VII ГЛАВА.
Вздрогнув, я проснулся, как это бывает, когда во сне падаешь с обрыва, и перед тем, как коснуться земли, резко открываешь глаза.
Даже через сомкнутые веки, я почувствовал, что еще темно, и открыл глаза. Всему виной оказалось одеяло, которым еще вчера накрылся с головой. Резко скинув его, я сначала зажмурился. Последние несколько дней каждое утро меня встречало яркое солнце и, казалось бы, уже нужно привыкнуть, но я каждый раз ему удивлялся.
Часы показывали девять утра. Я прислушался, ожидая услышать командный голос тети Кэрол. Но в доме было тихо. Странно, что нам сегодня позволили так долго спать. Я снова закрыл глаза и расслабился, радуясь, что могу никуда не торопиться.
Продолжалось это не долго. Ровно до той секунды, пока в голову не стали нахально ломиться мысли о всякой всячине, несмотря на мои отчаянные сопротивления. В получасовой борьбе впервые за долгое время победу одержал разум, вытеснив все ненужное. Я вдруг почувствовал небывалую легкость, и в то же время глубокую опустошенность на фоне необъяснимой раздирающей тоски. Я и сам не мог понять, как все эти чувства могут уживаться в человеке одновременно, не мешая друг другу.
Единственное оправдание, которое я нашел – мгновенно забывшийся странный сон. Так было всегда. Стоило только открыть глаза, как все, что я видел ночью, будто бы автоматически стиралось из памяти, словно я был запрограммирован на этот процесс.
Бывало лишь какой-то запах, звук или образ мог среди дня взбудоражить память, в которой буквально за секунду проносились все события этого сна. И все так же быстро исчезало, как резко потушенный костер. Надолго запомнить удавалось лишь все ощущения и чувства. Вероятно, сейчас именно это со мной и происходило.
Снова уснуть так и не удалось. В голове поселилась мысль, разбив палаточный лагерь с транспарантами, гласившими – не пора ли знать честь и отправляться домой. Но так спокойно и уютно как в доме тети Кэрол, мне не было нигде.
Тот факт, что снова придется вернуться к прежней жизни, которая уже давно стала для меня рутинной, серой и плоской, как пиковый валет, вгоняла меня в еще большую тоску. Каждый день, точь-в-точь похожий на минувший, тот же маршрут, те же люди, те же дела и заботы, сейчас почему-то мне казались еще более бесполезными и убийственно отвратительными. Я не хотел ко всему этому возвращаться, как когда-то к прошлому. Отгоняя эти мысли, я успокаивал себя тем, что скоро, очень скоро результаты операции дадут о себе знать, и я искренне начну радоваться каждому дню, и стану по-настоящему счастливым. Нужно лишь немного подождать. Наверняка, сейчас мой мозг и тело перестраиваются на эту волну. Сейчас мне нечем доставлять себе мучительную боль, не о чем размышлять, и нечего анализировать, занимаясь самобичеванием, ругая себя, что когда-то поступал не правильно.
Если прошлое испорчено – нужно избавиться от всех, кто принимал в этом участие. Что я собственно и сделал.
Убедив себя, в конце концов, в хорошем завершении дел, полный сил и желания что-то делать, я быстро встал и отправился в душ, простояв несколько минут в ледяной воде.
В доме было все так же тихо. Ни единого звука и шороха. Не хватало только нагнетающей страх музыки и открытого темного подвала, манящего тайной, которую он просит разгадать.
На минуту представив этот подвал, меня как следует передернуло. Было время, когда фильмы ужасов в списке фаворитов среди кино значились на первом месте. Чего не скажешь сейчас. Нервы ни к черту стали.
Одевшись, я вышел из комнаты и спустился на кухню. По нескольким чашкам из-под кофе, оставленным в раковине, я понял, что завтрак все-таки состоялся.
Включив телевизор, я сразу понял всю неумолимую странность этого утра. Сегодня понедельник. Ник уже в школе, Бэн и Люси уехали на работу, а дядя Джош, наверняка, на строительном рынке. Тетю Кэрол я тоже знал, где сейчас можно было найти. Как только наступала весна, и солнце начинало не просто светить, но и греть, ее любимым занятием становился сад, где она могла провести за работой весь день без перерыва на обед.
Сад находился за домом. Там, по её мнению, было более благоприятное место для разведения цветов, кустарников и чего-то там еще, что выращивают женщины.
Особую атмосферу придавал еще и вид на небольшое озеро, с которым сад сочетался гораздо лучше, чем с оживленной автодорогой, на которую выходил двор.
Как я и предполагал тетя Кэрол, склонившись над землей и, негромко напевая, что-то перебирала.
- Доброе утро, - сказал я как можно мягче, чтобы не напугать ее своим внезапным появлением.
- Дэни, милый, доброе утро, - вытерев руки о подол плаща, который она использовала только для работы в саду, крепко меня обняла и поцеловала.
К горлу, словно тошнота, снова подкатила небывалая грусть. Воспоминания о маме нахлынули резкой неожиданной волной, что я чуть не задохнулся, задержав дыхание.
- Все в порядке, Дэни? – она настороженно посмотрела на меня.
- Да, видимо, еще не до конца проснулся, - соврал я, еле сдерживая подступившие слезы, и сглатывая образовавшийся в горле ком.
Чтобы слова убедительнее прозвучали, я улыбнулся. Но судя по недоверчивому взгляду тети Кэрол, актер из меня никудышный. Если бы у меня сейчас была возможность, то я лучше бы провалился сквозь землю от стыда, что хоть и невинно, но все же соврал.
- Я после обеда поеду домой.
- Так скоро? Остался бы еще на недельку. До выходных дома почти никого не будет.
- Я бы с удовольствием, но боюсь потеряться в этой тишине и спокойствии. Потом сложнее будет возвращаться к делам.
- Хорошо, Дэни, делай, как тебе будет лучше. Но знай, что мы всегда тебе рады и всегда ждем.
- Я знаю, и…
Меня прервал шум и суета, доносившиеся со стороны озера.
Обернувшись, мы увидели, как двое мужчин что-то достают из воды. А неподалеку стоявшие две женщины кричат так громко, будто пытаются перекричать друг друга. Слов было не разобрать.
Когда мужчины положили это что-то на берег, голоса женщин сменились на плач, похожий на беспомощный, горький, душераздирающий вой.
- Что же там такое случилось? Неужели снова рыбак утонул? – испуганно сказала тетя Кэрол.
- Пойду посмотрю, может им помощь нужна.
Я быстро вышел во двор, выскочил на улицу и побежал к озеру. Чем ближе я к нему становился, тем громче слышал плач.
За несколько метров я увидел на земле тело девушки, и склонившуюся над ней женщину, не перестающую издавать звуки, похожие на рев животного.
У меня разрывалось сердце.
- За что? За что убили мою девочку? Будьте вы прокляты!
Вторая женщина сидела рядом на коленях, и, закрыв лицо руками, тихо плакала.
- Моя девочка… моя маленькая девочка… кто посмел отнять тебя у меня… - все сильнее прижимая к груди свою мертвую дочь, рыдала женщина.
Я стоял, замерев на месте, забыв, зачем сюда пришел. На все это было больно смотреть – растрепанные седые волосы, опухшее от слез лицо, искаженное болью, горем и ненавистью
Оторвав от нее сочувствующий взгляд, я подошел к мужчинам.
- Что случилось?
- Местный рыбак вытащил вместе с сеткой тело дочки миссис Вудсон. Кэти не могли найти три дня. Обзвонили всех знакомых, но никто ее не видел и ничего о ней не знал. До сегодняшнего дня…
Постепенно к озеру стали сходиться местные жители, услышавшие крики. Растерянность и недоумение на их лицах мгновенно сменялась страхом, ужасом, а у кого-то отвращением от увиденного.
Убитая горем мать не подпускала к телу дочери никого, не выпуская ее из объятий, повторяя одни и те же слова:
- Моя девочка…моя маленькая бедная девочка…
Через несколько минут приехала полиция. Набежавшие местные стали расходиться, шепотом что-то обсуждая и, качая головами.
Я отошел в сторону.
Полицейские с трудом оторвали рыдающую женщину от тела. Девушка, находившаяся рядом, безмолвно плакала, поддерживая под локти, еле державшуюся от горя на ногах миссис Вудсон.
Полицейские проводили их в машину и повезли в участок. Тело на скорой повезли в морг.
Когда все разъехались, те, кто еще не разошелся по домам, перестали шептаться и заговорили в полный голос.
- Дэвид, наверное, объявился. Его давно не было видно, - говорила одна женщина другой.
- Говорят, он операцию себе сделал, чтобы забыть Кэти, когда узнал, что она собирается замуж за другого. А потом вроде как с ним что-то случилось, и он снова ее вспомнил. И вот тогда у него что-то произошло с головой.
- Бедная Кэти, бедная миссис Вудсон, такое горе! А этот Дэвид вроде из хорошей семьи.
- Да разве есть разница, какая семья, когда тебе полмозга вырезали! Мать родную можно не вспомнить!
- Я всегда говорила, что эти операции до добра не доведут. Люди вон в зверей превращаются!
Дальше этот абсурдный разговор я слушать не стал. Меня выворачивало наизнанку от сплетен и утверждений, что операция, которую несколько дней назад сделал и я, воплощение вселенского зла.
Вне себя от гнева после услышанного, и в растерянности от увиденного, я медленно пошел домой.
Перед глазами, как вспышки появлялись и быстро сменяли друг друга картинки плачущей миссис Вудсон, и маленькой девочки с большими заплаканными глазами и огромными слезами на щеках.
Я подумал, что надо бы поменьше смотреть телевизор, чтобы не запоминать эти жуткие сцены с плачущими девочками.
Тетя Кэрол уже ждала у двери, устремив на меня испуганные глаза в ожидании объяснений.
- Кто-то убил дочку наших соседей, - сходу выпалил я. – Хотя еще неизвестно, убийство ли это было.
Тетя Кэрол схватилась руками за голову, и начала было что-то говорить, но я не стал слушать, и тем более обсуждать эту тему. Я молча зашел в дом, и сразу же отправился в свою комнату собирать вещи. Не мог больше здесь оставаться.
Наверняка, ближайшие дни только и будут говорить об этой трагедии. А я не хочу сойти с ума, слушая все это и, прокручивая в голове возможную причастность оперированного сумасшедшего, каким выставили Дэвида.
Я даже на секунду не хотел допускать мысли, что это мог быть он, и что виной всему именно операция.
Схождение с ума и убийство бывших возлюбленных все так же не входили в мои планы. Я решил, что будет лучше поскорее уехать и оградить себя от всех этих ненужных мне разговоров.
Сейчас я чувствовал себя, как комок оголенных нервов, которые вот-вот разорвутся, стоит только неосторожно прикоснуться. И снова эта преследующая меня гнетущая боль в голове. Я упорно старался не обращать на нее внимания в надежде, что она сама пройдет.
Я знал, что, если не останусь на обед, тетя Кэрол расстроится, но мне как никогда хотелось быстрее оказаться в своей квартире и остаться одному. Несмотря на то, что еще утром я был счастлив в этом доме, чувствуя себя в безопасности.
К тому же, времени уже не оставалось – через двадцать минут рейсовый автобус, на котором я доберусь до городского автовокзала, отъезжал, никого не дожидаясь.
А следующий только вечером. До него в моем положении можно и не дожить. Шучу, конечно. Но ждать до вечера и, правда, уже было невмоготу.
- Дэни, ты уже собрался! Так быстро, - увидев меня с сумкой, тетя Кэрол, как я и предполагал, расстроилась, но старалась этого не показывать. – Я провожу тебя до остановки.
- Я уже большой мальчик, - пытался я подбодрить ее. – Не стоит из-за меня переживать. Как только доберусь до дома, сразу позвоню.
Она поцеловала меня на прощание, и вернулась на кухню, куда ее позвал закипевший на плите чайник.
В автобус я сел ровно за минуту до отправления, и с легкостью выдохнул.
В салоне кроме меня было еще четыре человека: женщина с ребенком и парень с девушкой. Это вселяло надежду, что поездка будет тихой. Единственный, кто мог нарушить спокойствие – ребенок. Но как только автобус тронулся, он устроился у матери на коленях и уснул.
Утренняя головная боль прошла. Я начал засыпать, но все также отчетливо слышал звук мотора, голос водителя, когда тот подпевал радио, и иногда звук сигнала, очень меня раздражающего.
Перед глазами, хоть они и были закрыты, стало отчетливо появляться лицо незнакомой мне девушки. Она что-то говорила, но я не слышал ее, а видел лишь как двигаются губы.
Я отвечал, что ничего не слышу. Но она продолжала со мной разговаривать, пока откуда-то издалека не послышался плач. Губы девушки замерли. Она замолчала.
Этот раздирающий душу на куски плач усиливался. От жалости мое сердце забилось еще быстрее. Девушка все также молча продолжала на меня смотреть. А я повторял один и тот же вопрос, пытаясь выяснить, кто она. Но всякий раз, когда она пыталась что-то сказать я, как не прислушивался, не слышал ее голоса. А жалобный плач становился все сильнее. Казалось, он звучит у меня в голове, и пытается вырваться, разорвав ее на части. Когда это должно было случиться, я резко открыл глаза, и понял, что разговариваю сам с собой, услышав собственный голос и единственную фразу той девушки – «Я – Эмили».
Если так и дальше будет продолжаться, мне придется отучиться спать, иначе сердце когда-нибудь остановится после таких снов.
Все оставшееся время до автовокзала я сидел, боясь даже на секунду закрыть глаза, и строил планы на оставшиеся дни отпуска. Даже появилась мысль выйти завтра на работу, чтобы не думать о ненужных мне вещах. В который раз я убеждал себя, что уже совсем скоро моя жизнь изменится. Я чувствовал это каждой клеточкой своего тела и мозга, в котором после уничтожения прошлого стало больше места для новой информации. Проблема пока была лишь в том, что настоящее непонятно, а будущее размыто. Но я верю, что наступит тот день, когда, посмотрев назад, я буду смеяться над всеми тревогами и переживаниями. Ведь что-то у нас отнимая, вселенная всегда что-то дает взамен. И тут уж как повезет: либо получишь лучше, чем было, либо хуже. Все банально и просто до абсурда. Человек может пережить все, что угодно. И каждый знает - что не убьет нас – сделает сильнее. Но только оставит на сердце такой шрам, что лучше бы убило…
На автовокзале я сел в первое же такси, и умоляюще попросил водителя ехать настолько быстро, насколько это возможно. Так меня тянуло домой.
Переступив порог квартиры, я почувствовал облегчение, будто только что покинул цирковую арену, и заперся в тихой пустой гримерке, где можно было расслабиться и молча пялиться на голые стены или в потолок, пока, наконец, не утихнут эмоции после длительного пребывания на сцене, когда сотни глаз устремлены только на тебя в ожидании действий.
За время моего отсутствия в квартире ничего не изменилось. Странное замечание, учитывая, что я живу один. Отсутствуй я хоть десять лет, здесь все будет на прежнем месте.
Оставшийся день я решил провести в одиночестве перед телевизором. Мне хотелось, чтобы мысли в голове перестали метаться, перебивая друг друга, и не давая возможности встать строго по порядку.
Смотреть как обычно было нечего. Либо отвратительные шоу, либо не менее отвратительные сериалы. Меня всегда тошнило и от того и от другого. Но когда выбор плачевно мал, а так хочется забыться и ни о чем не думать – эта пара, заставляющая мозг разлагаться, лучший для этого вариант. Поэтому, переключая с канала на канал, я одновременно смотрел три сериала и столько же ток-шоу.
Быстрая смена лиц, актеров и историй казалась мне даже занимательной, но все равно скоро надоела. Перехватив пару бутербродов, я решил отправиться в кровать и, наконец-то, нормально выспаться.
Уснул я быстрее обычного, не предаваясь мечтам и иллюзиям. Ведь, когда долго живешь ими, они начинают вытеснять реальность, становясь четче и красочнее действительности. Порой воображение настолько сильно, что ты уже не понимаешь, где фантазия, а где жизнь. Ты начинаешь в них путаться и постепенно отдаляешься ото всех, оставаясь в своем мире, который, поглотив тебя полностью, уже никогда не отпустит. Ты останешься в нем и, может быть, будешь счастлив. Ведь в своем мире ты Вселенная, которая руководит процессами жизни. Здесь ты Бог, который решает, кому играть какие роли, и как именно их играть.
Читать продолжение http://www.proza.ru/2016/02/13/2184