Где-то в Параллельномирье.
"Добро пожаловать в музей", или "Руками ничего не трогать!".
(Эту книгу уже можно найти в магазине:http://www.ozon.ru/context/detail/id/137844118/)
Из всех возможно существующих миров хуже всего приходится жителям Параллельномирья, поскольку любая глупость, каждая бредовая мысль, высказанная где-то не здесь, обязательно реализуется в нём. Поэтому жители этих параллельных миров постоянно живут в ожидании чего-нибудь непредвиденного, а потому всегда заранее пытаются представить себе, как можно нормально жить, если это непредвиденное всё-таки случиться. И надо сказать пока им худо-бедно, но это удаётся, по крайней мере вот уже много лет они умудряются строить свои города, создавать империи, развивать цивилизацию - и всё это руководствуясь теми абсурдными, противоречащими подчас друг-другу правилами. При этом ещё ни у кого так и не возникло мысли, что всё вокруг как-то неправильно, что так просто не может быть. Наоборот, с их точки зрения в этом мире всё логично и закономерно и это жители других миров живут как-то странно и тяжело, ведь это их мир является Параллельным. И только некоторых, вероятно особо несчастных, жителей данного мира иногда, нет-нет, да посещает крамольная мысль, которой они разумно ни с кем не делятся: а вдруг это наш мир на самом деле параллельный? Но в суете важных дел и бытовых событий эта мысль как-то быстро забывается, уходит на второй план. И вот Вам уже не кажется странным, что существует другой мир, что где-то есть места, в которых люди не пишут письма Большому Полярному Медведю, посещающему ежегодно все крупные столичные музеи, а какому-то старичку с белой бородой, который ни по каким общественным местам не ходит и ни каких культурных заведений не посещает, а только раз в году влетает к детям в окна и исполняет их самые заветные желания. Хотя, с точки зрения банальной логики, история про зимнего деда звучит более убедительно, чем рассказы о Великом Белом Медведе, у которого по какой-то причине раз в году на четыре дня появляется тяга к прекрасному. Ещё более непонятно для чего ему надо писать письма, ведь ни каких подарков, или даже исполнения одного желания тебе это не принесёт. Чем не явный пример отсутствия логики и доказательство того, что в мире, в котором вы живёте твориться что-то не то.
Однако, такая простая мысль могла придти в голову далеко не всякому, в основном директорам музеев. Очевидно потому, что из всех жителей Параллельномирья самые несчастные люди - это музейные директора. Самые же несчастные музейные директора - это директора маленьких музеев. Поскольку им, в отличие от своих более "укрупнённых" коллег, было совершенно не где спрятаться, в виду размеров здания и количества внутренних помещений. Чтобы у них не происходило, какие бы настроения не бушевали в их душе - сотрудники музея всегда знали: директор у себя и из кабинета не выходил. А значит спрятаться, или отсидеться за дверью, притворяясь, что вы в данный момент отсутствуете было просто-напросто невозможным. Самым же несчастным среди этих директоров был директор маленького городского музея по имени Блюмерия Циперус (ну или, по крайней мере он так считал). Не удивительно, что из всех жителей Параллельномирья он был как никто уверен, в мысли о том, что именно этот мир и есть параллельный, а всё что происходит с ним - не более, чем чья-то чудовищная и непростительная ошибка. Внутренне, себя он ощущал мягкой и тонко чувствующей натурой, способной внести что-то новое в искусство, в частности балет, где особенно требуется изящная и тонко чувствующая натура... Но вместо этого он был вынужден руководить музеем, разгребать ежедневные проблемы и неурядицы среди сотрудников, проявлять жёсткость и (о ужас) постоянно думать о сроках. Последнее обстоятельство было особо невыносимо тонкой и свободолюбивой личности директора Циперуса, что только ещё более уверяло его в мысли о том, что его назначение на должность директора музея было чем-то неправильным, чьим-то просчётом, за который он теперь вынужден будет расплачиваться всю свою жизнь.
В это же утро директор Циперус как никогда был на грани нервного срыва и близок к тому, чтобы раз и навсегда порвать со столь нелюбимым делом и придаться наконец осуществлению своей давней мечты: профессионально заняться балетом и объездить с гастролями полмира. Причина же столь скверного настроения заключалась в том, что сегодня как раз был последний день, перед Зимними праздниками, во время которых городские музеи закрывались на четырёхдневные каникулы. По какой-то, не очень понятной, логике именно в эти четыре дня городское руководство требовало от всех городских музеев сдачу отчётности за месяц и за год по работе, которые хоть и были уже предварительно высланы им, но, по странным обстоятельствам, оказались безвозвратно потеряны.
Таким образом на стол директора каждый год, в один и тот же день ложилась невообразимая кипа отчётов и документов, но при этом с вполне вообразимыми, назначенными сроками сдачи и отправки. Первое время директор Циперус ещё надеялся "выпутаться" из данной ситуации, отправляя письма с подробной информацией о том, когда и кем уже были отправлены требуемые отчёты, однако скоро понял всю безнадёжность данной попытки, ибо в ответ на его одно письмо тут же приходило несколько с сообщениями о том, что ни каких отчётов получено в указанные дни не было, даже конвертов не нашли, и вообще, с того момента форма отчётов значительно изменилась, а значит их всё равно надо переделывать. И не мешало бы почтовой службе музея проверить своего почтового гномика, на предмет доставки почты, вполне возможно это именно он виноват в их проблемах с доставкой и получения писем. Стоит ли говорить, что ни какого отдела почты в музее никогда не было: сотрудники музея и так с трудом ютились в нескольких служебных помещениях, пополам с экспонатами. Позволить себе в этих условиях выделить целый отдел под почту было непозволительной роскошью. Письма с отчётами в министерства рассылал лично директор Циперус и, будучи достаточно современным человеком, делал это с помощью электронной почты. А будучи ещё и человеком благоразумным не позволял себе и мысли о том, что в музее может обитать почтовый гномик, ибо, как любой житель Параллельномирья знал: в этом мире случаются и происходят только те вещи, о которых ты думаешь.Ночные монстры посещают лишь тех, кто ищет их в тёмных углах, чудовище обитает лишь в том шкафу, чей владелец боится чудовищ. Почтовый гномик разносит лишь почту у тех, кто не пользуется электронной почтой и пишет бумажные письма.
Жаль, что предшественники Циперуса были не так дальновидны (или же слишком скучали на этой должности), поэтому весь музей они наводнили наглыми и очень пронырливыми сказочными существами. Не то что бы их действительно было так много, однако скрыться от них было совершенно не возможно. Вот ещё один повод позавидовать директорам музеев побольше, там рано или поздно, но всё-таки можно отыскать потайной уголок, где тебя невозможно найти, или запереться у себя в кабинете и притвориться, что ты вышел на минуту. Пусть потом себе ищут по всему музею, места-то много. А вот в маленьком музее это было совершенно невозможно, поэтому каждый сотрудник и обитатель музея всегда знал: директор у себя в кабинете и всё слышит. Вот и сейчас, за дверью, в соседнем зале разгорался скандал, участники которого говорили нарочито громко, прекрасно понимая, что директор Циперус слышит каждое их слово. На этот раз ссорились двое и, судя по голосам, один из них был музейный экскурсовод Ядвига Ядвиговна, а другой - музейный домовой, Музей Музеевич. Спор между ними был делом вполне привычным. Ядвига Ядвиговна была женщиной довольно молодой, но при этом очень начитанной и с хорошей памятью: если она что-то прочитала, увидела, услышала - то обязательно всё запомнит, а потому считала, что просто не может никогда ошибаться, в отличие от других, чья память не была столь совершенна, а значит не может быть безошибочным эталоном. С чем искренне был не согласен музейный домовой, который хоть и появился в одно время с музеем (а было это тридцать с лишним лет назад), считал, что ни одна книга, ни одно прочитанное воспоминание не идёт ни в какое сравнение с личными воспоминаниями участника этих событий. И если уж на то пошло, то живёт он может быть и немногим дольше Ядвиги Ядвиговны, но с самых первых часов своей жизни был наделён возможностью мыслить, осознавать и запоминать, чего у людей пока что не наблюдается. Стоит ли говорить, что стычки между ними, на почве разных мелочей, проходили с завидной регулярностью и не имея возможности противопоставить друг-другу хоть сколько-нибудь весомые аргументы они частенько втягивали в них окружающих, в частности одного из смотрителей музея, Пульхерию Ивановну. Вот и сейчас, не смотря на то, что в споре смотритель не участвовала, музейный домовой не забыл упомянуть её имя. "Между прочим, - громко, во всеуслышание заявил он - Пульхерия Ивановна меня полностью поддерживает по этому вопросу, а она, простите, понимает в этом больше Вас, поскольку жила в это время и была непосредственным участником этих событий. А Вы, простите, только прочитали об этом в какой-то книге и уже считаете, что можете рассуждать, что могло быть, а чего нет! ". "Ваша Пульхерия Ивановна - в тон ему вторила экскурсовод - не помнит, что было всего несколько дней назад! Не далее как вчера, она уверяла всех, что в пору её юности популярно было носить соломенные шляпки с маленькими восковыми овощами на полях, при том, что всего шесть дней назад рассказывала, что была очень модной девушкой среди подруг, поскольку была единственной у кого была популярная тогда шляпа с незабудками! Как можно вообще верить в истинность слов такого человека, если речь идёт о событиях, случившихся много лет назад!" На этих словах нотки её голоса поползли вверх, явный признак того, что вот-вот грянет целая тирада, однако тут раздался сокрушительный грохот и звон, прервавший этот залп слов. От неожиданности директор Циперус подскочил в своём кресле, после чего,резко встав, выскочил из кабинета. Определённо это было уже слишком! Где-то внутри директор Циперус ощущал, как клокотал, поднимаясь из него гнев, но всячески сдерживался, стараясь не дать прорваться столь неприятному чувству наружу. В этот момент, на встречу ему вылетела Пульхерия Ивановна, крепко сжимавшая в руках виновника происшествия - Бумса, маленькое, жалкое мохнатое существо, ещё одно из тех постоянных обитателей музея, доставшееся Циперусу в наследство от предыдущего руководителя. Вид у него сейчас и правда был жалкий: сникший, жалобный, как и всегда после того, как он что-то натворит. Первое время директора Циперуса очень трогал этот взгляд, особенно когда Бумс смотрел своими большими проникновенными глазами и слёзно произносил: "Я нечаянно!", но очень скоро понял, что не смотря на все слёзы и уверения Бумс будет ломать вещи и экспонаты музея ещё не один раз. Поэтому теперь, увидев печальную мордочку Бумса и рассерженное лицо Пульхерии Ивановны, он только грустно подумал от безысходности: "Ну вот, опять..." - и стал ждать, что на этот раз последует, вслед за этим эффектным появлением. "Вы представляете - тут же затараторила Пульхерия Ивановна - сломал, опять сломал! А я ведь говорила, нет, я просила: "Не трогай ничего руками!", десять раз сказала "не трогай", а он всё равно полез!" "Я нечаянно!" - в очередной раз начал было Бумс, но Пульхерия Ивановна тут же остановила его жалобы. "Что?! Нечаянно?! После того, как тебе десять раз сказали не лезь, а ты всё равно полез это нечаянно! Ведь сказано тебе было - не лезь!" На этом месте терпение Циперуса окончательно иссякло, он выскочил в другой зал, громко закрыв за собой дверь, решив, что узнает что же там случилось немного позже, когда Пульхерия Ивановна успокоиться, а Бумс не будет маячить перед глазами. В эти дни, на кануне праздников посетителей в музее было всегда мало, поэтому выставочный зал это было сейчас единственное место, в котором директор Циперус мог хоть ненадолго побыть один. Какого же было его удивление, когда сделав пару шагов он, в буквальном смысле, наткнулся на одного посетителя. Прямо в центре зала, на полу лежал мальчишка-подросток, бессмысленно уткнувшись в потолок. Каким-то чудом директор Циперус, в самый последний момент, сумел заметить его и обойти с другой стороны, однако мальчик словно не заметил его появления, продолжал молча созерцать потолок. При других обстоятельствах Циперус наверняка возмутился бы такому поведению в музее и отругал бы за него мальчишку, но сейчас он старательно боролся с подступающим к нему гневом, поэтому всё, что он сделал это поинтересовался, стараясь чтобы голос звучал спокойнее: "Что ты делаешь?" "Я хотел сделать фотографию, потолка - ответил мальчик - я думал, что на потолке музея обязательно будет что-то интересное". "О Господи, ещё один любитель снимков - подумал про себя Циперус, но в слух зачем-то произнёс - А чем ты собирался снимать этот потолок? У тебя же в руках ничего нет?" "Так и на потолке ничего нет" - вяло ответил мальчишка, словно Циперус спросил какую-то глупость. "Тогда для чего ты тут лежишь?" - снова спросил его Циперус. "Думаю". "Послушай, - как-то невпопад продолжил Циперус - ты ведёшь себя неправильно, нельзя вот так лежать на полу музея и думать". "Почему?" -спросил мальчишка, с таким искренним недоумением, что Циперус ещё больше смутился. "Как почему? Просто запрещено,... и потом, вдруг кто-нибудь пойдёт, не увидеть тебя и споткнётся?" "Кто?" - спросил мальчик, оторвав наконец свой взгляд от потолка и устремив его в сторону Циперуса. Кисти рук у него при этом совершили оборот вокруг, словно демонстрируя отсутствие кого бы то в зале. "Как кто? - удивился Циперус - А я например? Я ведь мог и не заметить, что ты тут лежишь и споткнуться о тебя!" "Это говорит лишь о том, что Вы не очень внимательны, будь Вы внимательнее к другим Вы бы сразу меня заметили. То есть, я не могу лежать на полу, только потому, что Вы невнимательны и можете споткнуться". "Нет, ты не можешь лежать на полу, потому что если я упаду и споткнусь тебе будет так же больно". С этими словами директор Циперус развернулся и направился в сторону центрального входа в музей.
Тут судьба, очевидно решившая окончательно доканать его за сегодняшний день, подкинула ему новый "сюрприз": не успел он подойти к входной двери, как её потрясла серия сильных ударов, после чего она с громким стуком отравилась и на пороге появилась большая серая крыса. Крыса одной холодной зимой была найдена и обогрета предыдущими сотрудниками музея и оставлена до лучших времён, точнее до весны. Однако наглое животное настолько прижилось в музее, что считало его чуть ли не своей вотчиной и каждый год, с приходом зимы, снова появлялось на его пороге, попутно устраивая скандал, по поводу того, как посмели в её отсутствие провести плановую перестановку, совершенно не согласованную с её интересами. Каждый её приход в музей сотрудники ждали как вселенского потопа, или семи казней египетских. Не удивительно, что очень скоро весь старый коллектив музея как-то быстро уволился с прежнего места работы, а пришедшие им на смену сотрудники вынуждены были уживаться и делить одну крышу с доставшимися им в придачу сказочными обитателями, в том числе и этой музейной крысой. Ходили слухи, правда, что придя к руководству в музее директор Циперус ещё пытался урезонить эту сказочную "братию", и первым с кого он начал была именно крыса. Зима в тот год выдалась снежная, а потому сквер возле музея и ведущую к нему дорогу основательно занесло снегом (по слухам это директор Циперус договорился с дворником, чтобы тот нарочно не разгребал завалов, в надежде, что через них старой крысе будет довольно сложно пробираться и она решит провести зиму где-нибудь в другом тёплом месте). Радости сотрудников не было предела, однако через три дня, то есть всего на несколько дней позже обычного срока, парадную дверь музея потряс громкий стук, а затем она с шумом, как от пинка ногой, отворилась: на пороге стояла крыса. В тёплой шапке, вещь-мешком за плечами и на лыжах, на которых наглое животное и добралось через сугробы. Настроение у неё было как никогда скверное и, естественно, она тут же закатила скандал. После этого случая директор Циперус оставил всякие попытки выдворить крысу из музея, однако с её нахальным поведением не смерился и потому, каждый раз, когда она являлась к нему с очередным скандалом делал вид, что просто не замечает, или молча проходил мимо. Крыса же, понимала такое поведение по-своему, а потому распалялась ещё больше и начинала скандалить ещё громче. Вот и сейчас, она,вальяжно облокотившись о створку двери, начала выражать своё недовольство, периодически подёргивая своими усами. "Слышь, директор, а директор, и долго ещё я буду терпеть эту витрину в третьем зале? Я кажется уже говорила, что мне она там мешает, мне что в вентиляционную трубу весь год под витриной лазить?!". Однако, в этот раз, директор Циперус был не в том настроение, чтобы хотя бы делать вид, что он её замечает и тем более прислушивается к её словам. Он быстро прошёл мимо, едва не наступив на нахально выставленный перед ним крысиный хвост, резко открыл дверь и так же резко захлопнул её, чтобы как можно скорее приглушить визгливые выкрики крысы за своей спиной. От такой неожиданности крыса даже подскочила и на какое-то время замолчала, для того чтобы через несколько секунд разразиться очередным потоком слов, общая суть которых заключалась в том, что она не намерена терпеть такого обращения и будет жаловаться на директора Циперуса министру Культуры и главе города.
Но директор Циперус уже не слышал её причитаний. Стоя на улице он с удовольствием вдыхал свежий морозный воздух, казавшийся ему сейчас много чище того, что был в музее, не смотря на витавшую в нём грязь и копоть от городских предприятий. С не меньшим удовольствием созерцал он и заснеженный сквер, возле здания музея, в котором не было сейчас ни души. Постепенно раздражение его стало "опадать", он снова почувствовал, что может вернуться к работе. Сделав ещё один глубокий вдох он повернулся ко входу в музей и собирался войти внутрь, но тут что-то на крыльце зацепило его взгляд и он остановился. Что здесь изменилось, появилось что-то, чего раньше не было, но он ни как не мог понять что и только приглядевшись увидел маленький белый конверт, оставленный кем-то на приступке крыльца. Циперус подошёл к лежащему конверту, аккуратно взял его в руки. "Нортону Беру - Северному медведю" - прочитал он на лицевой стороне, однако подписи "от кого" и "откуда", или хотя бы почтового штемпеля не было. Очевидно кто-то пришёл сюда и просто оставил конверт с письмом. Вот только кто и откуда он мог знать, что в музее действительно живёт полярный медведь? Этого Циперус не знал. Конверт не был запечатан, поэтому письмо легко можно было открыть и посмотреть кто его написал, но как воспитанный человек Циперус не мог себе этого позволить. С другой стороны не мог он и просто выкинуть письмо, или оставить его здесь, словно он его не заметил - а вдруг там было что-то важное? Поэтому поколебавшись Циперус положил письмо во внутренний карман пиджака и вошёл в музей. К его приходу обстановка среди сотрудников и обитателей музея немного успокоилась: никто не ссорился, ни кричал, не валялся на полу и ничего не портил. Бумс и экскурсовод сидели за столом в служебном помещение и потягивали из кружек горячий чай. С соседнего стула, напротив, за Бумсом очень внимательно следила Пульхерия Ивановна, скорее по привычке, поскольку как никто другой знала, что последний способен что-то сломать и натворить даже в этой ситуации. В самом дальнем углу стояла крыса, она тоже молчала, но время от времени всё же недовольно трясла усами и морщила нос, будто воцарившая в музее тишина и спокойствие сильно действовала ей на нервы. В соседнем зале облачившийся в свою любимую фиолетовую мантию ходил музейный домовой и что-то рассказывал мальчишке, с которым Циперус беседовал здесь же всего несколько минут назад. Вид у обоих был очень довольный: наконец-то один нашёл себе слушателя, а другой интересный персонаж для снимков. Прекрасно понимая, что подобная идиллия воцарила в коллективе ненадолго директор Циперус решил воспользоваться моментом и незаметно прошмыгнуть к себе в кабинет. И вовремя: как раз когда он переступил порог где-то послышался звон падающей кружки, капающей на пол воды и громкий вскрик экскурсовода: "Да что ж такое-то!" , затем коронная фраза Бумса: "Я нечаянно!" и "А я же говорила!" - Пульхерии Ивановны. Но поздно: Циперус был в кабинете и успел запереть дверь. Письмо он сразу вытащил из кармана и бросил на стол, а сам засел за работу с документами, но только процесс этот у него явно не шёл. Не проходило и пяти минут, чтобы он не бросил взгляд на письмо и не задумался о том, что вдруг там действительно что-то важное, или кто мог написать это письмо. И дело здесь было не только в любопытстве, сколько в том, что, признаться, директор Циперус немного робел при каждой встречи с Нортоном Бером (ну а кто бы тут не заробел, если бы ему пришлось общаться пусть и с очень вежливым, но всё-таки медведем), поэтому старался общаться с ним только по работе и не обращаться по пустякам, в противном случае он всегда чувствовал себя немного глупо. Как-будто сделал что-то не то, неправильно.
Поэтому ему не очень хотелось подходить к нему с письмом неизвестно от кого, особенно если ничего важного в нём нет. Но с другой стороны...
Отбросив в сторону документы Циперус взял конверт и вытащил письмо. Письмо было написано на белом альбомном листе, детским круглым почерком, на подобие того, каким старательно пишут в прописи.
"Уважаемый Нортон Бер! - было написано в письме - Нет, многоуважаемый Северный Медведь! Я случайно узнала о том, что Вы сейчас приехали в наш город и находитесь в этом музее. Я знаю, что это Вы и есть тот самый Король Северных Медведей, который приезжает к нам каждый год на праздники Зимних дней, а не тот белый медведь, которого всем показывают в Центральном музее, поскольку Вы не любите когда вокруг много шума. Поэтому и решила написать Вам, а не на Зимнюю почту, как это все делают. Пожалуйста, не сердитесь на меня за этот поступок."
Дальнейшее Циперус читать не стал, посчитав это слишком личным. Главное теперь он знает, что письмо написано маленькой девочкой и она ждёт ответ на него. А значит он, Циперус, просто обязан передать его адресату.
Из всех музеев, больших и маленьких, главным в городе, конечно же, является Центральный городской музей, что однако не делает его самым популярным. Поэтому вторым, по значимости, в городе был небольшой тематический музей, честь руководить которым и имел директор Циперус. Так что жалуясь на свою судьбу Циперус самую малость преувеличивал, поскольку любой другой директор другого маленького музея с удовольствием поменялся бы с ним местами. Причина, по которой этот музей пользовался популярностью среди туристов, заключалась прежде всего в том, что он был значительно меньше, а значит его можно было пройти быстрее. Ну, а главное билет туда стоил немного дешевле, чем в Центральный городской музей, поскольку фотографировать и снимать в нём посетители могли бесплатно. А посмотреть в музее, надо сказать, было что. Одни только отдельные экспозиции музея были настоящей картинкой с обложки журнала. Тут можно было увидеть вещи из самых разных уголков мира: от самых южных до самых северных широт. Вот только если витрины южных территорий были представлены довольно полно и ярко, то одна единственная витрина, посвящённая Северной земле, смотрелась как-то пусто и убого: не было в ней ни ярких экспонатов, ни привезённых из далека древностей. Даже персонального сотрудника, который занимался бы только этой экспозицией не было, поэтому её внешний вид - это было коллективное представление о Севере всех сотрудников и обитателей музея, в общем людей никогда его не видевших. Целый год витрина стояла никому не нужной и только раз в году её открывали, перекладывали одни и те же экспонаты из одной части в другую, из расчёта, что так станет лучше, после чего снова забывали на год. Так что на общем фоне витрина Севера большой популярностью не пользовалась и даже ни на одной фотографии туристы рядом с ней не делали.
Подобное упущение было не допустимо для музея, который был вторым по популярности в городе, а потому директор Циперус, с самого начала своей работы стал искать специалиста, который бы смог заняться Арктическим отделом (состоящим из одной небольшой витрины) и всем Северным отделом (состоящим собственно из той же самой витрины). Но, как оказалось, это было не так просто. Во-первых само по-себе Северное направление, их жители, природа и обычаи - интересовало далеко не всех, прежде всего потому, что мало кто хотел ездить в этом Северном направление, изучать природу, обычаи и жителей этой прекрасной страны. Отсюда вытекала вторая проблема: те, кто всё-таки соглашался работать с Северным отделом музея знали о нём столько же, сколько все работники музея вместе взятые, то есть почти ничего. Так что спустя полгода сотрудник в Северный отдел так и не был найден и Блюмерию Циперусу стало казаться, что так и не найдётся специалиста, который возьмёт на себя Северный отдел и витрина эта так и будет стоять в музее неким тёмным пятном. Как вдруг...
Это случилось как раз перед Зимними праздниками, в тот день директор Циперус как всегда занимался отправкой годовых отчётов. Работы было много, поэтому он почти не отрывался от экрана, стараясь полностью сосредоточиться на мире статистики, данных и цифр. Так что, когда послышался стук в дверь директор Циперус коротко бросил: "Войдите" - и снова уткнулся в экран. Дверь открылась, по крайней мере было слышно как щёлкнула ручка двери, однако звуков шагов за этим не последовало, очевидно посетитель скромно ждал приглашения в дверях. Циперус глубоко вздохнул, понимая, что ему всё-таки придётся покинуть столь нужное ему сейчас пространство данных и цифр, теперь когда он наконец-то стал в нём осваиваться, и повернул голову в сторону двери, чтобы вторично пригласить посетителя войти,.. да так и замер. В первый момент ему почудилось, что напротив него на стуле сидит большое, белое облако и только потом он понял, что это не облако - это мех, белый пушистый мех на туловище, над которым возвышается белая пушистая голова, а ещё у него есть целых четыре лапы, с чёрными когтями и, вполне очевидно, ещё и маленький круглый хвост. В общем, на стуле, напротив директора музея сидел настоящий белый медведь.
Будучи директором музея в Параллельномирье Циперус давно уже привык ко всему, даже к говорящим животным и прочим сказочным персонажам, которых жители других миров сочли бы нереальными. Однако появление в кабинете медведя, да ещё и белого было уже чересчур, даже для Циперуса. Повисла долгая и неловкая пауза, в ходе которой белый медведь и человек долго смотрели друг на друга. Первым молчание решил нарушить медведь: "Здравствуйте" - произнёс он, глядя прямо на Циперуса. "Добрый день" - машинально выдавил из себя Циперус, но дальше ничего не спросил, поэтому медведю пришлось самому объяснять цель своего визита: "Я к Вам по поводу работы музейным сотрудником, отдела Севера. Вот моё резюме". При этих словах в лапах медведя тут же появился листок, который он аккуратно положил на стол перед директором. Последний всё ещё сидел, неподвижно уставившись на гостя и молчал. В голове у него крутились обрывки слов: "медведь", "работа", "резюме" - которые ни как не хотели сходится вместе. Впрочем, одна мысль в этой кутерьме всё-таки мелькала и именно за неё Циперус ухватился, как за некую спасительную ниточку: только что появился кто-то, сам пожелавший взять на себя обязанности сотрудника по Северной экспозиции и, впервые, этот кто-то может подойти с знанием к делу.
Как ни странно, но эта простая мысль ему помогла, поэтому, собрав всю свою волю в кулак, директор Циперус всё-таки смог выдавить: "Опыт и образование в области Северной культуры имеется?". На этом месте опять повисла пауза, во время которой медведь посмотрел на директора Циперуса так, словно он сказал какую-то очевидную глупость. "А Вы сами не видите?" - будто говорил этот взгляд. Впрочем, медведь был слишком вежлив, чтобы сказать это вслух. Хотя Циперус и сам понимал, что начал не с того вопроса, но было уже поздно. "Разумеется - произнёс наконец медведь. Голос у него был ровный и сдержанный, под стать пушистому меху и длинным когтям на лапах. - я всё это указал в своём резюме". "Да, конечно, но мне бы хотелось немного уточнить этот вопрос прежде, чем дать окончательный ответ - попытался объяснить Циперус - тем более, что я ещё не успел ознакомиться с Вашим резюме". "Я уже отправлял предварительное почтой, но не был уверен, что Вы его получили". "Странно - произнёс Циперус, про себя припоминая, что не проверял музейную почту уже три дня - к нам Ваше письмо не поступало, должно быть Ваш почтовый гном что-то перепутал" - добавил он, вспомнив отговорки из министерства. "Я отправил его электронной почтой - ответил медведь - я не верю в почтовых гномов". Тут пришла уже очередь Циперуса смерить удивлённым взглядом посетителя. "Интересно, - подумал он - а его самого не смущает тот факт, что говорящий белый медведь тоже не очень похож на реальный персонаж?". Однако, судя по-лицу медведя (или всё-таки морде, у медведей, пусть даже и говорящих, всё-таки морда?), этот факт его не только не смущал, но он чувствовал себя вполне реальным и настоящим настолько, что мог ставить под сомнение возможность существование любого другого волшебного существа. Признаться, даже сам директор Циперус чувствовал себя каким-то нереальным в его присутствии, точнее не верил в реальность всего происходящего: он, взрослый человек, сидит у себя в кабинете и принимает на работу северного медведя, научным сотрудником. Правда, не стоит забывать о том, что у этого взрослого человека уже бегают по учреждению, без всякой пользы, как минимум три сказочных персонажа, так что ещё один, хотя бы полезный, общей картины не испортит.
С другой стороны, директор Циперус вдруг ясно представил себе, что случиться, когда его коллеги узнают, что сотрудником в его музее работает белый медведь. Особенно профессор Бобриус, этот остряк непременно отпустит какую-нибудь шуточку по данному поводу, дескать директор Циперус вконец отчаялся найти себе сотрудника в музей, раз уже берёт на работу животных.
Чтобы хоть как-то скрыть своё смущение и затянувшуюся паузу Циперус сделал вид, что внимательно изучает только что полученное резюме. "Но, позвольте - воскликнул он - Вы здесь в графе "Опыт и образование" указываете просто "Северный медведь"!". "А разве этого мало?" - удивился медведь. "Вы меня извините, но я вот человек, но это не делает меня специалистом по человеческой культуре, даже по культуре города в котором я живу!" "Что ж, если Вам этого мало, то можете отметить, что я четыре раза участвовал в Большой медвежьей миграции и прошёл весь этот путь от начала и до конца. Я думаю, что не каждый человек с дипломом специалиста может похвастаться таким опытом, я уже не говорю о том, что не каждый специалист может рассказать вам об особенностях жизни и выживания в Арктике?". С этим Циперус был безусловно согласен, однако мысль о том, что может быть, если его коллеги узнают, что витрину в музее комплектует медведь не давало ему покоя. Впрочем, об этом факте никто мог и не узнать, учитывая, что в своём резюме, в графе особые условия белый медведь указал: возможность работать дистанционно и длительные командировки в Арктику. Собственно, поэтому он и хотел устроиться на эту работу: большую часть времени белому медведю было бы слишком жарко за пределами Севера, да и характер у них не очень общительный - только во время большой миграции и собирались вместе, а так бродят себе по одному. Работая в музее он мог и жить в привычных условиях и собирать экспонаты, которые потом можно было бы привозить раз в году зимой. Другое дело зачем вообще работа медведю? Тем не менее директор Циперус решил его взять. "Хорошо - сказал он - Вы нам подходите".
Поскольку, в небольших музеях людей-сотрудников всегда не хватало, одному человеку не редко приходилось совмещать сразу несколько должностей, так что помимо своих прямых обязанностей директор Циперус совмещал ещё и ряд других. К примеру, именно он регистрировал документы новых сотрудников и в этот раз он был даже этому рад. Ведь теперь он сам мог заполнить карту сотрудника так, чтобы ни у кого не вызвать сомнений. Циперус достал бланк, ручку и приготовился писать. "Как Ваше имя?" - спросил он. "Медведь" - последовал тут же несколько удивлённый ответ. "А фамилия?" "Северный" - ответил посетитель не менее удивлённо. "Ну да, в общем, это было логично" - подумал Циперус. Вот только на человеческое имя совершенно не похоже. Не то что бы родители человеческих детей были менее изобретательны и среди его знакомых встречалось много и сынов львов, и частей растений. Были те, чьи родители назвали своих детей в честь любимых персонажей книг и актёров. Имя научного сотрудника Центрального музея вообще было Бобер. Вот только ни кому ещё не пришло в голову назвать своего ребёнка Медведем, не встречалось у людей такого имени. Однако Циперус, не был Циперусом, если бы не придумал выход из этой ситуации. В графе "имя" он написал "Бер", в графе "фамилия" - "Нортон". Бер Нортон - получилось почти человечески, никому и в голову не придёт, что на самом деле - это "Медведь Северный" и, в то же самое время - ни какого обмана здесь нет. В графе "опыт и специальность он отметил": специалист по Северной фауне, опыт в четырёх Арктических экспедициях.Вот таким образом, в одном из городских музев Параллельномирья стал трудиться вполне настоящий северный медведь.
В первый же день своей службы в музее он полностью перебрал всю витрину, убрав из неё всё, что было раньше: кусок древесной коры с мхом, и декоративную фигурку жителя Севера, купленную кем-то из сотрудников в местном сувенирном магазине. Вместо этого внутрь под стекло легли шарик оленьего моха, морская ракушка, засушенный цветок и чучело морской рыбы. Позже там появились морские камушки и карта, с длинными красными линиями и подписью "Великий Северный Миграционный Путь". Постепенно посетители музея стали уделять больше внимание Северной витрине, теперь она почти не уступала остальным по популярности среди туристов и посетителей музея. Пустовавшая ранее полка, отведённая специально для хранения экспонатов Северной экспозиции за год пополнилась новыми материалами, которые регулярно приходили по почте на адрес музея. Всё это распаковывалось, обрабатывалось, регистрировалось и отправлялось на хранение в фонды музея. И только в конце года, когда Северный Медведь приезжал в музей, накануне празднования Зимних дней часть из этих вещей выставлялась в витрину, на смену экспонатам простоявшим там целый год. Делал всё медведь сам, в дни когда музей был закрыт на праздники. Все четыре праздничных дня он находился внутри, никуда не выходил, разве только ночью, когда никто не видел. Надо сказать, что остальные сотрудники и обитатели музея быстро привыкли к тому, что время от времени делят рабочее помещение с настоящим медведем. Правда и особо с ним никто не сошёлся: то ли потому, что он очень редко бывал в музее, то ли в силу своего замкнутого медвежьего характера. Однако, в те редкие дни, когда он всё-таки пересекался с остальными сотрудниками музея (а это последний день работы музея в канун Зимних праздников и первый день работы музея после них) он никогда не участвовал ни в общих беседах, ни сидел за одним столом со всеми, во время обеденного перерыва. Как правило он приходил уже после того как все пообедали и молча пил свой горячий чай со сгущённым молоком. Если же кто-то из сотрудников спрашивал его о чём-то, он отвечал вежливо, но очень коротко. Что же касается обитателей музея, то их словно не замечал, очевидно потому, что их существование как-то не вписывалось в его представление о Мире, где всё должно быть чётко и слажено. Впрочем, когда тот же музейный домовой, обращался к нему с вопросом медведь отвечал, но без интереса, да и то потому, что тот всё-таки слишком походил на человека, а значить мог быть исключением из правил. Возможно поэтому, все четыре дня в музее медведь проводил в полном одиночестве, ни какие крысы и Бумсы его не беспокоили, а если что-то временами и шуршало в тёмном углу, то не более, чем обычная мышь, тащившая откуда-то какой-нибудь мусор.
На то время, что медведь жил в музее он селился в кабинете директора, поскольку это было единственное помещение плохо просматриваемое с улицы. И, надо сказать, что за всё то время, что медведь находился в музее он ни разу не оставил после себя беспорядка, мусора, или хотя бы крошки на столе. Если бы директор Циперус не знал, что в праздники музей не пустует, то ни за что бы не догадался, настолько всё привычно лежало на своих местах. Единственное, к чему Циперус так и не смог привыкнуть, это то, что один из его сотрудников - это говорящий белый медведь. Как и в первый день их знакомства он по-прежнему чувствовал себя "не в своей тарелке", каждый раз при встрече с ним, хотя из всех сотрудников музея общался с ним больше всех. И не потому, что всё ещё не привык к этому факту, или в силу того, что испытывал некую робость перед этим здоровяком, а просто потому, что заметил, что всякий раз при встрече с ним, во время самого серьёзного разговора, в голове у него мелькали самые несерьёзные и глупые мысли, например, едят ли медведи рыбу с головы, или хвоста, а если с головы, то съедают ли её целиком, или оставляют кости, как в мультике? Всё это Циперус считал недостойным и не заслуживающим интереса взрослого человека. Такие мысли сродни ребёнку, но не солидному директору музея, у которого есть вопросы поважнее: участие в городских мероприятиях, расширение музейного фонда, привлечение посетителей. Но стоило ему только увидеть этого большого белого медведя, как в голове у него начинали мелькать совершенно несуразные мысли.
Вот и сейчас: ему предстояло за оставшееся до конца работы время посветить Нортона во все изменения, произошедшие за год в музее, нужно было обсудить вопросы размещения новых экспонатов, полученных специально для Северной экспозиции, а у него в голове без остановки вертелась одна и та же глупая мысль: зачем медведю нужен вязанный шарф? Пресловутый шарф, в данный момент, висел на шее медведя и отвлекал всё его внимание. Почему-то шарф был насыщенного зелёного цвета, что тоже казалось Циперусу чем-то странным: разве шарф медведя не должен быть синим, или хотя бы в бело-синюю полоску, если он вообще должен был быть? К этим мыслям неуклонно примешивалось и что-то ещё, чувство, о каком-то обязательном, важном деле, о котором он либо забыл, либо почему-то не захотел вспоминать. В эту минуту взгляд у него упал на стол с бумагами: ну конечно, конверт, письмо. Однако, он не спешил тут же сообщить про него, а решил "плавно подвести" Нортона к тому, что кто-то теперь знает о его нахождение здесь. Сначала Циперус рассказал о том, как посетителям нравиться новая экспозиция в витрине, затем повёл речь о новых экспонатах, для хранения которых теперь немного расширили место в фондах, потом сообщил что все отправленные почтой на адрес музея предметы дошли в целости и сохранности. "И ещё кое-что - добавил он в конце - Вот это письмо было оставлено в музее на твоё имя". С этими словами Циперус достал конверт и протянул его медведю. Удивительно, тот взял его без всякого интереса и даже не стал задавать ни каких вопросов, хотя казалось бы без них не обойтись. Даже Циперус, будучи очень вежливым, едва сдерживался от них, а ещё более от того, чтобы не достать письмо и не прочитать его до конца. Ради этого он даже старательно заклеил конверт клеем-карандашом, тем самым исключив любую возможность вскрыть его незаметно. В какой-то степени он надеялся, что медведь знает ответ на этот вопрос и поделится своей догадкой, но, если тот о чём-то и догадывался, то по своему обыкновению не подал вида. Так что Циперусу оставалось только строить свои предположения.
Как всегда, в предпраздничный день, сотрудники уходили домой в приподнятом настроение: кого-то дома уже ждал праздничный ужин, семья и кого-то встреча с друзьями, кто-то в самый последний момент вспомнил о покупке продуктов к столу и хотел пройтись по магазинам. Блумер Циперус, в этот вечер после работы, шёл на традиционный ужин для директоров городских музеев при Министерстве. Как всегда на нём был лучший костюм, лаковые туфли, которые он одевал раз в год, специально на этот вечер. Туфли были дорогие и очень неудобные, но раз в году можно было и потерпеть, чтобы "поддержать марку". Так что сегодня, в отличие от большинства своих сотрудников, он шёл не домой и не к друзьям. Циперус не любил этот праздник: стандартные закуски, стандартные разговоры. И даже после завершения официальной части все разговоры вернуться к работе. Гости побросают в тарелки закуски и разойдутся по разным углам, обсуждать свои интересы. За столом останется лишь пара-тройка неудачников, которым будет не с кем и ни о чём поговорить и до которых ни кому не будет дела.
Поэтому, в этот вечер, Циперус стоял в гордом одиночестве на балконе второго этажа и облокотившись о перила наблюдал за тем, что происходило в зале. Обычно, компанию ему на этом вечере составляли директора Центрального городского музея и музея Флоры и фауны, иногда к ним присоединялся профессор Бобер. Однако сегодня они были "заняты": Бобер придумал надеть на себя костюм белого медведя в мантии и короне, а два директора решили исполнять роль его "свиты". Так, что Циперус предпочёл как можно скорее покинуть общий стол, дабы никто не подумал, что дела у него идут неважно. Наблюдая сверху, как пыхтит в своём душном и жарком костюме профессор Бобер, раздавая шуточные реверансы, Циперус заметил про себя, что в нём нет и половины той грации и достоинства, присущей Нортону Беру, вот уж действительно кто мог бы быть королём белых медведей. А ещё ему подумалось о том, что сейчас последнему гораздо лучше одному, в тишине опустевшего музея, чем ему, в окружение стольких людей и бокалом шампанского в руке. И, впервые в жизни, он подумал, что многое отдал бы сейчас, чтобы поменяться с этим медведем местами.
Между тем, едва дверь за последними сотрудниками закрылась, Нортон повернул замок и отправился в зал, к своей витрине, с тем чувством, которое обычно испытывает человек, наконец-то дорвавшийся до любимого дела. Внешне, между тем, это не как не проявлялось, наоборот, его движения были неспешны, плавны и осторожны. Вскрыв витрину он бережно вынул из неё все экспонаты, пролежавшие в ней в течение года и сложил в стоящую рядом коробку. Потом подумал и вернул обратно морскую ракушку и звезду. Остальные экспонаты он понёс обратно в хранилище, бережно прижимая к своей груди коробку, в которой они лежали. Где-то в дальнем углу что-то зашуршало. "Бумс, или крыса" - решил бы кто другой. Но Бер Нортон был не из таких: "Это мышь - решил он - надо передать Циперусу, чтобы убрал коробки с нижних полок и следил за тем, чтобы не забывали закрывать крышки ящиков". Спустившись в хранилище медведь поставил коробку с экспонатами из витрины на прежнее место, а сам стал выбирать новые, ориентируясь в темноте благодаря фонарику и своему прекрасному обонянию. Вот запах одной коробки: резкий, тухлый и рыбный - там явно лежали морские звёзды и чучело морской рыбы. Но звёзды в витрине уже лежали, а значить их место может занять что-то новенькое, а вот чучело рыбы... В следующей коробке лежали ракушки. "Ракушки в витрине должны быть обязательно, они очень красивые - решил Северный Медведь - но у меня в витрине уже есть ракушка и она самая красивая. Впрочем, у меня есть ещё три дня, чтобы решить этот вопрос. А вот морские камешки внутрь я положу обязательно, они очень красивые". В этот вечер он решил осмотреть фонды, выбрать то, что ему больше нравится, а в другие дни расстановкой экспонатов в витрины.
Ближе к ночи он оставил своё занятие и отправился в директорский кабинет, где он жил несколько дней, когда приезжал в город. Признаться, не смотря на то, что на время праздников кабинет пустовал, медведь чувствовал себя немного неловко, словно этим как-то притеснял Циперуса, но другого выхода у него не было: ни одна гостиница не соглашалась сдавать, пусть даже на три дня номер белому медведю. Вурдалаку - пожалуйста, оборотню - с удовольствием, а вот белому медведю - нет. Даже если он не ест обслуживающий персонал гостиницы и гостей и не сбегает не расплатившись. Впрочем, медведь всегда старался не злоупотреблять гостеприимством директора и оставлял после себя только чистый кабинет, а ещё гостинцы: упаковку конфет "Мишка на Севере". Других конфет у него дома почти невозможно было достать, зато здесь они были настоящей редкостью (вероятно потому, что все партии этих конфет сразу везли на Север).
Вот и сейчас, расположившись на кресле перед экраном компьютера Нортон предварительно застелил стол листами уже прочитанной газеты и только потом принёс свою кружку с чаем и банку сгущённого молока. Привычка прихлёбывать молоко и запивать его чаем за компьютером появилась у него после знакомства с людьми: последние ни как не могли понять, что ему вовсе не приторно пить сгущёнку вот так, из банки и всё время предлагали чаю. Впрочем, надо отдать им должное, так банки сгущёнки хватало подольше, чем если пить её без чая, а это много значит, особенно если живёшь на Крайнем Севере, где магазины не стоят на каждом шагу.
Был здесь и ещё один приятный момент - это ощущение тёплой, не горячей, кружки в руке, которое потом опадало и опускалось вниз, в живот, в то время как другая рука мерно открывала письма в почте компьютера. Экран светился тепло, как окно ночью на Севере, а вокруг стояла такая мягкая тишина, как дома. И всё-же что-то сейчас было не так, какой-то лишний предмет, вещь, которой быть не должно. Только тут Бер вспомнил: письмо. На столе в кабинете лежит письмо, которое Циперус передал ему сегодня днём. Зря, кстати, последний думал, что медведь мог догадываться от кого оно, он так же ничего не знал, но в отличие от директора его это просто не заинтересовало. Он ни кому не писал сам, не давал свой адрес, а потому имел полное право не отвечать, или сделать вид, что ни какого письма и в помине не было. Однако, почему-то он его взял и внимательно, с любопытством повертел в лапах. До него оно успело побывать в других руках, от письма явно исходил запах Циперуса, ещё пахло улицей и городским снегом. Менее ярким был запах, похожий на запах молока - это детский запах, письмо написал ребёнок. Тогда становилось понятно и содержание письма - что собственно мог ещё писать ребёнок медведю в канун Зимних праздников? Бер смял конверт в лапе, намереваясь запустит его в мусорное ведро, но не сделал этого, а почему-то положил обратно на стол. "Ладно - подумал он - прочту тебя, когда дойду до конца просмотр новых писем электронной почты". Но к тому моменту, когда он всё это сделал было довольно поздно и он решил лечь спать, чтобы с утра сразу заняться работой. На утро его так заняли дела, что он совершенно забыл о письме и вспомнил о нём, только через три дня, в день своего отъезда. В то утро он сидел за столом, в общем помещение для сотрудников музея и по обыкновению пил чай с молоком. Он мог бы сделать это и раньше, но ему хотелось ещё раз увидеть их всех, перед тем как опять уедет к себе домой, и быть может навсегда. Его зелёный шарф был уже как всегда обмотан вокруг шеи, рюкзак, с немногочисленными вещами ждал у ног, через несколько минут туда будет положена ещё и кружка, правда не раньше чем он допьёт чай и вымоет её. Ему были приятны эти последние минуты здесь, эта утренняя возня коллег на работе, ещё более приятна мысль, что скоро она станет ему не важна. Наконец, последний глоток был сделан, кружка заняла своё место на дне рюкзака,после чего сам рюкзак занял место в лапах медведя. Последний, с кем он всегда прощался перед уходом был Циперус, вот тут-то он и вспомнил, что так и не забрал и не прочитал письмо и должно быть оно так и лежит среди бумаг на краешке стола, но почему-то не стал забирать его, а всего лишь подумал: "Что ж, значит не судьба" - после чего направился в сторону служебного входа.
Директор Циперус как раз только закончил свой утренний обход по музею, когда увидел приближающегося к нему Нортона. Вид у него сегодня был каким-то странным, даже для говорящего медведя, вот только Циперус не мог понять, что именно в нём изменилось. Внешне выглядел он как всегда, вёл себя как обычно. Проходя мимо Циперуса он ещё раз попрощался с ним, кивнув на ходу головой и вдруг резко остановился. "Да, чуть не забыл - произнёс он - с головы". "Что, простите?" - не сразу понял Циперус, но выражение его лица постепенно становилось всё более удивлённым. "Рыбу я ем с головы, она портится быстрее. И да, иногда я ем её с большими костями, но вообще, это дело вкуса. Шарф я ношу зелёный, а не синий, потому что на Севере очень мало зелёного цвета, даже летом, а синих оттенков там и так много". С этими словами он улыбнулся и вышел. А Циперус ещё долго стоял и смотрел на закрытую дверь. Наконец удивление стало постепенно отступать, он повернулся и вошёл в свой кабинет. "Но позвольте - промелькнула у него в голове мысль - откуда он...?". Тут взгляд его упал на стол на котором так и лежал нераспечатанный конверт. "Неужели он и вправду? - промелькнуло тут Циперуса в голове - да нет, ерунда, не может быть".
Дом северного медведя, как известно всем, находится в Арктике, собственно, а где же ему ещё быть. И дом Бера Нортона, естественно, находился там же. Впрочем, это и всё, что было общего у его дома с домами других северных медведей. Потому что внутри этот дом представлял собой вполне аккуратное человеческое жилище: скромное, небольшое, но со вкусом и чистое. Здесь стояли шкаф с полками, небольшой откидной столик, книги и один самый обычный компьютер. Был даже почтовый ящик у двери, правда никто, даже Нортон, не знал для чего он нужен, ведь ни один почтальон не носил почту в такую даль. В целом же этот дом можно было описать, как маленький островок тепла и уюта, посреди бескрайней снежной пустыни, одно из тех мест, возвращаясь куда ты сразу всем сердцем чувствуешь - вот он, твой дом.
Однако, минуло уже несколько дней, а белый медведь всё ни как не мог почувствовать внутри этот самый домашний покой. Про себя он прекрасно понимал, что вся причина в этом глупом письме, которое он так и не прочитал и теперь почему-то жалел об этом. Медведь так же понимал, что единственный способ вернуть этот утраченный покой - это всё-таки прочитать письмо, но как, если оно сейчас за несколько тысяч километров от него и даже на то, чтобы доставить его сюда уйдёт ни одна неделя? Немного подумав Бер подошёл к компьютеру и открыв электронную почту написал следующее послание:
"Многоуважаемый Циперус, пожалуйста сохраняйте всю почту, которая будет приходить в течение года в музей, на моё имя". После чего щёлкнул мышкой по значку "Отправить", но тут же понял, что и этот вариант тоже не подходит: в этом случае он прочтёт оставленное письмо самое раннее через год. Тут взгляд его упал на старый почтовый ящик. Как вы наверное помните Бер был не из тех, кто верил в почтовых гномов и прочих сказочных существ, но здесь, что собственно он терял? Подойдя к почтовому ящику медведь осторожно открыл крышку: внутри было пусто и темно и пахло затхлостью, как это часто бывает с вещью которой долго не пользуются. Бер закрыл крышку, постучал по ней три раза и снова открыл. На этот раз внутри оказался маленький почтовый гномик, на подобие тех, кто живёт в любых почтовых ящиках, вот только остроконечная шапка у гномика была из меха, да и сам он был в тулупе и валенках. С первой же минуты своего появления гном выжидающе уставился на медведя, а затем не выдержал и произнёс: "Ну, зачем звали?" "Э, ведите ли - произнёс Нортон, тщательно подбирая слова, поскольку слышал, что почтовые гномики очень обидчивы и если их ненароком обидеть можно получить огромные неприятности с почтой - я забыл одно очень важное письмо в другом городе, а приехать туда смогу не раньше, чем через год. Не могли бы Вы забрать его от туда и принести сюда? Это очень важно" - добавил он. "Ну разумеется могу - недовольно пропищал гномик - мне знаете совсем не сложно преодолеть несколько тысяч километров туда и обратно по снегу и льду, в минус сорок пять градусов, только потому, что кто-то очень невнимательно оставляет свою очень важную почту в другом городе". После чего гном вздохнул и добавил усталым голосом: "Ну, давайте уже Ваш адрес, где Вы забыли своё письмо". "Вот, пожалуйста" - поспешно сказал медведь и протянул листок с адресом. Гном посмотрел на адрес, второй раз вздохнул и сказав: "Вернусь через две минуты" - исчез в темноте почтового ящика. Через две минуты действительно, внутри ящика раздался стук, открыв крышку медведь снова увидел почтового гнома. Вид у него был взъерошенный и немного потрёпанный, собственно как и у конверта, который он держал в руках. Это был тот самый оставленный Нортоном на столе директора Циперуса конверт, правда уже очень помятый и, в добавок, зачем-то перемотанный скотчем, словно кто-то боялся, что письмо могут вскрыть. Открыв его медведь прочёл, те самые строчки, которые мы уже с вами читали, в тот день, когда почтенный директор Циперус обнаружил его на крыльце, возле здания музея. Поэтому, мы не будем читать его заново, целиком, вместе с нашим медведем, и начнём читать с того места, где наконец-то узнаем, от кого же было это письмо, и что хотел его автор от Нортона. "Я знаю - писалось в этом письме - что Вы и есть, тот самый Великий Северный Медведь, царь всех медведей и живёте Вы в маленьком музее, возле моего дома. Я знаю, что это правда, но другие ребята мне не верят. Если бы Вы смогли показаться им, или хотя бы подтвердить мои слова - они бы поверили. Пожалуйста, сделайте это для меня. Берта". "Ап-чи!" - раздалось тут довольно громко. Это был почтовый гном, который всё ещё был здесь. "Извините - произнёс он - но Вы закончили чтение? Это то письмо, ошибки нет?" "Да-да - ответил Бер, поспешно складывая письмо - спасибо". "Не спасибо, а пять сушек" -ответил ему гном. "Однако, ну и расценки. Это же надо: моя выдумка с меня плату требует! - хотел сказать ему Бер, но удержался - Простите, но у меня только сгущёнка и конфеты "Мишка на Севере"" - произнёс он. "Медведи - недовольно пробурчал гномик - ну ладно, давайте Ваши конфеты!". С этими словами гномик схватил протянутую шоколадку и опять скрылся в глубине ящика. Какое-то время Бер Нортон просто стоял у ящика, очевидно о чём-то думая, а затем снова закрыл крышку ящика, постучал по ней три раза и опять открыл. На пороге ящика стоял всё тот же гномик, вид у него на сей раз был очень недовольный. "Ну что опять?" - спросил он, возрив на медведя недовольный взгляд. "Извините, я просто не успел спросить, быть может Вы хотите чаю, горячего, с молоком?". На секунду гномик задумался. "Не откажусь - произнёс потом он - а то, знаете, на улице, действительно, немного зябко, да и у нас на станции совсем никого нет. Верите ли Ваш заказ первый за весь этот месяц. Да что там месяц, мне даже в шахматы совсем не с кем стало играть, ни одного курьера, всё сам с собой! " "Шахматы, говорите? - произнёс медведь - Вы знаете, а у меня где-то были настольные. Если Вы никуда не торопитесь, может тогда сыграем партию? А то, знаете, я тоже, всё время один...".
"Дорогая Берта! К сожалению, я смог прочитать твоё письмо только когда уехал из города, поэтому не смогу показаться твоим друзьям. Но, ты можешь показать им это письмо, как подтверждение своих слов. А в следующем году, в то же самое время я опять приеду в музей и ты тогда сможешь представить меня своим друзьям.
П.С. Это письмо я передал через почтового гномика директору Циперусу, он обещал сохранить его для тебя и передать при случае. Если ты захочешь мне написать - отдай своё письмо ему и он отправит его мне, либо оставит до моего следующего приезда. До свиданья, Берта, скоро увидимся.
Твой друг, Музейный медведь, Бер Нортон"