Эпизоды в дороге

Михаил Шаргородский
Свою первую книгу я назвал «Дорога длиною в жизнь». Это была, по сути, биографическая книга, где описывались основные этапы пройденного мною пути. Без подробностей и мелочей. Заканчивая настоящую книгу, мне захотелось рассказать о некоторых мелких эпизодах, произошедших в жизни, которые, как мне теперь кажется, во многом формировали характер, взгляды, и линию поведения автора.
Эпизоды приводятся без всякой последовательности, так, как они мне запомнились.

Драка.
Мне 8 лет. Мы живем в Крыму, в одном из греческих сел. Школа, где моя мать - заведующая, работает на русском языке. Все остальное общение - на греческом. Я, конечно, языка не знаю, мы здесь недавно, что вызывает неприязнь у местных мальчишек. Они меня часто задевают. Я отмалчиваюсь. Однажды прилюдно, около местного клуба, где было много народа, один пацан уж очень меня задел. Я никогда в жизни не дрался. А здесь, возможно из-за наличия толпы, я кинулся на него, как тигр. Сбил с ног, и схватив за голову, уже мало соображая, стал бить ею об асфальт. Старшие ребята нас еле разняли. В селе был один десятиклассник. Учился где-то в городе, но в селе пользовался непререкаемым авторитетом. Он взял меня за руку, отвел в сторону, даже присел возле меня, чтобы не слишком возвышаться, и сказал:
«Миша, тебе нельзя драться. Ты совсем не контролируешь себя. Или ты убьешь кого- то, или убьют тебя. Запомни». Я запомнил это!

Котлеты.
Я ученик третьего класса. Отца уже нет. Мать, чтобы прокормить детей, работает в две смены, до поздней ночи проверяя школьные тетради. Став взрослым, я всегда удивлялся, как она могла донести сотню тетрадей, да еще что-то. В школе я сидел на одной парте с сыном начальника милиции. Однажды мы где-то задержались, и он пригласил меня к ним. Его мать позвала нас обедать. На первое – суп. Здесь вопросов нет. На второе - какие-то оладьи с картошкой . Укусив с этого оладья кусочек, я чуть не вскрикнул от удивления. Он оказался не из теста, а из мяса. Дома мама мне объяснила, что это называется котлета. Но у нее нет времени этим заниматься, поэтому я их и не видел. В последующей жизни были периоды (Армия, рабочие столовые), когда котлеты надо было есть каждый день. Честно говоря, я мало радовался этому.

Конина.
Однажды, прогуливаясь с моим товарищем около их дома, мы увидели неподалеку прислоненный к забору радиатор. Он был более просвещен, чем я, и тут же сказал: «Ты знаешь, радиатор - это медь. Его примут в любом пункте металлолома». Взяли мы этот радиатор, кое-как дотащили его до пункта и сдали. Получили какие-то деньги. Пошли с ними в магазин. А время было предвоенное, в магазине ничего нет, кроме конской колбасы. Он распорядился, чтобы дали два мороженных, а на остальные конскую колбасу. Мы ее очень аппетитно съели.
Ели без хлеба, потому что его негде было взять, закусили мороженным и разошлись. Наутро, он явился в школу с синяком и весь какой-то изломанный.
Оказывается, радиатор принадлежал соседу, был ему нужен, и он пожаловался начальнику милиции. «Преступников» быстро вычислили, и ему пришлось отдуваться за двоих. Больше я никогда в жизни не пробовал конской колбасы, но всегда помнил, что с ней связано.

Юдифь.
В школе мы все были примерно одинаковыми по одежде, манере себя вести, и т. д. Но среди нас была одна девочка, которая резко отличалась от всех. Во-первых, она была чересчур красива. Во-вторых, она, по-видимому, была из состоятельной семьи. Всегда необычно красиво одета, в бархат и шелка, о чем другие дети и представления не имели. На большой перемене к ней приходила няня и приносила в термосе горячий шоколад и еще какие-то вкуснятины. Лучше всех училась и имела еще тысячу других «грехов», которые ей общество не могло простить. За длинные шикарные волосы ее нередко привязывали к другой парте, пачкали ей одежду, и вообще, как могли портили ей жизнь. Конечно, школьная шантрапа поступала очень плохо. Но права ли Юдифь? А ее родители? А это ведь не совсем простой вопрос.
И мне думается, не только для школы.
 
Любовь. Первый аккорд.
Я рано начал читать. Без всякой системы. Читал много. Мне очень нравились рыцарские и приключенческие романы. Я полностью пропитался их духом и действиями. У нас во дворе жили две девочки. Я долго не мог решить, в кого из них я больше влюблен. Дождался десятилетия, где-то достал цветы и вечером пошел к своей даме. Там выполнил все, как было написано в книгах. Стал на левое колено, протянул ей цветы и сказал, что провозглашаю ее дамой своего сердца. Бедная девочка была очень смущена и не знала куда деваться. Она, наверное, не читала тех книг, которые подвигли меня на такое деяние. К тому же, в книгах не было написано, что надо делать после объяснения. И я ретировался. Какое-то время мы себя неловко чувствовали, встречаясь во дворе.
Больше я никогда в жизни ни перед кем не становился на колено, и не делал таких высоких признаний. Хорошо это или плохо? Думаю, что мой первый аккорд был самый правильный. Быть может его надо делать чуть позже. Но благодарю Господа, что даже без этого он помог нам сформировать нормальную семью, основанную на любви и уважении.
После войны я встретил свою первую любовь. Она уже была девушка. А я, в силу нашей крайней бедности того периода, на ее фоне выглядел, как ободранный козел. Разные судьбы. А любовь???

Укрощение строптивого.
Во дворе, где проходило мое детство, нас было 4-5 детей, примерно одного возраста. Нередко во время игр возникали споры и разногласия. Поскольку я был первым учеником в школе, мне казалось бесспорным, что и во дворе я должен быть наиболее авторитетным. Но другие дети так не считали. Возникали ссоры. Я вставал и величественно удалялся от лиц, не умеющих уважать авторитеты. Через 2-3 дня они приходили мириться, и все начиналось сначала. Я настолько уверовал, что они обязательно придут мириться, что не боялся любой ссоры, и довольно часто удалялся в знак обиды на всю компанию. Однажды, после очередной ссоры, они не пришли ко мне мириться. Так прошла неделя, затем месяц, а потом и год. Никто ко мне не приходил. Но я же не мог позволить себе первому идти мириться. Их было четверо, а я один, и они легко обходились без меня. Я чуть не задохнулся от тоски и одиночества. Проделал в двери дырочку гвоздем, и наблюдал за их играми, нередко обливаясь слезами от обиды. Но мне ни разу не пришло в голову открыть дверь и вступить в игру. А им, наверное, я не был уж так необходимым. Короче говоря, через год, соседние мальчишки, видимо, сжалились надо мной, и нас помирили. После этого две девочки из этой компании говорили мне иногда такое, что по старым меркам я бы обязательно должен был встать и уйти. Но если я порывался так сделать, мне тут же приходило в голову, что опять будет одиночество на год. А это страшно. Девчонки же, одной из которых я впоследствии объяснялся в любви, видимо специально, придумывали самые обидные, в моем понимании, ситуации.               
Но я вынужден был терпеть, и не уходил. Так продолжалось довольно долго, пока я не привык хоть как-то сдерживаться, и управлять своими эмоциями.
Боже праведный! Сколько раз в жизни я возносил благодарность своим первым воспитательницам! Да будут они благословенны!
Сколько раз я думал, что и многим другим необходима была такая школа!
      
Воровство ли?
Всю Войну, и первые годы после нее, в стране царил голод. Нас, несколько юнцов, окончивших семилетку, послали в областной центр, чтобы там нас хоть немного подготовили, с тем, чтобы мы осенью пошли в сельские, пустующие после оккупации школы, хоть как-то учить детей. Жить надо вне дома. Из еды - только хлебная карточка на 500гр. хлеба. Его на один присест не хватало. Голод просто замучил. За месяц потерял почти 20кг. Голодные сны. Засыпание на лекциях. Жил у каких-то дальних родственников. Хозяйка посылала меня в магазин за хлебом по их карточкам. Там, как правило, бывал небольшой довесок. Я его по дороге съедал. Так прошло дня 2-3. Однажды, когда я принес хлеб, она созвала всю семью, публично перевесила хлеб, установила недостачу в 50-60 граммов, и громогласно объявила, что я вор.
Еще до этого, она мне заявила, что обед обходится в 100 рублей. Их было трое. Мне предложили или вносить одну четверть, либо не являться к обеду.
Понятно, что я перестал являться и к ужину, чтобы даже их чай не пить. Приходил только ночевать. (Сегодня я не понимаю, почему в общежитие не перешел).
Когда я уже работал в школе, меня поселили в комнату с одним куркулем. (На примитивном деревенском наречии - богач, все гребущий под себя). Он был из деревни, хорошо обеспечен, и ему еженедельно присылали чемодан с 3-4 куличами. Он всегда ел втихомолку. Однажды он оставил на столе кулич и небольшой, грамм на сто, кусочек к нему. Я, как всегда, одержимый голодом, съел этот кусочек. Явившись, он прочел мне довольно резкую мораль, назвав мой поступок воровством.
Уже более 50-и лет я тысячи раз задавал умным людям вопрос: «То что я дважды в жизни съел без спроса по кусочку хлеба, это воровство или нет?». Сегодня для меня наиболее важна собственная оценка.
Я воспитывался без отца, и во мне, вероятно, не была заложена та мужская сила, которая продиктовала бы: «Лучше сдохнуть, чем потерять имя».
Я никому не даю советов. Такие вопросы каждый решает сам, с учетом того морального стержня, который в него заложен.
 
Жизнь и ее моральные устои.
Прошло много лет. Я стал инженером. Продвинулся по карьерной лестнице. Получил назначение начальника главка. Министр, вероятно, желая получше познакомиться, пригласил меня на довольно длинную пешую прогулку. Много было различного рода разговоров. Поскольку я в какой-то мере занимался и кадровыми вопросами руководящего персонала, он спросил меня: «Что Вы считаете главным при приеме на работу?». Я не готовился к подобному вопросу, и сходу ответил: «Чтобы не лгал и не воровал». К концу Советской власти и распаду СССР, воровство приняло жуткие размеры, хотя его стали немного по-другому именовать. (Приватизация. Прихватизация).
Через несколько лет подобный разговор состоялся с другим руководителем. Я рассказал ему о старой беседе. Он спросил, не поменялась ли у меня точка зрения. Я ответил, что слегка расширилась. Минусы я готов разложить в следующем порядке:
1. Воровство.
2. Измена (неверность долгу, слову, делу, стране).
3. Ложь.
4. Неблагодарность.
Мы оба понимали, что этот список может быть расширен. Вместе с тем, не возникало сомнений, что антонимы этих понятий носили бы положительный характер.
Больше четверти века прошло. Но у меня нет желания поменять хоть что-нибудь из этого списка.
Могу добавить, что понятия, которые я в свое время формулировал для служебных целей, играют и всегда играли для меня решающую роль и в личном житье-бытье.

Река жизни.
Люди очень редко замечают, как протекают, или пролетают годы их жизни.
Когда-то я где-то наткнулся на фразу - «Река жизни». На самом деле, жизнь, подобно реке, всегда движется, и зачастую по направлениям, не зависящим от нашей воли.
Годы протекают очень быстро. Всегда, во всем, и везде надо спешить, если хочешь успеть что-то сделать.
Я хорошо помню, как ко мне обращались: «Мальчик, юноша, молодой человек». Наибольшее количество лет ко мне обращались «дядя». Я считал это правомерным, и без малого 40 лет проносил этот титул.
Но недавно, лет 5 тому назад, как будто сговорившись, все стали называть меня «дедушка». Я согласен быть дедушкой для своих внуков. Но когда огромный амбал таксист, с седой небритой щетиной, едва я влезаю в машину, спрашивает : «Куда везти, дедушка?», я всегда возмущаюсь: «Какой я тебе дедушка?». Ну, одному, второму я могу заткнуть рот. Ну а что делать с остальными?
А интересно, какое звание следует за «дедушкой»? Супердед? Не знаю.
Я придумал своеобразный выход.
Надо все время общаться с молодыми. Во-первых, на их фоне не так заметен будет примкнувший к ним. Во-вторых, еще есть шанс чему-то подучиться у них.
Жизнь продолжается. И да благословит Господь всех, кто делает ее лучше, а не хуже! И пусть каждому, и молодому и старому, подберет достойное ему место!