Молодость богов. Часть 2

ЧАСТЬ 2. ГОР - СОКОЛ.

«Я смотрю тебе вслед, тебе, уходящему к звездам. Ты уже не вернешься. Ты уже не земной. Я один остаюсь на Земле. Но тепло ее тверди согреет мне душу в разлуке. Запах меда и хлеба, птичье пенье и лепет листвы мне даруют покой. Только ночью со смутной тоскою глаза к небесам подниму я и встречу взгляд ответный».
Неизвестный автор.

ГЛАЗ ГОРА.

- Все-таки я не любитель скорых расправ, - сказал Сет, уже занеся руку для решающего удара, но опустив ее с этими словами, - Я не торопился убивать Усира, твоего отца. Мне хотелось уничтожить его как-нибудь необычно, особенно, не так, как это водится между простолюдинами, одним словом, красиво. Подумай сам – драгоценный ящик, саркофаг, сделанный точно по его меркам. Таких ведь раньше никто не делал –  изгибы рук, положение ног, место для головы, а сверху на крышке изображение человека. Дивное изобретение!  А затем крышку залили свинцом, самым тяжелым металлом, который сродни человеческому телу, и вот саркофаг погружается в великую реку, становится кораблем и плывет, плывет по воле волн в дальние страны… Я часто представлял себе, как мой милый братец бился в этом ларце, не имея возможности ни согнуть ноги, ни поднять руки, до того тесно он был пригнан, идеальный футляр для его тела. Какой ужас должен был он испытывать, медленно задыхаясь. А ведь дело произошло на празднике, он был весел и пьян… Да, и пьян, иначе не согласился бы на такую глупость, как примерка по росту какого-то сундука. Какой контраст! Наверное, он кричал, звал на помощь, но я и это предусмотрел, крышка глушила все звуки. Правда, он был отлично тренирован, мог управлять своим телом, да к тому же оказалось, что у него имелись при себе кое-какие приспособления, чтобы сохранить в себе искру жизни и вместо смерти впасть в летаргию, а у Исет еще кое-какие другие, позволившие ей разыскать его дважды. И у тебя они, эти приспособления, тоже наверное есть. Но они тебе все-таки не помогут. Как не помогла тебе твоя мать, вмешавшись в нашу первую битву. Сначала она только навредила, нанеся рану не кому-нибудь, а тебе самому, а затем отступила перед решающей победой. Женщина, что с нее возьмешь! Добей она меня, для тебя все сложилось бы по-другому. Тогда я взял хитростью, а теперь силой. Ведь всем вам, так или иначе, а приходится признать мое превосходство. Я сильнее и умнее всех вас, как бы там ни было, как там ни крути. Я сильнее тебя. Ты, Гор, ты, мой мальчик, мой милый племянник, умрешь в огне. Видишь, он все разгорается. Ты не сможешь выбраться отсюда наружу. Сгореть заживо – хороший конец для сына бога, для такого героя, как ты. Мои тайные грезы обогатятся еще одной, весьма сладкой, - я не устану представлять себе, как ты будешь извиваться, охваченный огнем, еще живой, уже умирающий. И этот дивный трофей, твой глаз, я сберегу на долгую память. Буду им любоваться время от времени, чтобы поднять себе настроение. Ты знаешь, подобные мечты и подобные воспоминания заряжают меня жизненной энергией и очень возбуждают. После них мне особенно удаются любовные совокупления с женщинами. Такое наслаждение! Но довольно слов, становится жарко. Прощай, Гор, сокол. Желаю тебе медленной и мучительной смерти.

              Гор остается один. Он лежит навзничь в разрушенном и горящем летательном аппарате. Из страшных ран, изуродовавших его лицо, течет и течет кровь на его шею и грудь. Кажется, у него нет сил не только подняться, но и пошевелиться. Но он заставляет себя сделать несколько движений. У него в самом деле имеются  «некоторые приспособления», о которых с иронией говорил Сет, и сейчас им самое время действовать. Поступающее в кровь снадобье поддерживает его, оказывается серьезным подспорьем. Он находит  и приводит в порядок оружие, выбитое у него из рук заставшим его врасплох Сетом.

              Гор выбирается наружу из разрушенного корабля. Невероятным напряжением воли и всех остатков сил он отползает от обломков как можно дальше, и они вскоре взрываются за его спиной. Он один в пустыне, далеко от берегов Нила, от его долины… и это было даже дальше, чем можно себе представить, потому что в те времена пустыня не подходила к Египту так близко, как впоследствии, и на месте нынешних засушливых просторов расстилалась зеленая свежая саванна с растительностью и зверьем.             
              Распустив остатки своего отряда и приказав своим воинам спасаться по одиночке, сочтя, что так у них будет больше шансов уцелеть, Гор забрался в эту безжизненную глушь, чтобы скрыться от Сета, победившего его в бою, но усилия его в этом направлении оказались тщетны.

              Палящее солнце, выжженная земля, камни и песок. У него есть во фляжке на боку немного воды, у него есть заряженное оружие и нож, но больше нет ничего. Средство связи выведено из строя, он тяжело ранен, потерял много крови, он совершенно один. Гор пытается встать и идти, опираясь на оружие, но вскоре падает вновь и тогда просто ползет вперед. Заканчивается лекарство в браслете-аптечке, нет больше ни капли воды. Жуткая боль и слабость одолевают его, временами он теряет сознание и лежит неподвижно. Он знает – Сет празднует победу, а над ним в головокружительной высоте парит стервятник, ожидая его смерти.

             …Тень падает на него, заслоняет от солнца. Гор приподнимает голову над песком, залепившем его липкое от крови лицо. Почти неосознанным движением он нажимает спусковой механизм оружия, бесшумный выстрел, глухое рычание. Лев, разогнавший стаю приблизившихся к раненому во время его обморока шакалов, падает замертво в шаге от Гора. Кровь течет по рыжему боку. Кровь, жидкость, означающая жизнь. Гор без колебаний, подталкиваемый смертельной жаждой, подползает к поверженному зверю и приникает ртом к его ране. Он сосет его кровь, пьет ее, густую, противную, пахучую и горячую, как пьют воду. Кровь льва заливает его лицо и смешивается с его собственной, вновь полившей в этот момент от совершенного усилия из зияющей пустой глазницы и разрывов лицевых мышц. Его лицо – ужасная одноглазая кровавая маска. Кровь льва дает ему силы, и он ползет вновь, расстреляв перед этим шакалов. Он знает, что вскоре придут новые, но пока он без преследователей, один. Он выиграл время. В его положении время – это надежда на спасение, надежда на жизнь.
              Он смутно думает о том, что раз в песках взялся откуда-то лев, значит, поблизости начинается степь, менее сухая и безжизненная, чем страна песков. Раз там могут жить животные, значит, могут обитать и люди. Может быть, они помогут ему. Но куда ползти? Он останавливается, приподнимается, оглядывается вокруг. Ветер заметает следы подобравшихся к нему вплотную животных. Кое-как прикинув направление, он заставляет себя продолжить движение. Надо торопиться. Всех зверей не перебьешь. В полузабытьи он представляет себе, как будут скрипеть на острых огромных клыках его железные доспехи, защищающие его тело, и как будут визжать и рычать от злости и нетерпения столкнувшиеся с этим препятствием пожиратели падали. Надолго ли их это остановит? (Неискушенные земляне, увидевшие на богах неизвестные им железные доспехи и не понявшие, что это такое, решили, что и тела у них сделаны из  железа.)

              … И снова чья-то тень скользит перед его лицом, и он, вновь распростертый на песке без сил, приподнимается с огромным трудом, нажимает на оружейный пуск, чтобы избавиться от подкравшейся к нему новой опасности. Впустую. Фигура стоит гораздо дальше от него, чем ему показалось, потому что дело идет к вечеру, тени удлинились на земле. Он не смог прицелиться.

- Не стреляйте. Мы пришли вам помочь. Мы слышали взрыв в пустыне, - говорит нежный женский голос, - Мы из поселка, который находится на границе песков, неподалеку отсюда. Мой отец послал меня и братьев разыскать пострадавших. Меня зовут Хатхор, я лекарка, я окажу вам помощь. Не стреляйте.
- Не подходите, убью, - хрипит Гор, держа в руке оружие. За спиной женщины он видит силуэт машины, приспособленной для езды по любым дорогам и без них. Он скорее подпустил бы к себе человека, пришедшего пешком, человека, приехавшего на осле, но человека, оснащенного техническими устройствами, он не может не опасаться. Такой человек равен ему самому, он наверняка из его круга, и кто же этот человек, откуда он взялся здесь, так далеко от больших жилых и технических центров, кому он служит? Сету? Пусть это женщина, какая разница. Гор не верит никому. Женщина, приехавшая на машине, кажется ему продолжением схватки с Сетом, продолжением его мучительства и еще одним шагом к гибели.

- Напрасно вы не верите нам, - вещает нежный голосок, и перед Гором вдали колеблются уже не одна, а три фигуры, закутанные в покрывала, с закрытыми от песка лицами,  - Послушайте, скоро вечер, ночь. Вы ранены, вас растерзают дикие звери. Скажите, что это была за катастрофа. Мы видели остатки вашего корабля и пришли сюда за вами по вашему кровавому следу. Вы уцелели один, вы еще можете спастись, не отказывайтесь от нашей помощи, доверьтесь нам.
- Убирайтесь!

              Фигуры стоят вдали, сгрудившись, видно, совещаются.
- Вот вода, - говорит женщина, и Гор видит, как она ставит на землю кожаную флягу, - Мы уходим.

              Никого нет вдалеке, фигуры людей будто растворились в воздухе. Гор ползет к оставленному меху. Кажется, проходит целая вечность… Солнце, вечернее солнце -Атум, прислонилось к самому краю земли, его лучи льются прямо по земле, слепят глаза. Гор дотягивается до сосуда, зубами выдирает пробку и пьет.

              От выпитой воды в голове его, охваченной жаром, немного яснеет. Он вновь один. Люди уехали, оставили его одного. Этой воды хватит ненадолго. Да и в ней ли дело. Он изнемогает, сознание мутится, ему не протянуть одному больше нескольких часов. Наступает ночь, на охоту выходят хищники. Если уж некоторые почуяли его днем и не поленились ради этого проснуться и оставить дневные логовища, то ночью и подавно… Ее звали Хатхор, женщину с нежным голосом. Ее имя созвучно с его именем, дословно оно означает «дом Гора», то есть небо. Странное совпадение. Она предлагала помощь. Гор плачет. Слезы текут из его единственного глаза. Может быть, это были враги, но может быть, и друзья.

- Послушайте, не стреляйте. Подпустите нас к себе. Мы не причиним вам зла.  Клянусь, мы вам поможем.
              Гор отбрасывает оружие в сторону. Все равно умирать. Если враги – может быть, добьют сразу. Всегда надо надеяться на лучшее. Впрочем, его все равно ждет мучительная смерть на зубах хищников, которые часто пожирают свои жертвы заживо, поленившись прикончить для начала. Если такую участь заменят человеческие пытки, то это почти одно и то же… Но есть и шанс на удачу. Воду-то они ему дали.

- У вас больше нет оружия? – доносится до него мужской голос, - А нож?
              Гор отстегивает и отбрасывает нож. Все, все, он безоружен, окончательно беспомощен. Ну, берите же меня, кромсайте на куски, как когда-то Сет раскромсал моего отца! Находясь на краю гибели, в крайнем отчаянье, он вдруг ощущает прилив какого-то неестественного веселья. Так веселятся те, кто уже перешел грань, кому уже действительно нечего больше терять. Дрожь охватывает его тело, с его запекшихся коркой крови и песка губ срываются странные хриплые звуки – жуткий смех умирающего в лицо смерти.

- Осторожнее, Хатхор!
              Женщина, легко шурша ногами по осыпающемуся песку, подбегает и мягко опускается рядом на колени. Берет его за руку. Нежные теплые пальцы.
- Все будет хорошо, - взволнованно говорит она, - Не бойтесь, все будет хорошо.
              Она достает что-то из сумки, Гор ощущает легкий укол в основание шеи, возле уха, в том месте, где тело не закрывает металл доспеха, и уже через  секунду по его жилам разливается живительное действие введенного лекарства. Немного отпускает боль. Подходят мужчины, тоже присаживаются рядом на песок.
- Не шевелите его, - приказывает женщина, - Мы не знаем, сколько у него ран. Осторожно.
 
              Гор чувствует, что его тело аккуратно и бережно ощупывают, затем его переворачивают на спину. Прямо над собой он видит черные глаза женщины в прорезь защищающей ее лицо от ветра и пыли маски.
- Какая ужасная рана! – как во сне слышится ему ее голос, - Взгляни, у него нет глаза. У него вырван левый глаз. 
- Кто вы? – говорит мужской голос, - Что с вами случилось?
- Сокол, - отвечает Гор, все еще не решаясь полностью открыться нашедшим его людям, еще сжигая за собой не все мосты, и потому заменяя имя прозвищем, поступая так из какого-то интуитивного подсознательного чувства самосохранения, - Сокол.

              Но они понимают и переглядываются между собою. Только один сокол мог вести неравный бой на воздушном корабле над их дикой страной, где пески и камни безводной земли перемежаются со степью, покрытой травами и одинокими деревьями в тех местах, где есть влага. Однако они не произносят вслух того, что избежал сказать он сам, и не будут называть его по имени, о котором догадались. Не произнесено – значит, не существует.
- Я… Я спал в пустыне, и… - задыхаясь, продолжает путано говорить Гор.
              Его начинают поднимать, и от боли он теряет сознание.

              Ночь в укрытии посреди песков. Скала нависает над приютившимися в ее впадине людьми. Горит костер, потрескивая сучьями. Мужчины сидят у огня. Хатор заканчивает перевязывать раненого. С него сняты металлические пластины воинской амуниции, а лицо, шея и грудь обмыты водой и освободились от слоев запекшейся крови. Это принесло ему некоторое облегчение. Он завернут в покрывало и уложен на походной постели так, как это только можно устроить в таких условиях удобно. Его трясет от охватившей  лихорадки, ему холодно от потери крови. Временами он вновь отключается от действительности, временами бредит. Черные глаза Хатхор то и дело смотрят на него сочувственным и тревожным взглядом.  Она сняла свою маску, но черты ее лица не фиксируются его зрением, расплываются перед ним, только глаза он видит отчетливо и ясно. Какие черные у нее глаза, похожи на два озера ночного мрака. В них совсем не видно зрачка. Какие красивые глаза.

- Утром мы доберемся до дома, - говорит она, наклоняясь к нему, - У нас старое оборудование, еще времен Геба, когда он был здесь, на Земле, как потом Усир. Последнее время связи нашего поселения с центрами ослабели, уж очень мы далеко. А владыка Сет и вовсе про нас забыл. Но все, что у нас есть, действует. Меня обучала ученица самой Исет, дочери Геба, жены Усира. Я постараюсь вернуть вам зрение, я постараюсь. Надеюсь, что обойдусь своими силами.

- Никто не должен знать, - шепчет Гор, - Он думает, я мертв.
- Не беспокойтесь, у нас вы будете в полной безопасности, - произносит один из мужчин, и твердость, звучащая в его голосе, успокаивает Гора.

ГОРОД  В  ПУСТЫНЕ.

                Посланные на розыски возвращаются в оазис к вечеру следующего дня. Раненого, завернутого в покрывало, выносят из старенькой, обшарпанной, пыльной машины. Поселок (его название Кебху)  выглядит очень однообразно и бедно. Низенькие домики из кирпича-сырца. Непосвященному не придет в голову, что под землей под этими домиками – еще один поселок, большой и оснащенный многими особенными вещами. Там есть все и для того, чтобы оказать нуждающимся в этом людям врачебную помощь. Среди окруживших раненого людей отец Хатхор, Ра – такое имя было дано ему при рождении в честь дневного солнца и в честь первого владыки во вселенной, когда-то давным-давно жившего на земле, словно обычный человек. В жилах Ра текла уже только часть крови космических колонистов, ведь его отцом был их прямой потомок, а матерью уже землянка, в жилах же Хатхор, его дочери, чистой солнечной крови было и того меньше, но знания, которыми обладали переселенцы с далекой звезды, они все еще сохраняли в своей среде, имея пока что возможность пользоваться благами совершенной цивилизации солнечной расы.

              Раненого вносят во внутренние подземные помещения, озаренные искусственным светом. Его осторожно раздели, разрезая одежду, и опустили в мелкую ванну, чтобы смыть с него грязь и кровь. Его густые волосы, залепленные кровью и песком, тоже осторожно промыли, избегая трогать рану. Этому подобранному в пустыне человеку с изувеченным лицом, очень смахивавшему на страшилище в рваной, обгорелой и замаранной золой, песком и кровью одежде более-менее возвращен его прежний облик. Он высок ростом, широкоплеч, хорошо сложен, его тело поражает и своими размерами, и развитой мускулатурой. Кожа у него белая, волосы цвета спелой пшеницы с золотистым отливом. После купанья стали видны царапины, синяки и прочие мелкие повреждения на теле, которые были тут же смазаны мазью. Не до конца зажившая рана на ноге не вызывала тревоги, но также была тщательно обработана и забинтована. Затем его закутали в мягкую чистую ткань, и вот он лежит навзничь на узком длинном столе и вновь видит над собою черные глаза Хатхор. Его голову закрепляет ряд легких зажимов.

- Не волнуйтесь, - говорит Хатхор, - Не надо волноваться. Спите. Все обойдется.
              В ее голосе слышно волнение, от которого на словах она предостерегает своего пациента.
- Спите, - повторяет она с особым нажимом, и звук ее голоса отдается легким звоном в его ушах,  - Без снов. Отдыхайте.

              Но он пытается сопротивляться, борется с наплывающим по ее приказу затмением сознания, он иначе не может.
- Очень сильная воля, - слышит он издалека, будто из тумана, - Вообще очень сильный человек. С такой раной, истекая кровью, ползти через пустыню, бороться до последнего… Придется  ввести лекарство.
              Гор ощущает укол в руку, который кажется ему почему-то очень болезненным, вскрикивает, стонет – и будто падает в глубокий черный омут. И кажется ему, что долго, очень долго плавает он в этом омуте…

БУКЕТ  НА  ОКНЕ.

              Сухие веточки стоят в тонком прозрачном сосуде в проеме окна и среди них один-единственный цветок. Гор лежит на постели недалеко от окна и смотрит на маленький букет. Смотреть он может только в эту сторону, направо, одним глазом. Чтобы посмотреть в другую сторону, нужно повернуть голову, но это причиняет боль, и он старается не двигаться. Второй его глаз, вернее, то место, где он был, а с ним половина лица и головы, закрыты повязками. Он чувствует себя не слишком плохо, жара нет, только очень уж сильно он ослабел. Ему приятно лежать на удобной чистой постели в чистой рубашке с треугольным вырезом на груди, смотреть на этот наивный букетик в окне и ждать Хатхор.

              Вскоре она появляется, заходит с той стороны, где он может ее видеть, со стороны окна. Теперь Хатхор совсем другая, нежели в пустыне. Тогда покрывало скрадывало ее фигуру, маска прятала от взгляда лицо. Только черные глаза, не небесные глаза, земные, похожие на глаза тех земных женщин, что влились в семьи ее предков,  рожая от них, пришельцев дальних миров,  детей-полукровок, мог он разглядеть в то время. Теперь он видит ее всю, одетую в открытое белое платье, тесно облегающее ее точеную фигуру. Она молода и красива. Смуглые тонкие руки, стройные ноги в легких сандалиях, невысокая упругая грудь. У него было мало времени любоваться красотой женщин. Теперь этого времени хоть отбавляй.

              Хатхор ставит на столик у постели поднос, который держала в руках.
-  Я принесла вам еду, - говорит она, - Вам надо поесть, а потом вы отдохнете, и я сделаю перевязку.
              Ее взгляд, устремленный на него, приветлив и словно обволакивает теплом, а нежный голос ласкает слух, словно лучшая на свете музыка. Наверное, у нее есть муж, а не муж, так друг, а не друг, так жених… такая девушка не может быть одна. Надо спросить, но почему-то боязно.

              Она подсаживается к его кровати,  помогает приподняться, пододвигает столовый прибор. На одной тарелке круглая пшеничная лепешка – хлеб. Впрочем, в Египте хлеб называли иначе, слово «хлеб» имеет более позднюю, греческую основу, а ведь он древен, как мир, и как его ни назови, а все будет то же – запеченное кушанье из зерновой муки с водой и маслом, колдовство зерна, воды и огня.

- Поешьте, - говорит Хатхор ласково, - Помочь вам?
- Нет, благодарю вас, госпожа Хатхор. Вы достаточно кормили меня с ложки, как младенца.
- Мне нетрудно, у меня сейчас совсем мало работы. Только выхаживать вас, господин.
              Гор берет лепешку и подносит ее к лицу, прежде чем отломить кусочек.
- Отец рассказывал мне, как пахнет свежий хлеб на Земле. Он говорил, что у нас такого хлеба, как на Земле нет, на Земле хлеб пахнет иначе. Теперь я его понимаю.
- Я тоже люблю вдыхать аромат свежего хлеба. Да и кто же этого не любит.

              Она улыбается. Забывшись, Гор приподнимает голову и морщится. Она поспешно берет его за руку.
- Потерпите. Все это пройдет. Я дам вам лекарства.
- Не стоит, это не страшно. То ли дело было вначале. А теперь… пустяки.  Пустяки, - повторяет он. Если бы у нее не было мужа, друга, жениха и вообще никого. Впрочем, ее отец вряд ли захочет отдать ее ему - ему, беглецу, с таким-то прошлым и таким-то будущим.      

              Идут дни, медленные, однообразные. Раненый подолгу спит, подолгу лежит неподвижно, глядя на букетики в вазе на окне. Эти букетики меняются по воле Хатхор. Она любит подбирать разные травы и цветы для своих композиций. В комнате довольно прохладно, так как в ней время от времени работает соответствующий прибор, в то время как из окна, за которым слышны звуки обычной жизни поселка, тянет изнуряющее-жарким воздухом.  Впрочем, дом и все его помещения построены по местному традиционному образцу, который издавна был известен в этой засушливой знойной стране, еще до появления в ней пришельцев с далеких звезд, то есть таким образом, чтобы максимально защитить своих жильцов от дневного жара. Дверной проем под широкой аркой, ведущий во внутренние помещения, толстые стены из высушенных на солнце кирпичей, небольшие редкие окна, устроенные довольно высоко, да еще непременно особое дополнительное окошко на плоской крыше, улавливающее преобладающий северный ветер, несущий с далекого моря прохладу и свежесть. В таком доме недурно можно устроиться и без дополнительного вентилирования. Удобный, в меру комфортный дом, в котором приятно находиться в дневные и ночные часы, отдыхая от забот, оправляясь от болезней…

              Гор не думает о том, что с ним произошло, почти не вспоминает мать и отца. Все это временно отодвинулось на задний план его сознания, оберегающего его от ненужных сейчас волнений. Только спать, только есть и смотреть на цветы и девушку, приносящую их. Больше ничего. Набираться сил. Выздоравливать.

ИСТОРИИ  О  ПРОШЛОМ.

              Силы исподволь возвращаются к Гору. Он еще не встает, но по крайней мере меньшая часть его времени уходит на отдых. Хатхор по-прежнему почти постоянно находится рядом с ним, но теперь она не только ухаживает за ним, поит лекарствами, перевязывает, моет и кормит, оберегая его сон и всегда присутствуя при его пробуждении. Теперь она с ним беседует, не давая ему томиться в одиночестве от скуки и тоски. В разговорах они усвоили доверительный тон. О чем они только не переговорили! 

- Это правда, что ваша мать вырастила вас в болотистых местах, где река делится на протоки, прежде чем влиться в море?
- Нет, сказка. Землянам, наверное, хочется, чтобы их царевич вырос, вкушая земной хлеб, вот они и сочиняют такие небылицы. На земле Сет давно убил бы меня, здесь ему было бы очень просто это сделать. Я родился и вырос вдали от Земли, во дворце моего деда, на  нашей планете. Там меня растили, учили и готовили к роли мстителя и будущего властелина на Земле.
- Говорят, ваша мать кормила вас в младенчестве сладким розовым молоком.
              Он смеется:
- Не знаю, не помню.

              Гор, может быть, и не помнил, но почитатели его матери изготавливали ритуальный напиток под названием «молоко Исиды» именно розового цвета, - из коровьего молока с добавлением  в него в определенной доли сладкого фруктового сиропа, а наливали эту смесь в особые сосуды в форме женской груди - ситулы. Вероятно, они лучше знали, каково было истинное положение вещей.

- У нас рассказывают, что ваша мать сильно нуждалась в то время. Шутка ли - растить одной ребенка. Будто бы она даже просила подаяние…
              Хатор не осмеливается добавить, что в связи с этим поговаривают еще, будто Исиде приходилось торговать собой, чтобы заработать на жизнь себе и сыну. Вместо этого она говорит другое:
- У нас рассказывают еще, что, когда вы были ребенком, вас укусила змея, но мудрый Тот сумел вас вылечить и спасти от смерти.

- Тот, управляющий и секретарь при Великом Совете девяти? - Гор называет высокие должности Тота-Джехути, именовавшиеся в Египте как «чати» - управляющий, визирь и «сеш» - писец, - Да, он оказал мне и моим родителям большую услугу. Он и впрямь очень умен. Ему удалось раскрыть заговор сторонников Сета, целью которого было мое уничтожение. Мои няньки Уаджет и Селкет от меня не отходили. Селкет была опасная, как скорпион, а Уаджет хитрая, как змея, но этого оказалось недостаточно…

              История о том, как в болотах дельты маленького Гора пестовали змея и скорпион, позднее стала хрестоматийной. В пересказах уточнялось, что малыша также цапнула   либо змея, либо скорпион. Получалось, что одна ядовитая тварь ужалила, другая спасла. Селкет, которая могла убивать, а могла лечить и которую называли «дающая дыхание горлу» (когда яд скорпиона попадает в тело человека, тот умирает от удушья, Поскольку яд вызывает отек гортани – Селкет же из собственного яда могла изготавливать противоядие). По другой версии, Гора исцелила сама Исида, волшебница и лекарка. Так или иначе, но Исида изначально была связана со скорпионами – они ее защищали, они же исцеляли, когда другие их собратья пытались нанести ей зло, и она сама умела нивелировать последствия нападения тех из них, кто был ей врагом. В связи с чем Исиду называли «повелительницей скорпионов» и иногда для пущей ясности (которая на самом деле обернулась путаницей) изображали в виде скорпиона с головой женщины.

- Я тогда едва не погиб, - продолжал рассказывать Гор, - хотя знаю об этом только по рассказам – так я еще был в то время мал. Моя мать подняла крик на всю галактику. Тот вмешался, и благодаря ему все окончилось благополучно. Он наш друг, мы часто бывали в его доме, а он в нашем. В детстве я играл с его ручным павианом. И жену его Маат я хорошо знаю, хотя мне с нею, честно сказать, не слишком нравилось общаться. Она такая… правильная. Во всем у нее строжайший порядок и горе тому, кто его нарушит хоть чуть-чуть. И понятия о женских украшениях у нее какие-то странные, взять хотя бы это ее неизменное страусовое перо… Только Тот, наверное, и мог ужиться с нею. Правда, у нее обостренное чувство справедливости, и она готова ее отстаивать во что бы то ни стало, даже во вред себе. Она также, как и ее муж, всегда была на нашей стороне… Тот так велик, что мой отец называет его серебряным солнцем.
- То есть луной?
- Да, по земному получится, что луной. Настоящее-то солнце для всех - это наш древний пра-прадедушка Ра...
- Скажите, а вы его видели?
- Кого, пра-прадедушку Ра? Конечно. Но ничего в этом такого интересного нет. Старик, у которого слюна изо рта течет, а голова уже не совсем в порядке, вот и все.

              Гор рассказывает собеседнице о владыке Ра. Ему приходит на ум история о том, почему лицо его деда Геба безобразят размытые шрамы. Ожог был получен вследствие взрыва, произошедшего, когда Геб, тогда еще совсем молодой человек, унаследовавший после своего отца Шу престол в Черной земле, приказал открыть в своем присутствии золоченый футляр с прибором, разработанном еще при Ра для военных нужд, доставшийся ему в наследство и хранившийся в одной из восточных пограничных крепостей. Ра никому из своих последователей не пожелал открыть секретную информацию о том, как им управлять, известную ему лишь одному. Ра был уже очень дряхлым тогда, Геб решил, что старик обо всем забыл, между тем как его, Геба,  разбирало любопытство, а потому он решил действовать на свой страх и риск. Он считал, что справится, сумеет разобраться в этом единственном экземпляре грозного оружия. В результате все товарищи и слуги Геба, участвовавшие в эксперименте, погибли, а сам он был тяжело ранен, поскольку раздался сильный взрыв, взметнулось пламя…

              Земляне в своих преданиях позже рассказывали о том, что в золотом ящике, название и  назначение которого осталось для них тайной, находился в числе прочих предметов урей (уриус) - изображение кобры в угрожающей позе, которую Ра носил на  своем головном уборе, и вот этот урей оказался на деле живой, божественной змеей, и ее дыхание убило и покалечило дерзких…

              Врачи Сириуса, чрезвычайно искусные, могли бы вылечить раненого Геба так, что и следов не осталось бы от его увечья, но на Земле не оказалось необходимого сложнейшего оборудования, отправляться же к «Палящей звезде», покинув для этого свои земные владения, Геб отказался, так что полученная им в результате помощь не была квалифицированной, как того требовали создавшиеся крайне неблагоприятные обстоятельства. Шрамы навсегда остались на лице Геба, как напоминание о произошедшей по вине загадочного оружия Ра катастрофе, жертвой которой он стал.

              Впрочем, с творениями Ра, не только теми, инструкцию по использованию  которых он забыл или не пожелал передать своим преемникам, но также и с другими, которые он вручал сам, иногда даже в качестве дара, надо было всегда обращаться с большой осторожностью. Корона, получившая у людей название короны Атефа, преподнесенная Ра его правнуку Осирису незадолго до отбытия последнего на Землю, стала для Осириса источником немалых неприятностей.

              Теперь трудно установить, какой именно вариант этого таинственного головного убора стал подарком Ра Осирису. По одной из по крайней мере двух версий, ныне прослеживающихся по живописным и скульптурным художественным произведениям, корона Атефа походила на сложное замысловатое сооружение, состоящее из низкой круглой диадемы с эффектной надстройкой в виде трех вытянутых вверх округлых колонок, широких внизу и узких вверху, окруженных двумя вертикальными извилистыми лопастями с шестью кобрами по сторонам, держащими солнечные диски, - в иных же случаях это было подобие только одного высокого цилиндра, у основания имевшего окружность по размеру человеческой головы, а над головой резко сужавшегося раза в два и заканчивавшегося закругленным верхом, причем с боков цилиндра также поднимались две закрученные тонкие металлические пластины, а впереди красовалось устройство из двух распластанных волнистых лопастей, похожих на пару бараньих рогов. Именно в такой короне Осириса изображали на иллюстрациях к так называемой «Книге мертвых», позднем собрании заклинаний и прочих магических текстов. Увенчанной ею, он восседал на троне в зале загробного суда над вновь прибывшими душами.

              Одев прадедушкину корону, Осирис заболел – к вечеру у него страшно разболелась голова, причем при осмотре оказалось, что появились краснота и опухоль. Дело мгновенно дошло до гнойного воспаления. Возможно, по старости своей Ра запамятовал предупредить Осириса о некоторых тонкостях в использовании его коварного подарка. Ра был обескуражен и сам оказал юноше медицинскую помощь. Одним словом, владыка Ра был горазд на сюрпризы.

- Почему он не поддержал вас на суде?
              Хатхор имеет ввиду суд Великого Совета девяти, на котором рассматривали вопрос о возврате отцовского наследству Гору после того, как он повзрослел и мог быть признан совершеннолетним. В Совет входили все старшие и младшие члены семьи владыки Ра – сам Ра, его сын Шу с женой Тефнут, далее их сын Геб с женой Нут и их дети  Осирис, Исида, Сет и Нефтида.
              Совет во главе с Гебом заседал не в полном составе – Осириса и Исиду, как заинтересованных лиц, Сет убедил не допускать на заседание, а старика Ра не пригласили ввиду его крайней дряхлости, признаки которой заставляли предположить, что он уже выжил из ума и вряд ли будет полезен во время разбирательства дела. И почему люди на планетах Палящей живут так долго? «Для него века проходили, как годы». На Земле вопрос со стариками природа решает много проще  и, главное, быстрее. Нут, мать младшего, ныне перессорившегося поколения, не выносившая общих собраний, также не явилась. Правда, свой долг она все же выполнила, заочно передав суду свое мнение о том, что трон должен принадлежать Гору, но она действительно хорошо знала свою семью и нисколько не удивилась, когда ее слова пропали втуне.
 
              Исида, в отличие от матери не считая дело безнадежным и не желая пускать его на самотек, все же нашла способ попасть на так называемый Запретный остров, место сбора Совета (люди привязывали это место к резиденции владыки Ра и, делая земную проекцию,  говорили при этом о городе солнца, Инну-Гелиополе, где он обитал в бытность свою на Земле). Мало того, она, поменяв обличье, как она это блестяще умела делать, силой присущей ей в тот момент необычайной женской прелести (немалую роль в этом, вероятно, сыграл определенный аромат – в Египте издавна понимали в этом толк), вынудила Сета подтвердить, что отцовское наследство должно по праву принадлежать  сыну, признав тем самым самого себя вором.

              Но тут на собрание ворвался старик Ра и все испортил. Раздосадованный тем, что его обошли приглашением его собственные потомки, которых он так любил, что называл рожденными из своих слез, а также симпатизируя всеми ненавидимому Сету, почитая его за мужество и силу и считая его вину в убийстве Осириса недоказанной, он отклонил ходатайство родителей Гора о присуждении ему права на царский трон в Египетском царстве, основанном на Земле его родными, хотя председатель Геб, дедушка обойденного наследника, уже вынес приговор в пользу последнего. Гора старик Ра оскорбил отдельно, бросив ему в лицо, что рано еще ему, мальчишке, у которого молоко на губах не обсохло (другая версия произнесенной Ра фразы – «от которого пахнет кислым молоком»), занимать такой высокий и ответственный пост.

              Суд заседал долго – часов восемь по земному времени, но все его участники так устали, что казалось, будто он длился все 80 лет. И вот чем дело кончилось! Тогда Гор заявил, что все равно отправится на Землю, где и сведет счеты с Сетом. Исида решила его сопровождать и вместе с ним прибыла на место действия.
              А уж далее произошла битва, причем по стечению обстоятельств это была водная битва, и простор для нее предоставил Нил, хотя Гор всегда предпочитал  для боя воздушную среду, в которой он чувствовал себя как дома (да, он был птицей высокого полета).

- Очевидцы рассказывали, - вставила Хатор, - что вы бились как два огромных гиппопотама.

              Исида приняла в этом битве участие, однако настолько нелепое, что Гор до сих пор не мог вспоминать об этом без возмущения.

- Сначала она вздумала стрелять, не прицелившись хорошенько, испортила мой корабль и к тому же попала мне в ногу. Хорошо хоть, что не в голову. О чем она думала в это время? Затем она выстрелила уже прямо в аппарат моего проклятого дядюшки, снарядом, который наносит разрушения сразу же, как только попадет в цель, но при активизации своих дополнительных возможностей доводит эти разрушения до фантастических пределов, то есть после этого кроме мелких щепок ничего не остается. И вот тут у нее почему-то дрогнула рука, она замешкалась, а Сет сразу вышел на связь и разнылся о том, что он ее родной брат и все такое прочее. И она отключила взрыватель своего снаряда. Сет, конечно, воспользовался ее слабостью и тут же сбежал.

- Вы с нею поссорились после этого?
- Честно говоря, да. Она улетела к отцу, а я остался один, и, поскольку мне нужно было скрываться, я отправился подальше, в пустыню, и вот там Сет сумел меня обнаружить.  Остальное вам известно лучше, чем мне.
- Не думаю, что мать действительно предала вас, желая вам зла, - осторожно сказала Хатхор, - Вспомните, она ведь вылечила вас, когда вы как-то были ранены, - это была правда, и Гор кивнул в ответ, - Она просто не способна быть воином. Это удел мужчин.

- Я ведь чуть не выстрелил в нее, - помолчав, сказал Гор, - Сам не знаю, как я удержался. Это был страшный момент. А потом мне как-то привиделось во сне, как будто я все-таки убил ее. И вот она, то есть ее тело, лежит передо мной без головы, кровь из обрубленной шеи ручьем течет. А рядом стоит Сет, он хохочет и говорит: «Да она жива, взгляни». И я вижу, что мать уже на ногах, но только вместо человечьей головы у нее голова коровы. Коровы! Надо же такое… Я еле проснулся.

              Хатор заподозрила, что молодой человек слишком разнервничался в связи с этим повествованием, и испугалась, как бы ему не сделалось хуже, а потому не стала больше высказываться по поднятой теме и тем более пытаться разобраться в его фантастическом сновидении, к тому же ведь толкователей снов и в те давние времена было хоть пруд- пруди, а вот наука психология среди других наук отсутствовала, и Фрейд еще все равно не появился на белый свет, так что компетентно разобраться в образах, рождаемых подсознанием человека, было, по существу, и некому. Однако через несколько лет, рассказывая своим детям, родившимся у нее к тому времени, сказку, Хатхор живописала так:
- И тогда герой Сокол разгневался на свою мать, которая предала его, и отрубил ей голову, но злой Властелин чужих земель взял голову коровы и поставил ей на плечи, и она ожила, а она ведь была волшебница, детки, и потому сумела вернуть себе свое прежнее обличье…

              Не лишним будет здесь заметить, даже немного забегая при этом вперед, что образ самой богини Хатхор – поскольку в представлении землян и она однажды стала богиней – этот образ также прочно связался с образом коровы, и в нем ее изображали как кормилицу царевичей, а в храмах, посвященных Хатхор, устанавливали колонны с капителями, украшенными ее скульптурными портретными изображениями, с человеческим лицом, но с прелестными коровьими ушками, выглядывающими из  пышной прически. Кроме того, в человеческой ипостаси голову Хатхор венчал убор в форме коровьих рогов, между которыми заключался диск солнца, - в память о древних временах, когда небесная корова с пестрой, звездной шкурой родила солнце. Иногда этот характерный убор у нее заимствовала и сама Исида, вероятно, в память о том, что вследствие своей роковой ошибки едва не потеряла (а согласно некоторым мифам потеряла на самом деле) свою человеческую голову в обмен на любезно предоставленную ей Сетом коровью.
    
              При следующей беседе Хатхор избегает касаться взволновавшего молодого человека предмета, да и он не стремится возвращаться к тягостным для него воспоминаниям и довольно удачно переходит к другим. Он рассказывает девушке про забавного карлика, который жил в доме его родителей во время его детства и был одновременно и его второй нянькой, и телохранителем, и товарищем для игр, и их добровольным и удивительно терпеливым и покладистым объектом.
              Это существо не принадлежало к человеческому роду, Осирис привез его из своих путешествий по галактике в виде своеобразного подарка сыну. У Беса (так его прозвали) была большая голова, толстый живот, кривые коротенькие сильные ноги, большие руки и, - представьте себе только! – хвост. Да, да, длинный хвост.
              Карлик освоил несколько слов из речи людей, научился весьма недурно играть на некоторых музыкальных инструментах, в частности пользоваться систром, любимым инструментом Исиды, и обитатели дома очень привыкли и привязались к нему, а он платил им тем же. Родители Гора даже позволяли ему ночевать в их спальне, подобно комнатной собачке или кошке. Он хранил их покой, устроившись на полу где-нибудь в уголке.
              Однажды Исида, играя с сыном в присутствии и при участии Беса, смастерила последнему высокую корону из пышных перьев. Этим подарком доброй царицы карлик очень дорожил и никогда с ним не расставался. Правда, у Беса обнаружились черты натуры, которые изредка причиняли окружающим некоторое беспокойство. Служанки стали жаловаться Исиде, что карлик подсматривает за ними, любит примоститься рядом с кем-нибудь из них на кровати и затевает при этом не совсем приличную возню…
              Исида решила было выдворить карлика вон из жилых покоев, но дело разрешилось неожиданным образом - для Беса нашлась подружка. Люди поудивлялись ее странному выбору пары для себя, а потом, как это всегда бывает, забыли и привыкли. Девушку стали называть по имени карлика – Бесет. Она была, естественно, выше своего толстячка-мужа и иногда носила его на плечах, а он сидел, с довольным и гордым видом глядя на всех со своего живого трона сверху вниз, удобно опершись руками ей на голову. Надо сказать, что никакого смущения перед окружающими Бесет не испытывала, а другим женщинам говорила, что им бы такого мужичка, у которого кое-что в руку толщиной и никогда не устает…

              И много веков изображения смешного неуклюжего доброго Беса продолжали украшать собою спальни, ванные и туалетные комнаты, подставки с месяцеобразными изголовьями для спанья, полки для одежды и шкатулки для украшений, светильники, ожерелья, зеркала и сосудики для косметики, а его роль няньки и стража маленького Гора вызвала к жизни целую серию охранительных стел – прямоугольных каменных плит разного размера, от больших и тяжелых до маленьких, величиной в ладонь - все с закругленным верхом, покрытые магическими заклинаниями против разной нечисти, на которых неизменно присутствовал один и тот же сюжет: стройный обнаженный мальчик с пышным детским локоном на правой стороне головы, твердо и уверенно стоящий на головах двух крокодилов, сжимающий в сильных ручонках всяких там змей и скорпионов, животных зла, а над ним – доброе широкое лицо (или, лучше сказать, морда?) верного бдительного Беса с толстыми круглыми, как яблоки, щеками и отвислыми губами, обрамленное редкой бороденкой. Эти разновидности рельефных резных икон хранили в доме, ставя их на домашние алтари или в спальнях, поблизости от постелей…
              И будут гадать ученые люди, после череды прошедших тысячелетий разбирая обломки прошлого на развалинах былых цивилизаций, как мог затесаться в пантеон прекрасных, стройных, изысканных богов и богинь древней загадочной страны плодородной Нильской долины этот удивительный хвостатый уродец в высокой тиаре из пучка стоячих перьев.

ВОЛШЕБНЫЙ  ГЛАЗ.

              …Еще через  несколько дней  Гор начинает садиться в постели, затем вставать. Похудевший и осунувшийся, прихрамывая, он добирается и до окна, глядит одним глазом на улицу, на стену соседнего домика. Он находится в доме отца Хатхор, не в подземной палате, где лежал вначале. Здесь вольнее дышится. Правда, еще несколько раз его относили вниз, и вновь он лежал на узком столе, интуитивно, по своей упрямой натуре противясь гипнотическому приказу погрузиться в сон и все-таки погружаясь в него вследствие действия особого снадобья, и во время этого сна Хатхор раскрывала его рану и, собрав все свои знания, трудилась над его пустой глазницей. В результате предпринятых усилий ей удалось заменить потерянный глаз искусственным, который был спроектирован и изготовлен к этому времени другими жившими в оазисе специалистами. Она говорит, что этот новый глаз будет видеть даже лучше прежнего, только для окончательного заживления раны должно пройти некоторое время. Что ж, подождем.

              Приходит и этот день. Хатхор, волнуясь, снимает повязки.
- Этим глазом надо научиться пользоваться. У вас может закружиться голова. Но потом вы привыкнете.
              Гор видит туман, затем все предметы переворачиваются вверх ногами. Хатхор советует ему прикрыть здоровый глаз ладонью. Он так и делает. Предметы яснеют, но все еще висят вниз головой. Он видит опрокинутую смеющуюся Хатхор.
- На сегодня довольно, все наладится постепенно.

              Вскоре он привыкает. Затем выясняет, что по своей воле может зрительно удалять и приближать к себе предметы. Он может разглядеть на большом расстоянии мелкие вещицы вроде иголок и точно сосчитать, сколько их. Но это еще не все. Глаз способен видеть в полной кромешной тьме, а также через препятствия, имеющие довольно значительную толщину и плотность материала, например, через стены. С его помощью Гор обрел способность без труда читать запечатанные послания и тексты. Чудесно! Хатхор дает ему зеркало. Шрамы на веке, лбу и щеке еще видны, но лекарка уверяет, что они разойдутся полностью. Новый глаз отличается от прежнего. Глазное яблоко и радужка другого цвета. Здоровый глаз у Гора голубой, а вставной похож на кусок льда и блестит, как драгоценность. Видно, что он искусственный. Работа зрачка поражает своей филигранной точностью.

- Это вас не уродует, правда, - говорит Хатхор, - У вас красивое лицо. С этим глазом оно просто стало… своеобразнее.
              Она довольна.
              Она считает, что в повязке больше нет нужды. Кроме того, молодому человеку разрешена физическая активность. Пора восстанавливать силы и сноровку. Как непослушно тело после долгой болезни. Тяжело, но делать нечего. С трудом выполняются первые гимнастические упражнения, затем дело медленно начинает идти на лад. Какое это наслаждение – вновь ощущать себя здоровым, полным сил и жизни!

ХАТХОР.

              Хатхор следит за самочувствием своего пациента. Надо решиться. Он уже почти здоров. Вскоре она все реже и реже будет бывать с ним, а затем и вовсе отдалится.
- Госпожа Хатхор, - произносит он однажды, обращаясь к девушке, - Я никогда не спрашивал вас. Замужем ли вы, просватаны?
- Нет, - говорит она с запинкой, - Моя мать, местная уроженка, смеялась надо мной и моей сестрой Сехмет, она говорила, что мы взрослеем медленнее, чем настоящие дочери Земли.
- Выходите за меня замуж, госпожа Хатхор. Позвольте мне поговорить об этом с вашим отцом.
- Вы предлагаете это мне от того, что обязаны мне? Я вылечила вас, вернула вам зрение.
- Я полюбил вас. Мне нечего предложить вам, кроме моей любви. Я царевич, но у меня нет царства. Мои враги и друзья считают меня умершим.
- Разрешат ли вам взять меня в жены?
- Мне не у кого спрашивать разрешения.
- А владыка Ра? Он ведь решает в вашей семье такие вопросы. Он даже чуть было не развел вашего деда с вашей бабкой.

                Хатхор имеет ввиду запрет, который старый Ра наложил на семейную жизнь Геба и Нут, устав от их бесконечных ссор и пересудов по этому поводу. Одна из историй повествует, будто Геба раздражала привычка Нут… глотать звезды. Причем она сама же их производила, а затем сама же употребляла в пищу. Согласно другому рассказу, прелестная Нут была довольно легкомысленная особа, и кого только не приписывали ей в любовники. Ра приказал следить за исполнением своего приказа отцу неуживчивых супругов – Шу. Однако хитрый Тот, также числившийся у Нут в поклонниках (поговаривали даже, будто Исида – это его произведение, весьма удачное, надо сказать), поймал Ра на слове и надоумил супругов, как им быть. Ра наложил запрет на весь земной год. Геб в то время жил на Земле, куда позднее в свой черед отправились их дети, а красавица Нут не пожелала прозябать в дикой колонии и прилетала к мужу время от времени, навещая его, - она, богиня неба, облаченные в синие одежды (так как больше всего любила синий цвет), с украшениями из золота и лазурита, к нему, земному царю, всегда ожидающему ее в своих владениях, тоскуя в разлуке, вожделея и веря.

              Священный год, начинавшийся с предсолнечного восхода Сириуса, состоял из 12 месяцев по 30 дней каждый и насчитывал соответственно 360 дней. Однако Тот-Джехути, которому по праву был посвящен первый месяц календаря, высчитал, что этот расчет имеет погрешность, -  в распоряжении людей до завершения полного годового цикла находятся еще 5 дней дополнительно. (Остроумная история повествует, что эти дни Тот «выиграл» у Луны в шашки.) Красавица Нут была ему очень признательна. Благодаря этим 5-ти дням на свет и появились Осирис, Сет, Исида и  Нефтида. При этом порядок, в котором родились дети Нут, был впоследствии, похоже, утрачен. То есть сама-то мама, разумеется, знала, кто из ее детей старший, а кто младший, но сторонние наблюдатели в этом путались. Одни говорили, что Осирис, безусловно, родился первый и по праву первородства ему и суждено было стать царем, но и у Сета находились сторонники, утверждавшие, что это не так. Сначала эту идею выдвинул сам Сет – либо  лил воду на собственную мельницу, однако, может быть, в этот раз он не лукавил и говорил правду. Недаром же право на престол передавала владычица трона Исида, она была решающим фактором в этом деле: чья Исида, того и трон.
              Нут дала каждому из пяти счастливых дней имя одного из своих детей, даже Сета не обделила, хотя его рождение обошлось ей недешево: Сет родился не вовремя и нанес своей матери при рождении травму. Он слишком торопился на белый свет и не мог не применить свою силу. Один из дней Нут позднее посвятила Гору (из-за этого посвящения Гора иногда ошибочно называли ее сыном, а не внуком).

              Рождение всех пяти богов люди отмечали в особые праздничные дни (эти дни впоследствии стали называть по-гречески «эпагоминальными»), не принадлежавшие ни к одному из 12-ти месяцев года и образующие самостоятельную пятерку в конце летнего сезона Шемут – и в конце всего года. Согласно современному календарю они приходились на июль-август. Первый эпагоминальный день традиция закрепила за Осирисом, далее в нетвердом порядке следуют Гор и Сет (или Сет и Гор), а вот четвертый день принадлежит по всем данным Исиде (четверка стала ее особым числом и считалась счастливой). Нефтиду чествовали в пятый день праздников.

              Однако Тот, видно, выиграл у Луны чуть больше света, чем было нужно, поэтому за четыре года накапливалась погрешность – еще целый день, прозванный «прыгающим». 
              В сказочных преданиях некоторых народов туманно упоминается иногда таинственный «лунный» день, наступающий однажды летом (в Древнем Египте Новый год наступал именно летом, отголоски обычая не забылись до конца). Вероятно, имеется ввиду тот самый дополнительный день, призванный привести земное летоисчисление в соответствие с его истинной, определенной движением солнца и звезд мерой. Это особый, волшебный день, когда, по убеждениям магов, соприкасаются между собой параллельные миры, концы и начала времен, и невозможное становится возможным.

              Древнеегипетский календарь признается великим изобретением. Он имел только один недочет: не учитывал ежегодно набегающие четверть суток, за четыре года образующие этот самый шестой, добавочный, «прыгающий» день.
              В современном нам календаре этот день добавляется к одному из месяцев каждые четыре года, благодаря чему принятый официальный календарь и календарь астрономический, или тропический, всегда идут в ногу друг с другом.
              Египтяне знали о добавочном дне, но не вводили систему високосов. Их календарный год считался священным, а правители, вступая на престол, приносил клятву не менять его длину. В результате год получил прозвище «хромого», поскольку с каждый новым пройденным астрономическим годом священный год сдвигался относительно звезд на один день. За десять лет погрешность составляла 4 дня, за сто лет – 40 дней и так далее, пока цикл смещений не завершался через 1460 лет, образуя великий год Сириуса. Эту редкую дату принято было отмечать как большой религиозный праздник.
              Однако не следует думать, что в связи с этим датировка событий по священному календарю была неправильной и становилась все неправильней с течением времени, прошедшего с момента естественного совпадения двух календарей, священного и астрономического. Ученые люди аккуратно производили соответствующие перерасчеты, так что лето оставалось летом, а зима зимой, и если какой-нибудь старинный документ, к примеру, утверждал, что такой-то царь выступил в поход именно во втором месяце сезона Шемут, то имелся ввиду обычный срок окончания сбора урожая, а не иное время гола (именно в сезон Шемут начиналась деятельность, не связанная с сельским хозяйством – строительные работы и военные кампании, поскольку люди больше не были заняты на полях целых полгода, до следующей жатвы после следующего разлива Нила). Конечно, это был запутанный и трудоемкий способ датировки, но там, где речь шла о поддержании традиций, египтяне трудностей не боялись.

              На реформу календаря посмел решиться  только просвещенный правитель из поздней греческой династии, Пролемей III Эвергет, однако успеха это начинание не возымело.
              Только утратив политическую независимость, уже на пороге новой эры, Египет вынужденно смирился с принятием нового, юлианского календаря, разработанного на основе древнего священного египтянином Сосигеном из Александрии по приказу Юлия Цезаря. Юлианский календарь включал в себя удобную систему високосов, однако в конце концов для приведения в соответствии с накопившимися за века погрешностями понадобилась новая календарная реформа, и тогда появился григорианский календарь. Но проблемы, с которыми люди столкнулись при использовании юлианского календаря, просто мелочи по сравнению с проблемами, оздававшимися священным календарем древних египтян.

- …Разрешит ли владыка Ра заключить со мной брак? – повторила свой вопрос, адресованный к осмелившемуся посвататься к ней молодому человеку, Хатхор.
- Ра не захотел поддержать на суде мои права и тем самым предоставил меня собственной участи, - говорит Гор, отвечая девушке, - Вы будете госпожой моего дома, его хранительницей.
- Что ж, - Хатхор пожимает плечами, - Поговорите с моим отцом.
- Как вы поступите, если ваш отец согласится?
- Поступлю согласно его воле.
- А если он откажет мне?
- Тогда… тогда я не послушаюсь его.

              Древние обряды бракосочетания разнятся у многих народов, но, кажется, у всех без исключения радостное событие принято было отмечать веселым обильным пиром. Многолюдно и шумно в доме отца невесты, на дворе и на улице также толпятся люди. Гор и Хатхор одеты в праздничные одежды, белые, как песок на полдневном солнце. Впрочем, дело тут не только в свадьбе. Египет – страна белых одежд. Египтяне оставляли цвет своей льняной одежды белым и изощрялись в методах переплетения нитей… Венки возлежат на головах жениха и невесты. Они так молоды и красивы. И люди, глядя на них, радуются их молодости и красоте, их любви. Участники праздника смеются, угощаются, танцуют, разговаривают между собою. Они сочувствуют сыну предательски убитого Осириса, осуждают «Владыку чужих стран, владыку пустыни», злого и безжалостного. 

- Гор-сокол находился в пустыне один, и тогда на него напал Сет и вырвал ему глаз. Хорошо, что Хатхор сумела вылечить его. Она закапала ему в глазницу молоко волшебной газели.
- Гора ждет новая битва.
- Гор одолеет. Сет могуч, но у него все-таки ослиная голова.

              Бог пустынь рыжеволосый Сет действительно часто изображался с головой зверя, имеющего вытянутую морду и длинные уши, в котором с некоторой натяжкой признают осла, но как зародился этот образ по отношению к нему, неизвестно, - может быть, в его основе лежит обыкновенная карикатура, какой дразнят врагов на расстоянии, употребляя смех как психологическое оружие?
 
- …Почему ты загрустила, любимая?
- Сейчас мне хотелось бы знать, что ждет нас впереди.
- Только хорошее.
- Хорошее. Значит, теплый уютный дом, в котором живет любовь и смеются дети. У нас ведь будут дети?
- Я хочу, чтобы у нас было много детей.

              Эзотерическая традиция приписывает Гору четырех сыновей - «четверо молодых, сидящих в тени одного великого». Вот их имена, как их произносили много позднее жители времен уже династического Египта: Хали, Дуамутеф, Кебексенуф, Амсет. Священные животные каждого из них, с головой которых они изображались в виде скульптур и на фресках, соответственно – бабуин, шакал, ястреб. Амсет, старший брат, оставался всегда в полном человеческом обличье. Каждый из них также олицетворял одну из сторон света – юг, север, запад, восток.
              При этом в городе Бехдет (ныне Эдфу), в верховьях реки, вместе с Гором почитались его жена Хатхор и их сын, Гор-Сематауи.

- Я наполовину землянка, а мои дети будут еще более земными и еще менее небесными. А если однажды так случится, что ты улетишь и не сможешь возвратиться? Как Усир, твой отец? И я, и мы останемся одни, без тебя.
- Я никогда не покину Землю и тебя, что бы ни случилось. Здесь мой дом. Здесь моя возлюбленная.

НЕВЕСТА - СКОРПИОН.

              Повести о злоключениях молодого наследника, изобилующие различными подробностями, со временем переплетались между собою. История знакомства Гора и Хатхор и их брака в пересказах имела варианты. Согласно одному из них, Гор не просто встретился с Хатхор в пустыне – она в то время была скорпионом, но, плененный красотой отшельницы, он все же женился на ней, и, будучи ужален строптивой невестой, не только не погиб от ее яда, но сумел обратить его себе на пользу и только стал здоровее, исцелившись от своих недугов, а сделать это ему удалось потому, что Исида передала сыну свои тайные знания о врачевании, позволявшие сделать из яда противоядие и лекарство. Покоренная любовью молодого супруга, девушка-скорпион была расколдована и превратилась в ту нежную ласковую красавицу, которую и разглядел в ней Гор. Наверное, в этом ему помог его волшебный глаз. Хотя волшебного глаза у него тогда еще не было, и он получил его от Хатхор, которая сделала лекарство для его раны из молока газели. И скорпионом она тогда не была. И никогда, кажется, не была. Это ведь Исида – владычица скорпионов. В общем, запутанная история.    

Самку скорпиона Селкет, входившую в четверку богинь-охранительниц (Исида, Нефтида, Нейт, Селкет) и в связи с этим также снабжавшуюся с крыльями (все эти богини в роли защитниц имели крылья), изображали в образе женщины со скорпионом на голове или в виде скорпиона с головой женщины, увенчанной тиарой в виде рогов с диском солнца (или, по другим данным, - луны) между ними.

Рогатая корона с диском светила принадлежала традиционно Хатхор, но со временем ею также начала увенчиваться Исида. В результате «владычица скорпионов» Исида и Хатхор, олицетворявшая «дом Гора», то есть небо (он ведь был соколом), стали стали не то чтобы путаться между собою, но перенимать друг друга некоторые черты,  и то, что относилось к Исиде – в частности, ее связи со скорпионами – перешло к Хатхор. Отсюда и легенда о том, что Хатхор познакомилась с Гором в образе скорпиона и подвергла жениха смертельному испытанию, заставив преодолеть   ядовитую составляющую этой ее ипостаси. В образе скорпиона Хатхор сливалась с Селкет – ведь скорпионом-то была именно Селкет. Хатхор в образе скорпиона с рогатой тиарой на голове иногда называют Табитит-Селкет. 

На небесах при этом обитал звездный Скорпион – уж Селкет ли то была, Исида или Хатхор –  и самая крупная и яркая, имеющая красный цвет звезда – это око Скорпиона (греческое название звезды – Антарес).   

ПОСЛЕДНЕЕ  ВРЕМЯ.

- Тогда звезды Саха находились совсем низко. И после потопа настало Первое время, наше время. А когда звезды снова поднимутся совсем высоко, наступит Последнее время. И все повторится сначала. Гибель всего живого, потеря всех достижений мысли.
              Хатор имела ввиду наинизшую и наивысшую точку большого цикла подъема  звезд Пояса Ориона.

- Поэтому так важны знания о движении звезд, они подскажут, чего надо опасаться, чего ждать и когда, чтобы можно было подготовиться, спастись.
- Все спастись не смогут.
- Да, только некоторые, но все же.
- А если эти знания о движении звезд, которыми мы располагаем сегодня, окажутся утраченными?
- Почему это вдруг?
- Ты сам говорил мне, будто бы Ра уже сокрушался не раз, что Земля мало годится для того, чтобы переселить на нее большое количество людей. Значительная удаленность от цента. Глобальные, запрограммированные во времени катастрофы. Тяжелые условия жизни, сила притяжения, климат…
- Да, у Ра появились сильные сомнения, продолжать ли дело колонизации на Земле. И у других тоже.
- Вот видишь. Люди на Земле могут вскоре остаться одни, без помощи со стороны. Они еще не готовы воспринять науку, которой владеет наша раса, а нас здесь так мало, что мы вряд ли сумеем что-то в этом изменить. Все забудется. И это была лишь одна катастрофа, которую часть людей кое-как, но сумела пережить. А ведь произошла когда-то и предыдущая. Значит, возможна и последующая…
- А что ты слышала о предыдущей катастрофе?
- Тогда свирепая львица по приказу Ра, разгневавшегося на человечество, переставшее почитать его, пожирала людей, пила их кровь и все не могла напиться. А потом Ра удовлетворился совершенной местью, задумал спасти оставшихся пока в живых людей, устроил потоп и напоил его водами львицу, и она заснула, и забыла о жажде крови, и пришел мир и покой.
- Глубокие сведения, достойные дочери солнца! Откуда ты их взяла?
- У мамы.
- У мамы! Ты-то должна была бы знать, что уж владыка Ра тут никак ни при чем, и что никакой львицы и в помине не было. И что касается наводнения, то Ра к этому руку тоже не прикладывал. Под увеличивающейся тяжестью ледяных шапок на полюсах, с учетом геомагнитной инверсии полюсов и в сочетании с другими действующими факторами Земля наклонилась по своей оси больше, чем обычно, земная кора сдвинулась, льды переместились ближе к середине планеты и стали таять, заливая всю Землю и губя на ней жизнь в то время, как другие части прежде находившихся в теплых широтах  материков попали в зону холода и все живое на них также погибло, только уже от мороза. 

              В первую очередь Гора растили и воспитывали, как воина, потому что только в битве он мог вернуть себе свое наследственное достояние – престол Черной земли и свести счеты с врагом своей семьи, причем тренировал его непосредственно отец, оставляя ради этого другие свои дела (воспитание детей требует немалого времени). Ему крепко вбивали в голову его первоочередное предназначение, так что, когда однажды отец в качестве небольшого экзамена поинтересовался у него, что он считает для себя самым прекрасным на свете, Гор, тогда еще мальчик-подросток, не успевший расстаться со своим надоевшим ему до смерти к тому времени детским локоном, без запинки ответствовал, что, разумеется, отомстить за отца и мать, которым причинили зло. В другой раз во время совершенно безобидной беседы с отцом на зоологическую тему он удивил и обрадовал его решительно высказанным предпочтением коня льву: сила льва, по его мнению, была более необходима в защите, а быстрота коня  во время преследования обращенного в бегство врага.
- Да ты совсем готов для борьбы, - и с гордостью, и с грустью сказал тогда Гору отец, и Гор хорошо запомнил и сами эти слова, и ту интонацию, с которой они были произнесены.

              Однако заботливые родители Гора побеспокоились также и о том, чтобы его образование было разносторонним, развивая его не только физически, но и умственно, - ведь будущему правителю, чтобы соответствовать своему высокому предназначению, мало быть отличным воителем, умеющим одерживать победы в боях с врагами, - ему нужно еще стать образованным человеком, способным руководить делами в стране на должном уровне.
              И вот теперь Гор почерпнул свою несколько замысловатую, относительно ученую речь из своих школьных работ времен отрочества, всплывших в его памяти почти без искажений благодаря тому, что когда-то он старательно затвердил изучаемый предмет назубок, прямо в соответствии с известным требованием учителей всех планет, времен и народов о том, что следует, дескать, таким образом усваивать и заучивать преподанный материал, чтобы вспомнить его даже среди ночи спросонья по первому требованию. Гор был прилежным учеником, хотя и не предполагал, что в роли экзаменатора, который пристанет к нему с расспросами именно среди ночи и спросонья, однажды выступит не кто-нибудь, а его жена. Однако Хатхор, выслушав его, тем не менее не пожелала ему внять.

- Мама говорила, что в львицу обратилась дочь Ра, которую звали Хатхор, как и меня, по приказу своего отца, - упрямо высказалась молодая женщина в ответ на ученую речь своего мужа, ничуть не смущаясь тем, что в ее словах по-прежнему сквозило лишь суеверие, никак не вязавшееся с ее принадлежностью к лучшей, цивилизованной части общества.
- У Ра никогда не было и нет такой дочери.

              Хатхор беременна. Она боится за будущее ребенка, а потому ей и приходят на ум такие страшные вещи. Гору стоит большого труда успокоить взволнованную жену. Ласки на нее не действуют, уговоры тоже. Вот и сейчас она вдруг проснулась, и вся дрожит и плачет, и сокрушается о том, что будет, то есть что возможно будет еще только когда-то… Гор исчерпал все аргументы, которые пришли в его голову в такой неподходящий для дискуссий час. Зевая, он соображает, что бы такое придумать еще. Желая переключить ее мысли на что-нибудь другое, он напоминает ей, как она нашла его в пустыне, а он не подпускал ее к себе, заподозрив в ней подосланного Сетом убийцу. Для него это теперь смешное воспоминание, но Хатхор относится к данному эпизоду иначе, и Гор с досадой осознает, что только еще больше осложнил все дело.

- Видел бы ты себя тогда со стороны! А как ты стонал и заговаривался…
- И вообще, дорогая, - произносит он, отчаявшись сказать еще что-либо умное или хотя бы забавное, а потому говоря что попало, - Человеческая жизнь на земле – штука, к сожалению, короткая, так что нашим детям и детям наших детей можно жить спокойно. До будущей катастрофы они просто не дотянут.

              Но Хатхор и тут не согласна. Тысячелетия земного времени не кажутся ей такими уж длинными. Она не видела Первого времени, не увидит и Последнего, но боится всерьез.

- Послушай, почему бы все же не поверить, что все будет хорошо? Почему все обязательно должно быть плохо? Давай разберем самый скверный вариант и посмотрим, насколько он проигрышный. Допустим, связь между Землей и выходцами с нашей планетарной системы прервалась навсегда. Люди не успели выйти из примитивного состояния, не смогли перенять даже то, что им досталось в наследство от нашей развитой цивилизации, которая пыталась пустить здесь корни, но не преуспела в этом. Они остались одни, без помощи и содействия извне. Но, во-первых, мыслящие существа не могут не развиваться интеллектуально. Их общество накопит знания и опыт, достаточный для того, чтобы познать окружающий их мир во всей его полноте. А кроме того, ничего не проходит бесследно. От нашего пребывания на Земле тоже кое-что сохранится, и навечно. Вот хотя бы пирамиды. Они, конечно, построены в первую очередь с утилитарной целью, но ведь это достаточно сложные и, можно сказать, многоплановые сооружения. Их расположение на плато Ростау повторяет фрагмент карты звездного неба, а именно – расположение трех звезд пояса Саха на момент их строительства. Если люди сумеют сообразить это, они высчитают, когда их возвели, затем задумаются, кто это сделал, в связи с чем и для чего. К тому времени они изучат и спутник Земли, Луну, и обнаружат на ней наш бывший вспомогательный плацдарм, повторяющий своими сооружениями план застройки в Ростау. А далее, возможно, осмыслят и скомпилируют всю сохраняемую земными и лунными пирамидами различную информацию в целом, и…
- И что?
- И примут надлежащие меры, необходимые для защиты человечества от  новых катастроф и  бедствий.

- Но ведь пирамиды воздвигали не для этого. Кто же станет тратить столько времени, сил и средств на какие-то послания, обращенные в неизвестность. Это непрактично, - возразила Хатхор.
- Одно другого не исключает, - отпарировал Гор.

              Хатхор молчит. Ясно, она никогда не думала о пирамидах в этом аспекте.      
- А пирамиды построены прочно?
- Отец строил! – произносит Гор таким тоном, что дальнейшие сомнения кажутся вовсе беспочвенными и вообще просто неприличными.

              И Хатхор наконец успокаивается и засыпает, положив головку на грудь мужа. Она спит крепко, и ей снятся пирамиды. Они такие огромные, они такие мощные, их вершины уходят под самые небеса, а основания прочно опираются на землю. Солнечные лучи отражаются от их полированных граней, облицованных плитами белого известняка, снопами сверкающего света. Пирамиды пройдут сквозь время и, возможно, действительно подскажут ее далеким-далеким потомкам, в каком направлении нужно смотреть, и обернутся для них подспорьем в деле накопления и освоения знаний, необходимых, чтобы  выжить назло всем катастрофам, в критический момент их земного бытия.
             А Гор еще не спит, но перед его мысленным взором тоже стоят творения  замечательных мастеров с его родной планеты, и он думает о том, что, вероятно, их стоило возвести хотя бы для того, чтобы маленькая земная женщина обрела благодаря им душевный покой в эту ночь, потому что в хрупком теле этой женщины зародилась и зреет новая жизнь, продолжение их с нею жизней и, в глобальном масштабе, продолжение жизни всего человечества в целом, - а что может быть важнее этого.

              Древние греки, первыми поведавшие миру о некогда великом и загадочном царстве на севере Африки, употребляли при рассказах о диковинных сооружениях на плато Гизы слово «пирамида». По некоторым данным, оно созвучно со словом греческого языка «пирамос», что буквально означает соответствующее геометрическое тело, но в то же время этимологически связано со словом «пир» - «огонь» (возможно, имеется ввиду  остроугольная вершина пламени), а также со словом «пира» - погребальный огонь и, в переносном значении, «могила». Пшеничный хлеб пирамидальной формы также назывался этим словом. Однако в греческих этимологических словарях будто бы утверждается, что слово «пирамос» египетского происхождения… Так что, по одной из версий (или по одной из легенд), название строений с квадратом в основании и четырьмя треугольными гранями, сходящимися к одной вершине, проекция которой на основание располагается точно посередине последнего, родилось одновременно с их созданием в глубокой древности, и назвали их так никто иные, как те, кто их же и построил.

              Правда, по другим данным выходит, что слова «Pi – rem – us», от которого произошло название «пирамида», в древнеегипетском языке не существовало, а свои пирамиды египтяне именовали «mer» («мер»). Это слово было записано так же, как египтяне записывали все слова своего языка – без употребления гласных, то есть «mr». Гласная «е» между известными согласными – вынужденное порождение наших времен, она условна. Согласная «m» образует слог, означающий «место» или же, как ни странно, «инструмент», а «r» – это вообще глагол, переводимый как «возноситься». Получается, что пирамида – это «место и средство для вознесения». 
              Три великих пирамиды на плато Гизы образуют на земле карту трех звезд пояса созвездия Ориона, но если начертить мысленные линии через их юго-восточные углы, а также учесть положение Сфинкса и соединить его с южным основанием средней пирамиды (по этой линии движется над плато солнце в дни весеннего и осеннего равноденствий), то получится иероглиф «акхет» – «горизонт». Одно из древних имен великой пирамиды – Та Кхут Акхет (Свет горизонта). Земные врата на небо назывались «Ростау»  – отсюда происходит первоначальное наименование плато, несущего на себе свой гигантский загадочный груз.

              Впоследствии наименование «Ростау» стало означать также одно из четырех основных теологических течений (школ), сформировавшихся в Египте, и в этом случае оно приобрело смысл как «горизонт духов». Снова горизонт. Центр этого течения находился в Инну, городе Северного Столпа или, иначе, Городе солнца (Гелиополе).

              Остальные три религиозных школы:
Ману, горизонт вод, юг, символ - ладья, город Гермополь (здесь поклонялись Луне);
Аахут, светоносный горизонт, восток, огонь, символ – пиктограмма  горизонта, город Мемфис (здесь поклонялись Птаху - творцу);
Амент, горизонт запада, запад, воздух, город Фивы (Амон, бог черного неба и воздуха).

Для школы Ростау современные исследователи отводят в этом ряду третье смысловое место, сразу за Амент. Внутренней сутью Ростау была земля, символом  ступенчатая пирамида, направлением - север.
 
              Трудно разобраться теперь среди напластований многовековых, порой противоречащих друг другу сведений, в мистических текстах гробниц и саркофагов, отголосков когда-то существовавшей «Священной науки», где знания, привнесенные извне, часто не усвоенные и лишь сохраненные памятью поколений механически, без настоящего понимания, сплелись со знаниями вполне осмысленными, но тщательно зашифрованными от непосвященных для вящей их сохранности. 

              Точно ли в нашей современности мы знаем, для чего строились когда-то в незапамятные времена великие пирамиды? Их величина, строгое соответствие астрономическим данным, высочайшая технология исполнения стали загадкой всех последующих веков и поколений. Версий накопилось уже немало. Что же они такое? Храмы инициации в высшие религиозные таинства, как считали греки и римляне? Книги в камне? Генераторы космической энергии? Космические маяки? Диковинные обсерватории? Стартовая площадка для летательных аппаратов? А может быть, с их помощью выполнялись совсем другие задачи? Этого сегодня никто не знает. Догадки противоречат одна другой.
              Остается непреложным фактом, что позднее грандиозные сооружения давних веков оказались неразрывно связаны с погребением, и фараоны строили себе и своим близким пирамиды (несовершенные и небольшие, неумолимо превращавшиеся под действием времени в бесформенные холмы, в кучи строительного мусора), но откуда взялась такая традиция? Что дало ей толчок?
              Впрочем, пирамиды даже в поздние времена, когда боги на Земле уже давным-давно присутствовали только лишь в легендах, передаваемых как устно, так и письменно, строились иногда с иными целями, чем погребение.

              Четырнадцать пирамид, сооруженных во времена IV и V династий, считались вратами в 14 аатов или областей Секхет-Хетепет, царства Осириса после его смерти на земле (вполне, кстати, логичный счет - 14 кусков тела, 14 звезд созвездия Ориона, 14 областей, да еще к тому же половина цикла луны).
              А еще одно название пирамиды, правда, одной-единственной, конкретной, пирамиды фараона Пепи I в окрестностях Мемфиса - «Менефер»,т.е. «хорошая гавань» (по одной из версий, отсюда и греческое «Мемфис»). Да, именно так, «гавань», «причал» - ведь для египтян, вся жизнь которых была связана с их рекой, смерть являлась (помимо всего прочего) «временем, когда вбивают последний причальный шест».

              Спят в пыли и песке гигантские сооружения прошлого. Они открыты для всех, видимы всеми и в то же время никому не ведомы. Давным-давно их окрестности  превратились в огромное кладбище. Днем у их подножия суета – гиды, туристы, а ночью, как и в давние века, воют шакалы. У самой высокой пирамиды нет ее вершины. Большинство считают этот дефект следствием землетрясения, некоторые – архитектурным изощрением, символизирующим «невидимое, но всевидящее око Ра», но факт остается фактом - навершие пирамиды (пирамидион) отсутствует. Небольшая возвышенная плоскость образует площадку. Для чего она? Вот и еще одна версия, самая невероятная из всех - для приземляющихся кораблей. Фантазеров не волнует, что не похож этот космодром на нынешние земные, невозможно вообразить себе корабли, совершавшие здесь посадки. Хотя… Стартовые ступени есть и у нынешних земных ракет, они остаются на земле в то время, когда, охваченный пламенем, летательный снаряд с диким ревом, при сотрясении земли, взмывает в далекие небеса.

НА  ПОРОГЕ  ПЕРЕМЕН.

              Исида жила в то время в окрестностях Палящей вместе с мужем. Какое-то время она ничего не знала о Горе, не имела о нем вестей, но материнский инстинкт подсказывал ей, что сын ее жив, а, значит, его новая схватка с Сетом впереди. Она не могла забыть того потрясения, которое пережила во время событий первого сражения Гора с Сетом, и ссору с сыном, последовавшую вслед за тем. С тех пор, как он, раненый ею в ногу, рассвирепевший, кричал на нее и обвинял ее, и она не просто увидела, но прочувствовала его неоспоримую взрослость, его мужественность, его силу, она в глубине души побаивалась его – его, огромного грубоватого мужчины, живущего отныне своим умом и своей жизнью и так мало общего имеющего с тем маленьким теплым комочком живой трепещущей плоти, с тем малышом, которого она однажды в последней потуге родов исторгла с воплем из своего чрева, которого она баюкала на руках, прижимая к груди, согревая и успокаивая, и кормила своим молоком, - и в котором тем не менее заключалось начало его нынешнего...
              Да, все это были уже легендарные, даже просто почти мифические времена. Тем не менее она ни на миг не отказалась от мысли опекать его и помогать ему, насколько это вообще окажется в ее силах. Материнский инстинкт не угасает с течением лет и его не может потушить даже необратимое взросление детей. Она ошиблась, действовала неуверенно и неверно, но это не значит, что она не сможет оказаться ему впоследствии куда более полезной, чем прежде.

              Наконец оказались получены известия. Родители Гора узнали его судьбу – он жив и собирает сторонников.

              Исида не могла забыть негативную роль владыки Ра в деле по принятию решения о земном наследстве Осириса. Она неустанно размышляла о том, как заставить Ра признать Гора наследником Осириса и устранить Сета с его дороги.

              Осирис тоже был очень занят. После первого неудачного опыта борьбы Гора с Сетом он, как и его жена, считал, что Гор один не справится с Сетом, который оказался куда более страшным и опасным соперником, чем они ожидали вначале. Он готовился принять участие в грядущей решающей битве на стороне сына.

              В нужный момент родители Гора оказались начеку, чтобы  помочь ему должным образом, каждый по-своему.       
              Осирис пригрозил Совету девяти, что отдаст приказ о нападении своим войскам, которые были сформированы им по приказу Ра, причем, разумеется, совсем не для того, чтобы однажды против самого Ра и выступить. Эти воинские подразделения имели выразительную кличку –  демоны, настолько они были отлично подготовлены своим командиром для ведения войны в самых немыслимых условиях в любой точке любой галактики, настолько неутомимы, отважны и сильны, настолько опасны. Демонам было все равно, с кем воевать. Они называли Осириса Волком (это был его личный позывной во время сеансов связи) и не подчинялись никому, кроме него одного, так он их вышколил, сознательно имея ввиду возможное использование их в своих целях, и могли без колебаний разнести в щепки не только царство Сета, но также представляли реальную угрозу для самого государства системы Палящей звезды заодно с ее многочисленными колониями, разбросанными по галактике, одной из которых и являлась Земля. Может быть, именно поэтому Осириса с почтением и страхом начали титуловать Повелителем бездны.

              Исида действовала иначе. Отбросив идею показать себя женщиной-воином, каковая роль ей явно не подходила, она поступила согласно своим внутренним склонностям. Она приготовила яд, которым отравила своего прадеда, что, разумеется, осталось в тайне, и никто не сумел вылечить его, кроме нее самой. Ра умирал на глазах своих детей и внуков, но какое-то время еще противился воле Исиды и ее требованию проклясть Сета и отдать трон Черной земли Гору. Наконец Ра сдался. Он пообещал выполнить условие Исиды и обратился за советом к Тоту, чтобы выяснить, как это можно сделать. Он опасался, что не сможет заставить Сета просто так смириться со своей отставкой.
              Мудрый Тот предложил компромисс, который, по его мнению, мог удовлетворить обе стороны – поделить страну на две части по течению Нила. Гору предоставить верхнюю, южную, часть, а Сет пусть продолжает себе править, но только в нижней, северной части, в дельте.
              При этом в спешке и волнении не было учтено, что резиденция Сета находилась как раз в Верхнем Египте, в то время как Осирис устроился в низовьях, в Египте Нижнем.

              Столицей Сета был городок Нубит (Омбос, или Ком Омбо сегодня), он сохранился до наших дней близ старинного египетского Сванета (что означает торг, рынок) – нынешнего Асуана и близ древнего городка Джебу (Слон), то есть на границе древней Нубии по верхнему течению Нила в районе первого порога.
              В городе Омбосе Сет и позднее почитался по привычке особо, наверное, вначале из чувства страха перед ним, не оставившем натерпевшихся аборигенов и после его изгнания, - его, царя мрака и зла. Образом Сета здесь был признан крокодил, так что при храме всегда содержались крокодилы, которых, приручив, кормили из рук, украшали золотыми воротниками и драгоценными серьгами, а после того, как они дохли в свой черед, как и всякие другие земные твари, их трупы мумифицировали и торжественно хоронили.

              Осирис же в свое время обосновался в низовьях Нила, в его дельте, и его город назывался по-египетски Джеду (греческий Бусирис). Позднее  центр почитания Осириса переместился выше по течению, в Абду (Абидос), но ведь это позднее...

              Однако на такие пустяки, как замена городов, в тот момент никто не обратил внимания, даже заинтересованные лица.

              И Ра вынужденно согласился с перспективой раздела царства, основанного им самим, а затем отданного в управление его детям и внукам, царства, на которое так много в свое время возлагалось разнообразных надежд, увы, не оправдавшихся.

              Исида немедленно его вылечила. Все эти события стоили ей немалого нервного потрясения. Она была царицей, но также всего лишь женщиной. От переживаний у нее открылось кровотечение, и она почувствовала себя совсем больной…

              Таким образом, с одной стороны под нажимом военной силы Осириса, с другой стороны при непосредственном (и уж куда непосредственнее ) воздействии токсикологии Исиды, вопрос о египетском престоле, волновавший людей в течение последнего времени, в высоких кругах был решен окончательно. Правда, данный исход означал также выход земной колонии из-под власти Палящей звезды.

              Все реже и реже космические корабли с далекой звезды-прародины будут разрезать силой своих двигателей земную атмосферу и приземляться на просторах Голубой планеты, а затем уже и вовсе никогда. Связь между планетами сначала ослабнет, затем окончательно прекратится, и произойдет это очень скоро. Люди на Земле не забудут о прошлом, но рассказы о межзвездных путешествиях, о летающих кораблях, о высокоразвитых технологиях и научных достижениях превратятся в сказки, занимательные, волшебные, непонятные и тревожащие воображение одного поколения за другим на протяжении тысячелетий. Не скоро строителям удастся вновь возвести  огромные сооружения, подобные пирамидам плато Ростау-Гизы, замешивая из песка крепчайший бетон, перенося гигантские каменные блоки на большие расстояния с помощью известных им «слов мощи» и прикосновения палочек, укладывая их при этом на головокружительной высоте, да еще запросто выкапывая у их подножия искусственные моря, наподобие Меридова озера, и не скоро звездолетчики снова отправятся в дальние экспедиции за пределы Земли, а лекари научатся оживлять погибших в схватках с врагами мертвых героев. Такова плата за независимость.

              Все ожидали, что, раз семья Осириса заключила мир с владыкой Ра, то и Сет последует этому благому примеру. Но Сету, получившему высочайшее предписание в своем дворце в Омбосе, не понравилось намерение ограничить его власть. Он не собирался подчиняться присланному ему официальному указу, он решил бороться, опасаясь, что первая уступка может повлечь за собою новые, а там, глядишь, и вовсе без короны останешься. Сет считал, что он достаточно силен, чтобы противостоять своим недругам.

              В это время Гор, понимая все это, но, тем не менее, без страха и колебаний глядя в будущее, готовился к новым боям. Возможностей для борьбы у него поначалу было куда меньше, чем у Сета, однако он не унывал. Ведь он вновь был здоров и силен, как бык, и его искусственный глаз сверкал в его левой глазнице подобно огню. А то, что теперь он прихрамывал при ходьбе (последствия раны, нанесенной ему случайно матерью), так это было не более чем пустяком.

              Гор получил от своих новых друзей и родственников боевую воздушную машину, пусть и несколько устаревшей конструкции, которую все же возможно было подновить, сделав ее опасной для соперника, что он, как настоящий воин, обожавший оружие, и прекрасный специалист, проделал без промедления и с большим энтузиазмом. Ему удалось также собрать под свои знамена отряд из разрозненных после первой неудачи, но уцелевших от уничтожения прежних сторонников и умножить их численность  новыми волонтерами.

              Немало людей остались верны Осирису и Исиде и желали воцарения их сына, немало нашлось также таких, кто рассчитал, что победит Гор, и потому поспешивших перейти на его сторону, заверяя его в своей лояльности. Даже наложница Сета Таурт явилась к молодому наследнику с выражением верноподданнических чувств, а посланного за нею Сетом убийцу, который должен был покарать смертью отступницу, воины Гора прикончили, как ядовитую змею. (- Я его перерубил пополам, будто веревку, - хвастался перед товарищами непосредственный герой этого приключения.)
              Надо отметить, что в связи со своим благовидным с точки зрения почитателей Гора поступком Таурт (греческая форма ее имени Туэрис) впоследствии заняла достойное место в пантеоне египетских богов в образе самки гиппопотама (в то время как самцы гиппопотамов считались животными Сета). Несмотря на свой чудовищный образ, эта богиня считалась доброй богиней и (вероятно, неспроста) покровительствовала будущим матерям. Беременные женщины приносили ей свои дары и мечтательно созерцали ее огромный живот, думая о своем  еще не родившемся малютке, биение сердца которого так явственно раздавалось под их собственным сердцем…

              Итак, ряды сторонников Гора что ни день пополнялись. Много было среди них искусных мастеров, умеющих изготовлять оружие, и смелых воинов, готовых идти за своим вождем в бой. На  знаменах Гора изображался золотой, солнечный сокол, а к этому символу прибавился еще один -  вырванный и возвращенный в новом, технически улучшенном качестве глаз, получивший с тех пор символическое наименование «Око Гора» - глаз внутреннего зрения. Воины Гора изображали это Око на своем оружии, технике и одежде.

              В последующие времена, когда люди уже давным-давно не общались больше с «богами» из других миров, но продолжали вспоминать о них, изображение чудесного ока Гора стало считаться действенным оберегом, амулетом, и получило название «уджат».

              Сет тоже собрал войска. Отступать ему было некуда, силы у него имелись немалые, но, в отличие от молодого отпрыска своих кровных родственников, он при этом все же очень боялся. Ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Для него не было секретом, что почти все жители захваченной им с помощью вероломства и предательства страны втайне ждут не дождутся победы Гора и готовы ликовать по поводу своего избавления из-под его, Сета, власти, как ликует по утрам вся природа, озаренная светом новой зари, разгоняющей долгую тьму ночи, полной ужасов и опасностей.

              Сет правил в Египте уже далеко не первый земной год, и, разумеется, чтобы упрочить свою власть после неожиданной и непонятной гибели Осириса, должен был репрессировать единомышленников и сторонников своего предшественника. Волна казней прокатилась по стране. Сет, как уже известно, не любил торопиться в этом деле и никогда не поступал излишне поспешно и прямолинейно, лишая человека жизни. На просторах отвоеванного государства он возвел ряд особых сооружений, и вот в этих зданиях находились тюрьмы и места расправы с неугодными царю подданными. Сету не нравились слишком быстрые и простые способы убийства. В высоких камерах осужденных привязывали за ноги кожаными ремнями под самым потолком и оставляли их висеть вниз головой, до тех пор, пока они, угасающим взглядом видя под собою на полу разлагающиеся трупы и кости предыдущих жертв и ощущая трупный смрад, не погибали от притока крови к голове и не падали вниз в свой черед, сгнив наполовину или оборвав ремни тяжестью своего тела.
              Надо сказать, что к тому времени Сет вполне освоил доставшееся ему наследство Осириса и прочих своих предков, и повсюду наложил свою руку на все движимое и недвижимое имущество. Он приказал изменить облик гигантской статуи льва на плато Гизы, увенчав огромное туловище своим скульптурным портретом, а ведь в этой статуе земляне видели олицетворение ее создателя, владыки Ра, уже тогда начиная почитать его, как бога солнца. По образу получившегося в результате полульва - получеловека рыжий Сет и возводил свои страшные тюрьмы. Осужденный, вошедший в чрево одного из сфинксов Сета, уже никогда не выходил оттуда. Сфинкс пожирал его…
              Некоторые вожди окрестных племен, нравы которых были отчасти смягчены последовательной цивилизующей политикой Осириса, рады были вспомнить в связи с этим свое недавнее темное людоедское прошлое и принялись перенимать новый, на этот раз дурной пример (а дурной пример, как известно, к несчастью, очень заразителен) великого царя Черной земли, причем отвратительные деяния этих душегубов, видимо, воспроизводились также впоследствии наиболее мерзкими из их потомков. Не так давно в пустыне Нубии люди нашли полузасыпанную песком, принадлежащую отдаленным временам  фигуру одного из подобных рукотворных чудовищ со всем интерьером пыточной камеры и с останками жертв внутри. Предание недаром называет некую нубийскую (эфиопскую) царицу Асо союзницей Сета, поддержавшую его заговор против  брата-царя.

              Говорят, египтяне не отличались жестокостью нрава, хотя бы в отличие от их южных соседей, на территории которых был обнаружен жуткий каменный зверь. По своей природе это был отнюдь не злобный и не кровожадный народ, хотя при воинственных царях и культивировал традицию подсчитывать поверженных на поле брани врагов по их отрубленным рукам, каковые грудой складывали перед военачальником после победы (если ее посчастливилось одержать, разумеется).
              Выражение «добыть руку в бою» означало  убить врага, то есть совершить подвиг, изображения же такого рода можно встретить на стенах храмов, взять хотя бы рельефы на одном из пилонов храмового комплекса в Мединет-Абу, построенного фараоном Рамзесом III из династии XIX, которому посчастливилось разгромить в тяжелых битвах, в том числе и морских, так называемые «народы моря», то есть европейские племена переселенцев, спасавшихся от голода, поразившего в то время все северные земли Европы.
              Гораздо более воинской доблести египтяне почитали знания и ученость,  и потому Сет пришел и ушел, а связанное с ним зло, выпущенное по ряду причин на свободу, прокатилось по стране подобно смерчу - и миновало. Миролюбивый Осирис был гораздо милее этим жизнерадостным и жизнелюбивым людям, чем мрачный убийца Сет. В самом Египте, разумеется, все тюрьмы и темницы Сета были бесследно снесены новыми правителями. (Только великого каменного сфинкса не тронули. Так он и стоял с тех пор, так он с тех пор и стоит – с туловищем льва и головой человека, порождая многочисленные вопросы и подражания.) Черная земля осталась под влиянием доброго бога, а злым стали пугать детей. Конечно, за множество веков бывало всякое, но популярность сохраняли сказки и легенды про добрых царей и царевичей, вежливых и уважительных по отношению к старикам и терпеливых к женским капризам.
              Владыки Черной земли умели быть справедливыми и милосердными даже по отношению к врагам и высоко ценили своих подданных, - не удивительно, что когда-то один из них, потеряв на войне под стенами вражеской крепости 60 своих солдат убитыми, устроил для покрытых ранами останков этих простых и безвестных людей похороны по полному обряду, да еще не где-нибудь, а рядом со своей величественной гробницей, будто они были для него ближайшими родственниками, отдавая им тем самым дань благодарности и посмертные почести. Так поступил бы Осирис, так поступил бы его сын, так поступали их последователи. Если зерно добра посеяно в благодатную почву, всходы будут щедрыми.

              «Я давал хлеб голодным, воду жаждущим и одежду раздетым. Я хоронил стариков. Я был отцом сироте, мужем вдове. Я не делал зла народу, ибо это ненавидит бог. Я отправлял правосудие…»
              Разумеется, эти проникновенные слова записали на стене в гробнице египетского вельможи через множество, множество лет, но смысл их был наверняка известен в долине Нила, где Осириса почитали более всех других богов, гораздо раньше. 

              Египтяне хорошо знали, что есть на самом деле праведная жизнь и в чем она состоит. Всю жизнь они стремились по мере своих сил следовать ее идеалам, выраженным в наставлениях великих мудрецов. На 42 вопроса на загробном суде должна была ответить душа умершего, отрицая совершение человеком при жизни 42 грехов, после чего строгие судьи, выслушав ее «исповедь отрицания», решали ее дальнейшую судьбу. – Нет, нет, нет… - говорил вопрошаемый, замирая от страха. А боги взвешивали человеческое сердце (дух сердца назывался Аб), положив его на одну чашу весов, в то время как на другой лежало страусовое перо богини Маат, и горе тому, чье сердце было тяжелее этого невесомого символа вечной истины. Боясь, что не сумеют оправдаться после смерти и ощущая на сердце груз совершенных в земной жизни грехов, люди даже стали хитрить, заменяя  настоящее сердце покойника на амулет – вырезанного из камня священного скарабея…            

РЕШАЮЩАЯ БИТВА.

              И вот вновь начались военные действия между враждующими сторонами. Первым выступил Сет, причем, как всегда, он действовал вероломно. От него не осталась тайной женитьба Гора, и он решил добраться до своего врага через его жену и ее родных, усматривая в этих людях его самое уязвимое место. Старик Ра, отец Хатхор, естественно, обратился к зятю за помощью. В бою, произошедшем в местности под названием Бехдет (это название означает «Жизнь приятна»), где немного позднее возник одноименный город, ныне широко известный как Эдфу, Гор использовал против воинов Сета воздушный аппарат, с которого перебил значительную их часть.
              Поздняя легенда потом повествовала, что он взмыл в небо, к солнцу, как большой крылатый диск, а затем обрушился сверху на врагов. Глаза их ослепило его сияние, их уши стали глухими, в замешательстве они гибли один за другим…

              Правда, в легенде кое-что было перепутано и поменялось местами – жители города Бехдета утверждали, будто описанные события имели место гораздо раньше, когда еще сам Ра правил на земле среди людей  и однажды на своей ладье отправился вверх по Нилу, чтобы покарать бунтовщиков в Нубии, а Гор поднялся на его ладью, приветствовал Ра и, получив приказ расправиться с мятежниками, блестяще выполнил его. (Нетрудно заметить, что в этом пересказе легенды отец жены Гора и его прадед слились воедино благодаря одинаковым именам, которое они носили и которое означало не что иное как «солнце»).

              «Обращалось святое величие Ра-Хармахис к твоей святой персоне, Гор-Хуту: «О ты, дитя солнца, ты, возвышенный, который произведен мною, разбей врага, который является перед тобой, в самое короткое время!» 

              Жрецы и простые жители Бехдета-Эдфу и Северного Столпа, Инну, где Ра когда-то основал свою земную резиденцию и где его поэтому особо почитали  и воздвигали в его честь священные каменные колонны-обелиски (символизировавшие окаменевшие солнечные лучи), ничуть не смущались несообразностями, возникающими в их рассказе, в который они свято верили не смотря ни на что (а ведь Гора еще на свете не было, когда владыка Ра разъезжал на своей ладье по Нилу).
              Чтобы справиться с возникающими несоответствиями, они, подумав, стали называть Гора сыном Ра, а не Осириса, и младшим братом последнего, так что личность Гора как бы раздвоилась, появилось два персонажа с одним именем – Гор из Бехдехта и Гор, сын Исиды, - и далее повествовали, будто во время разлива Нила все убитые люди превратились в гиппопотамов и крокодилов и были поражены все тем же Гором, который убивал их гарпуном, стоя на носу солнечной ладьи бога солнца, при помощи своих слуг.
              В Эдфу Гора всегда почитали в образе крылатого солнечного диска, именуя Гор-ахути, «Гор обоих горизонтов» (а также Ра-Гор-ахути, превращая его таким образом в бога восходящего солнца), а название местечка «Жизнь приятна», где произошел знаменитый бой, связывали со словами Ра, которые тот якобы произнес, увидев поле битвы, усеянное трупами. Тогда он сказал, обращаясь к Гору и обняв его: «Ты наполнил воду кровью, сделав ее красной, как вино, и мое сердце довольно».

              Наверное, военные подвиги Гора и его невероятное оружие производили на его земных современников столь глубокое впечатление, что они просто не в состоянии были себе представить, как это Ра, в бытность свою земным царем, мог обходиться без такого фантастического воина. Ведь Ра к тому времени сделался уже совсем старым: «Кости его стали серебром, плоть – золотом, а волосы – истинным лазуритом», - это-то людям хорошо запомнилось, ведь они еще подсмеивались тогда над стариком за его спиной. Между тем Гор был молод и полон сил.
              В городе Эдфу до наших дней сохранился посвященный ему древний каменный храм, несколько раз перестраивавшийся и достраивавшийся на одном и том же месте, стены которого украшены многими барельефами. Образ Гора-воина, убивающего с лодки гарпуном крокодила – один из распространенных сюжетов в скульптуре и живописи Древнего Египта.

              Как бы там ни было, но воздушное сражение с применением летающего аппарата в форме диска, сконструированного и собранного из частей старой машины в подземельях маленького, всеми забытого оазиса на краю пустыни, было выиграно Гором. Сет оказался отброшен к восточной границе, а затем состоялась еще одна, решающая битва между Гором и Сетом, и она продолжалась много дней. Боевые машины, наземные и воздушные, артиллерия, стрелковое и огнеметное оружие.
              Такого кошмара наяву земляне, еще к тому времени не знавшие пороха, не державшие в руках аналогов автоматов и не стоявшие у лафетов пушек, и вообразить себе не могли. Земля тряслась от взрывов, царствовал оглушающий, приводящий в панический ужас все живое неумолчный грохот, в небо взлетали смерчи огня, земли и воды, и белые убийственные молнии, рождавшиеся по воле богов прямо из их рук (поди там разбери со стороны, что руки держали при этом специальные смертоубийственные приборы) поражали врагов на расстоянии.

              Сет был разгромлен и, раненый в шею, взят в плен. Ему сковали руки. Гор отобрал у него свой глаз. Сет сначала утверждал, что выбросил его в Нил, однако потом выяснилось, что он сохранял его в качестве военного трофея, лицезрение которого поднимало ему настроение  в минуты уныния. Этот глаз Гору уже не был нужен, и он решил подарить его отцу.
             (Предание гласит, что глаз достался Гору обратно в рассеченном на 64 кусочка виде, а воедино собрал его мудрый Тот-ибис. Левый глаз бога-сокола, парящего в небе, люди сравнивали с луной. Они говорили, что, когда луна убывает, это Сет кромсает глаз Гора, а когда возрождается – Тот соединяет разрозненные кусочки.)             

              Согласно другим преданиям, в бою Сет был ранен в ногу – ему ее, вроде бы даже, отрубили напрочь. Поскольку восстановление тела было возможно, боги, гневаясь на Сета, сделали так, чтобы этого не произошло – отрубленная конечность была заброшена ими куда подальше – в северную часть неба, где ее приковали золотыми цепями. Исида, не желавшая, чтобы Сет получил свою ногу назад, приняла облик гиппопотама Хесамут (впоследствии люди разглядели в этом чудовище Большую Медведицу), и с помощью двух крокодилов с тех пор сторожила ногу Сета на небесах. 

Впрочем, Сета одноногим никогда не изображали. Кровь Сета оросила оазисы западных (ливийских) пустынь, в связи с чем в оазисе Дахла долгое время – на протяжении тысячелетий, собственно говоря - находился оракул этого бога.

              Так или иначе, для Сета наступил час расплаты.

              Поговаривали, что Сета подвергли казни богини, поскольку Гор передал своего пленника матери. По одной из версий, Сет был расчленен (как он когда-то расчленил Осириса). Возможно, именно тогда его нога попала в звездное пространство. По другой версии, Исида и Нефтида вдвоем, ни много ни мало, посадили Сета на кол. Рельеф с таким сюжетом есть в храме Гора в Эдфу (когда-то Бехдет). Возможно, это произошло после того, как, согласно людской молве, перешедшей в область преданий, Гор уже и сам наказал Сета, «лишив его мужского начала».

Толки о столь изощренной мести, возможно, возникли в связи с историей гостевания Гора в доме дяди, после чего по стране расползлись скверные слухи: будто бы однажды, во время долгого разбирательства дела о престолонаследии, юноша подчинился требованию Ра помириться с Сетом (хотя как он мог на такое согласиться, да и Ра как могло придти в голову так просто взять и примирить между собой столь непримиримых врагов?). Он заночевал у Сета в доме после псевдо-дружеской пирушки, а затем Сет начал утверждать, что надругался над опьяневшим во время застолья племянником. Исиде пришлось снова хитрить, чтобы пресечь порочащие ее сына разговоры. Она распространила другую молву: Гор изловчился и поймал дядюшкино семя в ладони. Она же устроила оригинальную поливку уже его семенем любимого Сетом салата латук, и Сет съел его, оказавшись оскверненным сам. Исида понимала, что в эту историю, скабрезную и насмешливую одновременно, окружающие поверят быстрее, чем в простое отрицание того, на чем настаивал Сет. В результате последний был посрамлен.

История имела варианты: будто бы Исида в припадке отвращения отрубила сыну руки (или руку), касавшуюся столь неподобающей вещи, и выбросила их в болото, но потом сделала ему новые, - либо она забыла это сделать, и Гор попросил о помощи бога-крокодила Себека, который отыскал отрубленные конечности и вернул их владельцу, а Гор отнес их к Ра, который мог бы прирастить их на место. Но Ра, вместо того, чтобы заморачиваться таким образом, предпочел сделать Гору новые руки. 

После всего, что победители, если верить всему вышеизложенному, сотворили с пленником, Сет остался жив и даже не был изгнан из семьи богов, только уже без надежды стать властелином Египта. Однако отцом ему уже было не стать никогда. В этом есть особая логика: бог зла и пустыни не может быть способен давать жизнь. 

Хотя еще одна легенда говорит, что Сет все же оставил потомство, видимо, озаботившись этим ранее: Книга врат (собрание старинных текстов, помещенных на стенах храма Осириса в Абидосе, который был построен на месте более древнего здания фараоном Сети I), - Книга врат называет его родоначальником людей желтой расы (азиатов). Все четыре основных расы согласно представлению древних египтян земных народов имели божественное происхождение, их прародителями назывались Сет, богиня-львица Сехмет, Гор и сам бог солнца Ра.            

           …Гор предпочел бы не мелочиться, отрезая от тела дяди кусочки плоти, а просто убил бы его, но поступить так даже не смотря на свою природную вспыльчивость он не осмелился, ведь Сет не был приговорен к смерти, напротив, совсем недавно ему полагалось полцарства. И Сет был отпущен на свободу.

Разобраться в сложной атмосфере имевших место разборок внутри божественной семьи людям было не под силу, да и немудрено – сами боги с этим не справлялись. В результате пошли слухи о том, что Сета пощадила сама Исида. Когда ей привели ее врага связанным, как пойманного крокодила, она его взяла да и отпустила, простив ему все его злодеяния. Это казалось сторонним наблюдателям более-менее понятным: в архаичном обществе женщине всегда был ближе брат, а не муж, обычно человек пришлый, не из ее семьи, которому чужды были ее интересы. Хотя Исиде одинаково приходились братьями и муж, и его враг.

              Ра по прежнему покровительствовал Сету и запретил карать его слишком строго, но, узнав о приближении армии Осириса, который, опасаясь за исход предприятия, поспешил поставить в нем последнюю точку, Сет, побежденный, опозоренный и искалеченный, все же вынужден был бежать «в пустыню и чужие земли». Как он там жил, что с ним сталось дальше, каков был его конец? Ходили слухи, что, когда он умер (или был убит?), он превратился в змею.
              (Впрочем, каких только образов ни приписывали Сету – среди его личин числились и дикий осел, что уже упоминалось выше, и, например, нечистая свинья –«отвращение богов», мясо которой брезговали употреблять в пищу, - Сет был черным вепрем, а также его снабжали своими образами и собака, и муравьед, и окапи (жираф), и даже одно животное загадочного вида, которое, видимо, успело вымереть на земле прежде, чем люди запомнили не только его облик, но и прозвище, - что-то вроде дикой собаки.)
 
              Итак, война Гора и Сета была завершена. С тех пор в долине Нила воцарился покой, у богов и людей больше не было повода жаловаться на Сета.

              Говорят, будто Сет даже оказал услугу царству и владыке Ра, уничтожив некоего «змея Апопа». Может быть, это был тот змей Апоп, олицетворение хаоса, который всегда грозит пожрать солнце, чтобы над землей воцарился мрак, и потому бог Ра борется с ним каждую ночь. Хотя, по другим данным, Сет сам же и был этим змеем, или великим червем, образ которого принял после своего окончательного поражения.
              Впрочем, может быть, он на самом деле имел случай благородно разгромить врагов Египта.

              Не всегда можно внести ясность в то, что не может быть ясным, так как не является однозначным. Зловещий образ Сета еще много времени спустя тревожил и продолжает тревожить людей, словно напоминая им – зло живуче, оно не умирает, оно только меняет свои многочисленные обличья. Предпочтение, которое упорно отдавал старый Ра этому убийце, кажется непонятным. Но сила Сета нужна была Ра ради сохранения мирового порядка, перед чем меркло все остальное, включая ссоры между родственниками, хотя бы и вплоть до смертоубийства, и дележ наследства, хотя бы этим наследством было целое царство.

ВОСШЕСТВИЕ  НА  ТРОН.

              В Египте Сет не смотря ни на что все же запомнился как один из первых царей-богов (ведь он, хотя и являлся узурпатором престола, правил после Осириса достаточно долгое время), а также почитался как покровитель царской власти наряду с Гором – сочетание имен Сета и Гора в древнеегипетском языке одно время, в первые века Древнего царства (I и II династии), собственно и означало «царь» (титулы царей тогда были «Сет и Гор» - два эти символа предваряли начертание собственного царского имени в серехе), и даже значительно позднее, уже во времена Нового царства, правящий дом династии XIX считал Сета своим покровителем, и один из колоритных представителей этого дома носил имя Сети.

              Произошла и еще одна довольно странная, но, если вдуматься, объяснимая вещь. Гор как бы вобрал в себя образ своего антагониста, что и знаменовало собою его безусловную победу, победу добра над злом, света над мраком. Вследствие этого в обширном пантеоне египетских божеств появился изумительный бог по имени Нубти, изображавшийся с двумя головами сразу – животного Сета и сокола, синтезировавший в себе черты Гора и Сета  и наглядно представляющий таким образом воссоединение противоположных сил…

              Однако обычай двойного царского титула, Сет и Гор, долго не просуществовал. Как известно, каждый египетский властелин считался Гором также, как предыдущий, освободивший трон по причине своего переселения в мир иной, становился Осирисом. И немудрено. Ведь Гор, не смотря на препятствия,  воцарился-таки в государстве, основанном на Земле его предками и пришедшем при его отце к подлинному расцвету, восстановив законную власть.

              Коронование  египетских фараонов складывалось постепенно и в конце концов представляло собой сложную и чрезвычайно торжественную церемонию, которая, естественно, приобрела полный свой блеск на поздних этапах развития страны. Корон было несколько, что отмечалось даже в именах правителей (например, «святой коронами»), их возлагали на голову фараона по очереди, каждая происходила из какого-либо религиозного или административного центра страны, имела свое название и свой особый смысл.

              Среди них была и корона Атефа, украшенная кобрами, держащими солнечные диски, которая относится к царским регалиям Осириса, - он, как правило, изображался именно в ней, хотя на рельефах храма в Абидосе его портреты венчают и многие другие короны.
              Синяя корона Кхепреш иначе называется боевым шлемом, чем она по существу и являлась вначале, ею любили щеголять фараоны Нового царства, потомки воинов, гордившихся этим обстоятельством, и не без причины.
              Корона Ибес состоит из длинного золотого пера (эта корона украшала обычно священного быка Бухиса, воплощение бога солнца, почитавшегося в городе Южном Инну, или, в греческом варианте, Гермонтисе).
              Корона Уререт включает в себя диск одного из небесных светил над волнистой линией украшения, подобного рогам или волнам, с высоким пышным плюмажем.
              Также широко известен головной убор Немес, который, видимо, в силу своего удобства, цари носили особенно охотно и часто изображались именно в нем. Он состоит из туго накрахмаленного полосатого платка, спадавшего на спину косичкой, покрывавшего плечи двумя широкими крыльями и украшенного спереди надо лбом изображением царской кобры – уреем.
              Но главной, разумеется, всегда была двойная корона Египта, носившая название «Пшент» (иначе «Пчент», иначе «Пасекхемти»). Она соединяла в себе высокую белую корону Верхнего Египта (Хеждет), в которой некоторые современные исследователи склонны видеть мужской символ (как будто мужчины правили только в Египте Верхнем, в то время как в дельте царил матриархат), и низкую красную корону Нижнего Египта (Дешрет, то есть красная).
 
              В соответствии с заведенным строгим порядком в систему царской символики также входили:
              богини-покровительницы царской власти двух земель, Верхней и Нижней, соответственно стервятник (в старой традиции коршун) и змея: богиня-стервятник Нехебт, давшая свое имя древнейшей столице юга, которая была древнее Уасета-Фив, и      богиня-кобра Уаджет, особо почитавшаяся в одноименном городе Нильской дельты  (другое его название Буто),
              геральдические растения, лотос и папирус, а также символы, к которым относились осока и пчела.

              Основа наиболее простого и распространенного варианта короны Осириса (короны Атефа), - та же белая корона Хеджет, которую считают принадлежностью Верхнего Египта (либо она происходила из центра почитания Осириса, города Абидоса). И уж не Сет ли, рыжий Сет, придумал для себя красную корону?

              Предание повествует, что при воцарении Гор надел на себя бело-красную, двойную корону, символизировавшую единое государство, состоящее из двух первоначальных, управляемое одним всемогущим владыкой.
              В довершение облика царя в руки он взял царские скипетры, принадлежавшие его отцу и ставшие неизменными символами последнего. Они представляли собою  крюк (Хека) и цеп (Некхека). В этих двух вещах также усматривают двойственность, свойственную Египту, проистекающую из  его природных условий, разнящихся в верховьях и низовьях Нила, а затем усвоенную возникавшими там царствами – крюк больше подходил скотоводам долины, то есть верхней части страны по течению Нила, а цеп – орудие земледельцев дельты. Однако следует учесть, что Осирис учил людей мирному труду, и насаждая земледелие, и обучая их приручать и содержать животных. Он сам был и скотоводом, и земледельцем, так что вполне мог присвоить себе характерные атрибуты и тех, и других еще до неоднократных разделов и новых объединений царства.

              Царский торжественный наряд украшала накладная бородка, обычно заплетенная в тугую косичку, привязываемая под подбородком шнурком, - этот шнурок, или тесемка, или ремешок отлично виден на многих портретных статуях монархов. Египетские мужчины всегда тщательно брились, только в некоторых случаях, в виде особого каприза, оставляя над верхней губой небольшие усики. Условия проживания в жарком климате создают необходимость избавляться от волос, во избежание лишнего скопления пота и, как следствие этого, - грязи. Волосы на голове иногда сбривались, чаще коротко подстригались и либо укладывались в разные прически, либо скрывались под париками, которые были очень распространены. Наголо брились в обязательном порядке только жрецы, которым особо предписывалось соблюдать телесную чистоту, хотя египтяне вообще были чистоплотны, любили ванны и широко пользовались мазями, маслами, кремами и прочей косметикой, как утилитарной, так и декоративной.

              На что еще стоит обратить внимание в наряде монарха, если осмелиться поднять на него на мгновение глаза? На нем может быть одета набедренная повязка схенти,  полоска ткани в виде короткой (выше колен) юбки с полукруглым запахом из белого льна, завязанная спереди (ее, разумеется, больше закрытого одеяния любили молодые люди с хорошей мускулатурой, которым было что продемонстрировать окружающим, в том числе и женщинам), далее, скорее всего, широкое разноцветное ожерелье-воротник, называемое усекх, с какой-нибудь драгоценной подвеской на груди, например, в виде священного жука-скарабея, широкие браслеты на запястьях рук, легкие сандалии на ногах…

              Можно себе вообразить, как хорош был молодой властелин, восседающий на львином троне в своем высоком головном уборе, причем рядом по обычаю восседала его главная (великая) жена, увенчанная короной в виде распластавшего крылья стервятника с высоким плюмажем, законно делившая его триумф и готовая также разделить славу и обязанности правления, и как восхищенно приветствовали их обоих подданные, дружно, будто один человек, опустившиеся на одно колено по обе стороны трона, с левой рукой, прижатой к сердцу, с правой рукой, энергично поднятой над головой.
              Стены древних храмов украшают динамичные ряды коленопреклоненных фигур с прямыми торсами и характерными жестами рук, пальцы которых плотно прижаты к ладоням, а локти полусогнуты, как того требовал тщательно разработанный и неукоснительно соблюдаемый  ритуал. Боги и люди приветствуют так то воцарение нового монарха, то рождение наследника.

              Инвеститура фараона сопровождалась помимо коронования и некоторыми другими обязательными обрядами и формальностями, в частности, присвоением ему новых имен, сообразно положению, - от одного и затем трех в начале династического правления и до пяти в его конце. Первым именем в списке было имя Гора, четвертым по счету – очень важное личное царское имя, под которым царь был известен своим подданным и соседям во все дни своего правления, а пятым оставалось то имя сына солнца, которое будущий царь получал, еще только родившись на свет, и которое включалось органической частью во все его прочее сложное титулование. Так могла называть его мать, любуясь своим царственным сыном, так могла называть его во время любовных ласк любимая женщина. Достаточно одного-единственного коротенького имени для  употребления его в обычной человеческой жизни, и каким длинным списком выглядит полное торжественное царское титулование, запечатленное на веки вечные тщательно вырезанными в камне рядами иероглифов, некоторые из которых обводились  защитными овалами символа Шен (характерное изображение, то, что теперь все дружно называют по какой-то нелепой случайности французским словом «картуш» - «патрон», вдохновленные на сию глупость похожей на священный овал формой данного предмета, ничего общего с сутью дела не имеющего).

              Вероятно, один Гор, открывший список царей Египта, не получал никаких дополнительных имен, ибо ему одному они были не нужны. О каком имени Гора могла идти речь, если он был им сам.

              Уже вполне земные владыки, продолжившие его путь и взявшие на себя его роль гонителя зла, чаще ритуально, но иногда во вполне реальном плане, не без основания кичились тем, что они – земное воплощение Гора, бога и легендарного героя, именем и в образе которого они правили.
              Передача права наследования происходила сложным, магическим путем, с учетом важной роли главной царской супруги. Дух Гора вселялся в каждого очередного фараона  при его воцарении на троне Двух земель (причем это понималось и принималось совершенно буквально, безо всяких оговорок и кавычек). Египтяне говорили не «царь такой-то», а «Гор такой-то», прибавляя с к этому титулу титул «сын Ра», по-египетски  «са Ра» (возможно, это еще одна причина того, что в некоторых версиях родословной первого настоящего Гора владыка Ра как бы усыновил его, как будто мало было того, что Гор являлся его правнуком).

              Это было, было так давно. Нил пребывал в разливе. Перемирие между Гором и Сетом имело место в 27 день месяца Атиса периода Акхет. Месяц Атис находился впоследствии под покровительством Хатхор. Нетрудно себе вообразить, как была счастлива узнать молодая госпожа, что военные действия закончены, ее муж цел и невредим, и скоро они вновь будут вместе.

              Множеству женщин всех времен и народов достался и продолжает доставаться трагический удел провожать на войну своих мужчин и, с болью в сердце, с замиранием души, с ночными слезами на одинокой холодной постели и с жаркими молитвами  чтимым ими богам и богиням, ожидать их возвращения, тысячи раз представляя себе раны и гибель любимых и тысячу раз преодолевая свое горе и упорно, до последней возможности веря, что они вернутся.
              Да сбудутся их надежды и чаяния, как сбылись чаянья Хатор в 27 день давнего месяца Атиса, периода Акхет.

ВОЗВРАЩЕНИЕ  ОСИРИСА.

              Этот знаменательный день настал – убитый бог воскрес и вернулся на Землю. Множество летательных аппаратов опустилось в окрестностях города
Бехдета (Эдфу), основанном Гором после его победы над Сетом, где Гор жил теперь со своей семьей.
              Собравшиеся люди вновь увидели Осириса, увидели таким, каким он был когда-то прежде, каким они его помнили - молодым, полным сил, прекрасным. Осирис погиб на 28-ом году своего царствования, но землянам было известно, что боги умели продлевать молодость, а потому человек, который по земным меркам должен был уже превратиться в 80-летнего старца, выглядел едва ли на тридцать. Только взгляд его изменился – в нем виделся горький осадок  и отпечаток приобретенного с годами опыта. Теперь это был взгляд много пережившего мудреца, который может быть и добрым царем, и отважным воином, и безжалостным врагом. 

- Гор воскресил отца, - толковали люди меж собою, давая всем произошедшим событиям свою трактовку, ибо они пытались объяснить то, что было необъяснимо с их точки зрения, - Он дал проглотить ему свой глаз, и Усир ожил.
- Проглотил глаз?!
- А зачем же еще сын ему его отдал? Ведь глаз волшебный, недаром его называют не просто глаз, а Око Гора.

              Исида сошла на землю вместе с мужем. Гор встретил отца и мать и познакомил их с женой, а также показал им своего новорожденного ребенка. Волосы у малыша были светлыми, как у отца, а глазки черными, как у матери. Исида, умилившись, взяла его на руки.
- И вот так я стала бабушкой, - прошептала она. Впрочем, для бабушки она выглядела очень и очень молодо.

              Осирис обошел новый город, затем на следующий день поехал в Ростау, на каменистое плато над Рекой, чтобы увидеть его величественные гигантские пирамиды. Он любовался полноводным водным потоком, разговаривал с людьми, потом, возвратившись назад в Бехдет, пировал в доме у сына. Он вновь был на Земле, вновь дышал ее воздухом, видел над головою днем солнце, а ночью луну и звезды, как их можно было увидеть только с Земли. Это была страна его юности, место приложения его сил и знаний,  обдумывания и свершения великих дел. Ему было грустно и радостно. Он вспоминал, как прилетел сюда впервые и сошел с корабля рука об руку со своей юной подругой…
              Его демоны получили разрешение прогуляться по городу и в меру веселились под присмотром командиров, пообещавших излишне разошедшимся бравым воякам незамедлительно оторвать головы без гарантии того, что они вновь будут пришиты на старые места. Осирис не тревожился о своем воинстве – у него был прекрасный помощник, замещавший его по мере надобности на посту главнокомандующего, умный, отважный и преданный. Имя его было Упуат (или Вепуат). Его называли «первым бойцом Осириса». Много, много позднее египтяне изображали воинственное божество, в основу образа которого легли воспоминания о соратнике Осириса, в виде волка, атрибутами же его были булава и лук. Иногда, за давностью времени, некоторые начинали даже сомневаться, был ли он на самом деле, и отождествляли с Упуатом самого Осириса. 

              Дня через четыре Гор не обнаружил отца в доме и узнал, что Осирис вернулся на свой корабль. Забеспокоившись, он последовал туда за ним. Его без проволочек проводили в помещение, где находились в данную минуту  его родители. Он увидел Осириса в состоянии сна, распростертым на углубленном ложе, похожем на прямоугольный ящик, под особым прибором, имеющим форму пирамиды, обращенной основанием вниз, а также Исиду, которая стояла рядом, следя за действием этого прибора.

- Отцу плохо?
              Исида кивнула:
- Земная атмосфера больше ему не подходит, если он останется здесь на продолжительное время, он очень быстро постареет и умрет. Да и на мне пребывание на Земле плохо сказывается. Здесь я начинаю ощущать груз прожитых лет.

              Способ обновления жизненных сил человека, способ подпитки его новой энергией бы хорошо известен уроженцам далеких звезд и широко ими использовался. Позднее этот способ продолжал какое-то время культивироваться на Земле, пока не был утрачен, как и многое другое, так и не поднявшимися до уровня знаний своих богов жителями долины Нила. Он полностью выродился и сохранил только свою внешнюю форму, превратившись в праздничный обряд Хеб-сед, который проходил царь после 30 лет, истекших со дня его восшествия на престол.
              Обычно этот праздник приурочивался к этой дате, почему греки и назвали его «праздником 30-летнего юбилея», но в некоторых особых случаях, если монарх был болен, если стране грозили или если в ней уже произошли какие-либо потрясения, он имел место раньше и даже иногда повторялся по несколько раз во время правления одного и того же венценосца.
              Обряд этот требовал около двух месяцев времени и проводился в специально построенных для этой цели храмах. Одним из таких знаменитых храмовых комплексов был комплекс в Саккаре (название происходит от имени бога Сокара, изображавшегося в виде мумии человека с головой сокола), сгруппированный вокруг погребения фараона Джосера из III династии – его знаменитой ступенчатой пирамиды. Участвовало в обряде множество людей – сам царь и его придворные, представители всех главных храмов и всех областей (номов) Египта, как Верхнего, так и Нижнего.

              Предположительно одна из церемоний включала в себя пребывание царя в специальном саркофаге, где он как бы умирал в безлунную ночь под ритуальные погребальные плачи, а затем воскресал вновь под знаком молодого месяца. Разумеется, из этого саркофага он вставал такой же живой, как и раньше, а хоронили  заранее изготовленную статую старого монарха, совершая попытку похоронить таким образом все его немощи. Ритуальное же воскресение проходило через новое рождение  в особом помещении - царь, закутанный в накидку, имитировавшую материнскую плаценту, должен был провести там какое-то время, скорчившись в мало удобной позе, так как комнатка была настолько крошечная, что взрослый человек мог находиться в ней, только приняв позу эмбриона. После этого он выходил во двор, нагой, как в день своего истинного рождения, и заупокойный жрец «сетем», облаченный  в леопардовую шкуру, совершал над ним церемонию «отверзания уст» - акт, предназначавшийся для наделения «новорожденного» царя всеми функциями речи и питания.
              Несмотря на то обстоятельство (и это было понятно многим), что толку от холодного саркофага, не оснащенного нужными приборами, было мало, а от действий заупокойного жреца еще меньше, царь тем не менее считался помолодевшим, в связи с чем ему предписывался также ритуальный бег «в присутствии богов», то есть их святилищ, проходивший на отрезке храмовой территории, ограниченной помимо священных часовен горками из камней или столбиками, что должно было продемонстрировать его возвратившуюся или возросшую силу, - как будто можно убежать от прожитых лет!
              По благополучном завершении этой пробежки со священными предметами в руках под сияющим солнцем (а также, по некоторым данным, ритуального танца), его величество облачали в одежды, приличествовавшие случаю, и торжественно короновали всеми видами корон, включая легендарную корону Атефа, перед алтарями всех богов. 
              Далее царь садился на приготовленный тут же трон и долго принимал поздравления и дары от всех присутствующих. По обе стороны от него находились две женщины, символизировавшие, вероятно, Двух Владычиц, Нехебт и Уаджет, защитниц царской особы и власти. Обычно их роли исполняли первые дамы из царской семьи. 
              После Хеб-седа владыка Верхнего и Нижнего Египтов считался помолодевшим и набравшимся новых сил, необходимых для успешного управления страной и тем самым для ее процветания. Однако великолепного храма и песнопений жрецов так мало для того, чтобы вожделенное чудо произошло на самом деле…

«Ты начинаешь свои дни заново; словно святому лунному младенцу, тебе позволено процветать… ты становишься молодым и возрождаешься к жизни снова».

«Ты подобен нарождающейся луне.
Ты омолаживаешь себя по собственному желанию,
Ты становишься моложе по своей воле».
              Надпись Рамсеса IV в честь Осириса в Абидосе.

             …Люди потом передавали из уст в уста, что воскресший и вернувшийся из небытия  Осирис не пожелал остаться на земле. Передав свой трон и власть над Египтом сыну, он вознесся на небо, став владыкой в ином мире. Для землян это означало - в мире мертвых, куда отправлялись в свой черед и цари, и их подданные. Других миров, кроме земного, верхнего, и потустороннего, нижнего (иначе западного, Аменти, ведь страна мертвых всегда связана с западом, где садится, то есть умирает солнце), - других миров они не знали и только смутно представляли себе, что где-то есть еще и неизвестная страна (Та-Нетеру), где живут только боги.

              Радостную встречу сменило грустное прощание. Обняв сына и невестку, Осирис взошел по лестнице на борт пластинообразного воздушного корабля. Его нога больше никогда не ступит на Землю. Исида шла вместе с ним. У дверей он оглянулся. Конечно, он оглянулся. Ведь он покидал дорогие ему места, дорогих ему людей, и у него не было никакой надежды на новое возвращение, новую встречу.

- Он не вернется? – спросила Хатхор мужа.
- Нет, не вернется, - покачал головой Гор, глядя вслед отцу. Ища поддержки и утешения близкого человека в эту грустную минуту, он обнял жену за плечи, и она прижалась к нему. Также поступил Осирис – он взял за руку Исиду и с нею вместе шагнул во внутренность корабля. Дверь за ними закрылась.
- Ты знаешь, я, кажется, снова беременна, - прошептала Хатхор на ухо мужу. Она выбрала для своего важного сообщения  момент прощания затем, чтобы поддержать его таким образом. Гор понял это, и на душе у него потеплело. Благодарный и обрадованный, он поцеловал жену.

              Заняв свое место на командном пункте, Осирис активизировал связь  со своими подчиненными.
- Я Волк. Внимание, демоны. Вызываю всех, - объявил он, постаравшись, чтобы голос его не смотря ни на что звучал твердо, - Проверяю готовность к старту.

              Командиры кораблей немедленно отозвались и отчитались ему по очереди. Выбранив одного из них за излишне беспечный тон доклада, Осирис вздохнул и дал ожидаемую всеми команду. Исида и Нефтида обе стояли позади его кресла.

              Нефтида окончательно приняла сторону старшего брата и сестры и улетала вместе с ними, порывая тем самым свою связь с Сетом. Теперь она была счастлива. Брат и сестра приняли ее в свою семью. Это произошло как-то само собой, как должное, без объяснений и рассуждений. Осирис посмотрел благосклонно, Исида вздохнула и поцеловала сестру. Она ведь ее всегда любила… При этом Нефтида не стремилась, разумеется, к почетному положению главной жены и хозяйки, хотя именно ее впоследствии молва нарекла «Владычицей дома», - очевидно, ее целеустремленная царственная сестра, не терпевшая пребывания в четырех стенах и занятая в силу своего положения и многочисленных талантов различными делами, каждое из которых было, разумеется, очень важно и интересно, свалила на нее всю домашнюю рутину. Но и она, пусть только тень Исиды, отныне будет получать свой глоток воздуха, свою каплю любви, которая позволит ей дышать и жить. Отныне они будут неразлучны - Осирис и две его жены-сестры (впрочем, любимую в Египте издавна ласково именовали сестрой), стоящие позади его трона, осеняющие его своей сестринской и супружеской любовью, будто соколиными крылами. И забудет Нефтида иссушающие насильственные объятия Сета, как дурной сон, и очистится от почившего на ней некогда зла. В ночной барке своих тайных грез (говорили, что Исида плавает в дневной барке, то есть принадлежит внешней, светской стороне жизни, а печальная Нефтида плавает в ночной) плыть ей и плыть по житейскому морю навстречу будущему.               
 
              Включились двигатели, корабли один за другим поднялись в воздух, взмыли в голубую высоту, стали быстро подниматься, зрительно уменьшаясь для тех, кто наблюдал за ними с земли, и вот совсем исчезли из глаз.

             «Царь – это пламя, движущееся, опережая ветер, на край неба и на край земли… Царь путешествует по воздуху и пересекает землю…
              О отец мой, великий Царь,  отверстие небесного окна открыто для тебя. Небесная дверь на горизонте открывается для тебя, боги рады встрече с тобой… Воссядь же на свой железный трон… О Царь, ты можешь возноситься… Небо кружится вокруг тебя, земля трясется под тобой, нетленные звезды страшатся тебя…
              Земля говорит, врата земного бога отворены, двери Геба открыты для тебя… Перенесись же на небо на своем железном  троне.
              О отец мой Царь, вот каков твой божественный путь, твое путешествие как небесного существа… Ты состоишь в тайном общении с горизонтом… и восседаешь на своем троне из железа, которым восхищаются боги…»
      
              Так много-много позднее события было сказано людьми, и записано ими на папирусах, и затем увековечено на стенах гробницы фараона Унаса в Саккаре в так называемых «Текстах пирамид», путаных, неясных, загадочных, изображенных на стенах сплошным узором лазурно-золотых знаков, о последнем путешествии Осириса прочь от Земли на встречу с богами. В древнеегипетском языке сочетание звуков, означающее железо («бжа»), дословно значило «металл неба» или «божественный металл». Люди запомнили, что великую лестницу, сделанную богами, по которой  поднялся Осирис, спускали для него с железной пластины, висящей в небе. 

             «Я пришел к тебе, чтобы обнять тебя на небесах», - записано также в Текстах пирамид.

           …Когда все это было, если было?.. На основе астрономических данных, почерпнутых  из расположения пирамид Гизы относительно «не знающих отдыха» небесных тел, некоторые ученые ныне предполагают, что десять с половиной тысяч лет до нашей эры, то есть на сегодняшний момент около тринадцати тысяч (13 000) лет назад. Возникновение же самого государства в Черной земле может быть и того древнее, как и время закладки пирамид. Современные исследования материала, из которых возведены пирамиды, с помощью новейших достижений науки, разумеется, а также параллельное изучение  рукописных свидетельств, дошедших до нас из глубокой древности, дают ни много, ни мало как тридцать тысяч (30 000) лет...

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

              Бог Гор со своей женой Хатхор, дочерью Ра, богиней любви (из-за чего ее часто сравнивали с гречанкой Афродитой, что не совсем соответствует истине), а также богиней целительства, судьбы и неба (а потому и науки астрономии), правил в долине Нила долго и счастливо, навсегда и прочно оставшись в истории Древнего Египта. Его великолепные портреты, где он для ясности прямо изображался с головой сокола (или ястреба – ведь он считался солнечным богом, а животные солнца согласно традиции -  пчела, лев и ястреб), причем эта гордая соколиная голова увенчивалась двойной двухцветной короной Владыки двух земель, - его изображения неизменно украшали стены храмов, гробниц, культовых, официальных и частных построек, а также занимали немало места в рукописях таинственных древних книг- папирусных свитков.
              Разумеется, Гор, в отличие от обездоленного им злого дяди, обладал несомненной способностью обеспечить себе прямых наследников, что он, собственно, и не замедлил проделать, однако по каким-то веским причинам, очевидно, ради пользы дела, после него правили не его сыновья, а Тот (Джехути), мудрый, образованный и справедливый.
              Тота отождествляли с ибисом, болотной птицей с длинным изогнутым тонким клювом. Здесь стоит остановиться на следующем обстоятельстве: «ибис» на местном языке это «рехит», слово также можно перевести как «люди, подданные». Видимо, ибис был птицей Тота не случайно – в зооморфном образе он как бы становился воплощением народа Египта.    
              Кроме того, животным Тота был павиан, приветствующий солнце, но при том он оставался одним из лунных нетеру, к которым принадлежали сам бог луны – Ях, а также Хонсу, входивший в фиванскую троицу. Домом Тота-Джехути считался Гермополь (Хемену).

              Тот правил мудро и справедливо, а когда его время истекло, пришел черед спутникам Гора, его потомкам, почитателям, последователям, которых в окрестных землях побежденные народы стали называть фараонами («пер-о» - семитское слово - «Высокие ворота», «Высокий дом», «Великий дом», отсюда  «фарао» и «фараон»). Но это уже история только о Земле и землянах, то есть совсем другая.

              На северо-востоке африканского континента высятся над Нилом на плато Гизы огромные пирамиды. У подножия их лежит сторожащий время Сфинкс. Его тело, высеченное из скалы, хранит следы древних яростных ливней. 

              В северной части неба по ночам ярко светятся звезды Ориона, а рядом, у ног Небесного охотника, пылает белым огнем, подобным огню далекого солнца, звезда-собака, звезда-шакал, Септ, Сотис, Сириус. Спутник этой звезды нельзя увидеть невооруженным глазом…          

КОНЕЦ ПОВЕСТИ.

2001г.
***