ШАРЫ
Волшебный мир играл волшебными красками. Розовый цвет слегка жеманился и отливал желтизной, синь была решительной и темнела настолько, насколько необходимо, чтоб ее назвали глубокой. Черному цвету это решительно не нравилось, и он искрил серебром. Алый боялся показаться вульгарно-красным, а красный смущался до малиновых пятен и прижимался к зеленому. Волшебный мир, как любой из миров, был полон страстями. И там, в холодную и прекрасную ночь на вдохновенно увядающей ели висели яркие шары разных цветов и прочих отличий. Два из них, один фиолетовый, а другой сиреневый, были самыми крупными и самыми расписными. За ними виднелись шарики поменьше, но схожих оттенков.
-Все вы одинаковы,- заявил фиолетовый шар соседу, - горазды висеть, где вас не просят, и конфетти под шумок сгребать.
-Это злость что ли так тебя раздула? Или округляешь? – спросил в ответ сиреневый.
-Сам ты сиреневый кругляш, пора гнать вас.
-Ну, не знаю…если фиолетовые и дальше будут со злости дуться, ель рухнет.
-Кто бы говорил!
-Кто бы говорил!
Они слегка покачались.
-Мне неважно, мелкие вы либо крупняк, рисунок все тот же, - возобновил диалог фиолетовый.
-А мне все равно, рисунок на тебе или как, мне смотреть лень, - продолжил сиреневый.
Они опять покачались, едва не соприкоснувшись боками.
-А пошел ты!
-А иди ты!
Они качались все сильней и сильней, оба большие, разрисованные, нарядные. Они почти что задевали себя, но почтение к чужой значительности и осторожность, притаившееся глубоко в подсознании того и другого, не давали им разбить свои хрупкие новогодние бока.
Зато шары, что помельче, скатывались с ели, не замеченные важными собратьями, фиолетовые, сиреневые, разные. И кому-то везло упасть в мягкое, а кто-то разбивался о твердую поверхность своего волшебного мира. И кто-то кому-то хотел помочь, а кто-то кому-то желал разлететься вдребезги.
И вдохновенная ель, усыпанная осколками, подняла к ослепительному свету свои пушистые ветви, стремясь удержать от катастрофы все шары, какого бы цвета и размера они не были.
- Вот уж доокруглялись, - подумала она, - не зря, видно, говорят, что ум должен быть острым.