Мистерия Кисякина.
- Ты соображаешь, что делаешь?! – Виктория Павловна отшвырнула папку на край стола. – Первый год работаешь?
Отнюдь. Кисякин служил заместителем визави за столом отдельного кабинета… сколько? – долго. Слишком долго. Пора, давно пора! Виктории переместиться на следующий этаж департамента, а ему… оказаться с противоположной стороны стола.
- Соображаю, - устало кивнул Кисякин.
В отринутой папке находилась правда. Натуральная. О спаде в промышленном производстве и дорожном строительстве, сокращении крупно-рогатого поголовья совместно с надоями, несданных квадратных метрах и унылых зерновых с гектара. Малый и средний бизнес хирели заедино; сбор налогов упал на восемнадцать процентов. Плюс привычная инфляция и здоровый аппетит каннибалов ЖКХ. Долг области едва не дотянул до зловещей отметки с девятью нулями после единицы.
Статистика истинного подхода – красноречивая штука.
- На хрен твой подход не нужен! Ни-ко-му! – Начальница прикурила тонкую сигарету с белым фильтром. – Рост! Необходим рост. Как я это передам? Наверх? Да у меня за эти цифры знаешь, что вынут?
Кисякин подозревал нечто гинекологическое с летальным исходом.
- Переделать! В три дня. В два!
«Чтоб тебе пропасть! – пожелал Кисякин, выходя из кабинета с нарастающей болью в затылке. – К чертям собачьим! К еб*ням!»
Подчинённые бабы в коллективном загоне отдела уткнулись в дисплеи и бумаги, сообразовав сочувственную тишину.
Кисякин мрачно протиснулся к рабочему месту, угнездился в кресле и посмотрел в широкое окно. За которым наливалось лето.
Середина дня отражала голубой небосклон вымытым асфальтом ближних улиц. Под окнами областного догляда на фоне зубцов древней стены, помнившей живодёра Малюту, радостно сновали поливальные машины. Сквозь перспективу площади макушка и уши лысого человека на постаменте дробили вывеску на двухэтажном купеческом особняке малопотребным сочетанием: «И..ебл…мент».
Кисякин вспомнил о близком обеденном перерыве с лёгким спазмом тошноты. Традиционная пара бутербродов с варёной колбасой «Любительской» в портфеле – жена искренне радовалась скидке по акции.
- Самая настоящая! По ГОСТу.
- С погоста?
- Дурак!
«Чтоб ты сгинула! – подумал Кисякин о Вальке. – Заодно с колбасой».
И снова взглянул в окно. Надпись над входом в древнее здание было известна: «Истеблишмент».
Усталый заместитель в заведении не бывал, однако слухи о небывалом качестве пищи и безукоризненном обслуживании доходили. Но цены!
Дёргало правый висок, отдавало в глаз, и голова умоляла о расширении сосудов. Решись – и ты свободен! Он пересчитал скромные возможности бумажника.
«А пошли они! Все! Туда же! Начиная с верхнего, - мысленно пожелал Кисякин, накинув блестящий на локтях пиджак и в безмолвии покидая отдел. Подчинённые тётки недоуменно таращились вслед пунктуальному заместителю. «Кроме Лерки, - поправился он в коридоре. – Кроме… Вот бы…Э-эх!»
Юная Лерка являлась навязчивым вожделением. Длинноного ходячим.
***
В полутёмной прохладе вестибюля навстречу клиенту выдвинулся некто с невнятно бледным лицом, но в безукоризненном смокинге.
- Ждали-с! – произнесло лицо в полупоклоне. - Весьма рады!
Кисякин удивился и застеснялся костюма.
- Перекусить бы… Слегка.
- Никаких! – возразил элегантный. – Исключительно обед. Шесть перемен. Прошу!
Кисякин вошёл в небольшой зал под столетними сводами, не заметив как на входной двери ловким образом водрузилась табличка «Закрыто».
Сопроводивший услужливо отодвинул тяжёлое резное кресло пред складками ниспадавшей к полу крахмальной скатерти.
Мерцая гранями хрусталя, поджидал запотевший графинчик с прозрачной. В обложенной льдом вазочке – паюсная, на мелком блюде - прозрачные ломтики осетровых.
- Горячего копчения. Сей час доставлено. Отведайте! И белужку всенепременно-с.
- Но… - обомлел Кисякин, прикованный умом к возможностям.
- Не беспокойтесь, уплочено.
- Кем? Когда?
- Да … Вопрос понимаю. Ответ чуть позже. Располагайтесь с удовольствием.
Принимающая сторона расстаяла с рекомендацией откушать салату из дальневосточного краба.
«Ерунда какая-то…», - пожал плечами Кисякин, но сомнения отринул; отринув, налил из графинчика. Глаз отмерил привычные «сто», пронизавшие нутро жгучим льдом.
Опасливо не прикасаясь к вазочке, к зовущему слюну блюду с рыбными наслаждениями, занюхал кусочком «бородинского». Посидел, подперев щёку, с наслаждением ощущая затухающую боль в виске и прибил её последующей рюмкой. Осмелел и закусил хрустким корнишончиком.
И лишь тогда заметил, что зал пуст. Совершенно. Абсолютно! Ни единого посетителя за белыми рядами скатертей. В обеденный час?
- Разрешите за компанию? – радушно раскрылся улыбкой человек, неведомым образом воплотившийся на стуле напротив. – У вас хороший вкус.
«Господин! Не в пример», - убрал засаленные локти Кисякин.
Одежда человека состояла из бархатного сюртука забытого века, белой сорочки с высоким стоячим воротником; имел он вокруг шеи цветастый платок наподобие тех, что употребляли давешние художники из передвижников, но не ярких - интеллигентно пастельных тонов.
Весьма худощав, если не сказать - тощ, при неопределенном возрасте. «Сорок? – Кисякин подстраивал незнакомца в ровесники. – Или шестьдесят?»
- Отчего ж? – ответствовал чиновник, откидываясь на резную спинку с приглашающим жестом. Им уже овладел оптимистический прилив двух порций горячительного. – Извольте! Но должен предупредить, что не имею малейшего представления о происхождении… всего этого…
- Не беспокойтесь. Ваш заказ получен. С удовлетворением. И перекрывает эту мелочь. Многократно!
Незнакомец прищёлкнул пальцами, и давешний в смокинге подал жюльенчик с ароматно запекшейся корочкой.
- Под горячую закуску, – произнёс худощавый с воодушевлением, – как не употребить?
- Володя, - представился Кисякин с твёрдым намерением не возвращаться нынче в серое здание на центральной площади и послал текущий день к окончательным чертям.
- И правильно! Это вы совершенно верно разрешили, - согласился собеседник, однако не назвав имени. – Нечего там делать! При вашем таланте и беспорочной порядочности.
«Он умён! – решил Кисякин. - Определённо».
Тонкий перезвон встречного стекла соединил застольные узы.
- Вы хозяин? – Кисякин обвёл глазом зал, прожевав оливку с анчоусом.
- Увы!
- Не ладится? Что-то с бухгалтерией? – для краткого знакомства вопрос прозвучал несколько неделикатно
- Бухгалтерия - сложная штука, - доброжелательно кивнул бархатный человек, - но на сей момент ваше сальдо умопомрачительно. Замечательное сальдо. Редкое! Потрясающий заказ!
- Но! Я ничего…
- Иллюзии. Мираж. Всё свершилось, и я ваш должник. Бон суар!
Хотя дню ещё было порядочно тянуться к вечеру, Кисякин, уткнувшись в сочный ростбиф, уловил французский смысл, хотел ответствовать синхронным переводом, но, подняв голову, обнаружил опустевшее кресло напротив.
«Мираж… Всё мираж». И вяло вернулся к бифштексу. Аппетит пропал.
Секунды. Ибо на покинутом месте обнаружилась… Лерка! Желанно развязное существо. С небольшой грудью и бёдрами Афродиты. С губами, глазами и ногами, которые приводили в минутный ступор минимум три четверти служивого здания.
- Ты позвонил – я пришла!
Кисякину достало ума не возразить. Что никуда не звонил… и что номер её телефона ему неизвестен и…
- Даме шампанского? – услужливо полюбопытствовало невнятное лицо.
- Уи! – неожиданно офранцузился Кисякин. – И две с собой! И закусить! Нах хаус пакен! – случайно соскочив на немецкий.
- Гут, майн херр. Данке! Лимузин у парадного. Ждёт.
И неожиданно настал вечер, Леркины глаза уплывали восточнее Луны и строились восходом Венеры.
***
Из чужой койки счастливый Кисякин выбрался после захода спутника Земли.
- Останься, Володь! – овеществлённая мечта находилось в удовлетворённо – земном состоянии и с крохотным подносом под чашкой кофе у изголовья. Насчет завтрака в постели, виденного лишь по телевизору, Кисякин был не согласен. Во-первых, следовало пописать, во-вторых, почистить зубы и в заключение умыться.
Но предложением был донельзя доволен. Остаться на день, на грядущую ночь… навсегда!
- А давай, забьём! – радостно резюмировал он.
И они забили! Со злорадным удовлетворением к бессмысленности рабочего дня. И со всем возможным удовольствием!
Кисякин дважды звонил в «Истеблишмент», и дважды посыльный предупредительнейше доставлял в развратную однокомнатную квартирку еду и питьё. Кланялся и уверял, что ресторан в неоплатном долгу, и любые желания…
Валькины скромные желания Кисякин вспомнил к вечеру, поражённый неким искусным упражнением.
Он набрал домашний номер, номер не отвечал, невзирая на поздний час. Он представил больницы и морги, по которым мыкалась жена, и Лерку расхотелось. Вовсе.
- Дурак ты, Вова,- отблеснула изумрудным глазом длинноногая. – Никакой Вальки нет! Ва-аще!
- Как нет? А где она?
Лерка задрала изумруд встречь полногрудой Луне.
- Заказы обрабатываются моментально. Помнишь свой?
Кисякин вспомнил. Пожелание жене отправиться в страну варёной колбасы, дабы там сгинуть. И сделалася холодным и липким.
- Иди сюда!
И ошалевший Кисякин пошёл на зов новых упражнений.
***
Следующим ошалевшим предстал служивый с погонами старшего сержанта. При дверях главной чиновничьей обители области. Наутро.
- А вы… - голос полицейского был напряжённо прерывист, - откуда?
- Не от верблюда, - изящно ответствовал Кисякин, от которого в силу стажа не требовалось предъявление удостоверения. Лерка а ля-натюрель кратно превосходила любые фотографии в красных книжечках с гербом.
«Сучка!» - резюмировал Кисякин, огладив соратницину ягодицу.
- Тут – никого! – отрапортовал сержант. – Только уборщицы.
Они миновали турникет.
- Заказы обрабатываются моментально! – повторила Лерка.
Кисякин холодком хребта ощутил материализацию мыслей.
Семь этажей здания были пусты. Но меры принимались. Серые люди клеили бумажки с печатями на притворы дверей пустых кабинетов.
Губернатора бесполезно искали вторые сутки. В казённом особняке, у двух бывших жён и предполагаемой последующей. Все вице и замы дематерилизовались синхронно. От Виктории Павловны осталась сиротливо полупустая пачка тонких сигарет с белым фильтром.
Кисякин уселся в причитающееся кресло и взглянул в окно. Под чистым небом яркое солнце выжигало сухой асфальт. Он прикрыл глаза.
К середине дня прислали Нового. В генеральском звании.
- Докладываю, - объявил Новый перед шеренгой уборщиц. - Основная задача - открытие в городе Суворовского училища!
- Кранты городу… – вяло подумал Кисякин.
И привиделось ему, что губернаторскую присягу отныне следует принимать, возложив длань на том Салтыкова-Щедрина.
- Михаила Ефграфовича! – неожиданно произнёс он, очнувшись. Подведомственные бабы не реагировали.
Кисякин открыл глаза. Затылок ныл, и хотелось жрать. Макушка постылого памятника торчала перед взором. Он раскупорил портфель и достал пару бутербродов с акционной колбасой.
Лерка с лёгким покачиванием бёдер проследовала меж строя столов в буфет. Кисякин уткнулся в первую страницу отвергнутого отчёта.
На площади возникли поливальные машины, и задышалось легче…
Февраль 2016.
.