Артем Сердюк.
Монолог разочарований.
****
Я уже давно не люблю лето. Жара, жидкие сопли , чешущиеся глаза, непонятная радость вокруг. Чему радоваться? Каникулам, которые практически каждый проведет деградируя? Отпуску на море или за границей, на который уйдет уйма денег только ради утешения самолюбия и ощущения самодостаточности. Катастрофически малое количество людей потратит финансовые и временные ресурсы на саморазвитие или что-то действительно полезное.
Я ярый представитель типичного летнего поведения: пью, иногда работаю и анализирую свое уныние. Я бы хотел на море, отдохнуть от суеты. Ни единой капли алкоголя не оказалось бы в моем организме за это время, я бы не ходил в клубы, не снимал девушек, готовых на курортный секс. Мне было достаточно живописных закатов, нежного ветра, проникающего через рубашку и умиротворения, царящего вокруг, но мое финансовое положение подсказало мне, что я в этом году не еду на море. Никто кроме меня в этом не виноват, да я и не собирался никого винить. Все эти мысли отражены буквами на бумаге ради банальной потребности – выговориться. Я и не надеюсь на ответ, пусть это будет моим монологом. Я не стал заводить разговор в какой-нибудь социальной сети, потому что короткие сообщения в ответ на которые приходят другие короткие сообщения, не так романтичны, как бумажные переписки прежде. Пусть это письмо электронное, и текст написан не чернилами, но благодаря связанным мыслям, вступления, завершению каким-то выводом, сохранится некий электронный романтизм.
Я уже очень давно ничего не писал. Последние несколько дней я почти ничего не ел и не спал. Со мной уже однажды такое случалось. Но тогда я смог диагностировать причину - девушка. Хотя, нет, сама девушка здесь не причем. Виною всему был стыд, вызванный происходящим вокруг нее. На одном из безумных концертов, простояв три долгих часа в очереди, мы встретились с ней взглядами. Мы обронили всего несколько слов, но я уже улыбался. Это был один из редких случаев, когда человек внушает доверие, теплотой, которую излучает. Мы разговаривали до самого начала концерта. Весь концерт мы стояли поодаль толпы, слушали нашу любимую музыку вживую, держась за руки, совсем аккуратно поглаживая большим пальцем по чужой ладошке. Я знал, что наша встреча не последняя, пусть нас разделяют города. Тревожные объятия завершили наш вечер, и я с другом отправился на вокзал. Всю дорогу я думал о ней, о том, что будущее неизвестно, но оно в моей власти и кто осмелится сказать, что мои мечтания не смогут стать реальностью? Полет моей фантазии прервал друг.
- Эта девушка симпатичная, мне понравилась.
Мои мечты осыпались как разбитое стекло. Мой друг – человек, полный комплексов, для которого общение с девушкой находится за рамками возможного. Но я знал, что та, кто ему понравится, перевернет его мир, даже если не ответит взаимностью. - Я ей напишу, на личный разговор у меня пока не хватает смелости, но я буду пробовать. Безумный страх разрушить его малейшую веру в себя поглотил меня. Убив его веру сейчас, я мог обречь его на долгие годы стеснения и неуверенности в себе. Уважение к недолгой, но все-таки уже дружбе дало ответ, который мои чувства и эмоции не могли принять:
- Я буду очень рад за тебя. Надеюсь, у вас все получится.
- А где подстава?
Недоумение.
- Какая подстава?
- Просто за мою никчемную жизнь никто не был искренне рад за меня и не желал мне чего-то от души. Вот я и привык, что где-то должна быть подстава.
Я улыбнулся, погладил его по плечу, стараясь показать этим жестом отсутствие подставы, но сам-то я знал, что уже предал его и его чувства, ведь внутри себя я таил что-то теплое, но уже отравляющее душу. Ведь чувства друга мне были важнее, чем свои собственные. Пришлось похоронить все внутри. Я не мог разрушить только что родившуюся веру во что-то светлое и доброе. Но я до сих пор вспоминаю о ней и безумно скучаю. Я даже не догадывался, что мимолетные люди могут так долго жить в памяти. У них ничего не вышло, но он обрел уверенность, она – новый предмет обожаний, а я тоску, которая съедает меня. Я так жаждал раствориться в ней, но пропал в тоске по ее теплым рукам, слегка красным волосам и чарующему голосу.
***
Сейчас же все иначе. Последствия те же, но я никак не могу выяснить причину. Я перестал замечать течение жизни. Я знаю, где-то там она есть, она идет и не будет меня ждать. Когда-то - я стараюсь в это верить - я выйду из аморфного состояния, но я знаю, что жизнь изменится, так же как и люди, и мне придётся нагонять то время, что я находился в ступоре, и это будет невероятно сложно. Я это понимаю, но сейчас я не хочу жить. Мне не нужно все то, что происходит. Жизнь стала рудиментом.
Кстати, тот друг перестал со мной здороваться. Интересно, из-за чего? Впрочем, я все равно расскажу. Он начал встречаться с малолеткой. Делал все для нее, души не чаял, но однажды она ему сказала, что он тряпка, раз прислушивается к ней. Это он рассказал, придя ко мне и рыдая на диване. Я сказал, что она права, нужно собраться и проявить характер. Это вся причина. Я думаю, друг должен говорить правду, а не то, что хочется слышать, иначе в чем смысл дружбы?
Сейчас моя жизнь полна одиночества. Конечно же, я не одинок. У меня есть знакомые, коллеги, дальние родственники, друзья из интернета, но одиночество…оно неотделимо, оно идет изнутри. Я как сосуд, наполненный одиночеством, в котором не осталось места для чего-то иного.
Знаешь, в моей жизни было несколько человек, которых я любил. Пол, возраст, религия или убеждения не имели какое-то значение. Я их любил, каждый из них являлся частью моей жизни. Они создавали некую опору, которая, в свою очередь, поддерживала жизнь во мне. Мне недостаточно того, что я дышу, чтобы жить. Жизнь...она должна быть внутри, но там для нее нет места. Никому из этих людей я не говорил об их важности в моей жизни, ибо боялся не получить взаимности, но не смотря на это они были рядом. Когда они ушли, жизнь, которая была внутри меня, ушла с ними. Каждый забрал ту часть, которую когда-то пробудил во мне. Мне тяжело дышать, я устал каждое утро расстраиваться из-за того, что проснулся. Знаешь, внутри ничего не болит, видимо, нечему болеть. Я ощущаю лишь пустоту, которая поглотила мои эмоции. И кажется, будто никто не сможет заполнить эту пустоту, не говоря уже о возникновении желания...желания хоть чего-нибудь. Я боюсь, что долго не протяну. Мне страшно время от времени встречать свою жизнь частями, которая похоронена в других людях.
О чем я молчал.
Привет. Ты очень давно не садился ничего писать. Возможно, ты уже не сможешь подарить людям произведение, которое вызовет у них хотя бы недовольство твоей глупостью, непонимание твоей мотивации писать. Я тебя понимаю, наверное. Знаешь, я думаю, стоит писать, потому что это поможет тебе излечиться. Если это поможет тебе избавиться от пронзительной боли внутри, от осознания собственной бесполезности, значит, порыв оправдан. Ты можешь писать этот текст несколько месяцев, может лет, но я надеюсь, что тебе станет легче, надеюсь, ты избавишься от навязчивой идеи самоубийства. Несколько дней назад ты посетил соседнюю область, чтобы осмотреть подземный монастырь. Машину оставили недалеко от реки, на берегу которой рыбалил отец и маленький сын. У сына клюнуло и он позвал отца, который бежал к нему и радостно кричал «подсекай». Ты тоже ощутил боль в груди? Я отчетливо запомнил это ощущение. Эта боль, которую ты так долго пытался спрятать внутри себя, боль из-за отсутствия отца в твоей жизни. Нет, я помню, что он был,…но его как бы и не было. Ведь никому не нужен отец на выходные, правда? Ты его не винишь, я понимаю. Сейчас у вас все хорошо, вы общаетесь, он во многом помог тебе. Поддерживал, пусть даже банальными истинами, но тебе этого было достаточно, ты готов был идти и сражаться, пусть не так ярко, как хотел этого сам. Он помог найти работу, вы часто проводите время вместе, пусть вас связывают какие-то дела, но вам хорошо вместе. Ты наконец-то ощутил ту нить, которая связывает отца и сына. Но боль останется, навсегда, заперта в твоей груди.Сегодня ты сидел на кухне со своей знакомой, разговор зашел о твоей маме, которая должна приехать через месяц. Ты вспомнил то лето, вспомнил, почему отныне ты ненавидишь лето. Ты вспомнил отчима. Воспоминания всплывали в твоей голове четкими картинами, слишком четкими для того, что было шесть лет назад. Ты был готов разрыдаться, но казалось, будто ты слишком взрослый для слез, но это не так.
***
Прошло два месяца с того дня. Ты уже неделю не ходишь на работу, а заперся дома, попивая коньяк. Уже хлеб покрылся плесенью, пора бы собраться. Ты поплыл, совсем раскис. Не видишь ничего кроме стакана и своей боли, стоит уже взять себя в руки, за тебя это никто не сделает, глупо ждать помощи откуда-либо, глупо. Люди друг другу никто. Нужно вставать и действовать.
***
- Знаешь, сын, я бы очень хотела чтобы ты переехал со мной из этой провинции. Мы бы нашли там тебе работу, жил бы с нами, твоя сестра была бы очень этому рада.
- Нет, нет. Не надо. Я не хочу. Единственное, что я помню хорошее, это дни, когда отключали свет. Мы с тобой зажигали свечки, ты шла мыть посуду или стирать, а я сидел возле свечки и наблюдал, мы с тобой о чем-то говорили, это единственный момент, когда я был счастлив с тобой. В остальном я помню, как ждал, смотрел, как ты куда-то уезжала, оставляя меня у своей подруги. Сегодня я зажег свечи, чтобы добавить уюта своему одиночеству. Это получилось, но задув их, я почувствовал запах воска, за которым последовало одно воспоминание. Единственное положительное.
- Но я же хочу…
- Все гораздо сложнее, нежели кажется. Я устал придумывать отговорки на твои предложения переехать. Я не хочу к вам переезжать. Просто не хочу. Я не хотел, чтобы вы приезжали. На протяжении тех шести лет, в которых ты была не более, чем голоc в телефоне, я пытался забыть свое детство, все, что было до твоего переезда. Я пытался забыть отчима, который издевался физически и морально. Пытался забыть, как он, взрослый мужчина, разрушал мою неокрепшую веру в себя, как он возвращал мне стеснение, забитость и страх перед окружающим миром, которые к 14 только начинали проходить. Он вернул это мне. Но чаще всего я вспоминаю то, что ты это видела, обычно самую безобидную часть, ведь он умело все скрывал, но ты все понимала, ты понимала, что это значит. Ты видела и понимала, но каждый раз ты молча уходила в комнату к только что родившейся сестре. Ты каждый раз обещала, что когда она повзрослеет, нам будет проще и легче. Ты пыталась с ним поговорить, он улыбался и обещал отстать, но этого не было. Я понимаю, что ты не хотела лишать еще одного ребенка полноценной семьи. Но ты вряд ли понимала, что ты жертвовала одним, ради другого. Равносильный обмен. Но я тебя простил, и его я простил. Я не могу себя простить за твой последний день со мной в одном городе. Вместо того чтобы провести последнюю ночь, разговаривая с тобой, смотря как спит моя младшая сестра, которая обнимала меня с немыслимой любовью, я пил до утра. И это не самое ужасное. Самое ужасное то, что мне было весело. И я получал удовольствие. И лишь когда вы сели в поезд, а я в такси, пришло осознание происходящего. Я рыдал и ненавидел себя за то, что променял вас на дворовых идиотов, которые даже не удосужились зайти ко мне и узнать как я, после того как я около года не ходил никуда, кроме школы. Я ненавидел себя за то, что не мог дать отпор отчиму, за то, что я уже шесть лет пытаюсь бороться с комплексами, которые он вселил в меня, за то, что прячусь от общества, потому что он меня убедил в том, что я убогий. Я ненавижу себя за то, что я не могу жить нормально, а он живет спокойно, наслаждаясь жизнью. Ты рассказывала это, я помню. Знаешь, пока ты была голосом в телефоне, мне было легче пережить то, что я не был на первом сентября в первом классе моей сестры, не дарил подарки на ее день рождения. Мне было легче пережить, что она невероятно быстро взрослеет. Сейчас мне больно осознавать, сколько времени я был никем для нее и тебя, сколько времени я не пытался ничего менять. Мне очень тяжело видеть насколько ты постарела за эти шесть лет… Я не взял у тебя родительское внимание, я не брал у тебя родителя, подари ей это. Я хочу, чтобы она жила лучше, чем я.