Момент волшебства

Мелакрион
Низкорослая фигура в сером ниспадающем наземь балахоне протянула руки, словно для объятий. Её высокорослого собрата, застывшего напротив, отличала не только куда более статная мантия с капюшоном, но и уверенность его действий. В точности повторив жест, крупная фигура схватила меньшую за плечи. Так устанавливается связь между верховным волшебником и юным послушником, только ступающим на путь колдовства. Транс охватывает двоих, но астральное состояние находит лишь одного. Одно существо. Одно сознание, мудрое и могущественное. Не молодое и не старое. Круг сомкнулся.


И разомкнулся. Руки распались. Послушник нашёл себя посреди незнакомой залы, чуть более тяжёлым, не таким высоким, как раньше и изредка сопящим на вдохе или выдохе. Неуютность внутренних ощущений весьма смущала. Будто бы он залез в доспехи задом наперёд, и теперь ворочается внутри, пытаясь почувствовать себя... собой? Всё это немало шокировало юнца. Напротив него стоял морщинистый старик, чьи одежды были усеяны множеством сложных символов. Лицо его казалось совершенно незнакомым.
— Вот и всё, мой юный ученик. — промолвил старец. — Свершилось! Теперь ты верховный маг, а я лишь блёклая тень себя былого. Ступай уверенно, сохраняя нашу мудрость на каждой ступени своих свершений. Улучшай и преумножай наше искусство. Пусть магия наша станет ещё шире, полнее и разнообразнее, чем за секунду до того, как ты обрёл её, а каждый твой вздох будет вкладом в её могущество.
Чуть только последнее слово старого колдуна сорвалось с губ, как тот развеялся словно наваждение. Как шквальный ветер, бывало разрывал столпы тумана, так лёгкое дуновение развеяло его фигуру. Мальчик остался один. Внутренние неудобства, вместе с и без того накатывавшей паникой проклюнулись сквозь скорлупу сознания неподдельным ужасом. Скорее следуя за непослушным новым телом, нежели управляя им, мальчик рванул из мрачной залы, но остановился сделав лишь пару шагов. Впасть в мешанину отчаянья не позволила бесконечная мудрость. Сознание заполонила полноводная река мыслей. Мальчик почувствовал своё предназначение и каждое его последующее действие было известно ему. Было отточено, разумно и неизбежно. Он встал на свой путь. Все мысли выстроились в одну острую стрелу, которая со свистом пронзала пространство и время. Он больше небыл ни худощавым, ни рыжим. Поцелуи звёзд более не усеивали его щёки и плечи, а взгляд, который он встречал в глади воды и блеске зеркал оказался глубоким, карим и лишь смутно знакомым. Но всё это было неважно. Всё, кроме магии, более не имело никакого значения. Мальчик продолжил труд своего наставника.

Минули годы. Несколько десятилетий прошли, словно растворившись в рутине. Они казались смутно припоминаемым сном. Редкие радости заглушались куда большими горестями и смазывались в одно сумбурное нечто, а дни, неотличимые друг от друга шли своим чередом. С недавних пор они и вовсе были наполнены лишь впитыванием древних трактатов, алхимическими опытами, а также многочасовыми хождениями по трясинам и лесам в поисках нужных колдовских компонентов. Геометрические узоры выстилали воспоминания звёздным одеялом, которое изредка озаряли разноцветные вспышки мимолётных успехов. Сложно почувствовать себя преуспевающим, когда тебя наполняет мудрость и опыт многих поколений. Для этого ты должен трудиться изо всех сил. И он трудился.
Из мальчика он стал юношей, а из юноши мужем. Яркий румянец его щёк заволокла густая растительность, а вокруг глаз уже виднелись не по возрасту глубокие морщины. Образ жизни давал о себе знать. Это лицо давно не знало улыбки, а путь познания омрачался серьёзным кризисом. В прошлом году он окончательно отказался от своих попыток вести ту же жизнь, что и простые люди. Он похоронил их вместе со своей возлюбленной, которую забрала проклятая чахотка. Как и всё в его жизни это было неизбежно. С определённой точки зрения, её смерть и вовсе была лучшим из исходов. Ни одна девушка не смогла бы примириться с его образом жизни. Пыльные фолианты, затхлые склепы, мрачные заросли и безрадостные трясины. Неиссякающая жажда знаний постоянно толкала его вперёд и всё своё время он посвящал странным оккультным ритуалам и опасным поискам, а также действиям, вовсе не имевшим никакого смысла. По крайней мере, так могло показаться любому, кто лишён бесконечной мудрости и знаний десятков поколений. Единственный же кто мог понять его чувства, взирал с той стороны зеркала. Пронзительные карие глаза, столь же чуждые сколь и мудрые, сочувственно потупились. Незнакомец в отражении синхронно кивал невесёлым мыслям. Он честно пытался завести семью и теперь мог винить злой рок в том, что семейное счастье обошло их стороной. Его возлюбленная умерла молодой, жизнерадостной, преданной ему без остатка. Они не успели узнать ни счастья деторождения, ни грусти бесконечных ссор и разногласий. Теперь её не стало и он может посвятить ей все свои свершения. Оправдать свой оккультный фанатизм столь высокой целью. Всё это было очень удобно. Отчего же так невыносимо грустно?

Время неумолимо вышагивало и грохот его семимильных шагов раскалывал небо. Тело уже не казалось таким чужеродным. Прошёл десяток или даже несколько десятков лет и единственное, что так и не стало родным, это периодическое сопение на вдохе или выдохе. Неизвестно как оно звучало для окружающих, но изнутри отдавалось скрежетом сцепившихся шестерней, который явственно говорит о поломке. Выводит из оцепенения и мешает взирать на жизнь как на череду картинок. Годы и образ жизни брали своё и впитывать сложные трактаты становилось с каждым разом всё сложнее. Зрение ослабло и от глубоких рытвин морщин внимание отвлекали очки в тонкой медной оправе. Подступающая старческая немощность доводила чуть ли не до истерического хохота, ведь внутри волшебник чувствовал себя могущественнее чем когда-либо. Теперь ничто не могло напугать его как в тот день, когда мудрость и сила наставника и всех его предшественников сосредоточились в нём одном. Многие удачи и открытия случились за последние годы в жизни стареющего чародея. Он увязал несчётное количество огрех и чрезмерных сложностей искусства, которые достались ему в качестве наследия. Всё приумножилось и переполнилось силой. Так, искры становятся пламенем. Так, капля превращается в озеро. Это были годы глубочайших радостей и горестей, подъёмов и падений, ведь каждое великое событие омрачалось неизбежным угасанием. Очень скоро ему придётся найти ученика, достойного нести ту ношу, что растёт с каждым его вздохом. Очередной день подошёл к концу. Нахмурившись, волшебник задул хлипкий огонёк лампы. С рассветом начнутся и его поиски последователя. Он закрыл глаза и сумбурное мельтешение снов и яви вновь заволокло его сознание, перерабатывая «завтра» во «вчера».

Это был момент истины. На поиски ученика ушло гораздо больше времени, чем он ожидал и ещё какое-то время потребовалось, чтобы подготовить его. Выбор пал на сына фермера, — мальчишку, оставшегося без родителей,  которого волшебник повстречал в одном из пригородных селений. Возможно, ключевым фактором стал вовсе не методичный отбор а, треклятая чахотка, забравшая родителей сорванца. Но выбор был сделан. Волшебник знал, что у судьбы странное чувство юмора и его это вполне устраивало. Все приготовления закончились. Ничтожные мысли пытались играть с колдуном, но он привычно выхватывал нужные из общей сумятицы. Память начинала подводить, но все важные знания были сохранены благодаря бессчётным тренировкам и постоянному повторению, а всё прочее хранилось в тяжёлых фолиантах, покрытых грубой кожей, усеянной рядами сложных знаков. Колдовской круг раскинул свои сети, охватывая почти всю просторную залу. Казалось, что нити формул разрослись так широко, насколько позволял ореол света от множества чадящих свечей. Однако старец знал, что и во тьме остались символы и знаки, которые он трепетно выписывал всё утро.
Облачённый в не по размеру длинную ученическую робу перед ним стоял мальчишка. Ткань скрывала рыжину его волос, но не мелкую дрожь, которая охватывала всё его тело. Наконец, тот неловко вскинул вперёд руки, словно хотел обнять его. Так, предписывал ритуал. Вздохнув в последний раз, колдун медленно и статно повторил жест, крепко схватив ученика. Транс накатил словно сладкая дрёма. Круг сомкнулся.


И разомкнулся. Руки распались. Тот кем был волшебник теперь стоял перед ним. Теперь он вспомнил эти щурящиеся карие глаза, скрывавшиеся за блеском стёкол. Теперь разум был достаточно свежим и прытким, а память по-детски живой и пытливой, чтобы узнать в рыжем мальчишке самого себя. Выбор, который ему пришлось сделать, жизнь которую он проживал в непривычном теле, звук собственного голоса поначалу испугавший его. Всё встало на свои места. Чувства предназначения и неизбежности каждого действия улетучились как дурной сон. Незримые цепи спали и тело вновь стало молодым и лёгким. Бесконечная мудрость, закравшаяся в сознание, подсказывала, что таковым оно всегда и было. Ритуал длился меньше минуты.

— Вот и всё, дитя — промолвил тот, кого мгновения назад, мальчишка считал собой. — Свершилось! Отныне ты средоточие знаний, а я лишь выцветший истрёпанный листок. Теперь иди и преумножай то, что удалось накопить мне. В твоём распоряжении будет мощь времени. Мудрость накопленного прошлого и благо нерастраченного будущего в твоих руках. Долгий бег предшественников обернётся для тебя несколькими шагами, так же, как вся моя жизнь была прожита тобой за мгновения. Пусть магия направляет тебя и каждый твой вздох будет вкладом в её могущество.

И чуть только прозвучало последнее слово, старец развеялся словно дым. Как разлетается густая и медленная волна тепла и смога над пламенем множества свечей, что заходились вокруг. На их пламя смотрел очень молодой колдун с очень старыми глазами. В их зелёной пустоте скользили мысли недоступные простому смертному, а самого мальчишку ещё долго приковывало к месту непривычное чувство свободы.