Вкус туркменской дыни
Детям войны, семье Бойчуков и
благодатной Туркмении - посвящается
В лето сорок четвертого, несмотря на то, что ещё шла война, и родителей уже не было на свете, стриженной под мальчика семилетней девчушке с удивленным взглядом, Галочке Бойчук, несказанно везло.
Её, как и остальных дошколят, перевели из далекого пригорода в основные корпуса детского дома, расположенные на территории педагогического института туркменского города Чарджоу, в Педагогическом переулке, где жили два ее старших брата.
И сейчас она в красном платьице из ситца с восточным огуречным узором, в коричневых сандалиях на босу ногу, вприпрыжку приближалась к кухне, где дежурил отряд брата Вадима. Она тоже дежурила на крыльце в надежде, что её чем-нибудь угостят.
Есть хотелось всё время. Младшие детдомовцы умудрялись разжёвывать даже кожаные пуговицы с одежды.
Местное население, правда, привечало сирот, и когда случались контакты с туркменами – детдомовцам насыпали полные ладони урюка. Их зазывали во дворы, но дети опасались заходить за высокие глухие заборы - дувалы, за которыми слышался лай собак. Очень грозный.
Сидя на крылечке кухни, девочка наблюдала за шаловливо снующими поросятами, тонконогими козочками, за странными, почему-то толстыми, кошками, за собакой Данкой, которую ненавидели все мальчишки, и которая любила девчонок. Вся эта живность вольготно разгуливала по огромному институтскому двору.
На привязи стоял только маленький ослик, который привез продукты. Его привязали к старой чинаре, и он задумчиво жевал траву под деревом.
Был конец августа. Среднеазиатская жара в самом разгаре. Но институтский парк защищали большие шелковичные деревья и чинары, которые давали прохладу и тень. Впрочем, приближался полдень и тени начинали исчезать.
Галя присела на корточки: к ней подбежал смешной розовый поросенок, задрал мордочку и нетерпеливо ждал, когда почешут его мягкий подбородок. Ребёнку нравилось ласкать нежную шею поросенка. Поросенок благодарно хрюкнул и умчался в тенек.
Сейчас бы окунуться в ледяную воду арыка! Мысленно она увидела то, что закрыто было от её зрения большой глухой стеной: буквально бурлящий от детворы арык. Дети, по обыкновению, прыгают и мигом выскакивают, как ошпаренные, обратно.
Внимание девочки привлекли ласковые, небодливые козочки, с рожками. Живущие впроголодь детдомовцы научились их ловко доить. Один держал козочку за рожки, а другой доил в пустую круглую консервную баночку.
Некоторые козочки были другой породы, безрогие. Галя с любопытством глядела на головы козочек без рожек. «А вдруг они всунутые?- подумалось ей. – И вдруг, как в игрушке, выскочат из козьих голов? И стадо ринется в бой!»
Её боевая фантазия навевала иногда такие сцены. Недаром и фамилия её - Бойчук! Отец, главный агроном района, коммунист, пошел на фронт в первые дни войны. Младший политрук Бойчук. И уже два года лежал в общей могиле павших, не прорвавшихся из окружения в сорок первом под Днепропетровском. Худощавое, вдохновенное и одновременно замкнутое лицо. Он запомнился ей именно таким.
Твердость характера вызревала изнутри. Да время было еще такое. Военное. Даже танцы и песни для утренников были тематическими.
Малышня представляла из себя в танце советские танки под песню:
Наши танки идут в лесу и поле чистом.
Дорогой гористой сквозь реки и снега.
Пусть знает весь мир: советские танкисты
Сумеют повсюду жестоко бить врага.
Девчонка вскочила на крыльцо и повторила движение танка, задвигав руками и ногами. Её танк непременно должен быть самым передовым - Тридцатьчетвёркой! Главным танком войны!
Танк, командиром которого она себя вообразила, двинулся по улицам Чарджоу.
Вот танк проехал мимо музыкальной школы, из окон которой раздавалась знакомая еще по родному дому бетховенская мелодия про сурка и его владельца, которые скитались из края в край. Эта песня напоминала ей и собственную судьбу. Сурка она жалела так же, как и его хозяина, не меньше.
Воображаемый танк свернул на улицу Докторскую, и пошел мимо военного госпиталя, где детдомовцы не раз давали спектакли перед ранеными. Вот и площадь Второй пятилетки! Пятилетки, которая завершилась как раз в год рождения нашего «командира» танка – 1937. Сюда Галю часто возил на стареньком велосипеде – спортивное богатство институтской базы! - старший брат Валентин. Покупал ей в автомате газированную воду с сиропом. Старшие детдомовцы работали на колхозных полях, и у них были карманные деньги.
Она продолжила фантазировать, и мысленным взором увидела, как военная машина вырулила к небольшому базару на Уралке, старому району города, куда в царское время ссылали казаков-староверов. Отсюда братья, бывало, приносили куски жмыха, который можно было жевать целый день!
Гулко громыхая, Т-34 выполз к северо-восточной части старого русского кладбища, где обрела вечный покой мать нашей героини.
Образ матери мелькнул в бедовой голове. Первый год в детдоме, после смерти матери, она очень горевала и почти ни с кем не общалась. От этих переживаний уже обозначилась седая прядь волос. И все снились бомбежки. Снился угрожающий рёв бомбардировщика, грохот разрывающихся снарядов, и то, как они пытаются спастись. Бегут в поля - кукурузные, подсолнечные.
Под фашистами они остаться не могли. Как жена советского офицера, мать не могла рисковать детьми: их расстреляли бы в первую очередь. Семья эвакуировалась. Когда приближался фронт - вновь снималась с насиженного места. Ехали в теплушках, на открытых платформах вместе с орудиями, на телегах, шли пешком, зачастую босиком. Галя запомнила, как у мальчиков на двоих были одни ботинки, и братья шли в ботинках по очереди. Кто-то всякий раз шёл босиком и через кавказские перевалы.
География маршрута оказалась протяжённой: от города Гайворона Одесской области до станиц Гиагинской, аула Кошехабля, хутора Игнатьевского в Краснодарском крае, далее на Майкоп, и через Абхазию до Баку. Оттуда переправа через Каспий. Так они очутились в далёкой Туркмении. На барже их отбуксировали к Красноводску. Гале запомнилось, как в солёной каспийской воде варили почти несъедобные галушки. Из Красноводска эшелоном добрались до окраин Чарджоу. Поезд остановился перед мостом через Амударью. Два моря и три с половиной тысячи километров их отделяли теперь от Украйны милой.
Здесь неожиданно у матери началось желудочное кровотечение, ей пришлось лечь в больницу на пристани Фараб. Попрощавшись со старшим сыном, она велела всем идти в детдом. Последние слова матери были: «Галочку жаль!»
Сейчас Галина Бойчук, «командир» танка, наводчик орудия, радист-пулемётчик и механик в одном лице, шла на врага отомстить за смерть матерей и отцов, за детдомовскую малютку Свету Каплину, умершую от малокровия. Свете не помогло и молоко, которое выдавали самым ослабленным. Мёртвое дитя завернули в простынь и унесли в пустую комнату.
Наш командир стал выбирать достаточно ровный участок местности для короткой остановки и прицельного выстрела по бегущим на открытом пространстве немецким пехотинцам. Приготовился вести огонь из спаренного с пушкой пулемёта. Всмотрелся в зеркальный перископ…
Детдомовцев часто водили в кинотеатр. В фильмах военных лет именно так всё и происходило.
Тридцать четвёрка - машина, в которую можно верить… хотя и очень жарко в танке!
Скрип двери вернул юную «танкистку» к действительности. Она живо обернулась. Её брат Вадим, очень похожий на мать, в шортах и рубахе, в поварском колпаке и с красной повязкой дежурного на плече, вынес ей горячий, обжигающий ладони, свежеиспеченный оладушек. Бережно приняв сочное угощение, Галчонок, как называли её братья, принялась с наслаждением есть. Забота братьев не раз спасала её от вечно сосущего под ложечкой чувства голода.
Насытившись оладушком, девочка пошла в прохладную аллею старых шелковиц, плодоносящих диких фиников, кое-где ещё уцелевших и аппетитно свисавших с веток. Она ловко подпрыгнула, сорвала джиду, закладывая в рот и не раздумывая, насколько финик созрел. Счастье уже то, что он остался висеть на ветке! За этим сладковатым и терпким фруктом они ходили в массовые походы в заросли, рядом с пустыней, под руководством воспитателей. Близ Чарджоу, вдоль русла Амударьи находились целые рощи ярко-жёлтых, с красными боками, ягод дикорастущего финика, или джиды, как его называли.
Галя села под старой огромной кривой шелковицей, ствол которой был расколот. Тут удалось собрать ещё горсть сухих ягод, нападавших прямо на скамью.
Воспоминания о родителях приобрели светлый оттенок. На память пришли прогулки с матерью по зелёному берегу Буга, вкусные бисквитные пирожные с прослойкой из джема, которые мать покупала ей по пути из детского сада домой. Бисквит был любимым лакомством пятилетней малышки. Поджаренная корочка казалась шоколадной.
В доме всегда много пели. Вадим играл на мандолине. Все заслушивались. Валентин осваивал трубу. Мать, с редкой внешностью то ли цыганки, то ли креолки играла на гитаре. Звучал патефон. И сейчас «Шотландская застольная», врезавшаяся в память украинской девочки, зазвучала под сводами старых туркменских шелковиц:
Постой, выпьем, ей-богу, ещё!
Бэтси, нам грогу стакан!
Последний в дорогу!
Бездельник, кто с нами не пьёт!
Сила жизни в словах этой песни поражала ребёнка. Хотя она и не представляла, какой он – грог! Но казалось, что очень вкусен. Да ещё целый стакан!
Сегодня её ждала ещё одна встреча с братьями. После обеда и тихого сна малышей. В тени зарослей и колючих кустарников. Над кустарником натянут ткань. Получится палатка, в которой можно будет пообщаться вволю, без посторонних глаз. Там же будет ждать ароматная чарджуйка. Больш-а-а-а-я такая, дли-и-и-нная дыня! Запах божественный и вкус необыкновенный! Ножом, выпрошенным у кастелянши, братья аккуратно разрежут дыню. У всех троих потекут слюнки от предвкушаемого наслаждения. Младшей сестрёнке первой вручат скибку, которую она всегда двумя-то руками еле удерживает, и сочная мякоть сама растает во рту. Пока дыня не кончится – не кончится и общение. Тройка наша не разойдется.
- Откуда только братья берут такую вкуснятину? Спросить она не решалась.
Заправлял пиршеством старший Валентин, знаменитый на весь детдом футболист, трубач в духовом оркестре. Когда отряды выходили в город, впереди шел духовой оркестр, которым гордился детдом, и завидовали все дети Чарджоу.
Иногда после дыни Валентин вручал сестрице и пирожок с ливером, тоже вку –у-у-сный необыкновенно.
- Как бы братьев отдарить? – эта мысль давно поселилась в её стриженой голове. По детдому гулял стригущий лишай.
Послышался звук горна на обед: «Бери ложку, бери хлеб, и скорее за обед!»
Долго никого не приходилось уговаривать. Все мчались бегом при звуках этого призыва. Девочка вскочила со скамьи «с силой брызнувшего фонтана»,как сказал в "Алых парусах" Грин об Ассоли, выбежала из аллеи и – о чудо! – недалеко от выхода из аллеи, на грядке красовался всеми забытый, не сорванный вовремя, и уже пожелтевший большой огурец. Как великую находку, как оправдание своего возраста, в котором она ещё не могла быть добытчицей, как сказочную удачу, несла, замедлив шаг, зажав обеими ладошками, этот огромный и уже, по-видимому, несъедобный плод. С огурца сполз жучок.
Я нашла себе жука на большой ромашке.
Не хочу держать в руках.
Пусть сидит в кармашке.
Лапок шесть и глазок два,
Трещинка на спинке,
Вот хорошая трава.
На, поешь травинки.
Жучку стихотворение понравилось. Он быстро исчез в траве. Туда же Галя спрятала и огурец. В столовую с ним не пройти.
В животе зазвучал голодный марш. Она ускорила шаг. Конечно, придется на входе в столовую выпить ложку отвратительного рыбьего жира.
Набрав в грудь побольше воздуха и зажмурившись, проглотила неизбежную и полезную «гадость». Им объясняли, что рыбий жир нужен для роста и укрепления костей. А Галя была маленького роста. Надо вырастать!
В столовой уже были её подруги Лида и Тоня.
На столе стояла вкусная похлебка из чечевицы. Само звучание слова «чечевица» напоминало какое-то волшебное варево «че-че». В это лето часто варили и маш, «кашу машевую», как было указано в меню. Её давали на второе, буквально по ложке.
Детдомовцы любую еду встречали с благодарностью. А уж маш…
Тоня ела машевую кашу весело, улыбаясь всем вокруг.
Лида ела маш торопливо. На её худенькой коленке лежала обёртка из-под чая. На плотной бумаге старательно выведены печатные буквы. Девонька находилась в каком-то глубоком сомнении и затруднении. Она то пыталась вложить кусочек хлеба в записку, то вынимала его обратно.
В голодное время еда стала и мерилом взаимоотношений. Детдомовцы писали записки с предложением дружить, прикладывая туда свою порцию хлеба. Из столовой запрещалось выносить еду, и записку с хлебушком надо было успеть отдать во время обеда.
- Галочка, как думаешь, стоит подружиться с Валеркой? - нерешительно обратилась она к подруге. Валера был Лидиным земляком, из Крыма. Они вместе любили одни и те же места Ак-Мечети, часто вспоминали огромные валуны на берегу моря, причудливую полировку морских крымских камешков. Он же научил всех девочек игре в камешки на широком крыльце чёрного хода в корпус. Галя одобрительно кивнула. Ей нравилась эта игра, и было жаль всех, у кого не было братьев. Она понимала, как тяжело одиночество, как каждому хочется прислониться, поискать поддержку в себе подобных.
Галя ела неспешно. Маш, да и все в этот день, в предвкушении встречи с братьями, она воспринимала с чувством чудесного. Маш был тёмно-зелёный, разваристый, хотелось вдыхать и вдыхать эту замечательную машевую кашу с потрясающим вкусом.
Но долго не засидишься. Горн зовёт протяжно и требовательно, резко спускаясь с высокой на низкую ноту:"СпАть! спА-Ать!"
Три подружки поднялись на крыльцо своего корпуса, разморенные жарой и вкусным обедом, сняли обувь, ступили на тёплый прогретый камень перед дверью, прошли в прохладную темноту кирпичного дома, пахнувшего свежей побелкой. Каждый юркнул в свою постель под одеяло. Сейчас войдет воспитательница, на детдомовском жаргоне «воспитка», поправит по-матерински одеяло, расскажет, какую песню сегодня будет разучивать спальня, прочтёт сказку братьев Гримм или сказку Андерсена. В послеобеденное летнее время, когда кишки уже не урчат голодным маршем, хорошо послушать сказку! И затем повторять про себя роль козлёнка из русской народной сказки для спектакля «Волк и семеро козлят», пока не погрузишься в сон.
…А потом сестра пойдёт к братьям.
Сегодня отряд Валентина работает на хлопковом поле. Она знала, что это такое. Младших не привлекали к такому нелёгкому труду, но они часто бродили по полям (в детдоме порядки были вольные), рассматривали, раскрывали коробочки с белой ватой, выковыривали из коробочек вкусные семечки. Старшие работали и на пшеничных, ржаных полях, ползая по стерне с мешком в руках, согнувшись в три погибели, собирая драгоценные колоски. Трудились старшие и на детдомовском огороде, выращивая помидоры, арбузы, дыни. Этот земельный участок ярко горел разноцветными красками.
Впрочем, малышне тоже доверяли работу. На шелкопрядильной фабрике. Им давали конверты и выставляли корзину с коконами гусениц-шелкопрядов. Малыши в каждый пакетик закладывали по паре коконов.
…Под вечер соберётся тройка Бойчуков и будет лакомиться вкусной-превкусной дыней-чарджуйкой. Будут пирожки и огурец. После лета Галочка пойдёт в первый класс, будет учиться «на отлично», как и братья. Вырастет, станет детским врачом. Впереди была прекрасная жизнь. Лишь бы не было войны!
- Только откуда берутся эти необыкновенные дыни? – всплыло в полудрёме.
Воспоминания об этих жёлтых, ароматных, нежных, сладких, как мёд, божественных дынях и встречах в укромных уголках детдомовского двора долго будут согревать своим солнечным теплом осиротевшую девочку, укрепляя вкус к жизни.
Разгадка придёт много лет спустя, когда о детдоме и благодатной Туркмении будут отдалённо напоминать лишь конфеты Кара-Кум, лежащие на расписном деревянном подносе в большой солнечной комнате, на огромном сосновом столе. Дом этот строили всей большой семьёй: с мужем, детьми и внуками. Она развернёт фантик из жёлтой фольги, цвета песка в пустыне, с пятью верблюдами и одним всадником - кочевником из какого-то родового племени. И станет читать толстую рукопись в красном переплёте под названием «Былое» - воспоминания старшего брата Валентина, Вили, как его звали в детстве:
«Нас с Вадимом за отличную учёбу наградили путёвкой в пионерский лагерь «Фирюза», возле Ашхабада. А мне еще к путёвке прибавили премию в 400 рублей. Наиболее спортивных семиклассников направили в помощь на укрепление дамбы на Амударье. Эта бешеная (в переводе с туркменского) река устраивала наводнения и кучу неприятностей местным жителям. Не забыть, как приходилось плыть между домами…
Эту премию я отдал на хранение воспитательнице Таисии Тарасовне, тогда ещё - студентке пединститута. После возвращения из «Фирюзы» мы с Вадимом взяли эти деньги и потратили на дыни. Я, Вадим, Галя – все наелись досыта».
город-курорт Анапа,
9 февраля 2016