Как жить

Иван Гладин
Гладин Иван

Как жить

Пьеса – диалог

Действующие лица:

Красноармеец
Комиссар
Священник
Современный историк


Занавес. Выстрелы, вопли. Занавес открывается, но сцена скрыта в пороховом дыму. Из дыма к зрителям выходит красноармеец с взъерошенными волосами, измученным, немного сумасшедшим взглядом больших глаз на бледном лице. Под расстегнутой шинелью – красная рубаха. В руках красноармейца – винтовка. Он рыскает глазами вокруг, по зрительному залу, как бы ища помощи, поддержки. На правом краю сцены появляется молодой комиссар. Красноармеец бросается к нему. Комиссар являет собой полную противоположность взъерошенному, растрепанному красноармейцу – аккуратно и даже элегантно сидит на его стройной фигуре кожанка, перетянутая на талии ремнем с кобурой. По лицу сразу можно угадать человека умного и образованного, на носу – пенсне. Комиссар стоит, приосанившись, глядя вдаль. Вся его фигура похожа на советский памятник отцам-основателям СССР и героям революции и гражданской войны.

Красноармеец.

Товарищ комиссар, скажите, как
                Мне жить, когда душа…

Комиссар.

      Товарищ, знай,
                Что нет души.

Красноармеец.
(отчаянно)

                Ну, не душа, так сердце
Облито кровью, будто каждый раз
В себя стреляю, а не в те глаза,
Не в те затылки, что покорно смотрят
Мне в дуло. Я не зверь и не палач.
За что же на себя я принял муку
И право чьи-то жизни отнимать?

Комиссар.

Товарищ, понимаю, тяжело,
Но твердым нужно быть и непреклонным,
Решительным, железным, как наган,
Во имя счастья новых поколений,
Детей и внуков наших, что придут
В прекрасный мир, который мы построим
Без боли, без страданий, без нужды.
И ради них не бойся рук запачкать.
Пусть те, кто нам мешают, как навоз
Распаханную землю удобряют!
И пусть над ними вырастут цветы
Великой и прекрасной новой жизни!

Красноармеец
(отходит, бормоча)

А этой новой жизни, может быть,
Увидеть мне уже и не придется.
Откуда знать, что жертвы все – не зря,
И что действительно прекрасным будет
                Грядущее?

С левой стороны сцены из подпола вылезает священник, близоруко щурясь, как выбравшийся из норы крот. Священник стар, согбен, невзрачен. Красноармеец бросается к священнику. Увидев бегущего красноармейца, священник хочет нырнуть обратно в подпол, но, когда тот падает на колени, остается на месте.

Красноармеец.
(стоя на коленях)

         Скажи, отец святой,
Как мне спастись от этих глаз и криков?
Смешались день и ночь между собой,
И день, и ночь одно, одно и то же –
Глаза и крики. Водкой не залить
И даже морфий мне не помогает.
И только посмотрев со стороны
Я ужасаюсь – да себя ли вижу?
Хмельной убийца, сволочь, наркоман.
Ведь я же не такой. Я не за этим
В ЧК пошел. Не к этому стремлюсь.
Но с каждым днем все хуже. В чем спасенье?

Священник.
(слабым голосом)

Молись и кайся, мой заблудший сын,
Смири свои амбиции, гордыню
И брось дурное это ремесло.
Перед судьбой главу склони покорно
И будь презренней праха под ногой.
И в униженьи обретешь спасенье.
                Смирись, молись и кайся.

Красноармеец.
(вскакивая, в гневе)

                Ну, уж нет!
Всю жизнь боролся и бороться буду!
И левой не подставлю я щеки!
Я с боем счастье добывать приучен.
                А ты противен.

(нацеливает на священника винтовку)

                Ведь тебя сейчас
Могу убить, а ты все так же будешь
Смотреть смиренно. За меня в душе
Помолишься, быть может. Не хочу я
Твоих молитв! И ты мне не помог.
И мы не зря таких уничтожаем.

(мечется по сцене)

Зачем все это? Как теперь узнать,
Имеют смысл эта кровь и горе?
Все бросить, зачеркнуть и позабыть?
А если это все – благое дело?
Как мне услышать будущего глас?

За спиной красноармейца в рассеивающемся дыму неожиданно включается экран. На экране – сидящий за столом молодой человек, прилично одетый, с холеным лицом, изнеженный, явно не знавший ни войны, ни тяжелой жизни. На лацкане его пиджака – бейдж со словами «Современный историк». Красноармеец поворачивается к экрану, т.е. спиной к зрителям.

Современный историк.
(авторитетно)

Твоя беда и твой великий грех
Лишь в том, что ты расстреливал не тех.

Красноармеец издает отчаянный крик и оборачивается к зрителям с немым вопросом, ища поддержки, ответа. В этой позе он и застывает. Справа от него  – комиссар, слева – священник, выглядывающий из своего укрытия, за спиной, на экране – холеное лицо современного историка.

12.10.15 г. Морозовск