В каждой школе есть такой спортзал – площадью 150 квадратных метров, высотой в два этажа.
Мекка для любого школьного события, начиная различными Олимпиадами и заканчивая выпускным балом. Новый год, брейн-ринги, все награды и общественные выговоры.
Лера сидела у длинной кирпичной стены с большими окнами и раскачивалась в деревянном раскладном кресле, к которому крепилось еще несколько, при этом непроизвольно задирала голову вверх, разглядывая высокий облупленный потолок с крупными серыми пятнами. Зачем такой высокий? Чтобы не пробить башкой крышу, кувыркаясь на брусьях? Не промазать по волейбольной сетке? Кто-то доползал по канату до самого верха? На полдороге физруки принимались орать благим матом, что делать это категорически нельзя. Так чего ради? Принцип храма? Должно же быть хоть одно место в школе, где ты заслуженно почувствуешь себя мелким и ничтожным.
Как и эти кресла: жесткие, сухие, скрипучие, с высокими подлокотниками, – зажимающие группку людей в неразмыкаемый ряд, как в тиски, делая одинаково незначительным и безвольным каждого. Шелохнешься – пошлешь колебание по всему ряду, шелохнешься второй раз – нарвешься на препятствие из каменных спин и первые предупреждения. Шелохнуться третий раз не хватит духу, а хватит – получишь локтем по ребру, да так, что мало не покажется!
Чтобы кем-то управлять – его нужно принизить. Эта система будет действовать всегда.
У рабов нет воли, как нет и амбиций. Вот почему в школе так много отстающих, вот почему единицы чего-то добиваются в жизни. Мелкой сошке ведь много не нужно. Не каждый станет впоследствии «по капле выдавливать из себя раба...»
Рядом с ней сидела Надя, преобразившаяся в обновках, с неаккуратным высоким хвостом, с торчащими размытыми кудрями и с ярко проявившейся на губах помадой (Лера все же заставила ее хорошенько промокнуть губы платком, отчего девчонка теперь дулась на нее, но алое пятно продолжало гореть на ее губах, как пионерский флаг).
Она выглядела взволнованно, без конца вертелась, отчего кресло Леры шаталось как шлюпка, дрейфующая на волнах. Это в конце концов вывело ее из себя.
– Ты пойдешь танцевать или нет? – спросила она.
– Я не умею, – хныкнула Надя. – Может, ты научишь меня?
– Я что, по-твоему, танцор диско? – изумилась Валерия – Иди и учись.
– У меня не получится.
– Тогда какого черта мы здесь забыли?
Надя насупилась, потом снова принялась канючить:
– Валь...
– Ты издеваешься? Леонтьев?!! Может, сразу два пальца в рот?
– Ну хоть медленный...
– Не проси! Какой толк идти на дискотеку, если ты не умеешь танцевать? – Лера порывисто вскочила, готовая визжать от досады. Это ж надо было позволить себя втянуть в такое!
– Я хоть молчу про то, как ты вырядилась, – огрызнулась Надя. – Над тобой все смеются, не видишь? Что это за колготки такие, где ты их откопала вообще?
У Леры отвисла челюсть. Надя учит ее моде?
– Ты бы их запомнила хорошенько, – выпалила она, не сдержавшись. – Потом, когда будешь мечтать о таких, вспомнишь, где видела!
Черт! Зачем?
Злясь больше на саму себя, чем на Надю, Валерия отвернулась, присела на ручку кресла и снова принялась изучать обстановку спортзала.
В дальнем углу зала, почти в тени, притаилась «Лёня-Федя» и беспрестанно пасла ее. Всякий раз поворачивая голову, Валерия замечала грозный взгляд.
Присутствовала еще парочка учителей, но их почти никогда не было видно. Они появлялись вдруг, материализуясь из воздуха, стоило только о них забыть. Если пара чуть сильнее прижималась друг к другу – они тут как тут выныривали просто между танцующими.
– Дистанция, дистанция, – напоминали сурово.
Если кто-то громко ржал, бегал, в общем, вел себя недостойно пионера, ему тотчас напоминали строгим взглядом, либо нотацией – что к чему.
Лера вздохнула, не в силах сдержать раздражение.
Тут и там сновали дежурные с красной повязкой на предплечье, тоже блюли порядок. Один из них прошелся вплотную, задев ее и чуть не наступив на ногу, – с видом полной вседозволенности.
Сами танцы навевали погребальную тоску. С трудом верилось, что кто-то мог посещать такие мероприятия. Звучавшие из хрипящих колонок унылые песенки с гулом разносились по пустому, плохо проветренному пространству. Реденькая кучка танцующих в центре напоминала ей фрагмент из фильма про сумасшедший дом, пациенты которого картинно раскачивались туда-сюда, плохо понимая, где они находятся.
Даже взгляду не на чем остановится: одеты подростки слишком просто и скучно, на их фоне она могла показаться пришельцем.
Еще немного – и ее стошнит!
Надя задергалась в кресле, устремив обеспокоенный взгляд на танцующих, прыщавое лицо наморщилось.
– Барановская!
– Кто?
Лера проследила за ее глазами.
В центре зала и правда возникло внезапное оживление, вызванное появлением блондинки в черных брюках и бежевом жакете (первая модница за весь вечер!), вокруг которой, прервав танцы, образовалось движение, как возле знатной особы, – все приветствовали ее, чуть не толкаясь, с кем-то она обнималась. При этом самодовольство на ее лице читалось так отчетливо, что было различимо даже издалека.
– Что за птица? – спросила Лера, пытаясь припомнить самостоятельно.
– Здрасте! А то ты не знаешь, – удивилась Надя.
– Местная звезда? Чем примечательна?
– Это Барановская! – ответила девчонка так, словно это уже само собою все объясняло.
– Слушай, можешь не повторять мне ее фамилию каждую секунду, словно ты ее пиар-агент! Я не помню, кто она.
Надя выкатила глаза:
– Ну ты даешь! Она самая красивая девочка школы!
– Да ладно, – хмыкнула Валерия. – Ее едва симпатичной назовешь. Это ты под нее свой хвост начесала? А что за парень с ней?
– Глеб, – лицо девчонки вспыхнуло и она отвернулась.
– А! – гоготнула Валерия. – Мы здесь ради него? Становится жарко! А то уж я подумала, танцы в морге. Значит, это самая крутая девушка школы и ее бойфрэнд? Да, он хорош, согласна. И что, вот так все перед ними хвостами виляют?
– Не все, – Надя затравленно смотрела в пол.
– Ну! И почему ты щеки надула? Нарядилась, накрасила губы, заставила меня припереться, иди теперь – танцуй!
– Не пойду.
– Это почему еще?
Неожиданно до нее донесся всхлип.
Лера повернула голову, поглядела на Надю и опустилась рядом на сиденье.
– Эй, ты что? – потеребила ее за рукав. – Парня так не завоюешь.
Но та уже совсем разлилась водопадом.
– Я уродина!
Лера на миг опешила. Надя точно не была красавицей, но, ради Бога, даже среди кинозвезд и моделей – не так уж много истинных красоток! Не была бы она акулой моды, если бы не знала этого наверняка.
– Ты не уродина, – сказала она. – Тебе нужно больше работать над собой. А не сопли размазывать.
– Пойдем отсюда...
– Я думала, интересное только начинается. Черт, салфеток нет под рукой! Я на тебя все носовики извела... Ого, разве целоваться в школе на танцах можно? Что это они слиплись, а им никто и замечания не сделает?..
Надя подняла глаза на влюбленную парочку, а затем вскочила со своего места и помчалась к выходу.
Лера несколько секунд смотрела ей вслед, потом подхватила со спинки кресла их вещи и стала догонять девчонку.
Уже в метрах десяти от выхода она заметила Фому. Он стоял напротив, подперев плечом стену, небрежно склонив голову, и наблюдал за ней...
На улице было светло, вечер только начинался. Но отпустить Надю одну, в развинченном состоянии, Лера не решилась. Они отошли как можно дальше от входа, чтобы ничто не мешало девушке успокоиться.
– Да ты королева драмы, – пошутила Лера, подавая Наде ее затрепанную штормовку. – Вещи бросила...
– Тряпки...
– Слушай, этих тряпок у тебя знаешь еще ско...
– Все зависит только от внешности! – перебила Надя и посмотрела на нее воспаленными мокрыми глазами, боль в них пылала такая острая, что пронзала насквозь.
– Нет, не только, – хотела уверить ее Лера, но запнулась. Разве совсем недавно не она убеждала мать, какое великое дело – внешность?
– В общем, все зависит от того, какую ценность это будет представлять для тебя в будущем, – заключила она.
– Но что я могу сделать? Как стать другой? – не унималась девушка, заливаясь слезами.
– Прежде всего – не будь дурой! Надя, поверь мне, как эксперту, красота прежде всего рождается здесь, – Лера постучала пальцем по виску. – И будь ты в платье от Армани или от местной портнихи – разницы никакой, если в тебе есть достоинство!
Девушка шмыгнула носом и довольно небрежно вытерла лицо рукавом своей новой блузки. Лера с силой прикусила губу и сдержала вздох, стараясь пропустить этот отвратительный жест, от которого ее не просто покоробило, а практически вызвало разъяренного демона из тайников души. Нужно надарить девчонке носовых платков, непременно!
– Я не знаю, как надо одеваться, – сказала Надя.
– Ах, перестань уже! – воскликнула Валерия. – Кто, по-твоему, знает? В лучшем случае – единицы. Для всех остальных существуют профессионалы.
– Ты тоже думаешь, что косметика и модные платья сделают меня красивой, ну, как актрису или певицу? – спросила Надя мечтательно. – Потому что иногда, когда я гляжу в зеркало и представляю себя с прической, накрашенной, в одежде из журнала, я думаю, что я ничем не хуже кинозвезды.
Валерия беспомощно покачала головой:
– Ты меня не слушаешь. Давай я тебе кое-что разъясню: как оно в жизни бывает, а не в кино. Красота – это, конечно, мощное оружие. Прикольно думать, что красивая внешность – все проходящий бронированный танк, гарант любого успеха. Сказочка для отсталых! Я лично знаю столько земных богинь – идеальные параметры тела, совершенная лепка лица! – и такое же совершенное несчастье во всем! Ты хоть представляешь, какой на них обрушивается пресс: с одной стороны отвергнутые козлы, с другой – завистливые сучки! Да ты знаешь, как им судьбы коверкают? Насилуют, заряжают в лицо кислотой, убивают... Сколько их сломалось, как тростинка!.. Черт!.. Барановская! Я вспомнила! – Лера не могла говорить от потрясения и невольно замолчала. Потом, когда пришла в себя, заключила: – Через десять лет у нее не будет передних зубов...
– Зачем ты такое говоришь? – скривилась Надя.
– Она школу даже не закончит...
– Что за выдумки? Она идет на медаль. У нее все учителя на привязи, как собачонки. С такими-то родителями! Никто не посмеет испортить ей аттестат, и с чего бы ей школу не закончить?
– Тем не менее это так, – отозвалась Лера рассеянно. – Что-то ее сломает и твоя дражайшая Барановская сопьется за очень короткий срок, а потом и к игле пристраститься. Не знаю, доживет ли она до тридцати...
– Ты сама говорила про зависть, про все эти страшные вещи, а теперь такое выдумываешь!
– У меня нет оснований завидовать этой девчонке. Но таким я знаю ее будущее...
– Ты что – ясновидящая? – спросила Надя.
– Нет, просто я кое-что знаю про будущее ...
– Скажи тогда про мое!
Лера ответила не сразу.
– Все будет хорошо. – Она даже кивнула, чтобы придать уверенности своим словам. – Ты сможешь стать кем угодно, если будешь помнить про осторожность и вести себя разумно...
– Но я буду красивой, правда?
– Конечно, – усмехнулась Валерия. – Я же говорю, все зависит от тебя... Я вот знаю одну девочку, ее зовут Лена, – продолжила она вдруг с оживлением, – настоящая красавица, и даже не догадывается...
– Это кто? – нахмурилась Надя.
– Ты ее не знаешь, она живет в Киеве… Пухленькая, постоянно запаривается на диетах, не может смириться, что рост у нее всего лишь метр шестьдесят пять, а не метр восемьдесят. Но ты бы видела, какая она прелесть! От нее все парни без ума! Я сама постоянно замечаю, как на нее смотрят. У нее превосходные волосы, и глаза невероятно красивые, и вообще... просто райская птичка! Влюбилась в какого-то Бориса... надеюсь, он оценит все ее качества... И ты представь, она вообще не понимает, насколько прекрасна! Вместо этого морит себя голодом, а бывает, прихожу домой – а она уже две коробки конфет ухлопала и не заметила! Я, конечно, ничего ей не говорю, потому что с утра она снова объявит, что больше не ест. Но...
– Я вообще не поняла, что ты несешь! – перебила Надя. – Что еще за Лена? Зачем ей морить себя голодом, она что – больная?
– Что-то вроде того, – с грустью констатировала Валерия. – Она заболела, как и ты. Она хочет быть картинкой из журнала.
Надя задумалась:
– Потому что картинка красивая...
– Нет, потому что картинка – другая. Через пару лет картинка эта будет выглядеть смехотворно, так есть и будет всегда, – вот в чем проблема. Мы хохочем и краснеем от стыда иной раз, вспоминая, что носили на себе в какой-то период. Думаем, вот же были идиотами. Но ведь это не так. Просто картинка устарела. И так повторяется много-много раз. И каждый раз картинка стареет, теряет свою прелесть, а точнее – свою свежесть, мимолетное колдовство. То, что называется модой. Поверь мне на слово, я не знаю ничего, что было бы столь призрачно и недолговечно, как мода! Это самая тленная вещь на земле! Становиться ее заложником очень опасно. Потому что тогда не ты ею, а она тобой управляет. А тебя она попросту стирает словно ластиком – всю твою личность! Ты ведь помнишь, я чуть было не пошла на кражу ремня и пуговиц в галантерее. Я бы и кусок хлеба не украла, подыхай я с голоду, а тут... Ради чего, если подумать? Понимаешь?
– Нет. Быть модной плохо?
Лера вздохнула:
– Становиться жертвой, понимаешь? Не замечать своей собственной прелести, не знать, как ее подчеркнуть, вместо этого – ломать себя, преобразовывать в мимолетное видение...
Надя непонимающе смотрела на нее:
– А чего же ты тогда вырядилась, как клоун?
Терпение Леры едва не лопнуло окончательно. Она с трудом удержалась, чтобы, подобно учителю дзэн, не влепить тугодумной однокласснице приличную оплеуху.
Распаляться про то, что она, Валерия Черноус (черт бы ее побрал!), – всю жизнь в моде (черт бы ее побрал еще раз!), что ее не исправить (побрал бы уже трижды!), и вечно будет нацелена на эксперименты со стилями и цветами! Что даже ослепнув, она бы все равно сочетала между собой тона, фактуры и формы. Потому что она состоит из всего этого, как программа по умолчанию! И никогда ей не стать другой. Единственная цель ее существования, в чем она ни минуты не сомневалась, – сделать людей чуточку совершеннее. Но только не жертвами! Не рабами и лунатиками! Кажется, в какой-то момент она призабыла об этом. Так ведь? Ее клиенты были жертвами моды, и Валерия стала жертвой для них. Одни жертвы. Ни одного спасенного!
– Давай я тебя провожу.
– Зачем? – удивилась Надя. – Сама, что ли, не дойду?
Лера с опаской поглядела в сторону турников.
– У меня, знаешь ли, как раз настроение прогуляться...
За спиной вдруг возникла фигура. Валерия не удивилась, услышав веселые нотки в знакомом голосе:
– А танцевалки?
– Для танцевалок музыка не та, – ответила она, не оборачиваясь. – Так что, мы, пожалуй...
Она подняла кисть, распрямила ладонь и сделала резкий жест, напоминающий падение самолета. Ее муж использовал его всякий раз, когда хотел показать, что кого-то или что-то «слили». Когда проваливался проект, дело, или чьи-то карты оказывались биты. Словом – фиаско. Но никто так и не понял, что она хотела этим сказать. Неуместная привычка!
– Отбой, короче!
– Я хочу тебя проводить. Или подвести, – предложил парень.
Лера, наконец, повернулась.
– Ах, ну да, у тебя же байк!
Байк оказался просто перед ней: Фома сидел на нем, уверенно держась за руль, и казалось, что они с мотоциклом – одно целое.
Лера отметила, что он хорошо смотрелся в черной кожанке на белую футболку, в синих джинсах. Ноги просто неприлично длинные. Волосы зачесаны назад, в глазах таинственные огни. Такой себе идол из рекламы жвачки, газировки, сигарет или того же мотоцикла – вечный Джеймс Дин!
Девочки от такого образа кипятком писают.
Но Лера делать поблажки ему не собиралась.
– Ну так проводи, – сказала она. – Мы вот Надю проводим.
Надя полуиспуганно и полувозмущенно уставилась на нее:
– Нет...
– Ну почему нет, если предлагают? Я права? – Она поглядела на Фому с вызовом, прекрасно понимая, что провожать Надю в его планы не входило. Но ему ничего не оставалось, как только подыграть:
– Права.
Потом они тащились минут пятнадцать какими-то окольными путями, через дворы. Парню пришлось спрыгнуть с мотоцикла и толкать его рядом. Надя шла впереди, мельтеша съехавшим на бок хвостом, думая о своем, неловко вжимая голову в плечи и каждые десять шагов напоминая, что может дальше пойти одна. Но всякий раз Лера отвечала, что «на ходу коней не меняют» и они молча продолжали свой путь. У одной из бесконечных пятиэтажек Надя вдруг резко свернула и, едва махнув рукой на прощание, юркнула в серый подъезд.
– Ну, что дальше? – спросил Фома. – Может, вернемся в школу и еще кого-нибудь домой проводим?
– Не бухти, сам напросился, – ответила она.
– Я не напрашивался провожать ее, я напрашивался провожать тебя. Это что – чулки?
– Интересуешься чулками?
– Не думал, что ты ходишь на танцы.
– А что, только тебе можно?
– Я с друзьями приехал, решил на минутку заглянуть, а тут ты. Ничего прикид! Я с трудом тебя узнал. И пахнешь просто одурезно. Какая-нибудь «Шанель номер пять»?
– Вот это да, – изумилась Валерия. – Ты настолько разбираешься в духах?
– Угадал? – Фома захохотал. – Вообще-то ляпнул наугад, просто в журнале видел это название.
– Ну тогда тебе повезло. Хотя, откуда тебе знать, может это вообще какая-нибудь «Красная Москва».
– Ну уж нет, – продолжал веселиться парень, – этот психоделический кошмар ни с чем не спутаешь, именно так пахнут подруги матери, когда сбегаются к ней на чай. Я сразу же из квартиры выселяюсь.
Валерия тоже засмеялась.
– Бедный мальчик, так и быть, я капну тебе капельку своих духов на платок, чтобы ты мог отбиваться им в следующий раз от «Красной Москвы».
– Я даже не стану спрашивать, откуда они у тебя, – покачал он головой.
– Марсианские мутки, – произнесла она таинственно. – Забыл?
– Ну как же, забудешь...
Валерия окинула его байк оценивающим взглядом.
– Ничего машина. «Ява»? Не знала, что они черными бывают, я помню их красными.
– Я почему-то не удивлен, что ты еще и в мотоциклах разбираешься, – его улыбка напомнила ей чеширского кота. – Да, «Ява-350». Только с конвейера, краской еще пахнет. Красная модель – слишком дикая, мне такая тачка ни к чему. Я за черную полсвета перевернул! И руль что надо, и сиденье, и спицы не вылетают к чертям, если набираешь больше 80-ти. А как тебе цилиндр?
– Почти как зеркало, – ответила она, с трудом удержавшись, чтобы не добавить: «Можешь при езде свои яйца рассматривать», но вовремя спохватилась, напомнив себе, что перед ней мальчишка.
– Не придел мечты, конечно, – продолжал хвалиться Фома. – Но на данном этапе – один из самых крутых мотоциклов в городе! Я как раз на пути к тому, чтобы усовершенствовать мою «Ласточку», тогда она полетит, как ракета!
– Сколько гордости, смотри не лопни! На школьных обедах, наверное, наэкономил, или бутылки сдавал?
– Что-то вроде того.
– О, смотрю, без шлема ездишь?
– Какой дурак ездит со шлемом? Это попса!
– Попса, говоришь? А мозги на асфальте – не попса?
– Если шлем на скорости поцелуется с асфальтом, – прыснул Фома, – он вряд ли даст мне фору! Это годится только для езды на коньках.
– В любом случае без шлема я на твой байк не сяду, – сказала Валерия.
– Ты просто источаешь капризы, ты это знаешь? Ладно. Добуду я тебе шлем. Скажи, какой тебе толк возиться с этой неряхой? Зачем ты ее провожать пошла?
Они неторопливо брели теперь другими дворами, сокращая путь к дому Леры.
– Мне нечего бояться.
– Ей, что ли, есть? – хмыкнул парень, приостанавливаясь, чтобы подкурить сигарету.
Лера пожала плечами и задумчиво обронила:
– Все может быть. Будущее меняется каждый день.
– Странная ты. – Он выпустил из легких сизое облако и поглядел на нее свысока. – Идти домой одна не боишься, зато прокатиться на мотоцикле без шлема тебе страшно. Философствуешь при этом о будущем. Почему я раньше тебя не замечал?
– Меня не водил дежурный школы в кабинет директора из-за курения, – ответила она.
Фома самодовольно улыбнулся:
– Если бы мне давали по рублю за каждый раз, когда я туда попадаю, я бы уже купил себе яхту!
– О, да тебе это нравится! А яхта зачем, мотоцикла недостаточно?
– Когда-нибудь у меня мотоциклов будет не меньше дюжины. А, может, даже самая большая коллекция в мире, – ответил он вполне серьезно.
– А яхта?
– Просто пунктик, который означал бы, что я всего добился.
– Какие крутые виражи! – усмехнулась Валерия. – А чем же заработать на это все планируешь?
– Ясно чем – подамся в мафию! Ладно, шучу... Я мечтаю про свою компанию, выпускать свои байки. – Он сказал это с таким вдохновением, что Лера взглянула на него с невольным интересом.
– Ого! Вот это я понимаю мечта! Не какой-нибудь футбол или там – пилоты-самолеты... Но шлемы твоя компания все равно должна будет выпускать, ты в курсе?
Он развел руками:
– Для девочек что только не сделаешь!
– Слушай, Фома. – Валерия решила, что самое время поговорить с ним прямо. – Я тут вижу, ты решил за мной приударить. Хочу тебя предупредить, что идея эта плохая.
– Почему?
– Ну, скажем... я была в будущем, и нам там ничего не обломилось!
– И как далеко в будущем ты была? – В его глазах запрыгали озорные огоньки.
– Двадцать пять лет!
– Что ж, значит, через двадцать пять лет до нас, старичья, дойдет каким-то образом, что нужно как-то пересечься, мы возьмем мою яхту – и махнем в дальнее путешествие!
Лера закатила глаза:
– Ну и придумал!
– А полет в будущее? – парировал Фома.
– Не веришь, что кто-то мог оказаться в будущем? Прожить себе жизнь, а потом – шмяк! – просыпаешься – а все, оказывается, надо начинать сначала. Научную фантастику разве не читал?
– Нет. Но, кажется, знаю, кто ее горазд сочинять.
– Сказки, значит, рассказываю?
– Ну, почему же? Про будущее всегда приятно поговорить.
– Ты зря не веришь, между прочим.
– Вся жизнь сначала? Какая мура! – Он поморщился. – Нет, я бы не хотел дважды ходить в одну школу, как бы мне не в кайф при этом было измываться над директором и физруком!
– А кто бы хотел? Но вдруг решили за тебя?
– Кто решил? – удивился Фома.
– Да черт его знает! Я больше не хочу говорить об этом.
– Окей тогда.
– Ты сказал «окей»? – заметила Лера. – Я думала, это слово здесь еще не в ходу?
– Кому в ходу, а кому и не в ходу. А на Масре в ходу?
Нет, ну не достанет же?
– Да, на Марсе в ходу! – отрезала она. – И где же ты его подхватил? И вообще, откуда у тебя байк, или эти джинсы?
– Запала на мои джинсы, значит? Я так и знал.
– Мне казалось, здесь такого не купишь. Это импорт. Так ведь?
Он загадочно улыбался.
– Колись же давай! – У нее лопало терпение. – Откуда?
– Может, это моя тайна?
– Да я твою тайну по лэйбе узнала. Откуда?
– Хорошо, – в конце концов сдался парень. – Из Питера.
– Кто-то конкретно высылает?
– Какая разница?
– Да никакой. Но что ты как шибздик со своими секретами? Родственники, скорее всего. Угадала?
По всему было видно, что отвечать он не собирался.
– Ну, может, я тоже не хочу говорить о чем-то. – И посмотрел на нее так самоуверенно, что Лере руки зачесались влепить ему приличный подзатыльник. Да только вряд ли так просто дотянешься.
– Вот и хорошо, – ответила она безразлично. – Давай, в общем, разворачивай свой самокат, и вали домой баиньки. Я пришла.
– Ты здесь живешь? – Он посмотрел на дом, который Лера едва ли не видела впервые. Ее родители жили через улицу.
– Может быть, – буркнула она. – Какая разница?
– Вот, блин, штучка, – взорвался парень. – Ты всем так нервы треплешь? Или это мне – по блату?
– Нет у тебя никакого блата! – отрезала Валерия. – На лбу у себя напиши, если с памятью плохо.
– Я имею право не говорить о том, о чем не хочу. – Фома поймал ее за локоть, но Лера увернулась и быстро попрощалась:
– Все, спокойной ночи, малыши!
Спрятала руки в карманах шортов и пошагала вдоль подъездов чужого дома.
– Ты ненормальная, – крикнул ей вдогонку Фома.
– Отвали, молокосос, – рявкнула Валерия, но он уже не слышал.
***
Только дойдя до дома, она вдруг сообразила, что этот вечер отличался от всех предыдущих, что совсем преобразился, встречая настоящую весну.
Весна ощущалась обильно, внезапно, словно кто-то просто взял и переключил телевизор на другой канал. Возможно ли, чтобы зелень так густо покрыла землю за несколько дней? Сколько Валерия здесь? Черт, не получается вспомнить. И смысл – поиски смысла – все больше утрачивается, размываются границы, все труднее думать, что она спит, все меньше остается вероятности, что это когда-нибудь прекратится...
Лера стояла возле подъезда, устремив взор в темнеющее небо, на котором, как на бархатной подстилке фокусника, тут и там вспыхивали мелкие бриллианты; и чем дольше на них смотришь, тем больше их обнаруживается, словно они заговорщицки подмигивали тебе, доверив тайну своего внезапного появления на темно-сером бархате.
«Кто более реален, вы или я? – мысленно спросила она у звезд. – Кто из нас – сновидение в чужой голове?»
Теплый ветер небрежно обдул ее со спины, сорвав с растущей у подъезда яблони сухую веточку, и сбросил ей на голову. Лера провела рукой по волосам, вытащила ее и подумала, что скоро яблони зацветут, начнутся метели из белых лепестков, а потом она закончит школу... а потом... Что потом? Чем она будет заниматься? Шить модную одежду для кого-то вроде Барановской? Чтобы та могла преспокойно выкалывать глаза своим видом и доводить до самоубийства таких, как Надя Фролова?
«Я ничего уже не знаю! Ничего!»
Читать дальше (Глава 25): [url=http://www.proza.ru/2016/01/31/1807]
Отрывок подан для ознакомления
©"Последнее желание" Г.Зарудная