Совсем недавно я продал корову, а телят перевёл на мясо... Теперь каждое утро просыпаюсь с невероятным чувством счастья от того, что избавился, а не приобрёл.
Деревня, страна невыученных уроков.
Ничего хорошего от водки, конечно же, нет. Особенно от много выпитой водки. Какой это был праздник, я не помню, но помню, что закончился он очень поздно, а вставать на следующий день надо было очень рано.
Итак, наступило это раннее, в сивушном угаре утро, от того, что оно просто наступило или может потому, что в горле пересохло напрочь невыносимой горечью от боли за напрасно проведённое вчерашнее время. Что ж, случилось, значит случилось, надобно как-то терпеть, выживать и с невыносимым чувством страдать, но выкарабкиваться. От непривычного головокружения и подступившей наглой, с ненужной беспардонностью тошноты, вставать резко не было никакой совершенно возможности. Тело было не свое и не настоящее, словно подкинутое взамен родного злыми лазутчиками из-за бугра. Внутренности дурственно трепыхались, а сердце удивительно настойчиво подавало прошение на депортацию в другое, более благонадежное жизненное существование. Дрожащие руки смели все жидкое, находившееся на столе, а в голове начали проявляться первые признаки мысленного просветления. Конечно, того, что было нужно, не нашлось, хоть тресни. Этот естественный ход событий всегда присущ при данных обстоятельствах. Но, как известно, каждый выпивающий человек, если он не конченый алкоголик, и тем более, если он семейный, то накануне какого-либо торжества, всегда стремится сделать спиртовую заначку на всем известный случай. Этот случай подошел, наступил и примчался. Искра просветления в мозгах не сразу дала о себе знать. Но все же, я нашел ту заветную и сокровенную, в данной ситуации мечту, то есть обычную на первый взгляд поллитровку. Она стояла в погребе такая вся светлая и неповторимая. Капельки влаги выступали на ее, казалось бы, неприступном выпуклом теле. Решительно шагнув в ее сторону, я тут же развернулся и стремительно выбрался наружу. Только не подумайте, что я отказался от прежней затеи или не захотел нарушить таинственную девственность поллитровки, стоявшей в полумраке погреба. Просто напросто было решено быстро управиться по хозяйству, там дел-то на десять минут. Не глыкать на ходу отвратительное пойло, а зайти в дом и степенно, важно, не думая уже о делах домашних, сесть спокойно за стол, да так, чтобы, наконец, открылось второе дыхание, которого я так бесконечно долго жду.
- Ну, все. Побежал…
По пути, прихватив два ведра с помоями, вдохнув побольше воздуха и затаив при этом дыхание, я доставил хрюшкам их долгожданный завтрак. Они тут же на него набросились, и смачно причмокивая, опережая, и отталкивая друг друга, начали уничтожать пищу. Еле успел отскочить от загородки, ввиду неприятного на настоящий момент запаха, вызывающего некоторое отвращение к милым свинским созданиям. Воздух в легких удивительно быстро закончился. После некоторых дыхательных упражнений, я пошел к сараям, выгонять скотину. Ноги подкашиваются, сердце останавливается, еле дыхается. Но, несмотря на все невзгоды, иду, стараюсь, преодолеваю все препятствия, попадающиеся по закону подлости много чаще, чем им положено природой.
Есть у нас корова. Она не сильно крупная, но молока дает прилично. Люся по полтора ведра в день надаивает. Плюс ко всему корова каждый год теленочка приносит. Хлопот с ней немного, но в данной ситуации, мне бы с ней видеться не хотелось.
- Добрался до тебя милая, добрался хорошая! Что ж ты, падла, до сих пор сама гулять-то не научишься? Что ж ты нервам моим спать не даешь? Ну, давай, подставляй свои рога. Раз рога, два рога. Все, пошла! Пошла, скотина! Роза нехотя дернулась, махнула хвостом и не спеша, покачивая бедрами, потопала по направлению к воротам. Я за ней плетусь, а в мыслях все какое-то свое, жизнерадостное и светлое. Но вот, всегда так бывает, либо раньше, либо позже. Нет, вот именно сейчас, именно в эту критическую для моей души ситуацию случилось непоправимое: из-под хвоста целеустремленно и, самое главное намеренно, на землю начали плюхаться довольно крупные неприятные на вид лепешки. У каждого человека организмы разные… У меня например, даже у трезвого такие вот выкрутасы вызывают резкую рвотную зависимость, особенно по утрам. А сегодня меня и так от всего воротит, а тут еще любимая корова подмогнула. Сколько уже живу в деревне, но никак не могу привыкнуть к деревенскому дерьму, в смысле – скотскому.
- Ну, ничего, я сильный. Потерплю, что с тебя взять? Ведь ты же не думающее двурогое создание, - рассуждая, я с охами и вздохами, бросил Розку неподалеку от дома.
Пусть пасется… Чтобы силы ни покинули мое уставшее трепещущее тело, решил я скотину поближе выгнать.
- Кто там следующий? Выходи по одному! Есть у нас бычок. Месяцев восемь ему, наверное. В прошлом году специально ездили за ним в Казанку. Хороший такой телочек: черный, упитанный, мускулистый. Бычка направил в гору, которая как раз напротив дома находится. Веревку на руку намотал, чтобы телок к корове не рвался. А горка, довольно крутая. Ну, никак он туда идти не хочет. То влево, то вправо шарахается. Подгадал я тогда момент. Да, как дал ему пинища конкретного, с разворота нестандартного! Ну, вымучил, куда ж деваться!
- А ну пошел… Некогда мне тут с тобою корячиться, изверг сраный!
Вот, тут-то я, наверное, со словом "сраный" погорячился и скорее всего накаркал! Как рванет необузданная скотина в гору, что равновесие мое тут же нарушилось. Я по инерции добежал до середины крутого подъема и упал на четвереньки. Это хвостатое чудовище тянет с такой неимоверной силой, что я за ним, как игрушка с погремушками и с матюками всех народов мира. При этом не надо забывать, что очень плохо моему больному организму. Внутренности напряглись в каком-то непредвиденном ожидании, рот открылся и не при каких обстоятельствах, ни в коем случае закрываться не собирается. Хапает и хапает побольше, пока еще свежего воздуха. Вдруг мой милый и родной резко встал, как вкопанный. Посмотрел так на меня с высока. Поднатужился, поднапрягся и… давай справлять, скотина, свои вонючие, естественные надобности. Прямо перед носом такую кучу, паразит, навалил, такую пирамиду Хеопса, что у меня кишки чуть наизнанку не вывернулись. Нагадил этот скотский вандал мне в душу и попер, попёр ни о чем, сволочь, не думая. А у меня изо рта бахчисарайский фонтан бьет! Да такой фонтанище, что любому поэту в самый хреновый год никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах не приснился бы. И вот уже последние силы покинули меня. Повалился я набок, но веревку держу, не отпускаю. А бык тянет, как Виталия Бонивура в том старом фильме. Даже, наверное, сильнее тянет. Наконец, зацепился за кочку. Лежу, сил набираюсь… Вроде бы утро. Светло должно бы быть. А у меня какая-то темень перед глазами и звездей кругом понатыкано.
- Слава Богу! Хоть высоту вроде бы взял!
Отдышался, огляделся. Кол вбил в землю и телка к нему привязал.
- Та-а-ак, сколько там у меня еще осталось? Хрен бы вас всех подрал!
А осталось еще два бычка: поменьше от первого, но тоже более или менее упитанные.
- Глянь, Розка милая, цветочек ты мой аленький! Я тебя сегодня точно, сука, убью! Я тебя, очень больно зарежу! Скотина беспардонная! Ухерачила, душечка, к черту на кулички, аж за целый километр.
Что ж делать? Что бы лишний раз не бегать за коровой, погнал я тогда свое маленькое стадо вслед за этой уродиной. Пока до места их довел, веревки про меж собой перепутались.
- Твою мать!
Эти бездушные скоты в разные стороны тянут, а я и так еле-еле на ногах стою. Ведь только что пережил невероятные муки и страдания. Теперь приходится всю эту канитель в порядок приводить. Наконец, с Божьей помощью, застолбил, как следует корову, чуть подальше от нее бычка, а за ним и второго.
Если бы кто видел меня в этот момент. Лицо как у библейского мученика, стою на ногах подкосившихся. А руки трясутся так, как будто взяли самый крупный банк в мире. Бедное сердце колотится, нет, не колотится, оно уже выскочило и делает видимость шевеления. Но все-таки, при всем при этом мелькнула в глазах наисчастливейшая мысль:
- Все! Все! Все! Эх, быстрей теперь до дому! Да налить стопочку, нет, не стопочку, а стакан! Опрокинуть залпом, да закусить огурчиком и... повторить потом! Следом заесть, уже как следует! И при этом настроение тут же поднимается. Забываются печали и горести, а внутри тела что-то приятно обжигает и приживается назло всем врагам!
С этими оптимистическими мыслями я поднял голову.
- Боже правый, бычки бодаются! Ну, - думаю, - Это с будунища их так прибить получилось. Что ж делать, у меня теперь есть цель.
Взял кувалду, оттащил одного наглого кровопийцу от другого ненавистного животного. Бросил кувалду и пошел. Недолго идти пришлось. Ну, что-то прямо на сердце, ну не совсем что бы очень. Полпути, блин, уже прошел. Оглядываюсь, а они… - бодаются! Делать нечего, приковылял, взял кувалду...
А солнышко совсем уже высоко. Смотрит, так ласково, жалеючи свысока поглядывает. Протягивает ко мне свои нежные лучики и непринужденно выдает свои укоризны:
- Что ж ты сразу, стопочку-то не потянул? Дубина!
Несмотря на мировую несправедливость в нашей окружающей среде, превозмогая самого себя, набравшись самых последних сил, я все-таки оттащил бычка от другого. Но ненадолго. Через десять минут все повторилось. Опять же, прошел, почти, полдороги.
- Японский Бог! - и сотня других, неинтересных наименований сошли с языка, пока я в этот раз добрался до ненавистных фашистов.
Бычка кое-как оттащил, но с двойным запасом. Кол от всей души вколотил. После всего этого, я постепенно передвигал в пространстве свое бренное тело, размышляя, про себя на ходу, пережевывая все происшедшее:
- Теперь, неотесанным дураком надо быть, если что не так!
Иду, охаю, вздыхаю и хриплю. Почти до самого дома добрели мои натруженные, героические и мужественные ходули. Осталось только за забор повернуть. Вот ведь, почти у цели! Надо же быть такому, одним глазком только нехотя стрельнул в ту сторону.
- Екарный бабай! Бодаются!
Ну, это уже чертовщина, какая то, переполнилась чаша терпения. Да что же это еще может быть такое? Не иначе нечистая водит! Долго шел. Очень долго шел. Очень, очень долго шел. Наконец, приковылял кое-как. Взял кувалду и давай кол выбивать, который, до этого, так зафигачил, что не вытянуть.
- Еперный театр! Есть счастье, хотя бы маленькое, в этом подлом мире! Вытянул!
С невероятными усилиями своей уже никудышной воли, с великим и натруженным порывом, со всеми немыслимыми содроганиями, еле дышащего тела, все-таки оттащил бычка. Прибил. Бросил кувалду. А бросил ее в очередной и многократный раз…
- А-а-а-а! - в этот раз кувалда попала по ноге, добавив, тем самым, еще больше дискомфорта и всеобщей не уютности.
- Конечно, куда же ей еще падать? Давай, громи, до кучи!
Я от невыносимой злобы на эту деревяшку с железякой на конце со всего, с самого страшного маха упердолил здоровой ногой по кувалде.
- А-а-а-а-а! – еще громче раздавалось по округе.
Никому я уже ничего не говорил, ни телятам, ни корове. Все равно, эти гады, моей искренней и нежной любви к животному миру не понимают. Я просто взял и отошел потихонечку в сторону. Отошел и притаился. Притаился и наблюдаю. Наблюдаю, когда же начнутся мистические проявления. Смотрю, когда черти начнут телят отвязывать. Сижу в засаде, выглядываю нечистую и проклинаю свою никчемную и не кому ненужную судьбинушку. Ждать пришлось недолго.
Вся мистическая сущность, оказывается, заключалась в том, что самый первый бычок, по моему пьяному недоразумению просто-напросто не был прибит. Сам же в неадекватном состоянии был, вот и недоглядел. Он подходил ко второму бычку, а я как опытный и одновременно больной на всю голову скотовод просто перебивал этого второго. В общем, вместо мистики получился дурдом какой-то невероятно тупой, глупый и бестолковый. Вот и все. На этом и закончилась такая вот небольшая, совсем неудивительная история. Что было дальше, не совсем интересно и поэтому я уже описывать не буду. А вообще, я никому про все это не расскажу, а если и расскажу, то только по большому секрету.
А да, кстати… второго дыхания я в тот день так и не дождался. Оно просто напросто ко мне не пришло, даже и потом.