На снимках: Вид деревни Черная со стороны ж.д.площадки "Увал".
"Дачный" поезд на паровозной тяге и я с мамой в 1943 году.
Эпизод из прошлого - первый: «Из деревни Черная в Мотовилиху».
Вспоминаю 1943 год. Мне 8 лет и живем мы с мамой в деревне Черная. Это в 40 километрах от вокзала Перми в сторону Вятки, на ж.д. площадке «Увал».
Туда, в первый же месяц войны, родители, (оба учителя) переехали из
построенного в 30-е годы Советской власти города Краснокамска, во вновь построенную школу семилетку, в близлежащей к городу деревне Черная.
Родители застали годы гражданской войны, (отец даже призывался в армию Колчака, когда его войска в 1919 году взяли Пермь), и не понаслышке знали, что несет людям война. Они мудро решили переехать в деревню, - зная, что пережить военное лихолетье в деревне будет легче.
В январе 42-го отца, несмотря на «Белый билет» (освобождение от службы по состоянию здоровья врачами еще при Колаке), все же забрали на фронт. Однако, уже в марте его отправили из госпиталя домой, - умирать от открытой формы туберкулеза легких.
В мае 1942-го отца не стало. Хоронили его на деревенском кладбище, приехавшие из Перми, старший папин брат Николай и сестры Зинаида и Антонина, а также учителя школы и воспитатели детского лагеря Литфонда, эвакуированного тогда в нашу деревню Черная из блокадного Ленинграда.
Не знаю, - как бы мы выжили в те военные годы, не переехав в деревню?!
Нас выручал огород, где мы сажали картошку и кое-какие овощи.
Вот этим богатством мы с мамой считали необходимым делиться с родственниками в голодающей Перми.
Дядя Коля работал бухгалтером с зарплатой, на которую в те годы на черном рынке можно было купить лишь одну буханку черного хлеба. Его жена – тетя Нюра, не имела специальности, и даже не умела писать.
Она с сыном Евгением, которому шел четырнадцатый год, получали лишь иждивенческие карточки. А в день начала войны, у нее родился второй сын - Владимир. Семья дяди Коли попросту – голодала.
Мама периодически возила им картошку, но ездила в Пермь обычно одна, а тут вдруг решила взять и меня. Вот, о моем первом вояже из деревни Черная в город Пермь (тогда город Молотов) с грузом картошки, мне захотелось рассказать.
Добраться от деревни Черная до Перми можно было тогда только поездом. Первый поезд в Пермь от Чайковского останавливася на площадке "Увалы" в 6 часов утра, и назывался он почему – то «Дачным», а стоянку делал на нашей остановке всего - одну минуту.
Первой проблемой для нас было - не опоздать к поезду. В кромешной темноте по осенней грязи или через снежные сугробы, вовремя оьказаться на пощадке - было не так просто.
Второй проблемой было - угадать, где окажется открытый тамбур, остановившегося вагона! В поисках открытого тамбура, за одну минуту можно было и не успеть оказаться в поезде.
А третьей проблемой было - суметь с земли дотянуться до поручней и нижней подножки! Платформы не было, а ступеньки были выше моей головы. Кто, и как забросил нас в вагон (да еще и с наашим грузом), я уже не помню.
У мамы был рюкзак с парой ведер картошки и у меня был заплечный мешок с морковкой, луком и вилком капусты.
Вагон был «сидячий», не отапливался, и почти не освещался, - над дверью из тамбура висел единственный фонарь, с горевшей в нем стеариновой свечкой.
Мы освободились от котомок, нашли уголок, где не так дуло и пытались дремать, впереди было часа полтора дороги. Правда, заснуть было нельзя, время было голодное: – за ведро картошки могли и жизни лишить.
А поезд из нескольких вагонов, неспешно увлекаемый дымящим паровозиком марки «Щ», (кстати, построенный еще до революции по проекту академика Щукина - моего однофамильца), время - от времени, делал остановки, и подбирал новых и новых пассажиров.
Пассажирами были в основном женщины средних лет и молодые парни, по виду рабочие. Военных заводов в Перми было несколько и все они работали в три смены, и без выходных.
Я в поезде ехал в первый раз, и все мне было ново и интересно.
Вот проехали «Оверята», потом «Мысы», - в обледенелых окнах забрезжил рассвет.
После «Курьи», последней тогда остановкой перед вокзалом «Персь-2», я дыханием отогрел кусочек окна и хорошо рассмотрел замерзшую Каму и длинный железнодорожный мост через нее. Проехали мост и поезд, постукивая на стрелках, медленно подъехал к вокзалу.
Уже рассвело, морозец градусов в 20, но без ветра не казался нам сильным, да и одеты мы были тепло: на маме были белые фетровые боты, меховая доха, подаренная папой еще до войны, на голове шапка повязанная шерстяным платком.
Я был тоже тепло одет: в шапку ушанку, полупальто на вате, воротник поднят завязанным шарфом, на ногах подшитые валенки, а на руках у нас были вязаные шерстяные варежки (они почему-то у нас в деревне назывались испотками).
Пассажиры и мы подошли к трамвайной остановке и какое-то время ждали, пока люди, идущие пешком из города на вокзал, не сообщили, что по улице «Ленина» все трамваи стоят, – электричество отключено.
Народ пошел пешком, а следом и мы. Нам нужно было пройти всю улицу Ленина до «Разгуляя», а потом через железный мост реки «Егошихи», подняться в крутую гору до улицы «Степана Разина», на остановку «Городские Горки». Там, где теперь красуются здания современного Цирка, тогда там был огромный пустырь.
На нем мой дядя Коля и тетя Аня, перед самой войной, вернувшись с Северного Кавказа, своими руками слепили для себя жилье - глинобитную мазанку (этакий домик с кухонькой и одной жилой комнатой). Это и был конечный пункт нашего путешествия.
Вот сейчас (ради любопытства) я смерил по карте расстояние от вокзала Пермь-2я до Цирка, так, даже напрямую - более 8 километров!
Улица Ленина - самая длинная центральная улица Перми, она идет параллельно реке Каме, а ее пересекают 13 улиц, которые мне, как давно не бывашим в Перми, приятно перечислить: Хохрякова, Толмачева, Плеханова, Кирсанова, Борчанинова, Попова, Куйбышева Комсомольский Проспект, Газеты Правды, Карла Маркса (ныне снова - Сибирская), далее 25-го Октября, Николая Островского, Клименко и Разгуляй - (трамвайное кольцо).
Вот прочитать все названия улиц - и то нужно время, а пройти столько улиц, пешком по заснеженным тротуарам,(снег никто не убирал), да еще с грузом, нам потребовалось не менее 3-х часов.
В Разгуляе нас пусти ли погреться в служебное помещение для вагоновожатых и кондукторов, нам нужен был отдых - впереди был довольно большой отрезок пути: через мост и подъем на «Городские Горки».
Отдохнув, мы продолжили путь. Проходя через мост, придерживались узенького тротуара с левой стороны от трамвайной линии. Трамваи все еще стояли, а с военного завода Мотовилихи все время двигались автомашины в сторону центра и вокзалов Пермь 1-я и Перми 2-й.
Сразу за мостом дорога резко заворачивала вверх и вправо вдоль горы, оставив для пешеходов узенькую тропу, по которой из-за сугробов пройти можно было лишь друг за другом.
Идти в гору мне было тяжело, а тропинка забирала все круче и круче и была очень обледенелой. Я шел впереди, а мама в шаге за мной, подстраховывая на этой скользкой дорожке.
Как я не остерегался, но на середине подъема - поскользнулся и съехал на проезжую часть дороги.
Я барахтался, пытаясь встать, мне мешала котомка, мама тянула меня за шарф, рискуя сама оказаться рядом, а сверху, я видел, как неумолимо, по такой же скользкой накатанной заснеженной брусчатке на меня надвигалась огромная груженная машина – американский студебеккер.
Мама, таки, успела выдернуть меня из под самых колес, тяжелой машины.
Меня и сейчас бросает в пот от воспоминания, как студебеккер, не слушаясь тормозов, шел юзом на меня,.
Из кабины выскочил офицер в белом полушубке, наградил нас «парой ласковых», но увидел, что я цел, - запрыгнул в кабину, и вся колонна двинулась дальше.
До остановки «Городские горки» оставалось еще метров сто самого крутого подъема. Мама забрала у меня котомку и уже до самой остановки держала меня за воротник. А мимо нас продолжали спускаться к станции Пермь-1 студобеккеры с военным грузом изделий Мотовилихинскго завода.
С трамвайной остановки «Городские горки» начиналась улица Степана Разина и вообще начиналась Мотовилиха А правее, (в сторону построенного теперь Цирка) - простиралось большое заснеженное поле с узенькой, протоптанной в снегу тропинкой, к небольшому бараку и мазанке нашего дяди Коли, (старшего брата моего папы).
Оказавшись в тепле, я быстро сомлел и уже на лежанке сквозь сон слышал, как дядя Коля журил маму – зачем взяла с собой сына.
Потом меня разбудили и накормили удивительно вкусным картофельным супом. Такого вкусного супа я больше никогда не пробовал. Тетя Нюра, жена дяди Коли, была с Северного Кавказа, она знала травы и приправы, от которых ее супы, хоть и с парой картофелин, всегда были объедением.
Я «клевал носом» и меня опять уложили спать. Сквозь сон я слышал тихую беседу взрослых, потом дядя Коля заиграл на скрипке что-то такое, что у меня запершило в горле, и навернулись слезы. Это звучала папина скрипка, мама, после похорон папы, отдала ее дяде Коле.
Мне вспомнилось, как еще до войны, я очень расстроил папу: - без спроса открыл скрипичный футляр, взял смычок и нечаянно его сломал. Я натянул на голову одеяло, тихо заплакал и незаметно уснул.
Утром я ближе познакомился с их сыном, с моим двоюродным братом, тоже Женей (только я был Евгений Антонинович, а он - Евгений Николаевич)! Женя был на 5 лет меня старше, ему шел уже 14-й год.
Мы вышли на улицу, день был солнечный и безветренный с легким морозцем. Мы встали на лыжи и по накатанной лыжне уехали на горы, в тот район, где теперь построен трамплинный комплекс.
Я, в свои 8 лет, уже хорошо стоял на лыжах и первым успешно скатился по крутому скону до самой Ушаковки. А вот Женя на середине спуска упал. И в следующие спуски он падал, а я нет, чем заработал его уважение.
В нашей деревне Черная, прямо за нашим огородом был не менее крутой спуск, а далее, друг за другом шли Увалы, с которыми я давно был «на ты», проводя с рузьями зимой на них все свободное от школы время. Вот так началась наша братская дружба, прошедшая через всю последующую жизнь.
Вечером мы с мамой уезжали в нашу Черную. Трамваи уже ходили и дорога от остановки Городские Горки до вокзала Пермь 2- я, заняла не более часа. Провожал нас на вокзал Женя, обещал мне, приехать к нам, покататься на лыжах.
Мама еще не раз ездила к дяде Коле, но меня уже с собой не брала. От нее я узнал, что мой брат Женя, оставил учебу в школе и поступил на авиамоторный завод. Их семье, чтобы выжить, надо было иметь рабочую карточку и взрослую норму хлеба.
На этом заводе, в одном и том же сборочном цехе, он проработал до самой пенсии, став на заводе известным человеком - опытным бригадиром сборщиков авиационных двигателей, кавалером ордена Трудового Красного Знамени. У меня сохранились вырезки из газет с портретами и статьями о нем.
Наша дружба продолжалась, - приехать покататься на лыжах на наших крутых Увалах он так и не решился, а приезжал обычно на выходные дни летом - помогать нам с мамой в посадке, прополке и уборке картошки, а попутно отдохнуть на природе.
Мы с ним любили побродить по ближайшим лесным опушкам богатых грибами и земляникой, углублялись в дебри леса, к знакомым мне зарослям малины, ходили и за железную дорогу в болотистую Согру - собирать чернику, голубику.
Когда закончилась война, а я стал уже старше, мама разрешала мне с ним уезжать в Пермь на недельку и погостить у дяди Коли.
Путь к ним на трамвае, от Перми 2-й до «Городсдких Горок» через злополучный железный мост, мне уже не казался, таким длинным.
В Перми Женя был моим гидом - знакомил меня с городом и вообще много уделял мне своего времени: мы мы ходили эагорать на Каму, играли в футбол и волейбол, в городки.
В волейбол мы ходили играть на очень близко расположенную к нашему домику, остановку трамвая – «Техникум», по улице Степана Разина. Там было построено здание Военно-Механического техникума, (оно и сейчас цело, прямо за цирком), там тогда уже имелись спортивные площадки.
Не знал я тогда , что в 1950 году, окончив семилетку, я буду его студентом. И до 1954 года буду жить в этом здании, в общежитие Молотовского Военно-Механического техникума.
Правда, домика дяди Коли уже не было. Им дали квартру на Комсомоьском Просекте ближе к центру города. А мазанку их - снесли.
Но это уже другой эпизод из моего прошлого! Продолжение будет.