Где-то далеко, на севере…
Далеко-далеко в Лапландии, за перевалом горы Кебнекайсе , расположенной в губернии Нур-Трёнделаг, переливаясь в падающих снежинках, в лунном сиянии мерцал запорошенный домик. В желтом пятне окошка невысокой избушки, утонувшей посреди белого безмолвия, отражались причудливые тени находящихся внутри нее обитателей. Вечерело. Сизый дымок поднимался из трубы, обещая студеную, морозную ночь. Тишина и безветрие серебристым одеялом укрыли все вокруг.
Внутри же, напротив, судя по веселым и радостным голосам, царило праздничное настроение. В центре большой комнаты разноцветными огоньками искрилась мохнатая ель. В углу, на плите побулькивал чан с грогом. На сковородке пыхтели пирожки с капустой, а в духовке подрумянивались сахарные печенюшки. По телевизору крутили обычное для этого времени года рождественское кино, зажигательные песни которого приближали наступление главного праздника. Мелькали остро наточенные ножи в умелых лапах кулинара, ювелирно строгающего в мелкую соломку овощную стружку. Пряная морковча длинными макаронинами аппетитно свешивалась с краев тарелки, заставляя пускать слюнки. Огромная чаша с вяленой воблой, строганина из осетрины, кабачковая икра, четыре ведра с кефиром на утро, – все было приготовлено и искусно сервировано на дубовом столе, стоящим посреди зала.
Даже Санта, лежа в полном забытии в кровати, умудрялся выводить носом рождественские рулады.
Вся оленья упряжка собралась в родном домике встретить очередное Рождество: спокойный и уверенный в себе Прэнсер, активный Бликсем, заводной Дэнсер, меланхоличный Купидон, невозмутимый Виксен, молчаливый Дандер, безрассудный Комет, интеллигентный Дэшер и вечно молодой Рудольф. Еще часовая стрелка не перевалила за одиннадцать часов вечера, а практически все было готово к началу торжества: стол сервирован, олени в предвкушении любимого праздника сгрудились возле елки, ожидая приглашения. И оно не заставило себя долго ждать:
– Дорогие мои коллеги! Прошу всех пройти к своим местам! – скомандовал Прэнсер и показал зажатым в лапе посохом на стол.
Стараясь не толкаться, олени подошли к дубовому столу и чинно расселись на деревянные табуретки, накрытые, согласно праздничному обычаю, цветастыми наволочками. Положив лапы на стол, стадо стало ждать дальнейших указаний.
– Позвольте мне, на правах вашего председателя-оленевода, начать этот вечер со слов приветствия и похвалы.
Из огромного кресла, поправив бабочку на волосатой шее, поднялся Прэнсер. Поправив очки на носу, он медленно обвел взглядом присутствующих, оперся на посох и продолжил.
– В этот год мы отлично поработали и каждый из нас достоин того, чтобы встретить Рождество с чувством выполненного долга: подарки уже поджидают под елками своих детишек, сани целы, Санта, по нашему обычаю, свалился от усталости. Не изменяя старой традиции, мы встретим Рождество в нашем домике, когда за окном стоит трескучий мороз, а березовые дровишки уютно потрескивают в печурке. Также, мы не обойдем вниманием артистические наклонности стада и насладимся выступлением нашего дружного коллектива. Лучший концертный номер, как обычно, будет отмечен вкусным подарком.
– Прэн, завязывай со своей философией, что там дальше по программе? – от нетерпения приплясывал на табуретке Бликсем, стараясь незаметно для окружающих повторить движения парного квикстепа с Дэнсером.
– Кроме того, – не прерывался Прэнсер, – каждый из нас, как заведено, должен рассказать свою рождественскую историю. Неважно про что, главное чтобы она была по-настоящему удивительная и волшебная. Как эта ночь. Вот… – оперевшись на стол, председатель задумался.
– Стооп, стоп, стоп… одну секундочку, прошу внимания!!! – аж подпрыгнул от возбуждения Дэшер. Его волосы, заплетенные в косички и перевязанные разноцветными полосками ткани, от возмущения взлетели наверх. – Вы чего это, решили замылить прошлогоднее происшествие?!! Я навсегда запомнил Рождество две тысячи десятого года! Вот здесь, – он демонстративно постучал копытом по своей голове, – в этом маленьком, но надежном сейфе факт вопиющего поведения соплеменников останется навсегда! Это будет для меня уроком на будущее – не на всех из вас друзья я могу положиться, – он вздохнул и тяжелым взглядом посмотрел на каждого. Стараясь лишь долго не задерживаться на грозно сдвинувшем брови Виксене.
– И как самая пострадавшая сторона, я сегодня требую отчета… от каждого… обычай того требует, это что, бунт на корабле?!!! Что за непонятное молчание? – окреп его голос. – Я можно сказать весь год жил в ожидании этого дня. Да мне, морковку вам всем в зубы, нынче даже дела нет до Рождества. – Присутствующие охнули, услышав такое богохульство.
– Ну, практически, нет. А так то, дааа. – Дэшер понял, что слегка перегнул палку. Нащупав табуретку, присел обратно. – Ну, то есть не совсем, чтобы да. В смысле расследования того случая… и все такое…
Виксен, возмущенный антирождественским поведением Дэшера, подскочил к тому и сжал копытами тонкую шею.
– Так, олень ты наш резвый, что ты раньше времени паникуешь? – спросил он, проникновенно при этом заглядывая в глаза. – Председатель еще не закончил. Всё впереди. Ты нам еще Санту разбуди. Вон видишь, заворочался от твоего меццо-сопрано.
И действительно, возмущенно заскрипели пружины, Санта перевернулся на спину и вновь затих.
– А если проснется Пипитта? Всему празднику крышка. И тебе в первую очередь. Или ты ослеп? Посмотри, на мученическое выражение на её отвратительной морде. – Виксен брезгливо поморщился. – Когтистая рука маниакально-депрессивного психоза не отпускает нашу «недалекую» подружку даже во сне.
Здоровяк с вызовом посмотрел на Дандера, негласно взявшего шефство над Пипиттой. Тот, не обращая внимания на конфликтующих, игрался со своим языком, с упоением выкатывая из пасти и закатывая обратно.
Но всех остальных заботило явно другое. Собранное за круглым столом стадо настороженно смотрело прямо перед собой: огромная белоснежная кошка лежала в центре возле глубокой чаши, наполненной до краев деревенской сметаной, сдобренной щедрой порцией сахара. Наполовину вывалившийся из пасти язык с капелькой слюны на конце, непрерывно дергающиеся веки, сжатые в кулачки пальцы передних лап – весь ее облик действительно подтверждал слова Виксена о страдании любимицы Санты.
Легким кивком, поблагодарив Виксена за помощь, Прэнсер, уже тише, продолжал.
– Далее, опять же, по нашей старинной традиции, мы должны восстановить события предыдущей рождественской ночи. Я помню про это, Дэшер. – Прэнсер проникновенно приложил копыто к своей голове. – Гарантии, естественно нет никакой, но мы должны постараться. Без сокрытия фактов, объективно разложить все по полочкам. – Прэнсер откашлялся. – Всем присутствующим, я хочу еще раз напомнить о той, … неприятной истории, которая приключилась с нашим другом – Дэшем.
Олени посмотрели на страдальца, нервно потирающего покрасневшую шею.
– А произошло вот что. Конечно, пока без подробностей и наказания виновных морд. Просто приведу те факты, которые обнаружились наутро первого января на тщедушном организме Дэша. По нарастающей. Под горку. На санях. С ветерком. Да с рождественскими песнями. Да под баян Санты... – Прэнсер мечтательно закрыл глаза.
– Может, еще попляшете на костях пострадавшего животного? – съязвил Дэшер. – Хорош зубы заговаривать, Прэн. Давай разберемся по существу этого страшного преступления.
Олени дружно взяли по моченому яблоку и удобнее уселись на табуретки.
– Однако начнем мы, опять же, по традиции, с поздравлений. – Прэнсер посмотрел в сторону Дэшера и вздохнул. – Увы, друг мой, таковы обычаи.
– С вашего позволения, в первую очередь, хотел бы отметить наше юное создание. Давайте поприветствуем стажера! Рудольф, встань, пожалуйста. – Улюлюканье и веселый свист прервали выступление оратора. Стоя, олени хлопали своему Руди, который, судя по его виду, не просто был не рад оказанной чести, а пребывал в отчаянии.
– Господи, каждый раз одно и то же. Вы такие предсказуемые. Как меня это достало… Да я с вами уже более семидесяти раз встречал Рождество! С тридцать девятого года!!! Какой я стажер, елочные шары в ваши луженые глотки, – с упреком оглядывал своих друзей Рудольф.
– Не стесняйся, Руди, – будто не слышали олени его возражений, – все мы были такими же салагами, как ты сейчас.
– И старайся пить меньше – твой нос уже краснее, чем у Санты, – юморил Бликсем, вызывая у присутствующих приступы смеха. Морковча сыпалась из его набитой пасти, словно из зубастой мясорубки. Да и остальные олени не отставали, не забывая поглощать приготовленные угощения, обильно запивая их грогом. Лишь один из них не принимал участия в рождественской вакханалии.
Продолжение следует