Дамский пистолет - трагедия послевоенных женщин

Аркадий Тищенко
  ( О чем умолчала послевоенная социология)

 
    Утром, еще не проснувшись, выполз из шалаша в зоревую прохладу
речного берега. Не открывая глаз, привычно двинулся в кусты за
шалашом. До  кустов, служивших мне сортиром, оставалось еще три шага.
Я начал опускать руку к резинке трусов.
    - Пить, -  послышалось рядом.
    Остановился будто резинка  ударила в лоб. Открыл глаза.
    От увиденного, закричал и в ужасе  отбежал несколько шагов назад,
к шалашу.
    - Пить, - хрипело за спиной.
    Остановившись,   оглянулся.
    В кустах лежал окровавленный мужчина  со следами побоев. На него
страшно было смотреть. Если бы год тому назад не кончилась война,
точно, подумал бы, что это партизан, убежавший из гестапо...
    Но был то уже 1946 год...
    Ничего кроме желания убежать у меня не было.
    Забыл даже куда шел.
    Страх поубавился после того как на его груди заметил маленький
крестик на нитке.
    Я  сделал  шаг к кусту откуда доносился хрип.
    Глаза под шевелюрой не были видны. Они утонули в опухоли.
    По тому как  повторялось «пить»,  я понял  - он  без памяти. 
Просит пить не он, а  его избитое нутро.
    Из шалаша принес воды  в консервной банке из-под американской
тушёнки. Медленно подошел к лежавшему в кустах мужчине.  Приложил
край банки к щели между двумя коричневыми вспухшими полосками на
лице, которые были под носом на месте рта.
    Струйка воды, не попадая между опухшими губами в рот,потекла
по подбородку  на грудь, на крестик.
    Вдруг щель рта расширилась и мужчина с тихим завыванием стал
жадно ловить воду, захлебываясь. Он громко сглатывал ее, дергая в
такт глотков кадыком...
    Затих он выпив третью банку воды.
    Должно быть снова потерял сознание.
    - Эй, мужик...
    Мужик молчал.
    Наклонился над кустом, задержал свое дыхание, прислушиваясь
к дыханию под кустом. Дыхания не услышал.
    Нательного крестика на груди мужика под кустом  не видно.
    Стало страшно.
    Неужели мужик помер?
    Лягушки закричали громче...

               
               
    В шалаше не лег.
    Пугало замкнутое пространство рядом с мертвецом.
    Сел под деревом в стороне от шалаша и просидел почти до утра.
Думал, что  мне теперь делать дальше. Засело — эту смерть могут
принять за убийство, которое пришьют мне. Нужно убираться  пока
не поздно. Но как? Документов — никаких! Сбежал из колонии
для несовершеннолетних. Еще нет шестнадцати.Ничего придумать не смог.
    Думать мешал страх.
    Уже перед рассветом — сморило,  уснул.
    Снилось — милиционер снимает меня с товарняка. Больно держит
за плечо и стягивает с подножки последнего вагона.
    Я спрыгиваю и бросаюсь под  вагон, перебегая на другую
сторону путей.
    Хочу выматериться в адрес неуклюжего милиционера...
    Но просыпаюсь и возле себя вижу ничком лежащего мертвеца
из-под куста. Узнал по шевелюре в крови и песке.
    Сразу же сообразил  -  если дополз до меня, значит живой.
    Стало легче...
    Решил не отходить от мужика. Подумалось — если  будет рядом
- не умрет.
    Будто соглашаясь со мной лежащий на песке застонал и
приподнял голову. Лицо его все так же было опухшим, но один
глаз слегка приоткрылся.
    - Пить,- попросил он,после того как его глаз остановился
на мне.
    Я принес воды.
    Выпив воду, он попытался подтянуть ноги и сесть. Ноги не
слущались.
    Он снова направил на меня свой глаз.
    - Подсоби...
    Подхватив его под мышки попытался приподнять. Он застонал,
матерясь. Я опустил его на песок.
    - Тебя как звать? - спросил, отдышавшись от боли.
    - Гришка...
    - Ты вот, что, Гришаня...Я буду материться, а ты — тащи...
Не могу я уже лежать... У меня могут не те кости срастись...
    Под его фронтовой мат  я перетащил и усадил его под дерево.
Боль, видать, была нестерпимой...Он так матерился, что  начал
хрипеть.Уже сидя под деревом, долго откашливался, сопровождая
кашель матом, больше похожим на жалобу, чем на ругань.
    Когда затих и, казалось, задремал, он, не открывая свой
рабочий глаз, вдруг спросил:
    - Меня никто не искал?
    - Никто не знает, что  здесь живут...
    - Это  мне и нужно...Только не помереть бы...
    Он попросил меня сходить в соседний город, расположенный от
моего  шалаша в семи километрах. На городском рынке найти
торгующую там Дарью-партизанку и передать ей привет от Афанасия.
Если засомневается, показать ей его нагрудный крестик.
    Снять крестик со своей шеи не смог — так болели руки.
    Попросил меня. Я снял и хотел спрятать в карман штанов.
    - Одень на шею, - прохрипел Афанасий.
    Я одел шнурок с крестиком на шею.
    Чтобы наверняка застать Дарью на базаре, решено было идти в
город завтра  с первыми лучами майского солнца.

               

               

    В город я шел без охоты.
    Тем более на базар.
    Именно на базаре я несколько раз попадался на воровстве
продуктов. И каждый раз сбегал от поймавших меня теток пока
искали единственного на всем базаре дежурного милиционера. Хуже
было, когда ловили сельские мужики, привозившие продавать
горожанам свои продукты — масло, молоко,яйца, мясо, картошку,
овощи, фрукты...
    Мужики,всегда подвыпившие, разомлевшие под открытым небом
от солнца, могли убить за одно украденное яблоко...
    Если спасаясь   от сельских баб приходилось надеяться на
ноги, то от мужиков приходилось отбиваться. Несколько раз мне
от них здорово досталось. Правда, я им тоже из сопаток кровя
попускал...
    Пока шухарили на базаре кодлом — житуха была нищак. Кодло
всегда выручало.
    И вот  два месяца тому назад наша «малина» закончилась.
    Прикончила нашу банду из пяти пацанов не милиция и не мужики,
а Дарья-партизанка.
    В тот день я,как обычно,  шел вдоль прилавка.
    Дошел до места, где на прилавке красовались кольца домашней
колбасы, куски окорока, сало свежее и копченное.Тушки разделанных
кур и гусей.
    Я снял картуз и, почесав голову, снова одел. Это был знак
корешам  -  сейчас побегу.
    Схватив кольцо колбасы, я бросился в толпу движущихся вдоль
прилавков покупателей.
    - Держи вора! Украли!...- послышалось за спиной.
    Я бежал не оглядываясь. Хотел выбросить колбасу. Но,
почувствовав, что погони нет -передумал.
    У нас было правило - стырил - уходи с базара.
    С украденными продуктами мы собирались в подвале одного из
разрушенных бомбежкой дома на окраине города. Здесь была наша
малина.
    В этот день я пришел в подвал первым.
    Прождал до вечера. Никто не пришел.
    Почувствовал  -  что-то случилось.
    На базар не пошел.
    На следующий день прошелся по поляне, где селяне распрягали
своих лошадей, пока их бабы торговали.
    Услышал, как один мужик говорил другому, что вчера на
базаре Дарья-партизанка устроила засаду и накрыла  бандитов,
которые грабили несчастных селян.
    Из разговора мужиков я понял  -  загребли моих корешей и
сдали в милицию.
    Понял, в подвал разрушенного дома возвращаться нельзя.
    И вообще - город для меня опасен.
    Нужно рвать из него когти...
    ...Ушел вверх по реке. Нашел тихое местечко.
    Теперь от города до моего шалаша семь верст с гаком...
               
                Продолжение следует