От волнения перестаю что-либо чувствовать. Нет жары, нет дрожи в теле, даже самого тела нет! В нереальной невесомости наблюдаю за двумя белыми господами, что сидят в беседке за столом. Баломуты и адмирал стоят рядом, готовые в любую минуту услужливо кинуться к повелителям.
Червяковы жёны обслуживают гостей — чуть не бегом носятся с фарфоровыми кастрюльками, разносами, хрустальными вазами и фужерами.
— Как стараются… — Бало-мото с деланным смехом обращается к седому господину, сам заглядывает в лицо — как тот отреагирует на шутку. — Многоногий Червяк очень, очень хочет десять жён. Это как у петуха. Но мы держим его в сжатом кулаке, чтоб усердствовал.
Знатные гости почти не обращают на баломутов внимания, лишь как-то походя бросают фразы — подай, эй, скажи-ка…
Бало-мото стоит перед седым господином и пытается что-то сказать, но тот поглощён очередным блюдом. Наконец, вождь решился. После долгих вводных слов вдруг говорит:
— Да, чуть не забыл. Наша дичь ходила к покинутому городу. Думаю, неспроста, — Бало-мото нелегко дались эти слова — хозяйского гнева боится. Но и смолчать не мог: слишком дорого обойдётся наш побег. — Подозреваю, они что-то вынюхали.
— Чуть не забыл?! — до сей поры невозмутимый седой господин встал, приблизился к вождю и, как показалось, подставил кулак к подбородку Бало-мото. Видно не было, но согнутая в локте правая рука имитировала приготовление отбивных.
Лишь когда хозяин вернулся к столу, можно было слышать его последние слова:
— Если узнали, точно сбегут. Для тебя это — сам знаешь! Удержи любой ценой — несколько дней осталось. Ублажай, обещай немыслимые блага и привилегии, отворяй двери в высшее общество!
— У этого русского духовные интересы…
— Духовные интересы не меньше денег делают человека рабом. Увидишь — он сразу купится на те книги и кассеты с музыкой! Пари?
— Пари… — вяло произнёс Бало-мото. — Да я без всяких пари знаю, что все людишки продажны.
Эк он про меня…
Не хочу, чтобы Оленька слышала такую мерзость и пытаюсь придумать, как отвлечь её от обличительных слов. Но девочка деликатно делает вид, что не расслышала.
Тем временем в беседке происходят изменения. Седой господин стоит перед вождём и мило усмехается.
— Я — тоже?! — приговаривает он, поддавая сжатым кулаком по пузу вождя. — Тоже продажный?
— Нет-нет! Как можно? — лепечет вождь. — Все продажны, только не вы!
Прекрасная картина! Вождь униженно получает подзатыльники! У меня непроизвольно вырывается злорадный смешок. Седой господин резко оглядывается и видит нас.
— Кто это? Утопить его! — седой господин благородным жестом указывает на меня.
Матросы хватают меня за волосы и волокут в воду.
— На кого тогда будут охотиться людоеды? — ору я.
Но матросы дружно наваливаются и, заломив руки, прижимают меня ко дну. Вода попадает в нос. В глазах темнеет. Пытаюсь вырваться. Но быстро соображаю, что силы неравны, и единственный способ остаться живым — притвориться мёртвым.
Ещё несколько энергичных ударов каблуками. Наконец, матросы отпускают меня.
Что делать что делать! Всплыву — меня по голове. Тогда точно на дно. Не всплыву — тем более!
Остаётся — вынырнуть возможно дальше и плыть, плыть. За мной — погоня. Зато отвлеку внимание на себя. Чтобы Оленьку спасти!
Сдерживая позывы вдохнуть, я рванул наискосок, подальше о матросов — и в последний перед обмороком миг успеваю глотнуть чуток воздуха.
В глазах темно, лишь ущербная луна…
Только теперь сознаю, что это было… Полусон – полувоспоминание…
Облегчение враз сменяется паникой: где плот?! Кручу головой, пытаюсь обнаружить спасительный островок, где сосредоточено всё в моей жизни.
Стоп! Без паники! Не для того спасся, чтобы всё потерять и так бездарно потонуть посреди океана! Я огляделся и увидел плот позади себя, в полста метрах.
Сердце всё ещё колотит. Слишком медленно плыву. В носу першит. Воды-то хлебнул немало.
Последние метры плыву с особенной тревогой. Меня ничто не связывает с плотом. Малейшее затмение сознания — и я отрезан от всего мира, теперь уже навсегда! Потому, коснувшись спасительного плота, судорожно карабкаюсь, обдирая живот о неровности бревна.
Сижу на краешке плота, свесив ноги в воду. Смотрю на луну. Ах, моя лунушка, не ты — плавать бы мне вечно по бездонным толщам океана, кормить собою глубоководных светляков. Единственная от меня польза — поддержание абиссального светлячкового братства…
Дрожь потихоньку унялась. Я прошёлся по плоту. Остановился возле спящих девочек. Светланкины кудряшки рассыпаны по хрустящей травяной подушке. Оленька… До чего мне повезло! Самая добрая, безумно красивая… Но
…как смотрел на неё ОН… Хозяин острова! Я почти её потерял… позавчера… И сейчас в любую минуту всё может перемениться.
Я опять погружаюсь в переживание тех событий, когда мы впервые показались перед лицом хозяина.
Седой господин, которого я прозвал хозяином острова, долго и внимательно смотрел на Оленьку. Я не просто испугался этого пронзительного взгляда. Я стал готовиться к любому, самому ужасному, развитию событий. Оленька — исключительная красавица благородных кровей. Она бесподобна, неповторима. И важные гости это видели.
— Бало-мото, ты в своей дыре разучился понимать красоту. Девчонка, которую ты назвал белой уродиной и хочешь пустить в расход, редкая красотка. Наверное, меня ты тоже считаешь уродом? — хозяин приблизил к вождю лицо, потом повернулся к нему профилем.
— Нет-нет, как можно? — поспешил оправдаться вождь.
— Если продашь её, то… сам понимаешь. На охоту можешь пихнуть любую старуху, да хоть десять женщин. А насчёт этой подумай.
— Теперь что — всё начинать сначала?
— Это стоит любых потерь времени.
— Времени осталось слишком мало. Мы и так на грани бунта. Дикарей я пока успокоил. Но если вдруг начну перестановки, неизвестно, чем закончится.
— Можешь рассчитывать на нашу силу.
— Но…
— Никаких но! — После минутного молчания седой господин вдруг сказал: — Я её куплю! Лично у тебя! Предлагай цену.
Бало-мото приблизился к седому господину и что-то тихо сказал.
— О! Да ты совсем сдурел! Разыгрались у тебя аппетиты!
— Я устал от этого острова. Мне бы пожить в своё удовольствие.
— Разве ты не в удовольствие живёшь? Подумай о цене ещё раз?
— Я и так хорошо скинул цену. Наш лучший клиент, ты знаешь, о ком я говорю, заплатит вдвое больше за возможность выкопать глазки у этой красавицы. Я уже пообещал, что предоставлю ему возможность взять девчонку живой, потешиться с ней вволю, а после — его любимое развлечение. Ты же знаешь, его особая фишка — обезобразить красоту. За это он готов платить любые деньги.
— Всё же поразмысли: у тебя есть парень, маленькая девчонка, Бабочка, Кролик. Возьми пяток, да хоть десять дикарей…
— Разве это возможно?! Просто взять и выдернуть дикарей из семей, без всяких ритуалов и подготовки?! Дикари спокойные и покладистые, но… Короче, прямой путь к бунту! Традиции есть традиции.
— Разве твоё слово — не закон?
Бало-мото ещё пытался что-то доказать седому господину, но тот резко прервал:
— Устал, говоришь?
— Устал. Мне бы пожить без хлопот без забот… В нашей резиденции на том склоне острова… Стар я стал.
— А ты помнишь, что бывает с теми, кто не приносит пользы?
Бало-мото вдруг изменился в лице. Из-за боевой окраски трудно было угадать, что это — величайший гнев или безумный страх.
— Ты мне угрожаешь? — голос Бало-мото был громким и резким, я даже подумал, властным. Но я знал, что вождь, как никогда прежде, испытывает страх.
— Нет, меня ты не бойся. Есть люди повыше меня на три метра. Но… Я тоже не коротышка.
— Ладно, насчёт девчонки… красавицы… — Бало-мото криво усмехнулся, — поговорим.
… Милая Оленька! Я чуть не потерял тебя. Да и теперь, вдали от острова, могу навсегда тебя лишиться.
Я стал на колени перед Оленёнком. Странная смесь чувств завладела моим существом. Благоговение, знакомое лишь тому, кто приближается к величайшей святыне… Нежность от доверчивого объятия ребёнка… И страх! разом лишиться всего!
Я поднялся и долго-долго оглядывал горизонт. Но всё было призрачно-спокойным.
Звёзды начали тускнеть. Приближался рассвет.