3. Извилистыми тропинками босоногого детства...

   
   Г Л А В А   Т Р Е Т Ь Я

   Потомственный украинский крестьянин и уроженец села Котюжаны, Андрей Мельник вначале первой мировой войны в 1914 году был призван в царскую армию и отправлен на Восточный фронт.

   Провоевав какое-то время в окопах переднего края, на втором году войны солдат Андрей оказался в германском плену. Вначале был лагерь и конвой, затем работа в фермерском хозяйстве, с хозяевами которого он поладил.

   Со временем Андрей обжился и даже немного научился говорить по-немецки, а со временем он взаимностью ответил засидевшейся в девицах дочери фермера и они поженились.   

   На Украину в родное село Котюжаны, Андрей Мельник вернулся в начале двадцатых годов, но не один, а с семьей – женой Марией и сыном Федей.

   Знакомство матери с Марией произошло случайно. Услышав диалог между супругами Андреем и Марией, мать восприняла его как искаженный идиш и очень удивилась. Не будучи знакомой, с Мельниками, она не стала расспрашивать кого-либо, а обратилась за разъяснением к жене Янка – Мане, и, получив ответ, удовлетворилась услышанным.

   В дальнейшем сами обстоятельства подсказывали, что заброшенные судьбой в среду с непонятным им языком, женщины при желании могут найти себе отдушину – пообщавшись и объяснявшись, хотя и не во всем тождественных, но понятных друг другу языках – немецком и идиш языках.

    Так состоялось знакомство нашей матери с Марией, ее мужем и многочисленным их семейством. Часто в свободное время обе женщины находили удовлетворение в беседах, делясь радостями и горестями своего нелегкого удела.

    Мельники жили по соседству с семьей  Казаченко, но несколько ближе к центру села, на так называемом выгоне. В добротном построенном жилье, крытым серой черепицей и высоким потолком, с просторными комнатами и кухней, большими окнами, филеночными дверьми, деревянными полами – дом, а не крестьянская хата. Единствен¬ный в селе жилой дом городского типа, вызывавший зависть у многих односельчан.

    Первенец в этой семье – Федя, был несколько старше нас, дружил он с первенцем семьи Казачонка – Стасиком. Юные друзья упражнялись в языкознании: второй учил первого правильному произношению украинских слов, ибо Федю за страшный немецкий акцент однокашники презрительно называли – германец. 

    Младший брат Федора – Костя и его сестренка, соответственно были ровесники мне и моей младшей сестре. И еще в семье Мельников было несколько малышей, имена которых не запомнились.

    Все мы вместе допоздна игрались на выгоне, а затем зачастую нас насильственно загоняли в жилье, где предстояло мыться, ужинать, но мы всего этого так и не дождавшись, намертво засыпали, кто где: одни около постели, другие – на голом полу

    Начиная со второй половины 1930-го, с небольшими перерывами до средины 1933-го мы прожили в доме родителей Янка. Какая-то частица этого периода моего детства упомянута в очерках второй книге.

    Остановлюсь лишь на том, что считаю важными, запомнившимися мне событиями времен коллективизации и голодных 1932-1933 гг. У меня вызывало, я бы сказал, чрезвычайный интерес ко всему тому, что я видел в этом, еще совсем свежем, но обреченном на гибель былом хозяйстве, его приусадебном участке, хате, строениях и многом другом.

    Родители Янка были уже немощными стариками, их земля поделена между детьми, а они, доживая свой век, из последних сил, копались в приусадебном участке, удовлетворявшем их скромную потребность.

    Из уст таких дедушек и бабушек, их детей и родных мне довелось услышать самую не только разнообразную инфор¬мацию об их удивительной любви к земле и трудолюбии, но и лично убедиться в этом. Именно эти доживающие свой век поколения были той солью украинских крестьян, веками проживавших на Подольском плате Украины.

    Повторяюсь: я думаю, что это был последний период их земного существования. Затем наступил период гражданской войны и установления там большевистской власти с ее периодами НЭПа и коллективизации. Именно в эти годы произошло уничтожение потомственного землероба. Была изобретена лживая, противная людям и здравому смыслу идея уничтожения потомственных землепашцев.

    В течение этого времени из голов миллионов  крестьян вытравлялся  унаследованный  вековой опыт предков, их традиции, а заодно и крестьянский дух. На государственном уровне был проклят поверженный тип крестьянина. Его подменили новым, советским типом землепашца, дав ему имя – колхозник, позже  – сельский труженик.

    Эксперимент  из ряда вон выходящий, привел к повальному голоду и смерти значительной части трудоспособного крестьянства, а заодно – к катастрофе векового опыта сельского хозяйства Украины.

    При всем искреннем уважении к погибшему крестьянству, со скорбью полагаю, что вряд ли в обзримом будущем Украине удастся возродить былую крестьянскую любовь к земле и такую же былую крестьянскую нравственность в новое время.