Затяжной прыжок

Каневский Александр
         Утром жена сообщила, что у нас родится четвёртый ребёнок . И добавила:
         - Купить квартиру – нет денег. Значит, надо получить государственную. Добиваться ты не умеешь, поэтому каждый год я буду рожать по ребёнку:  если не можем взять качеством отца – возьмём количеством детей!
       
          Придя  к себе в Институт, я нерешительно приоткрыл дверь с табличкой «Дирекция».  В кабинете было многолюдно.  Директор Баламут  и его заместитель Карлюга проводили совещание.
         - Речь идёт о нашем престиже.. Мы должны перегнать остальные институты по всем спортивным показателям… О! Вот и наша надежда! – Это он увидел меня.
         Я застеснялся.
         - Я не надежда… Я насчёт квартиры…
         - Дом сдаётся через неделю, - торжественно сообщил Карлюга. – Вы у нас первый на очереди. Попрыгаем – и сразу новоселье.
         - Куда попрыгаем? – спросил я, радостно улыбаясь.
         - С парашютом. Завтра соревнования.
         Я перестал улыбаться.
         - Куда прыгать?
         - На землю.
         - А за-зачем?
         - Вы что, не смотрите телевизор?- удивился директор. – Сейчас ведь это модно: киноартисты выступают на катке, певицы поют в цирке на трапециях… А нынче новое начинание: учёные устанавливают рекорды… Профессор Быков вчера  боксировал на ринге, - он указал на сидящего на диване худосочного Быкова с опухшим носом и тремя пластырями на лице. – Доцент Крячко в субботу участвовал в классической борьбе – сейчас отдыхает в реанимации… Теперь очередь за вами. Мы распределили оставшиеся виды спорта – вам выпал парашют.
         
         При слове «выпал» у меня подкосились ноги.
          - Когда прыгать? – выдавил я из себя.
         -  Завтра. В День Птиц, - объявил Карлюга.
         В поисках защиты я повернулся к директору.         
         - Зачем птицам надо, чтобы я убился?
         Директор подошёл и положил мне руку на плечо.
        - Жилплощадь вы, как многодетный, получите, в любом случае, но… Квартиры есть с лоджиями и без… Есть с видом на парк и с видом на цементный завод… При распределении, мы будем учитывать активное участие в общественной жизни института…
         
         Наступила пауза. Я разжевал таблетку валидола и спросил:
         - А если я не долечу до земли?.. Или пролечу мимо?.. Моя семья всё равно получит с видом на парк?
         Карлюга душевно заулыбался:
         - Вы же знаете наше правило: вдовам и сиротам – вне очереди!.. И не волнуйтесь так! – он ободряюще хлопнул меня по спине.- Вы будете не один, у вас опытный напарник! – он ткнул пальцем в  бледного юношу в очках, забившегося в  угол.
         - Это аспирант, - объяснил Карлюга, - его  всё равно должны уволить по сокращению штатов.

          Я с детства панически боялся высоты. Голова кружилась даже когда я взбирался на стул, чтобы забить гвоздь. При слове «самолёт» у меня начиналась морская болезнь. Поэтому вечером, дома,  я решил потренироваться: несколько раз прыгал с тахты на пол.
         
         … Назавтра, меня и аспиранта-смертника, повезли в чёрном  длинном микроавтобусе, похожем на катафалк. Следом в  машине  ехал Баламут.  За ним, в трамвае – группа поддержки: человек тридцать доцентов, кандидатов и профессоров.

          Когда мы прибыли, нас встретил  Карлюга и заказанный им оркестр - грянул прощальный марш. Но поскольку оркестр был похоронный, то марш звучал уж очень прощально, даже лётчик прослезился. Троих  музыкантов  усадили в самолёт вместе с нами,  чтоб  они нам сыграли что-нибудь бодренькое, когда мы будем выпадать из самолёта.
          Инструктор, тихий душевный человек, смотрел на нас с грустью и жалостью. Окинув взглядом мой живот, он велел выдать мне добавочный парашют. На меня навьючили ещё один рюкзак. Если аспирант был похож на одногорбого верблюда, то я напоминал двугорбого.
           В воздухе инструктор ещё раз повторил все случаи, при которых парашют может не раскрыться, и троекратно расцеловал каждого . Потом он поднял крышку люка, виновато посмотрел на меня и прошептал: «пора».
           Я молча протянул ему конверт.
           - Передайте жене. Если родится сын, пусть назовёт его моим именем.
           Инструктор попытался меня успокоить:
           - Это только в начале чувствуется страх, а потом уже ничего не чувствуется.
           - Вперёд, камикадзе! – подбодрил лётчик.
         
           Музыканты грянули "Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!" -  я закрыл глаза и прыгнул. Когда  открыл глаза, я всё ещё был в самолёте, вернее, моя верхняя половина – нижняя уже болталась в воздухе: я застрял в люке. Инструктор и аспирант  навалились на мою голову, пытаясь протолкнуть меня, но безрезультатно.
            - Надо его намылить, - предложил  аспирант.
            Тихий инструктор начал нервничать:
            - Освободите проход! – кричал он. – Вы же заткнули соревнование!
            - Как освободить? – в ответ прокричал я.
            - Выдохните воздух!
            
            Я издал протяжное «У-у-у!..», выдохнул из лёгких весь воздушный запас  и провалился в пустоту. Кольцо я дёрнул ещё в самолёте, поэтому парашют, не успев раскрыться, зацепился за шасси, и я повис под брюхом самолёта.
            Пилот стал выполнять всякие сложные фигуры, чтобы сбросить меня, но я висел прочно.
            - Прекратите хулиганить! – кричал инструктор. – Немедленно отпустите самолёт!
            Но я не отпускал.
            Инструктор до половины высунулся из люка и попытался меня отцепить. Внутри его держал за ноги аспирант. Инструктор уже почти дотянулся до стропы, но вдруг самолёт дёрнуло, и инструктор вывалился наружу. Но не один. Вместе с ним выпал и аспирант, который держал его за ноги. Каким-то чудом инструктор успел ухватить меня за пиджак. Аспирант летел чуть ниже, вцепившись в инструкторские ноги.
           Лететь стало веселей. Мы напоминали семью цирковых акробатов на трапеции.
         
        Музыканты заиграли "Летите, голуби, летите""
Инструктор кричал, что аспирант пережал ему артерии и у него будет гангрена!..

Чтобы дать отдохнуть инструктору, я предложил аспиранту свои ноги – всё равно они болтались без дела. Но ноги инструктора были тоньше, за них было удобней держаться, и аспирант  не хотел менять их на мои.
            
Сесть с болтающимся выменем из трёх тел самолёт, конечно, не мог. Он стал кружить над аэродромом и резко снижался, давая нам возможность прыгнуть на траву.  Но отпадать  надо было по очереди, начиная с аспиранта. Самолёт летел так низко, что аспирант уже волочился по земле, но ноги инструктора по-прежнему не отпускал и в конце аэродрома снова взмывал с нами в небо.
            Инструктор проклинал свои ноги и желал им отсохнуть вместе с аспирантом.
           Музыканты  играли "Небо наш, небо наш родимый дом!"

Бензин был на исходе. Из люка высунули палку с петлёй, поймали аспиранта за ноги, подтянули его к люку и стали втаскивать нас в обратном порядке: сперва аспиранта, ногами вперёд, потом инструктора, потом меня. Меня  втянули до половины, и я снова застрял: голова моя летела в самолёте,  ноги болтались в воздухе. Но уже было не страшно: самолёт шёл на посадку. Просто мне пришлось вместе с самолётом пробежать с полкилометра по посадочной полосе.
         
  Никто не погиб, все были счастливы.
          Оркестр сыграл свой самый весёлый из похоронных маршей.
          Только инструктор не мог двинуться с места: аспирант всё ещё не отпускал его ноги. Он сжимал их железной хваткой. Пришлось отгибать его пальцы плоскогубцами.
         
Освободив от аспиранта, инструктора поставили на ноги. И тут все увидели, что его брюки за время полёта очень укоротились, превратившись в удлинённые шорты. Но потом разобрались, что дело не в брюках – просто у инструктора, за время висения под нагрузкой, вытянулись ноги, и он стал похож на страуса.
            - Завтра повторные соревнования, - объявил Карлюга.
            При этом сообщении, инструктор побелел, как мой нераскрывшийся парашют,  и на своих   страусинных ногах поскакал к телефону. Куда он звонил и что говорил, не известно. Но мне засчитали победу, и в этом соревновании, и в следующем, и во всех остальных, которые состоятся в ближайшее десятилетие. Кроме того, был засчитан и мой рекорд по бегу: ведь я бежал со скоростью самолёта. Но поскольку бежала только моя нижняя половина, а верхняя летела, то результат разделили на два.
Но всё равно он оказался рекордным!