Феномен Есенина

               
                «Есенин – это орган созданный для поэзии»
                /Максим Горький/               
      
         Моё знакомство с поэзией Есенина произошло в 8 м классе, когда Валька Козликов принёс в школу жёлтый от старости бабушкин сборник «Москва кабацкая» издания кажется 1924 г., значит за год до смерти поэта.
Для нас 15-16летних оболтусов эти стихи запрещённого поэта были столь же притягательны, как для кадетов Серебряного века стихи И.С. Баркова. Удивляюсь как цензура могла пропустить такие строки:

 «Сыпь, гармоника! Скука… скука…
 Гармонист пальцы льёт волной.
 Пей со мной, паршивая сука.
 пей со мной…..»
……………………………………….
«Пой же пой в роковом размахе.
Этих рук роковая беда.
Только знаешь пошли их на …,
не умру я, мой друг никогда».

Но было в этом сборнике и нечто такое, что вызывало в нас не только восторг и изумление, но и непривычное для нашего возраста волнение, что делает самых отъявленных хулиганов тихими и робкими:

«Поступь нежная, лёгкий стан,
если б знала ты сердцем упорным,
как умеет любить хулиган,
как умеет он быть покорным…»

«Пускай ты выпита другим,
но мне осталось, мне осталось:
твоих волос стеклянный дым
и глаз осенняя усталость …»

       Кто же из нас подростков не мечтал влюбиться в такую… настоящую женщину, не лелеял в те минуты в душе свой идеал.

            Вскоре я стал обладателем уникального сборника стихов под редакцией Екатерины и Александры Есениных, сестёр поэта, который мне достался, как это бывает, «за красивые глаза», и который стал моей настольной книгой. Для меня она была чем-то вроде Священного Писания для верующего. Возможно, Вам встречалась эта книга в голубом переплёте с оттесненной веткой берёзы с золотыми и чёрными листьями на обложке.
Примерно через год содержимое этого сборника я знал наизусть, включая поэму «Анна Снегина», которую сам поэт оценил как «очень хорошая». На мой взгляд, эта поэма может быть самое лучшее, что он написал. Хотя… все его стихи, за исключением может быть самых ранних (и матерных) – это как прекрасная музыка.
До сих пор испытываю привкус горечи от того, что не уберёг эту книгу.  По пути  из Москвы, попутчица взяла у меня её почитать и увезла с собой в Гагры, дай Бог ей здоровья.

        Несколькими годами позже, зная о моём безутешном горе, кандидат на руку моей сестры где-то раздобыл и подарил мне другой есенинский сборник, но подарок почему-то меня не очень обрадовал и даже когда у меня появился пятитомник (полное собрание), я не переставал тужить об утрате.
        Это, как первая любовь – нельзя забыть.

        Каждый творческий человек по-своему уникален. Будь то художник, композитор, поэт, физик. Известно, что русскую культуру, в основном, определяло дворянство, как наиболее образованный класс ну ещё купечество и попы, после к ним добавились разночинцы. Это вовсе не значит, что в народной среде не могло быть талантливых людей. Я, как и Михайло Ломоносов, был уверен, что «может собственных Платонов и быстрых разумов Невтонов Российская земля рождать». И время доказало, что «кухаркины дети», поставленные в равные условия с привилегированными сословиями, быстро стали двигать науку, достигать величайших высот в искусстве.
       В «бабушкином сундуке» сохранилось немало такого, что возбуждало глубокий  интерес у молодцев жаждущих приключений. Там, помимо Есенина, был Пушкин - полное собрание в одной книге, но этот раритет Валька разрешал лишь подержать в руках, на дом никому не давал. Помнится там была одна книга, которую мы читали всем классом, каждый брал на одни сутки, после чего она переходила к другому. Эту книгу написал француз Габриэль Ферри, экономист по образованию, отправившийся в Новый Свет за счастьем. Называлась она «Обитатели лесов». Но к нашей теме это не имеет отношения. А вспомнил я о ней в связи с тем, что несколькими годами позже мне пришлось побывать в таких местах, какие и не снились Жюль Верну, но где до того побывал наш кумир Сергей Есенин - на Кавказе, в Средней Азии и в Европе. Кстати все путешествия Жюль Верн совершил не покидая своего кабинета.
               
                Нередко я задумывался над феноменом Есенина. Семь классов земской школы и ещё три года – церковно-учительской, в которой не было даже нормальной библиотеки. Правда, ещё работа помощником корректора в типографии И. Д. Сытина под руководством Анны Романовны Изрядновой, сыгравшей важную роль в становлении его как личности. Наставница была старше его на 4 года, она
стала и его первой (гражданской) женой, и даже родила от него сына- «врага народа», (тогда они как грибы росли). Юрий был расстрелян в 1937г по ложному обвинению в подготовке покушения на Сталина. Но ни об этом, ни о том, что он был реабилитирован в 1956г,  не суждено было узнать родителям. Анна Романовна умерла в 1946году, Сергей Александрович, как известно, в 1925 ом.
              Путь к успеху у творческой личности никогда не бывает усыпан розами. Признание часто достаётся дорогой ценой. Особенно если эта личность - от сохи и станка. Иное дело, если на пути у молодого дарования встречается умная женщина. Безусловно, столичная барышня оказала влияние на деревенского юношу, частично и на его мировоззрение. Вместе они посещали лекции в университете Шанявского, митинги, поэтические вечера… Однако идиллия длилась не долго. В 1915 году молодой супруг решил отдохнуть в Крыму, да так, что спутнице жизни пришлось собирать деньги ему на обратную дорогу... Правда, к ней он уже не вернулся, а поехал попытать счастья в «Северную Пальмиру». Полагаю именно эта девушка-женщина первая разглядела в нём гения и не стала препятствовать его полёту.
         В Петербурге он встречается с А. Блоком, который его принял вежливо, но прохладно. Сам Есенин об этой встрече вспоминает так: «когда я смотрел на живого поэта, с меня пот капал». Максим Горький встретил молодого поэта более радушно. Выслушал, пораспрошал, привлёк к сотрудничеству в журнале «Летопись». Словом Культурная Столица России щедро раскрыла молодому дарованию свои объятья. Отсюда собственно и началось его восхождение к славе. Не могу не рассказать о впечатлении, которое произвёл молодой поэт на «российского Ромена Роллана». В одной из бесед Горький как-то заговорил о том, что столичные поэты, мол, пишут про любовь, про звёзды, словом, о возвышенном, а вы, Сергей Александрович, смогли бы к примеру написать что-нибудь этакое про животных, описать то, что они чувствуют? Догадывался ли пролетарский писатель, что задел больную струну поэта. Есенин помолчал, а затем, обхватив голову руками, склонился к столу и начал медленно:

       «Утром в ржаном закуте, где златятся рогожи в ряд, семерых ощенила сука, рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала, причёсывая языком, и струился снежок подталый под тёплым её животом.
       А вечером, когда куры обсиживают шесток, вышел хозяин хмурый, семерых всех поклал в мешок.
       По сугробам она бежала, поспевая за ним бежать… и так долго, долго дрожала воды незамёрзшей гладь.
       А когда чуть плелась обратно, слизывая пот с боков, показался ей месяц над хатой одним из её щенков.
       И в синюю высь звонко глядела она скуля, а месяц скользил тонкий и скрылся за холм в полях.
       И глухо, как от подачки, когда бросят ей камень в смех, покатились глаза собачьи золотыми звёздами в снег.»

        Когда  он поднял голову, взгляд был направлен куда-то в пустоту, а  глаза были полны слёз. Горький посмотрел на него и, напирая на «о», с чувством произнёс: «Да, вы, батенька, настоящий поэт!»
Есенин ничего не ответил.

        Популярность Есенина росла и вскоре отодвинула в тень признанных мастеров, таких как Андрей Белый, Саша Чёрный, Игорь Северянин (Лотарёв), Вяч. Иванов, С. Соловьёв и др. Вместе с ним вырастал и спрос на его стихи, а стало быть и достаток.

             Вот как вспоминает Паустовский выступление одного из них  - Игоря Северянина: «К ногам его бросали цветы – тёмные розы, но он не подняв ни одного цветка, сделал шаг и нараспев декламировал: «Шампанское – в лилию, в шампанское – лилию. Её целомудрием святеет оно! Миньон с Экамилио, Миньон с Эскамилио! Шампанское в лилии – святое вино!» В этом была своя магия, в этом пении слов, не имевших смысла. Язык существовал только как музыка. Больше ничего от него не требовалось. Человеческая мысль превращалась в поблескивание стекляруса, шуршание надушенного шёлка, в страусовые перья вееров и пену шампанского».
 
Да разве же можно сравнить эти стразы с той россыпью настоящих бриллиантов есенинских стихов, самоцветов, оправленных золотом самой высшей пробы:

Зелёная причёска, девическая грудь,
о, тонкая берёзка, что загляделась в пруд?...

«Вот оно глупое счастье с белыми окнами в сад!
По пруду лебедем красным плавает тихий закат….»

Пишет так, словно художник кистью наносит мазки:

«Выткался над озером алый свет зари,
а в бору со стонами плачут глухари…»

А эти строки очаровывают, просто завораживают:

«Золото холодное луны. Запах олеандра и левкоя.
Хорошо бродить среди покоя голубой и ласковой страны.»

Стихи, которые осязаешь физически:

«Синий туман. Снеговое раздолье. Тонкий лимонный лунный свет.
Сердцу приятно с тихою болью что-нибудь вспомнить из ранних лет…»

«Вечером синим, вечером лунным был я когда-то красивым и юным.
Неудержимо, неповторимо всё пролетело далече мимо…»
Вслушиваешься в эту музыку слов, и тебя как туманом заволакивает, невесть откуда пришедшее волнующее чувство, название которому ностальгия.

«…Был я весь как запущенный сад…»  ну разве же это не про меня?

А не так ли думал каждый из нас, полюбивший впервые:
«Мне бы только смотреть на тебя,
видеть глаз злато-карий омут…»
……………………………………………………..
«Я не знал, что любовь - зараза,
я не знал, что любовь – чума.
Подошла и прищуренным глазом
хулигана свела с ума…

       Кто из Вас не думал также в свои 16-17 лет,  пусть первый бросит в меня камень.
Образ девушки-женщины рисовался в нашем воображении, идеал, к которому мы все стремились.
И как было не посочувствовать человеку «терявшему жизнь без оглядки», разочарованному ею, чувствующему себя лишним в этом мире.
А ещё было жаль человека пресытившегося любовью:

«Что отлюбили мы давно
ты не меня, а я другую,
и нам обоим всё равно
играть в любовь недорогую…
Как тут не вспомнить С.Щипачёва: "...только страшно старится тому, кто любовь как мелкую монету раздавал не зная сам кому".

         В те годы в нашей среде пацанов выделилась небольшая группа «истинных» ценителей поэзии, что-то вроде Есенинского клуба. Собираясь вместе, мы декламировали друг другу стихи, которые особенно нравились, не только Есенина, ещё: Блока, Фета, Майкова, Брюсова...(Пушкина, Лермонтова мы проходили в школе) устраивали импровизированные обсуждения и даже пробовали писать сами, как бы воспоминая своё «далёкое босоногое детство», (то что кончилось лишь вчера) полные пафоса и ностальгической грусти:

Где ты то времечко лучшее?
Юность, как ты далека.
Граждане, вы послушайте
исповедь босяка.

Сколько же было посеяно
в тех головах сорняков.
Сняли запрет с Есенина.
Зощенко – без оков.

Тихие улицы шумною
заполонялись шпаной.
Где ты, моя семиструнная? –
поговорила б со мной.

На Собачеевке ли, в ВУЗе ли,
на кукурузных полях…
Ты расскажи, как мутузили
мы недоумков-стиляг…     ну  и т. д. в таком роде

       Чем притягателен нам Есенин? Не тем ли, что сам того не подозревая, он выражал мысли и стремления не только своего поколения, но и тех, которые придут за ним, также жаждущие в жизни, поэзии, песен, любви и красоты.
       Особенно потрясает его «Письмо к женщине», в котором как в зеркале отразилась вся трагедия народов России, охваченной пламенем революции:
«…Не знали вы, что в сонмище людском
я был как лошадь загнанная в мыле,
пришпоренная смелым ездоком.
Лицом к лицу лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь,
корабль в плачевном состоянье
Земля – корабль. Но кто-то вдруг
за новой жизнью, новой славой
в прямую гущу бурь и вьюг
её направил величаво.
Но кто ж из нас на палубе большой
не падал, не блевал и не ругался.
Их мало с опытной душой,
кто крепким в качке оставался.
Тогда и я под дикий шум,
но зрело знающий работу
спустился в корабельный трюм,
чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
чтоб не страдая ни о ком
себя сгубить в угаре пьяном.
Любимая, я мучил вас.
У вас была тоска в глазах усталых,
что я пред вами напоказ
 себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали, что в сплошном дыму,
в разворочённом бурей быте
с того и мучаюсь, что не пойму,
 куда несёт нас рок событий.
……………………………………………………
«Письмо» - это своего рода исповедь – сына века, который не понимает происходящего. Для чего и зачем «на церкви комиссар снял крест, теперь и Богу негде помолиться» и почему крестьяне умирают за марксизм, ни черта в нём не смысля, как и он сам.
Осмысление приходит позднее:

«Теперь года прошли. Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!...»

        Стал ли он действительно сочувствующим, как говорит? Видимо да.
Это видно и в его произведениях, в письмах сёстрам Кате и Шуре, и из записок во время путешествия по Америке, которой он был просто ошарашен, если не сказать подавлен, в начале своей поездки, однако, придя в себя, быстро заскучал по дому. «Железный Миргород», как он окрестил Нью Йорк, не поработил его сознания, а и даже напротив, вспомнив старую Русь, он «влюбился в коммунистическое строительство". Есенин даже делает попытки вступить в партию, однако безуспешно. Партийные чиновники не верят в искренность его намерений. В то время как к нему приходит осознание:
«Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок..» а ведь он искренне хотел  «быть жёлтым парусом в ту страну, куда мы плывём!» Но, увы, не сбылось.

       В те года  декадентская тема влекла нас с особой силой:
Узнав о трагической гибели любимого поэта, нам хотелось выразить боль утраты хотя бы в стихах. Кто-то писал, как бы обращаясь к воображаемой возлюбленной:

«Жизнь свою покончу из двустволки.
Но тебе наверно дела нет,
что у нас на Западном посёлке
прозвучит когда-нибудь дуплет.
И меня под всхлипы разной дряни
в узкий гроб положат на столе,
и печально кто-нибудь вспомянет:
«Жил чудак на праведной земле.
Был хороший и весёлый малый, 
дружбою немало дорожил,
никогда ни с кем он не скандалил,
но одно лишь плохо – долго жил.»
Как водится - трагедия обернулась фарсом.

Другой выражал свой «уход» несколько иначе:

Для мессы я бы выбрал анапест.
И я было ушёл «туда», друг милый,
но видишь неожиданно воскрес,
когда стащили крест с моей могилы.

Следующий тоже сокрушался:

Я ушёл, но мир пополам не треснул,
хоть бы я ушёл навсегда,
и тогда б не умолкли песни.
Мир бы жил и был и тогда…
…………………………………………………..
       Все мы ведь понимали, что «убиенных щадят, отпевают и балуют Раем…», чего нельзя сказать про живых.

                Я неоднократно делал попытки объяснить себе, отчего поэты уходят из жизни молодыми. Уход Есенина объясняли тем, что будто он исчерпал себя, пресытился жизнью, разочаровался во всём. И долгое время бытовала именно эта версия как официальная. О смерти поэта придумано немало легенд, говорили, будто он, взрезал себе вену, из-за отсутствия чернил (во что трудно поверить) и, обращаясь к неизвестному другу, а может быть к юному поколению, кровью написал на стене в ванной предсмертное стихотворение:
«До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
не грусти и не печаль бровей.
В этой жизни умереть не ново,
но и жить конечно не новей.»
       На самом деле эти стихи Есенин написал днём раньше и, вырвав листок из блокнота, передал своему ленинградскому другу Вольфу Эрлиху. Но как видно из официального протокола: листочек с этим стихом лежал на письменном столе в номере, где произошла трагедия.
       Многие согласились с версией о самоубийстве, не особо вникая в материалы расследования, которое, как мне позже стало известно, проводилось формально. Поэта похоронили, «канонизировали» в классики и благополучно забыли о нём на десятилетия, запретив к изданию, так как отнесли его сочинения в разряд декадентской литературы.
       Маяковский, выполняя заказ, вымучил стихотворение «в назидание потомкам» (подражателям-почитателям), дескать, «в этой жизни помереть не трудно, сделать жизнь значительно трудней», чтоб не стрелялись из-за пустяков, а вскоре и сам благополучно застрелился.
 Версия о самоубийстве Есенина дожила до 90 х годов.
      В 90е всплыла версия, что это было убийство и  устроено оно было первыми лицами Ленинграда, троцкистами - Григорием Зиновьевым (1 й секретарь обкома) и Львом Каменевыми (председатель Совета Труда и Обороны). Они в декабре 1925 года готовили очередную схватку со Сталиным за командные высоты. И по какому-то стечению обстоятельств в руки Есенина попала восторженная телеграмма Каменева, отправленная им в 1917 году в адрес брата царя. Ее оглашение в тот момент могло серьезно ослабить позиции Каменева и Зиновьева в борьбе со Сталиным.
       Есенин перед отъездом в Ленинград сам проболтался о наличии у него телеграммы (очевидно копии) одному знакомому, который, как выяснилось позже, был связан с ОГПУ. А дальше начинается цепочка предположений о том, как было разыграно самоубийство Есенина.
       Их можно и оспаривать. Но абсолютно достоверно доказано, что перед смертью Есенин был кем-то избит. В его номере видны явные следы обыска. Ряд его вещей и бумаг бесследно пропали. Осмотр места предполагаемого самоубийства и следствие были проведены из рук плохо. Гостиница «Англетер» в то время являлась своеобразной опорной точкой ОГПУ, в которой жили ее сотрудники, и приезд в нее Есенина даже не был зарегистрирован. Еще не закончилось следствие, как по газетам прокатилась волна некрологов о самоубийстве Есенина. И тон им задавал Троцкий.
       Учитывая упадническое болезненное состояние Есенина из-за чрезмерного употребления алкоголя, в чём он сам признавался не раз («Чёрный человек», «Вечер чёрные брови насопил» и т.д.) можно было бы и согласиться с версией о самоубийстве. Однако удивляет, говорит один из сторонников версии о насильственной смерти, «как мог такой аккуратный в жизни Сергей Александрович даже в минуту отчаяния перевернуть все в номере буквально вверх дном, вывернуть наизнанку содержимое своего чемодана. Странно, но уже в ходе освидетельствования номера местными властями таинственно исчез со спинки стула пиджак поэта. В высшей степени нелогично заключение тех лет, что след на лбу Есенина - это след ожога от горячей трубы водяного отопления. В те дни в Ленинграде было тепло и отопление не работало. Очевидно, что человек с проломленным черепом и ранами на теле не мог сам взобраться на высокую тумбочку (высотой 1,5 метра) и повеситься...».

       Но на этом таинственные и трудно объяснимые события, связанные с так называемым самоубийством поэта, не закончилось. Через некоторое время и даже годы при странных обстоятельствах погибли или были расстреляны все, кто участвовал в следствии или выступал свидетелем на нем.Зверски была убита и жена Есенина Зинаида Райх, которая, видимо, что-то тоже знала о подоплеке этого зловещего ленинградского дела. Она писала пьсьмо Сталину и требовала нового расследования причин смерти Сергея Есенина.
       В 90 годы появилось множество публикаций (всё это можно при желании найти в интернете),в которых авторы начисто отметают версию самоубийства. Дескать, в Ленинград Есенин поехал, чтобы в спокойной обстановке заняться подготовкой полного собрания своих сочинений, и ему в тот момент было не до развлечений.
Но тогда как объяснить, что под рукой не оказалось чернил? Как он собирался делать правки? Одним словом, дело тёмное. Вероятно правды мы уже никогда не узнаем.
       Есенин жил в сложное переломное для страны время. Революция поделила судьбы многих людей на жизнь «до» и «после». Невольно возникает в памяти чеховский Фирс из «Вишнёвого сада», назвавший отмену крепостного права «несчастьем». Всякие перемены устраиваемые для людей бьют по этим самым людям, будь то реформа, перестройка, тем более коренная ломка, коей является революция. Революция влечёт за собой глобальные перемены в общественном сознании, ломку привычного уклада и замену его на незнакомый, непривычный уклад в новой общественной формации.
       Поэты, такие как  А.Блок, В.Маяковский, В. Брюсов приняли безоговорочно условия новой жизни, Есенин же принял их не сразу, старое ещё крепко держало за «фалды» деревенского денди с «исконой-пасконой», мечтавшего, чтобы его «степное пенье сумело бронзой прозвенеть».
Он пел Родину, её поля, луга, гумно, овины со стогом… и «вспоминая запах навоза с родных полей»  «готов был нести хвост каждой лошади как венчального платья шлейф».
       А мы пили взахлёб всё то, что он воспевал.
«Шагане, ты моя Шагане…
Потому что я с Севера что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шагане ты моя. Шагане.
Потому что я с севера что ли
Что  луна там огромней в сто раз.
Как бы не был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий».
"Море голосов воробьиных", "Прощай Баку, синь тюркская, прощай..."
Вот она музыка, которая вызывает восторг, восхищение, трепет.
А Когда читаешь: «Выткался на озере алый свет зари, а в бору со звонами плачут глухари…»,  «Клён, ты мой опавший, клён заледенелый, что стоишь нагнувшись под метелью белой...» хочется петь. В этих стихах подкупает простота и... народность: «Хороша была Танюша, краше не было в селе…» «Темна ноченька, не спиться…»,«Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха…»
Вот тот ОРГАН русского разлива – баян, тальянка, гармонь. Гармония настоянная на
берёзовых почках, ягодах рябины с запахом сена и г..(пардон) навоза.

       «Я иду по деревне, - вспоминает Солженицын, - каких много в России, где и сейчас заняты хлебом, наживой, честолюбием перед соседями и волнуюсь: небесный огонь когда-то опалил эту окрестность и еще обжигает мне щеки сегодня. Какой слиток таланта метнул Творец сюда в эту избу, в сердце деревенского парня, чтобы тот, потрясенный, нашел столько материала для красоты - у печи, в хлеву, на гумне, за околицей, красоты, которую тысячу лет люди топчут ногами и не замечают».

        Есенин видимо и сам понимал своё предназначение и знал свою истинную цену:
«А я что? Я- божья дудка. И мне положено дудеть...» А иногда и так:
       Самые лучшие поклонники нашей поэзии - проститутки и бандиты. С ними мы в большой дружбе. Большевики нас не понимают по недоразумению».
 
       Сегодня поэты, писатели, литературоведы, критики единодушны в своём мнении о таланте Есенина. Многие считают его гением, уникальным явлением в нашей жизни, самородком, эпохой, новым Пушкиным с Некрасовым заодно. А вот при жизни поэта далеко не все так отзывались о поэте. К примеру, Марина Цветаева, великая Марина даёт оценку: «… ничего русской поэзии Есенин не дал. Нельзя же считать вкладом в нее «Исповедь хулигана» или смехотворного «Пугачева». Безотносительно же - это до крайности скудная поэзия, жалкая и беспомощная».
         Ничего Вам это не напоминает?
         Похожую оценку давали и В. Высоцкому, при жизни литературный бомонд отказывался в нём признавать поэта (об этом я уже писал более подробно в своём очерке «Как я «признал» Высоцкого). Зато теперь и из тех кто ушли, и из ныне здравствующих не найдётся ни одного, кто бы не сказал, что Высоцкий –наша гордость, совесть России т.п.

       Сейчас Есенин поставлен на постамент в Москве, в Санкт-Петербурге, в Воронеже, в с. Константиново (на родине поэта). Земляки, выполняя просьбу поэта «не ставить памятник в Рязани», решили отказаться от постамента, и устроили так, что фигура певца Руси  будто прорастает из Земли. Раскинув руки он как бы дирижирует госпожой Природой.

  Примечание-справка:

Анна Романовна Изряднова – с осени 1913г первая (гражданская) жена С.Есенина 21 декабря 1914г род. Сына Юрия 13 августа 1939г расстрелян по ложному обвинению в покушении на Сталина.
Зинаида Николаевна Райх –с июля 1917г. вторая жена Есенина, (венчаная) - их дети Татьяна(18г) и Константин(20г) в 1921г супруги развелись 14 июля 1939г Зинаида Р. Была зверски убита в собственном доме.
Галина Бениславская - новая муза Есенина (с ноября 20 до весны25г)
Айседора Дункан – Жена С.Е. (2 мая1922г зарегистрирован брак в ЗАГСе)   
Погибла от несчастного случая (закрученный на шее шарф случайно одним концом накрутился на колесо авто - результат – передавлена сонная артерия и сломан позвоночник – мгновенная смерть. «Прощайте я иду к славе!" – последние слова А.Д.
Надежда Вольпин поэтесса и переводчица (Е. познакомился с ней в 1920г а в 1924г та родила сына Александра - правозащитник живёт в США)
5 марта 1925г Есенин знакомится с Софьей Андреевной Толстой (внучка Л.Н.Толстого) 18 октября был зарегистрирован брак, но отношения их не сложились по причине того, что высокомерная, гордая графиня требовала повиновения, а Есенин не привык ходить строем.