Отрывок из романа "Ловушка"
Они стояли рядом с массивными, свежеокрашенными в цвета национального флага воротами. Ко всему прочему их украсили орнаментом из фантасмагорического переплетения калины, солнца и танков.
В начале двора находился стандартный для таких сёл памятник Воину-освободителю.
Заметив его любопытство, Маша предложила подойти ближе. Николай кивнул на недокуренную сигарету, на что та лишь отмахнулась.
На мемориальной табличке были выбиты фамилии односельчан, погибших в разное время в военных конфликтах - начиная с Великой Отечественной войны, и заканчивая продолжающейся антитеррористической операцией. Погибших в ней, пока что, было меньше всего.
Как рассказала Маша, пару месяцев назад инициативная группа при сельсовете подняла вопрос о необходимости внести в табличку изменения, чтобы она полностью соответствовала действующему законодательству. В частности, переименовать Великую Отечественную войну во Вторую мировую. В сельсовете успокоили, что деньги на табличку в бюджет уже заложены – осталось их освоить. На переименование людям было плевать, подавляющее большинство о смене таблички вообще было ни сном ни духом.
Однако скандал всё же вспыхнул.
Случилось всё после того, как один из членов инициативной группы зачем-то решил проявить гиперреактивность. Ссылаясь на высоких политиков и чиновников, он призвал исключить из таблички односельчан, погибших на Афганской войне. Дескать, памятник – Воину-освободителю, а в Афганистане, как уже всем известно, мы не освобождали, а наоборот, как выразился разжигатель возникшего впоследствии сыр-бора – "оккупировали и убивали".
Предложению возмутились даже коллеги по инициативной группе, а после того, как история стала достоянием общественности, в сельсовет пришли родственники погибших и бывшие афганцы, заявившие, что скорее сожгут всё к чёртовой матери, чем останутся без льгот. Нерадивый активист под давлением извинился, промямлив, что его не так поняли, и он всего лишь опирался на общепризнанные факты, а погибшие – вовсе не кровавые убийцы, как могло показаться из его предыдущей риторики, а жертвы тоталитарного режима.
-Который, между прочим, осужден на государственном уровне, - приободрился он в конце.
Когда уже казалось, что история благополучно завершилась, а сохранившие неприкосновенность оставшихся у них льгот родственники и афганцы уже разошлись по домам, к сельсовету пришла ещё одна инициативная группа, неожиданно сформировавшаяся на волне растущего в стране уровня патриотизма среди местных жителей.
В сельсовете сначала возмутились, дескать, инициативная группа создана без согласования с ними. Официальными наместниками власти. И, значит, нелегитимная. Однако когда один из пришедших заявил, что он только с фронта, и у него на глазах совсем недавно на растяжке разорвало боевого товарища, и он ещё не отошёл от стресса, а другой мужик вызвался принести гранату, тон риторики сменился.
Активисты взяли слово, потребовав переименовать графу антитеррористической операции на табличке в Великую Освободительную Войну. Все слова с большой буквы, подчеркнули люди, глядя на сельсовет чёрными строгими глазами.
Несмотря на напряженность момента, власть посмела взбрыкнуть, заявив, что это уже – чересчур. Активисты начали недовольно перешёптываться, кто-то крикнул, что это, судя по всему, предательство, и таки придётся идти за гранатой.
На крик из своего кабинета вышла секретарша главы сельсовета, пригрозив вызвать полицию. Шум нарастал. Ожесточённые прения продолжались.
Кто-то попытался успокоить людей, бросив, что война, конечно, и Великая, и Освободительная, однако, если изъясняться языком закона – это именно антитеррористическая операция.
- Потому что, если объявить войну на государственном уровне, кредиты не дадут, - подтвердила секретарша, вызывая, на всякий случай, полицию.
Активисты снова возмутились. С улицы послышался крик – требовали главу сельсовета.
Секретарша засуетилась и, принявшись вновь набирать полицию, скрылась в кабинете.
Через полминуты оттуда вышел глава сельсовета. Все стихли. Власть он держал уже двадцать лет и намеревался пережить пятого президента. Несмотря на то, что последние два года он позиционировал себя умеренным либерал-демократом, зная его суровый нрав, народ, даже прошедший фронт, смолк.
К сельсовету подкатила машина полиции. Молоденькие мальчик и девочка из города, волнуясь и морщась, пробрались через монолит человеческих тел в первые ряды и растерянно остановились, не зная, что предпринять дальше.
Появление полиции на активистов никак не повлияло. Люди продолжали смотреть на главу сельсовета. Тот театрально молчал.
- Значит так, закон есть закон, - наконец, многозначительно изрёк он.
В толпе недовольно зашептались.
- Значит, будет антитеррористическая операция. Закон! – повторил глава сельсовета.
Недовольство стало громче, но перейти от слов к каким-то действиям никто не решался. Сила главы сельсовета была для прошедших ад войны простых работящих мужиков куда страшнее даже самого грозного вражеского оружия. Жизнь каждого из них он мог превратить в пыль одним росчерком пера. И абсолютно законно. Не зря же он столько лет на одном месте сидит, продолжая поддерживать его на всех выборах, искренне удивляясь, когда их спрашивали, зачем они это делают, дескать, так за кого же нам ещё голосовать?
- Но! – сказал глава сельсовета громче, и все напряглись, обратившись в слух.
Он не без гордости заявил, что в бюджете нашлись новые средства, и теперь можно позволить себе не только новую мемориальную табличку, но и реконструировать сам памятник - сменить голову Воина-освободителя, заменив, согласно требованиям закона, фуражку со звездой на что-то более современное и, главное, с малым государственным гербом.
На то и порешили.
Маша замолчала. Николай понял, что они стоят тут уже минут пять. Стало холодно. Они дружно принялись переминаться с ноги на ногу.
Николай вновь посмотрел на памятник. У памятника не было головы.
- Обещали будущей весной приделать, - сказала Маша.