каждого была отведена назад и вверх. Это была жуткая картина. Голубой свет, идущий от замка, вытягивался в искрящиеся отростки, и кристаллы магов впитывали его, поглощали. Из свободных рук полупрозрачные, почти невидимые глазу потоки энергии вытекали и растворялись в пространстве.
Маркус похолодел от ужаса. Он бросил посох, который теперь был бесполезен, и побежал вниз, к Нерил и Шинне. На лестнице он упал, разбив локти и получив несколько ушибов - нормальное восприятие никак не возвращалось, голова кружилась, – но не обращал внимания. Его чёрные волосы растрепались и лезли в глаза, шёлковая безрукавная рубашка липла к телу.
- Шинна! – крикнул Маркус, поднимаясь. – Нерил! Вы там?
Никто не отозвался. Он толкнул узорчатые створки дверей и ввалился в холл. Девушки лежали без чувств.
- Да что это такое! – вскричал он в бессильном гневе. – Мехес! Творцы!
Он стал трясти то Шинну, то Нерил, но они не приходили в себя, хотя были живы. Сказав себе, что и это уже хорошо, Маркус решил отыскать Лаакана и Белазара. Библиотека находится в подземелье и защищена лучше, чем весь дворец, ибо знания всегда были высшей ценностью магов. Может статься, они даже не заметили, что случилось.
Однако его надежды не оправдались. Маркус встретил обоих магов по пути.
- Они… Я не уверен, но, кажется, они что-то сделали с энергией. Они её забирают, - сбивчиво заговорил он, увидев Лаакана с другом.
- Да, мы почувствовали это, - ответил Белазар. – Хотя чары в библиотеке частично нейтрализовали их магию.
- Все или почти все без сознания, посохи теряют силу! Не знаю, как я сам ещё хожу и говорю. Что нам делать? – Маркус с надеждой смотрел на Лаакана.
- Энергию живых им не отобрать. Великий кристалл Хранителей не даст им этого сделать, он будет питать нас, пока мы здесь, его мощь не по зубам и миллиону магов. Пострадавшие очнутся. Но без посохов и магической защиты замка… нам не продержаться. – Бывший Верховный замолчал.
- Мы ведь можем использовать Великий кристалл? – спросил Маркус.
Белазар потряс бородой.
- Боюсь, что нет. Наше спасение – слишком мелкая задача для него. Он или вовсе не отзовётся, или отправит нас всех к первым магам.
Все трое задумались, нахмурив лбы.
- Может быть, переправить всех в Глубину? Там, рядом с Великим кристаллом, мы будем под защитой, - предложил Белазар.
- Для спуска нужно левитировать. У нас не хватит сил, чтобы переправить десятки бесчувственных магов, которые не могут делать это сами.
Снова наступила тишина. Мысль о том, чтобы бросить всех и спасаться самим, даже не рассматривалась.
- Я выйду к ним, - произнёс Лаакан после долгой напряжённой паузы.
- Самоубийство! – рявкнул Белазар. – Притом бессмысленное!
- Он прав, - подтвердил Маркус, кивая на седого мага.
Но бывший Верховный решительно направился в холл, по привычке сжимая в руке опустошённый посох.
Он толкнул двери в коридор, Маркус и Белазар не решались его остановить. Лаакан на секунду задержался перед высокими дверями, ведущими на улицу, затем распахнул их мановением руки. Забор, отделявший внутренний двор дворца от остального города, был давно разгромлен, так что он сразу оказался метрах в трёхстах от толпы. Его узнали сразу – ещё бы не узнать! – и зловеще ликующие возгласы разнеслись в вибрирующем от потоков энергии воздухе. Его выход означал капитуляцию.
- Другие не станут сражаться без меня! – прокричал Лаакан. – Можете убить меня, только пусть это безумие прекратится!
- Поздно, - ответил ему Мехес, - надо было считаться с нами раньше.
- Их нужно отрезать от Великого кристалла, - прошептала Палетта. – В пространстве вокруг нас сейчас столько энергии, что мы можем всё, - её глаза сияли восторгом, жаждой, упоением собственной силой. Заклинание, изобретённое ей самой, позволившее управлять таким количеством магии, неизвестно противнику, а значит всесильно. – Давай же!
Мехес тоже был вне себя. Энергия бурлила в его крови, её избыток бурлил в пространстве – бери не хочу. Это был почти неисчерпаемый источник, а дворец… Дворец был уже мёртв. Он отбросил посох – его сила и так была велика – и вытянул открытые ладони в сторону дворца. Толпа вновь повторила, она была словно многоликая марионетка, и Мехес улыбался, испытывая настоящий экстаз, - она повиновалась интуитивно, безотчётно, не размышляя; она управляла огромной энергией, но и энергия управляла ей. Мехес стал произносить заклинание, и его голос утонул в сотне других. Земля задрожала.
Лаакан попятился и схватился за дверь. Раздался неимоверный грохот, оглушительный треск, почва вокруг замка просела, и огромная трещина образовала неровный, ломаный круг. Лаакан едва держался в дверях, но тут замок покачнулся, и его швырнуло внутрь. Толпа творила заклятие, Мехес упивался грандиозным зрелищем: гигантская глыба земли, на которой стоял дворец, грохоча вырвалась из пласта и вместе с замком стала медленно подниматься в воздух. Куски земли сыпались с неё вниз, дворец содрогался, что-то угрожающе скрежетало и скрипело, магов внутри дворца вело то в одну сторону, то в другую. Загрохотало снова, и Белая башня стала разваливаться на части, хорисы с криками взмыли вверх, башня Архимага тоже пошатнулась и осела, венчавший её символ – переплетение цветных лент, символизирующее единство элементов, - ушёл вниз вместе со стенами и его раскрошили попадавшие сверху камни.
Но внезапно в какофонию вмешался новый звук: громкий животный рёв. Мехес обернулся. Из-за городской стены взмыли в небо и резко устремились вниз не меньше трёх десятков кригалей, управляемых сидящими на них чтецами. Ещё несколько десятков магов сопровождали их, левитируя, защищённые энергетическими коконами. То были маги Риккола, и во главе этого воинства парил, метая во все стороны огненные шары, самый старший из Хранителей – Аш.
Кригали ринулись в толпу, мощные удары их лап и хвостов далеко отбрасывали магов, застигнутых врасплох. Маги Риккола опустились на землю и вступили в схватку со сторонниками Мехеса, которым на подмогу спешила стража и другие жители города. Замок так и висел в воздухе, словно воздушный шар. Под ним зиял чёрный провал. Соратники Мехеса, напитавшиеся высосанной из замка энергией, теснили магов Аша. Крики, ругательства, хлопки, взрывы, электрические разряды, вспышки – всё смешалось в немыслимый хаос. Мелькали лица, измазанные кровью, сражённые маги падали, а за стеной изгнанники пытались проломить зачарованные городские ворота.
В это время Лаакан лежал без сознания – во время падения он сильно ударился головой. В другой комнате Белазар сам себе безуспешно пытался залечить сломанную ногу. Маркус отделался несколькими порезами от осколков разбившегося окна. Он уже переставал понимать, что происходит. По звукам он сообразил, что в городе творится нечто немыслимое, но не представлял, как действовать. Дворец болтается над землёй, внизу – настоящая бойня, и что тут можно предпринять, не имея даже посоха? Маркус едва не заплакал от бессилия, но тут дверь в комнату открылась.
- Мне нужно туда, откуда видно улицу, - сказала Алика.
Маркус уже и забыл, что она тоже в замке.
- Ты цела? – спросил он. У Алики на лбу краснела большая ссадина.
- Мне нужно туда, откуда видно улицу, - повторила она и протянула руку, показывая, что Маркус должен её отвести. – Мне что-то идти тяжело.
Маркус поднялся, взял её руку и, прихрамывая, повёл девочку туда, куда она просила.
Перед террасой она высвободила руку и остановилась. Крики, стоны и рёв кригалей были здесь слышны совсем ясно. Алика постояла с минуту неподвижно, потом медленно вышла на открытое пространство. Подул ветер. Маркус нерешительно двинулся следом за ней. Ветер крепчал, облака над полем битвы становились всё плотнее и грозно клубились в воздушных вихрях, что крутили их, не рассеивая. Светлые волосы Алики метались на ветру. Маркус не знал, что ему делать, но она, словно прочитав его мысли обернулась. Её глаза были белыми, и уже знакомый Маркусу четырёхзвучный голос гулко произнёс:
- Отойди, твоё время после.
Маркус послушно попятился, замирая. Он понял: что-то сейчас произойдёт.
Маленькие ноги Алики оторвались от пола, она подняла руки и вибрирующий голос зазвучал, казалось, из самого пространства, заставив сражающихся остановиться в недоумении:
- Час не пробил.
Ветер пронёсся над рассеивающимися телами убитых, плотные, белые облака закрыли солнце. Летний день превратился в холодные сумерки, в которых завывал и бесновался ураган.
- Час не пробил. Час не пробил.
Порывы ветра становились ещё сильней, облака вдруг стали закручиваться, вытягиваясь к земле подобно маленьким смерчам. Маги бросились кто куда, крича от ужаса, но смерчи настигали их, всасывали и уносили ввысь.
- Рано для смерти, - гудел голос, - ибо час не пробил.
Мехес побежал. Он забился между камнями, которые упали при крушении башен, и закрыл голову руками. Где осталась Палетта, он не знал.
Алика парила, её платье и волосы трепало ветром, Маркус вжался в стену, зажмурил глаза, его всего трясло от нервного напряжения, и он не хотел видеть, что происходит внизу.
Всё продолжалось несколько минут, а после наступила тишина. Не открывая глаз, Маркус почувствовал, что замок опускается. Один мощный толчок, и он снова прочно стоял на земле, хоть и на том её куске, что до этого был выворочен. Его немного накренило на один бок, но ничего больше не рушилось. Битва прекратилась. Маркус открыл глаза. Алика сидела на террасе, потирая глаза, словно после сна. Он подошёл к ней и посмотрел на улицу. Кригали, казалось, нимало не обескураженные произошедшим, взмывали в прояснившееся небо и устремлялись к Туманным холмам.
Уцелевшие маги выбирались из укрытий. Никто из них не понимал, что случилось. Они были уверенны, что кто-то применил неведомое заклинание, ведь Алику никто не видел, а версия вмешательства Творцов была чересчур фантастической. Поостывшие, но затаившие жажду мести, они отступили – союзники благополучно спасшихся Мехеса и Палетты в городские дома, противники – за стену. Аш и с ним около двух десятков магов пришли во дворец искать Лаакана. Они как могли укрепили все двери и окна, пока обитатели дворца приходили в себя, залечивали раны, недосчитывались своих друзей.
- Думал я, сражений больше не увижу, - сказал Аш бывшему Верховному, вздыхая. – Я ведь уже о смерти начал помышлять. Зимой ещё решил, что как наступит осень, приеду в Делакарон и отдам энергию Великому кристаллу.
- Мы не дадим тебе умереть спокойно, - пообещал Белазар. Один из лекарей Риккола срастил ему ногу, которую сам Хранитель, не наделённый даром врачевания, залечить как следует не мог. Лаакан улыбнулся.
- Этим ведь не закончится? – спросил подошедший Маркус.
- Мы, маги, народ упорный. Особенно когда в чём-то убеждены, - кивнул Лаакан.
- Может, всё-таки переправиться в Глубину?
- Нет, там мы не узнаем, когда вернутся Зачинающая и Проводник. Их попытаются убить.
- Мои маги остались за воротами. Можно отправить к ним нескольких посыльных с поручением сопроводить избранных, когда те придут. Сейчас затишье, посыльные доберутся до своих без особых стычек. – Аш уверенно сложил руки на груди.
Лаакан задумался, но выбора не оставалось.
- Хорошо, - ответил он. – Скажите всем, чтобы копили силы. Завтра погружаемся.
Хранители разошлись. Лаакан задержал Маркуса.
- Для обряда нас должно быть четверо, - многозначительно произнёс он, глядя тому в глаза.
- Ну… ну да. Конечно.
- Клэда всё ещё не прибыла, а ждать больше нельзя. После погружения мы должны открыть Глубину лишь раз – для избранных. Я хочу, чтобы четвёртым Хранителем стала Нерил. Нам нужен именно такой маг – сильный, хладнокровный и способный на самопожертвование.
- Отличный выбор.
- Скажи ей об этом. Посвящение проведём в Глубине.
- Но… Было бы правильным вам самому сообщить…
- Не думаю.
- Почему?
- Потому что история о нашей связи не выдумка, - холодно проговорил Лаакан. – Однако мы больше её не поддерживаем, и я не хочу… лишних контактов. Можешь меня осуждать, но, кажется, сейчас для этого не время. – Лаакан испытующе посмотрел на Маркуса, но тот молчал, осмысливая услышанное. – А ты, - продолжил бывший Верховный, - займёшь моё место Хранителя, если со мной что-то случится.
- Да что ещё может случиться! Разве только конец света. Но тогда нам всем придётся туго.
- Как знать, - ответил Лаакан.
И ушёл, оставив Маркуса переваривать информацию.
Глава двадцать девятая
Тодор всё смотрел и смотрел на танцующую дымку перед собой. Она была как древний океан на неведомой планете, и скрывала такую же древнюю, таящую мрачные загадки бездну. Ночью он плохо спал – не мог быть спокойным рядом с этим ужасным местом. В общем-то, Разлом вечного забвения не был так уж ужасен с виду. Птицы без опаски летали над ним, и Тодор часто видел мелких зверушек, шныряющих неподалёку, но что-то постоянно заставляло его кожу покрываться ледяными мурашками. Лиа всю ночь бормотала и ворочалась. В её неразборчивых словах Тодору мерещилось зловещее заклятие, а со стороны Разлома, казалось, доносятся протяжный тоскливый шёпот и возня. Тодор говорил себе, что это лишь насекомые или вездесущие грызуны, но когда прохладный ночной ветер вдруг касался его лица, это было похоже на дыхание мертвеца, и он крепко зажмуривал глаза, закрывал голову руками.
Сейчас, при свете дня, безмятежное волнение дымки, раскинувшей свои призрачные владения до самого далекого горизонта, казалось ему не менее мрачным, хотя Лиа была совершенно спокойна и даже в хорошем расположении духа. Сказать по правде, Тодор думал, она только бодрится. Магией он никогда не владел и не знал, каково это, но построить мост через эту чудовищную пропасть… Абсолютно немыслимо. Тодор не представлял, сколько нужно магической энергии, чтобы такое сотворить, но догадывался, что колоссально много. Под силу ли это одному единственному магу?
Он бродил взад-вперёд перед пропастью, поглядывая на Лию. До обеда она то дремала, то подолгу смотрела вдаль с задумчивым видом, а примерно в полдень вдруг засуетилась. Достала из сумки их походные чашки, начертила на песчаной земле четырёхугольник. В два угла она расставила чашки, в одну налила воды, в другой сотворила пляшущий язычок огня. В третьем углу насыпала земляной холмик, а последний оставила пустым. Затем уселась в середине четырехугольника.
- Мне нужно попросить энергии у Вселенной, - объяснила Лиа Тодору, увидев его вопросительный взгляд. – Это очень старый обряд. Им давно никто не пользовался, ведь магам в обычной жизни дополнительные силы не нужны. А мне, думаю, нужны, даже очень… - Она вздохнула. – Короче, сиди тихо, не мешай.
Тодор пожал плечами, промолчав. Что тут скажешь? У магов свои особенности. Он отошел, прилёг под деревом на землю и устало закрыл глаза. Если Лиа сейчас не вызовет извержение земных недр или песчаную бурю, то, возможно, удастся поспать. Сквозь дремоту он слышал, как она тихо произносит заклинание. Произносит. И произносит… Уже минут пять без остановки. Тодор открыл один глаз. Лиа по-прежнему сидела в центре четырехугольника. Она всё продолжала говорить, ее голос стал странным, отрешенным, словно она впала в транс, а кожа тускло, но заметно светилась изнутри голубым. Тодор задумался, что она сейчас ощущает? Прилив сил? Жар? Холод? Или ничего. Может, её мозг переключился на иные уровни восприятия, и Лиа видит другой мир? Да ну, чушь какая-то. Тодор фыркнул. Скорее всего, она не видит ничего. Будто спит без снов. Он закрыл глаз и представил себя сидящим на её месте. Почувствовал бы человек что-то? Вот горит огонь, оранжевый, горячий цветок. Вот едва заметно дрожит в чашке серая, теплая от жары вода. Вот ветер ворует песчинки с холмика в третьем углу, а всепроникающий воздух заполняет всё пространство, даже не подозревая, что участвует в обряде… Огонь, вода, земля, воздух… Вулканы, океан, скалы, ураганы… Тодор никогда не видел ни океана, ни гор, извергающих огонь, но его мозг всё равно рождал образы: неясные, расплывчатые, однако величественные, первобытные, могущественные. То были силы, неподвластные никому. Непостижимые никем и живущие ни для кого. Силы, замкнутые на себе, довольствующиеся собой. Для них человек – лишь пыль. А маги? Сердце Тодора забилось быстрее - он ощутил волну страха, и наслаждения, и благоговения, сплетшихся воедино. Что это за хрень такая? - подумал он и открыл глаза. Лиа всё так же сидела и бормотала заклинание. С севера подул ветер.
***
К тому времени, как Лиа завершила обряд, прошло часа три. Она встала, потирая затекшие ноги, затушила огонь, вылила воду, убрала чашки и подошвой сандалий стёрла с земли четырёхугольник.
- Что ж, пора начинать. – Её голос звучал напряжённо, но решительно.
Тодор так и не уснул, пока она набиралась сил. Сейчас он стоял рядом с Лией, и её напряжение передалось ему. Он ничего не ответил, не знал, что сказать, только кивнул и смущённо почесал отросшую бороду. Ему хотелось быть полезным, но это явно был не тот случай.
- Я не знаю, как именно магия будет действовать, когда я начну. Поэтому лучше тебе отойти подальше, за деревья. На всякий случай. То, что я собираюсь делать, - чрезвычайно мощные чары. Ладно?
- Если предложено спасаться, мне два раза повторять не надо, - ответил Тодор и ушёл, пытаясь подавить смутные дурные предчувствия.
Лиа взяла посох, подошла к пропасти на расстояние трёх-четырёх метров. Глубоко вздохнув, перехватила посох покрепче и стала читать заклинание. Концентрирующий кристалл ожил, и не просто засветился, а вспыхнул ослепительным оранжевым светом. Тодор смотрел на это, и животный страх липкими щупальцами начал обвивать его ноги, становившиеся ватными, живот, в котором сжимались все внутренности, а потом стало жарко в груди и голове. Налетел порыв ветра, словно взревело потревоженное чудовище. Тодор опёрся о древесный ствол - тёплый и шершавый. Он был напуган. Хотя почти ничего ещё не случилось, его инстинкты кричали на своём языке дрожи и паники, что происходит нечто немыслимое, но он не мог оторвать глаз от Лии.
Она подняла посох вверх, и не от руки её, но из всего тела, словно живые корни, к нему потянулись струи голубого света. Кристалл ответил сияющими нитями оранжевого, и они переплелись с голубыми, стали оплетать пространство вокруг Лии, создавая подобие кокона. Лиа громко произносила магические слова. Тодору вдруг показалось, что всё пространство вокруг напряглось, будто рожающая женщина перед последней потугой, а небо нависло над пропастью и вот-вот со звоном треснет, осыплется прямо в стальную, взволнованную ветром дымку.
Но тут заклинание оборвалось. Посох Лии взметнулся, крутанулся в её руке, описал дугу, и нижний его конец с силой ударился в землю. Что-то загудело, от посоха по земле во все стороны побежали коричневые змеи трещин, он вошёл в расколовшуюся почву примерно на треть, продолжая сиять, и вдруг ярчайшая вспышка ослепила Тодора, раздался гулкий вибрирующий хлопок, мощная волна энергии хлынула в пространство как цунами, сбила Тодора с ног. Он вскрикнул, падая, схватился за лицо. На мгновение у него мелькнула дикая мысль, что глаза сожгло, и он ослепнет, но в следующую секунду внимание переключилось на другое: наступила тишина. Абсолютная тишина. Склизкая, как молочный кисель. Тодор осторожно открыл глаза и краешком сознания с облегчением отметил, что зрение в порядке. Он выдохнул и отчетливо услышал, как воздух с шумом проходит сквозь трахею, так, будто у него заложены уши. В голове тонко и противно звенело. Был полнейший штиль. Ни единое живое движение, ни единый случайный звук не нарушали стеклянную неподвижность воздуха. Силуэт Лии темнел в сияющем оранжево-голубом коконе, взявшись обеими руками за посох. Потом она отставила одну ногу далеко назад, отняла руки и развела их в стороны и вниз, немного отклонив назад корпус. Пространство заворчало, зарокотало беззвучно. Тодор ощущал это рокотание кожей, внутренностями, каждым нервным окончанием. Он вжался в ствол ближайшего дерева, обняв его руками, и покорно ждал, когда всё закончится, хотя чувство было, словно его вот-вот разорвёт, раздавит или вывернет наизнанку; но мешать Лие нельзя и нельзя бежать. Порой стоит перетерпеть. Просто перетерпеть и всё. Он надеялся, это сработает и сейчас.
Бурление энергии прекратилось, как будто вода, бегущая в сосуд, наконец заполнила его до краёв и успокоилась. Воздух снова остекленел. Тодор боялся пошевелиться, ему чудилось, что малейший шорох прогремит взрывом и сотрёт здесь всё впрах.
Лиа стояла с отведёнными назад руками несколько секунд, а потом стала медленно поднимать их в стороны, и, повинуясь её движению, ожило пространство. Мириады песчинок, сухих листьев, мелких веточек и камней плавно и бесшумно поднялись в воздух, зависли в невесомости. Тодор с изумлением увидел, как капельки пота с его рук отделились от кожи и застыли в воздухе, похожие на стеклянный бисер. Он не смог сдержаться и легонько толкнул камешек, висящий перед глазами. Тот мягко качнулся и вернулся на место. Через минуту вокруг сгустилась настоящая песчано-лиственная мгла, плотная, осязаемая, пахнущая пылью и жарой. Сквозь неё Лию было не рассмотреть, и Тодор не видел, как её тело вдруг резко подалось вперёд, а руки размашисто, с силой сцепились перед сияющим кристаллом, хлопнув друг о друга, накрепко сплетя пальцы.
И в это мгновение начался настоящий ад.
Мир вокруг Тодора взревел, взвыл, возопил и рванулся вперёд с неистовой, всесокрушающей свирепостью. Ураган, страшный и безумный, как тысяча чёрных смерчей, родился от последней потуги пространства, бросился туда, куда его призвали, прихватывая по пути всё и вся. Тодор кричал, но не слышал себя. Обхватив дерево руками и ногами, он отчаянно старался удержаться, а взбесившийся ветер сёк его песком, превратившимся в миллиарды игл, листьями, ставшими плетьми, безжалостно побивал мелкими камнями, будто выпущенными легионом пращников. Ствол дерева пригнулся к самой земле, покоряясь стихии, Тодор с ужасом думал, что в любую секунду его корни легко высвободятся из песчаной почвы, и их так и унесёт вместе – дерево и намертво вцепившегося в него человека. Если на то пошло, он вообще не понимал, откуда у него силы держаться; откуда силы терпеть дикую боль от песка и камней, которые, наверное, уже освежевали его спину и обнажённые руки, от коры, о которую сдиралась кожа... Вся боль скрутилась в один бесформенный ком, Тодор не разбирал, где она сосредоточена. Он кричал и держался, держался и кричал. А ураган бесновался, бесновался бесконечно, и даже если бы Тодор поднял лицо, спрятанное между руками, и открыл глаза, он не увидел бы ничего – всё вокруг стало ветром и песком.
И он не увидел бы Лию.
Мага, окружённого сиянием, вытянувшего вперёд яростно сцепленные руки, с волосами, вырвавшимися из причёски и мечущимися вокруг лица. Не увидел бы её сведённое судорогой лицо, непреклонный, ледяной взгляд. Не увидел бы, как песок, и листья, и всё, что несла буря, смыкается частица к частице, капля к капле, спрессовывается, сливается в монолит… Образуя мост. Через великий, извечный, доселе непреодолимый Разлом вечного забвения.
***
Сначала очнулся разум Тодора. В пустой черноте, словно капля, упавшая со свода глубокой тёмной пещеры, мелькнула мысль: «Я не умер». Потом во тьму вторгся свет, сначала робкий, затем осмелевший – Тодор медленно, не без труда открыл глаза. Буря закончилась. Он почувствовал, что положение его тела какое-то странное. Прямо перед лицом по земле скакала крошечная птичка, что-то клевала в песке. Тодор пошевелился, и она, возмущённо пискнув, упорхнула. «Значит, магия не убила всё живое в округе. Сколько я провалялся?». Кряхтя и корчась от боли во всём теле, Тодор кое-как встал, тяжело опёрся о потрёпанное, обломанное, но чудом устоявшее дерево и наконец огляделся более-менее осознанно, хотя голова кружилась. Первое, что обнаружилось, - он стоит на склоне гигантского кратера.
- Его мать гидре в брюхо! – выдохнул Тодор, а потом заорал вне себя от злости, молотя руками: «Да что это такое! Задери вас всех дохи! Да сколько можно!» - Он понял, что после всего ему ещё придётся карабкаться по склону, чтобы выбраться наверх.
Сражение с воздухом отобрало значительную долю сил, которых и так было немного, и Тодор, чуть не плача, плюхнулся на песок. Начали гореть огнём исполосованная спина и руки.
- Творцы… Долбаные священные Творцы! – бормотал он, обняв покалеченное дерево, как старого друга. – Будет чудом, если я не свалюсь вниз и не подохну здесь с глоткой, забитой песком. И где, мать её, Лиа?!
Однако деваться было некуда. Посидев и попроклинав всех и вся минут десять, Тодор всё же встал и начал своё восхождение, стараясь игнорировать жгучую боль израненного тела. Песчаная почва осыпалась под ним, время от времени руки и ноги увязали, несколько раз Тодор падал в изнеможении и подолгу полулежал на склоне, но, к счастью, тот не был слишком крутым, а жара отступала по мере приближения ночи. Когда серебряный серп луны засиял в полную силу, пальцы Тодора вцепились в край кратера. Он выкарабкался наверх и моментально провалился в сон.
Очнулся, когда далёкий горизонт начал светлеть, ещё пряча горячее солнце, но уже готовясь вот-вот отпустить его в небо. В синем сумраке вздыхал предрассветный ветер. Тодор поднялся и, хромая, поплёлся к Разлому. В неверном свете он увидел чёрную слегка выгнутую ленту, пересекающую пропасть, - мост. «Неужели у неё получилось?! И где же она сама?..». В следующую секунду он заметил посох, который уже не светился, но так и торчал вертикально из расколотой земли, а рядом с ним какую-то груду на земле.
- Лиа? – неуверенно позвал Тодор. – Эй, Лиа! – Подошёл ближе. – Радуйся, ты едва меня не угробила. Эм… Лиа?
Он присел и потряс её за плечо. Никакой реакции. По его саднящей спине рассыпались противные ледяные мурашки. Он потряс снова – тот же результат. Тодор перевернул Лию вверх лицом и отшатнулся, сев в песок. Её невидящие глаза были открыты, и хотя было ещё темно, он ясно видел голубые сосуды, расчертившие её лицо и шею тускло мерцающей жуткой сетью. Он подумал, что Лиа мертва, и волосы на затылке Тодора зашевелились. Так ведь не должно быть? Они должны дойти до конца и вернуться вдвоём. Все мучения были напрасны, и теперь и он умрёт здесь, в пустыне, убитый жарой и жаждой, иссушенный беспощадным солнцем, а мир поглотит проклятье, и его отец тоже погибнет от него, так и не увидев сына снова? А Лиа… Единственный человечный, если можно так выразиться, маг умерла так глупо, не рассчитав сил. Так по-дурацки рискнув, распрощавшись с жизнью ради ничего. Какая дикая, трагичная, несправедливая нелепость!
- Тодор, ты туп как куриная задница! – злобно крикнул он Разлому. – Никто тут не умер! – А потом уже тише проговорил сам себе: «Если рассудить, просто взять и рассудить: когда маг умирает, его энергия уходит в Космос. Да, кажется так. Раз эти голубые линии – вены или что там у них – хоть немного, но светятся, значит она ещё жива. Просто в отключке. А может, в идиотской Вселенной…Маги, они странные… Надо просто подождать».
И он ждал. Просидел около Лии до утра. Потом до полудня. Но она так и не пришла в себя, хотя один раз Тодору показалось, что он услышал хрипловатый выдох, и это привело его в состояние настоящей, хоть и нерациональной радости. Когда солнце вновь устремилось к горизонту, он уже обрёл способность мыслить трезво и понял, что в любом случае нельзя сидеть здесь, надо двигаться вперёд. О том, чтобы оставить Лию, не было и речи. Пораскинув мозгами, Тодор решил сделать волокушу. Покопавшись в сумке Лии, он отыскал моток толстых ниток с иглой и сшил вместе свой и её плащи. Потом отобрал из обеих сумок самое необходимое, сложил в одну, надел её, взялся за концы волокуши, на которую до этого уложил Лию, и медленно побрёл к мосту. Ладони с ободранной кожей горели огнём. Впрочем, как и спина, и руки, и всё тело, покрытое ссадинами и синяками, но собственная боль сейчас занимала Тодора меньше всего. Он даже не думал о том, что раны могут воспалиться. Всё, на чём сконцентрировался его мозг, - спасение Лии и достижение треклятой цели. Чтобы солнце не сожгло Лие лицо, он прикрыл его углом плаща, и уже прошёл по мосту метров сто, когда внезапно его осенило: посох! Ругаясь последними словами, Тодор остановился. Прикосновение к магическому посоху для человека смертельно. Энергия просто сожжёт его быстрее, чем раздастся вскрик. Что же делать? Он посмотрел на Лию, решительно нахмурился и потащил её назад, бурча:
- Если не получится, так хотя бы поджарюсь быстро, не успею ничего почувствовать. У дохов было хуже…
Тодор подтащил Лию к посоху, потом передвинул её поближе, повернул на бок, взял её руки в свои и осторожно прикоснулся ими к торчащему посоху. Ничего не произошло. Он стал аккуратно раскачивать его, чтобы вытащить. Сначала посох поддавался тяжело, но через несколько минут вдруг резко тронулся и вышел из земли. Тодор издал крик ужаса и в панике отдёрнул руки. Посох отлетел в сторону, с глухим стуком упал неподалёку. Переведя дух, Тодор тем же способом, таская бесчувственную Лию с места на место, уложил, наконец, и её и посох на волокушу. Со стороны процесс выглядел комично, только вот посмеяться над ним было некому. Спустя несколько часов, одуревший от усталости, Тодор свалился рядом со своей ношей. К этому времени он не прошёл и трети моста. Его мучила жажда, но он сделал лишь два глотка из фляги. Лиа предусмотрительно наполнила и свою и его, однако неизвестно было, когда удастся пополнить запас снова.
В этот раз Тодор так устал, что спал крепко и глубоко, невзирая на то, что таинственная дымка клубилась в полутора метрах под ним, а сам мост не был образцом надёжности. По сути, он напоминал бревно, перекинутое через реку, только плоское. Шириной он был метра два, без всяких подпор и перил, а толщиной с метр, и лишь магия могла придавать такой конструкции прочность. Будь Тодор менее измотан физически и морально, даже перспектива этого перехода привела бы его в ужас. Но сейчас у него просто не было на это сил. Иногда, когда взгляд невольно падал за край моста – такой леденяще близкий, – внутри ёкало, но Тодор думал: какой смысл заострять на этом внимание, если выбора всё равно нет. Перед ним одна дорога – вперёд через пропасть, в губительное, изменчивое однообразие пустыни, по которой гуляют жгучие ветры из Огненной земли. Другой не дано. Поворачивать назад не менее опасно и к тому же глупо, ведь они уже так близко. Лиа говорила, что за Разломом край света…
Во второй половине следующего дня, Тодор задался вопросом: хватило ли Лие сил, чтобы достроить мост до конца? Вдруг он оборвётся на середине? Но ещё через пару часов вздохнул с облегчением, ясно увидев вдали край пропасти и каменную ленту, примыкающую к нему. Лиа за всё это время так и не пришла в себя. Два раза у неё начинались судороги, и Тодор едва не поседел, пока бесконечные три минуты крепко держал её, перевёрнутую на бок, бьющуюся в конвульсиях. Он поил её водой, и Лиа глотала. Скорее рефлекторно, но Тодор считал это явным улучшением, радуясь, что по крайней мере от жажды она не умрёт. Шёл он очень медленно, чтобы камни, местами выдающиеся из моста, не причиняли ей боль, и это было так странно: он, жалкий, слабый человек спасает всемогущего, всесильного мага. Но ещё больше он изумился, осознав, что испытывает к этому самому магу дружеские чувства. И даже немного больше… Последнюю мысль-ощущение он поспешил придушить, но тёмный голос в голове нашёптывал, что раз она влюблена в Кирта, а он в неё, аналогичное может произойти и с другими.
Наконец настал день, вернее раннее утро, когда Тодор ступил на привычную землю, втащил на неё изрядно потрёпанную волокушу и растянулся рядом на противно тёплом песке. Если бы он знал, что мышцы состоят из волокон, сказал бы, что болит каждое из них. Ссадины не спешили заживать и горели от жары и пота. Голова гудела, и невыносимо хотелось пить.
«Что дальше?».
Тодор поплыл по сумеречным волнам дремоты.
- Мы ещё здесь? – хриплый полушёпот вырвал его из мира грёз, прозвучав, будто колокол на смотровой башне. Он вскочил на ноги.
- Лиа! Ты таки жива! – с превеликим ужасом Тодор почувствовал, как защипало глаза. Как бы между прочим он потёр их рукой.
- Кажется… Мы должны идти. Перейти через Разлом, - Лиа попыталась привстать, но рука подогнулась, и она бессильно опустилась на землю.
- Мы уже перешли. Я тащил тебя. Я сшил плащи и тащил… Так что мы уже здесь. То есть там…
- Творцы… У меня нет никаких сил. Совсем никаких. Я… наверное умираю.
- Ты же очнулась! Теперь ты пойдёшь на поправку, это точно.
- Иногда перед смертью наступает короткое улучшение.
- Не надо, - серьёзно проговорил Тодор, присаживаясь рядом с ней. – Не говори такой ерунды.
- Ты знаешь, что это правда, - мягко ответила она. – Дай мне нож.
- Пока я в состоянии топтать этот клятый песок, ты себя не зарежешь!
Лиа фыркнула, слегка улыбнувшись обветренными губами.
- Не для этого. Моя голова не такая дурная, как твоя.
- Я должен эту шутку оценить? – с притворным скептицизмом спросил Тодор, достал из сумки нож и вложил его в руку Лии.
- У отщепенцев есть один обычай, - заговорила она. – Варварский, но мне кажется, сейчас для него самое время. Когда два человека из племени безоговорочно доверяют друг другу, становятся друг для друга как братья и сёстры, они совершают короткий ритуал. Он означает клятву в вечной дружбе. Нерушимое обещание преданности до смерти. – Лиа обессилено помолчала, потом произнесла: - Дай руку.
Удивлённый Тодор протянул руку, и она взяла её, горячую, своей, ледяной.
- Ш-ш, - шепнула она и медленно провела по его ладони остриём ножа. Тодор охнул, дёрнувшись. Потом она сделала надрез на своей ладони. – Вечная дружба. Абсолютная верность. В соседстве и разлуке. До конца времён. До того дня, когда погаснет солнце, и после него, - прошептала Лиа и соединила их кровоточащие ладони в отчаянном рукопожатии.
На секунду Тодору показалось, что он летит куда-то с бешеной скоростью. Потом он понял, что ничего не видит и закричал в панике. Все его кости вдруг ожили и задвигались, тело перестало подчиняться разуму, в слепой темноте перед глазами вспыхивали красные огни. Он упёрся руками в землю, тяжело, часто дышал и изгибался, будто тот кригаль, когда нож пробил ему артерию на шее. Слух тоже отказал. Тодор метался, разбрасывая песок, ничего не соображая от дикого, всепоглощающего ужаса. Но вдруг агония оборвалась. Он распахнул глаза в холодную пустоту. Он увидел чёрную бесконечность, в которой плавали мерцающие, равнодушные звёзды. Он увидел гигантские неведомые планеты, гулко молчащие, объятые ураганами, льдами, испепеляемые звездным огнём, увидел, как огромные метеоры врезаются в них, оставляя шрамы или пожираясь океанами лавы. Увидел, как одна галактика ласково обнимает другую, как тихо вихрятся звёздные реки, стремящие свой бег к чёрным излучающим провалам. Эта тьма была так огромна, непостижимо, непознаваемо огромна, что его ничтожное тело задрожало, и Тодор тут же ощутил, что парит в пустоте. «Что со мной? Я наконец умер?», - подумал он, и услышал, как пространство озвучивает его мысль.
А потом он услышал голос. Чистый, ясный, мелодичный, ласкающий дремавшие доселе струны его существа. Голос, вибрирующий четырьмя тембрами одновременно.
«Нет бытия, которое не переполняли бы вопросы, но нет вопроса, на который не существует ответа. Нет смерти…»
Тодор слушал, и благоговение переполняло его.
Глава тридцатая
Погружение в Глубину было большим событием. Туда имели доступ лишь Верховный маг и Хранители, и то в исключительных случаях - при посвящении или когда чувствовали, что их дни на исходе, и принимали решение умереть. Но Глубина была огромна. Сумрачные коридоры с низкими потолками плелись паутиной на многие километры под землей. Они не были предназначены для проживания, но хранили множество тайн и древний артефакт - великий Кристалл Хранителей. В незапамятные времена люди, ищущие драгоценные камни и руду, отыскали залежи таинственного вещества. Каждый, кто прикасался к нему, сгорал изнутри. Быстро, но в страшных муках. Вездесущие маги прознали об этом и заинтересовались открытием. Вскоре они обнаружили, что им вещество не только не приносит вреда, но напротив – усиливает магическую энергию, концентрирует ее, словно лупа частицы света. Еще позже маги заметили, что оно легко кристаллизуется и тогда становится способно также копить энергию. Великий кристалл был создан Хранителями четырех цитаделей. При первом обряде они получили от него дополнительные магические силы, а однажды, собравшись расстаться с жизнью, один из них пришел к кристаллу и, умирая, перенес свою энергию в него – отдал своеобразный долг. С тех пор так стал поступать каждый Хранитель и Верховный маг, а Великий кристалл превратился в самый мощный источник и аккумулятор магической энергии. Со временем на месте раскопок возвели Делакарон. С юга сюда переехал Верховный маг и сделал город главной цитаделью. Свой замок он связал с кристаллом нерушимым заклятием, дабы тот оберегал и питал всякого мага, находящегося в его стенах. Теперь же замок стал ненадёжен, и магам предстояло укрыться в трёх километрах под землёй, под защитой своей святыни.
Обитатели дворца собрались в подземелье перед вратами в Глубину. Врата выглядели как круглый многостворчатый люк в полу, диаметром около двух метров. Лаакан сотворил заклинание, и врата медленно открылись. На тех, кто стоял вблизи, пахнуло прохладой, сумрачной тишиной и запахом сырой земли.
- Врата не рассчитаны на такое количество гостей, поэтому спускаться придётся по одному, - сказал он.
- Сколько времени займёт спуск? – поинтересовался кто-то.
- При хорошем владении левитацией несколько минут.
- А при плохом?
Лаакан досадливо сжал губы.
- Здесь кто-то владеет ей настолько плохо, что не сможет преодолеть три километра спуска? – Все молчали. – Тогда к чему эти вопросы? Итак, первыми спускаются присутствующие Хранители, чтобы всё подготовить к вашему прибытию. Через полчаса после них с интервалом в три минуты начинают спускаться остальные. Последним отправляюсь я.
Никто не возражал, и Аш с Белазаром приблизились к вратам. Переселение началось.
Нерил отошла в сторону. Она решила идти в самом конце, чтобы еще немного побыть во дворце, населённом призраками её прошлого. «Больше никогда не будет, как раньше, - думала она, - больше никогда…»
Будущее, что всегда было ясным, и безоблачным, и предсказуемым, более не определено. Оно теряется в сгущающейся Вселенской ночи. Голос жизни обращается в эхо, неразличимое в шуме извечных дождей и ветров. Вокруг Нерил гомонила толпа, но ещё никогда ей не было так разрывающе одиноко. Она любила, но пришлось делать выбор, и теперь никогда, никогда, даже в предсмертной агонии, ей не сжать руку Лаакана в своей. И Лию никогда не увидеть. Не смеяться вместе, не шептать секретов, прячась в отдалённом уголке замка. Ей не знать более ни любви, ни дружбы. Отныне они не живут вечно. Смерть придёт, она чувствовала это. Прекрасные ковры покроет серая пыль. Расшитые наряды, роскошную мебель источат насекомые. Живописные фрески на стенах облупятся, а стотысячелетние колонны, поддерживающие замок, однажды солнечным утром просядут, облегчённо вздохнув, и сокрушатся, ибо некому будет чинить их магический каркас. О да, смерть придёт, и великая цитадель обратится в руины, как обитель первых магов. Только новые дворцы не построит никто. Словно в полусне Нерил побрела через комнату, толкнула дверь в коридор.
Два мага прошли мимо, о чём-то споря, откуда-то доносился звук, будто переставляли мебель – небрежно, не держа заклятие до конца, позволяя креслу или столу тяжело удариться о пол. Она уныло посмотрела в окно. Лето цвело во всю силу. Солнце обливало жарким золотом улицы; тёплый и тягучий, как свежая карамель, ветер качал зелёные кружевные кроны. «Это лето останется после нас. Оно будет нежиться и загорать в голубом небе над океаном, над горами и пустыней. Оно будет бродить в садах, целуя наливающиеся плоды. Будет стоять босыми ногами на пустом берегу, слушая прибой. Но не будет никого, кто смог бы увидеть, как оно красиво… Или за нами Творцы создадут новую жизнь? Безукоризненную. Какими бы оказались эти иные, совершенные существа?» Нерил вдруг почудилось, что всё вокруг нереально. Картонный замок, раскрашенный карандашами, а она – плоская фигурка, которую вырезали из бумаги и кое-как влепили посреди мишурного мирка. Жизнь… Партия Творцов в волшебные карты. Реальна только Вселенная, только Космос, один лишь шёпот планет во тьме… И всё же что бы ни было, а обречь на муки создание, способное мыслить и чувствовать, лишить его мечты, отнять силы – ужасная, чудовищная жестокость. Дать ему надежду, заставляя думать, будто муки окупятся, ещё более чудовищно, чем просто убить. И никакая вздорная, нелепая философия жестокости не может, не должна, не смеет её оправдать! Нерил стиснула кулаки. Жизнь в страхе с надеждой… Она содрогнулась. Лучше без надежды умереть, борясь. «Борясь за что? Всё предопределено. Другие глупцы, что не видят этого». Она бессильно облокотилась о стену и закрыла глаза. «Неужели мой огонь погас?»
Чья-то рука осторожно легла ей на плечо.
- Предаёшься сладким грёзам?
- Маркус, - Нерил словно очнулась ото сна. – Я просто задумалась.
- В нынешних обстоятельствах заниматься этим очень вредно. Сразу хочется оказать Творцам услугу и утопиться.
Нерил вяло улыбнулась.
- У меня к тебе разговор. Лаакан попросил…
- Почему он сам не поговорит со мной?
- Он не хочет… сыпать соль на старые раны.
- Хм. Значит, он так это называет? А ты знаешь обо всём…, - она сделала паузу, осмысливая. - Мне совершенно не стыдно и…
- Нерил, - Маркус вздохнул. – Даже если бы я взялся вас осуждать, то уж точно не теперь. Лаакан хочет посвятить тебя в Хранители.
- Но все Хранители уже назначены.
- Судя по всему, Клэда не успела сбежать от болезни. От неё нет никаких вестей уже почти месяц.
Нерил озадаченно вскинула брови.
- Но почему я?
- Лаакан считает тебя сильным магом. И сильной личностью.
- Пять минут назад я была совсем не сильной.
- Все мы здесь впадаем в отчаяние и тоску по очереди. Каким бы ни был маг несгибаемым, думаю, при таком раскладе, как сейчас, надо быть лишённым разума, чтобы не поддаться панике хоть на минуту.
- Может, ты и прав…
- Так что скажешь? Согласна ты взвалить на себя ещё и эту поклажу в довесок к концу света?
- Если Верховный и другие Хранители считают, что я могу быть полезной, я буду.
- Хорошо. Я передам Лаакану. – Маркус повернулся, чтобы уйти, но Нерил окликнула его.
- Подожди. Скажи… Скажи ему, что я… я его люблю, - прошептала она, сбиваясь. – Навсегда. До пришествия всех концов света во всех Вселенных! Ты понимаешь меня, Маркус? Ты ведь тоже любишь!
- Да, я понимаю, - Маркус тепло улыбнулся. – Я передам. Исключительно конфиденциально. Не беспокойся.
***
Оказавшись под непривычно низкими каменными сводами, в узких коридорах Глубины, Шинна почувствовала безотчётный страх. Сердце ускорилось, а лёгкие сжались. Она постаралась не подать виду, но дрожащей рукой ослабила пояс на платье.
- Всё хорошо? – серьёзно спросил Белазар.
- Да… Просто такая гнетущая обстановка здесь…
- Это тебе не дворец, - усмехнулся старый маг. – И сколько нам торчать в этой норе – не ведают, наверное, даже Творцы.
Они прошли по душному коридору в большую комнату, где маги уже расстилали прямо на полу матрасы и одеяла. Шинна готова была разрыдаться.
- Будем жить хуже, чем люди, - жалобно выдавила она.
- Жить! – Белазар произнёс это слово с ударением, многозначительно покивав головой, и дочь его поняла. Она вздохнула и более весёлым тоном заметила:
- Жаль, что нельзя просто взять и сотворить кровать.
Она протянула ладонь к куче постельных принадлежностей, которые маги переправили из дворца, пошевелила пальцами, и один из матрасов поплыл по воздуху. Сделала движение другой рукой – из матраса выплыла и повисла серым облаком пыль. Белазар пожал плечами:
- Переезд дело такое.
Он помог дочери обустроить спальные места для неё и Алики, которая ушла бродить по Глубине и которую никто не решился задержать. Когда с этим было покончено, он, кряхтя, опустился на матрас, чтобы передохнуть впервые после погружения. Шинна села рядом. Она решила, что настал момент для вопроса, который мучил её уже давно. Раньше он не казался важным, но за последнее время слишком многое из незначительного переросло в судьбоносное.
- Мне кажется, ты знаешь, что за сокровища хранил у себя мой дед…
- Родная…
- Скажи мне! Я имею право знать. Моя мать не могла просто так в одночасье превратиться из безобидной женщины в кровожадного тирана. Есть история, которую от меня почему-то скрыли? И не хмурься так, пап. Я видела, как ты пытаешься сменить тему всегда, когда кто-то упоминает сокровищницу и то злосчастное заклятие.
По лицу Шинны Белазар понял, что она не отступится, пока не выведает всё. Он недовольно пожевал ус, повздыхал, а потом заговорил:
- Вам с Аликой ничего не рассказывали потому, что никакого значения причуды твоего деда – Хранителя Гэриэла – не имели. Ну, для нашей повседневной жизни. Но я боялся, что на вас, детей, такое знание могло повлиять. И сделать вас… жестокими, исказить ваше видение мира. Я запретил Палетте говорить о сокровищнице. – Белазар замолчал, думая, как продолжить, и решился обойтись без околичностей. – Твой дед экспериментировал с воздействием магии на человека. В сокровищнице была его комната для опытов.
- Каких… опытов? – ошеломлённо пробормотала Шинна.
- Разных. Хоть я и называл Гэриэла безумцем, он им, конечно, не был. И Палетта не безумна. Видно, у них в генах заложено желание насилия, и только. Не характерно для нашего племени, но мутации…
- Он убивал людей? Мучил? – голос Шинны был холоден как лёд.
- О да… Правда, только одного. Много лет. В комнате с сильнейшей звукозащитой и тем самым заклинанием, которое мы так долго разгадывали. Гэриэл был чтецом, и потому мог ощущать все изменения, которые происходят с подопытным. Также в деле участвовал лекарь, который постоянно лечил человека, не давая ему умереть… Хоть никто из нас и не пылает к людям приязнью, такие забавы никто бы не одобрил. Твой дед был бы скомпрометирован и позорно изгнан с поста Хранителя. Он и этого допустить не мог, и своей тяге сопротивляться был не способен.
- И что, никто никогда не задался вопросом, какие такие ценности он бережёт?
- Да какая кому разница? Мысль о чём-то постыдном не могла даже зародиться ни у кого из хитумцев, а в таком случае тайны Хранителя их не интересовали. У всех свои увлечения, но не все любят их выносить на публику. Ничего особенного.
- А мама? - Шинна не договорила, поражённая собственной догадкой. – Он и её вовлёк в это?
Белазар нехотя кивнул.
- Он её с детства сделал сообщницей. Полагал, что приобщает дочь к фундаментальным исследованиям.
- Теперь мне всё ясно. Что ещё можно было получить из ребёнка, которому извратили психику? Только мою мать!
- Не говори так. Она сама рассказала мне всё. В те дни, когда мы ещё были близки и искренни друг с другом. Многие годы она была очень хорошей женщиной.
- Потому что дед умер и главным стал ты! Посмотри на неё теперь. Садистка – вот её суть. – Щёки Шинны порозовели. – Мы с Аликой не такие.
- Конечно, нет! – Белазар отмахнулся. – Слава Творцам я позаботился, чтобы вы ничего не видели и не знали об увлечении Гэриэла.
- То, что моя мать стала такой из-за деда, её не оправдывает.
- Родная, не думай об этом. Думай о том, как продержаться до возвращения избранных.
- Ты веришь, что они вернутся и нас спасут?
- Верю, – ответил Белазар.
В дверях промелькнул Маркус. Белазар решил этим воспользоваться.
- А вон и твой возлюбленный. Иди, спроси, как у него дела, - сказал он Шинне. Та моментально переключилась на объект страсти (или сделала вид), вскочила и, улыбнувшись отцу, выпорхнула из комнаты. Старый маг покачал головой и задумался, теребя свою белую бороду.
***
В течение последних нескольких дней эмоции Маркуса поблёкли и растворились в апатии, как разноцветные краски, исчезающие при смешении с чёрной. Дружба с Мехесом, Академия, планы на будущее – всё превратилось в обескровленный труп былой жизни. Маркус так долго смотрел на него, так тщательно разглядывал, что труп этот перестал вызывать какие-либо чувства. Напоминая сам себе сомнамбулу, Маркус выполнял повседневные поручения Лаакана, встречался с Шинной, но ощущал при этом полный душевный паралич. Ему казалось, что прежний Маркус – наивный, глупый и самонадеянный мальчишка. В отличие от нынешнего, состарившегося до срока. И он не знал, какой на самом деле лучше. На первый взгляд, он всё так же шутил и всем улыбался, но что-то внутри умерло, оставив зияющую дыру. Там, в центре него, не было ни шуток, ни улыбок, и даже любовь не могла восполнить этой потери – потери беззаботной юности, которая собиралась жить вечно.
Немного поболтав с Шинной, Маркус отправился проверять, всем ли хватает места. Впервые за многие тысячи лет тесные, запутанные коридоры Глубины встретили такую суету. Голубоватый свет редких магических факелов сонно тёк по ним, сочась меж тёмными силуэтами незваных гостей, и Маркусу иногда казалось, что от этого густого, вязкого полумрака можно впасть в кататонию.
В Глубине было несколько довольно больших залов и множество маленьких комнат, заваленных пыльными, безликими вещами, о назначении которых забыли все ещё десять поколений тому назад. Маги осторожно разбирали это барахло, пытаясь освободить место. Маркус посмотрел на их работу в одной из комнат, дал несколько указаний и отправился дальше, дивясь, как незаметно он превратился в фактического заместителя Лаакана. Он почти миновал длинный отрезок коридора между комнатами, когда внезапно его тело отказалось повиноваться. «Болезнь! Проклятье!», - мелькнула паническая мысль, но в следующую секунду мыслить он уже не мог. Рухнув на пол, Маркус взвыл от ужасающей боли во всём теле. Перед невидящими глазами замерцали кровавые огни, испарина сделала одежду влажной. Не в силах закричать, он корчился на земляном полу, но так же, как боль, неожиданно пришло успокоение. Звёздная тьма и завораживающий, неземной голос.
«Нет бытия, которое не переполняли бы вопросы, но нет вопроса, на который не существует ответа. Нет смерти, что приходит не вовремя, но нет жизни, которая никогда не возродится. Нет мира, что не может стать лучше, но нет ни мага, ни человека, что знают к нему путь. Так изрекли мы устами Аркторуса на одной из планет в мгновение неделимого бытия мудрецу из первых людей. Предначертанное да свершится, как запечатлено в вибрации вселенских струн. И каждый да исполнит своё».
Глава тридцать первая
Он долго был невесомым. Невесомым и горячим. А всё вокруг было тяжёлым, сдавливающим и холодным. Но вот из своей, казалось, естественной формы, природного состояния он перетёк, трансформировался в иное, и вот уже он стонет от собственного тяжкого существа, его поверхность леденеет, а вокруг пространство разогревается, расширяется, обретает высоту, обретает знакомые черты…
Тодор обнаружил, что лежит на спине и смотрит в раскалённое солнцем небо. Он поспешно зажмурил глаза от ослепляющего света, попробовал сесть. Как ни странно, это далось ему легко. Ничего не болело, а тело, отозвавшись на движение, сообщило, что сил у Тодора в избытке. Ему вдруг захотелось вскочить и пробежаться, или просто поноситься вокруг, упиваясь своей бодростью, но мозг – в противовес телу – напомнил, что есть по-настоящему важные задачи. Например: как Лиа? Тодор обернулся и увидел её. Она лежала далеко от волокуши, смешно уткнувшись лбом в песок. Тут на него, будто шквал, налетело воспоминание о пережитом. Что это было? Как это объяснить? Случилось ли что-то с Лией? Он рывком поднялся, подбежал к ней, упал рядом на песок и поднёс ладонь к её лицу. Дышит. Положил руку на спину. Дыхание ровное и спокойное. Спит. Тодор облегчённо выдохнул.
Солнце палило нещадно. Он разорвал истрёпанную волокушу в тех местах, где ранее сшил, лёг рядом с Лией и с головой накрыл их обоих тряпьём, что раньше было плащами. Было до того жарко, что окружающий пейзаж совершенно расплылся в мареве, будто картина, написанная красками, на которую плеснули воды. Однако Тодор заметил, что чувствует себя на удивление хорошо и эта чудовищная жара, добела накалённое солнце и огнедышащий ветер Огней Зитара не мучают его и вполовину так, как раньше. Что же с ним случилось?
Он лежал и раздумывал, глядя через тонкую полоску между песком и краем ткани. Пытался вспомнить каждую деталь. «Нет бытия, которое не переполняли бы вопросы…» Кажется, он помнит каждое слово этой краткой речи… кого? Творцов? Тодор нахмурился. Они уже у самого конца пути, но вопреки ожиданиям всё только запутывается. В геометрической прогрессии. «Что это ещё за прогрессия такая?» Он с роду не слыхивал подобного слова, и вдруг оно возникло в голове. «Совсем уже мозги испеклись». Внезапно Тодору надоело лежать. Лиа спит, и пусть. А его переполняет желание двигаться. Он откинул импровизированное покрывало, встал, побродил вокруг, потаращился на пустынную пустоту. Горячий ветер наметал барханы. Они текли и ползли, подобно гигантским ленивым змеям. Время от времени ветер бросался в пески, вздыбливал их, взметал к небу зернистые столбы, словно поднимал из земли духов пустыни, но потом развенчивал и умерщвлял их, и возвращался к своей неспешной забаве с дрессировкой песчаных гадов.
Тодор подумал, что, пожалуй, пустыня даже красива, когда не изводит тебя жарой и жаждой. Он взобрался на один из барханов, окинул взглядом бескрайний, плавящийся под солнцем простор. Он увидел город – провалившиеся башни, стены, лежащие грудой выгоревших камней, - пустынные, молчаливые руины, укрытые тяжёлым саваном из песка. Первый город магов. Великая, вечная Обитель. Она была, словно не отсюда; словно выпала из времени, оказавшись вне его. Даже в пустыне, где на многие километры вокруг не было других жилищ, город казался чуждым всему, что его окружало и могло бы окружать. Это был заблудившийся пилигрим, странствующий сквозь время. Мёртвые, но нетленные мощи, в которых неявно, затаившись, обитает живое начало, которому не суждено возродиться, ибо рыба не живёт в воздухе, а деревья не растут под землёй.
Тодор поймал себя на странном чувстве. Его вдруг охватила тоска по этим руинам, по городу, погребённому в песках. «Я хочу домой», подумал он с отчаянием, и с не меньшим отчаянием ощутил, что его дом совсем близко…
Он зажмурился, прогоняя непонятные чувства, а когда открыл глаза, стал нарочно смотреть в другую сторону и сразу заметил ещё одну новую деталь. Тодор всмотрелся пристальнее. Едва заметная синяя кайма по жёлтому краю песков. «Творцы всемогущие! Это же вода!» Он вспомнил рассказы Лии. Конечно, это не галлюцинация! Великий океан Четырёх элементов пресекает власть пустыни на юге. Край света – гигантская водная пучина, безраздельно владеющая пятью шестыми планеты, исключая два клочка суши, сиротливо прилепившиеся друг к другу – материки. Они у самого края света… А где же, позвольте спросить, Сфера? Тодор сел на песок. Песок был обжигающим, но почему-то он особо этого не ощущал. Напряжённая озабоченность возвратилась. В голову вдруг полезли тревожные мысли об отце. Жив ли он ещё? Тодор часто думал о том, не сломила ли старика потеря сына. Он любил представлять, как они встретятся вновь в том городе, где Тодор когда-то был беззаботным ребёнком, где когда-то жила мама, и у них была счастливая семья. В городе мрачном и сером, но полном добрых призраков светлого прошлого. Он надеялся, что после новой встречи отец сможет, наконец, им гордиться. Тодор ещё не знал, что этому не бывать и он не увидит старого Никеаса больше никогда.
Размышляя, он рассеяно водил пальцем по песку, рисуя спираль, но в один момент его мысли прервались. Тодору показалось, что песок под его пальцами движется. Он снова зажмурился, потом снова открыл глаза – песчинки текли, будто крошечный ручей, превращая начерченную спираль в живую. Он отдёрнул руку и тут же издал вопль ужаса, потому что песчаная спираль вытянулась из земли, устремляясь к его пальцам. Тодор затряс рукой, вскочил, потом, уже на бегу, судорожно стал вытирать её о штанину, продолжая издавать нечленораздельные звуки. Когда он понял, что спираль не преследует его, он остановился, тяжело дыша и ошалело глядя назад. Немного придя в себя, он решил, что вернуться всё равно нужно, ведь там, за барханом, Лиа. Он двинулся обратно, делая крюк, чтобы обогнуть роковое место. Лиа уже проснулась, Тодор увидел её издалека. Кажется, она ищет его. Он помахал, но крикнуть побоялся – вдруг спираль может слышать. Ему хотелось скорей рассказать Лие о случившемся, ведь она наверняка знает, что это могло быть.
Лиа была бледной и похудевшей. Под глазами темнели круги, но в целом выглядела она гораздо лучше.
- Где ты был?! – накинулась она на Тодора.
- Я был… там, - он неопределённо махнул рукой. – Слушай, тут случилось кое-что.
- Никто не сомневался, что раз ты куда-то отошёл, там непременно случится «кое-что», - проворчала Лиа.
- Когда я пошел прогуляться и…
- Почему ты не разбудил меня и не сказал, куда идёшь? А если бы…
- Да дай же мне сказать! – крикнул Тодор. От перевозбуждения он схватил Лию за плечи и тряхнул.
Она вначале возмущенно с силой оттолкнула его, и он уже открыл рот, чтобы извиниться, но вдруг Лиа переменилась в лице и вцепилась руками в его плечи. В её расширившихся глазах читались изумление и замешательство. Тодор удивлённо замер. Лиа несколько секунд держала его, потом успокоилась, отпустила и спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
- Ну и что там с тобой случилось?
Тодор рассказал, подробно, насколько мог. Она выслушала его, помолчала.
- Что думаешь?
- Это всё слишком странно… - проговорила Лиа, растягивая слова. Потом, после минутной задумчивости спросила: - Ты тоже слышал голос? Ты видел Вселенную?
- Д-да… После того… Обещания дружбы до конца… - Тодор вздохнул. – Мы слышали Творцов, так?
- Я думаю, да. Думаю, это был Катарсис. Момент, когда Вселенная проверяет избранных и дарует им силу для исполнения пророчества. – Она повернулась к Тодору. – Это не песок был живой, это ты им управлял. Когда ты схватил меня, я почувствовала твою магическую силу, я ведь чтец. Но она… не такая, как у обычных магов. Тодор, она колоссальна! – последнюю фразу Лиа произнесла, задохнувшись от волнения.
- Чего? – он засмеялся. – Я маг? Нет, это уж совсем чушь.
- Не маг! Это нечто большее! Гораздо большее!
- Не может быть. Нет, нет, бред, - Тодор затряс головой, его обдало жаром, хотя температура окружающей среды и так была выше некуда.
- Попробуй! Сделай что-нибудь!
- Н-нет, не хочу…
- Тодор, давай! Ну!
- Зачем?! Это ерунда, я не… супермаг, мать его гидре в пасть! – его охватило чувство отрицания, протеста – это уже слишком. – Так быть не должно!
- Должно! Неужели ты не понимаешь?
- Я Проводник! Конечно. Да я теперь не я, а дохи знают что!
- Тодор, успокойся. – Лиа осторожно взяла его за руки. – Мы это мы, и никем другим нам не быть. Это наша судьба, не чужая. Если мы меняемся, это не значит, что перестаём быть собой или теряем себя. Изменение суть всего, основа всего. Вселенная не покалечила тебя, она отдала тебе твоё - то, что хранилось в ней тысячи, а может, и миллиарды лет и ждало именно тебя. Ты сможешь с этим жить, потому что эта сила – твоя.
Тодор пожал плечами, высвободил руки и молча отошёл в сторону.
- Ладно, - сказал он пустыне с вызовом, - посмотрим! Как мне что-нибудь сделать?
- Просто представь, что ты хочешь, - ответила Лиа, в предвкушении прижавшая руки к груди.
Глубоко вздохнув, слыша, как колотится от волнения сердце, Тодор закрыл глаза. Он почувствовал, как новая, неведомая, мощная сила пробуждается в глубине его тела, будто раскручивается гончарный круг перед работой; как энергия разгоняет кровь по расширяющимся сосудам, как каждая клетка наливается ей. Внезапно он ощутил, что может абсолютно всё – всё подвластно этой новой силе, и Тодора охватила эйфория. Он открыл глаза, поднял руки. Ветер замер, и барханы пронизала безмолвная вибрация. Сначала медленно, потом быстрей неисчислимые мириады песчинок поднялись в воздух, устремились к указанным точкам в пространстве. В мгновение ока перед онемевшей от восторга Лией в небе родился огромный песчаный кригаль, сверкающий под белым, раскалённым солнцем. Тодор опустил руки, и его творение закружило у них над головами, размашисто двигая крыльями и длинным песочным хвостом.
- Я думаю, он полетает немного, а потом сядет во-о-он там и снова обратится в песок, - задумчиво проговорил Тодор.
- Это невероятно, - прошептала Лиа. – Ты создал модель существа такой величины! Тебе даже не нужно смотреть на него, поддерживать заклятие, чтобы контролировать… И это без посоха!
Кригаль неспешно планировал, потом опустился на землю в том месте, которое задумал Тодор, сложил крылья, свернулся клубком, поджав лапы, и обратился в неподвижный бархан.
- А если дать тебе посох! – вскричала Лиа, сражённая окончательно. – Я сейчас!
Она побежала к своим вещам, завозилась в запутавшихся ошмётках волокуши, нашла посох, схватила его.
- Погоди… Что такое? – Лиа щупала белую поверхность посоха, вертела его в руках с выражением крайнего недоумения на лице.
- Что, сломалась твоя маленькая штучка? – попробовал пошутить Тодор, который на самом деле чувствовал себя так, будто всё нереально, происходит во сне, а в реальности он дурак дураком.
- Я не чувствую его энергию, - выдавила Лиа с отчаянием. – Он словно пустой.
- Как это?
- Не знаю… На, возьми.
Тодор интуитивно отпрянул, но резной набалдашник – змея, заглатывающая кристалл, - коснулся его лица. И ничего не произошло.
- Видишь!
- Лиа, - Тодора осенила догадка, - может быть, дело не в посохе. После Катарсиса с тобой наверняка тоже что-то должно было произойти. Возможно, ты сильнее посоха, потому и не чувствуешь его. Может, твои силы тоже изменились.
На следующее утро они отправились в путь. Прямо, к краю света. Посох Лии остался в пустыне, и когда Проводник и Зачинающая увидели океан, пески уже почти поглотили его.
***
Теперь они точно знали, куда идти. Синяя полоса перед ними становилась всё шире, всё отчётливей ветер доносил голос океана – спокойный, холодный – голос бессмертного.
Повинуясь какому-то странному импульсу, Тодор весь превратился в стремление. Он не мог думать ни о чём, только о Сфере, и подозревал, что Лиа тоже – они почти не разговаривали, и каждый был полностью погружён в себя. Волнительное предчувствие время от времени щекотало его грудь изнутри. Он больше не хотел отыскать Сферу, нет, он ждал встречи с ней, словно с любимой после долгой разлуки. Он весь извёлся и хотел одного – увидеть её поскорей, протянуть к ней руки…
Они остановились одновременно, выйдя на побережье. Океан Четырёх элементов казался спокойным, но под серовато-голубой гладью, волнуемой ветром, ощущалось затаённое напряжение. Беспокойство Тодора достигло предела. Он часто дышал, его руки дрожали. Лиа, не отрывая расширившихся глаз от гигантской массы воды, облизнула губы. Конечно, они знали, что делать.
Проводник и Зачинающая посмотрели друг на друга. Они чувствовали друг друга, и одновременно, обернувшись к океану, подняли руки, будто раскрывая объятия. В тот же миг земля задрожала, из чёрных глубин океана послышался гулкий, протяжный, низкий звук, словно застонало огромное древнее создание, разбуженное от многовекового сна. Вода стала волноваться, всё сильней и сильней. Волны вздымались всё выше, набрасывались на берег, но вокруг Тодора и Лии образовалось неподвластное им пространство – вода рассеивалась вокруг них, неспособная даже намочить одежд. И вдруг океан словно сделал вдох – он отхлынул от берега, а через несколько секунд нечто огромное стало подниматься из бездны к поверхности. Страшный шум и рёв разъярённой воды поглотили все звуки. Волны закрыли солнце, но сверхсильная, невиданная магия сдерживала их – посреди безбрежного бушующего океана вырос гигантский столб воды, потоки в котором двигались хаотично с чудовищной скоростью. Словно цветок, он раскрывался, выпуская Сферу. Вода с рёвом обрушивалась вниз, обнажая её матовую, переливчатую поверхность, порождая ещё более мощные волны, а Сфера росла, зрела, как плод, посреди торжествующих сил стихии. Она застлала собой небо и землю, вращаясь во всех траекториях так быстро, что глаз не мог уследить. Плети воды и клочья пены, отлетая от неё, яростно хлестали пространство. В центре Сферы пульсировал зелёным, красным, синим и белым неяркий свет. Время от времени световые полосы пробегали подобно дрожи по её мутной серовато-коричневой поверхности.
И вдруг она замерла, а вместе с ней, казалось, замерло время. Водяные потоки медленно возвратились в лоно великого океана, волны стали опадать, шепчась, улеглись в свою привычную колыбель. Гул и рёв стихли. Сфера зависла над поверхностью воды, затем начала неспешно вращаться и с каждым оборотом становилась всё меньше. Когда её величина достигла размера крупного яблока, она медленно подплыла к Проводнику и Зачинающей. Лиа протянула руку, и Сфера плавно опустилась к ней на ладонь. Наступили покой и тишина.
- Что же теперь?.. – спросил Тодор после долгого молчания. Лиа подняла глаза.
- Возвращаемся в Делакарон.
- Но как? Так же, как пришли? Это займёт ещё полгода, наступит зима. Нам не успеть…
- Надо подумать, - она была в замешательстве. Странно, но за всё время пути они ни разу не обсуждали, что будут делать после того, как достигнут цели. Лиа бережно завернула Сферу в платок, снятый с головы, и спрятала в сумку. – Может, побудем здесь, поразмыслим? Один день ничего не изменит.
Тодор пожал плечами, кивнул.
Когда от солнца в небе осталось лишь напоминание, бледный малиновый отголосок, он лежал на тёплом песке и смотрел на загорающиеся во тьме звёзды. Ощущение нереальности происходящего всё ещё не отступило, но в то же время и вся его прошлая жизнь стала восприниматься, как полузабытый сон. Дом, отец, умершая мать, ненависть к Лаакану… Важно ли это? Более ничуть. Со страхом и удовольствием Тодор чувствовал внутри себя покой. Он глядел на рассыпающиеся по небу мерцающие искры, и мелочные заботы больше не тревожили его. Он осознал, почему Лаакан насильно отправил его в этот тяжёлый путь, почему люди кажутся магам жалкими и отвратительными… Он перестал быть человеком, а значит – перестал мыслить как человек. Но и магом он не был. Тодор, кто ты теперь?.. Он спрашивал себя, но ответа не находил. Его тянуло в пустыню, к тем мёртвым руинам, однако Тодор понимал, что нужно сначала отправиться на север. А потом уже туда… Он знал, был уверен, что вернётся в эти молчаливые пески. И вернётся не один…
- Тодор! Иди сюда! – голос Лии нарушил ровное течение мыслей. Тодор приподнял голову.
- Что такое?
- Посмотри-ка на это…
Он встал и побрёл к тёмной фигуре, стоящей на берегу. Не дойдя, он уже понял, что привлекло внимание Лии.
- Видишь? Мне ведь это не мерещится?
В нескольких сотнях метров от берега на фоне звёздного неба чернел силуэт… корабля. Приспущенные паруса колыхались на ветру.
- Что за… Обалдеть! – выдохнул Тодор.
Лиа сомкнула ладони, потом разняла их, и шар яркого белого света полетел от её рук к кораблю. Достигнув его, он стал расширяться, а потом вспыхнул, озарив палубу. Тодор увидел людей. Они спускали на воду шлюпку.
- Только не это, - прошептала Лиа охрипшим голосом и схватила Тодора за плечо.
- Ты знаешь, кто это?
- Конечно, Тодор. Конечно, - проговорила она устало, будто её покинули все силы. – Безумцы… О Творцы!
Пока шлюпка плыла к берегу, она стояла, похожая на каменное изваяние, такая же твёрдая и холодная, такая же безжизненная. Свет взошедшей луны резко очертил её профиль. Плеск воды, рассекаемой вёслам, становился отчётливей. Когда люди доплыли и стали выходить на берег, Тодор почувствовал, как внутри него всё леденеет.
- Лиа! – радостно воскликнул Кирт, спрыгивая на песок.
Лиа бросилась к нему, сжала его в объятиях и зарыдала.
Глава тридцать вторая
Палетта рвала и метала. Она совершенно потеряла покой и изводила Мехеса своей нервозностью, проклиная Лаакана, Маркуса, Нерил, собственного мужа, старшую дочь и всех сторонников низложенного Верховного. Мехес, конечно, тоже не находил себе места, однако на этот раз в их странном тандеме именно он старался сохранить адекватность, понимая, что в эмоциональных метаниях ничего конструктивного нет.
Его тревожило вмешательство Творцов, в то время как Палетта, казалось, проигнорировала сей очевидный факт, но решимость его не угасла. Сказав себе однажды, в далёком детстве, что любой, даже величайший разум может ошибаться, Мехес не переставал в это верить и с годами лишь укрепился в своём убеждении. Что с того, что Творцы защитили шайку Лаакана? Возможно, маленькая прорицательница (а Палетта рассказала ему об Алике) смогла воззвать к ним. Таких случаев в истории не встречалось, но ведь и всего происходящего ныне в ней тоже никогда не было. Если нечто не происходило никогда, это вовсе не значит, что оно не может произойти однажды. А ещё… Мехеса осенила мысль – Творцы могут хотеть падения магов, их уничтожения. Конечно! Ведь с самого начала мира они желали видеть на земле людей, а маги – творение мятежника – были им неугодны. Весьма тонко и изобретательно – подстроить всё так, будто вершится высшая справедливость, сбывается великое пророчество. Такой сценарий не посмеют поставить под сомнение маги – адепты вселенского замысла, а люди с их примитивным разумом вообще не поймут, что происходит, а значит, не помешают. Тёмное пророчество наверняка создали первые маги, чтобы обезопасить свой род. Они были теснее связаны с Творцами, Вселенной и обладали куда большим могуществом, чем их потомки, им такое было под силу. Пусть на планете прошли уже тысячи лет, для Творцов это лишь мгновение, поэтому нет смысла спрашивать себя, почему они ждали так долго. Они не ждали.
Порой в Мехесе просыпалась и шевелилась, мерзко скользя по внутренностям, змея неуверенности, но он душил её. Эпизодическое сомнение в собственных силах естественно для любого мыслящего создания, главное не допустить его превращения в хроническое. Минуты слабости не должны пошатнуть его убеждений. Свои взгляды нужно отстаивать до конца. Только так можно достичь намеченного и привести несчастных неверующих к процветанию. Так думал Мехес, ведь, ненавидя отдельных магов, своё племя он ценил превыше себя и готов был простить части общества непонимание, противодействие, даже презрение, ибо в конце концов – он был уверен – оно объединится, прозреет и возблагодарит его за спасение.
Наблюдая из-за двери, как он сидит, напряжённый, задумчивый, но спокойный, Палетта ломала пальцы в нетерпении. Ну когда же он созреет для действий?! Медлить нельзя! Не выдержав, она решительно шагнула в комнату.
- Прости, что прерываю твои размышления, - язвительно бросила она, - уверена, они чрезвычайно важны, но не пора ли обдумать, как быть дальше?
- М? Да… Я как раз этим и занимался, - ответил Мехес, внутренне раздражаясь. Однако эта женщина слишком часто оказывалась права, и он повиновался.
- Придумал уже что-нибудь? – В голосе Палетты звучала скрытая насмешка.
- Разумеется, - он совершенно не представлял, что скажет дальше. – Нам… Э-э-э… Нужно действовать хитрее. Раз от прямой угрозы их защищают Творцы, пойдём в обход.
- О-о… - Глаза Палетты лукаво блеснули, она подошла к Мехесу, пожалуй, слишком близко. – Раньше ты говорил, что не станешь бить в спину.
Чувствуя себя неловко от её поведения, он сделал вид, что хочет пить и направился к столу, на котором стоял графин с соком.
- Обстоятельства изменились, - сказал он, наливая сок в стакан, стараясь, чтобы фраза прозвучала уверенно и веско. – Старая модель поведения явно не принесёт нужных нам результатов. Надо мыслить и действовать гибче.
- Рада, что ты это понял! – Палетта действительно ощутила облегчение. – У меня есть кое-какие соображения…
- У меня тоже, - прервал её Мехес. Он не собирался уступать лидерство никому. – На этот раз реализуем мой план. – Видя, что она, кажется, решила не перечить, Мехес продолжил излагать идею, которая возникла у него в голове буквально только что. – Творцы не всеведущи и не вездесущи, их вполне можно перехитрить, ведь похитил же Зитар-мятежник Сферу прямо у них из-под носа. К тому же они обращают свой величественный взор в нашу реальность, только когда здесь грянет такой гром, что затрясутся все измерения. Прямая угроза жизни Хранителей – единственных, кто может провести Обряд, - чересчур очевидна. Творцам по какой-то причине очень важно, чтобы Обряд был совершён, вот они и вмешались. Но если действовать исподволь…
- Например, как? – Палетта явно заинтересовалась. Её, кажется, не смущало здесь ничто и никакие другие вопросы на ум не приходили.
Мехес замялся. То, что он собирался предложить, переходило все границы.
- Если Лаакан погибнет, три Хранителя не смогут провести обряд. Нового Хранителя и Верховного они тоже не назначат, поскольку Лаакан не был низложен по всем правилам и не передал свои знания преемнику.
- Твой Лаакан сидит в своём дворце под защитой Творцов! – воскликнула Палетта. – Как ты собираешься его убить?
- Выманив оттуда, - ответил Мехес, понижая голос. – Он был Верховным сотни лет, для своих сторонников он им и остаётся. И он ощущает себя Верховным. Если за пределами дворца произойдёт нечто исключительное, нечто чудовищное, Лаакан ринется в пекло – просто потому, что привык нести ответственность за всё. Чувство долга – его слабое место.
- Хм… Мы можем взять в заложники кого-то из магов…
- Ерунда! Кого? Своих союзников? Или из тех, что за стеной? И это слишком мелко. Соратники могут убедить Лаакана не реагировать, доказать, что одна, две, пять смертей – неизбежность…
- Что ты придумал? Не мучь меня! – К Палетте вернулось азартное возбуждение, померкшее после последней неудачи.
Совсем тихо, чтобы слышала только она, Мехес проговорил:
- Мы развяжем войну. Настоящую, не то что сейчас.
Палетта восхищённо ахнула. По её лицу можно было читать все эмоции: радость, лихорадочное нетерпение, восторг от того, что жизнь обретает такую насыщенность, такой небывалый размах.
- Как? – только и шепнула она.
- У меня есть шпионы за стеной, готовые выполнить любой приказ… Я не говорил о них? Простите меня. Наверное, забыл.
***
Шёлковый лес был не таким надёжным пристанищем, как Совиный. Алво скучала по запаху хвои, её тихому хрусту под ногами, мрачной величественности вековых елей и… ощущению безопасности. Она любила, лёжа ночами в своей хижине, построенной из их стволов, слушать, как ухают совы, поскрипывают на ветру старые еловые ветви. Алво закрывала глаза и представляла, как ветер запутывается в колючих кронах и не может вырваться, и ели стоят, обвитые его трепещущими обрывками, будто клочьями тонкой бумаги… Теперь всё изменилось. В глубину Шёлкового леса её люди пробраться не могли – там была непроходимая чаща, наглухо затканная паутиной, и бесчисленное множество пауков. Там водились какие-то странные животные, названий которых не знали её лучшие звероловы. Они видели их несколько раз – крупных, с гладкой шерстью, сидящих на задних лапах, приложив передние к животу, неподвижно наблюдающих за незваными гостями своими леденящими душу жёлтыми глазами. В этих глазах Алво мерещился разум – разум убийцы, - и когда животное медленно опускалось на четыре лапы и, как казалось, демонстративно медленно удалялось вглубь леса, по её коже пробегал мороз. Она дала приказ не убивать этих зверей, опасаясь, что насилием из нынешних наблюдателей можно сделать заклятых врагов. Может быть, если они поймут, что мы не опасны, то перестанут приходить, думала она.
С момента разговора между Мехесом и Палеттой прошло четыре дня. Алво, конечно, знать не знала об их существовании. В общих чертах она была в курсе происходящего в цитадели, но какое отщепенцам дело? Они просто ждут – смерти или спасения. Сейчас она сидела на земле перед своим шатром, вокруг шла обычная на первый взгляд жизнь: разговоры, тяжёлые стуки молотов, выкрики, хриплый смех, детский плач…Алво думала о том, что запасы многих реагентов и материалов на исходе, учёные понимают, что теперь их нигде не достать, и не ворчат, но начинают маяться бездельем, а для её народа это совершенно неестественное состояние. Скоро у людей начнутся депрессии, раздражительность, станут множиться склоки… Теоретики, конечно, переживут, но чем занять практиков, экспериментаторов, когда им нельзя даже на километр отдалиться от стоянки? Алво тяжело вздохнула и провела рукой по волосам, собранным в свободный узел. Предводительнице отщепенцев было всего 35 лет, но её светло-русые волосы уже тронула седина. Далеко посаженные большие серые глаза, обычно глядящие пристально и жёстко, сейчас заволокла пелена тягостного раздумья, а уголки полных, немного бледных губ подрагивали, отражая скрытое движение мысли. Верхнюю её губу, выдающуюся вперёд, рассекал тонкий, но отчётливый шрам. По всему телу Алво шрамов разной величины можно было насчитать больше десятка – она не любила слишком спокойной жизни, в лучшие времена на долгие недели уходила из лагеря с исследователями, оставляя за старших своих помощников Зарьяну и Мерджима, а им в помощники – своего 14-летнего сына Сверра.
Несмотря на погруженность в безрадостные мысли, Мерджима она заметила издалека. Её сразу насторожило, что он спешит, отмахиваясь от людей, которые пытаются к нему обратиться. Он направлялся прямо к ней. Между густыми рыжими бровями этого высокого, мускулистого, грозного мужчины пролегла глубокая складка, и ничего хорошего это не предвещало. Мерджим подошёл к ней и сел рядом, поджав ноги под себя. Он наклонился прямо к её уху и прямо, без обиняков сказал:
- В лагере городских убили нескольких этой ночью. Женщины и дети. Их мужья живы. Мёртвые изуродованы. Внутренности выворочены, лиц не разобрать. Говорят, у городских люди стали с ума сходить от страха. Конец света. Но…
- Что маги? – перебила его Алво, стараясь не показать, насколько встревожила её весть.
- Магам всё равно. Они стоят своим лагерем под стенами цитадели. Городские в полях и на побережье. Магов не волнует теперь ничего. Только они сами. Под контроль больше никого не берут. Маги не реагируют, хотя у меня сведения, что они знают. Я сказал уже, что до наших дошла информация, вроде люди сходят с ума. Но… - Мерджим сглотнул. – Другие сведения тоже есть.
- Какие?
- Разведчики видели людей, что пришли с другой стороны. Они посох заметили у одного. Магам легко сделать, чтобы никто их не засёк. Самих убийств наши, конечно, не видели. И всё-таки они думают, их подстроили маги.
- Что думаешь ты?
- Я им верю. За лагерями магов и городских следят лучшие. Они ещё не ошибались.
- Если маги пришли в лагерь людей так скрытно, убили женщин и детей, но мужчин не тронули, это похоже на провокацию. Но зачем?
- Не все маги хотят смерти людей. Ты знаешь. Может, это были те, кто хотят. Не посмели действовать открыто.
- Такое возможно. Но что-то меня настораживает… Пока не осознаю, что.
- Я ещё не успел сказать всё.
- Прости, что тебя перебила.
- Ничего. Говорят, свидетель есть. Городской. Обвинил в убийствах двух братьев из своих. Вроде это они сделали, а он видел, как пробирались в дома. Убитые соседями были.
- Мужья захотят отомстить.
Мерджим кивнул.
- Уже хотят.
- Наши городские сородичи несдержанны, у многих низкий интеллект, они боятся скорой смерти… С запасами еды, насколько я знаю, у них тоже проблемы.
- В такую кучу хвороста только искру кинь…
- Да. Но какой смысл трогать городских? Чтоб стали мстить, потом мстить снова, потом забыли, кто виноват, в чём виноват и просто увлеклись кровопролитием, как в Эпоху массовых войн? Чтобы извели друг друга? Это не в один день случится. Раньше придёт Конец света! И Лаакан ещё имеет немалое влияние, хотя общество магов раскололось. Он не допустит повторения истории...
Мерджим хмуро покачал головой, давая понять, что сам не может собрать воедино все детали.
- Надо нам занять одну чёткую позицию, - проговорил он. – Мы затаились на дереве или мы ногами в муравейнике.
- Мы в стороне, - решение Алво было мгновенным. – Пусть разведчики наблюдают, остальному народу никуда не лезть. Пока моих людей не трогают, и я не буду наживать им проблем. Зарьяне скажи взять звероловов и удостовериться, что лагерь хорошо замаскирован. Охрану по периметру пусть удвоит.
Верный помощник уже встал и собрался уйти, когда Алво окликнула его.
- Мерджим! - Он снова подошёл к ней, и предводительница полушёпотом произнесла: - Пусть для меня разведают во всех подробностях, что происходит в цитадели.
Мерджим снова кивнул и широкими шагами направился выполнять приказы.
Глава тридцать третья
Стоя перед высокой узкой каменной дверью, ведущей в Зал Кристалла, Нерил не ощущала страха, лишь волнующий трепет. Она крепко сжимала свой посох, дышала ровно и глубоко, ожидая, когда её позовут. Трое Хранителей уже были внутри и готовились к церемонии посвящения. Ей сказали, что когда придет её время, она услышит своё имя, а дверь откроется, и Нерил сейчас смотрела на неё, не отрывая глаз. Дверь в Зал Кристалла была сделана такой, чтобы в неё мог пройти только один маг. На камне были вырезаны символы, значения которых Нерил не понимала. Знаком ей был только один – переплетение четырёх лент, символизирующее единство природных элементов.
Накануне церемонии Аш провёл с ней беседу. Он рассказывал, что значит быть Хранителем, в чём заключается его задача и чем он отличен от простого мага. Многие тайны, по словам Аша, будут ей открыты уже после церемонии, и это была единственная мысль, которая немного беспокоила Нерил, - какие тайны имел в виду старый маг? Она знала, что Хранители обо всём осведомлены куда лучше, чем жители четырёх цитаделей вместе взятые, но что именно они знают? Этот вопрос никогда её особо не занимал, ведь раньше мир был так знаком и понятен, а единственными тайнами в нём казались те, над разгадкой которых трудились учёные Академии. Но всё оказалось так сложно… Нерил вздохнула.
Вдруг раздался звук, похожий на удар часов. Дверь стала подниматься, шурша камнем о камень. В глубине зала громко и торжественно прозвучало имя. Сердце Нерил безотчётно ёкнуло, но когда проход открылся, девушка переступила порог уверенно и тут же зажмурилась от непривычно яркого света.
Зал Кристалла был самым большим помещением Глубины, ещё дальше уходящим вниз, под землю. Извилистая каменная лестница, вырубленная прямо в стенах пещеры, спускалась очень глубоко. Здесь было прохладно, но пахнущий озоном воздух казался сухим. После сумрака узких коридоров Глубины свет, заливающий пространство, резал отвыкшие от солнца глаза. Только это был не солнечный жёлтый свет, а магический – бело-голубой. Нерил с минуту постояла, позволяя глазам приспособиться. Её никто не окрикивал, не торопил, хотя она знала, что Хранители ждут. Было тихо, лишь на грани слышимости гудело переполненное энергией пространство. Нерил ощущала эту энергию, и когда она начала спускаться, ощущение усилилось, становясь тем чётче, чем ближе к ней был кристалл. Вид магической святыни изумил Нерил. Она всегда представляла Великий кристалл Хранителей похожим на негранёный драгоценный камень неправильной формы, либо на эллипсоид, но внизу, излучая ровный, чистый свет, неподвижно висел в воздухе гигантский куб. Фигурки трёх магов рядом с ним напоминали муравьёв. Куб висел над огромной мраморной плитой, испещрённой какими-то знаками и символами. По углам высились массивные толстые колонны, устремляющиеся ввысь и теряющиеся во мраке у потолка, где не было ни одной люстры или даже фонаря – их свет здесь не требовался.
Нерил спускалась долго и наконец оказалась рядом с Хранителями. Отсюда кристалл выглядел ещё внушительнее. Наверное, он был размером с замок, а может, и больше. Она не могла отвести от него взгляда, невольно поражаясь тому, что в этом реальном, осязаемом предмете заключена сила, которую нельзя ни ощутить, ни представить. К ней обратился Белазар:
- Видишь четыре квадрата на полу напротив каждой грани кристалла? Это места Хранителей. Мы встанем на них, чтобы начать обряд, а ты будешь стоять рядом вон с тем квадратом. Когда Верховный произнесёт твоё имя, ты шагнёшь на него. Тогда Великий кристалл примет тебя как Хранителя и одарит частицей своего могущества.
Девушка кивнула. Когда Белазар упомянул Верховного, её взгляд метнулся к Лаакану и встретился с его взглядом, но он тут же отвёл глаза и нахмурился. Нерил почувствовала укол боли, однако постаралась не обращать внимания на эмоции и сосредоточилась на церемонии.
Она встала на отведённое ей место. Хранители разошлись по своим. Они медленно подняли руки ладонями вверх, а затем развели их в стороны. Лаакан стал произносить слова, потом замолчал. Начал говорить Аш, затем Белазар. Как только последнее его слово прозвучало в пространстве, три огромных, ослепительных луча света вырвались из граней кристалла, окутали Хранителей, превратив их в безликие сияющие фигуры. Между их руками, вспыхнув, протянулись энергетические лучи, связав Хранителей воедино. Лаакан выкрикнул:
- Нерил!
Она шагнула, порывисто вдохнула, широко распахнула глаза, и четвёртый луч поглотил её, а сверкающий ромб вокруг Великого кристалла замкнулся.
***
- Расскажи, что с тобой такое. Обещаю, я сумею понять всё. Даже если ты скажешь, что я тебе надоела…
- Ты абсолютно не при чём. И со мной всё нормально. Насколько это возможно в темноте под землёй перед Концом света.
- Нет. Я чувствую, в тебе что-то изменилось. Ты стал другим…
- Не нравлюсь тебе таким?
В последнем вопросе Маркуса прозвучал вызов. Он никому не рассказал о том, что с ним произошло. Никому не рассказал о том, как изменилась его сила и что посох он с собой носит теперь лишь для вида. Сам не зная почему, он скрыл всё и от Шинны. Наверное, как Маркус объяснял это для себя, он не знал, что говорить. И вообще, разве вся эта суета имеет значение? Он жив, здоров, его любовь к Шинне не ослабла, ему просто нужно немного покоя, разве сложно это понять? Конечно, она чувствует перемены в нём, но разве это так важно, когда жить им осталось в лучшем случае месяца три-четыре? Да и потом, Маркус сам ничего не понимал. Что он мог ей объяснить?
- Я не это имела в виду, - поспешно ответила Шинна. – Просто если у тебя проблемы, если что-то тебя тревожит… Я понимаю, жить сейчас само по себе тяжело, но я же вижу, дело в чём-то другом…
- Шинна, ради Творцов, перестань меня пытать, - проговорил Маркус устало. – Мои чувства к тебе не изменились. Клянусь! Могу составить расписку и подписать её кровью. Просто на меня навалилось слишком много дел. Лаакан переложил на меня фактически две трети всех повседневных забот. Я не жалуюсь. Они с Белазаром изучают массовые заклятья по свиткам, которые удалось забрать из библиотеки, разрабатывают какие-то планы, к церемонии посвящения готовились… И, признаюсь, мне нравится ходить и раздавать всем тычки и указания. Наконец-то можно вдоволь потешить своего внутреннего фермера. Я не говорил, что иногда хожу во сне и пытаюсь вырастить в оранжерее овёс?
- Маркус, перестань! – Шинна хотела произнести это серьёзно, но не удержалась и прыснула. Он в ответ улыбнулся.
- Но мне это всё непривычно и отнимает много сил, – закончил Маркус, уже не шутя. Про себя же он подумал, что сил у него, пожалуй, даже в избытке.
- Хорошо, - Шинна вздохнула. – Раз ты говоришь, что всё нормально, я тебе верю. Только прошу тебя, если случится что-то серьёзное, не скрывайся.
Маркус молча притянул её к себе и поцеловал. Ему было стыдно за свою ложь, но что – действительно! – что он мог ей сказать?
- Я очень люблю тебя, - прошептала она, - я не могу быть равнодушной, если тебе плохо, или трудно, или ты слишком устал…
Чувство вины, словно нож, резануло его сердце. Это ведь ей плохо, трудно, и она уже слишком устала. Маркус твёрдо решил, что всё расскажет Шинне. Только не сейчас. Сейчас момент уже потерян.
- Я тоже очень тебя люблю, - сказал он, гладя её русую голову, и это была правда.
***
Как-то вечером почтенная семейная пара магов, живущих за стеной, решила прогуляться. Скученность, постоянный шум, невозможность уединения так надоели им, что седовласая чета не выдержала, и отправилась за пределы поселения, чтобы полюбоваться природой, степенно побеседовать и немного прийти в себя в относительной тишине. Многие маги делали так время от времени, ведь новые условия проживания были для них угнетающими. Они бы уже давно разбежались кто куда, если бы с одной стороны им не мешали люди, а с другой – надвигающееся проклятье.
Посохи и одежду стариков нашли ранним утром родные, встревоженные тем, что они не вернулись ночевать, и отправившиеся на поиски. Неподалёку маги обнаружили чёткие следы обуви и пятна крови. Сомнений не было: пару убили – их тела воссоединились со Вселенной, оставив в этом мире лишь укрывавшие их одежды. Вопрос, кто убил, тоже не стоял. Обувь была явно людская, да и крови от магов не остаётся, её частицы рассеиваются, как и тело.
Новость облетела магов молниеносно. «Поселение подконтрольных перестало функционировать, у людей пропал страх, развязались руки, примитивная, низшая сущность возобладала», - решили они, и были отчасти правы, только убийство снова было подстроено сторонниками Мехеса, а с людьми всё обстояло немного иначе. После убийств, произошедших в их лагере, они недели две ожидали традиционной кары от магов – взятия под контроль или чего-то иного, раз территория поселения подконтрольных брошена. Они были абсолютно уверены, что маги не оставят такое происшествие без внимания, но дни шли, а возмездие всё не наступало. Маги, измотанные постоянным страхом, ужасными условиями проживания и внутренними распрями, были слишком заняты собственными проблемами, чтобы думать о людях. Очень скоро те это поняли. Полностью оправдав надежды Мехеса, они уже примерно через месяц превратили свой лагерь в несколько соседствующих враждебных групп. Первой жертвой стал человек, обвиняемый в том самом убийстве, которое было организовано сообщниками Мехеса. Сначала ему просто угрожали, но когда он, обезумев от ужаса и отчаяния, попытался сбежать из лагеря, поймали и забили до смерти. Никто никогда не узнал, что маги заставили его сознаться в том убийстве, угрожая изувечить его дочь, которая, кстати, всё же была изувечена физически и морально, только уже не ими… Двоюродный брат несчастной девушки пришёл в ярость, собрал своих родственников, друзей и сжёг едва не четверть поселения, начав громить шалаши и землянки обидчиков, - огонь с нескольких хижин в мгновение ока перекидывался на соседние. Это случилось в то время, когда Тодор и Лиа на другом конце мира отыскали Сферу. Люди сцепились в самозабвенной ненависти.
И их вражда отнюдь не была внезапным явлением.
Сознание, развивающееся в условиях жёсткого контроля, не находящее удовольствия в собственном существовании, подавленное однообразной, монотонной жизнью и лишённое возможности как-либо выплеснуть, трансформировать негатив, за годы превращалось в клубок страхов, стереотипов, злобы и порочных желаний, лишённый цельности и логических связей. Конечно, были такие люди, как Тодор и его семья – с устойчивой психикой, более развитым интеллектом, склонные воспринимать жизнь философски, находить в своей повседневности крупицы радости. Однако в целом Лиа была права, когда рассказывала Тодору об отщепенцах: лучшая часть человечества давно отделилась от него, а те, кто жил в городах, передавали по наследству не только гены, но и свой ограниченный образ мышления, закоснелые взгляды, духовный примитивизм и глупость. В общем, как только люди ощутили безнаказанность и свободу, клубки в их головах пустились расплетаться и рождать из разрозненных нитей самые абсурдные, бессмысленные и опасные узоры. Были изъяты из покрытых плесенью сундуков памяти разукрашенные фантазиями грехи и заслуги пращуров, не говоря уже о тех, что свершились на памяти живущих. Выяснилось, что «в вашей семье всегда рождались одни псы, а вот наш род…». Откуда взялась вся эта ерунда, сказать было сложно. Старики вдруг стали вспоминать предания об Эпохе массовых воин, выуживая из недр мозга имена героев и трусов, причём нельзя было с уверенностью сказать, правда это или иллюзия правды, созданная желанием доказать правоту. Начали устанавливаться сомнительные родственные связи. Примечательно, что одни называли себя потомками героев, а новоиспечённых врагов – потомками трусов. При этом вторые были убеждены ровно в обратном. Не стоит и пытаться понять, какое отношение к реальности имели все эти сражения трёхсотлетней давности и почему заслуги и провинности предков вдруг стали превращаться в личную гордость или позорное клеймо их детей.
Таким образом, единичный акт мести породил неуправляемое чудовище, как и планировал Мехес. Только в одном он просчитался: Лаакан ничего об этом не знал и не мог знать – в Глубине не слышно звуков, туда не ходят вестники и дым пожаров, пожирающих человеческий лагерь, не доносится туда ветром. Мехес, как это с ним уже бывало, увлекаясь глобальными идеями, терял из виду важнейшие нюансы. Он и думать забыл, что обитатели дворца могут укрыться в Глубине, ведь коллективного спуска не происходило никогда, ни разу, а обряды посвящения Хранителей и Верховного особо не привлекали внимания простых магов. Он ждал, когда Лаакан ринется спасать людей, а Лаакан тем временем размышлял о том, как выделить больше места для организации подземного огорода.
Пока развивались все эти события, за стеной маги, ранее не предполагавшие, что человек осмелится напасть, после ужасного убийства стариков озаботились охраной своего поселения. Разумеется, их охрана была совсем не то, что дозоры отщепенцев. Они установили магическую защиту и ловушки, невидимые человеческому взгляду. Спустя два дня в одну из таких ловушек попался разведчик отщепенцев, который даже не успел вскрикнуть, прежде чем заклятье лишило его голоса и возможности двигаться. Маги, удивлённые его необычным видом и наличием оружия, притащили отщепенца в свой лагерь. Когда они сняли чары, человек не выказал ни малейшего страха, держался спокойно и с достоинством, чем озадачил их ещё больше. Заинтригованные, маги прибегли к помощи чтеца. За полчаса он без особого труда вытащил из мозга пленника весьма интересную информацию…
***
Двое магов были убиты, а один из людей Мерджима пропал. Это встревожило Алво не на шутку – чересчур подозрительное совпадение. Размышляя, она прогуливалась по лагерю. Да, хоть такое и маловероятно, но разведчик мог столкнуться с голодным зверем и тот утащил его в самую чащу, из-за чего тело пропавшего не могут найти. Однако Алво не верила в это. Интуиция шептала ей, что два события связаны. Расправа над магами тоже вызывала массу вопросов. Мерджим рассказал ей всё, что выяснил: найдены только посохи и одежда, рядом следы и кровь. Алво знала о природе магов достаточно, чтобы чётко узреть сложившуюся картину. Но зачем человеку убивать магов? Это бессмысленно. Объяснить такой поступок сумасшествием? Ненавистью? Всё равно слишком странно. И как он их убил, если ни дротиков с ядами, ни стрел у людей нет? Напал с одним из тех ржавых мечей, что, по слухам, хранились в их городах? Бред. Во-первых, прямая атака даже против одного мага обречена, его можно убить только из засады с помощью стрелкового оружия, иначе он играючи отразит атаку и одним движением руки превратит нападающего в труп. Попытка убийства человеком двух магов и вовсе смешна. А во-вторых, было бы абсолютно глупо, спешно покидая город, спасаясь от проклятия, тащить с собой никуда не годное оружие. Даже для городских это слишком. И главное – для чего это делать? Алво не думала о том, что инцидент подстроен самими магами. Она была в курсе убийств, случившихся во время раскола, но чтобы маги зашли ещё дальше, стали просто так расправляться со своими… Такого невозможно было увидеть даже во сне.
И тут страшная догадка вспыхнула в её голове, заставив покрыться ледяным потом: что если разведчик попался магам и те, увидев у него стрелы, кинжал, дротики, решат, что это он убийца? Что если над ним поработает чтец; если их тайна будет раскрыта и маги объявят войну её народу? Сердце Алво бешено заколотилось, колени охватила слабость. Она едва не побежала к своей хижине, но спохватилась и пошла в сторону дома, стараясь сохранять непринуждённый вид.
- Эй, Сверр! – крикнула она, завидев на скамье у хижины сына. – Иди сюда! – Она позвала его, хотя сама продолжала идти навстречу.
Светловолосый загорелый подросток нехотя отложил в сторону исписанные листы бумаги, которые увлечённо читал, придавил их стоявшим в ногах ведёрком с какими-то плодами и, встав, направился к ней. Все его движения были плавными и изящными, а тело тонким, мальчишеским, но если будучи одетым Сверр мог обмануть чей-то взор, то сейчас, с оголённым торсом, он казался высеченным из камня – настолько рельефно выделялись мускулы под упругой кожей. Его худощавость только шла на пользу: сын предводительницы отлично бегал, лазал по деревьям лучше кошки и в шуточных поединках изматывал противников своей быстротой. Лишь одно беспокоило Алво - вспыльчивый, неуправляемый нрав сына. Его сверстники знали, что Сверра лучше не задевать и желательно с ним не спорить. Взрослые пока могли с ним совладать, но уже было понятно, что у мальчика всего три авторитета: мать, старая оружейница Джума – неизвестно, почему - и юный химик Грэг, казавшийся ему самым интересным человеком на свете. Остальные могли со своим мнением идти подальше и уведомлялись об этом при всяком случае.
- Сверр, срочно найди мне Мерджима и Зарьяну и втроём приходите сюда! Давай стрелой!
- Чего случилось?
- Делай, что сказала, тогда узнаешь, - рыкнула Алво. Её всю трясло.
Брови Сверра сомкнулись, но он промолчал и через мгновение скрылся за деревьями.
Прошло не меньше часа, прежде чем все трое пришли к предводительнице. Она завела их в хижину и плотно закрыла дверь. Сверр, несмотря на то, что ему было всего 14, всегда принимал участие в совещаниях. Власть у отщепенцев не передавалась по наследству, но родственники предводителей часто становились их помощниками. С детьми в племени было принято общаться с учётом возраста, но на равных, поэтому Сверр знал и умел немногим меньше, чем Зарьяна с Мерджимом.
- Вы знаете, что случилось недавно у магов, - начала Алво.
- Ага. Не задалась у старых хрычей прогулка, - совершенно серьёзно констатировал Сверр.
- Вроде люди виноваты опять. Городские. Но в такую басню как поверить? – Мерджим хмыкнул, сложив руки на своей широченной груди, и красноречиво покачал рыжей головой.
- Главное занятие любого лидера – думать. Я думала очень много над этим и решила, нам стоит подготовиться к худшему. – И Алво поделилась с помощниками своими опасениями.
Они выслушали её молча и молчали ещё некоторое время после того, как она закончила говорить.
- Так может быть, - выговорил наконец Мерджим.
- Пусть сунутся! – зло бросил Сверр. – Победы нам не одержать, но мы их сильно удивим.
Зарьяна, хмуро взглянув на него, скривилась.
- Чем мы их удивим, мальчик? Наши шахты и карьеры далеко, наши лаборатории на островах. Запасы пороха, реагентов, металлов, всех ресурсов, даже несчастной древесины, ограничены. Кое-что совсем на исходе. Нам нечем удивлять магов сверх того, чем они уже были удивлены, если влезли нашему разведчику в башку.
- Взрыв огненных бутылей Грэга впечатлит их, не сомневайся. Он показывал мне, что они могут, и я едва в штаны не надул первый раз.
- Твоего Грэга отселить бы обратно на отдельный остров вместе с его бутылями. Однажды у него рванёт так, что мы долетим до Пустоши. По кусочкам.
- Спор плодов хороших не даст, - встрял Мерджим. – А что подготовиться надо, то толково.
Алво вздохнула.
- Я знаю, что у нас крайне мало ресурсов, но если конец света придёт, они нам не понадобятся, а если не придёт – дефицит просто исчезнет. Лучше быть подготовленным к защите, чем застигнутым врасплох. - Помощники дружно кивнули. Алво продолжала: - Разделитесь, как можно скорее оповестите народ, пусть каждый готовит свой лук и ножи, пусть днём и ночью делают взрывные снаряды, яды для дротиков и стрел, а Грэг пусть наделает своих бутылей. На всякий случай. Если нас и разметает по двум материкам, то хотя бы не враждебная магия… Зарьяна и Мерджим, организуйте своих людей для обороны. Мерджим, твои разведчики пусть патрулируют территорию и ведут наблюдение за лагерем магов, но с возвышенности. К цитадели никому не приближаться. Звероловы Зарьяны должны устроить засады и дежурить так от зари до зари. Только первыми ни в коем случае не нападать! Исключительно по моему личному сигналу. Пусть засады будут вдоль троп, вокруг лагеря, и внутри него оставьте людей, способных быстро раствориться в листве. Может, конечно, разведчика растерзал зверь…
- Тропами животных мои не ходят. Нет. И лес нам дом. Мы научены. В год человека четыре зверьё утаскивает, но то не разведчики. То не звероловы. Дети больше или старики, - отрезал Мерджим.
- Несчастный случай? – с сомнением в голосе предположила Зарьяна, но тут же сама и ответила: - Маршрут разведчика был известен. Его бы нашли и очень скоро.
Все переглянулись. Разговор был окончен. Когда стали расходиться, лишь Мерджим задержался, чтобы рассказать Алво всё, что удалось выяснить о происходящем в цитадели. Разведчики, разумеется, не могли узнать о спуске магов в Глубину, но Мерджим поведал, что Лаакан заточён во дворце и его противник по имени Мехес вместе с сообщницей собираются помешать провести спасительный обряд. Говорят, рассказывал помощник, что есть обряд иной, который уничтожит всех людей, сохранив магов, и многим магам такое по душе, потому они поддерживают Мехеса. В стане городских разгорается нешуточная вражда, начались кровавые стычки, но маги, видимо, решили позволить им друг друга перебить, несмотря на то, что поселенцы за стеной верны Верховному и его убеждениям. Сам Верховный пока тоже никак не отреагировал.
Чем больше Мерджим говорил, тем чётче Алво видела общую картину. Все отданные распоряжения о защите вдруг показались ей жалкими, а её племя – обречёнными кусками плоти. Было вполне ясно, какую тактику избрал противник Лаакана, и если он разворачивается так масштабно, отщепенцам не отсидеться в лесу. Но сражаться с магами… Проще убить себя самим. Неужели Лаакан бросит их? Неужели его сил и авторитета не хватит, чтобы остановить всё это? Почему он бездействует? Да жив ли он вообще?
Мерджим не мог ответить ей ни на один из этих вопросов.
***
До конца лета было еще два дня, но утра уже становились туманными и свежими. Туман приходил с холмов, и с каждым новым вечером его влажное, прохладное покрывало расстилалось всё дальше и отступало всё позже. В Шелковом лесу по утрам царила тишина. То тут, то там одинокие листья, решившие опасть раньше времени, бесшумно планировали к земле, ещё тёплой. Солнце, играющее бликами в листве, остывало, и бабочки подолгу сидели на освещённых ветвях и листьях, чтобы отогреть свои слабеющие крылья.
Даже в этом тихом утреннем лесу шаги нескольких магов, торопливо ступающих по мягкой земле, были едва слышны. Кожаные подошвы их сандалий и туфель не издавали при ходьбе никаких звуков кроме лёгкого шуршания, да иногда чуть слышно хрустела под ногами надломанная ветка. Держа в руках посохи, они уверенно шли среди деревьев, держась вдали от хоженых троп. Звери были им совершенно не страшны. У всех на лицах было решительное, каменное выражение.
- Твари! – выплюнул вдруг один, видимо не силах сдерживать эмоции.
Никто ему не ответил, но несколько ртов сжались сильнее. Один из магов двигался особенно быстро. Он обогнал основную группу и теперь шёл впереди. Он успел сделать ещё несколько шагов по инерции после того, как услышал позади душераздирающий вопль. Затормозив, маг порывисто обернулся. Его товарищ лежал на земле и кричал. Остальные столпились вокруг него. Один взглянул вниз, на него, побелел, отвернулся и скорчился, опираясь на дерево – его рвало. Шедший впереди маг бросился к своим. Крики лежащего стихли и превратились в глухое рычание.
- Что здесь… случилось… - последнее слово он выговорил с трудом, уже всё увидев.
Нижняя половина тела у лежащего была в крови. Вокруг правой ноги, будто челюсти, смыкались страшные металлические зубцы огромного капкана. Вся нога несчастного была раздроблена. Из конечности, жутко, неестественно вывороченной, в нескольких местах торчали обломки кости. Под ним было, казалось, море крови. Мага, смотрящего вниз остекленевшими глазами, замутило, в животе мерзко похолодело. Истекающий кровью маг потерял сознание.
- Что это? Что это такое? – забормотал первый.
- Это ловушка, Арпад. Они предусмотрели, предугадали, что мы придём.
Тот, кого назвали Арпадом, продолжал смотреть на кровь, медленно рассеивающуюся в воздухе, и не мог сказать больше ни слова. Такую рану бесполезно было лечить. Никто не смог бы собрать ногу заново из этого страшного месива. А если бы и смог, оставив мага калекой, было уже поздно. Потерянную кровь пострадавшему не восполнить никак. Он обречён.
Капкан был поставлен отщепенцами на крупную дичь, а, само собой, не на магов. Но городские люди не занимались охотой. Они ловили рыбу, а мясо покупали у фермеров. Потому магам был неведом такой промысел, и большинство из них, за исключением дряхлых старцев, не видело капканов никогда. Арпад и его товарищи шли в лагерь отщепенцев, чтобы увидеть их воочию и отомстить за смерть соплеменников. Это были молодые маги, которые не захотели дожидаться, пока другие закончат думать, анализировать и взвешивать. Сколько можно? Мало того, что их всех надули, скрыв существование ещё одной группы людей, так эти новые люди оказались воинами! Пусть они умны, горды, но они опасны, и кто ещё сумел бы убить ни в чём неповинных стариков, если не эти вооружённые бандиты? Факт поимки одного рядом с поселением магов говорит как раз о том, что они разнюхивали обстановку, чтобы напасть снова. Такое чудовищное преступление, как убийство, не должно остаться безнаказанным.
Поначалу компания собиралась только разгромить лагерь отщепенцев, сжечь пару складов, уничтожить запасы еды – то есть хорошенько запугать. Проливать кровь всё же было магам не по душе. Но теперь они все, остолбенев, глядели на умирающего товарища, и пытались осмыслить происходящее. Получалось, что эти новые люди были готовы убивать, не раздумывая, любого. Будет ли в таком случае справедливым ответить тем же?
- Я их уничтожу, - гробовым голосом произнёс один.
Арпад, не говоря ни слова, повернулся и зашагал дальше в лес.
- Мы что, бросим его? – крикнул вслед кто-то.
- Кастор, он умер, - ответил Арпад, останавливаясь. Кастор с ужасом поглядел на лежащего и увидел, что его кожа действительно стала тоньше, под ней отчётливо проступили сосуды и мышцы, а вокруг тела появилась лёгкая дымка – он рассеивался.
- Давайте просто отомстим.
Маги, бросив последний взгляд на мёртвого, двинулись вслед за Арпадом.
На подходах к лагерю отщепенцев их никто не остановил, ведь был чёткий приказ: первыми не нападать. Маги сотворили энергетические коконы, дающие им почти непробиваемую защиту, и начали бойню. От огненных шаров загорались хрупкие деревянные хижины, шалаши и шатры, огромные каменные глыбы хоронили под собой людей, молнии испепеляли убегающих. В ответ в магов летели стрелы, дротики, пороховые снаряды, но это было всё равно, что хлестать кнутом гору.
- Сверр! – кричала Алво посреди воплей, грохота и паники. – Сверр! – В пламени, дыму и мечущихся фигурах сложно было разобрать лица. Она отдала приказ об атаке, но знала, что всё бесполезно. Только бы Сверр не полез на рожон и не погиб без всякого смысла!
Вдруг она увидела его. Они с Грэгом бежали в противоположную толпе сторону. В руках у них были большие и по виду тяжёлые матерчатые сумки. Недоумевая, Алво двинулась в их сторону, вытягивая шею, чтобы лучше видеть. Отщепенцы пытались сопротивляться, но, понимая, что усилия тщетны, повиновались инстинкту и бежали, натыкаясь на предводительницу, которая продиралась сквозь живой поток. Алво увидела несколько фигур, окутанных белым свечением. Маги продолжали громить всё вокруг, повсюду лежали изуродованные, обожжённые тела. У женщины внутри всё холодело, сердце, казалось, вот-вот остановится, но она шла, как заворожённая, пытаясь не потерять из виду сына. Сверр с Грэгом чудом подбежали на расстояние примерно в сотню метров от магов. Густой дым скрывал их. Алво увидела, как Сверр размахнулся и бросил в сторону магов что-то, блеснувшее на солнце. Её глаза успели поймать момент, когда он упал на землю, а потом всё вокруг стало белым.
Алво почудилось, что она тоже падает, но не на землю, а в студенистую жидкость. Когда она открыла глаза, в ушах звенело, все звуки слышались так, будто её голову обвязали подушками. Предводительница со стоном попыталась встать, и ей это удалось. Всё вокруг по-прежнему горело, но грохота и треска разрядов она не слышала. Маги ушли? Спотыкаясь, Алво побрела туда, где последний раз заметила Сверра. Большинство людей убежали в чащу, и сейчас среди пожарища и трупов ходили лишь несколько человек. Она увидела, что Мерджим, весь в пыли и саже, несёт на руках Зарьяну. Её руки висели, как плети, она вся была залита кровью, наверняка тяжело ранена. Верные себе, помощники Алво не бежали до последнего. Болезненный комок подкатил к её горлу, глаза защипало. Как же так? До чего они дожили! Мужчины, женщины, дети, старики… Маги не глядели, кого убивают. Они не стали думать, не захотели поговорить с ними. Если бы только они поговорили! Алво смогла бы доказать, что её люди не убивали тех стариков. Она сжала кулаки от нахлынувшего чувства бессилия и свершившейся несправедливости. Но где же Сверр и Грэг? Неужели погибли? Она уже почти поравнялась с тем местом, где видела их, и тут заметила что-то другое. Не веря своим глазам, Алво остановилась и подошла ближе. Это была одежда. Одежда мага. Рядом валялся посох, а чуть в стороне… голова. Взгляд женщины метнулся дальше, и она увидела ещё одежду, посохи и обожжённые части тел.
- Сработало! В рот мне ежа! Они подохли!
Алво с открытым от изумления ртом обернулась. Из-за обгоревших кустов к ней бежал Сверр. Его слегка вело, но в целом выглядел он весьма живым. Позади него не спеша, с гордым видом шествовал Грэг – маленький, полноватый парень лет двадцати пяти, с растрёпанными тёмно-русыми волосами, закрывающими уши.
- Сверр, - опомнилась Алво, - что это было?
- Огненные бутыли! – сияя ответил мальчик. – И их сраная магическая защита не помогла!
- Прекрати ругаться! Но… как? – предводительница не представляла, что может пробить энергетический кокон.
- Ну, это новый химический состав, - важно произнёс Сверр. – Глицерин, сера... Эм… Что-то ещё, я так взволнован, что всё вылетело из головы… Но главный ингредиент – порошок из магических кристаллов!
- Магических… Грэг! Как это понять? – Алво совершенно опешила.
- В наипрямейшем смысле, - ответил химик, пожимая плечами, словно ничего особенного в этом не было.
- Творцы! Где ты взял кристаллы? И как – как?! – ты их измельчил в порошок?
- Да Огар с детьми приволокли посохи. Они нашли их на дороге где-то под Нагаиром. Точнее, они нашли телегу с магическим барахлом, а в ней были посохи. Они подумали, что в скарбе магов может найтись что-то полезное. В том смысле, что нечто интересное. То есть занимательное… Мало ли что можно было там найти…
- Грэг, ближе к делу!
- Я долго думал, как отделить кристаллы от посохов, ведь я давно мечтал их исследовать. Посохи я смог брать большими деревянными щипцами, обтянутыми пузырём глубоководной…
- И что?!
- Я отделил кристаллы с помощью кислоты, полученной из желёз древесной… Ладно. Но дальше вам придётся выслушать подробности. В общем, посохи магов почти всегда делаются из костей чёрных гидр или кригалей. Кислота, предназначенная для скорейшего переваривания жертвы, растворила верхнюю часть посоха за тринадцать часов. А кристалл я измельчил прессом в кузнице. Я обтянул пресс таким же пузырём, как щипцы, и всё. Не знаю, в чём штука, но эти пузыри не проводят энергию. Надо будет их исследовать… Дальше я проводил разные опыты с порошком, и у меня возникла гипотеза, что в составе определённой смеси он при соприкосновении с магическим полем может срабатывать как мощнейший катализатор, запускающий преобразование массы в энергию…
- Ты хочешь сказать, что энергетический кокон не защитил магов, а даже наоборот?
- Именно. Конечно, их разорвало бы и так, но с коконом взрыв получился куда мощнее. Что ещё важно: в момент выхода энергии, магическое поле, существующее только вокруг мага, притягивает её. Вот почему их разнесло чуть ли не на атомы, а нас со Сверром лишь оглушило, хотя мы были недалеко. Признаться, я не был во всём этом уверен. Это была теория. Но сегодня положение сложилось отчаянное. Самое подходящее для эксперимента. Удачного эксперимента! – Грэг довольно потёр руки.
- Да, мы взрывали пару бутылей, и они грохали от души, но совсем по-другому, - радостно вставил Сверр.
Алво вдруг ощутила страшную слабость. Она вздохнула и закрыла глаза. Голова всё ещё гудела.
- Магов было несколько. Где другие?
- Я… я не знаю, - признался Сверр. Грэг вскинул брови, показывая, что его ответ аналогичен.
- Вы идиоты, - проговорила Алво. – Надо было убить всех, раз уж получалось. Наверняка те двое, или сколько их там, сбежали и приведут за собой такую толпу, что никакие взрывные смеси нас не спасут! Грэг, забери посохи погибших. Тебе много порошка надо на одну бутыль?
- Микроскопически мало, - ответил тот со смирением в голосе.
- Мы спасли всех! Пусть маги других приведут, но у нас будет время углубиться в лес, мы привлечём ещё учёных, наделаем много бутылей и, может быть, поджарим задницы магам так, что они отступят! – воинственно произнёс Сверр, обиженный тем, что их помощь не оценили по достоинству.
- Они придут слишком скоро, - Алво говорила так, словно разъясняет ситуацию годовалым детям. – Если бы погибли все, до магов бы долго доходило, что произошло. Если бы никто, они, возможно, вовсе удовлетворились бы сделанным и успокоились. А теперь… Дай Творцы, чтобы у нас было хотя бы три дня!
Грэг и Сверр молчали.
- Разумеется, это не значит, что мы не должны защищаться. Приступайте к изготовлению своих бутылей сию же секунду! – гневно процедила Алво. – Вы что, ещё здесь?
Глава тридцать четвёртая
Молчаливый берег Южного материка долго преследовал их. Так казалось Тодору. Он целыми днями торчал на палубе в надежде, что солёный ветер – влажный, пахнущий дымом, принесённым из Огненной долины, - освежит его душу, заберёт с собой и развеет над океаном мучительное, тяжкое, словно цепи вечников, чувство вины.
В первый же день после того, как они сели на корабль и отплыли, умер первый человек. Теперь, три недели спустя, от команды остались лишь четверо, не считая его и Лии, и корабль неуклонно шёл вперёд лишь потому, что им управляли уже не люди, а магия.
Лиа, кажется, сломалась. Кирт был жив, но она почти не выходила из каюты, и в редкие моменты, когда Тодор видел её, он понимал, что Лиа перестала спать. Он пытался с ней заговорить, но она ускользала, похожая на немую тень, и снова укрывалась за дверью своей каюты. Как-то ночью Тодор долго ворочался, думая о ней, терзаясь собственной беспомощностью, и, не выдержав, выбрался из постели, пошёл через тёмный коридор к её двери. Он сам не знал, чего хотел – поговорить или просто узнать, что она спит, - но когда подошёл к каюте Лии, услышал за дверью голоса – её и Кирта. Она говорила тихо, надломлено, словно шелестели старые свитки, и постоянно прерывала Кирта, в уверенных интонациях которого ложь и обречённость были так же явны, как камень, попавший в ботинок и колющий ступню. К звукам их голосов примешивались скрипучие вздохи корабля, далёкие, молящие стоны ветра. Тодор постоял с минуту под дверью, окутанный чёрными иллюзиями ночи, а потом пошёл к себе, так и не решившись войти. Третий лишний решил он. Снова.
Разве не за это чувство и порождаемую им слабость он себя ненавидел? Он мог сделать так, чтобы этого путешествия смерти на проклятом корабле не было, но он не предпринял ничего. Когда они с Лией увидели Кирта, вылезающего на берег из шлюпки, уже тогда всё было понятно. Не надо иметь большого ума, чтобы в таких обстоятельствах составить простейший прогноз. Тодор должен был воспротивиться, решительно сказать нет, если надо – силой магии отправить людей обратно на корабль, в океан, но он просто стоял и тупо смотрел, как Лиа захлёбывается отчаянием, теряя остатки сил и здравомыслия, а Кирт, напирая уверенностью, тащит её к шлюпке. Лиа, сильная и жёсткая, больше всего на свете боялась терять близких. Этот страх совершенно парализовал её, и Тодор должен был быть решительным за двоих. Но он молчал, ревнуя и чувствуя себя лишним, не достойным встать между ними. Новорождённый Тодор, избранный, всемогущий, куда-то испарился и на поверхность, будто червь из зловонной ямы, вылез тот, казалось навеки погребённый, инфантильный, комплексующий, неотёсанный гончар. Все долгие месяцы, что они с Лией провели вместе, Тодор чувствовал, но не хотел признаться себе, что рядом с ней ощущает себя жалким. Она умна, ей подвластны первозданные силы, она так много знает о мире, а он всю жизнь был лишь обслугой магов. После Катарсиса он думал, что теперь они на равных, однако в то же время что-то подсказывало: обретённых сил и изменившегося мироощущения для этого не достаточно. Нужно время, чтобы переродиться в полном смысле. А может, Тодор на это вовсе не способен? Кирт не маг, но обладает той внутренней свободой, какой у Тодора не было никогда. Он привык быть хозяином своей жизни, а Тодор привык быть рабом, и эти фундаментальные нити, соединяющие воедино личность, так просто не заместить.
В общем, Тодор позволил Кирту решить всё за них. Когда умер первый из команды, он убеждал себя, что не мог предвидеть такое будущее, но это было бессовестное самооправдание, низость которого Тодор ощущал даже физически – время от времени его передёргивало и по телу бежали колючие мурашки. Потом, наблюдая, как корабль пустеет день ото дня, он предался философским рассуждениям на тему того, стоит ли высшая цель человеческих жертв. Пара десятков жизней во имя спасения миллиона. Должны были они с Лией отказаться от помощи людей, которые прекрасно знали, на что идут? Без корабля они потеряли бы уйму времени и, скорее всего, не успели бы вовремя вернуться в Делакарон…
«Как лицемерно прикрываться высокими мотивами! Замазывать ими неприглядное лицо правды: ты развалился на части из-за ревности и неуверенности в себе. У тебя есть огромная сила, ты мог сотворить хоть плавающий, хоть летающий корабль из песка, камня и воды, а на Северном материке пересесть на кригалей. И всё же нет. Правда просто было стоять истуканом, когда речь шла о чужом близком человеке? Но что бы ты сделал, если бы на этом роковом корабле приплыл твой отец?..»
Этот хрипящий внутренний шёпот не давал Тодору покоя. Ночами, метаясь на влажной простыне, он видел тёмные, беспокойные сны, полные голосов и незнакомых образов. Металлические капсулы, проносящиеся над головой, люди с цветными волосами, высокая, окутанная зеленью и туманом гора, на вершине которой, пронзая небо, возвышаются четыре гигантские статуи; город без стены, с мириадами огней, пронизанный лентами странных, висящих в воздухе дорог… Тодор просыпался, объятый ужасной, бесформенной помесью страха и тоски, а в реальности вместе с ним просыпался шёпот и принимался терзать его холодную от пота грудь.
…Корабль плыл сейчас по морю Священных снов, и впервые за три недели Тодор не видел берега по правому борту. Они прошли недалеко от Огней Зитара – безжизненной, мрачной долины, покрытой лавой и вулканическим пеплом. Несколько дней корабль двигался в клубах едкого дыма и пара, поднимающегося от горячей воды. Магия рассеивала этот туман, и тогда были видны вулканы с бугристыми, покрытыми застывшей лавой склонами и раскалёнными ярко-оранжевыми реками, медленно стекающими по ним, будто слёзы мятежного огненного духа. Они миновали и Горячие водопады, скалистые берега которых тонули в тёплой, влажной пелене. Здесь было слышно только далёкий шум воды и заунывный вой ветра. Эти звуки парадоксальным образом ткали абсолютное безмолвие, в котором Тодору хотелось остаться и навеки уснуть.
Но лёгкое избавление было ему не суждено.
Раздался скрип, и Тодор резко обернулся. Ветер подхватил его тёмные волосы, швырнул в лицо. Откинув их движением руки, он увидел, что это Кирт вышел на палубу. Он весь вспотел. Крупные капли пота стекали по его загорелому лицу, шее и плечам. Незакрытая им дверь сначала так и скрипела на сквозняке, протяжно, тоскливо, но через минуту рывком распахнулась, едва не слетев с петель, и на палубу выбежала Лиа.
- Кирт! – пролепетала она голосом, совсем не вязавшимся с её возбуждённым видом и резкими движениями.
- Всё нормально, - ответил он и слабо улыбнулся.
Тодор начал понимать. Он не хотел этого видеть, хотел уйти, бежать, но тело словно оцепенело, а дрожащие ноги отказались подчиняться. Кирт опустился на деревянную скамью у самого борта и прошептал:
- Я хочу видеть океан.
Лиа упала рядом с ним на колени и уткнулась лицом в его горячие руки. Её плечи поникли. Они не вздрагивали, как если бы она плакала, и вообще не двигались, словно Лиа перестала даже дышать.
- Зачем вы приплыли за нами? Зачем? – послышался её глухой, ломкий голос.
- Всё правильно. Мы спасли вас, чтобы вы спасли мир. Мы не могли поступить по-другому, - проговорил Кирт.
- Ты не подумал о том, как я буду без тебя! – выкрикнула она вдруг, вскидывая лицо к нему. – Ты всегда делал только то, что считал нужным, но как же я? Как же я?! Да зачем я стану спасать мир, если ты умрёшь, если я останусь с этой болью на сотни лет! – Голос Лии осёкся.
Тодор всё пытался закрыть глаза, моля Творцов сделать его слепым и глухим, но даже веки не хотели внимать его отчаянным воззваниям, и он смотрел на происходящее, чувствуя, как сжимаются внутренности. Подошли оставшиеся члены команды, обступили его, тяжело дыша, перекрывая кислород. Тодор судорожно втянул воздух, покосился на людей. Они все глядели на Кирта. На их лицах не было страха, только печаль и стоическое смирение.
- Мне не больно, - еле слышно прошептал Кирт. Его тело стало тлеть, будто бумага. – Я ничего не чувствую, - проговорил он, гладя бледные руки Лии, успокаивая её.
Она подняла глаза. Слёзы оставляли тёмные полосы на её исхудавшем лице. Казалось, что это вытекает из глаз её взгляд, полный мучительной, острой, отчаянной любви.
Лиа нежно приложила ладонь к щеке Кирта, провела по его волосам. Он закрыл глаза. Она приподнялась, прижалась к нему, обнимая его плечи, коснулась губами его влажного виска.
- Я люблю тебя, - прошептала Лиа так, чтобы услышал лишь он.
В этих словах было всё, что только могло передать одно живое существо другому на пороге смерти. Всё, что вообще когда-либо имело во Вселенной смысл.
Тело Кирта вспыхнуло золотом и рассыпалось на миллиарды мерцающих частиц, оставив Лию обнимать пустоту. Ветер, ставший вдруг ледяным, прорвался меж её рук и разметал переливающееся облако, увлёк то, что мгновение назад было человеком, за собой – витать вечность над молчаливой водой. Не поднимая головы Лиа встала и побрела, еле переставляя ноги, к двери, ведущей в трюм. Никто не проронил ни звука, никто не попытался подойти к ней. Тодор дёрнулся было следом, но внезапно ему показалось, что Лиа сейчас распознает все его мысли, посмотрит на него своими запавшими, воспалёнными глазами и скажет: «Да, ты виноват», а в её голосе зазвучит ненависть.
Люди разошлись. Они уже давно не занимались бытовыми делами, просто ждали конца, играя в настольные игры, бесцельно шатаясь по палубе или перебрасываясь едкими шутками. Над кораблём, несущим спасение, витала аура неминуемой смерти. Тодор снова остался один.
***
Прошла ещё неделя, и умер последний член команды. Лиа немного пришла в себя. Видимо, приняла случившееся как неизбежность. Она часто теперь бывала вместе с Тодором на палубе, и, хотя была похожа на приведение, даже пыталась улыбаться. Её улыбка больше напоминала болезненную гримасу, но Тодор был рад и этому. Иногда он наблюдал, как Лиа сидит на ступенях капитанского мостика и, закрыв глаза, правит курс корабля – она знала правильный путь и управление судном взяла на себя, - а потом долго всматривается вдаль, словно пытаясь взглядом пересечь горизонт, и кутается в колючее шерстяное одеяло: у Северного материка уже ощущалось первое дыхание зимы.
Они шли через море Священных снов. Однажды утром Тодор, выйдя навстречу восходящему солнцу, увидел по правому борту разрозненные очертания земли в прохладной рассветной дымке – острова архипелага Семь магов. Безотчётное чувство восторга охватило его, он вдруг осознал, что за прошедший год повидал почти весь мир. Лиа говорила, что острова ровно на полпути к Делакарону, а ещё через несколько дней покажутся башни Риккола. Конец пути был совсем близок. Воспоминания о пережитом пронеслись перед мысленным взором Тодора. Отчаянное одиночество в Туманных холмах, битва с кригалем, первая встреча с Лией, поселение подконтрольных, дохи, коварная Клэда, колыбель спокойной жизни – хижина Марибель, переход через Разлом… Сколько раз за это время они с Лией едва не погибли, но всегда приходило спасение. Теперь спасителями предстояло стать им.
Эта мысль пробудила в душе Тодора боль. Пока они не смогли спасти никого. Когда начали умирать люди на корабле, они пытались, но их силы, способные вдохнуть жизнь в песок и камень, оказались неспособны вернуть её жертвам проклятья. Тогда Тодор впервые подумал, что за прок от этого могущества? Какой в нём смысл? Для чего ему способность оживлять барханы или творить дожди? Возможно, он мог бы излечить кого-то от обычной, человеческой болезни, но здесь и сейчас это не имело никакого значения.
От умирающих людей он не слышал ни единого слова жалоб. Они верили, что принесли себя в жертву ради того, чтобы жили их родные, друзья, другие существа, которые придут им на смену. Они не задавались вопросом, почему именно им выпала такая судьба – жить в это страшное время, не спрашивали, для чего погибать им, а не кому-то ещё. Они не мучились, и от этого Тодору было немного легче, но иногда он спрашивал себя: эти люди умерли от того, что попали в зону проклятия на Южном материке, или же они везут проклятие с собой, завёрнутое в тонкий платок, спрятанное во внутреннем кармане сумки Лии, молчащее и выжидающее? От таких мыслей мороз бежал по коже, но ничего нельзя было сделать, и Тодор их всячески прогонял.
Над островами неспешно плыли лёгкие, белые облака, будто кто-то разлил сливки, заготовленные для праздника. Солнце из сонного розового превратилось в золотое и подсвечивало их, разбрызгивая лучи по всему небу. Давно уже большая вода не была так безмятежно приветлива, невзирая на конец октября и холодные ветры, но пустынный берег, видимый Тодору, делал благостную картину тоскливой. Были видны черепичные крыши покинутых домов и пустые доки, где на пропитанном морской солью дереве суетились крикливые птицы. Природа, в которой никогда не было человека, казалась Тодору величественной, но мирной. Здесь же, где когда-то бурлила людская жизнь, а теперь остались лишь её свидетельства, будто безымянные скелеты, она представала грозной, всевластной и неотвратимой. Каким станет мир после всего? Какими станут они сами? Проведут обряд, остановят смерть, вернут людям и магам возможность спокойно наблюдать за течением времени. Примут ли маги Лию в свой круг? Вернётся ли Тодор домой и где теперь его дом? Немые руины, затерянные в песках, призывают его, но что это означает? В город людей ему нет пути. Жить там после всего, что он узнал и увидел, невозможно. Уйти ли ему к отщепенцам? Быть может, и Лиа захочет остаться с ними, и тогда им не придётся прощаться…
- Думаешь, что будет после?
Тодор вздрогнул от неожиданности. Лиа подошла неслышно. Она вяло улыбнулась, и в уголках её глаз появилась паутина морщин.
- Да… - ответил Тодор, замешкавшись. – Ведь уже почти конец.
- Конец, - эхом отозвалась Лиа. Её кудрявые волосы цвета первого летнего мёда развевались за спиной. Она приподняла одеяло, наброшенное на плечи, и спрятала их под него, закуталась снова, застыв.
- Меня всё мучает вопрос…
Лиа приложила ладонь к губам Тодора, отчего ему стало жарко.
- Не надо, - сказала она. – Все наши вопросы, наши чувства бессмысленны. Они никому не нужны, никого не волнуют и ничего не стоят. Мы с тобой лишь орудие, которому не полагается выбирать. И задаваться вопросами.
- Как считаешь, что мы увидим, когда вернёмся?
- Надеюсь, живых.
- У нас с собой Сфера. Вдруг…
- Да, да. Я тоже думала об этом, - Лиа понимала Тодора почти без слов. – Но выбора нет. Мы же не можем остаться с ней здесь, или выбросить её посреди океана, или что-то ещё. Она нужна для конкретной цели. В Пророчестве сказано, она поможет спасти мир, а не уничтожить, хоть и является источником проклятья. Поэтому нет причин опасаться, что Сфера убьёт всё живое, когда мы сойдём на берег.
Тодор закусил губу, промолчал. Лиа вздохнула. Облака над архипелагом Семь магов развеялись, и солнце со всей остывающей силой обрушилось на одинокий корабль.
Глава тридцать пятая
Когда луч, вырвавшийся из Великого кристалла, ударил в Нерил, она вначале не почувствовала ничего. Потом осознала, что кроме ослепительного света ничего не видит, не слышит и не ощущает собственного тела. Это испугало её. Ещё немного, чувствовала Нерил, и начнётся паника, но затем она увидела, что стоит на своём месте перед кристаллом, жадно глотая воздух, а Хранители смотрят на неё, одобрительно кивая. Сколько продолжалось посвящение, Нерил не знала – время как будто перестало существовать на том отрезке самого себя.
Она ожидала, что почувствует нечто особенное после обряда – прилив сил, изменения в разуме, да хоть просто головную боль, но ничего подобного. Видимо, недоумение отразилось на её лице, потому что Аш засмеялся, подошёл к ней, пожал руку и сказал:
- Не сразу. Всё не сразу.
И, ссутулившись, побрёл небрежной, старческой походкой к двери, будто выходил не из зала Кристалла, а из столовой.
Белазар похлопал её по плечу и направился следом за Ашем. Лаакан задержался, и Нерил теперь стояла, не зная, что делать, чувствуя себя неловко. Она уже много раз пыталась заговорить с Верховным, но Лаакан избегал контакта как мог, внезапно вспоминая о важных делах и неожиданно сворачивая в боковые коридоры Глубины, стоило только Нерил показаться на пути.
- Я должен завершить посвящение Хранителя, - внезапно произнёс он, стоя к ней вполоборота. – Маги не выбирали преемника, я не проходил Отречения, следовательно я связан со Вселенной как Верховный и им остаюсь, - Лаакан говорил таким тоном, будто Нерил с ним спорила.
- Хорошо, - ответила она.
- Мне нужно передать тебе знания.
- Что ж, я готова.
- Это несложная процедура, но в нашем случае она приобретает интимный характер. Я счёл правильным тебя предупредить.
- Приступайте, Верховный, - Нерил надеялась, что Лаакан расслышал в её голосе скрытую обиду.
Он подошёл к ней и приложил ладони к её вискам. Его руки слегка дрожали.
- Закрой глаза, - сказал он, и Нерил закрыла, чувствуя, как от его близости учащается сердцебиение, просыпается мучавшее её столько месяцев желание.
Лаакан придвинулся ещё ближе, так, что она могла ощущать даже сквозь одежду тепло его тела. Она даже не сразу поняла, что происходит, когда информация легко, словно прозрачный ручей, стала проникать в её разум. Образы, слова, факты, лица вспыхивали перед её мысленным взором и оседали в сознании, готовые служить Хранителю. Ничего прекраснее этих минут не было в жизни Нерил. Они с Лааканом будто стали едины, неразрывны. Она ощутила, как глубок, как полон разум Верховного, а его дыхание щекотало ей кожу. Когда Нерил открыла глаза и увидела, что Лаакан уже отнимает руки от её лица, что ещё секунда и волшебство развеется, её горло сжал болезненный спазм.
- Нет! - хотела крикнуть она, но голос ослушался.
Лаакан опустил голову и уже развернулся, чтобы уйти. Послав к дохам самоконтроль, страх и всё на свете, Нерил схватила его за рубашку, потянула к себе. Он поднял руки, пытаясь освободиться, но её пальцы были сейчас так же сильны, как её отчаяние.
- Нет, не уходи от меня! – заговорила она, задыхаясь. – Поговори со мной! Ради Творцов, сколько можно!
- Нерил, отпусти, - пробормотал Лаакан. Его лицо выражало крайнюю степень беспомощности, будто его поймали в силки.
- Не отпущу, пока ты не поговоришь со мной.
- О чём нам говорить? Всё решено.
- После того, что у нас было, вот такой конец?! Я не верю.
- Нерил, столько времени прошло, тебе уже пора остыть.
- Остыть? – Её губы дрогнули. – Сиюминутная блажь остывает, но не любовь.
- Я прошу тебя…
- Нет, это я тебя прошу! Прошу сказать, глядя мне в лицо, что у нас больше никогда, никогда… - Она не смогла договорить. Мысль об этом была слишком страшна. Настолько, что её глаза вмиг наполнились слезами, а ноги задрожали.
- Да, Нерил, никогда, - произнёс Лаакан бесцветным голосом.
На мгновение ей показалось, что пол уходит куда-то вниз.
- Я так не хочу, нет, не хочу так, - забормотала она.
Её руки, сжимающие ткань рубашки, вцепились в неё ещё сильней. Нерил показалось, что она сейчас упадёт замертво, но вместо этого, уже вовсе потерявшись в происходящем, она привалилась к Лаакану и со всей силой последнего порыва впилась в его губы. Он снова поднял руки, собираясь оттолкнуть её, но что-то внутри Верховного сдалось. Забыв о защите, его ладони крепко сжали её плечи.
Через минуту церемониальное одеяние Нерил с лёгким шорохом упало на древние плиты, превращаясь в любовное ложе.
Спустя час они лежали в ворохе собственной одежды, глядя в потолок, и никто не решался заговорить. Наконец Нерил произнесла:
- Ты до сих пор злишься на меня?
- Я уже давно на тебя не злюсь, - ответил Лаакан со вздохом, - просто думал, будет лучше всё прекратить и не давать повода для новых публичных скандалов. К тому же ты молода, у тебя ещё будет столько страстных романов…
- Что ты такое выдумываешь! Мне не нужен никто другой. Да, ты старше, ну и что? Другие просто убого мыслят, раз для них наша разница в возрасте страшное преступление!
- Узнаю Нерил, - Лаакан улыбнулся.
- Ты теперь снова будешь избегать меня? – спросила она, боясь услышать ответ.
- Это уже не важно, - отмахнулся он. – Стоит признать, что и мои чувства остались прежними. Бежать от них глупо.
- Так значит… - лицо Нерил засияло.
- Но втайне от всех, как и раньше. Нам нужно ещё больше осторожности – в Глубине мало пространства, все друг у друга на виду. Будь крайне осмотрительна, и я буду тоже.
- Не беспокойтесь, Верховный, - ответила она, воспаряя от счастья, и подумала, что, пожалуй, ещё никто не занимался любовью в зале Кристалла.
***
Среди сырых теней Глубины и мрачных силуэтов магов, то ныряющих в эти тени, то вдруг возникающих из них, Маркус бродил, словно призрак в потустороннем мире. Он не понимал, что с ним происходит и почти не спал, мучимый тревогой, нарастающим чувством ожидания неведомо чего и страхом, вызванным неясной природой его состояния. Если же удавалось уснуть, Маркуса посещали странные, пугающе реалистичные видения. Он видел огромную гору, всю зелёную от устилающего её леса, а на вершине – четыре гигантские статуи, лики которых теряются в рассеянных, туманных облаках. Запах влажной листвы чувствовал он в этом сне, смешанный с множеством других, незнакомых запахов. Потом Маркус будто оборачивался и перед глазами вставали странные, тонкие, чудовищной высоты башни, словно иголки торчащие среди других, небольших, зданий; сотни, а может миллионы огней – неподвижных и проносящихся молниеносно по каким-то подвешенным в воздухе жёстким лентам, похожим на причудливые дороги. Сон, наполненный этими образами, повторялся снова и снова, и не приносил отдыха. Маркус просыпался – часто среди ночи – разбитым и растерянным.
Казалось, другие маги тоже стали замечать странности в его поведении, особенно после одного случая. Тогда Маркус сидел вместе со всеми в комнате, переделанной под общий зал, и вёл самую обыденную, непринуждённую беседу. Внезапно его голову словно объял жар, перед глазами поплыли цветные пятна. Не закончив фразу, он вскочил с дивана и крикнул: «Четыре столпа!», а потом всё вдруг прекратилось, и Маркус понял, что стоит в тишине, пожираемый вопросительными взглядами онемевших от изумления товарищей. Пошутив, что, кажется, грибы, выращенные в Глубине, обретают интересные свойства, он поспешил ретироваться, но едва укрывшись от чужих глаз, испытал такой приступ паники, что едва не бросился к Лаакану, рыдая, как младенец. Чудом сдержавшись и немного придя в себя, он поплёлся к Шинне. Она испугалась, увидев, какой он бледный и мокрый от пота, но привести лекаря Маркус не позволил. Он интуитивно чувствовал, что тот здесь бесполезен. Взяв с Шинны обещание хранить случившееся в секрете, он провалился в сон, лёжа у неё на груди, а когда проснулся, увидел перед собой Белазара.
- Ты болен? – спросил Хранитель с тревогой, глядя то на него, то на дочь.
- Нет.
- А другие так не думают. Ты всех напугал, теперь маги в каждом углу шепчутся о том, что проклятье добралось до Делакарона.
- Это не проклятье! Никому ничего не грозит, - горячо возразил Маркус, поднимаясь.
- Откуда тебе знать? – спокойно, но сурово проговорил Белазар.
- Папа, пожалуйста, оставь его в покое. Видишь, ему нехорошо…
- Как раз это я вижу прекрасно! Если болезнь уже здесь, на севере, мы должны знать.
- Дай ему отдохнуть!
- Шинна, ради Творцов, помолчи!
- Я не стану молчать! Это касается и меня. Перестань допрашивать Маркуса. Он… так много работает и почти не спит. Разве тебе самому легко? А Маркус очень чувствительный, хоть и скрывает это, - и она многозначительно взглянула на возлюбленного, который хотел воспротивиться такому описанию, но, увидев её умоляющие глаза, покорился и выдавил смущённую улыбку.
- Да, переживания и стресс меня скоро совсем изведут, - пробормотал он.
Белазар окинул из обоих взглядом, полным подозрения, но всё же потянулся к ручке двери и вышел, раздражённо жуя ус. Шинна обернулась к Маркусу.
- Расскажи мне! Или я больше не смогу тебе доверять. Как мне любить мага, у которого сплошные тайны от меня?!
Маркус растерялся. Действительно, как долго можно любить кого-то, гадая, что у него у него в голове и каков он на самом деле? Он похолодел от мысли, что Шинна разочаруется в нём.
- Хорошо, я… я расскажу.
Они сели рядом на низкую деревянную кровать, подобные которой были теперь у всех в Глубине, и Маркус стал говорить. Поначалу он выжимал каждое слово, но потом они стали рваться из него потоком. Он описывал свои чувства, страхи, догадки – на самом деле Маркусу давно нужно было с кем-то поделиться.
- Так ты правда не понимаешь, что с тобой? – спросила Шинна, когда он закончил.
Маркус отрицательно покачал головой.
- А если это всё-таки…
- Нет, это не болезнь. Проклятье тут не при чём.
- Когда мы жили в Хитуме, я видела много умирающих магов, и их болезнь начиналась с таких симптомов, какие сейчас у тебя.
- Это не она. Я просто знаю и всё.
- Я боюсь за тебя! – едва не плача воскликнула Шинна. – Ты разве не понимаешь?
- Понимаю, - ответил Маркус, смягчаясь. – Думаешь, я не боюсь за тебя и за нас обоих? Да постоянно. Где эти избранные? Когда они вернутся? Вернутся ли они вообще? У меня одни страхи да вопросы в голове… Наверное, как у всех. – Он подошёл к Шинне и обнял её. – Я совершенно точно, на все сто уверен, что это не проклятье. Это так же верно, как то, что Аш тайком читает любовные романы и окропляет скудной старческой слезой их самые душераздирающие страницы.
- Правда читает?!
- О да. Мне как-то не спалось и я среди ночи застал его в общей комнате с книгой, сморкающегося в платок. Сначала он пытался отвертеться, начал говорить, что у него старческая бессонница и насморк от пыли, но я заверил его в дружеском участии, и Аш признался, что любовь всегда трогала его и восхищала больше всего остального в мире, поэтому ему нравятся такие романы. Особенно теперь. Он находит в них радость, успокоение и чистоту, которых сейчас так не хватает.
- Это грустно.
- Напротив. У Аша есть своя вселенная, где его душа обретает свет. У большинства же нет такого места даже в воображении – вот что грустно по-настоящему.
В дверь постучали.
- Кто? – спросила Шинна.
- Я, - ответил детский голос.
Шинна выбралась из объятий Маркуса и впустила сестру.
Алика вошла и сразу повернулась к нему.
- Ты никогда не приходишь ко мне просто поиграть, - сказал он с усталой улыбкой, уже зная: сейчас что-то произойдёт.
- Я Прорицатель и выполняю своё назначение, - ответила девочка серьёзно. – Но если ты хочешь, попозже можем и поиграть.
- Какое назначение? – вмешалась Шинна.
- У меня есть сообщение для него. Раньше, когда я пыталась прочесть информацию о Строителе в межизмерении, что-то мешало. Похоже было, что я иду и упираюсь в стену. Но сегодня я услышала вибрации Вселенной, она сама позвала меня, и знания стали мне открыты. Наверное, это Творцы решили, что пора ему узнать больше, чтобы не мучился.
- Я в порядке, - вставил Маркус.
- Это не так, - отрезала Алика. – Я чувствую тебя всегда, и ты всё время страдаешь.
Маркус оторопел.
- Как ты чувствуешь меня?
- Ну просто. Я и их чувствую тоже. Они уже близко.
- О ком ты говоришь? – спросила Шинна.
- О Проводнике и Зачинающей, конечно.
- Значит, они возвращаются! – радостно воскликнула Шинна. – Мы будем спасены?
- Такая информация не была мне открыта, - ответила девочка уклончиво. – Я должна поговорить со Строителем. Сейчас.
- Хорошо, - ответил Маркус, - говори.
- Знание только для тебя.
После секундной заминки Шинна поняла и направилась к двери, стараясь, чтобы выражение лица не выдало обиду – она вдруг почувствовала себя лишней в этой истории и в жизни Маркуса.
- Она ощущает себя лишней, - уведомила его Алика, едва Шинна закрыла за собой дверь.
- Эм… И что же делать?
- Откуда мне знать? Ты её парень, а не я.
Пока опешивший Маркус пытался найтись с ответом, девочка заговорила снова:
- На четыре столпа обопрётся новый мир. Трое прошли через Катарсис, трое слушали шёпот небесных сфер, впустив в себя Творцов, и возвратились иными. Вы обновлены, очищены, избавлены от смерти. Вы единственные хранители равновесия в этой вселенной. Цель целей. Пастыри миров. И душа четвёртого уже готовится прийти на эту планету.
- Значит… Я не болен, - растерянно выдавил Маркус. В его голове образовался какой-то вакуум, а мыслей было так много, что они просто оцепенели от тесноты.
- Да. Ты изменился, но ещё не привык.
- Если меня будет так таращить всю жизнь, я не привыкну никогда. – Алика промолчала. – Слушай, - продолжил он после паузы, - меня кое-что смущает. Кто этот четвёртый?
- Не знаю.
- Ладно… А что там было сказано насчёт избавления от смерти?..
- Это я могу сказать. Четыре столпа бессмертны.
Челюсть Маркуса медленно поползла вниз. Он изумлённо моргал, глядя на невозмутимое лицо Алики, и пытался осознать, что сейчас услышал.
- Я тоже… бессмертен?
- Конечно, ты ведь столп.
- Звучит ужасно.
- Бессмертие пугает тебя?
- Меня пугает, когда меня называют столпом, - вяло отозвался Маркус. Мысли уже снова взвились роем. – Алика, я не помню в Пророчестве ничего подобного. Говоря откровенно, я и с Тёмным знаком, но и там многое по-другому. Почему?
Девочка сжала губы.
- Со школьной скамьи каждый знает, что Прорицатель всегда владеет информацией о глобальных, фундаментальных событиях, связанных с его миром. Так ответь мне!
- Нет бытия, которое не переполняли бы вопросы.
- Но нет вопроса, на который не существует ответа, - он взял Алику за руку. – Пожалуйста, скажи. Что-то не так с этими пророчествами, да?
- Ты не услышишь того, чего хочешь, - ответила она, вырвала руку из его ладони и ушла, оставив Маркуса наедине с тревожными предчувствиями.
***
Дни в ожидании тянулись нестерпимо медленно, но когда Мехес оглядывался назад, он видел, как быстротечно время. Иногда его мучила ностальгия по спокойным, мирным временам, когда каждый рассвет обещал прекрасный день, а сам он был уважаемым членом Совета при Верховном маге. Но те времена прошли, и Мехес решительно отворачивался от навязчивых картин прошлого. Вот он здесь, в сердце сражения за лучший мир, за освобождение магов от бессмысленного бремени в лице человечества, и какую судьбу назвать великой, если не эту?
Однако бездействие Лаакана нервировало его. Лагерь людей залит кровью, маги едва не уничтожили отщепенцев и балансировали на тонкой грани, не говорящие об этом, но внутренне уже готовые довести дело до конца. Так где же, дохи его побери, доблестный Верховный? Почему отсиживается в своём дворце? Это так на него не похоже. Мехес ломал голову, прикидывая, как разузнать, что происходит в обители врага. Советоваться с Палеттой он не решался – его паранойя расцвела пышным цветом, щедро удобряемая видимым равнодушием этой женщины. Она не задавала вопросов, перестала дёргать его и чаще молчала. Мехес был уверен, что в её голове уже созрел какой-нибудь хитроумный план. Нехотя, но он всё же признавал: Палетта умнее и опытнее него, а её хладнокровию позавидовал бы и кусок стали. Даже когда стало понятно, что Клэда, её родная сестра, не приедет из Нагаира – а объяснением этому могла быть только смерть, - скорбь Палетты выразилась лишь в кратковременной потере аппетита. Обстоятельства изменили её личность. Из раздавленной, поникшей беглянки она превратилась в жёсткую, изобретательную и безжалостную магессу. Но может, именно такой она и была всегда, ведь Мехес не знал Палетту до трагических событий в Хитуме, зато много слышал о её отце.
В любом случае он перестал ей доверять. Ему казалось, стоит оступиться, и она юркнет на его место, стремительно, беззвучно, подобно змее. А оступиться было легко. Особенно сейчас, когда сторонники Мехеса уже начинают проявлять нетерпение. Лидер обязан действовать или хотя бы создавать видимость, а войско не должно простаивать, иначе оно начнёт распадаться на личности, каждая из которых станет думать. Обязательно в нём объявится какой-нибудь честолюбивый наглец, и тогда только и жди, когда к твоему порогу придут и потребуют ответов. …Которые «внезапно» окажутся у Палетты. Да, власть хрупка… Тем дороже она стоит. Мехес так ожесточённо стал обдумывать план, что даже ложился спать позже, а вставал раньше – дабы не тратить время зря. Через несколько дней он пришёл к заключению, что в сложившейся ситуации наилучший вариант – действовать в одиночку. Пора уже разрубить этот узел. Мехес сам отправится к Лаакану и спросит, куда делось его хвалёное человеколюбие, спровоцирует что-либо предпринять. Убить его не посмеют - это противоречит принципам противника, потому он готовился к вылазке без страха, а чтобы утаить всё от Палетты, решил совершить её ночью.
Ирония заключалась в том, что Палетта не вынашивала никаких планов и была так же сбита с толку, как Мехес, чем и объяснялось её кажущееся спокойствие, на самом деле бывшее полной растерянностью. Как ни старалась, она не могла придумать ничего достаточно безопасного, а рисковать жизнью, конечно, не собиралась, ведь если убивали они, кто гарантирует, что Лаакан не способен на то же? Безумные времена превращают в дикарей даже святых.
В одну из ночей, удостоверившись, что все спят, Мехес тихо выскользнул из дома и направился к дворцу. Осенняя прохлада с заходом солнца крепла, превращаясь в холод, явственно пахнущий декабрём. Мехес ёжился под тонким пальто; пар, слетающий с его губ, стекленел в колючем воздухе, стекал на пустую дорогу, словно уставший фантом, и таял под шелест удаляющихся шагов. Нигде не было видно ни души, но Мехес всё равно двигался крадучись, прижимаясь к стенам домов и оградам. В паре окон он по пути заметил свет, так что осторожность не была излишней.
Ночь окружала его. Ночь перед концом света. Одна из многих, среди которых каждая может оказаться последней. Он подумал об этом, и ледяная дрожь на миг превратилась в удовольствие, молчаливые тени зданий, чёрные абрисы деревьев показались чем-то фантастическим. «Я чувствую. Я вижу», и другая мысль: «Надолго ли?». Вроде он был уверен, что ему ничего не грозит. Его противники ещё не перешли черту, не познали, как это легко – отнять жизнь, как просто отдать приказ убивать – будто расстёгиваешь верхнюю пуговицу рубашки. Однако когда-то они все были непорочны, даже Палетта. Даже Хуго и Лиа, которая первой осмелилась взглянуть соплеменнику, так сказать, вглубь. Пусть не Лаакан, не Маркус, но кто-то может счесть физическое устранение Мехеса наиболее простым способом окончить вражду. И, возможно, будет прав.
Он увидел тёмную громаду дворца издали. Его полуразрушенные башни, гордые пики которых превратились в изъеденные разрушением пустые каменные цилиндры. В свете луны они выглядели жутко и печально, словно умирающая старуха, но немое осуждение застыло над ними грозовой тучей. Это была обитель знаний, разума, мудрости, дружбы; теперь она стоит, накренившись, обесчещенная насилием и гордыней. Мехес ощутил её скорбь, но она коснулась его души, будто ветер поверхности океана. Он давно взял за правило не предаваться сантиментам.
Достигнув наконец дворца, он легко перебрался через остатки ограды, тоже пострадавшую во время «осады», и оказался во внутреннем дворе. Никогда ещё Мехес не видел его таким пустынным. Никто больше не поддерживал климат, и деревья – всегда зелёные – торчали из земли, подобные голым зловещим скелетам. Мехес ступал по плиточной дорожке, а под его ногами утомлённо вздыхали пожухлые листья. Скамейки пустовали, хотя раньше даже среди ночи нет-нет, да наткнёшься на парочку студентов или бессонного гуляку. Не горели фонари, не вскрикивали птицы, изгнанные вестниками зимы впервые за многие сотни лет. Мехес вскарабкался на возвышенность, образовавшуюся после того, как дворец сначала взмыл в воздух вместе с земляной глыбой, а потом вернулся на место, подошёл к первой двери. Когда он потянул за толстую изогнутую ручку, дверь легко поддалась и открылась с негромким скрипом. Здесь, в коридоре, тоже было темно. За столом привратника сидела ночь. Мехесу стало немного не по себе, но он и не думал отказываться от принятого решения. Сердце его забилось чаще не от страха, а от предчувствия встречи. Он миновал коридор и решительно толкнул высокую резную дверь, ведущую в холл.
Тишина окутала его теперь со всех сторон, как мягкий кокон. Через большое окно, огибая бархат занавесей, в комнату сочился холодный свет луны. Серебряные пятна на пыльном полу, изрезанные тенью от рамы, напомнили Мехесу облезающую чешую на теле мёртвой рыбы, и мага передёрнуло. На стене справа всё ещё висела студенческая стенгазета, поблёкшая и нелепая, а рядом темнела глубокая трещина – от пола до потолка. Чёрно-белая среди ночных теней пальма пряталась в углу, и её крона была похожа на спящего паука. Мехес подошёл к ней, задумчиво коснулся поникших листьев. Растение явно не поливали уже давно. Он соединил ладони, поднёс их к окаменевшей земле, затем развёл, и сотворённая им сфера, мерцающая синим, излилась на сухую почву долгожданной водой.
Дворец был огромен, и Мехес не знал наверняка, где могут находиться его противники, но Лаакан скорее всего спит в своих покоях. Он поднялся по перекошенной лестнице, прошёл пустыми коридорами, где ковры потускнели от пыли, а стены – от трещин и пятен отколовшейся краски. Кое-где окна были выбиты, а некоторые просто стояли нараспашку, и ночной ветер шелестел сухими листьями, усыпавшими пол. Перед комнатой Верховного Мехес на минуту остановился. Магия момента заворожила его. С этим местом была связана вся его жизнь, все честолюбивые планы и юношеские надежды. Было нечто символичное в том, что теперь он стоит фактически посреди развалин, а вокруг – осенняя ночь. Но за смертью всегда следует новое рождение, и он не позволит никому похоронить здесь свои мечты. Мехес хотел постучать, но вместо этого приложил ладонь к двери, чувствуя прохладу полированного дерева, нажал, и к его удивлению дверь приоткрылась. «Что ж, возможно Лаакан всерьёз считает, что ему нечего опасаться». Он вошёл.
В комнате всё было перевёрнуто вверх дном – видимо после осады. Мольберт, краски, кисти, книги и банки с чаем, попадавшие с полок, валялись в беспорядке на шахматном ковре. В спёртом воздухе стоял душный запах гуаши, каких-то специй и пыли. Тяжёлая бахрома, закрывающая вход в спальню, висела неподвижно, и за ней Мехес видел только тьму. Он подошёл и отодвинул бахрому. В постели не было никого. Недоумевая, Мехес потоптался у пустой кровати, а затем пошёл назад. Выйдя в коридор, он задумался – обилие пыли, сухие растения, бардак… Дворец выглядел так, будто в нём никто не обитал. Это встревожило его. Теперь уже не отвлекаясь на размышления, Мехес отправился осматривать другие части здания. Он бродил по дворцу, и тревога его росла – нигде он не обнаружил ни души. Во многих комнатах двери были открыты, а личные вещи брошены кое-как, словно уходящие спешили. В конце концов, устав от бессмысленных поисков, Мехес возвратился в холл и обессиленно опустился на диван, даже не очистив его предварительно от пыли. Он думал, прикидывал, что же такое могло случиться и куда все подевались. Покинуть город незамеченными они не могли никак. Так в чём же дело? И тут его озарила догадка, настолько ошеломляющая, что Мехес подскочил: Глубина! Зал великого Кристалла! Ну конечно! Он бегом кинулся в Зал Совета – именно там, в задней комнате, находился вход в Глубину. Оказавшись на месте, он остановился, задыхаясь, переводя дух. Перед ним в полу переливалась в блекнущем свете луны дверь, инкрустированная драгоценными камнями, украшенная древними символами стихий. Она надёжно запечатывала узкий круглый спуск в недра земли, и если в Глубине кто-то укрылся, отпереть её снаружи было нельзя. Только те, кто находился сейчас там, в сумрачных подземных коридорах, могли открыть проход. Мехес в бессильной злобе зарычал, сжав кулаки. Теперь понятно, почему блаженный Лаакан не спасает своих людишек – он ничего не видит и не слышит, прячась под землёй, как жалкий крот. И что же дальше?
Близился рассвет, но Мехесу теперь было безразлично, что его маленький поход раскроется. Остыв, он рассудил, что всё вышло даже хорошо – главное, он узнал секрет противника, а информация на войне решает всё. Ладно, пусть сейчас маги сидят и трясутся возле Кристалла, но рано или поздно им придётся открыть проход, ибо спасительный обряд нужно провести в Глубине. Поскольку о смерти избранных ничто не свидетельствовало, разумно будет предполагать, что они вернутся, и вот тогда-то Лаакан вынужден будет распечатать дверь, чтобы их впустить. Если подготовить засаду во дворце, Мехес и его сторонники без особых трудностей смогут помешать закрыть проход, проникнут в Глубину и проведут собственный – кровавый – обряд. Нужно только дать бодрящего пинка своим осведомителям и ждать. Мехес почувствовал, как ёкнуло сердце – апогей его судьбы совсем близко.
Глава тридцать шестая
Человек бежал сквозь чащу леса. Его тело было в крови, грязи и лохмотьях паутины, ветви деревьев нещадно хлестали его по рукам и лицу, но он мчался, не разбирая дороги. В глазах человека застыл такой невыразимый ужас, что похолодели бы даже дохи. Его лёгкие, горящие от чрезмерной нагрузки, шумно втягивали и выпускали воздух, свистя. Под ногами с треском ломались сухие ветки, а жухлые листья, влажные от осенней сырости, липли к подошвам кожаных сапог, но человека, кажется, не волновал создаваемый шум. Его не волновало ничто, кроме спасения своей жизни. Ужас в его глазах был тем самым первобытным чувством, какое пробуждается на пороге смерти и подчиняет тело и разум лишь одной цели – самосохранению. Его никто не преследовал, Шёлковый лес позади был пуст, однако человек бежал долго, очень долго. Он был чрезвычайно вынослив и остановился только когда ноги стали заплетаться, а в глазах потемнело. Практически без чувств он свалился на землю, судорожно глотая сырой, свежий воздух, остро пахнущий прелой листвой и мокрой древесной корой.
Они пришли. Разумеется. Двое магов выжили, вернулись к своим, а дальше…
Он хорошо знал, как рассуждают маги. Наверняка они не стали разбираться кто прав, кто виноват, и наверняка те двое солгали: например, сказали, что ходили на обыкновенную прогулку, а тут на них набросились люди с неведомым оружием. Скорее всего, среди магов были те, кто призывал не судить поспешно, но что они могли? Для подавляющей части всё оказывалось очевидно. В мире, перевёрнутом с ног на голову, пропитанном страхом, до краёв заваленным пеплом потерь, насилию не удивляешься, только прячешься от него, как побитый пёс. Пришлось прятаться и им.
Все прошлые сотни лет отщепенцы старались не соприкасаться с враждой людей и магов, которая, словно дикий зверь, ждала своего часа, закованная в намордник общественных правил, который смастерил Лаакан. Но Творцы послали им конец света, медленно ползущий с юга, будто оживший мертвец. Конец всего. И для человека, лежащего сейчас на холодной земле, он уже наступил.
Маги пришли скоро. Вначале никто не подумал, что это они. Просто резко усилился ветер. Пологи наспех восстановленных шатров неистово заплясали под его порывами. Коренья, развешанные у жилищ для просушки, болтались на верёвках, будто ожили и хотели взлететь. Словно во сне, человек видел чей-то шарф, летящий по воздуху, катящееся, громыхающее пустое деревянное ведро, людей, спешащих занести в укрытие скарб, созывающих детей протяжными голосами. Их волосы и одежды бились на ветру, как разорванные паруса, а вокруг чернела земля, выжженная после последнего визита магов. Затем всё потонуло во мраке. Оглушительный раскат грома расколол воздух. Люди подняли лица к небу и увидели, как тяжёлые тучи закручиваются воронкой прямо над их головами. Заполыхали молнии. Сначала они сверкали в серой гуще, застившей солнце, как будто приноравливались, а затем стали бить в землю, в шатры, в деревья… Отщепенцы ещё не похоронили всех погибших в предыдущей бойне, и вот повсюду уже снова мечется пламя. Пламя настоящей стихии. Пламя, созданное магией.
Происходящее нельзя было описать. Ветер срывал шатры. Человеческая одежда, свитки, пучки сушёных трав носились в воздухе, бросаясь в лица бегущим, доводя их до исступления. Какая-то девушка, пробегая мимо, приостановилась и крикнула:
- Маги! Эти гады умны, они не стали подходить к нашей стоянке, они натравили на нас все клятые стихии! – она визгливо захохотала. – Нам конец! Беги! Беги, и возможно тебя убьют последним!
Но человек не мог бежать. Он должен был найти предводительницу. Он кинулся в толпу. Где-то на периферии его зрения мелькнул горящий силуэт, кто-то пронзительно, душераздирающе кричал. Молнии вгрызались в землю, в вышине грохотало так, словно вся Вселенная рушилась на эту крошечную планету. Во мраке мерцали всполохи. Потом начался град – огромный, с яйцо кригаля. Эти ледяные снаряды косили всё и вся. Бежал Грэг – его бутыли не могли помочь, ибо неизвестно было, где находятся маги, наславшие на лагерь этот кошмар. Бежала жена Огара с Таном и Марикой – остальные члены семьи погибли. Бежали разведчики и звероловы. Бежали все, а человек продолжал продираться сквозь мрак, вопли, вспышки и грохот. Преданный, отважный человек. Его глаза не видели изломанных, обгоревших тел, детей с лицами, навеки окаменевшими, не видели окровавленных лбов и ледяных глыб – тающих, заливая водой трупы. Его глаза искали только Алво.
Он нашёл её недалеко от того места, где раньше находилась её хижина. Алво лежала на земле, раскинув руки. Тело женщины почти полностью превратилось в страшный ожог, но человек не мог не узнать свою предводительницу, свою наставницу и друга. Не желая верить в худшее, он звал её, тряс за здоровую руку, пытался среди оглушительного шума огня, ветра, бахающих кусков льда различить её дыхание, но напрасно. Алво была мертва. Осознав это, он замер, потрясённый. Он не знал, что делать дальше. Сидя на покрытой пеплом земле, человек беззвучно шевелил губами. Он обернулся в надежде увидеть кого-нибудь из товарищей, но заметил только, как чья-то фигура, хромая, скрылась среди деревьев. Человек понял, что его сородичи бегут к Туманным холмам, надеясь там затеряться.
Внезапно раздался чудовищный хлопок, а затем грохот, от которого задрожала земля. Расширившимися от ужаса глазами человек увидел, что деревья перед ним медленно – будто само время теряет сознание – кренятся и пригибаются к земле; их стволы ломаются, словно человеческие кости, и тугая, прозрачная, но ощутимая всеми органами чувств волна движется из чащи прямо на него. Человек вскочил, бросился бежать. Обезумевший от страха, он нёсся стрелой. Долго, не считая ни времени, ни расстояния; пока теперь не свалился от усталости.
Все мертвы. Они все погибли. Он понимал это со здравомыслием отчаявшегося. Их планы, подготовка к битве, готовность сражаться обратились в нелепицу, которая может вызвать лишь стыд за собственную недальновидность: маги, вернувшись, вступят в открытый бой; после того, как нескольких их них разорвало на части неведомое оружие – разве можно было рассуждать так наивно! Маги проявили изобретательность, заманили отщепенцев в ловушку, загнали в лес, точно животных, и уничтожили. Нет, сравнение с животными не годится – с ними маги бы так не поступили. Всё из-за того, что отщепенцы были людьми. Властителям стихий, великородным детищам огненного духа было глубоко плевать, что отщепенцы совсем не похожи на примитивных городских собратьев. Их не интересовало, кто в этой человеческой массе насильник, а кто вдохновенный созидатель; кто валяется в собственной блевотине, а кто замирает от восхищения, проникая пытливым разумом в тайны природы. Для магов всё едино. Все чудовищно, несправедливо, кошмарно равны. Его народ заплатил своими кровью и внутренностями за то, что биологически идентичен городским. Заплатил за их тупость, слабость и извращённость только потому, что имел такие же руки, ноги и немагическую кровь. Заплатил за то, чего никогда даже в мыслях не держал. Понёс ответ за свою природу. И какая разница, что духовно, интеллектуально, психологически они не имеют с городскими ничего общего. Всё, чего отщепенцы хотели, - покоя; свободы для изучения мира, творчества, для полёта мысли и духа. Человек закрыл руками лицо и закричал, крепко прижимая ладони к губам. Какой злой рок уберёг его от смерти, дав увидеть кощунственную расправу над разумом, над добром, заставив смотреть, как гибнет всё, что было ему дорого? «Городские, маги, Творцы, проклятья, конец света… Пошли бы они к дохам!» Кто расскажет ему, кто научит, как жить дальше в абсолютном, безысходном одиночестве, в котором нет близких людей, дома, знакомых вещей, нет ни единой крупицы его старой жизни. Только умирающая планета. Только люди из городов – ограниченные, обозлённые. Только высеченные из камня лица магов с глазами, отлитыми из серебра.
- Не мы прокляты. Проклят этот мир, - прошептал человек. – Вот бы никто его не спас. Сгинуть ему в самой чёрной бездне!
Около часа он просто лежал, уставившись ввысь, где смыкались, скрипя на ветру, тёмные, голые ветви, похожие на длинные, изуродованные страшной мутацией пальцы. Они были оплетены мягкой паутиной. Кое-где она свисала лохмотьями, и казалось, будто Шёлковый лес тоже умирает, замерзая, безуспешно пытаясь сохранить тепло под своим убогим рваным саваном. Потом человек встал, стряхнул несколько пауков, решивших соткать саван и ему, и побрёл на юг. Ему вдруг захотелось назад - в Совиный лес, где он прожил жизнь и где деревья никогда не умирают. Если по пути его настигнет болезнь, так тому и быть.
Он так стремился попасть в прошлое, что шёл до самого вечера, не останавливаясь. Он уже почти достиг дороги - оттуда до моста через Сартон было рукой подать, - когда явственно ощутил на себе чей-то взгляд. Человек обернулся. Из-за деревьев, неспешно переставляя лапы, вышел зверь размером с крупного костяного волка. Гладкая, блестящая шерсть, уверенные движения. Зверь уселся на задние лапы, а передние сложил на животе. Его прищуренные жёлтые глаза смотрели прямо на человека, и тот готов был поклясться, что видит в них злорадство маньяка. Они не двигались, глядя друг на друга. Минуты обратились в ничто. С неба летели редкие хлопья первого снега, проскользнувшие меж скрюченными древесными пальцами. Человек понял, что пора. Он глубоко вдохнул опьяняющий ледяной воздух, обвёл глазами сумеречный лес, скорбно наскрипывающий свою вечную молитву, поднял их к небу, надеясь увидеть его, и увидел – крошечный кусочек свинца. Затем он впустил в свою душу зиму и тишину. Он встал на колени, но глаз не закрыл. Тающий снег усеял его лицо холодными каплями. Человек подумал об Алво, о друзьях; вспомнил, как был мальчишкой и бегал по Совиному лесу, смеясь, а сверкающие бабочки вспархивали из травы, щекотали его загорелые ноги… Зверь одобрительно склонил голову, опустился на четыре лапы. Подойдя к человеку, он обнюхал его, утробно заурчал и одним мощным движением челюстей перекусил ему шею. Обливающееся кровью тело упало в запорошенную снегом сырую листву.
Так, сохранив добрую волю и гордость, умер Мерджим, последний из племени отщепенцев.
Глава тридцать седьмая
Снегопад над Делакароном был похож на тихую песню, полную печали. Белоснежные хлопья укрывали землю и – словно хотели обезболить её раны – осторожно прятали свидетельства страшных смертей. Они мягко окутали холмики свежих могил, разбросанные вокруг лагеря людей; скрыли постыдную наготу костей, обглоданных хищниками в Шёлковом лесу; легли на чёрные, выгоревшие пятна, охлаждая ожоги; на безмолвную громаду поселения подконтрольных - каменную гробницу посреди пустынной земли. Снег сгладил острые очертания разрушенных башен цитадели, расколотых камней, умиротворив руины в своих лёгких объятиях. Оседлав сумеречный зимний ветер, он явился в коридоры дворца через распахнутые, выбитые окна и, изгнав последнее эхо жизни, превратил их в студёный белый лабиринт.
На северо-северо-западе, в норах на вершинах холмов мирно спали кригали, а снаружи клубился густой, отяжелевший от холода туман.
Далеко к югу, там, где дорога от опустевшей таверны Герша сворачивает к вымершему Нагаиру, где дремлют заброшенные поля у края Северного материка и над заливом Глупца всё так же кружат птицы, разрывая омертвевшее небо, на пороге своей хижины сидела старая Марибель, укутавшись в козьи шкуры, гадая, когда же смерть наконец-то придёт за ней. Её взгляд устремлялся вдаль, через пролив. Там бледнела серостью Солнечная роща; невесомая дымка скрадывала очертания южного континента, застывшего в немом безвременье, и одиночество Марибель завывало ветром над пустой землёй, билось ледяной крупой о дорогу, на которой недвижно стояли призраки.
В чаще Шёлкового леса в своём логове лежало животное, ставшее Мерджиму то ли палачом, то ли милостивым провидением. Это была самка, и она была беременна. Логово, сооружённое из веток и травы, заполняли тряпки и разные мелкие предметы. Животное, сыто урча, потянулось, приподнялось. Ближе к ночи начинало холодать. Самка оглядела барахло, нашла кое-что подходящее – подбитый мехом плащ, - ухватив его зубами, извлекла из кучи и, помогая себе лапами, укрылась им. Все эти вещи она нашла там, где раньше обитали двуногие. Согреваясь, животное улыбнулось.
Северный материк поглотила зима, и она была такой же холодной, как души тех, кто ещё надеялся выиграть схватку за лучшую жизнь.
***
Тодор смотрел и не мог поверить: прямо перед ними восставал из слепящей белизны берег. Он всё приближался, и вот уже видны тонкие струйки дыма, вытянувшиеся в пасмурное небо. Тодор испытывал смешанные чувства. Его человеческая часть - остатки старой личности – испытывала облегчение, ведь всё наконец-то завершается. Конец долгому, изнурительному, опасному пути. Осталась мелочь – обряд, а затем можно будет расслабиться и просто жить. Однако другая его часть, новорождённая, но крепнущая день ото дня, нашёптывала, что отдыха не будет. Удастся ли увидеть отца? – мысль прозвучала в голове вяло и сразу унеслась прочь.
Лиа очень сильно нервничала. Тодор понимал, почему – она не была в Делакароне с тех пор, как её изгнали. «Маги ждут Зачинающую, но не меня», - поделилась Лиа однажды своим убеждением, и Тодор не стал лицемерно отрицать такую возможность. Не факт, совсем не факт, что после того как мир будет спасён, они снова примут Лию. И хотя она гордо заявляла, что это ей совсем не нужно, Тодор уже давно понял, как болит у неё внутри эта рана. Даже если Лиа решит остаться с отщепенцами, ей всё равно необходимо принятие магов.
Издалека он увидел башни великой цитадели, обесцвеченные расстоянием. Сначала его сердце взволнованно дрогнуло, но тут же возникло сомнение. Тодор прищурился, вглядываясь. Через минуту он уже спешил к каюте Лии, постучал из вежливости в приоткрытую дверь, и, услышав знакомое «угу», вошёл. Лиа встала с кровати – последнее время ничто не занимало её, только пространные размышления.
- Что-то случилось? Мы приплыли? – проговорила она, нехотя возвращаясь в реальность.
- Д-да, но… То ли мне мерещится, то ли на берегу не всё ладно.
Брови Лии удивлённо вскинулись, а потом озабоченно сошлись, образовав на лбу вертикальную морщину. Следуя за Тодором, она поднялась на палубу.
Вдвоём они молча рассматривали далёкий силуэт Делакарона. Даже отсюда были видны изломанные очертания разрушенных башен дворца, возвышавшихся над цитаделью.
- Там какая-то заваруха случилась, не иначе, - покачал головой Тодор.
- Да… Башни вряд ли покосились сами… А где символ единства стихий? Погоди… - Лиа подалась вперёд. – Творцы! Башня Архимага… её нет? – Она ошеломлённо посмотрела на Тодора, будто ища у него подтверждения тому, что увидела.
Тодор был в Делакароне лишь однажды, но ему запомнилась величественная башня, пик которой, увенчанный магическим символом, гордо взирал на раскинувшийся внизу город. Теперь её и вправду не было. Казалось, кто-то отсёк верхушку, как у праздничного торта.
- Это предвещает беду, - тихо выговорила Лиа.
- Но что такого могло случиться?
Она покачала головой и мрачно ответила:
- Не знаю. Надеюсь, нам будет, кого спасать.
- Как мне это всё надоело! – Тодор воздел руки к небесам. – Может хоть что-то у нас пройти гладко?
Лиа хмыкнула.
- Видимо, нет. Готовься к худшему.
- С нами уже столько всего случилось, что я даже придумать ничего «худшего» не могу.
Через несколько часов они подошли к берегу достаточно близко, и Лиа остановила корабль. Теперь им был виден лагерь людей, странно пустынный, с явными следами разрушений. Лишь кое-где над крышами хлипких хижин и шатров вился дым.
- Это ещё что? – удивился Тодор.
- Может, беглецы из других городов, - рационально предположила Лиа.
Обоим было не по себе от увиденного.
- У меня такое ощущение… - Тодор запнулся, подбирая слова. – Я никогда не видел сражения, но воздух здесь пахнет именно им. Кровью и… злостью. – Он замолчал, не в первый раз изумившись тому, как инстинкты порой выстраивают картину прежде, чем разум успевает что-либо осознать.
- В любом случае нам надо добраться до цитадели.
- Думаешь, это безопасно? Как бы нас не продырявили по дороге…
- Брось, у нас есть магическая защита. В том числе у тебя, помнишь?
- А, ну да. Почему меня это не сильно успокаивает?
- Ты никак не привыкнешь, потому что почти не используешь силы. Тебе стоит больше практиковаться.
Тодор промолчал.
- Пойдём? – осторожно спросила Лиа.
- Может, ночью? Мало ли…
- Нам нужно пройти через врата Делакарона. Ты действительно думаешь, что при этом мы останемся незамеченными?
- Как насчёт, эм… Перелететь через стену. Мы можем летать?
- Тодор, Великая цитадель защищена древней магией, нельзя просто так взять и перемахнуть через стену. Только врата впускают и выпускают гостей Делакарона.
- Ну что ж, больше у меня нет предложений, - с тоской в голосе сдался Тодор.
Они не стали брать с собой ни сменную одежду, ни еду, хотя до цитадели было ещё полдня пешего пути – после Катарсиса в пище оба нуждались гораздо меньше и холод ощущали совсем не так, как раньше. Тащить в Делакарон сумки с вещами, учитывая, что вот-вот изменится мир, просто казалось нелепым. Только Лиа достала платок с завёрнутой в него Сферой и сунула во внутренний карман своего зимнего пальто (тёплая одежда была предусмотрительно запасена Киртом на корабле). Шлюпки тоже были ни к чему. Легко, словно делал это с детства, Тодор представил, что летит, и его ноги оторвались от палубы. Он плавно поднялся в воздух, перелетел за борт, а потом заскользил над тёмной, холодной водой, не сдерживая восторженные возгласы:
- Эй, Лиа, а мы можем! Я лечу! Чтоб тебя! Эгей! У-ух!
Она, улыбнувшись, покачала головой и последовала за ним.
Спустя пару минут, они достигли берега. Тодор опустился на землю, и тугой снег чуть слышно скрипнул. Метрах в ста левее начиналась территория людского поселения. Было холодно, наверное поэтому путники не видели ни души – все грелись в укрытиях, - но их внимание привлекла не безлюдность. Рядом с одним из шатров - довольно большим - на высоком, толстом колу висело окоченевшее на морозе тело, насаженное на него, будто курица на вертел, только, в отличие от вертела, стоял кол вертикально. Острие торчало у трупа из горла, а снизу на кол кто-то прибил доску – чтобы тело не сползло. Тодор потерял дар речи.
- Не смотри, - резко сказала Лиа и зашагала вперёд.
- Нет, стой! Как же… Да что здесь…
Лиа зажмурила глаза, заставляя себя не видеть ничего вокруг.
- Понятия не имею, но не это наша задача. Что бы тут ни произошло, наша цель там, - она вытянула руку в сторону города, - возможно, у нас уже счёт пошёл на минуты…
- А вдруг это маги. Это они здесь живут и ополчились на людей, потому что…
- Тодор, это человеческое поселение, - холодно отрезала Лиа. – Маги воздвигли бы шатры получше и не жгли бы костры, а нагревали воздух внутри жилищ заклинанием. А ещё вероятнее – организовали бы местный климат.
Тодор, нахмурившись, не отрывал взгляд от мертвеца.
- Хочешь сказать, этого человека убил кто-то из своих?
- Что тут удивительного? Люди поступали так всегда. Странно только, что тело всё ещё здесь. Маги должны были его убрать после того, как наказали убийцу.
Они с Тодором посмотрели друг на друга. Почти в тот же момент шатёр колыхнулся, из него вышли несколько человек и направились в их сторону. На них были тяжёлые одежды из шерсти и меха. В тишине бряцало оружие. Будто ощутив волнение Тодора, Лиа тихо произнесла:
- У тебя есть сила, помни.
А Тодор пытался сообразить, что из того хлама, который он когда-то перебирал в поисках секиры, теперь отчищено, наточено и готово к бою.
Люди – четверо мужчин и две женщины – приблизились.
- Та-ак, - протянул один, - я не разрешал вам шастать по моей части лагеря.
- По твоей части лагеря? – переспросила Лиа, демонстративно делая удивлённый вид.
- Да, мелкая, точно так. – Лиа была намного ниже и смотрела на него снизу вверх. – Придётся вам порадовать нас чем-нибудь.
Говорящий довольно хмыкнул и остальные хищно заулыбались.
- У меня другая идея, - голос Тодора прозвучал ниже, чем обычно. – Ты сам порадуешь нас – рассказом о том, что происходит.
Человек засмеялся, но душевности в этом смехе было не больше, чем в собачьем рыке.
- Ты, братишка, видно дурачок. Давайте, выворачивайте карманы. Здесь владения моей семьи, никто не ходит через них задарма. Тут вообще никто не ходит без моего позволения.
- У нас ничего нет, как видишь.
- Тогда берём мелкую себе. А этого наденьте на второй кол, - обратился человек к своим товарищам, небрежно кивая на Тодора. – Одёжа на нём хорошая, её заберите.
Прежде, чем что-либо успело произойти, Лиа вскинула руки и фигуры людей, готовых напасть, замерли.
- Пошли отсюда, - она потянула Тодора за рукав.
- Его часть лагеря… - пробормотал он, когда они отошли уже метров на триста. Компания так и стояла позади недвижимо.
- Похоже… что маги предоставили людей… самим себе… и старая песня… началась с начала, - ответила Лиа, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы по снегу. – Но как такое… возможно? Лаакан бы… никогда так не поступил.
- Помнишь, ты говорила… там есть другой, который… козни какие-то строил?
- Мехес?
- А дохи его знают… Вроде бы так.
- Он бы не смог… захватить власть, - уверенно сказала Лиа. – Не у Лаакана.
- Мы с тобой уже повидали… много такого, чего быть не могло.
Глядя в спину Лии, которая ничего не ответила, Тодор почувствовал, что она задумалась. Идёт, молчит, анализирует. Снова пошёл снег. Ветер давно стих, и снежинки не спеша планировали к земле, где среди нетронутой переливающейся белизны двигались две тёмные фигуры, оставляя цепочки глубоких следов.
Спустя полчаса их заметил разведчик Мехеса, наблюдавший за округой из развалин башни Архимага. Он поспешил к патрону и доложил ему, что с севера к цитадели приближаются двое. В свою подзорную трубу он разглядел, что это, похоже, мужчина и женщина.
- Это они! – выдохнул Мехес. – Готовьтесь!
Его охватил трепет. Он ни в чём не сомневался.
***
Стоя на небольшой возвышенности, Тодор и Лиа пытались оценить обстановку. После последнего нового знакомства, стало ясно: она куда сложнее, чем прежде. На обратном пути каждый из них втайне готовился увидеть вымерший Делакарон или нечто подобное, но не то, что увидел: цитадель окружало огромное, шумное живое море, над которым не было снега и холода, в котором текла не слишком бурная, но активная жизнь. В то же время на расстоянии всего трех-четырех километров хмуро молча леденели на ветру человеческие шатры и землянки, и если в поселении магов чувствовалась хоть какая-то общность, от атмосферы, царящей в стане людей, становилось холоднее, чем от мороза.
Выбор был невелик, поэтому Избранные, настроившись, двинулись к цитадели. Скоро их заметили. Издалека Тодор видел, как один из магов посмотрел в их сторону, повернулся ко второму, тот махнул ещё кому-то, и через минуту уже целая группа наблюдала за приближением двоих неизвестных. Все держали в руках посохи. Они явно были на стороже. Когда Тодор и Лиа подошли уже настолько близко, что их можно было рассмотреть, пара магов вскинула посохи, но один вдруг остановил их:
- Подождите… Я знаю, кто это… Это же… Это они, Зачинающая и Проводник, я помню их, они были в Рикколе.
Маги сразу зашумели.
- Избранные вернулись!
- Мы спасены!
- Наконец-то всё закончится!
Тодор никогда в жизни бы не поверил, что маги могут так радостно встречать человека. Они даже Лие пожимали руки, хотя улыбки при этом были несколько натянутыми. Она ужасно смущалась, чувствовала себя неловко и старалась скорее высвободиться из тисков взбудораженной толпы. Тодору тоже было неуютно, поэтому её стремление он разделял. Он помнил, как пришел сюда впервые - кажется, лет пятьсот назад, - настороженный, неуверенный, агрессивный. Маги глядели на него презрительно и демонстративно отворачивали свои холёные лица, а теперь они приветствуют его как спасителя и ликуют, протягивая к нему руки. Жажда жить перевесила закоренелые убеждения. Они с Лией больше не третий сорт, не прокажённые. По крайней мере, так казалось.
Сквозь толпу они пробрались к вратам. Тодор поднял голову, и у него перехватило дыхание от того, как они огромны, монументальны. Воистину только сейчас он в полной мере осознал величие цивилизации магов. Рождая прекрасные узоры, на скупом зимнем солнце сверкали драгоценные камни, украшающие врата цитадели, и Тодор, стоя перед ними, выглядел муравьём.
- Что же нам никто не открывает? – обеспокоенно прошептала ему Лиа. Она озиралась, нервно переминаясь с ноги на ногу. Маги буравили их спины тысячами глаз.
- А должны? – очнулся Тодор.
- Конечно! Для этого и существуют смотрители врат. Никто не может сам войти в город.
- Творцы! Да зачем такие сложности?
- Ну… Наверное, чтобы люди не шныряли по цитадели…
- Ага, они же только об этом и мечтают.
- Я не знаю! – огрызнулась Лиа. – Просто так заведено.
- Мы уже стоим тут минут десять, как остолопы.
- Что ты предлагаешь? Покричать?
- Попробуем войти.
- Я же тебе говорю…
Не слушая её, Тодор медленно поднял руки. Он с наслаждением ощутил, как мощная, первозданная энергия движется в его теле. Величественные врата Делакарона издали звук, похожий на выдох, и стали открываться. Лиа восторженно ахнула. Лицо Тодора сияло от упоения – он, рождённый презренным человеком, распахивает двери в священную магическую столицу.
- Ты не представляешь, какая сильная, древняя магия запирает эти врата! – дрожащим голосом выговорила Лиа. – Тысяча кригалей! Мы правда почти как Творцы…
Под ликующие возгласы и вспышки магических огней они вошли в город. Врата закрылись. Улица была пуста.
- А тут ажиотаж поменьше, – заметил Тодор.
- Мда, - Лиа вертела головой, ища кого-нибудь, но единственными живыми созданиями поблизости были несколько нахохлившихся, недовольных птиц.
Они с Тодором направились к дворцу.
- Делакарон в снегу, - сказала Лиа. – Такого никогда не было. Маги формируют климат в городах. Хитумцы, например, у которых не бывает зимы, только жара, всегда поддерживают прохладу. Поддерживали… А сюда издревле не пускают холод. Что-то не так, причём очень серьёзно не так… И почему так много магов за стеной? Я сначала решила, это потому, что город переполнен, но очевидно причина в другом… Творцы всемогущие!
Последнее её восклицание относилось к картине, представшей их взору, когда из-за домов и деревьев выступил дворец. Перекошенные башни, увиденные ими издалека, были лишь эхом разрушений. Дворец едва стоял, накренившись, на вывороченной из земли глыбе. Повсюду вокруг валялись огромные куски камня, заметённые снегом. Где-то завывал заблудившийся в развалинах ветер. Лиа прижала ладони к губам.
- Знаешь что, давай просто войдём и посмотрим, - глядя на то, как она шокирована, Тодор счёл наилучшим отвлечь Лию действием. Ему самому по большому счёту было всё равно, что случилось с местными магами. Он только с неожиданной для себя горечью подумал, что жизнь Лии – сплошная череда утрат и просто удивительно, как она ещё не решила наплевать на мир и его спасение.
Они вошли во дворец, прошли короткий коридор и оказались в холле. Серость и запустение встречали их. Дворец заполняла ледяная гудящая тишина. Тодор выдохнул, и облачко пара рассеялось в воздухе. Молча они с Лией поднялись по лестнице, молча побрели по длинному коридору.
- Куда мы идём? – спросил у неё Тодор.
- В зал Кристалла, - тихо ответила она, и он заметил, как дрожат её губы.
Что бы он чувствовал на её месте? Спустя многие годы вернуться туда, где навсегда останется твой единственный настоящий дом, и увидеть такое… Тодор представил Лию маленькой девочкой, вообразил, как она бежит по этому коридору, а солнце, льющееся в окна, превращает её рыжие волосы в золото. Ему стало невыносимо тоскливо, словно, разрушив дворец, кто-то осквернил само детство. Должно быть, Лия ощущает примерно то же. Тодор посмотрел на неё. Она теперь шла впереди, и он видел только спину. На мгновение ему захотелось остановить её и обнять, сказать, что они всё исправят, но он понимал: это будет ложью? Ведь нельзя создать точную копию чего-либо, даже рукотворного дворца, и уж тем более невозможно возродить отмершее.
- Не стоит меня успокаивать, - вдруг произнесла Лиа.
- Что?
- Говоришь, хотел бы сказать, что мы всё исправим, но это не так… Я знаю. Ничего, справлюсь.
- Я ничего не говорил.
Лиа обернулась, остановившись.
- Только что ты сказал…
- Да я молчал, - Тодор на секунду смешался. – Но вообще-то я так подумал.
Выражение лица Лии не выразило ничего, она просто смотрела на Тодора, а потом проговорила:
- Серьёзно?
- Клянусь.
- Может, наше… превращение ещё продолжается?
Тодор пожал плечами.
- Думаю, меня уже ничем не удивить.
- Ладно, у нас всё равно нет времени на это. Да и какая разница, я уже сыта по горло абсолютно всем, - Лиа раздражённо махнула руками. - Пойдём лучше к великому Кристаллу. Если Лаакан или кто-то из Хранителей жив, то они ждут нас у входа в Глубину.
- Что ещё за Глубина?
- Сакральные помещения, там находится зал Кристалла.
Миновав несколько поворотов, они оказались в странно знакомой Тодору части дворца, но он не понял, откуда знает её, пока Лиа не толкнула дверь и они не оказались в том самом зале, где год назад Тодор впервые услышал слово «Проводник». Здесь тоже не было ни души. В дальне конце помещения находилась ещё одна дверь, она была приоткрыта, и царящая тишина красноречиво свидетельствовала, что и там они не найдут никого. Но Лиа всё же решительно направилась туда с таким суровым видом, что Тодор воздержался от комментариев, а просто поспешил за ней.
За дверью обнаружилась небольшая комната, обставленная весьма скудно – весь интерьер составляли несколько горшков с поникшими растениями. Однако внимание Тодора сразу привлёк круглый люк в полу, изукрашенный узорами и непонятными символами. Лиа простёрла над ним руки, что-то проговорила. Ничего. Она повторила всё снова, но по-прежнему безрезультатно.
- Не открывается! – с отчаянием воскликнула она.
- Это означает?..
- Означает, что нам не пройти к Великому кристаллу и не совершить обряд!
- Но где все? Не могли же маги в городе умереть от проклятия, а за стеной – нет! А если бы Лаакан и Хранители были за стеной, они бы уже знали, что мы здесь и пришли, разве нет?
- Вот именно! Поэтому я… - она запнулась, будто что-то вспомнив, а затем её лицо озарила улыбка. – Я знаю, где они! Ну конечно! Как же я могла забыть! Они, наверное, спустились в Глубину. Что-то плохое случилось здесь, это явно, и Лаакану с Хранителями пришлось спуститься…
- Они там, под люком?
- Да! Я почти уверена.
- Слава Творцам, я уж думал, все наши страдания были напрасны. Только как нам открыть этот люк?
- Ну да… - энтузиазм Лии поугас. – Видимо, тут даже наши новые силы бесполезны. Мы не войдём, пока нам не откроют изнутри. Предназначение Глубины – хранить и защищать, это она и делает. – Лиа устало оперлась спиной о стену.
- Хорошо, давай пошумим, покричим, нас услышат и…
- Глубина полностью изолирована от внешнего мира. Ни один звук не проникнет туда.
- После всего, что мы пережили такой дурацкий, никчёмный конец?! – вскричал Тодор, не веря в нелепость происходящего.
Лиа нервно захихикала.
- Пф-ф-ф-ф, этого не может быть! Мы теперь застряли здесь и будем ждать, пока болезнь не доберётся до нас, а потом наши трупы сгниют, припавшие к этому роковому люку в подземелье! – Тодор метался по комнате. – А они будут гнить, не рассеются, потому что именно так происходит с трупами магов, умерших от проклятья, а я теперь маг, гидры меня задери! Как такое могло случиться?!
Лиа тупо уставилась в пол, сжав ладонями щёки.
- Я не знаю, что делать, - выдавила она.
И вдруг створки люка, похожие на множество сомкнувшихся клиньев, поползли в стороны. Лиа вскочила. Тодор замолк на полуслове.
- Кто-то открыл проход, - удивилась она. – Но кто?
- Какая разница! Давай уже… - Тодор не договорил. Ему послышался какой-то звук в большом зале.
Он обернулся, но не успел ничего увидеть - мощный удар сбил его с ног. На мгновение он оказался дезориентированным. Этого хватило, чтобы неведомый противник нанёс второй удар. В глазах Тодора всё померкло, но усилием воли он заставил разум вынырнуть из темноты. Он увидел человеческие фигуры, происходила какая-то возня, кто-то напряжённо пыхтел. Взгляд Тодора упал на отверстие в полу, рядом он видел Лию, беспомощно барахтающуюся в паре десятков сантиметров от земли, через секунду кто-то вскрикнул, а она упала и крикнула:
- Прыгай!
Всё это заняло не больше нескольких секунд. Кто-то вцепился в Тодора, но он магией отбросил его назад, отчаянно рванулся к люку и прыгнул в него. В последнее мгновение он схватил за руку Лию, и они вместе провалились в безмолвную черноту.
Глава тридцать восьмая
Если бы Нерил должна была кому-то рассказать о знаниях, что получила от Лаакана, она не сумела бы этого сделать – огромный объём информации впитался в ткань её мозга, словно вода в губку, стал его частью, превратился в импульсы на границе сознательного и бессознательного, как хаотичные мутации «Я», которые неизбежно несёт с собой жизненный опыт. Теперь она знала, о каком Тёмном пророчестве говорил Верховный в самом начале этого апокалиптического кошмара. Нерил размышляла над ним, над идеей, что лучший мир возможен, только если в нём не будет людей. Эта мысль казалась ей бессмысленной. Можно подумать, маги воплощают собой вселенский идеал разумного существа. В свете всего, что ей довелось увидеть и познать, она пришла к заключению, что люди не так уж разительно отличаются от её народа. По крайней мере, говорить о массовых закономерностях нельзя. Разве не рассказывала Лиа, на какое творчество, доброту и мудрость способны некоторые люди, и разве не столкнулась Нерил с вероломством, узколобием и жестокостью отдельных магов? Лиа не стала бы ей врать. Её можно упрекнуть во многом, но не в склонности к лжи. Мехес хочет уничтожить людей, а значит, попытается убить Проводника. Если, конечно, тот ещё жив. От этой мысли Нерил ощутила неприятный холодок где-то под рёбрами – он и Лиа путешествуют вместе, значит, скорее всего, если нечто страшное случилось, то с обоими. «Нет!». Она прогнала эту мысль. «Нельзя думать о таком». Сколько им ещё ждать? И чего ждать? Нерил вздохнула. Свиток, который она держала и который читала до этого, забыто молчал в её напрягшихся пальцах. «Всё обойдётся. Главное – посылать Вселенной правильные импульсы: верить в лучшее и представлять мечты исполнившимися. Я так и делаю. Я верю, что смерть минует нас. Я вижу наших с Лааканом детей… Я…» Нерил запнулась, замолчала. В коридоре за дверью комнаты шуршали шаги. Как обычно. Но она поёжилась от внезапного ощущения, будто в пространстве вокруг неё вибрирует чья-то беззвучная усмешка. Нерил отложила свиток, обняла себя руками и попыталась вернуть приемлемое расположение духа. На матрасе рядом соседка по комнате всхрапнула и заворочалась. Нерил это позабавило – наверное, никто в цитадели не спит столько, сколько Таня.
Она всё ещё улыбалась, когда в коридоре вдруг поднялся шум. Крики, топот, свист, хлопки и треск магических разрядов… Нерил вскочила, схватила посох. Её дыхание участилось, ноги заныли от резкого прилива крови к мышцам. Подобные звуки здесь, в Глубине, означали одно: до них добрались. Она не медля шагнула к двери, рванула ручку, и оглушительная какофония ворвалась в открытую дверь.
***
Минуты их уединения были так коротки. В тесноте подземелья чтобы найти укромный уголок и остаться без свидетелей, нужно было постараться. Иногда можно было провести некоторое время в опустевшей комнате, но под угрозой «вторжения» в любую минуту. Маркус просто изнемогал от желания побыть с Шинной наедине долго, спокойно, без врывающихся в двери магов с их вопросами, заботами, внезапными идеями. Она тоже часто ворчала, что конец света наступает, а они не могут дать волю чувствам. Физически Маркусу стало легче, приступы паники и беспамятства почти совсем отступили, и любовь снова стала захватывать его. Вернее она будто захватила его с новой силой. Вполне обычное, естественное чувство превратилось в нечто экстатическое, словно чистый эфир, пронизанный обжигающими, слепящими лучами неземного светила. Мгновения наедине с ней доводили его до сущего безумия – сладостного и мучительного.
Однажды они снова улучили минуту и спрятались в одной из пустых комнат. В скупом свете магических ламп, среди разбросанных на каменном полу матрасов и чужих вещей они пытались без слов рассказать друг другу о свой любви, но когда всё почти дошло до апогея, Шинна оттолкнула Маркуса.
- Кто-нибудь войдёт, - шепнула она с досадой.
- Может, и нет…
- А если это будет мой отец?
- Я больше не смогу заниматься тем, чем занимаюсь сейчас, никогда. Но оно того стоит.
- Ну ты! – Шинна тихо засмеялась, уткнувшись Маркусу в плечо.
- Это пытка…
- Да.
- Но гнев нескольких магов и Белазара не хуже, чем конец света…
- В каком смысле?
Маркус выскользнул из объятий Шинны, встал напротив двери и простёр к ней ладони. По тёмному дереву пробежала и угасла едва заметная розоватая рябь.
- Маркус!
- Чш-ш!
- Ты запер дверь!
- О да.
- Творцы! – В глазах Шинны отражались блики света. Она выглядела смущённой, испуганной и ликующей одновременно.
- Творцы сделают так, что никому и в голову не придёт заявиться сюда в ближайшее время, - проговорил Маркус, привлекая её к себе.
- Ты что, Прорицатель номер два?
- Если честно, я просто надеюсь на свой великий фарт.
Шинна улыбнулась, покосилась на дверь, а затем прошептала:
- Нам обоим сегодня повезёт.
С этой уверенностью они наконец предались любви со всей накопившейся страстью, и когда совсем устали, на Маркуса снизошло ощущение, будто он выполнил великую миссию. Мысленно он посмеялся над этим – надо же, до чего дотерпел. Удивительно, но их действительно никто не беспокоил. Пошучивая над этим, влюблённые оделись, вышли из комнаты и, как ни в чём не бывало, вместе пошли по коридору. Никто не обратил на них внимания.
В самом безоблачном расположении духа, удовлетворённые и расслабленные, они болтали ни о чём, забыв на несколько минут о смерти и страхе, но неожиданно Маркус замолчал.
- Что такое? – обеспокоенно спросила Шинна.
Вместо ответа Маркус вскинул руку, как будто прислушивался к чему-то.
- Снова приступ?
Он отрицательно мотнул головой.
- Я их ощущаю, - медленно выговорил он наконец, - Зачинающую и Проводника.
- Но как…
- Я же один из них. Это… долго объяснять.
- Ты шутишь?
- Нет, - слово прозвучало так, будто сдвинулся с места валун.
- Пророчество…
- Забудь своё Пророчество! Всё не так, - Маркус сжал виски руками. – Они здесь. Они пришли.
Глаза Шинны округлились, она ничего не понимала. Маркус вдруг рванулся с места.
- Куда ты?
- Я должен открыть проход! – крикнул он на бегу, беспардонно расталкивая встречных магов. Те глядели ему вслед и, наверное, окончательно уверялись в том, что Маркус – уникальный случай магического сумасшествия.
Он добежал до комнаты-приемника, лихорадочно стал вспоминать порядок действий для открытия Глубины изнутри, ведь он ни разу не делал этого. От возбуждения и спешки всем мысли разбегались - почему-то Маркус знал, что нужно сильно поторопиться. Он сбивчиво произносил слова перед резным люком в потолке, выделывал руками замысловатые па, надеясь, что выполняет их верно и не устроит массового захоронения. Лаакан как в воду глядел, когда сказал, что, возможно, Маркусу придётся в какой-то важный момент действовать самому, и на всякий случай кое-чему его обучил, в том числе заклинанию отпирания Глубины. Верховный словно предчувствовал: ему на поверхность уже не подняться, но Маркус не придавал этому значения – как-никак, Лаакан стар, а с возрастом маги становятся пессимистичны и мнительны, особенно облечённые властью.
Створки люка подались. Маркус заглянул в него, замер, прислушиваясь. В густой черноте светилась крошечная точка – выход. Маркусу мерещилось где-то там, во тьме, вибрирующее эхо. Точка стала мерцать, как если бы кто-то или что-то попеременно открывало и закрывало источник света, а затем пропала. «Они спускаются!». Он отпрянул от люка и беспокойно затоптался на месте.
Через минуту он понял, что не так: эхо в темноте было эхом борьбы, и приближался звук слишком быстро. «Они падают?! А вдруг я обманулся и впустил не тех…» Предположение заставило Маркуса покрыться ледяной испариной. Он суетился у люка, едва не начиная рвать на себе волосы. Вдруг дверь в комнату распахнулась. Маркус обернулся, его сердце на мгновение остановилось – на пороге стоял Лаакан, а за его спиной толпились Белазар, Аш, Нерил, Шинна и целая ватага магов.
- Прости, - пискнула Шинна, - я должна была сказать Хранителям.
- Ничего. Ты… правильно поступила, - выпалил Маркус, стараясь, чтобы голос звучал бодро, но вышло почти истерично.
В этот самый миг кто-то вывалился из люка, завис на секунду над полом и рухнул, превратившись в бесформенную кучу.
- Они здесь! – закричала куча. – Они… Они…
Кто-то ещё свалился на упавших из тьмы. Куча стала расформировываться – трое откатились в разные стороны, пытаясь как можно скорее вскочить на ноги.
- Лиа! О Творцы! – Это Нерил, распихав всех, наплевав на свою конспирацию, бросилась подруге на шею. Секунду они горячо, отчаянно обнимались, глаза обеих заблестели от слёз, но Лиа сразу отстранила Нерил.
- Мехес здесь! – почти крикнула она, глядя безумными глазами, пальцами впившись ей в плечи.
Но слов уже было не нужно: один за другим из люка в приёмник спускались маги. Сражение вспыхнуло мгновенно.
Теснота Глубины могла бы сослужить добрую службу при обороне, но в данном случае вышло наоборот. Маги Лаакана, оказавшиеся на переднем рубеже, не могли развернуться, а сзади на них напирали те, кто не понимал, что происходит, но очень хотел увидеть Избранных. Засверкали вспышки, энергетические залпы, один из магов замешкался и через мгновение упал замертво. Это было дело рук Палетты.
- Не бойтесь смерти, ни своей, ни чужой! – кричала она сквозь разгорающийся хаос. – Спасение мира, великая эволюция идут за нами! Проложить им дорогу – наша священная миссия!
Тодор потерял Лию из вида. Направо и налево раздавая магические и физические удары, он пытался пробраться к своим, как он понимал, союзникам. Кто-то схватил его за пальто, Тодор в панике задёргался и ринулся вперёд, оставив пальто в руках неведомого противника. Вокруг, в этом крошечном помещении, царила какая-то пародия на битву. Ей-богу, если бы всё не было так ужасающе серьёзно, Тодор бы рассмеялся, глядя, как маги пыхтят, лупцуя друг друга, но рассеивающиеся трупы под ногами и могильное дыхание смерти у виска были одинаково реальны.
- Проводник! За мной! – Тодор повернулся на голос и увидел лицо того мага. Своего мага. Лаакан глядел на него, и время замерло. Всё вокруг замедлилось, почти застыло. Огни, посохи, руки, головы, крики плыли плавно, как замерзающие во льдах рыбы. Стальные глаза мага слово вошли в глаза Тодора, стали его глазами, зрачки слились, обернулись внутрь, к той Вселенной, что клокотала с изнанки его тела, и понимание снизошло на Тодора, как чистая вода, освежающая сонное лицо. Он понял, не разумом, но сознанием, почему Верховный маг не стал лечить его мать. Он увидел неисчислимое количество тонких нитей, рождающих всё сущее, словно тканый ковёр, и как, потянув за одну из них, меняешь весь узор... Тодор простил Лаакану всё.
- Давай! Давай скорее!
Тодор, всё ещё во власти видения, ухватился за протянутую ему руку. Сильным рывком Лаакан выдернул его из толпы, будто какой-то овощ с грядки. Тодор оказался в коридоре.
- Быстрее, ты, Лиа, Хранители – все в Зал кристалла. Вы, - он неопределённо махнул рукой ближайшим магам, - будете защищать вход, пусть даже ценой собственных жизней. Достаточно ясно? – Голосом Лаакана можно было нарезать алмазы. Маги кивнули.
Мехес, Палетта и остальные тоже уже выбрались в коридор, оставив в приёмнике груду мёртвых, обездвиженных и бесчувственных тел.
- Лаакан! – прогремел Мехес. – Ты трус! Твои людишки перебили друг друга! Отщепенцы подохли! Все до единого! – Он старался вложить в эти слова как можно больше язвительности и торжества, одновременно пытаясь занять удобную для атаки позицию, что в тесноте и агонизирующей живой массе было не так просто.
Лицо Лаакана окаменело, оно выделялось посреди суматохи, как древний барельеф.
- Ты лжёшь, - прочитал Мехес по его губам.
- Нет.
Мгновения замешательства Лаакана было достаточно. Мехес взметнул посох, и мощный поток переливчатого синего света, разметав живые преграды, ударил Верховного в грудь, отбросив и его, и тех, кто бежал впереди. Удивлённое выражение лица бывшего наставника отпечаталось перед глазами Мехеса, подобно цветному оттиску на белом пергаменте. На долю секунды в нём поднялся ужас и чувство вины, но такова его доля, ничего не изменить. Кликнув товарищей, он стал надвигаться на противников.
Маркус первым понял, что произошло, но не растерялся. Его мозг вдруг заработал на удивление чётко.
- Берите его и в Зал! В Зал! Все туда! Не обращайте внимания ни на что! Нерил, нет!
Задыхаясь, девушка стремительно шла навстречу Мехесу. Она отразила одну магическую атаку, вторую.
- Ах ты мразь! – закричала она, и её крик сорвался на стон. – Как же ты можешь?!
- С дороги! Не то…
Нижний конец посоха Нерил яростно ударил о земляной пол. Своды Глубины загудели, дрожа.
- Ты нас всех похоронишь! – взвизгнула Палетта, а затем её швырнуло через коридор в поредевшую, но не прекращающую схватку толпу.
- У тебя кишка тонка,– зарычал Мехес, - ты, развращённая…
- Заткнись! – Её голос прокатился над головами магов. – Я люблю его! Да! Слушайте вы все! – Ещё один сгусток энергии был отражён её посохом. – А ты, Мехес, умри наконец!
- От твоих жалких ручонок? – В Нерил полетела молния, злобно прогрызающая путь в накалённом воздухе.
- От ручонок возлюбленной и Хранителя, - проговорила Нерил, как молитву, и ощутила наконец свои возросшие силы, тот источник пространственной энергии, который открыло для неё посвящение.
Она отшвырнула молнию, как муху и, аккумулировав всю свою боль, и злость, и отчаяние, и любовь, выплеснула их вовне неудержимой, грозной энергетической лавиной. В последнее мгновение ей помешали – Белазар и Маркус, схватив бьющуюся Нерил в охапку, потащили девушку за остальными. Однако заклинание успело воплотиться, оно ударило в Мехеса и других магов, превратив их скелеты в костяную труху. Только Палетта, успевшая заскочить в комнату, осталась жива.
- Что же ты творишь, девочка, - гудел Белазар в ухо Нерил. – Сначала Обряд, потом личные дела.
Нерил бессильно всхлипывала, повиснув на их с Маркусом руках. Никто из них, включая её, не успел увидеть, что Мехес погиб.
Они пришли к дверям Зала кристалла. Охранявшие двери маги, среди которых Нерил увидела Шинну, пропустили их внутрь. Избранные с Ашем, Маркусом и Лааканом уже были там. Они все склонились над Лааканом, лежащим на полу на чьём-то пальто. Его лицо выглядело гипсовой маской. Нерил, вырвавшись из держащих её рук, бросилась к нему.
- Лаакан!
Он ответил ей светлым, спокойным взглядом, но прошептал:
- Маркус?
- Да.
- Нерил, прости, но… - Верховный перевёл дыхание, - времени на любовь не осталось. Маркус, ближе.
Тот придвинулся.
- Как я и говорил, тебе придётся занять моё место.
- Но…
- Замолчи. У меня нет сил, возьми мои руки и приложи к своим вискам. Я передам тебе столько, сколько смогу.
Маркус повиновался. Его глаза предательски защипало.
- Я отдаю тебе знания, отдаю мудрость тысячелетий и силу сотен моих предшественников. Отныне ты, а не я, владеешь ей. Сим ты возводишься в Верховные маги.
Аш и Белазар простёрли руки над головой Маркуса. Нерил поняла, что это ритуал признания Верховного Хранителями, всегда сопровождающий наречение, и повторила их жест. От рук Хранителей вокруг тела Маркуса разлился прозрачный свет. Несколько минут никто не смел даже вздохнуть. Лаакан передавал Маркусу знания Верховного так же, как передал знания Хранителя Нерил, а когда всё закончилось, в изнеможении уронил голову на руки Лии, которая обнимала его, забыв все обиды.
- Отнесите меня к Кристаллу, - прошелестел Лаакан.
Маркус, Белазар и Тодор подняли его вместе с пальто и перенесли к подножию великого Кристалла. Бывший Верховный закрыл глаза, и через несколько секунд его грудь опала, а переливчатые частицы заструились к сверкающему магическому камню.
- Он отдал энергию великому Кристаллу. Его путь в этом проявлении завершён, - тихо констатировал Аш.
Нерил зарыдала. Именно здесь, в Зале, они недавно помирились, обрели надежду, робко позволили себе помечтать о будущем. Лиа поникла, а Белазар смахнул с глаз слёзы. Даже Тодор ощутил, как в горле растёт удушающий ком скорби.
- Не хочу быть бесчувственным, но мы должны провести обряд, - сказал Маркус, и будто ему в подтверждение за дверью зала что-то громыхнуло. Он обеспокоенно подумал о Шинне, но долг требовал от него вполне конкретных действий.
- Я… я, кажется, знаю, как это делается, - информация сама всплывала в его голове.
- Не робей, мы поможем, - успокоил его Белазар.
Хранители и Маркус встали по четыре стороны от кристалла.
- Проводник, сюда, - Аш указал на место между ним и Белазаром. – Зачинающая, туда, к Нерил и Верховному.
- Ну, начинай. И помоги нам Творцы, - Белазар шумно вдохнул.
Маркус заговорил, и его голос, будто существуя сам по себе, разлился по Залу, объял великий Кристалл. Он произносил дотоле неведомые ему слова и наблюдал во тьме сознания невиданные образы. Хранители подхватили заклинание. Четыре тембра слились воедино, подобно гласам стихийных духов. Тодор не знал, что ему делать, но когда настал тот самый миг, он вскинул руки и выкрикнул Слово. Это было самое первое слово в первой из миллиардов Вселенных. То самое, что пророкотало в Пустоте, когда её старший сын, будущий мятежник, родился в горниле Взрыва. Это слово было «Оух» - «Я».
Пространство задрожало, в нём стремительно нарастало напряжение, как на поверхности мыльного пузыря, что вот-вот лопнет. Двери Зала распахнулись, с воинственными криками ворвались маги, предводительствуемые Палеттой, но ослепительный белый свет поглотил их. И Зал, и дворец, и изумлённых магов за стеной, и насмерть перепуганных людей в лагере, и Туманные холмы, и хижину Марибель, и зияющую пропасть Разлома, и весь дряхлый, выживший из ума мир. Ноги Тодора оторвались от пола, всё исчезло, он провалился в ничто.
Эпилог
Пустыня. Она есть то, что остается, когда жизнь завершает все свои циклы; когда жабры иссыхают, крылья превращаются в камень, а на месте мозга, генерирующего личность, не остаётся ничего. Только песок.
Глаза Тодора ещё не открылись, но сознание пробудилось. Кто-то звал его. Тодор разомкнул веки. В голове звенело. Над ним склонились Лиа и тот маг… Маркус, кажется. Приподнявшись, Тодор скривился – все мышцы словно состояли из непослушных жгутов.
- Я так понимаю, свет не кончился, - прокряхтел он, разминая шею и плечи.
- Ну… - Лиа посмотрела на Маркуса. – Я не знаю даже, что ответить. Мы ещё ничего не поняли.
Её голос звучал безмерно устало. Шуршал, как сухая листва. Тодор, полностью придя в себя, огляделся. И не поверил своим глазам. Их окружали охристые барханы - они находились в пустыне. Ветер, почему-то сырой и прохладный, лениво сеял песком на зыбких безмолвных склонах. Молча Тодор обернулся к Лие, надеясь услышать какое-то объяснение, но растерянные лица её и мага говорили сами за себя. Он перевёл взгляд и только сейчас понял, что видит лишь четыре фигуры: Лии, мага, какой-то девочки лет девяти и молодой женщины с растрёпанными русыми волосами.
- Где остальные? – спросил он.
- Мы не знаем, - Лиа покачала головой.
- Мы понимаем не больше твоего, - добавил высокий маг. – Очнулись минутой раньше.
И вдруг Тодор услышал что-то ещё.
- Вы слышали? – встрепенулся он. – Это же прибой. Я знаю, где мы. У океана! В том самом месте, где нашли Сферу.
Он вскочил, охваченный неясным возбуждением, бросился на звук воды, увязая ногами в песке, потом остановился, сбросил тяжёлые зимние сапоги, шарф и побежал дальше, оскальзываясь на сыпучих неровностях.
- Всемогущие Творцы на гидрах! Кригаль меня сожри!
Лиа, Маркус и Шинна (а одной из пятерых была она) поспешили на его крик, готовые к худшему, только девочка, Алика, загадочно улыбнулась и не спеша побрела следом.
Взобравшись на бархан, мягко тающий в направлении воды и переходящий в бескрайний песчаный пляж, они онемели. Всё побережье было усеяно… детьми. Младенцы и малыши постарше копались в песке, спали, таскали друг друга за волосы. Их были сотни, и они вели себя совершенно спокойно, держась на безопасном расстоянии от пенящихся волн. На лице Тодора застыли ужас и изумление. Лиа издала какой-то нечленораздельный звук, а Маркус пролепетал, что они, видимо, всё же умерли.
- Нет, вы живы, - Алика мягко взяла Маркуса за руку. – Они сами вам объяснят.
Тодор хотел спросить, кто это – «они», но не успел. Небо полыхнуло оранжевым, потом бледно-зелёным. Блестящие, почти осязаемые переливы избороздили его. Где-то высоко зарокотало, но звук исходил отовсюду. «Дрожь самого Космоса», пронеслась в голове Тодора мысль.
- Маркус! – испуганный голос Шинны каплей упал в пространство и исчез.
Небо – вся его видимая часть – словно бы извивалось. На нём стали проявляться четыре цветных пятна – красный, мерцающий синий, переливающийся белый и зелёный, а затем Тодор оцепенел от страха, поняв, что смотрит на гигантские лица. Черты их были неопределёнными, без чётких границ, как будто проступали через туго натянутый кусок ткани. Были различимы смутные изгибы там, где должны располагаться глаза, рот, только на месте носа не было ничего. Чудовищные лица нависли над пятью крошечными фигурками. Дети на берегу замерли, но не проявляли ни малейшего волнения. Огромные подобия ртов в небе задвигались, и голос – сплетение четырёх голосов – заполнил собой всё:
- Приветствуйте же новый мир, пастыри. Отжившее перемелется в жерновах времён и переродится в иные миры. Этому же будущее – вы.
- Как это понимать? – дерзко проговорил Маркус.
По небу прокатилось оглушительное подобие вздоха.
- Нетерпение… Вечность выжжет её из вас. Бессмертие вас смирит.
- Бессмертие? – спросили Лиа, Тодор и Шинна одновременно. Маркус уже знал о нём.
- Новый мир, новое общество обопрутся на четыре столпа – четырёх пастырей Вселенной вне времени: Мудрость – это Строитель, он создаст города для жизни и позаботится, чтобы каждое семя было посеяно осмысленно; Верность – это Зачинающая, которая станет матерью нового общества, сделает так, чтобы каждый в нём был сыт и чтобы плоды, выросшие из семян, лежали в одной корзине; Доброта – это Проводник, он научит новое общество жить в любви, чтобы плоды не поражала гниль. И наконец, Сила, ибо без неё не выжить ни одному из вас. Она сделает каждое семя плодотворным, каждое дерево крепким и каждый плод сочным. Четыре столпа – бессмертные, вечные наши ставленники в этом мире. И мы оставляем вам Прорицателя как советника на то время, пока вы постигаете обновлённую реальность.
- Сила это… я? – робко спросила Шинна.
- О нет, - проговорили четыре лица, - не ты. Но то, что сокрыто в тебе.
- Я не…
- Пустые разговоры оставьте себе, - прогудели духи. – Мы сохранили жизни этих детей, что ждут перед вами. Они – ваши семена. Все от одного дня до шести лет, ибо разум старших уже был засорён.
- Погодите-ка, - перебил Тодор. – А как же все остальные? Все люди, маги… Где они? Как нам их найти?
Снова подобие вздоха.
- Новый мир не построить поверх старого, ибо старый дряхл и всё, основанное на нём, рухнет. Нового общества не создать в старом. Чтобы из поля сорняков сотворить поле цветов, на нём вначале нужно всё уничтожить, вспахать и засеять заново, иначе даже один сорняк породит тысячи и миллионы себе подобных.
- Все… погибли?
- Да.
На несколько секунд воцарилась тишина, в которой каждый пытался подавить горестный стон.
- Наши друзья, родные, вы уничтожили их, - с болью процедила Лиа. – И это лучший мир?
- Нет ни мага, ни человека, что знают путь к нему. Лишь мы, лишь естество и духи жизни ведают дорогами миров, ибо мы их творим. Ваши эмоции – пустое. Лопасти Вечности вращаются, и Великая Тьма, Пустота поглощает и исторгает всё. Однажды она исторгла и нас, однажды она нас поглотит, но к тому часу во всех вселенных уже остынут все солнца. Нет ничего вечного, кроме Пустоты, а будущее предсказуемо, ибо оно – цепь, каждое звено которого растёт из предыдущего.
- Нет ничего вечного? А как же наше бессмертие? – спросил Маркус. – Значит ли это…
- Разумеется, и этому миру придёт пора переродиться либо умереть, как и вашим телам, но вами миллионы и даже тысячи лет жизни воспринимаются как бессмертие. Теперь мы поведали достаточно…
- Нет, я хочу знать, почему Пророчества были неверны? Зачем мы стали просто… пешками, - гневно воскликнул Тодор.
- Оба Пророчества вели к этому миру. Как именно – не важно. Их было два, чтобы предначертанное свершилось наверняка – одна или вторая сторона одержала бы верх в любом случае. Да, Сфера могла поглотить жизнь в вашем мире, но поскольку мы не хотели его утратить, мы дали магам Пророчества, исключив тем самым такое будущее.
- Что стало со Сферой?
- Мы ответили на все вопросы, в которых был смысл, - произнёс вибрирующий бесполый голос. – Вам пора исполнять назначение, а нам – покинуть эту вселенную. Отныне она ваша.
Прежде чем кто-либо успел издать хоть звук, лица побледнели и растаяли. Небо ещё переливалось цветами Творцов, но ничьё присутствие в нём больше не ощущалось.
- Так мы вроде многодетных родителей теперь? – проговорил Маркус.
- Эти Творцы, они опять чего-то не договорили, - Тодор был зол. – Мне это всё не нравится, они нас подставили, вот увидите.
- Выбора у нас нет. Будем исходить из этого. Нам остаётся только налаживать жизнь заново, - отрезал Маркус.
- Кто-нибудь понял насчёт Силы? – вмешалась в разговор Шинна.
Маркус с Тодором промолчали. Молчала и Алика.
- Вообще-то есть одно предположение, - сказала Лиа, - но я совсем не уверена.
- Ну?
- Мои способности чтеца сохранились, поэтому я смогу точно сказать, если Шинна позволит кое-что сделать…
- Это что-то плохое?
- Нет.
- Тогда позволяю.
Лиа приблизилась к ней и осторожно положила руки ей на живот, закрыв глаза. Через несколько секунд она с улыбкой повернулась к остальным.
- Моя догадка подтвердилась. Она ждёт ребёнка. Я чувствую, что он один из нас и что это будет девочка.
- Так он… она… - Маркус начал заикаться, - я отец?
- Да, ребёнок твой. Поздравляю вас, - улыбнулась Лиа.
- И он тоже бессмертный, как я?
- Да, Маркус, это же четвёртый.
- А Шинна?
Выражение лица Лии изменилось.
- Нет, - сказала она тихо. – Шинна… обычная.
- Значит, она умрёт? – в голосе Маркуса нарастала тревога.
- Когда-нибудь… да.
Тодор отвернулся от всех и побрёл вдоль берега, усыпанного зачарованными детьми-семенами. За его спиной клял Творцов Маркус, девочка что-то говорила ему, а женщины молчали. Наверное, каждая думала о собственной судьбе. Солнце давно миновало зенит. Тодор окинул взглядом пески и отливающий синим безбрежный океан. Что за ними? Пустые города? Руины? Голая земля? Скоро он это узнает. У дороги под его ногами нет конца.