Это происходило на четвертом году моей работы, после окончания горного института, в геологоразведочной партии. Район охоты нанайского племени самар, живущих в семидесятых годах по берегу озера Эворон, был определен по долине реки Горюн. Её среднее течение ограниченно хребтами Мяо-Чан и Баджальским. Мне, как геодезисту геологоразведочной партии, необходимо было наметить конную тропу через хребет Мяо-Чан, пересечь долину реки Горюн и выйти на главный хребет Баджала. Я наметил маршрут по карте, нанес на нее известные мне охотничьи избушки, расположенные по маршруту, и начал собираться в дорогу. Была середина октября. Рассчитал маршрут по времени, чтобы ночевки попадали на избушки. Получилось так, что по графику, на четвертый день перехода, при поднятии на Баджальский хребет вверх по реке Большая Эльга, впадающей в Горюн, необходима ночевка, но избушки я там не знал. У нас в геологической партии работал помощником бурильщика молодой, крепкий парень из племени самар, охотник Миша Самар. Мой первый таежный наставник! Я обратился к нему: «Миша, вот по карте мне в этом распадке надо ночевать, покажи, где здесь изба? Она должна быть».
- Ты туда не ходи, сказал он. Там Харги. Два охотник в избе ночевал, Харги их порвал. Плохой место, не ходи туда.
- Миша, ты покажи где. Хоть соли там возьму! - слукавил я.
- Изба не ходи. Соли, сухарь на лабаз возьми, там есть, - ткнув пальцем на излучину Большой Эльги. Поблагодарив суеверного Мишу, я отправился в путь.
На четвертый день пришел на то место и, действительно, на берегу реки стояла добротная охотничья изба, срубленная из лиственницы. Рядом на деревьях крепился лабаз. На нем в брезентовых мешках были продукты необходимые охотнику. Я зашел в избу. Что поразило - печка сложена из камня и с вьюшкой, редкий случай! Значит ночью подтапливать не надо. Спи себе всю ночь и не замерзнешь! Я затопил печку, вскипятил чаю. До сумерек успел наловить рыбы. Места глухие, рыба не пуганая: таймень, хариус! Много рыбы.
Уже совсем стемнело, когда после ужина я закрыл вьюшку и прилег на нары. Усталость брала своё. Расслабившись, вспомнил стишок, который я сочинил:
Когда после трудного дня, уже к ночи,
В железной печурке огонь застрекочет,
Тепло разольется по теплой избе,
Заваренный чай зашумит в котелке,
Я в кружку большую налью кипяток,
Продлю, не спеша, наслажденья глоток.
Вновь кровь заиграет и снимет усталость,
Окутает тело в приятную вялость!
И вновь я увижу, как вьется тропа,
И встречу с сохатым в кустах ивняка,
Пушистую белку в еловых ветвях,
И стайку рябцов в заходивших лучах.
И жил бы я так в тишине дни и ночи,
Пусть кто-то мечтает о солнечном Сочи!
Бродил бы по девственным здешним местам.
Читая таежный роман по следам!
Уже засыпая, вдруг четко слышу: - Зачем пришёл?
Кто ты? - только смог спросить я и вижу как из дверей, а они были на крючке, вываливается медведь. Весь он светился неоново-белым светом. Глаза и пасть искрились... Я успел только соскочить с нар, он подмял меня... мы боролись. Я лез к двери, чувствую как его зубы и когти рвут тело... .Я задыхался. Помню - откинул крючок, очнулся, лезу по склону наверх отрога, разделяющего водоразделы рек.
Только к обеду, в кровь избитыми ногами, я добрался до избушки, где охотились двое нанайцев. Когда я рассказал им, что со мной случилось, они только охали и повторяли Мишины слова: «Не надо туда ходи, там Харги».
Поправив здоровье у гостеприимных охотников, я через неделю закончил маршрут и на вертолете вылетел с поселка Баджал в свой поселок Снежный. На Мишу Самар я сразу « насел», - сознайся, говорю я - ты должен знать, что там происходит. А он только отвечал: «Моя не знает, охотник там пропадай».
Об этом случае разговор пошел по всему поселку. Вызывает меня к себе главный геолог, расспросил, как и что? Попросил показать на карте где изба. На другой день снова вызвал и говорит: «Отведи меня туда. Завтра и выйдем». Желания у меня, конечно, не было. Но начальник сказал - надо выполнять.
На следующий день мы вышли. На четвертый день дошли до избы. Я разжег костер, наловили рыбы, ночевали у костра. С утра Николай Федорович, так звали главного геолога, зашел в избу, долго её осматривал. После чего пошел вверх по ключу, лазил с геологическим молотком по каменным свалам (осыпям), а к обеду вернулся. Говорит: «Я сегодня ночую в избе, а ты смотри. Услышишь любую возню или крики, вытаскивай меня из избы, если даже я буду сопротивляться».
Он затопил печку. Мы поужинали и приготовились к ночлегу. Я остался у костра с ружьем наготове, а он устроился в избе на нарах. Стемнело. Тишина. И к полуночи слышу - орет. Я кинулся с ружьем в избу: Николай Федорович метался по избе и рвал на себе одежду. Я схватил его и поволок из избы. Он бил меня, вырывался. Кое-как вытащил его на улицу, на мои уговоры не реагировал.
Я пытался влить ему в рот чаю. Минут через десять он успокоился, продолжая невнятно вскрикивать и отмахиваться руками. Постепенно к нему вернулась речь, а попив чаю, он сказал, что на него напала стая волков. До утра рассказывал, как волки его жестоко рвали... Утром он открыл настежь двери в избу, минут через двадцать мы вошли туда. Николай Федорович сказал: «Давай разбирать печь». Когда разобрали до низа топки, разгребли золу, то обнаружили две золотистые плиты. Это кристаллический пирит или серный колчедан,- объяснил мне Николай Федорович, видя мои расширенные глаза. При нагревании он выделяет сернистый газ, надышавшись которого, у человека начинаются галлюцинации, почему он рвет себя и погибает. Когда нанайские охотники клали печь, то на днище топки положили плитки пирита, которого было достаточно в речке из разрушающихся пород по берегу. Обнаруженные плитки мы выбросили. Переложили печку, ночь ночевали уже в избе, хоть и жутковато было, но на нас никто « не напал»!
Вернувшись в поселок, я сказал Мише, что Харги больше в избу не придет. Можете там охотиться. Миша не поверил, но сходил в поселок Эверон и они с братьями пошли проверять. Как они проверяли? Есть ли там Харги, но после их возвращения, к Николаю Федоровичу наведывались целые делегации нанайцев и просили его «пошаманить», называя его Великим Горюнским шаманом, который победил злого духа Харги!