Настоящего его имени не знал никто, погоняли просто Кузей. И даже принципиальный проныра участковый почему-то не проявлял бдительности в отношении паспортных данных нашего героя.
А, скажет дотошный читатель – а откуда известно, что Кузя имя не настоящее? Да от верблюда, ответили бы детишки, окрестившие одинокого мужчину в самом расцвете сил и лет именно так. Малявки-дошкольники, они и улицу Ленина называют улицей Лены, а раз есть кузница в лесу, а в кузнице той есть кузнец, то и имя ему Кузя. Тем более, что события, которые автор вознамерился описать, происходили на Слободской Украине, где, кто не знает, кузницу называют «кузня», а кузнеца не «коваль», что было бы логично по грамматике, а «кузнэць». Именно так, и что взять с этих инфантов, гуляющих без присмотра и воспитания по селу и окрестностям от утра до пока спать загонят.
Чем жил Кузя, что пил-ел, известно было только тому, чье имя не рекомендуется упоминать всуе. И не будем, мы ведь говорим о делах приземленных.
Редкий гость, кроме детишек, иногда появлялся на идеально круглой поляне, обрамленной вековыми дубами. Поляна почему-то называлась Средним озером, хотя озером не была, да и никаких озер вообще в тех краях не бывает. И чтобы поляной называть рельеф, напоминающий степной курган-могилу, тоже нужна незаурядная фантазия.
На самой вершине озера-кургана и стояла та самая кузня. Редкий гость появлялся, естественно, «по делу», просто так в этих краях не заходят, бегло осматривал кузницу, чистую на удивление, заставленную и завешенную кованными серебристыми парусниками-близнецами. Парусники гостя мало интересовали, он пришел с заказом – изготовить топор из рессорной стали, например. Или там навесы к двери сарая из тех же рессор, или там... да неважно, что. Важно, что получал он неизменный и вежливый отказ, и уходил с подаренным ему корабликом под звон молотка. Более любопытный человек задался хотя бы вопросом, откуда у Кузи металл на поделки, что это за металл, почему нет и запаха кузнечного дыма и так далее. Но прагматичный слобожанин, выйдя за порог смачно сплевывал, не менее смачно ругал самое себя за потерянное время, и забывал о визите. Как постепенно забыли в селе и о кузне, и о Кузе.
Помнили только дети. Но и они росли, шли в школу, взрослели и черствели.… А так как демография к тому времени пошла в пикирующий минус, то и далекий серебряный звон воспринимался аборигенами как шум в стареющих ушах, а имевшиеся в каждом дворе парусники стали чем-то вроде слоников на комоде.
Учитель физики Вадим Петрович был откровенно молодым человеком. Впрочем, «был», не совсем правильное определение – он только-только распределился после вуза. Физика, вместе с химией, была его призванием, его любил педколлектив, ученики и даже баба Мотя, техработник при школе и по совместительству квартирная хозяйка холостого учителя. От этой всенародной любви и надарили ему вышеперечисленные симпатики массу серебристых кованых парусников.
Комода у Вадима не было, но было, как у каждого молодого и влюбленного в физику человека, жгучее желание осчастливить подлунный мир изобретением – типа чего-то вроде вечного двигателя. Но так как за институтские годы закон сохранения энергии он усвоил, то теперь его идеей фикс стал двигатель даровой. Автор не намерен вдаваться в детали, да они ему не очень и понятны – и ему, и читателю достаточно знать, что Вадиму на первом, лабораторном, этапе, надо было иметь в своем распоряжении десяток килограммов сверхлегкого металла, вроде лития. Но по твердости и жаропрочности не уступающему хотя бы сплавам алюминия.
Так как жалованье (от слова «жалость», и к счастью для Вадима, замечу), не позволяло ему пойти по пути древних алхимиков, нашему герою оставалось только мечтать. Мечтать, как мечтал молодой Корейко. Только не о толстеньком кошельке, а о прекрасных, отливающих серебром, листах вожделенного металла в воде не тонущего и в огне трудносжигаемого.
Вадим свалившемуся на него сувенирно-парусному богатству не удивился. Точнее будет сказать, удивиться не успел, так как счел презенты перстом судьбы и тем самым «кошельком Корейко». Металл оказался сверхлегким, и... имел плотность ниже плотности лития... . То есть, мог быть только сплавом с еще более легкими металлами.... Коих, более легких, в природе не было. Но это на данный момент было несущественно, тем более, что сентенция "нет загадок в природе, есть прорехи в науке" Вадиму была известна. Существенным было то, что металл практически не поддавался никакой обработке....
Нашему герою образование не мешало иметь кое-какие навыки в слесарном деле, отметим это сразу. И если удельный вес он определил, имея из приборов корыто с водой в своей квартире и напольные весы в коморе местного фермеришки, то с определением температуры плавления случился облом. Металл не плавился ни на газовой горелке, ни (кто не хочет верить, и не надо) даже попытка того же фермера варварски срезать парус с фок-мачты электросваркой потерпела фиаско.
Работа по превращению парусников в детали дарового двигателя закончилась не начавшись. Парусники пытались расчленить «болгаркой», но… каждая из неисчислимого числа попыток тоже прекращалась, не начавшись – совпадение ли, провидение, но в сети исчезало напряжение. Было над чем поломать голову Вадиму. Сдаваться, имея упавший с неба чудо-металл, он и не думал.
Козе бабы Моти, и даже ежу, посещающему утренние и вечерние дойки, было понятно, что нашему изобретателю без консультаций с изготовителем уникальных артефактов не обойтись. О существовании Кузи Вадиму поведала хозяйка – не совсем поведала, если быть точным – о кузне и кузнеце с причудами она упоминала в обильно-бесконечной информации о происходящих в селе исторических и текущих событиях.
Пропускавший ранее мимо ушей речевой водопад изобретатель, теперь вынужден был согласиться с тем, что иногда надо и бабу слушать, и ближайшим прекрасно-воскресным утром, ранним даже по сельским понятиям, отправился в тот самый лес. Провожатый не требовался, так как леса в тех краях перелески на самом деле, и если и есть риск, то один – из-за неимоверного количества сих перелесков можно было искомый не заметить в балке и проскочить мимо. Но и этот риск был минимальным, так как шел Вадим ориентируюсь на звон молотка, звон едва различимый в прочих звуках утра обычного дня обычного бабьего лета, но достаточно отчетливый, чтобы не сбиться с дороги. Но о дороге... прошу считать литературным штампом... было что-то похожее на когда-то тропинку, заросшее травой, засыпанное листьями, и затянутое вдоль, поперек, вкривь и вкось паутиной в алмазиках росы, при малейшем прикосновении к которым путник получал очень прохладный душ.
– В баню! Без вариантов – так ответил Кузя на приветствие мокрого до пояса снизу и сверху Вадима – все, что есть в карманах, выкладывайте на столик в предбаннике. Одежду и обувь оставьте на полу, я разберусь. Всю одежду!
Баня оказалась банальным санузлом с ванной и всем остальным из того же металла.... Но вода была горячей, воздух теплым, запахи приятными. Когда через полчаса Вадим вышел в предбанник, его одежда и обувка оказались сухими и чистыми, на столе пыхтел самовар. Не знаю, стоит ли говорить из какого металла?
– Спасибо... э...
– Да Кузя, чего там, не стесняйтесь, Вадим, мне нравится.
Кузя выглядел от силы на сорок. Во всяком случае, в отцы не годился. Что-то не стыковалось с возрастом хозяина – ему, если хоть отчасти верить байкам бабы Моти, должно было быть хорошо за шестьдесят. Но бывает. Тем более, лес, воздух, отсутствие цивилизации... . На этом месте мысли Вадима споткнулись, а взгляд уперся в стодюймовую «плазму» на обшитой вагонкой стене.
– Включить? – не дождавшись ответа, Кузя подвинул чашку гостю – Или чего покрепче?
– Нет, спасибо, покрепче не надо. Извините, я вам доставил столько хлопот.
– Да какие хлопоты. Я вас ждал, и я рад вашему приходу.
– Мне говорили, Кузя, что вы не очень-то гостям рады. Что я за исключение? Каким образом вы предвидели мое появление здесь, если я сам еще сутки назад сюда не собирался?
– Пожалуй, что исключение, Вадим. Пока неясно, насколько приятное, но это так. Вы единственный, кто обратил внимание на материал моих поделок. Представляете – более двух десятков лет кораблики мозолят глаза землянам, и никому не пришло в голову задаться вопросом "А что за чудак их тиражирует, для чего и из чего?"
Что-то насторожило Вадима в словах Кузи, но из него рвались вопросы, и он забыл о тревожном звоночке:
– Если можно, Кузя – и, правда, зачем так много парусников, отличающихся друг от друга только размерами? Или масштабом, не знаю даже, как правильно сказать. Простите, но такие вещи, снисходительно, это в лучшем случае, называют штамповкой. Собственно, ваши кораблики, лубочные картинки, коврики с оленями или алёнушками, натрафаречеными на кусках плащевой ткани – все это из одного ряда.
– Да вы не стесняйтесь, Вадим. Из мещанского ряда, поделки даже не ремесленника – робота.
– Я сюда пришел не как критик, цели у меня другие. Но все же, все же... . Это сколько же времени, а если говорить прямо – жизни, положено вами на... . Не пойму, на что! Впрочем, я многого не понимаю. Откуда, и каким образом этот комфорт? Нет, приложив усилия, за пару лет непрерывного труда можно свить уютное гнездышко. Но ведь вы непрерывно стучите молотком! Более двадцати лет непрерывно.
– А сейчас? Вот прямо сейчас, Вадим – вы слышите стук молотка? А я ведь с вами сижу. Но мы говорим о мелочах – комфорт, молотки, годы…. Вас ведь интересуют секреты обработки чудо-металла. Ответ на этот вопрос, если вы его получите, конечно, вызовет ряд других вопросов. И, так или иначе, мне придется или все вам объяснить, или…
– Или что?
– Я в затруднительном, если не сказать, в безвыходном положении, Вадим. Секрет обработки металла, как вы называете этот материал, выдать я вам не смогу – удивитесь, но я его не знаю. Да, парусники не моя работа. Имитирую работу, это случается. Могу выдать другой секрет, но тогда, в зависимости от вашей реакции, может наступить то самое «или». Кажется, чего проще – мы с вами, попив чая, прощаемся. Вы уходите, с чем пришли, я остаюсь при своих хлопотах и интересах. Но в том-то и проблема, что так только кажется – вы ведь не успокоитесь, будете пытаться найти разгадку. И, рано или поздно, найдете. Найдете не то, что ищете, и что лучше бы не находить.
– Вы меня заинтриговали, Кузя. Как я понимаю, я влез не в свои сани. Ну, не влез еще, но где-то рядом. Давайте начистоту – что вам мешает меня просто устранить, раз отстранить не получится?
– ...и гвозди ему в руки, чтоб чего не натворил....? Самый простой вариант, Вадим. Но есть несколько «но» – исчезновение человека в наше время не редкость, однако, пусть формальное расследование, но оно будет. Кораблики, которые вы пытались препарировать, без внимания не оставят. И, кто знает, к какому эксперту они попадут. Давайте, как вы и предлагаете, немного приоткроем карты – дороги-то назад уже нет.
Кузя ткнул пультом в сторону «плазмы». По монитору пронеслись изображения, Кузя еще похимичил с пультом, и изображение осталось одно – его, Вадима, комната, и в комнате ворчащая баба Мотя с веником. Наплыл письменный стол с раскрытым учебником физики, текст читался свободно.
– Забавно. Но не более, чем качественная, но всего лишь видеокамера. И что интересного для вас в моем быте?
– Не торопитесь с выводами – снова манипуляции с пультом – узнаете?
– Узнаю. Как не узнать Президента. То, что вы занимаетесь шпионажем, я уже понял. В пользу кого, кстати?
Кузя нахмурился:
– Не надо меня разочаровывать, Вадим. Смотрите – вот президент еще одной великой державы. Ночь там, спит. Что ему снится, мы узнаем, если надо. Кого еще хотите увидеть, Вадим?
– Достаточно. Впрочем, сделаем контрольный выстрел – покажите мне... ну, скажем, казино в Монте-Карло. Карты этого игрока можно поближе? Спасибо, убедительно. Назад дороги у меня действительно нет. Но есть вопросы, из чистого любопытства, можно?
– Лучше из любознательности, но можно и так – Кузя улыбнулся.
– На кого вы работаете, спрашивать не буду. Понимаю, бесполезно. Любопытно, уж простите – что, у каждого президента есть ваш кораблик?
– Есть наш глаз, а в чем, или даже в ком он прижился, не скажу. Но я, Вадим, попробую ответить и на первую часть вашего вопроса – на кого? Начну издалека – вам, надеюсь, известны мнения солидных ученых – Питера Шенкеля, Хойля, Девиса – мартиролог сей можно продолжить. Мнения, основанные на фактах и расчетах, что жизнь во вселенной в любых ее проявлениях невозможна? Вероятность возникновения не разумной даже, самой примитивной органической жизни, равна отношению просто единицы к единице с сотнями нулей.
– Известны. Но, тем не менее, она есть.
– Кто бы спорил. И наши ученые не спорят. Но они объясняют парадокс просто. Наличием высшего разума во вселенной.
– Я, хоть это и нескромно, согласен с великими учеными – Вадим явно заскучал – Но к чему, Кузя, лекция на известные темы – конечно, не бог сидит на облаке и управляет делами земными и космическими. Есть что-то – я не оговорился, именно «что-то», правильно которое не называть богом. Ближе к истине Всевышний.
– Совсем близко, Вадим. Можно даже назвать истиной. Непонятка только в том, каким образом Всевышний может одновременно наблюдать за президентами, читать учебник по физике и подглядывать в карты игрока. Он ведь не только Всевышний, он еще и всевидящий, говорят.
Вадим вздохнул:
– Кажется, я все понял. Высший разум можно представить как неимоверно сложный компьютер, с неимоверной производительностью. А вы, кузи, какие-то мелкие программные файлики.
– Да и вы, Вадим, не более, чем.... Разница в том, что меня иногда надо восстанавливать, вас же, если вдруг вмешаетесь в чужую программу, просто удалят.
– Что поделаешь, Кузя. Удаляйте. Приятно было пообщаться.
– Вообще-то есть еще вариант, Вадим. Вербовка, простите уж ради Всевышнего. Нам вы подходите. А, если что, то никогда не поздно... Шучу, Вадим. Хотя все в руках, знаете кого. Давайте, дорогой гость, спустимся вниз. Посмотрите на то, что вы называете летающими тарелками. Не любопытства ради, посмотрите на свое новое рабочее место. Если согласитесь, конечно.