«Помни, Бог всегда следит за тобой. Живи так, чтобы ему не было скучно!»
(Не помню, в каком Псаломе Библии это записано, но даже если ни в каком - мне удалось прочитать между строк то, что хочет от нас Бог!) - возражайте, блин, если "фантазии" хватит.
Можно, конечно, проявить интригу, и лишь в конце этого рассказа объяснить, кто же такая «Любовь под номером 3б», но не будем пользоваться столь дешёвым приёмом, объясним сразу, а дальше читать или не читать сей «опус», каждый принимает решение сам. Итак:
Любовь № 1 – это Небо и всё, что с ним связано: самолёты, вертолёты, планера, парашюты, парапланы, дельтопланы, воздушные шары, дерижабли и воздушные змеи.
Любовь № 2 – это Море…(яхты, сёрфинг, кайтинг и т.д.)
Любовь № 3 – это Горы и горные лыжи
Любовь № 3а – Кавказ, Любовь № 3б – Карпаты, № 3в – Крым, № 3г – Урал и т.д.
Любовь к особам женского пола идёт по отдельному списку…
Карпаты, гора Шипот.
Я настолько влюбился в горные лыжи после первого попадания на военную турбазу Терскол, что проведения отпуска по-другому уже не мыслил. Но на следующий год путёвку удалось достать только в Карпаты на военную турбазу в Мукачево. Было написано, что путёвка горнолыжная, но оказалось, что из 14 дней в горах туристы проводят только пять, остальные дни заняты автобусными экскурсиями по окрестным замкам, монастырям, городам. Меня это не устраивало, и я пошёл договариваться с руководством турбазы, что пробуду в горах два срока, т.е. 10 дней. Нюанс состоял в том, что отдыхающие тащили весь запас продуктов на себе 3-4 км, т.к. транспорт к приюту возле горы Шыпот пробиться не мог, дорога была сильно занесена снегом. Поэтому начальник турбазы мне сначала категорически в моём желании отказал, но он не знал, что «нет таких преград, которые бы не брали коммунисты». Это фразой мой штурман и одновременно замполит Владимир Аниканович Дмитриченко иногда доводил меня до «белого каления», когда мы летали вместе, но как правило проблема решалась.
Я взял пару бутылок дорогого коньяка, написал расписку, что обязуюсь поставить «магарыч» мужчинам из следующего заезда, которые будут тащить жратву (бортпаёк) на меня, и зашёл, в чине капитана, без стука в дверь к начальнику турбазы, в звании подполковник, повторно со словами: «Я всё понял, давайте поговорим по мужски…» В общем, вопрос был решён положительно, одну бутылку - начальнику, другую – ребятам. Но я дал слово, что если никто не захочет тащить питание на меня, то я вернусь с гор со своей группой, т.е. через 5 дней. Но сначала надо было туда попасть в эти горы.
Народ у нас попался разношёрстный, о лыжах никто сильно не заморачивался, пришлось всю подготовку к ним взять на себя, несмотря на относительно «юный возраст». Я предложил паре инициативных ребят войти в оргкомитет по подготовке к горным лыжам, который «возглавлял» я. Обрисовал проблему, её сложность и ответственность, и ребята с радостью согласились подчиниться капитану Морской авиации. А проблема состояла в том, что жить придётся в «Приюте» возле горы Шипот. Баров или магазинов тогда не было никаких, не говоря уже о телевизоре, музыке или дискотеках. Т.е. пройдя школу Терскола в предыдущем году, я чётко понимал, что успех катания и времяпровождения группы полностью зависит от того, что мы сможем с собой в эти горы унести. В общем, опустим все подготовительные мероприятия и расчёты, скажу лишь, что мы нашли в округе «специально обученное лицо», которое порекомендовало нам взять на группу из 18 человек 70 литров вина и 25 кг мяса для шашлыка. Путём эмпирического анализа наших физических возможностей по переноске тяжестей было решено ограничиться 50 литрами вина и 20 кг мяса свежего барашка и ни на грамм меньше, - «Иначе завалите дело», - сказало «специально обученное лицо», причём велело на женщин никаких скидок на пол и возраст в качестве «шерпов-носильщиков» не делать – едят все одинаково, а пьют в горах на радостях, что ещё один день на горных лыжах обошёлся без жертв и похорон тем более.
Но этим дело не кончилось. Ведь для шашлыка, которым мы планировали отметить окончание нашего пребывания в горах, нужны были специи, а их ни в магазине, ни на базаре тогда не было. Тогда «специально обученное лицо», проведя разведку, узнало, где всё можно достать, и чёткими указаниями добилось реализации плана. Нам двоим была дадена команда после 8-ми вечера перейти через мост, найти мужика, который должен там стоять, и сказав условный пароль, закупить всё необходимое согласно списка, который нам вручили. В общем, в назначенное время мы отправились в «тыл врага». Помню, что было холодно, и на улице не было никого, но перейдя мост, мы увидели одинокую фигуру под фонарём, которая приплясывала на морозе, чтобы согреться.
Подойдя со спины, именно так снимают часового при захвате «языка», я громко произнёс пароль. Дословно не помню, но что-то типа: «У Вас продаётся славянский шкаф?» Мужик должен дать отзыв: «Шкаф продан, но осталась никелированная кровать». На что я должен уточнить: «С тумбочкой?» После чего я должен сказать магическое слово «Шашлык».
В общем, всё произошло, как в лучших сериалах про «Подвиг разведчика». После проведения необходимых формальностей, «ху из ху?» мужик распахнул полы пальто, и мы ахнули. На каждой половине пальто было нашито изнутри карманов по 20, и в них были специи всех сортов, стран и народов. В общем, проявив инициативу, набрали всего с запасом, и скорее к своим, пока милиция не остановила. Каждый понимал, что это контрабанда.
Как на следующий день добирались до «Приюта» описывать не буду – это тема отдельного романа. Скажу лишь, что половина наших дам, на которых мы рассчитывали как на полноценных шерпов-носильщиков, оказались «хиленькими», и 4 км заснеженной дороги в гору их рюкзаки пришлось тащить нам, мужикам, методом возвратно-поступательного поршня. Сначала метров 100-200 в зависимости от крутизны склона затаскиваешь свой рюкзак, его сбрасываешь и возвращаешься за женским, который, оказывается, весит больше твоего мужского, блин. И всё за счёт женской косметики. Но как бы там не было, во второй половине добрались и стали обживать новое жилище. Приют представлял собой длинный сарай, в котором стояло 20 солдатских кроватей с печкой, топившейся дровами. Ещё была комната поменьше, служившая кухней и одновременно столовой, и совсем маленькая холодная комната, изображавшая умывальник с тремя сосками. Туалет на две персоны был на улице в 20 метрах от дома.
Нас встретила местная женщина-повар, напоила горячим чаем с дороги. Быстро довела диспозицию и разобрала принесённые нами продукты. В общем, в помощь ей группа ежедневно должна выделять двух человек. Один всё время при ней, другой должен подойти за пол часа до завтрака, обеда и ужина, чтобы помочь накрыть на стол и потом помыть котлы. Посуду каждый моет свою сам. Тут же нам дала шапку с бумажками, свёрнутыми в трубочку. Все потянули жребий. Повар на бумажке выписала дежурные смены на каждый день, и нам было предоставлено свободное время на устройство и осмотр окрестностей. Я, слава Богу, в «дежурные по кухне» не попал.
Утром часов в 10 после завтрака пришёл инструктор, открыл каптёрку с прокатом лыж и выдал их всем по паре. После того, как мы каждый свои лыжи забрали, в прокате осталось всего 6 пар лыж и ботинок, в основном, кожаные, марки «Ботас» со шнуровкой. Крепления на всех лыжах были КЛС – советская «Нева». Инструктор, молодой улыбчивый парень, которого звали Грицай, принёс банку солидола и велел всем смазать крепления. Далее объяснил, как делать регулировку креплений, и сам лично проверил их боковое срабатывание. Для чего при надетых лыжах, лежавших на полу, он обошёл всех туристов, каждого пиная вбок около носка ботинка. Крепление должно было сработать, ботинок должен был соскочить с лыжи.
Потом мы одели лыжи повторно, и Грицай предложил каждому резко упасть на руки на пол, сначала показал, как это делается на своих лыжах. При нормальной регулировке у вас должны отстрелить задние маркеры, которые срабатывают при падении вперёд. Эта операция получилась далеко не у всех, и Грицай лично проверил крепления у каждого. В общем, такой дотошной проверки и подготовки к безопасному катанию я не видел даже в Терсколе, хотя там были Московские дипломированные инструктора. Затем вышли на склон. Сначала Грицай заставил нас сделать 10 минутную разминку на лыжах (сразу скажу – очень необходимая вещь, какую бы вы зарядку перед этим не делали. К сожалению, многие, даже классные горнолыжники ей пренебрегают, а зря).
Сам процесс обучения и катания описывать не буду, он интересен только «фанатам» этого образа жизни, а вот финальный день, я думаю, с точки зрения обмена опытом будет интересен всем. Как вы помните, мы приволокли с собой в горы 20 кг мяса и 50 литров вина. Сразу было решено, что это пойдёт всё на праздничный ужин в честь окончания сезона, т.е. в крайний катальный день. С утра надо было по-новой бросать жребий, чтобы определить тех трёх «счастливчиков», которые вместо лыж сначала заготовят достаточное количество дров, замаринуют мясо, разожгут костёр, сделают нормальные угли, нанизают всё вместе с луком на шампуры и потом, пока все катаются, приготовят шашлык.
Какого же было наше удивление, когда два мордастых парня вышли вперёд и сказали: «Жребий не нужен, мы оба работаем на мясокомбинате, в мясе соображаем, берём себе в помощь третьего, с которым уже договорились, назначьте только время, к которому приготовить шашлык». Все вздохнули с облегчением и радостно засобирались на гору. Было решено не обедать, кататься до «посинения» на горных лыжах, а потом обедать вместе с ужином шалыком и вином, время «банкета» назначили на 17.30. День прошёл, сказать, что «нагуляли аппетит» - это ничего не сказать. Голодные как волки, мы подходя к нашему Приюту, услышали конкретный «пьяный писняк». Не знаю, как у кого, а у меня сразу сработало нехорошее предчувствие, которое через пару минут оправдалось полностью.
Перед домом горел слабый костёр, два пьяных «специалиста по мясу» с песней «Несэ Галя воду» только начинали нанизывать сырое мясо на шампуры. Третье «специально обученное лицо» неопределённого возраста, можно дать 18, а можно и все 26 лет, уже без «задних ног» спало прямо на дровах, подстелив под себя тулуп повара, которую отпустили с утра, предоставив выходной. Возмущению народа не было предела. Пятеро наиболее голодных и здоровых туристов потащили «мясоедов» за угол дома бить им морду, остальные начали лихорадочно готовить шампуры каждый сам себе. Потом нанизанное мясо стали жарить кто в мангале, кто прямо на костре, т.к. места для всех не хватало. Одновременно стихийно пошёл процесс разлива вина. Все оказались настолько не готовы к этой неординарной ситуации, которая сложилась, что всё пошло на самотёк, подогреваемое чувством огромного голода и желанием выпить.
Результат, мясо, дав ему чуть обуглиться сверху, тут же начинали есть. Дойдя до абсолютно сырого слоя, тут же его совали опять в костёр, и наспех, не доведя до нужной кондиции, ели снова. А в два часа ночи, примерно у всех одновременно началась диарея, это по-научному, а по простому – «дрисня». Какой там туалет, за угол дома добежать бы успеть. Штаны, трусы – и мужские, и дамские снимали на ходу, и садились рядом: «мальчик, девочка, опять мальчик…» Из 18 человек группы этой печальной участи не избежал никто. И так энное количество раз за ночь…
Ближе к обеду на следующий день группа уехала, точнее, ушла, т.к. 4 км с горы до дороги надо было пройти пешком, а я стал поджидать смену, которая должна была принести мой «бортпаёк» на очередные 5 дней на меня.
Бюст 5 или 6-го размера?
Группа в количестве 20 «бедолаг» прибыла вовремя. Еду на меня захватили, за что я выставил обещанный «магарыч», и пошли очередные счастливые дни катания на горных лыжах. Народу на горе, как ни странно, собиралось много, но особых «асов» не было, т.к. все «профи» ездят в приличные места, где катаются весь заезд, а не 5 дней из 14, и с подъёмником длиннее, чем в 300 метров, который был у нас. Поэтому на общем фоне я очень даже неплохо смотрелся, учитывая две недели катания в Терсколе в прошлом году, и уже 5 дней практики здесь, в Карпатах. Кстати, забыл сказать, что на Кавказе я заработал свою первую грамоту за соревнованиях по горным лыжам, заняв третье призовое место среди новичковых групп. Но конечно, истинным украшением склона были местные мальчишки 5-7-и лет. На лыжах, сделанных из бочек, с ремёнными креплениями, они выделывали такие пируэты и виражи, которые взрослым дядям в суперовом инвентаре и не снились. Честно сказать, я до сих пор не могу понять, как они добивались такой совершенной техники владения лыжами. Ведь их никто не учил.
В общем, очередные пять дней инструктор Грицай учил новых «чайников» стоять на лыжах и даже как правильно на них фотографироваться, а я «одиноким горным козлом» носился по склону, упиваясь вниманием барышень, когда попадал в их поле зрения. Так бы «бездарно без громких событий», типа шашлыка в предыдущей группе и закончился наш заезд, если бы в поле зрения, теперь уже моего, не попался девичий бюст не то 5-го, не то 6-го размера. Причём, титьки торчали как у козы, в разные стороны. «Пардон, у милых дам за такое сравнение» - но из песни слова не выкинешь. Впрочем, всё по порядку.
Небольшая группка в количестве одного парня и двух девушек решила в крайний день катания ещё и набраться зимнего загару, благо солнышко стало пригревать по весеннему. Они поменяли горнолыжные ботинки на кроссовки и обнажились до пояса: парень снизу в плавках, а девушки сверху – «а ля топлес», но в купальниках. Сели они на фоне стены сарая возле подъёмника, и каждый раз, зацепляя бугель, мои глаза косили на грудь 6-го размера. Точно, это был «шестой». И пока я ехал на лыжах наверх свои законно проплаченные 300 метров на подъёмнике, мысли были: «С такими женщинами только отличники спят, блин, а я же серебряный медалист школы. Мне к этим грудям прикоснуться – сам Бог велел, но как?» Но Бог он на то и Бог, что мысли читает и всё видит. После очередного спуска эта фигуристая девица вдруг подходит ко мне и глаголет: «Вася, а давай вместе позагораем, но только наверху. Там солнца больше. Для чего подними меня на своих горных лыжах».
Я, конечно, чуть не «уписался» от радости, что Бог всё-таки есть! Но отчётливо представлял сложность этого дела. Несколько раз я видел подобную операцию, и каждый раз она заканчивалась падением наверху двух её участников. Дело в том, что подъём на крючке, который представлял из себя тогда современный бугель, была достаточно сложная процедура. Во-первых, надо поставить лыжи строго по направлению движения троса. Во-вторых, попасть барашками бугеля или его крючком (зависит от конструкции) в трос. В-третьих, и это самое сложное, свою верёвку всё время держать внатяг, иначе бугель упадёт. В-четвёртых, не упасть, когда вас дёрнет, и вы начнёте ехать. А в-пятых, на самой горе надо перед отсекателем бугеля дёрнуть себя на него, чтобы натяжение верёвки ослабло, тогда отсекатель собьёт бугель вниз, а вам надо мгновенно отъехать в сторону, чтобы следующий лыжник на вас не наехал. Это я перечислил лишь основные пять нюансов при подъёме наверх. На самом деле их намного больше, и как опыт всадника можно определить по его посадке на лошади, так и класс горнолыжника - по его осанке во время подъёма. И к тому же, как поедешь, надо ещё палку между ног просунуть, повернуть её под 90 градусов и сесть задом как на «тарзанку».
Все эти сложности мгновенно пронеслись у меня в мозгу, и даже мелькнула малодушная мысль, как в том анекдоте: « А женщин и с этого берега хорошо видно, чё туда плыть?» Но тут Оля подошла вплотную, так звали эту девушку, у меня взгляд скользнул за вырез купальника, и я сразу забыл про все свои «умные соображения». «Конечно, Оля, поедем, я и сам хотел это тебе предложить».
Сказано – сделано. Я занял позицию на стартовой площадке, Ольга стала мне на лыжи чуть впереди меня, цепляю бугель. Рывок, бабах, у девицы одна нога соскальзывает с лыжи. Она падает, увлекая меня за собой, бугель проволакивает нас пару метров, т.к. я его не сразу отпустил. Народ в очереди приветствует сию картину радостными возгласами – какое-никакое, а всё развлечение. Так происходит ещё две попытки. Наконец, с четвёртого раза поехали. Я запустил руку Оле под грудь, якобы для страховки, хотя она и так всем телом лежит полностью на мне. По - другому тут ехать просто невозможно. Вот она «нирвана»!!! Эта всего лишь третья женская грудь, к которой я имел возможность прикоснуться. Одна девушка случилась в бытность мою курсантом. Вторая – после свадьбы это жена. И вот теперь снова Бог дал мне это счастье. Блин, то, что я женат, я как-то сразу «забыл». Да и вообще, где это вы в отпуске женатых мужиков видели? Но сладкие мгновения летят быстро. Приближается вершина горы. Говорю Ольге: «Соскочишь вправо по моей команде». Сам после этого планировал ослабить верёвку, чтобы бугель сбил обтекатель.
Но что-то в моей стройной системе отцепки не сработало. Оля падает мне прямо на лыжи, я поперёк на неё. При этом отпускаю бугель, верёвка захлёстом летит вокруг троса, бугель проскакивает между двумя вращающимися барабанами, и всю систему клинит «намертво». Когда с матом прибежали канатчики, мне с предельной ясностью стало ясно, что подъёмник вышел из строя надолго, и все 200 человек, которые в общей сумме собрались на горе, на сегодня откатались. Канатчики разными способами пытались выбить мой бугель – но всё было бесполезно. Так прошло пол часа. Обстановка накалялась, народ похоже собирался бить мне морду, а канатчики требовать деньги за неустойку. Но основное, что не давало покоя – это «некстати пробудившаяся моя совесть». Я понимал, что своей глупостью лишил народ главного удовольствия, ради которого все приехали сюда. Именно это горькое чувство помогло мне найти правильный выход.
Я подошёл к канатчикам, двум здоровым парням-гуцулам: «Мужики, если достанете мне лом и метров 20 троса, я попробую сделать подъёмник». Ребята поняли меня сразу: «Жди, сейчас снизу доставим». В общем, они побежали вниз, а я стал обходить и беседовать с наиболее здоровыми мужчинами, которые стояли на горе. Не все соглашались помочь, типа – это твоя проблема, но большинство соглашалось сразу. Я набрал 10 человек и объяснил свою задумку. Канатчики на санках привезли лом и трос. Вдвоём залезли на опору. Нижний конец лома вставили между барабанами, а на верхний – набросили конец троса. Дальше за трос взялись мы - 10 человек, я одиннадцатый впереди.
Все понимали, что дело очень небезопасное. Когда лом перетянет застрявший бугель обратно, лом и бугель стрельнёт и полетит как из пращи. Но не дрогнул никто. Я вышел вбок. Оглядел внимательно всех мужчин и парней, убедился, что все морально готовы и объяснил: «Когда лом полетит, я дам команду «ложись». Если что, я стою первым. А теперь берём, как следует трос, и ищем упор для ног». Стали на исходную позицию.
«И и - раз, и-два, и-три… На пятом рывке нам удалось перейти «мёртвую точку». Я понял, сейчас лом выстрелит. «Ложись», - заорал я. Мы упали на снег. Раздался характерный треск, как выстрел - лом, вращаясь, со свистом пролетел над нами и врезался в сосну, стоявшую рядом. А бугель упал у меня перед носом. Все вскочили, отряхивая с себя снег, и не веря, что операция по спасению катального дня увенчалась успехом.
Канатчики включили рубильник, дорога пошла, кое-кто заорал «Ура». Я обошёл всех десять человек, пожал всем руки со словами «Спасибо, мы можем кататься дальше». Но тут подошла Оля: «Вася, ты обещал со мной позагорать». Блин, я про неё совсем забыл. Снова на глаза попалась её грудь, и я опять растаял, хотя ещё пару секунд назад собирался опять впрыгнуть в горные лыжи.
«Хорошо, пойдём», - ответил я. Но мы не успели отойти, как подошли два парня-канатчика: «Василь, мы оценили, ты упал последним. Если бы лом полетел ниже, ты бы встретил его первым. Мы тебя приглашаем с нами посидеть, как закончим работу». Я пообещал, что подойду. После чего врыл две лыжи рядом в снег, и мы с Ольгой присели на наши куртки, отвалившись спинами каждый на свою лыжу. Солнышко грело по-весеннему, в профиль я видел Олину грудь, и был счастлив. Всё было сделано по-мужски…
Поступки, которыми я горжусь
Потом мы пили самогонку «сливянку» с гуцулами-канатчиками и их друзьями. Вот тогда, прощаясь, они сказали: «Приезжай на следующий год, у нас будешь кататься бесплатно». Когда мне под настроение вспоминаются поступки в жизни, которыми я горжусь – это один из них. Кстати, перечислю некоторые для освежения своей памяти:
1) Идёт процесс принятия Решения на полёты, за окном падает снег крупными хлопьями. На лицах четырёх полковников-инспекторов, что приехали со штаба ВВС Балтийского флота на контроль моих полётов и одновременно полетать на себя, откровенная скука. Им и «ежу понятно», что полёты надо отбивать, три тепловых машины, что в строю, не способны быстро очистить 3,5 км полосы, да ещё шириной 80 метров. Это при условии прекращения падения снега, а начальник метеослужбы капитан Олег Масальский только что как на исповеди дал правдивый прогноз: «Снег через час прекратится, но в течение смены ожидается периодическое прохождение небольших снежных зарядов». Я верю Масальскому, неслучайно бывший старший штурман полка подполковник Николай Мазов, который уже полковником служит в Москве, дал ему кличку «метеоснайпер». После заслушивания всех должностных лиц принимаю решение, летать по плану, но со сдвигом разведки погоды и начала полётов на час.
Но озвучить это решение при инспекторах – это значит завалить дело. Они ж не знают, что я добился негласного разрешения Командующего нарушать Руководство по лётной эксплуатации аэродромов, которое требует полной очистки ВПП и РД от снега до начала полётов. А мне достаточно 3000 метров полосы, да и по ширине 50 метров устроят. Ветерок слабый, почти штиль. Поэтому я сначала беру красный телефон ЗАСС, набираю Командующего и говорю: «Полковник Чечельницкий по полётам. У меня сейчас небольшой снежок, но по прогнозу скоро прекратится. Тепловые машины на полосе, работают. Разведку погоды и начало полётов переношу на час, полоса к тому времени будет готова, рулёжки дочищу как всегда. (это значит в процессе лётной смены). Прошу утвердить решение на полёты?» Гончаров: «Решение утверждаю, доложите оперативному», - и кладёт трубку.
Четыре полковника чуть ли не «с пеной у рта» подскакивают ко мне: «Ты что, офанарел, командир, полоса через час не будет готова, какие полёты?» Я снимаю трубку телефона, даю в руку старшему из полковников и говорю: «Передокладывайте!» У тех рука не поднялась. Короче, когда отлетали смену, в том числе и они, кто-то из полковников подошёл и осуждающе-восхищённым тоном произнёс: «Ну, ты и жук Чечельницкий, утёр нам нос, но больше так не делай».
2) Так я их и послушал, блин. Уже через две недели после этого случая на полёты прилетел с Москвы бывший командир нашего 12 омрап полковник Михеев Анатолий Тимофеевич. Это при нём мы ночью всем полком в гололёд ушли на Север на «радиус», а когда вернулись, рулёжки были в таком льду, что мы не один самолёт не смогли закатить тягачом на стоянку, так и побросали их до утра. Так Анатолий Тимофеевич мне в кабинете пожал руку со словами: «Василий Васильевич, я 15 лет отлетал на этом самолёте (ТУ-16), но даже не предполагал, что можно принять такое решение в этих условиях, которые сложились, и не побояться его осуществить. Спасибо за науку». Я до сих пор помню его сильное мужское рукопожатие. (Этот эпизод я уже описывал в каком-то из рассказов, но об этом так приятно самому себе напомнить, что я думаю, нашему общему знакомому полковнику Чечелю мы эту «слабость» простим?)
3) В Североморске-3-ем мной было принято решение взлетать с полной заправкой топлива, с ракетной и бомбовой нагрузкой при температуре наружного воздуха +28 градусов. Все 13 экипажей ТУ-16 ушли с последней плиты полосы длиной 2500 метров. Блин, точнее 12 самолётов с последней плиты, а экипаж флегмата-сибиряка капитана Вани Пряхина оторвался за полосой, только пыль пошла столбом. Я долгое время задавал себе один и тот же вопрос: «Если мы в момент уборки шасси по докладу моего правого лётчика, будущего космонавта и Героя России, Юры Лончакова прошли над сопкой на высоте 10-15 метров, то на какой высоте её прошёл экипаж Ивана Пряхина?»
В том вылете 13 июля 1988 года погиб экипаж майора Василия Ефимова. Мне никогда не забыть ни сам этот вылет, ни похороны экипажа. Несли пустые гробы. У жены штурмана капитана Исаенко Анатолия Васильевича отказали ноги. Её взяли под руки, чуть подняли, а её туфельки так и волочились носками по асфальту, оставляя следы… Я знаю, будь у меня больше «командирского тяму», была возможность избежать катастрофы, отстранив Василия Ефимова от этого полёта, если бы я обратил внимание на его вид. Он подскочил ко мне уже после дачи предполётных указаний с лихорадочно блестевшими глазами и воплем: «Командир, дайте Вашу машину, я сгоняю в гарнизонный магазин, куплю детям конфеты-подушечки. Они их очень любят». Машину я дал, удивлённо подумав: «Тут об очень сложном взлёте надо думать, а у него мозги о каких-то конфетах настроены». Т.е. уже тогда у Ефимова было сильнейшее предчувствие катастрофы, но увы. До меня это не дошло…
4) Но заложены все эти авантюрно-смелые эпизоды моими командирами были ранее. Достаточно вспомнить, как я не побоялся на фронтовом бомбардировщике ИЛ-28р выполнить четыре полёта подряд в условиях ниже моего минимума. Причём все один в один с одинаковым расчётом на посадку – 250 метров, это строго напротив посадочного «Т». Лётчики, представьте себе, чтобы четыре раза подряд усесться на посадочных скоростях около 200 км/час на одну и ту же плиту полосы – это особый настрой души нужен. Как, впрочем, и при посадке в дождь на запасной аэродром Рига (Скультэ) с расчётом 15 метров от торца ВПП, а в Донском, когда перегонял «сотку» - ИЛ-28 №100 Командующего ав. БФ Сергея Арсентьевича Гуляева, расчёт был 50 метров от торца полосы.
Больше свои геройские подвиги не продолжаю, за 37 лет лётной работы их было достаточно много, часть из них описана в моих «ужастиках», но для себя я как-нибудь на досуге общую цифру посчитаю и до вас доведу. Но сразу скажу, в оценке себя как мужчины или женщины нельзя брать только рабочие моменты. Надо подходить в общем и всесторонне. Помните, как перечисляли заслуги Д/Артатьяна при зачислении его в мушкетёры? «Убил 8 гвардейцев кардинала, совратил 12 женщин короля». Это, конечно, шутка, в которой есть доля шутки. Но если серьёзно, самый мой главный поступок как мужчины считаю слова, которые я сказал Луизе в ответ на вопрос: «Ты же поклялся именем матери, что больше никогда не переступишь порог моего дома. Почему ты здесь?» А я вместо «детского лепета оправданий» вдруг неожиданно для себя выпалил: «А ты ходила когда-нибудь на яхте?» (рассказ «Милость Богов»). Если бы не эти слова, в моей жизни всё было проще, и я думаю, прозаичнее.
Во всяком случае, я бы точно после 50 лет и ухода из армии не начал писать стихи. Вот одно из них, которое мне не стыдно разместить на «прозе.ру»:
Наставнику по Йоге
Полковник Чечель
"Я бы доверился ей. Она умеет слушать тишину в себе". (Из романа Ивана Ефремова "Лезвие бритвы")
Женщина моя милая, парус под ветром летит.
Ты и волна игривая, и целебный родник.
Стан твой божественно строен, а губы слаще вина.
Любовью к тебе удостоен, я пью эту чашу до дна...
И невозможно привыкнуть к твоей неземной красоте.
Встретив тебя однажды, с тех пор поклоняюсь Мечте.
Каждый в душе уголочек пронизан отныне тобой.
Связаны нитью незримой, летим мы в простор голубой.
Свет твой меня окрыляет и помогает парить.
Спасибо тебе, моя Ясная, что научила любить...
64 искусства
В общем, вы поняли, я посчитаю поступки, которыми горжусь как мужчина, и отдельно – поступки, за которые мне стыдно. Наверно, это делает каждый на каком-то этапе своей жизни, видно такой момент настал и у меня. Только это надо делать предельно честно – себя ведь не обманешь. Какая-то женщина в Интернете написала: «Нам даётся один раз не только жизнь, но и совесть». Полностью с ней согласен, с небольшой поправкой – «в этом воплощении». И вот ещё какая мысль пришла в голову с фуражкой «53 размера» - у меня за плечами 11 классов средней школы и два высших образования. И на каждом этапе жизни, как я считал тогда, давались «бесполезные знания и навыки», тот же урок пения, например. Но без него, это я сейчас понимаю чётко, после 50 лет ко мне бы не пришло желание писать стихи.
Неслучайно в древней Японии и Китае мужчина, чтобы завоевать право считаться взрослым мужчиной, обязан освоить 64 искусства, куда входили каллиграфия, умение слагать стихи, ухаживать за женщинами, вкусно готовить, владеть всеми видами оружия и рукопашного боя, скакать на коне и т.д. То есть сама жизнь требовала воспитания себя как гармоничной личности. А что сейчас? Воспитывают узких однобоких «специалистов». Шаг чуть в сторону и он уже профан. Особенно меня поражает в системе образования средней школы на Украине (про Россию и Белоруссию просто не знаю) это неглубокие знания карты мира, доходящие до тупизма, как сейчас в Америке. Называешь город, так молодой человек или молодая леди не то, что страну не может назвать, даже континент не угадывает.
А почему как в Америке? Ну, почему американцы «тупые», хорошо показал Михаил Задорнов, не будем отбивать хлеб у сатирика. Но вот свежий пример, который привёл Пётр Иванович Коваленко о своём зяте – профессоре истории из Калифорнии. Тот был просто поражён, узнав, что Москва и Вашингтон не совпадают по времени, и вообще, что есть на Земле часовые пояса, и в каждой местности может существовать своё время.
Продолжая разговор о 64 искусствах, скажу, что уже через два года занятий каратэ в Ленинграде я стал понимать язык танца и с удовольствием ходил на балет, к которому раньше был абсолютно равнодушен. Более того, отдав 22 года мордобойным видам спорта, впоследствии, когда я перестал ими заниматься, они дважды спасли мне жизнь. Первый раз позволили в последнюю долю секунды уклониться от прямого удара сапёрной лопаткой по черепу сзади, превратив его в скользящий. Второй раз увернуться от мотоцикла, который занесло на люке, и он за 10 метров от меня вдруг изменил направление и помчался в мою сторону.
Или взять мои более 800 прыжков с парашютом. Я без ложной скромности скажу, в Союзе мало найдётся командиров полков, кто напрыгал бы больше, учитывая, что до поступления в авиационное училище я и понятия не имел об этом виде спорта. В тоже время лётчику по документам положено всего два прыжка в год. Т.е. по «лже-науке», чтобы «безопасно летать», мне было достаточно всего 60-62 раза «повесить жизнь на тряпку», а у меня этих прыжков с парашютом официально 823, а фактически прыжков на 50 больше, т.к. я прыгал за друзей и знакомых при любой возможности, заранее зная, что мне за это не только денег не заплатят, но даже в парашютную книжку я их не занесу для количества. Теперь, почему я про этот парашютный спорт вспомнил?
Он один из немногих видов спорта, где дефицит времени при возникновении внештатной ситуации минимальный. В итоге, мои мозги научились соображать быстро. Мог бы привести в подтверждение этого много примеров, но озвучу лишь один, о котором уже писал в одном из своих рассказов. Уже после перевода на юг в Николаеве как-то на одном скучном партсобрании, листая от нечего делать свою старую рабочую тетрадь подготовки к полётам, я с удивлением обнаружил, что крайние полтора года в бытность мою командиром полка у меня не было ни одной лётной смены, когда бы я не спланировал себе полёты строем: днём или ночью, сам или инструктором. Казалось бы, зачем такой «мозахизм», когда полёты на заправку кончились по причине старости и износа тросов и шлангов?
Хорошо быть "везунчиком" у Бога
Но именно этот момент и парашютный спорт, который научил быстро соображать, спас жизнь мне и моему экипажу. Напомню этот случай. Мы шли одиночно ночью на эшелоне 4500 метров для выполнения бомбометания на морском полигоне Б-46. После прохождения мыса Ундванина и разворота на курс 180 градусов правый лётчик, к сожалению, сейчас уже не помню, кто тогда со мной был: Коля Пилипчук, Володя Голомозенко или Юра Лончаков, доложил: «Командир, справа далеко внизу со стороны Готланда наблюдаю мигалку». Я сразу ввёл самолёт в правый крен и сам увидел проблестковый огонь. Сразу понял – это «супостат». Секунд через 30-40 снова ввёл самолёт ТУ-16 в правый крен градусов под 45.
Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, неизвестный борт идёт в нашу строну. Дальше из крена самолёт пришлось вывести, чтобы не терять высоту. И ещё секунд через 20-25 интуиция заставила снова создать правый крен, уже градусов под 60. В долю секунды, благодаря опыту, накопленному в полётах строем, я понял, что это истребитель. Он идёт прямо на меня, и он меня не видит, т.к. ночью – это полностью кабинный полёт, лётчик-истребитель смотрит только на приборы и визуально не видит цель. Я успел заорать: «КОУ, фару заправки», - и одновременно толкнул штурвал с правым креном от себя. КОУ (командир огневых установок), я так думаю, это был майор Жарков Михаил Васильевич, (если память не изменяет) успел включить фару заправки, которая освещает сзади крыло и фюзеляж.
В следующую секунду по месту, где мы только что были, с правым креном мелькнуло брюхо шведского истребителя-перехватчика J-37 «Вигген», чётко освещённое фарой заправки КОУ. Он мелькнул как приведение и сначала пропал в темноте. Но потом, когда я вывел самолёт из крена, я его «мигалку» (проблесковый огонь) нашёл. Прямо в лобовом стекле он из набора высоты пошёл вниз, пересёк мой курс полёта и скрылся в направлении Швеции.
Тогда, замороченный командирскими обязанностями, которых намного больше, чем это изложено в Уставе ВС СССР и НПП, я только доложил об этом факте начальнику разведки ВВС Балтийского флота и не сильно предавался анализу этого случая, считая, что любой первоклассный лётчик моего полка, имеющий допуск к полётам строем ночью, (а у меня все имели) точно также как и я, выкрутился бы из этой ситуации. Но когда пару лет проработал начальником СБП (службы безопасности полётов) в 33 Центре Морской авиации СССР, насмотревшись, какие ошибки и предпосылки к лётным происшествиям (ЛП) допускает первоклассный лётный состав 4-х полков и 2-х тяжёлых отдельных эскадрилий на 22 типах ЛА, что замыкались на меня, понял, что тогда я «родился в рубашке». И не последнюю роль сыграла моя очень высокая натренированность в полётах ночью строем и 800 прыжков с парашютом, приучившие мгновенно мыслить, принимать решения и тут же их реализовывать. И конечно, безупречно сработал мой ангел-хранитель.
Доведу свою мысль до конца, хотя некоторым она, возможно, покажется «крамольной». Если бы в эту ситуацию попал бы любой лётчик 1-го класса моего полка, и он сидел справа, т.е. имел бы возможность наблюдать приближение шведского истребителя от начала и до конца, то он безусловно бы справился и ушёл от столкновения. Но если бы сидел слева,как я, то тут я не могу дать гарантии, что ему бы повезло также как мне. Обратите внимание, введи я свой самолёт в правый крен чуть раньше, я бы, возможно, сразу не смог понять, что этот борт идёт прямо на меня, и что он меня не видит. А если бы ввёл в крен на 1-2 секунды позже, то увернутся от столкновения я бы не успел. Т.е. в этом случае огромную роль сыграл элемент везения!!! К сожалению, не все пилоты такие удачливые…
Достаточно вспомнить то, что было у меня на глазах. Катастрофу майора Василия Ефимова на ТУ-16 13 июля 1988 года в Баренцовом море. Или катастрофу полковника Багаева Анатолия Ивановича на ТУ-22м2 у нас на аэродроме Кульбакино. Так получилось, что Анатолий Иванович сам выбрал себе судьбу, когда начальник Центра Юрий Семёнович Гудков, подписав наши рапорта на переучивание сказал: «Я не возражаю, но два полковника на одну эскадрилью много. Разберитесь сами между собой, кто пойдёт в первую АЭ, а кто во вторую».
Я ответил: «Анатолий Иванович, Вы старше, Вам право выбора». Полковник Багаев произнёс: «Я в Монгохте к «двойкам» (ТУ-22м) привык, пойду в первую АЭ». Так Анатолий Иванович сделал свой выбор, хотя на его месте мог оказаться я или другой лётчик, но погиб именно его экипаж. Сейчас объясню почему? Мы в своей среде почти никогда не обнародовали эти детали и как-то стеснялись о них говорить, следуя поговорке: «Начальству в жопу не заглядывают». Но для пользы нашего лётчиского дела, наверно, есть смысл поднять этот вопрос. В гибели трёх человек экипажа полковника Багаева есть и мистическая составляющая. Впрочем, судите сами.
Первый сверхзвук
Я на третью смену вылетел сам на ТУ-22м3, взяв минимальную вывозную программу. Это было 1 апреля 1989 года. И сразу, в этот же день, экспромтом «обмыл» свой первый самостоятельный вылет, пригласив к себе после полётов в одноместный номер общаги, где мы с женой проживали, генерала Николая Солдатова, который меня контролировал, своего инструктора, однокашника Юру Москвитина, правого лётчика Гену Ширченко, своего штурмана Славу Яснева и оператора (к сожалению, уже не помню, кто это был, т.к. операторы менялись в силу того, что не входили в обязательную штатную численность экипажа). Именно тогда я впервые попробовал честно заработанную «шлёмку» (60 градусный спирт), который выдаёт стартех экипажу, но не ранее, чем Командир запишет в журнале подготовки самолёта «магическую запись»: «Замечаний нет. Три нажатия СВС (спиртово-водочной смеси), которая используется для очистки от обледения лобового стекла обоих лётчиков и скрепит это своей подписью. Но не дай Бог, тебе нажать на эту кнопку в действительности. Позору не оберёшься, и сразу станешь врагом №1 для всего экипажа, как разбазаривающий народное добро не по назначению. В общем, я всё сделал так, как требовала целыми поколениями лётчиков до нас традиция – «обмыть» свой первый самостоятельный вылет на новом типе ла, и сказать самолёту и техническому экипажу «спасибо».
Не так было у полковника Багаева. Он вылетел сам в марте, значительно раньше меня, но свой вылет сразу не «обмыл», т.к. обязательно хотел пригласить начальника Центра генерал-лейтенанта Ю.С. Гудкова, с которым дружил ещё с Дальнего Востока, когда тот был ещё Командующим ВВС ТОФ. А Юрий Семёнович был постоянно занят. Так прошло около трёх недель. У меня тогда ещё мысль мелькнула: «Самолёт обидеться ведь может за такое «неуважение» к его личности». Наконец 12 апреля 1989 года, предварительно заручившись твёрдым согласием генерала Гудкова, что сегодня после полётов можно делать «банкет», тем более, что предстоял первый полёт на сверхзвук. Багаев перед полётами поехал закупать всё для «накрытия поляны» на своей «Волге» и опоздал полностью на предполётные указания из-за того, что шлагбаум закрыли, и он 40 минут простоял перед железнодорожным переездом.
Когда указания прошли, и видя, что Анатолия Ивановича нет, я подошёл к командиру эскадрильи подполковнику Грибанову. Он сразу понял, что согласно своим должностным обязанностям «милиционера» я должен доложить (правильнее будет «заложить») о том, что «пропал» целый полковник начальнику Центра и отстранить Багаева от полётов поскольку тот не был на предполётных указаниях. Но Грибанов сказал: «Василий Васильевич, наверняка он стоит перед переездом, сейчас приедет. Я ему всё доведу. Мы полетим во втором залёте, не надо никому докладывать».
Ответив комэске: «Гут. Я на Вас надеюсь и никуда докладывать не буду», - помчался к своему «Бэкфайеру» ТУ-22м3 готовиться к своему первому полёту на сверхзвук. Дело в том, что мне надо было пройти в кабине самолёта капитальный тренаж. Мало того, что проверку управления, заумную, кстати, потом её упростили, я не мог запомнить полгода. Здесь ещё предстояло осуществить проверку работы клина и воздухозаборников, которая тоже достаточно сложна и длительна. Поэтому, если честно, мне было не до Багаева. А у него события развивались так. Полёты уже начались, другой экипаж уже сидел в кабинах его самолёта и, прочитав карту обязательных проверок, готовился к запуску двигателей.
И тут Анатолий Иванович выскочил на стоянку на своей «Волге». Вообще-то, на личном транспорте на аэродром не пускают, машины надо оставлять на стоянке у штаба полка и дальше вызывать общественный транспорт. Но «зачем та власть, если ей не пользоваться?» Поэтому полковник проехал «на красный свет» и оказался на стоянке. Логично было дать другому экипажу слетать, раз тот уже занял места в кабинах и был готов вылетать, но полковнику Багаеву не терпелось. Он показал экипажу «Вылазь, полечу я». Ну, генерал он и в Африке генерал, и целый полковник тоже.
Мы уже рулили с Юрой Москвитиным на «предварительный старт», когда я услышал, что Анатолий Иванович запросил «Запуск». «Успел-таки», - подумал я с радостью про него и больше о нём не вспоминал. На этой сверхзвуковой «лайбе» не до лирических воспоминаий, а обязанностей на любом этапе полёта – «вагон и маленькая тележка». А если что забудешь или захочешь «сачкануть», тебе мадам «Рита» (Речевой информатор РИ-65) приятным, мелодично-писклявым голосом напомнит: «Выпусти закрылки на 20, «раззява» или ещё какую-нибудь «гадость» скажет, намекая, что ты «недотёпа!»
В общем, мы на взлётке, прочитали карту, запрашиваю: «Блондинка, два ноль восемь, осмотр по карте, взлёт, зона, эшелон» Вообще-то «Блондинка» - это позывной нашего аэродрома на первом канале, но поскольку я уже не помню, какой позывной был тогда на втором рабочем канале, оставим приятный этот.
Штатный РП Паша Химченко, с которым мы ещё в Быхове с парашютом прыгали, даёт: «Встречный пять, зона сверхзвука, 12400». Отвечаю: «Принял, 12400» и по СПУ: «Экипаж, взлетаем, застопорить РУД». Правая рука автоматом, пока запрашивал и давал квитанцию, вывела двигатели на форсажный режим (это 50 тонн тяги), бегло проверяю приборы контроля двигателей - норма, зелёное табло «Исправность АБСУ» горит, снимаю самолёт со стояночного тормоза, пошли. Про себя: «Ну, с Богом!», хотя тогда я в него точно не верил, сейчас – допускаю мысль, что он есть. Самолёт рывком устремляется вперёд, стремительно растёт скорость, (Кстати, стрелка указателя начинает отшкаливать от нуля только по достижении скорости 200 км/час.) Штурман Слава Яснев начинает отсчёт: «Скорость растёт, 250, 270, 300, «внимание, 330», отрыв 350». В Гражданской авиации есть скорость принятия решения на взлёт или прекращения взлёта. Мы тоже каждый раз рассчитываем для конкретных условий две критических скорости: прерванного взлёта и продолженного взлёта, но озвучивать это для проформы – времени нет. Скорость нарастает так стремительно, что в 99,999…% случаев путь только один – вперёд. Взлёт на 22-ом прост до безобразия.
На скорости 330 энергично беру штурвал на себя. Самолёт охотно задирает нос, на скорости 350 км/час происходит отрыв (для моей заправки 36 тонн – это норма. Когда взлетаешь с запрвкой 52 тонны керосина, скорость отрыва 370). Отдачей штурвала от себя фиксирую угол набора по тангажу: «Шасси, закрылки, фары убрать». Правый лётчик, в данном случае инструктор: «Убрал». Беглый взгляд на табло, убеждаюсь, всё убрано. Теперь, главное не превысить скорость 600 км/час. Это ограничение при перестановке крыла на стреловидность с 20 градусов на 30. Даю команду: «Крыло 30». Эту операцию в нарушение методической разработки выполняем без снятия двигателей с форсажей. Инструктор: «Выполнил». Так, вертикальная 15-20 метров, иду в разгон до приборной скорости 670-680 км/час, далее, на каждые 2000 метров приборную скорость уменьшаю на 20. Вертикальная зимой доходит до 70 м/сек, сейчас апрель, держу 40 м/сек. Штурман командует: «Разворот влево на привод».
Ввожу в крен 30 градусов, и пока идёт разворот фактически на 180 градусов, мы пересекаем высоту 10000 метров. Командую: «Крыло, 69». Юра: «Выполнил». Слегка уменьшаю угол набора, теперь задача, не выйти не выйти на сверхзвук на высоте ниже 11000 метров, а то внизу на земле из окон повылетают стёкла, а нас «оденут на канифас». Пересекаем 11, число М равно 0,95, прижимаю слегка ещё. Скорость энергично растёт, подходит к 1. Юра: «Внимание» Тут же высота подскакивает сразу на 500 метров, на остальных барометрических приборах стрелки делают скачок туда-сюда и замирают. Есть сверхзвук. Первый сверхзвук в моей жизни, сердце радостно где-то там в глубине ойкает от счастья, но морда лица и голос невозмутимы как у медленно жующей коровы.
Подходит высота 12400, перевожу в горизонт с докладом РП, штурман даёт курс отхода в зону. Она идёт в море в сторону Турции. Юра: «Ну, посмотрим, сколько в этот раз раскочегарим». Число М плавно растёт: 1,2; 1,4; 1,5. Слышу, как Багаев запрашивает взлёт. Ему тоже дают 12400. Двигатели мощно ревут, только тон изменился, ведь звук остаётся сзади. Наконец стрелка махметра остановилась на делении 1,62 М и больше не растёт. Скорость по тонкой стрелке стоит на делении 1870 км/час. «Ну, что ж», - говорит мой инструктор, друг и однокашник Юра Москвитин, которого, к сожалению, давно нет в живых, - «И то, хлеб!» Несёмся дальше. Глаза жадно смотрят на облака далеко внизу, на морскую гладь, которая сквозь них пробивается, на солнышко, в котором мы сейчас купаемся. На морде лица «забрало ЗШ», позволяющее без проблем на него смотреть. В общем, трудно словами передать это чувство, когда ты - дома!
В душе всё поёт от счастья. Блин, ведь уже 22 года летаю, можно бы и привыкнуть, а радуюсь как ребёнок на свободе, убежавший из дома. РП Паша спрашивает: «208, на какой скорости идёте?» Юра Москвитин отвечает: «Да, пока на 1,62 М пилим». РП: «Молодцы!» и запрашивает Багаева: «106, а у Вас сколько?» Тот отвечает: «Да, всего 1,24». Паша его подкалывает: «Это потому, что ты сегодня какой-то не симметричный». По его тону понимаем, что он улыбается. У меня рот до ушей раздвигает ответная улыбка под кислородной маской. «Боже, до чего хороша жизнь, когда ты на своём месте!» Багаев отвечает: «Да, наверное». Я чувствую, что он тоже улыбается, ведь для него это тоже первый сверхзвук, а больше там стрелка покажет или меньше, какая разница. Важно, что оба летим за звуковым барьером.
Штурман напоминает: «Дальность 250, пора гасить скорость». Поочерёдно стаскиваю плавно РУДы на малый газ, переходим на дозвук, опять скачёк барометрических приборов. Докладываю «208, рубеж снижения». «До 6600», - тут же реагирует Павел Химченко. По плану на этом этапе отработка максимальной вертикальной скорости. Устанавливаю 100 м/сек, самолёт колом идёт к земле, высотомеры крутят свои стрелки в обратную сторону. Средняя скорость парашютиста в свободном падении 50 метров в секунду. Мы падаем в два раза быстрее. Переставляю крыло на стреловидность 30 градусов. Даю команду: «Экипаж, приготовиться к выключению и запуску правого двигателя». Это по заданию, все готовы. Выполняем положенные операции, всё «абге махт», выключили, запустили – всё согласно РЛЭ. При всей своей простоте, это достаточно ответственный этап полёта. В ДА (Дальней авиации) была катастрофа, когда командир экипажа выключил один двигатель, а оператор отключил от бортовой сети генераторы другого. Обратили на это внимание они не сразу. А поскольку были включены все основные потребители электроэнергии на самолёте, аккумуляторы не выдержали, вскипели, что сразу привело к полному отказу управления, т.к. без электричества этот самолёт не летает. Экипаж полным составом погиб.
Выходим на привод, вписываемся в схему захода, посадку произвожу с ИОД (имитацией отказа двигателя). Справился нормально, зарулили на стоянку – получи страна ещё двух сверхзвуковых лётчиков. А погода шепчет – солнышко, весна, тёплый апрельский день, и к тому же 28 лет назад Гагарин в космос полетел. Перекурили, готовлюсь на второй вылет, теперь сам. Самолёт стоит носом к полосе, поэтому картину последнего взлёта экипажа полковника Багаева я наблюдал от начала и до конца. Не буду повторяться, я уже её описывал в двух рассказах, выскажу лишь такую мысль применительно к слову «мистика». Я ни в коем разе не хочу сказать, что Багаев погиб из-за того, что не «обмыл» свой первый самостоятельный вылет сразу, как это положено по нашей традиции, и самолёт на него «обиделся». Полетел бы другой экипаж, финал был бы таким же. Усталостные трещины в правой ПЧК (подвижной части крыла) предопределили гибель этого самолёта, кто бы на нём не полетел. Но есть какая-то жестокая закономерность, что это произошло именно с этим командиром корабля. Половина его мыслей была не о полёте, а о «банкете», который он должен устроить для начальника Центра после. А небо страшно не любит, когда, находясь в воздухе, думают не о нём. Отсюда и «растут ноги многих неприятностей», которые происходят с лётчиком в полёте будь то непонятные отказы техники или необъяснимые ошибки в технике пилотирования.
В подтверждение этого постулата приведу такой пример. Ещё курсантом третьего курса училища я шёл со своим командиром звена майором Вошевым по городу Орску. Вдруг он остановился и сказал: «Видишь вон ту женщину изумительной красоты?» Я посмотрел по направлению его взгляда и аж вздрогнул. У газетного киоска стояла безупречно одетая женщина, бросающаяся в глаза какой-то неземной красотой. Широко расставленные глаза, шикарные ниже плеч чёрные волнистые волосы, правильные черты лица и обалденно женственная фигура делали её просто неотразимой. «Первые три мужа у неё были лётчиками, и все трое разбились на самолётах. Сейчас она замужем четвёртый раз за инженером с металлургического комбината. Нормально живут уже 10 лет, двое сыновей, от лётчиков у неё детей не было». Мы пошли дальше, а я вдруг ощутил, что мне, зелёному курсанту, хотел сказать майор Вошев: «Не женись на сильно красивой жене. Как бы верно она себя ни вела, она всегда будет привлекать внимание других мужчин. Ты будешь это видеть, об этом думать даже в полётах, а это небезопасно. Небо не прощает тех, кто в воздухе допускает посторонние мысли, и рано или поздно найдёт возможность как его наказать.
Кстати, в этой катастрофе экипажа полковника Багаева есть ещё два необъяснимых нюанса. Я уже говорил, что спастись чудом удалось только штурману экипажа майору Александру Ручко. Он успел катапультироваться. В итоге, его выстрелило при крене самолёта 90 градусов на высоте 20 метров. Купол парашюта наполнился у самой земли. При катапультировании Ручко получил компрессионный перелом позвоночника. Полинер катапультировался сразу за ним, но уже при крене 110 градусов. Его выстрелило прямо в землю.
Я успел перехватить машину «скорой помощи», которая увозила штурмана с места падения и взрыва самолёта. Видя, что Ручко корчится от боли, я всё же его спросил: «Саша, если можешь сказать по горячим следам, что произошло, что ты видел?» Он мне ответил: «Василий Васильевич, ничего сказать не могу, но я услышал, как страшно закричал Полтавцев: «Что, что, что?» Дальше надвигается земля. Я левой рукой показал Полинеру «Уходим», а правой нажал рычаг катапульты. Потом удар, и я ничего не помню». Я сказал: «Спасибо, Саша, ты молодец», - и показал, чтобы машина трогалась. Так вот, когда мы прослушали магнитофон, этой фразы Полтавцева там не было. Но я думаю, Ручко не ошибся.
Я уже писал о явлении, который обнаружил за годы лётной работы. В минуты смертельной опасности тембр голоса у человека может измениться до неузнаваемости. Так было у генерала Лецис, когда девятка ТУ-16 с боевой загрузкой по 8 ФАБ-250 и открытыми люками пошла на трибуны, а он был РП всей этой «показухи». Так было и у Василия Ефимова, когда его бомбардировшик ТУ-16 на высоте 10000 метров стал заваливаться в штопор, из которого уже не вышел. Скорее всего, так было и здесь. Толя Полтавцев – мой однокашник и друг кричал, но кричал внутренним голосом, понимая, что это его последние секунды жизни, и Саша Ручко его через стенку кабины услышал.
А второй необъяснимый момент заключается в том, что вечером этого же дня из Москвы прилетел Главный конструктор фирмы Туполева. Ему показали видеозапись взлёта, где чётко видно, как после отрыва от фюзеляжа отваливается правое крыло, самолёт мгновенно переворачивается и врезается в землю. Огромной силы огненный взрыв и у самой земли один купол парашюта. Вся ситуация длилась 8 секунд: 4 секунды по пологой траектории вверх с одновременным переворотом на спину. И 4 секунды в этом положении вниз. Саше Ручко до крена 90 градусов было отпущено две секунды и он успел. Главный конструктор посмотрел дважды эту запись, сказал: «Мне всё ясно», - забрал кассету и улетел опять в Москву.
Но для членов Государственной комиссии, куда входил и я, по расследованию этого лётного происшествия было сделано 9 копий. Потом все они куда-то исчезли, а та, которая хранилась в секретной части штаба полка, оказалась чистой, и на ней никогда не было никакой записи, хотя в ночь после катастрофы я сам лично с Геннадием Ивановичем Кустовым – начальником ПДП 33 Центра просматривали десятки раз, и именно я уже под утро определил, что помимо Ручко было ещё катапультирование оператора, сразу объяснившее ситуацию, которую сначала не могли понять. Почему останки его тела лежат метрах в 15 в стороне от тел лётчиков – ведь сидят они практически вместе.
Т.е. 100% что после нас кассету подменили на чистую, а ту уничтожили. И разгадку этой тайны следует искать в словах начальника Центра: «Это лётчикам нельзя показывать. Слишком страшно». Хотя на мой взгляд, наоборот – эта ситуация учит, как надо до конца бороться за свою жизнь, и показывает надёжность средств спасения.
Но вернёмся к нашим любимым горным лыжам. Часть из того, что я только что написал, я рассказал ребятам-гуцулам. Они слушали, затаив дыхание. Ведь это был для них совершенно новый мир неба, сверхзвуковых скоростей и полётов с риском для жизни. И вы видите, что здесь я привёл навскидку по памяти только те случаи, где я проявил смелость, или командирскую, или лётную. Потому что, считаю, если командир труслив, и отбивает полёты по малейшему поводу, трясясь за свою карьеру, то такому командиру не место на руководящих должностях. И эти свои случаи смелости я вспомнил только потому, что они стоят в одном строю с рассказанным эпизодом по ремонту канатной дороги, которую я умудрился вывести из строя, но я же её восстановил.
Эти посиделки с канатчиками, прерываемые лишь тостами под самогонку «Сливянку» мне тоже много дали. Я вдруг ощутил, что эти люди, сильно нуждаются в общении и в притоке новых впечатлений. Посудите сами, легко ли целый день сидеть или стоять на морозе, наблюдая за исправностью канатной дороги и бестолковыми «чайниками», которые так и норовят сделать что-нибудь не так? А потом идти домой, не выговорив свои эмоции? Тем более, когда ты рассказываешь им о полётах, и одновременно восторгаешься красотой гор, где они живут, интересуешься нюансами их работы, в общем, проявляешь к ним интерес. Спустя 16 лет, когда на Украине наступила «нищета», которая не прекращается до сих пор, я несколько сезонов использовал метод, который вынес с того вечера. Расскажу, как это было в первый раз.
Лётчик НОФАВС
В общем, много чего интересного можно рассказать про Карпаты, которые я полюбил также как Кавказ, но ограничусь двумя эпизодами: номер №Раз – в 1997 году на базе военной турбазы Терскол мне удалось закончить Школу инструкторов Ремизова по горным лыжам с получением «корочек» в столице Российской Федерации городе-герое Москве. Я хлопал в ладоши и представлял радужную картину, как летом я стригу деньги за полёты лётчиком в НОФАВС (Николаевской областной федерации авиационных видов спорта) на стратегическом лайнере, именуемом самолётом АН-2. А зимой – инструктором по горным лыжам на Кавказе, но действительность оказалась суровей, чем я ожидал. Цены на бензин подскочили, и денег оставалось только на пиво, т.к. на прыжковую парашютную смену у нас уходило 800-1200 литров бензина Б-95. И хотя один «умелец» придумал приспособление, позволяющее впрыскивать дистиллированную воду в бензин, к значительной экономии не получилось, т.к. вело к перегреву мотора, периодической замене клапанов и прочим «бякам», связанным с двигателем.
Но, несмотря на отсутствие денег, этот период жизни, когда я возил парашютистов на работу на самолёте АН-2, периодически выпадая сам из оного лайнера с парашютом, когда была не моя очередь пилотировать, считаю одним из счастливейших периодов своей жизни. Вы только представьте – армия кончилась, где пришлось провести 32 года по стойке «смирно!» А дальше – свобода. Поле, белый самолёт, вокруг него порядка 10-15 машин и штук 20 палаток с «колдуном» посередине. Толпа молодых красивых, улыбающихся парней и девушек, которые съехались с разных регионов Украины, включая привередливую Одессу, т.к. у нас самая минимальная плата за прыжок с парашютом и по 8-9 подъёмов в день на высоту 3-3,5 км. И наконец, сам праздник – парашютные прыжки как свидание с ненаглядным любимым небом, а вечером посиделки у костра под гитару с любованием заходящим солнцем. Для кого слово «романтика» - не пустой звук, тот оценит.
Но счастье не может продолжаться вечно – пришла зима. Я послал заявку на военную турбазу Терскол с просьбой включить меня в штат инструкторов с указанием сроков, когда я могу у них работать и № моего удостоверения инструктора по горным лыжам. Мне пришёл ответ: «Мы Вас берём, но просим учесть, что теперь инструктору обеспечивается только проживание, а питаться он должен сам или на турбазе. Оклад – 350 тысяч рублей, а питание на турбазе стоит 380 тысяч рублей. (если будешь питаться сам, будет ещё дороже). Я понял, что на Кавказе я «богатым» не стану, и поехал «искать счастье» в Карпаты. В местечке Подобовец как только я стал развешивать листочки со своей рекламой как инструктора, ко мне подошли местные ребята и сказали: «Парень, если ты приедешь в горы со своей группой, работай с ними сколько хочешь, но других туристов не трогай. С ними будут наши инструктора». Я всё понял и поменял тактику.
Приезжая на турбазу, показывал корочки директору и говорил: «Если понадоблюсь, я к Вашим услугам, а так просто катаюсь на горе в своё удовольствие». Т.е. ждал ситуации, когда свои инструктора уже загружены, а туристы ещё есть. Или просто на горе видел одного лыжника, чаще лыжницу или пару, которая не умеет кататься на горных лыжах, подъезжал и предлагал свои услуги. Как правило, люди соглашались, тем более, расценки у меня были значительно ниже официальных. Мне же с какого-то периода стало интереснее учить кататься на лыжах других, чем кататься самому. Но самое главное, я с обучаемыми занимался всё время, пока они на горе, а не брал почасовую оплату, как это делается сейчас повсеместно. Расскажу об одном любопытном случае моей инструкторской практики.
Инструктор за шашлык
После трёх дней свободного катания на горе меня нашёл директор турбазы «Эдельвейс» и попросил: «Вася, приехала женщина с пятилетним ребёнком с Харькова, просит дать им инструктора, наши уже все заняты, не возьмёшься?» Я дал согласие, мне назвали номер на втором этаже и отправили по указанному адресу. Знакомимся, Люда в прошлом году впервые встала на горные лыжи, понравилось, хочет продолжить, приехала на 10 дней. У меня осталось всего семь, но хотя бы это время я согласен её поучить. Она: «Мне главное научить ребёнка, сама я как-нибудь справлюсь». На том и порешили. Плату Люда мне определила сама с учётом местных расценок и сказала, что выплачивать деньги будет ежедневно.
В общем, пошли в прокат, подобрали лыжи и на следующий день утром начали первый урок. Сначала примерно час я занимался Людмилой, научил её падать, тормозить и отпустил в «свободный полёт». Потом занялся пацаном. Честно сказать, что с ним делать, не знал. На подъёмнике его пускать нельзя было. На лыжах он не стоял. Я его минут 30 потаскал на себе на пологую совсем горку, с которой он мог сам съехать, но быстро «упрел» и понял, что это не тот метод, который научит маленького, но упитанного Мишу, стоять на горных лыжах. И тут меня осенило. Я ставлю его у себя между ног и поднимаю на подъёмнике на самый верх горки, длиной 1200 метров. Горка вообще-то не сложная, для «чайников» в самый раз, но есть два относительных «крутячка», которые им одолеть проблематично.
Наверху обвязал пацана в районе талии верёвкой, длиной метров 5, которая у меня оказалась по счастливому совпадению с собой. Поставил Мишу лицом вниз в долину, показал стойку, в какой ехать, и сказал: «Езжай, я тебя подстрахую и не дам разогнаться». Миша поехал прямо, а я за ним в «плуге», держа верёвку в правой руке «внатяг». Так проползли мы с ним пол горы, и что-то я «уставать» начал. Дёрнул я за верёвочку, уронил Мишу как барана. Мы с ним отдохнули и дальше поехали.
В общем, на третий день у меня пацан проскакивал всю горку без остановки, горланя песню «За таблеточку, сняли девочку-малолеточку… и т.д.» Папа у них, оказывается, прокурор. Но ещё утром, остановившись перед их номером, я услышал разговор, как мама объясняла Мише, что с дядей Васей они будут кататься всего 5 дней, иначе маме до конца отдыха на кофе не хватит. Я вошёл и сказал: «Люда, дальше будем кататься бесплатно, раз у вас проблемы». Тогда Люда предложила: «Вася, а давайте я тогда буду Вас обедом кормить после катания, мне это не накладно». Выбора у меня не было, я не стал корчить из себя святого «святей чем римский папа», и согласился. Дальше после катания мы шли в колыбу, Людмила заказывала мне шашлык и глинтвейн, себе что-то попроще, Мише, что полезно, и мы с удовольствием предавались чревоугодию и изысканным беседам на горнолыжные темы. Когда настала мне пора уезжать, Люда всплакнула, а Миша попросил приезжать в гости.
Приключения на Драгобрате
Вернувшись с очередного пребывания на Кавказе, я по укоренившейся привычке зашёл поделиться новостями в Николаевский Клуб Путешественников «Хан Тенгри», где восьмое лето подряд подрабатывал инструктором по горному туризму в Крыму. Когда вошёл, директор Клуба Виталий Михайлович Филин о чём-то оживлённо разговаривал с миловидной женщиной Бальзаковского возраста, но со спортивной фигурой. Поздоровались, Виталий Михайлович мне представил даму: «Лариса Шумик, приехала с Чехии, просит найти ей провожатого в Карпаты, хочет в Драгобрат, там снег лежит дольше всего. Василий Васильевич, а может, Вы с ней съездите?» Отвечаю: «До конца отпуска у меня ещё есть 10 дней, но по деньгам я «на подсосе», поэтому, рад бы, но не могу».
Лариса Шумик, услышав это, предложила: «Если дело только в деньгах, то дорогу и питание я беру на себя». Ну, меня, если есть возможность лишний раз попасть в горы, долго уговаривать не надо. Договорились выезжать завтра на Львов, билеты Лариса сказала, обеспечит. Я попросил на меня взять билет обратно, чтобы вовремя выйти на работу и указал дату.
За час до отправления поезда Херсон-Львов на следующий день встретились на вокзале города Николаева. Помимо Ларисы с нами едет молодая девушка Оксана, которая в последний момент «упала нам на хвост». В дороге познакомились, девчонки боевые, я счастлив, снова еду в горы, хотя ещё не полностью отошёл от Терскола. С пересадкой во Львове добрались до конечной станции, название уже не помню, оказалось, дальше дорога проблематична, гололёд не позволяет подняться на Драгобрат. Ни одна машина ехать не хочет. Часа полтора я пытался найти и поймать транспорт в районе вокзала, Лариса то же самое делала в селе, Оксанка охраняла вещи.
Наконец нашли водилу, который согласился нас отвезти в горы, насколько он сможет туда проехать. По шоссе проехали 12 км, свернули вправо на просёлочную дорогу, но проехав по ней 300 метров, машина забуксовала. Расплатились с водителем, взвалили на себя рюкзаки, лыжи и потрусили вверх по дороге. Все в «мыле» еле дотелёпали до турбазы, о которой нам говорили, что она стоит в полутора километрах от развилки дорог. Заходим, уютный холл, сбросили рюкзаки, в баре заказали кофе, отдыхаем - «лепота». Но знаем, что до конечной цели нам ещё 3,5 км топать вверх.
Выпили кофе, вышли в холл, Лариса вдруг начинает раздеваться до купальника. Из рюкзака достаёт свежую футболку, шорты, кроссовки. Всю остальную одежду, включая сапоги, штаны и куртку, засовывает в рюкзак. Я ничего не понимаю, соблазнять фигурой вроде некого, я не «мужчина, а горнолыжник» из тех, о ком поётся в народной песне:
***
Или вот откуда взяться детям?
Мужиков пускай полным полно,
Но после дня катанья на Чегете
Женщин могут видеть только лишь в кино
В общем, хихикая, выходим за Ларисой из холла турбазы на мороз и ветер, ожидая, что она сейчас побежит обратно одеваться. Но нет – ходко припустила по дороге. Мы в кильватер за ней. Блин, от нас уже через 300 метров повалил «пар», мы такого темпа не выдержим. А Ларисе хоть бы что, только порозовела, да снежинки тают на разгорячённых титьках. Ещё через 200 метров я предложил отдохнуть. «Отдыхайте», - ответила Лариса, - «Я буду ждать вас вверху». И она растаяла в метели как приведение. Сбросили мы с Оксанкой рюкзаки, и стали проводить операцию, что Лариса сделала в тёплом холле, а мы на ветру под летящим снегом. «Да, плохо быть бестолковым» - в который раз говорю я сам себе. «И ничто так дорого не обходится как собственная глупость»…
Когда мы поднялись наверх, нас уже ждал горячий сладкий с мёдом чай и места на общих спартанских деревянных нарах, где располагалось по 20 человек в своих спальниках вдоль каждой стены. Всё это «удовольствие» стоило как сейчас помню, 1 рубль 40 копеек с «носа».
Про само катание на Драгобрате рассказывать не буду, оно было классным, но обычным. Поведаю о заключительном эпизоде, который представляет интерес с точки зрения обмена жизненным опытом. Как и договаривались, я через неделю уезжал обратно, а Лариса с Оксаной планировали свой отъезд на 5 дней позже. В крайний день катания я познакомился с тремя парнями с Белоруссии, которые также как и я должны были уезжать вечерним поездом Рахов-Львов. Мы собирались на лыжах по лесу спуститься до дороги, а дальше на любом проходящем транспорте доехать до станции, где у ребят была знакомая бабулька, которая всегда кормила ребят отменным ужином в день отъезда. Поэтому, чтобы ужин не превращать в глотание пищи бакланом, выезжать с гор надо было с запасом по времени. Что мы и сделали.
В 17.00 собрались полностью собранные с рюкзаками и лыжами на горе и уже хотели стартовать, как из проезжавшего мимо грузовика высунулась «морда лица» шофёра: «Ребята, если вы вниз, рюкзаки могу подбросить хоть до станции. Я сейчас туда еду. Три рубля с носа за доставку». Парни тут же обрадовано загалдели, типа: «Вот удача», - и побросали рюкзаки в кузов. Но меня, не знаю что, остановило. И как ребята и водитель меня не уговаривали, что только «придурок» едет по сложной целине с тяжёлым рюкзаком, когда можно мчаться налегке, я был непреклонен. Водила обложил меня матом и покрутил пальцем у виска. Парни назвали ему адрес бабули, где он должен выгрузить рюкзаки ребят, и мы поехали, каждый в свою сторону.
Машина вниз по дороге, парни умчались как джейраны по целине в лес, а я очень медленно и аккуратно поехал по их следам, понимая, что падать одному с тяжёлым рюкзаком я не имею права. Можно и не встать. Минут через 40 выехал на дорогу. Ребята меня ждали. Сразу поймали попутный автобус, доехали до станции и в начале седьмого вечера зашли в дом бабули. Боже, какая вкусная домашняя еда нас ждала: запеченная картошка из печи, грибочки солёные и маринованные, капуста квашеная, огурчики солёные («мерзавчики» - которые сами в рот лезут), большой жбан домашнего вина и много ещё чего, не буду выдавать сразу всех секретов…
Оказывается, ребята дружат с ней много лет, и когда приезжают, то первые три дня живут у неё, делая всю накопившуюся мужскую работу по дому. А она потом вот так их благодарит. В общем, я просто наслаждался таким сказочно удачным завершением горнолыжного сезона. Ребята тоже «наслаждались» поначалу, но потом всё чаще стали выскакивать из дома, смотреть на дорогу, куда пропал грузовик с их рюкзаками, который по науке должен был приехать раньше нас. Когда до поезда осталось пол часа мы очень тепло по Благо Дарили бабушку за ужин и отправились на вокзал. Парни всё ещё надеялись, что водитель подвезёт их вещи к поезду. Но он так и не приехал. Мы обнялись, обменялись адресами и они уныло побрели обратно, а я полез в свой вагон, думая про себя: «Старый зольдат – мудрый зольдат!»
Потом они мне написали, что произошло. Водила, когда проезжал мимо турбазы, увидел машину своего друга, остановился и зашёл. А там пиво на «халяву», которое отполировали сверху водочкой. Какие туристы? Какие рюкзаки, когда друг, блин, угощает? Короче, вещи он им привёз только на следующий день после обеда. Выводы из этой истории, господа, уважаемые читатели, попытайтесь сделать сами. А в заключение сего «опуса» скажу: «Судари и Сударыни, если кто ещё не собрался, отрывайте свой зад от дивана, и вперёд навстречу приключениям, чтобы было что вспомнить в старости и рассказать детям, внукам и правнукам. До новых встреч на горнолыжных склонах!!!
P.S. На фото – моя ученица Марина, которая только вернулась с Карпат, где впервые встала на горные лыжи, и страна получила ещё одну горнолыжницу, влюблённую в «бродячий образ жизни». Кстати, не замужем, но наивная – мечтает о встрече с мужчиной-романтиком, да ещё чтобы был и с интеллектом. А ведь все знают, что такие давно «в красную книгу» занесены, точнее – «романтиков» много, но вот чтобы ещё и с интеллектом – это она хватила через край. Но говорят - смелым везёт, а она смелая… Так пожелаем ей Удачи!!!
А пока будем приучать к песням, подобным этой:
Юрий Визбор - Песня альпинистов
Вот это для мужчин - рюкзак и ледоруб,
И нет таких причин, чтоб не вступать в игру.
А есть такой закон - движение вперед,
И кто с ним не знаком, навряд ли нас поймет.
Припев:
Прощайте вы, прощайте,
Писать не обещайте,
Но обещайте помнить
И не гасить костры
До послевосхождения,
До будущей горы,
И нет там ничего - ни золота, ни руд.
Там только-то всего, что гребень слишком крут,
И слышен сердца стук, и страшен снегопад,
И очень дорог друг, и слишком близок ад.
Но есть такое там, и этим путь хорош,
Чего в других местах не купишь, не найдешь-
С утра подъем, с утра и до вершины - бой.
Отыщешь там в горах победу над собой.
P.S. А вот и первый отзыв от моего КОУ, прапорщика Морской авиации в запасе Володи Герасименко, с кем не раз пересекались на парапланах на горе Клементьева:
Командир! Большое спасибо за "Любовь №3б".В отсутствии полётов на параплане, Ваши книги, как глоток свежего воздуха. Читаешь, и сразу вспоминаются свои жизненные эпизоды, друзья, и накатывает кусочек душевного счастья. Вроде даже молодеешь... Владимир.