После смерти моей мамы - Александры Степановны Самохиной, я нашёл в её бумагах письма от брата Николая.
Ленинград 6. 12. 41г.
Здравствуй дорогая Маманя и дорогая сестра Шура. Перед этой открыткой я вам послал ещё одну, где уведомлял, что нахожусь уже в армии в лыжном батальоне, назначен радистом при штабе батальона. Обмундирование дали всё тёплое. Институт закончил, выдали диплом без защиты и присвоили звание инженера-электрика. Как видите, практику буду проходить, защищая родину.
Вначале будем недели две проходить обучение, а там уже, наверное, на поля сражения.
Я послал тебе, Маманя, денег 250 руб. послал бы и ещё, но не уверен, что дойдут.
Ты будешь каждый м-ц получать 250 руб. денег, которые тебе будут присылать. Адрес указать свой не могу, т. к. не имею определённого места. Нахожусь пока в Ленинграде, в казармах, но в ближайшее время куда-то отправимся. Пишите пока на институт, адрес на обороте, а я уже свяжусь с партбюро.
Пока бодр и здоров, всем большой привет, целую Коля.
Адрес: Ленинград 46, проспект Максима Горького, д. № 7, ЛЕТИИСС, партбюро, Н.Самохину… мне.
(В 1991 году проспекту Максима Горького возвращено старое название – Кронверкский, а дом, где был ЛЕТИИСС сейчас под номером 9 и институт упоминается как институт сигнализации и связи).
5. 03. 42. Здравствуй дорогая Маманя и дорогая сестра Шура.
Пишу и не знаю, имеете ли вы обо мне сведения. Я от вас не получал вот уже 4 месяца абсолютно ничего и ни от кого другого. Я пока жив и здоров, с самого начала нахожусь в гвардейской дивизии, уже был ранен, в результате чего 20 дней находился в госпитале. Сейчас снова в своей дивизии.
Товарища моего Павла Лосачкова убило, а я отделался ранением в грудь, но не серьёзно, как видать. Находимся в 120 км от Ленинграда (Волхов). Скоро, по всей вероятности, двинемся на решающее сражение с «немчурой». Может быть, снова придётся побывать в Ленинграде. Мне очень хотелось бы получить от вас весточку о вашем благополучии и о тебе дорогая Маманя. Питаю надежду тебя ещё увидеть.
Скоро, наверное, будет тепло, немного легче будет переносить фронтовую жизнь. Пиши, дорогая Маманя, мне как можно больше обо всём коротенько, а то я потерял надежду что-либо от вас получить, пишу, а не знаю. Но ничего, дорогая Маманя, будем живы, увидимся и не так далёк тот день, когда он наступит.
Ну, дорогая Маманя не падай духом, крепись. Крепко Вас целую. Коля.
18. 04. 42. Здравствуйте, дорогие родные, Маманя и сестра Шура. Спешу поделиться с вами свой радостью, это то, что я получил ваши письма: недавно одно, а сегодня два. Как приятно читать ваши письма, слышать родные слова, своих близких дорогих родных. Я очень рад дорогая Маманя и дорогая сестричка, что вы здоровы и что у вас всё хорошо.
Как хорошо, что все мои братья сражаются за наше общее кровное дело. А главное, все живы и здоровы. Я также по-прежнему бодр и здоров, холод и морозы остались позади и побеждены, как будет побеждён наш злобный враг, принёсший всем нам столько страданий.
Лес наполняется теперь не только гулом снарядов, но и птичьими голосами.
На днях я находился у только что отбитой у немцев деревни и имел удовольствие слышать приветствие, выраженное в пенье скворцов. Очень было приятно вспомнить наши родные места.
У нас стоит тёплая погода, с большим обилием воды, которая является не совсем приятным сюрпризом для ног. Пока здоровье выдержало все испытания, осадков нет, и не болел ничем, думаю быть в таком положении до полной победы. Врага, конечно, бьём и будем бить. Выполняю я по-прежнему должность нач. рации при штабе полка.
Очень хочется увидеть вас и тебя моя дорогая Маманя, ты крепись и надейся на нас. Конечно, увидимся, и тот день будет нашим большим праздником.
Получил письмо из Колыбериво, но обидно, что не от своих, а от знакомой одной девушки, которая взяла адрес у Тани, а Таня ответить почему-то поленилась на моё письмо. Я сейчас сижу на землянке, солнце уже заходит за горизонт. Не далеко стреляют наши пушки, так наз. происходит дуэль. В шагах в 20-и играет гармонь, всё немного иначе, чем у вас, а другой раз невольно лезешь с солнца в землянку, что значит «ганс» рассердился. На этом кончаю. Постараюсь установить связь с Колей Пегановым. Целую Коля.
(Письмо написано 18 апреля 42г. на трёх маленьких листочках из блокнота, размером 6х10см. На одном из листочков стоит фиолетовый штамп – «просмотрено военной цензурой Б В./15» - П.В.)
До победы оставалось три года.
«Похоронен около дороги в лесу. По дороге из «……» Шалы проехать метров 300, налево 200 по дороге, от дороги вправо метров 200 две могилы в лесу.
Ампутация правой ноги ниже коленного сустава, и второй раз средней трети бедра и правую руку, после жил дней 6 и скончался от газовой гангрены. Скончался в конце мая или в начале июня. А 18 июня 1942 г. расформировали госпиталь. Полевая почта 48768».
На последней строчке – Лебедева Таисия Петровна. «Кто это, не знаю. -П.В.». В кавычках слово неразборчиво, а Шалы дважды подчёркнуто.)
(Эта короткая запись сделана карандашом на маленьком клочке бумаги моим отцом Пегановым Николаем Яковлевичем, разыскавшим госпиталь и спешно записавшим всё, что услышал. –П.В.)
Из записей моей мамы Самохиной Александры Степановны: «Началась война, блокада. Институт, (ЛЕТИИСС, там он учился – П.В.) был эвакуирован. Коля работал электриком в госпиталях. Во время учёбы в институте я изредка посылала ему денежную помощь, но он отказывался, говоря, что зарабатывает на разгрузке вагонов. Сообщил, что купил мне фонендоскоп и передаст лично в руки. Но не успел. В блокаду ушёл добровольцем на фронт. Писал письма, верил в победу.
Когда была передача по радио «Письма с фронта», соседи и знакомые слышали его письмо ко мне и маме. Оно оказалось последним. Это было в мае 1942 года.
В армии он служил начальником рации при штабе полка и был тяжело ранен. В госпитале ему ампутировали правую руку и ногу. Скончался он от газовой гангрены. Ему было только 24 года. Брат Володя и Коля (Николай Яковлевич) искали его целый год. Николай Яковлевич нашёл медицинскую сестру Иванову Л.И.. Она сохранила документы Коли, которые он передал ей со словами: «Возьмите, может быть, когда-нибудь Вам придётся вспомнить этого больного».
Сестра указала, где похоронили Колю – в полутора километрах от деревни Шалы Новгородской области, недалеко от города Крестцы, в отдельной могиле».