В прошлом году у нас сосед помирал Виталий Францевич Пиперштейн-Отелло, так любо дорого поглядеть было. Сперва, болел, конечно, степенно, тихо, не долго и не коротко, а сколько надо. Врачи к нему ходили соответствующие – люди в годах, в шляпах, с портфелями. Выслушивали стетоскопом, солидно покашливали, говорили на московской латыни, не торопясь выписывали рецепты. Пили чай. Домашние Виталия Францевича, жена Фира и сынок Кир, от такой солидности тут же смирились с неизбежным, поняли – не выживет отец и муж. При таком подходе-то, как выжить. Но зато – утешение какое – медленное течение болезни и постепенное угасание организма. Потом, конечно, ухудшение, простым глазом, вроде, и не заметное. Далее, ожидание конца, следом – агония – минут десять, чтобы не устал никто, и, понятно, смерть.
Правильно все, благородно, тихо и пристойно.
А в этом годе Серега Селиванов помер. Стыд и срам один, а не таинство. И чего ему дальше не жилось?
Быстро как-то все, несерьезно. Пришел пьяный, упал в коридоре, посучил ножками и – готов. Ни боевая подруга Мулька Клокова, ни старый друг Зубов, ни другие собутыльники, ничего не поняли. Был человек – и нету. То есть, как был – так и остался, никто даже и не заметил его смерти. Минут сорок Серега в коридоре лежал – кто мимо ходили, думали спит. А потом собака забеспокоилась. Эти-то за столом сидят, а собака – сучка Джек – волнуется, кругами бегает. Ну, дал ей пинка Зубов, и дальше сидят. Им-то чего, живые же. А Джек бегает. Наконец, Мулька Клокова встала, начала собаку в коридор выгонять, чтоб бухать не мешала, а там – тело. Позвала Мулька остальных, высыпал народ, заахал, советы стал давать, «Скорую» там вызвать или участкового или еще чего.
А потом все как-то успокоились, мол, помер и помер, назад же не оживишь. Стали доброе вспоминать, как полагается. Серегу пока к стене прислонили сидя, сначала хотели на кровать перенести, но Мулька воспротивилась, сказала – больно надо еще, покойников на мою кровать класть. Поэтому оставили Серегу в коридоре, прислонив к стене. Решили, допьем, а потом и займемся.
Да и не в этом дело.
А в скоротечности происходящего с человеком.
Вот, допустим, тот же Серега Селиванов, думал ли он тридцать лет назад, с отличием оканчивая Второй городской строительный техникум, имени Коловрата Евстратова, что жизнь пронесется мгновенно? Да еще с такими кренделями? Потому что после окончания учебы, она зашвырнула его в дальнобойщики, а не в мастера смены на стройку, как полагалось бы. И гонял Серега по просторам ближнего и дальнего Подмосковья, нарываясь на лихих людей и встречая откровенных душегубов. Бывало, еле ноги уносил, но уносил. Однажды на нем закончилась деятельность одной кровавой и жесточайшей банды. Прижали они Серегин Камаз, груженый замороженной печенкой, своим Камазом, но Серега сумел вырваться и долететь до ближайшего поста ГАИ. Где пожаловался милиционерам, и они его защитили – арестовали банду, бывшую в розыске уже немало месяцев. Много чего на их счету было, а особенно загубленных шоферских жизней. Но про это я еще расскажу.
А тут Серега помер.
И, с одной стороны, хорошо, что тогда банду арестовали, а с другой – ну какая теперь Сереге разница?
Сидит, считай, что лежит, как вещь какая-то, он у стены, и уже ничего не хочет.
А в комнате гуляют: его боевая подруга Мулька Клокова, лучший друг Зубов, одноклассница Поликсена Петровна Андронникова, неизвестно чей двенадцатилетний мальчик Максимка, прибившийся к компании в прошлый четверг, когда они продавали ворованный подвесной мотор БМВ, около разливалки, и даже сучка Джек.
И того не знают, что скоро тоже все помрут.
Ну, может не так скоро, как Серега, но помрут же.
Куда денешься-то.