Речной труженик – старенький буксирчик, пыхтя и тарахтя, тащил натужно плот вниз по матушке по Волге. Было раннее летнее утро, только-только всходило солнышко.
В эту пору на буксире бодрствовали два человека, находившиеся в рубке – штурман и рулевой- моторист. Штурман – молодой парень Дима, недавно окончивший речное училище и делающий свой первый рейс в этом качестве, и рулевой Саня несли свою вахту, ведя между собой неторопливую беседу, заодно переползая от буя к бую, переходя со створа на створ. Учитывая скорость буксировки – четыре километра в час, плот до места назначения предстояло тащить ещё суток пять.
- Кемарни, если хочешь, сказал Саня, «стоявший на руле», Диме, кивнув в сторону дивана в рубке, - будь спок, я этот плёс знаю от и до, не промахнусь.
- Да не, не хочется, да и познавательно.
- Нудно ж, ведь, на таких-то скоростях.
- Да за разговором и время быстрее летит.
- Димон, а чё тебя в нашу дыру занесло, у нас и флот-то – катеришки да пара самоходок. Правда, три омика есть пассажирских, но это – элитные, так сказать, лайнеры у нас! Хотя, конечно, тебя, после училища могут туда определить, если кто-нибудь помрёт или за пьянку спишут.
- Да понимаешь, Саня, женился я на последнем курсе, супруга – на сносях, а у вас комнату в семейной общаге обещали вот я и сделал выбор, а так мог бы выбрать место поприличнее и в Волжском или Волго-донском пароходстве. Да с жильём везде напряжёнка, жди до посинения, а тут – сразу и получил.
- Ну, тогда понятно. Хотя, конечно, зарплата на наших лайбах жидковата, прямо скажем. Я, вот тоже после навигации в ШКС (школа комсостава), в Волгоград хочу податься и чрез 4 месяца – капитан-дублёр на этих катерах! А чё, плавценза мне хватает, пошью себе мицуху с капустой, как у Папани, бинокль - на шею, матюгальник в зубы и: «Эй там, на барже! Так вас растак!».
- Слушай, , Саня, я не понял, а что на нашем буксире гальюн конструкцией не предусмотрен? Что за дела?
- Да не, тут оказия одна приключилась, в результате которой мы гальюна лишились и теперь, как на японской шхуне нужду справляем с кормы, держась за леер.
- А откуда ты знаешь, как на японской шхуне?
- Так я ж срочную оттянул на тихоокеанском! Старшина первой статьи, между прочим, командир отделения турбинистов на БПК!
- И что сам видел?
- Если честно, сам не видел, но рогатые рассказывали.
- Рогатые?
- Ну, рулевых мы так называли.
За беседой друзья не заметили, как из кубрика на палубу поднялся вышеупомянутый Папаня – капитан буксира в белых кальсонах и прошкандыбал на кормовую оконечность буксира, словно как бы желая продемонстрировать новичку эту естественную процедуру в японском варианте. Но вахтенные были увлечены беседой, назад не смотрели, а только вперёд и это явление пропустили.
Река в этот час была пустынна, за исключением того, что впереди наблюдалось судно на подводных крыльях – «Ракета» с которой предстояло разойтись каравану правыми бортами, поскольку буксир с плотом двигался по, так называемому, плотовому ходу, пролегавшему вблизи левого, пологого берега. Продолжая беседу, Саня малость переложил руль влево и «Ракета» шустро проскочила с правого борта.
В это время сонный Папаня одной рукой держась за леер, а другой, свесив свою пятую точку за транец буксира, стягивал кальсоны.
От буруна проскочившей «Ракеты» буксир качнуло, Папаня, слабо державшийся за леер, отцепился от него и плюхнулся в воду! Сон сдуло, как рукой! Плот приближался. Папаня что есть мочи погрёб влево, чтобы не оказаться под плотом.
Получилось. Левый пологий берег реки был совсем рядом и Папаня поплыл к нему.
Вахта ничего не заметила и продолжала свой трёп в ходовой рубке.
Папаня доплыл до берега, быстро догнал траверз буксира, поскольку, как сказано было выше, скорость его с плотом была четыре километра в час и, как ему казалось, громко крича и размахивая руками, семенил параллельно движению судёнышка.
Влево на берег никто не смотрел и Папаню они не слышали за тарахтеньем движков буксира.
- Ну, так что там с гальюном-то случилось и где он находился,? – спросил Дима.
- Видишь горловину с крышкой впереди рубки?
- Ну, вижу. Так там, вроде, трюмик, типа, шкиперской кладовки, как я понимаю.
- Это теперь, а раньше это и был гальюн! И унитаз там стоял, прямо под люком.
- Ни фига себе! Так там глубина его – метр какой!
- А вот так вот. Если Папаня, садясь на горшок, скрывался за комингсом, поскольку ростом – метр с кепкой, то, когда я садился, то у меня голова над палубой торчала. Вот так и жили до того ЧП.
- Какого ЧП?
Но тут Дима, глянув влево, увидел человека на берегу, перемещавшегося в направлении движения буксира и машущего руками.
-Погоди, Саня, гляди, что за тип там руками машет? (Невооружённым глазом на этом расстоянии нельзя было определить, что это Папаня).
- Ай, да не обращай ты внимания, тут, на левом берегу придурков полно всяких – сказал Саня и продолжил:
- Короче, работали мы на коротком плече, посменно по два человека, 12 часов через сутки. Я,естественно, с Папаней.
- А с ним как, нормально работать?
- Да ну его, зануду.
- А чего к другому не ушёл?
- А ты дослушай и поймёшь. Он хоть и зануда, но отходчивый. А у меня пара закидонов было по-пьяни, другой бы точно списал, а Папаня, он, как говорится, суров, но справедлив. Спишу! – орёт, но потом отходит, особенно, если плеснёшь ему для примирения.
- Ну так вот. Тащили мы плавкран пошлой осенью в Кисляевку. Погода паскудная была – дождь, штормило на водохранилище да и холодновато уже было, шуга на воде появилась, до конца навигации оставалось всего – ничего. Да. Так мы тогда вместо 12 часов с Папаней – сутки пробултыхались, а наши сменщики – 12 часов в диспетчерской прокемарили и ушли домой, так, как уже третья смена пошла.
Но потащили мы кран в Кисляевку не сразу: Папаня с крановыми договорился, что они ему пару плит железобетонных перекинут с левого берега на правый – гараж он там недалеко строил на правом берегу для своей «Победы», а эти плиты присмотрел, полузасыпанные гравмассой на левом берегу – кто-то зачем-то скинул их у берега и забыл про них, а у Папани глаз-алмаз, он их приметил и решил скоммуниздить.
Потащили мы сначала из порта кран к левому берегу. Приткнули, плиты крановщики закинули на палубу крана, перетащили его на правый берег. Приткнулись. Выгрузили плиты и Папаня побежал за портвейном. Приволок целую сумку. Опять – кран на буксир и потащили уже в Кисляевку.
Тащили часов шесть. Короче, зачалили его там уже к ночи, ошвартовались к этому крану и полезли на него с портвейном – Папаня проставлялся крановым за услугу.
Эх, хорошо мы тогда с крановыми посидели! Механик на гармошке наяривал. Кореш там мой, среди их команды был – электрик, он, гад, мне всё подливал и подливал, ну я и укушался, можно сказать.
Отошли от крана мы глубокой ночью. Я сперва держался более или менее. Но Папаня, тоже косой, мне говорит, ты, мол отдохни на этом диванчике в рубке, а я порулю, а потом через часок какой ты меня подменишь. Ну я и завалился, но чего-то неспокойно как-то на душе было, дремал вполглаза, проспать боялся.
Вобщем, через час вскочил, как штык, гляжу в иллюминаторы и не ориентируюсь в обстановке ни хрена – огни по берегам какие-то неправильные. Но потом пьяный-пьяный, но сообразил: Папаня вместо того, чтобы вправо завернуть вверх по реке – наоборот влево, по течению подался и шпарит, паразит, уже час в обратную сторону!
Ну, короче, развернулись назад, час я порулил и всё, чую: засыпаю в оглоблях. Папаню растолкал, а он на удивление – как огурец, можно сказать!
А я как упал на этот диванчик, так и, вроде, провалился куда-то! Вырубился окончательно. А Папаня опять начал заруливать и, кстати, – скорость маленькая - против течения, штормит, ветер встречный, снег пошёл, видимость ухудшилась.
Папаня часок постоял, давай меня будить, а я – в полной отключке! Папаня ещё час простоял, и тут ему приспичило. Он опять – меня будить. Бесполезно!
Тогда он выставил руль прямо по аксиометру, так, чтоб буксир шёл по судовому ходу, привязал штурвал в этом положении и поканал в наш злополучный гальюн.
Отдраил крышку, поднял её. Стал умащиваться на горшке, но видно фиксатор не сработал – старьё ведь – и от качки крышка захлопнулась! Если бы на его месте был бы я, то получил бы крышкой по башке, но Папаня-то – недомерок вот его там и захлопнуло целиком. На беду – внутренняя ручка задрайки отсутствовала и Папаня оказался в тёмной западне!
Представь себе картину: буксир идёт сам по себе, как Летучий Голландец, я – в отключке на диване, а капитан – в гальюне замурован. И ведь не в Тихом океане шпарим где, может, неделю никого не встретишь, а по реке, где полно всяких встречных-поперечных!
Но, видимо, есть у Папани ангел хранитель – в темноте нашарил он через некоторое время какую-то железяку: то ли монтировку, то ли газовый ключ и задрайку–таки выломал.
Слушай, ворвался он в рубку и давай меня пинать руками и ногами! Я, Димон, таким его ещё никогда не видел, когда глаза продрал.
А как он орал! Аж вставная челюсть вылетела! Спишу! – Орал.
И ты знаешь, с меня хмель как-то быстро слетел. Ну, встал я за руль и рулил покорно и бессменно ещё часа четыре, до самого порта. Но Папаня всё-таки успокоился к подходу и сказал, что даёт мне последний шанс.
Вот, с начала этой навигации вроде как всё нормалёк.
А Папаня тогда, в дикой ярости, как только по-приходу привязались к своему дебаркадеру, унитаз демонтировал и там же утопил, вместо того, чтобы задрайку с фиксатором отремонтировать. Вот и перешли с тех пор на японский вариант - завершил свой рассказ Саня.
Тем временем, отчаявшийся Папаня на берегу снял кальсоны и, похоже, из последних уже сил ковыляя, размахивал ими, пытаясь привлечь внимание своих безалаберных подчинённых. Дима, глянув влево по траверзу это заметил.
- Гляди, Саня, ещё один псих! Голый и белой тряпкой машет.
- Да я ж тебе сразу сказал: на левом берегу – одни придурки. Димон, порули, а я пойду смену будить – конец вахты уже.
Дима встал за руль, Саня спустился в кубрик. Через несколько минут Саня залетел в рубку с округлившимися глазами:
- Димон, Мишка на месте, а Папаня исчез!
- Как исчез?
- Ну, нет его нигде! Это корыто не крейсер же!
- Так, спокойно – сказал будущий капитан. Где у нас бинокль?
- Да тут он, на столе.
- Давай сюда. Ага! Так вон он, наш Папаня! Капитан это наш, а не придурок с левого берега! Ошибся ты, Санёк. Прижимаюсь к берегу, готовься, Саня, принять командира.
- Ну всё, теперь точно спишет – грустно пробормотал Саня.