Каким оно будет – эхо двух тысяч фраз? А миллионов? Представляешь, одновременно? Затаится ветер в подворотнях, затихнут чайки…В окнах домов распахнутся форточки – чтобы лучше было слышно. А оно разом – по стеклам, по камню мостовых, по воде…и тишина.
Не спят влюбленные, беззлобно зевают сфинксы, охраняя покой давно ушедшего за горизонт Ра. Этот - вообще редкий гость в городе. Вот снова Нева тащит за собой молоко, и улицы укрываются туманом. Рассвет, закат? Непонятно, да и не важно.
Осень-зима-весна, лето постоянно теряется в этой кутерьме. Впрочем, и зима часто обижается и уходит, не попрощавшись, по-английски. Только дождь чувствует себя полновластным хозяином.
Одинокие форточки жалобно скрипят, им не спится с позапрошлого века. «А помнишь…помнишь?» - разносится их перешептывание. Помнишь? – гулким эхом в пустынных залах Зимнего. Только кошки настороженно: кто, что?
Булыжник одинаково откликается на каблуки и зимой, и летом. Трещин не увидишь невооруженным взглядом, он стоек, он выдержит, он – камень. И он также звонко отвечает эхом на тысячи фраз. Фразы рассыпаются на слова, слова – на буквы, они прыгают по тротуарам, срываются с мостов, успевая в полете снова соединиться в слова.
И капли дождя тоже прыгают по камню. Вот одна застывает на полукруглой поверхности булыжника, прислушивается. Тук…тук-тук. Живой. Ей становится тепло и уютно. И пусть рядом то и дело стучат каблуки, им хорошо. Капле и камню с сердцем внутри. Сверху на них смотрит ангел. И ничего, что он позеленел. Годы, знаете ли. Годы…
Эхо несется дальше, слова застревают в решетках ворот, цепляются за крыши, влетают в форточки. Одинокая кружка начинает звенеть от прямого попадания. Люблю – вертится чаинкой остывающее слово. Холодные руки, обхватившие кружку, отогреваются, и вместе с очередным глотком чая, на губах появляется улыбка. Хорошо, хо-ро-шо – шепотом.
На втором этаже музея-квартиры имени себя сидит тень Федора Михайловича Достоевского и рассматривает сумеречный город. Она качает головой и растворяется в этой серой мгле. Лишь очертания призрачного силуэта какое-то время видны в рассветной дымке. А за ним… За ним соломенная голова Есенина, косоворотка, эх…И строгая, почти каменная физиономия Александра Александровича Блока…Тени, призраки, силуэты. И снова эхо шёпотом в перекрестье былых времен: стихо-фразами по граниту спящего города…
Тучи над городом. Нет рассвета. И ночи уже нет. По мостовой прыгают буквы, эхо разносит их звучание по улицам и переулкам. Тысячи слов, среди которых чаще всего слышно звоном стекла, стуком каблуков, всплеском волн – одно – люблю…