Рецензия. Опера Борис Годунов

Светлана Курносова
Опера Борис Годунов в театре Санкт-Петербургъ Опера

Театр «Санкт-Петербургъ Опера», что в особняке барона С.П. фон Дервиза, поражает красотой и изящностью внутреннего убранства. Пышность интерьера, удивительный декор, стилизованный грот – все это восхищает. Атмосфера небольшого, но завораживающего своей изысканностью зала невероятно приподнятая, праздничная, провоцирующая на ожидание самого возвышенного развлечения. Не стоит обольщаться. Эта причудливая роскошь таит в себе массу сюрпризов. Предвкушая легкое, приятное развлечение, может статься, вы столкнетесь с искусством столь сильным и глубоким, истинная цель которого – не ублажать потребность человеческую в прекрасном, но очищать душу, через смятение сознания и мощный эмоциональный штурм. К произведениям искусства такого рода можно смело отнести постановку оперы М.П. Мусоргского «Борис Годунов», на которую мне довелось попасть 10 февраля 2016 года.
Яркая политическая окрашенность и сильный социальный акцент спектакля восходят непосредственно к своему первоисточнику. Примечательно, что первая постановка оперы «Борис Годунов» (впервые полностью!) состоялась в 1874 году, в период серьезных реформ в Российской Империи. Кроме того, в основу сюжета оперы положено описание событий Смутного времени. Таким образом, опера «Борис Годунов», сплав творчества двух русских гениев М.П. Мусоргского и А.С. Пушкина, являет собой некий аккумулирующий образ бурлящей русской Смуты. Благодаря постановке театра «Санкт-Петербургъ Опера», «Борис Годунов» приобрел новую форму и жизнь, в которой, через диалог эпох, соединились апелляция к 90-м годам и пугающе реалистичное воплощение настоящего времени. Принимая во внимание политический контекст настоящей действительности, трудно отрицать очевидную актуальность данного произведения.

Безусловным критерием восприятия постановки оперы «Борис Годунов» в «Санкт-Петербургъ Опера» является философский ракурс, затрагивающий острые социальные, психологические проблемы. В целом, вся постановка пронизана глубоким психологизмом и ассоциациями. Важно отметить символизм, как общую идею всей постановки: каждый образ, предмет имеет свой смысл и выступает звеном в сложнейшем хитросплетении символов. Зритель вовлекается в окружающую его реальность, которая воссоздается с такой изумительной точностью, словно возвели исполинских размеров зеркало, и в нем отразились все лики современности. На сцену выводятся личности, своим видом напоминающие завсегдатаев знаменитой «Апрашки», весьма легкого поведения дамы в вызывающих нарядах, бойкого вида молодцы в спортивных костюмах, а над всем этим царит собирательный образ владыки-олигарха.
Разделение сцены на два яруса представляется верным решением, как очень удачный организационный прием, подчеркивающий мощное психологическое воздействие на уровне ощущения игрового пространства. Более того, это усиливает актуальность и проводит прямые ассоциации с реальностью, ее крайностями и полярностью: олигархическое меньшинство, парящее в заоблачных высях, и толпа, барахтающаяся на дне социального котла.
Рефреном всей оперы (потрясающая находка режиссера!) послужил образ мчащегося поезда, вдруг резко останавливающего свой ход и вновь стремительно набирающего обороты. Этот незримый, но связующий все действа оперы символ, тесно корреспондирует с аллегорической повестью В.О. Пелевина «Желтая стрела» 1993 года. Цитаты из этого произведения приведены в программе оперы. На мой взгляд, ключом к пониманию «Бориса Годунова» в «Санкт-Петербургъ Опера» является именно повесть Виктора Пелевина, концепция которой полностью дешифрует идею постановки.
Что касается музыкальной составляющей в опере, то в очередной раз убеждаюсь, что музыка великого Мусоргского может только восхищать. Пронзительные интонации, удивительная по красоте гармония – составляют безусловное достоинство этого шедевра оперного искусства, между тем, такую музыку чрезвычайно сложно исполнять. Оркестр и дирижер Александр Гойхман с честью справились с возложенной на них ответственностью. Считаю уместным привести реплику одной из зрительниц в адрес оркестрантов и Маэстро: «Божественно! Просто божественно!».

Прекрасными голосами в Петербурге мало кого удивишь, а мне бы хотелось отметить, помимо вокального мастерства, артистизм и драматическое дарование певцов «Санкт-Петербургъ Опера».
Убедительным и ярким в роли Юродивого был Владислав Мазанкин. Особое зрительское расположение завоевали герои Варлаам и Мисаил в исполнении Антона Морозова и Дениса Ахметшина. Публика тепло приветствовала этаких рокеров в кожаных штанах, которые вели себя совершенно свободно на сцене и, выражаясь сленгом настоящего времени, «зажигали». Своим исполнением «Как во городе было во Казани» Варлаам (он же – Антон Морозов) сорвал вполне заслуженные аплодисменты. Трагический образ Бориса блестяще сумел создать Юрий Борщев. Богатырская мощь, потрясающий по силе и красоте голос, околдовывающая харизма – бесспорные козыри в арсенале артиста Ю. Борщева.
Завершилось действо помпезным возведением на престол Самозванца. Борис же покинул авансцену, поддерживаемый своими чадами. Поезд остановил свой ход, а внутри осталось ощущение смятения и перевернутого сознания. Словно ураган прошел…
Известно, что пушкинская трагедия заканчивается фразой «Народ безмолвствует». О том, какой смысл вкладывал великий русский гений в эту фразу, можно дискутировать до бесконечности. Но каждый сам для себя решает, что именно означает эта фраза лично для него…
Хочется выразить огромную благодарность всем исполнителям, режиссерам-постановщикам и художественному руководителю театра народному артисту России Юрию Александрову за талант, нестандартное мышление, титанический труд, смелость в экспериментах и за творческую дерзость.
Судьба оперы, на мой взгляд, еще не решена, ввиду неоднозначности реакции публики и критики. Вопрос – нужно ли смотреть таковые постановки человеку непосвященному и далекому от сакральных познаний в области искусства? Ответ очевиден: нужно! Искусство, как рупор действительности, призывает общественность к осмыслению, инициирует попытку взглянуть на мир другими глазами. Это право есть у каждого без исключений, вне зависимости от социального статуса и солидности благосостояния.
А покамест чопорные знатоки театрального искусства предвзято обсуждали «уместность введения в постановке великой оперы кожаных штанов», зрители ликовали и кричали «браво!». Но, подчеркну, далеко не все готовы адекватно воспринимать искусство столь реалистичное. Мало кто решится оторваться от избитых театрально-музыкальных догм, клише, и, что называется, «покинуть зону эстетического комфорта», свернув на тернистый путь самопознания, искания и самоидентификации в стремительном гвалте перемен.
Считаю, что театр «Санкт-Петербургъ Опера», подобно Прометею, должен бороться за право нести зрителю свой факел. Время вынесет вердикт, а пока остается надежда на то, что настоящее, животрепещущее, обжигающее душу и взрывающее сознание искусство, рождаемое в стенах особняка на Галерной, будет жить.