После того как с минус двадцати двух потеплело до плюс одного, у входа образовался симпатичный серый пласт льда. Я вышел с пешней. Пешня – одно название – на конце тонкостенной трубки еле приварен кусок металла, толщиной с детский совочек. И такого же размера. Бьешь, инструмент ото льда отскакивает на метр вверх, а не наоборот. То ли дело раньше были пешни – лом с приваренным к нему топором, как дашь – отрубается кусок величиной с материк южная америка.
Вышел и пару раз вдарил, ломик с легким нерабочим звуком завибрировал. Я огляделся, у соседнего кафе, на крылечке курили юноши лет двадцати-двадцати двух, три штуки. Вернулся в помещение, сказал Рите – сходи, бахни пару раз – и протянул пешню. Рита посмотрела на меня как на малахольного, спросила – ты это мне? Сходи – повторил я – бахни разок, будь другом. Рита вздохнула и, не накидывая верхней одежды, вышла, в джинсиках и свитерочке. Изогнулась в пояснице и тюкнула ломиком по льду. Мальчики на крыльце мгновенно разволновались. Рита тюкнула еще раз. Закатила глазки, подула на наманикюренные пятисантиметровые ноготки, мальчики закричали – девушка, да не так, да вы что, девушка, вот как надо! И стали выхватывать сначала у Риты, а потом друг у друга пешню. Минут за десять срубили наперегонки весь лед около нашего входа, кафешного, и дальше по тротуару.
Рита ушла, не дожидаясь окончания работ, велела им занести струмент к нам, и ушла. Мальчики дорубали. Я смотрел в окно. Рита в айпад. Или смартфон, я уже не разбираюсь.
Потом подумал, что у меня скоро день рождения и это несколько неожиданно. То есть не сам день рождения, а цифра. Потому что сначала бесконечно долго длились тридцать лет, потом такие же нескончаемые – сорок, и вдруг бухнул, как тот лом, полтинник. Не считая, конечно, того, что девятнадцать мне было целых четыре года – непосредственно с девятнадцати до двадцати двух. Как Пушкину.
Вымыл руки, налил в чайник воду, поставил его на подставку, нажал клавишу – чайник, не сразу, но скоро, уютно заурчал. Вернулся в зал, сел за кассу. Задумался. Надо выпить чашку. Покрепче и, конечно, без сахара.
Иногда меня накрывает в середине дня. Сразу и наглухо. Сижу-сижу, пробиваю чеки, улыбаюсь и консультирую, и вдруг наваливается сон. Как дурман, как удар в темя. Просто сидишь и стараешься не упасть лицом в клавиатуру, вцепившись руками в край стола. Тогда я встаю, и делаю несколько кругов по торговому залу или выхожу на улицу или пью чай, или иду в комнатку условно называемую «столовой», сажусь на стул и закрываю глаза. Сижу так три минуты, иногда пять – и меня отпускает. Не тут же, минут через десять, но отпускает.
У меня это с юношества, и всегда, как только закрываю глаза, между яблоком и веком возникает бело-желтый контур – южная америка. Мгновенно.
Слышу как щелкнул, отключаясь чайник, иду, наливаю кипяток в чашку, слышу как стукает входная дверь.
Возвращаюсь в зал.
Рита поднимает карие глаза от смартфона или как-там-его.
Улыбается рассеянно.
Никому, просто улыбается.
Зашел дядя и показал подарочный сертификат на три тысячи рублей, сказал – вот мне подарили, я ответил – прекрасно. Дядя начал выбирать – набрал кучу панорамных детских книг – это которые открываешь, а там встают фигурки зверей и людей из картона, дома и мосты с речками. Выбирал, приносил ко мне, к кассе, я считал – сканировал. Дядя сумел набрать на две тысячи шестьсот рублей. Напрягитесь, сказал я дяде. Дядя выбрал гелевую ручку за тридцать рублей и ластик за семь. Еще, сказал я, как в игре в «очко». Дядя сделал усилие, и выбрал пакет «с ручками», снова за семь рублей. Больше не могу – признался он, и вытер пот со лба. Еще триста пятьдесят осталось? я покрутил в воздухе рукой. Кистью. Не-е, дядя покачал головой. А можно я? тогда сказал я. Да, пожалуйста, с облегчением ответил дядя. И я выбрал себе книгу Алексея Варламова «Шукшин», в серии Жизнь Замечательных Людей.
Давно ее хотел, да все денег не было.