Гоша шел по проспекту и, дойдя до моста, с интересом посмотрел вниз. Мутная вода текла так же, как и, наверное, текла триста лет назад. Проводив взглядом пустую пластиковую бутылку и плюнув ей вслед, неторопливой походкой спустился вниз направляясь в сторону кафе.
Как скоро подойдет туда Женька он не знал, но сам опаздывать не любил и всегда приходил на встречи заблаговременно.
У кафе толпился молодняк. Почти все были в полувоенной форме с германскими нашивками времен второй мировой.
«Уроды», - промелькнуло в голове, и сразу вспомнился последний, еще не совсем забытый кошмарный сон, навеянный прочитанным рассказом о войне. Замерев в двадцати метрах от кучки милитаристов, решил перекурить «по-быстрому». Привычно промяв в пальцах цилиндрик сигареты, не спеша прикурил, закрывая ладонями огонек зажигалки от сырого и промозглого ветерка. Сплюнув в сторону толпы, с вызовом посмотрел на долговязого блондина, пристально смотревшего в его сторону хмурыми глазами из под козырька черной армейскую кепки.
Перед толпившимися парнями в униформе остановился старичок полуметрового роста, весь скукоженный, как старый гриб. Разглядев на рукаве одного из парней повязку со свастикой, он что-то тоненько закричал, яростно размахивая своей тростью.
Один из неонацистов, нависнув над стариканом, как гора, взял его за плечи, развернул в сторону Гоши и легонько пнул ногой в зад. Старичок растерянно взмахнул своей палкой и, пробежав по инерции в его сторону метра три, упал прямо в грязную лужу.
Гоша в один прыжок подскочил к нему и, взяв упавшего за плечи, поднял на ноги. «Эх, старичок, легкий- то какой», - мелькнуло в голове, -ну словно пушинка, а не человек». На лбу старика кровоточила ссадина. Все лицо залепила грязь, голова его тряслась, а из глаз текли слезы. Рот его открылся, и нижняя губа задрожала, но он не произнес ни звука. В этот момент Гоша увидел на правой стороне заляпанного грязью пиджака старичка орденскую планку ветерана войны.
В памяти всплыл прочитанный рассказ, крепко зацепивший его и приникший в самую сокровенную часть души никогда не видевшего войны современного парня. Описанный автором бой настолько реалистично был описан, что Гоша, вчитываясь в текст, словно сам попал в ту жуткую штыковую атаку. Он словно воочию перенесся назад в сорок второй год и вместе со всеми измотанными, голодными и замерзшими солдатами бежал, тяжело бухая вымокшими сапогами спотыкаясь о мерзлые земляные камни навстречу темной массе вражеских теней постепенно проявляющихся в сером тумане. Он словно собственными глазами видел, как расплывчатые тени становились все более четкими и осязаемыми, ясно видел пуговицы и нашивки на серо-зеленой форме с темно-красными повязками, с черными паучьими лапами ненавистной свастики. Темные фигуры врага сжимали в руках винтовки с остриями штыков, направленных в его сторону. В ужасе оглядываясь по сторонам и видя хрипящих от напряжения, но отчаянно бегущих на вражеские штыки усталых бойцов, он подхватил всеобщий вопль ярости, рвущийся из надсаженных глоток: «За Родину! За Сталина!». Они тогда победили, и перебили в жестокой схватке ненавистного врага, заставив его захлебнуться в собственной крови.
Впервые увидев, как люди убивают друг друга на настоящей войне, он почувствовал, как его волосы на всем теле встали дыбом, а в горле застрял комом морозный воздух. Он видел, как ожесточенные и отчаявшиеся люди буквально зубами грызли врагу глотку, и разрывая собственные жилы от усилий выворачивали свои и чужие руки, рвали тела голыми пальцами, стремясь лишь только к одной цели убить врага. Беззвучно открывая рот и шевеля побелевшими от ужаса губами, он уже не кричал, а хрипел: «За Родину! За Сталина!», понимая, что только эти слова теперь имеют значение, а все остальное, даже его собственная жизнь теперь лишь средство для достижения общей цели, ради которой теперь погибнут многие. Озирая поля схватки остекленевшими глазами и выворачивая свое нутро, споткнувшись о труп упал на колени. В этот момент он задохнулся от пробившего его легкие холодного штыка. Он погиб, но успел холодеющими руками взорвать гранату и убить заколовшего его фашиста.
Умерев в том яростном бою, Гоша очнулся за столом у горевшего монитора с жуткими, но зовущими к мщению строками. До самого утра не мог он тогда заснуть, просидев на кухне до рассвета, выпив всю воду из чайника, стуча дрожащими зубами о край металлического носика. Оглядывая свою комнату расширенными зрачками и тяжело дыша, словно после долгого подводного погружения, Гоша никак не мог поверить, что остался жив, а та война давно закончилась. До сих пор он оставался под впечатлением от прочитанного рассказа.
Толпа молодчиков загоготала.
Старичок беззвучно открывал рот, но что-то сказать от растерянности уже не мог.
Память о недавнем пережитом кровопролитном сражении окрасила мир вокруг в темно-багровые тона. В глазах потемнело, голова словно увеличилась в размерах от всплеска адреналина, ударившего в мозг, словно морской прибой, вдруг вдарил изо всей своей многотонной силы по гранитному утесу. Ярость от пережитого и боль преданного потомками ветерана передалась в его мозг, словно ураган, пронесшийся в одну секунду по бескрайней степи, выметая из памяти все прочие мысли оставив лишь след от ослепляющего блеска молнии, ударившей в тот же гранитный утес, и выбившей на нем кривыми буквами две фразы, ставшие для него самыми важными в этот момент: «За Родину! За Сталина!»
Наклонив голову вперед, Гоша побежал на толпу, так как он бежал тогда в ту штыковую атаку в своем жутком сне. Он уже ничего не видел и не слышал. Перед глазами маячили все те же серо-зеленые тени со знакомыми нашивками и ненавистной свастикой на рукавах.
Сильно оттолкнувшись и сделав большой прыжок, он упал на передние ряды хохотавших парней сверху. В свирепой ярости он бешено колотил руками и ногами во все стороны. Вот его кулак бьет в оскаленное лицо, под рукой что-то хрустит. Из носа врага как фонтан бьет во всю сторону кровь. Удар его ступни выворачивает колено еще одного. Перед глазами мелькает перекошенное от боли побелевшее лицо в черной армейской кепке. Его затылок разбивает еще один нос, под ногой хрустит чья-то ладонь. Локоть выбивает из черепа ненавистную скулу. Очередной удар выбивает фалангу среднего пальца внутрь, выламывая пару крепких зубов долговязого. Взмахнув свастикой на рукаве и захлебнувшись от своей же крови, теряя черную кепку, падает навзничь еще один бритоголовый. Со всех сторон Гошу пинали, били кулаки. Но он словно ничего не чувствовал. Упав на спину, он мертвой хваткой сжимал все, что попадало под руку и дергал на себя, крутившись, как юла, пинал ногами все, что было в пределах досягаемости. Он уже не видел их испуганные и побелевшие от страха лица. Все смазалось и плыло перед глазами в темно-сером хороводе темных фигур уже не так плотно обступавших поразившего их своей необоримой яростью бойца.
Наконец они сообразили и расступились. Мускулистый бугай двухметрового роста с бритой головой и налитыми кровью глазами схватил его за грудки и поднял вверх. Лягнув его в колено, Гоша прокусил вражескую руку до кости. От боли бугай громоподобно заревел, заглушив на пару минут гул на всей улице. Отпущенный Гоша был атакован сразу тремя. Колотя кулаками во все стороны и резко отбивая летевшие в его лицо тяжелые башмаки и встречные кулаки, он вдруг услышал яростный и многоголосый клич, пробравший его до костей и прозвучавший как набат: «За Родину! За Сталина!»
Услышав это боевой рев, он почувствовал, что напор нападавших разом спал. Серо-зеленые тени стали растворяться в увеличивающейся массе людей, могучим потоком, разбившей вражеский круг вокруг Гоши, и теперь уже колотивших бросившихся в бегство неофашистов.
Вконец обессиленный, но несломленный Гоша увидел, как к растерянному бугаю подскакал, резво опираясь на трость, старикан, почти такой же полутораметровый как первый, но крепкий и жилистый. Без разговоров он сразу заехал тростью в пах бугаю, отчего тот согнулся пополам, сравнявшись с напавшим лицом, испуганно глядя в его суровые глаза. В то же мгновение старичок резко треснул бугая своей клюкой прямо в переносицу. Парень ростом под два метра рухнул на землю как подкошенный дуб с таким шумом, словно на землю рухнул многотонный железобетонный блок.
Последних троих нападавших на Гошу еще долго пинками и подзатыльниками гнали вдоль набережной. Под всеобщее презрительное улюлюканье они рысцой побежали в сторону центра.
«Крепкий старичок» развернулся в его сторону и с удовлетворением произнес: «Молодец, наш человек!» Внимательным взглядом пробежав по его помятому лицу, решительно схватил за ремень и потащил в сторону. Глянув по сторонам и понизив голос быстро проговорил: «Двигаем атседа малец, щас полисмены подтянутся. Наши-то с ними разберутся, а тебя махом загребут, не помилуют. Ты здесь, натворил дел-то, но ты все дельно сделал. Этих фашистов добивать завсегда надобно. За твое геройство спасибо тебе великое от ветеранов, но скоренько тикаем отседова». Приговаривая, старичок уверенно тянул Гошу в известную ему сторону.
«Да меня тут Женька ждать будет. Не могу уйти»,- забормотал Гоша.
«А Женька твоя мужик, али баба?», - заинтересованно произнес старичок.
«Женщина», - прошептал Гоша разбитыми губами.
«Ничего, сейчас найдем твою Женьку».
Старичок затолкал Гошу в подъезд и передал с рук на руки сухонькой старушке, цепко вцепившейся в его ремень.
«Два сапога пара», - мелькнуло в голове.
«Щас приведу твою зазнобу, - бормотал старик, помогая старушке довести спотыкающегося Гошу в светлую квартирку, - чайку попей, а я за Женькой твоей схожу и сюда приведу, не бойся, отбивать не буду»,- хихикнул старик, захлопнув за собой дверь.