/Из личного архива Эркюля де Рогана, графа де Рошфора, герцога Монбазонского/
Мой дорогой Людовик.
За всю свою богатую приключениями жизнь я не изменял лишь твоей матери и королю Франции.
Многие зовут меня циником, но ты не верь: древние греки причисляли циников к философам.
Я расскажу тебе, что я знаю, и что ты должен знать о своём отце.
В ту пору меня ещё звали графом де Рошфор, но я уже носил звание генерала королевской армии.
Уже почти 30 лет гугенотские войны, как голодные псы, рвали бедную Францию на куски.
Ты спросишь, мой мальчик, с кем я был: с гугенотами или с католиками?
И я отвечу: "Я всегда был с моим королём".
Когда Генрих III бежал из разъярённого Парижа, я доблестно бежал вместе с ним.
Когда Папа отлучил короля от церкви, я вёл его армию в наступление.
Король был слишком горд, чтобы волноваться из-за какого-то отлучения.
Когда бенедиктинец Клеман вонзил в Генриха стилет, я видел это своими глазами, но не смог предупредить убийство.
Какая ирония судьбы! Монах зарезал монарха.
Я присягнул Генриху Наваррскому, и в 1590 году у стен осаждённого Парижа я был возле него.
Это не был военный совет - всего лишь совещание: король уже решил сменить веру.
Итак, Генрих IV решил из гугенотов податься в католики:
- Только так я закончу войну навсегда. Только так мне покорится столица Франции.
Я возразил ему;
- Ваше Величество, сейчас Англия помогает нам деньгами, а Германия - людьми. Когда Вы примете католичество, Вы оттолкнёте союзников и сыграете на руку нашему врагу - Филиппу Испанскому.
Он всё давно решил:
- Рошфор, мы сами себя убиваем. Франции нужен мир. Париж стоит мессы.
Генрих был гордым человеком. Он не говорил всей правды. Только в Париже он бы чувствовал себя королём Франции.
Он хотел войти в историю королём-миротворцем.
Ты знаешь, Людовик, что гордыня - смертный грех, а измена вере смертным грехом не является. Поэтому он так сказал.
Мечта Генриха сбылась. Через восемь лет Нантским эдиктом он даровал гугенотам свободу вероисповедания.
Король успокоил и собрал Францию по кускам.
Не удивительно, что в его последней поездке по Парижу, восторженная толпа запрудила улицы, по которым ехала карета короля-миротворца.
Это был абсолютный триумф.
Я был в этой карете, Людовик
Я ехал рядом с Генрихом IV, когда очередной фанатик Равальяк прыгнул на подножку кареты и ударил кинжалом короля. Он успел только повернуться ко мне и сказать: "Я ранен", когда убийца нанёс новый удар.
Я рванулся к окну кареты, и остановил руку Равальяка, который ранил и меня, но тут то-то схватил мерзавца за шею и сбросил его с подножки.
Спустя лишь день после смерти короля я подумал: "А ведь Генрих, если верить церкви, был наказан за гордыню!"
- Кем? - спросил я себя. - Католическим богом или гугенотским?..
Нет, я не еретик: на моих глазах были убиты два великих гордеца.
И оба - за первый смертный грех.
Была ли это рука судьбы иль Божья кара?..
Равальяка поймали и через несколько дней решили четвертовать, разодрав живого четырьмя лошадями.
Я пришёл на это посмотреть.
Едва палач принялся привязывать руку Равальяка к первой лошади, народ свалил ограждения и начал рвать убийцу руками.
Они так демонстрировали свою любовь к погибшему Генриху.
Любовь и ненависть живут рядом...
Ты скажешь, мой мальчик: "Зачем, отец, ты говоришь мне об этих ужасах?"
В наш страшный век я хочу, чтобы ты сумел дожить до тех же лет, как и я.
Никто не знает, сколько душ должен сгубить монарх, чтобы получить прозвище "Кровавый", но каждый знает, что "гордыня" - страшный смертный грех, который наказывается свыше.
А убийства, извращения и пытки не входят в список смертных грехов.
Запомни это, Людовик.
Будь верен долгу, но бойся гордыни.
И да поможет тебе Иисус.
1 июля 1610 года, Париж
Эркюль де Роган