В марте, тринадцатого, свадебный юбилей у моей подружки юности, Иринки. Я была свидетельницей на ее, как и она на моей свадьбе. Где-то в архивах ЗАГСа стоят наши подписи.
Сентябрь 1970 года в Каменке, деревне в 40 км от Тюмени. Первокурсники электрофака индустриального института прибыли на уборочную - помочь местному совхозу справиться с урожаем картошки. Месяца не прошло, как мы сдали вступительные экзамены и были зачислены в студенты. И вот, вместо начала занятий – на колхозные поля шагом марш! Впрочем, так было заведено, в вузах того времени учебный год никогда не начинался 1 сентября.
Нас было около двадцати человек – девчонки и мальчишки, вчерашние школьники, а теперь – студенты, еще не прослушавшие ни одной лекции, но распираемые от гордости своим новым статусом, еще не знакомые друг с другом, но жаждавшие поскорее освоиться, узнать, подружиться. Вечером собрались на травянистой полянке на краю деревни, расселись на длинном бревне, весело болтая, с любопытством разглядывали друг друга. По очереди вставали, представлялись народу - какую школу окончили, в какую группу зачислены… Хорохорились, острили, веселились, шутили, хохотали, пели песни, травили анекдоты – нерастраченная энергия юности переполняла. Солнце садилось за зубчатой ломаной линией темно-зеленых сосновых вершин – лес начинался сразу за краем ближнего картофельного поля.
Утром собирались в конторе совхоза и весело ждали распределения на работу. Трудоустраивали нас разнообразно – однажды даже мы, девчонки, совковыми лопатами раскидывали по площадке довольно крупную щебенку, вываленную самосвалом. Но в основном катались на картофелеуборочных комбайнах. Прицепляется к маленькому синему «Беларусику» тарахтящая конструкция и медленно тащится по полю процессия. Широкие ножи комбайна врезаются в землю и поднимают ее вместе с картошкой, отправляя на вибрирующее сито в нижней части комбайна, где земля осыпается, а клубни и остатки ботвы по конвейеру ползут наверх, к нам, стоящим на узких площадочках по 2-3 человека вдоль тянущейся брезентовой ленты. Мы выбираем и выбрасываем комья земли, жухлую ботву, а очищенная картошка ссыпается в бункер-накопитель. Когда он заполняется, по убранному полю, громыхая и переваливаясь отдельно каждым колесом через беспорядочные борозды, подъезжает грузовик, и бункерный транспортер приходит в движение, ссыпая картошку в кузов. Работа сортировщиков не очень сложная - таскать тяжелое и нагибаться не надо - но однообразная, стоишь и не присесть. Да и вибрация малоприятна. Бывало, идешь по полю уже своими ногами, а кажется, что земля под тобой трясется.
Пятерых девчонок поселили в крохотной комнатке частного сектора: в узкой, типа коридора светелке деревенской избы, где в двух других комнатах и кухне жила большая крестьянская семья. Галка, Раечка, Лида, я и Иринка - первокурсницы электрофака. Три кровати еле умещались вдоль стен, оставляя узкий проход, в который на ночь ставились две раскладушки, и тогда перемещаться по полу уже было невозможно, и если кому-то необходимо было выйти – приходилось ползти на коленках через все постели к двери.
Размышляю сейчас и удивляюсь – не было ни телевизора, ни магнитофона, по радио – всего одна программа. Все эти новинки техники уже существовали в городах, да и на селе тоже встречались, но повсеместно распространены не были, а мы не скучали! Общались, обо всем на свете рассказывая друг другу, обсуждали разные проблемы и книги, в сельской библиотеке стали завсегдатаями, брали классику, читали толстые литературные журналы – «Юность», «Иностранку», привозили чтиво из дома, куда выбирались на выходные. С Иринкой обсуждали Вальтера Скотта – с того самого разговора и началась наша дружба.
Уверенная в себе девушка – вот что я могу сказать сейчас об Иринке – этим, наверное, она меня привлекла. Ведь я-то лет с четырнадцати страдала как раз от противоположного свойства своего характера. Мы подружились. Внешность моей новой подруги была яркая – пышные длинные золотистые волосы с кудряшками-«завлекалочками» у висков, пухлые полные губки бантиком, стройная фигурка – делали ее одной из самых красивых девчонок нашего потока; самое же главное – выразительные карие глаза, которые, казалось, видят не только тебя насквозь, но и самые твои мысли в голове.
Иринка всегда знала, чего хочет. Но это я сейчас понимаю. А тогда нам было все интересно, общих точек пересечения увлечений и взглядов было море – обе любили и физику, и лирику, сами моделировали и шили себе наряды, делали макияж и прически, стараясь быть всегда «на высоте» - критически относясь к своей внешности, доводили ее до совершенства, но в то же время держали себя гордо и независимо по отношению к противоположному полу. И секретами-сплетнями девчачьими делились – кто на кого и как посмотрел, кто кому нравится, а кто с кем уже и гуляет …
Первые два курса, пока читались общеобразовательные дисциплины, у нас и лекции были общие – математика, физика, химия, начерталка. А физику у нас, электриков, даже объединяли с потоком механиков. Именно на мехфаке и учился тогда будущий Иринкин муж, Володя.
Готовились к экзаменам вместе, дома у Иринки, обложившись высокими стопками книг и конспектов. Нам везло – Иринкина мама брала дефицитные институтские учебники в железнодорожной библиотеке, как работник ведомства. С той поры у меня и выработалась привычка – если встречалось что-то непонятное в конспекте или у какого-то автора – докапывались по другим учебникам или методичкам, использовали все, что было доступно. И как потом становилось легко, понятно и радостно, когда проблема решалась, объяснялась, раскладывалась в голове по полочкам. Я и дальше в своей жизни следовала этому принципу, особенно став преподавателем.
Комната в квартире у подруги была своя, собственная – в то время роскошь и большая редкость. Это теперь чванливо можно описать ее аскетическое убранство – старый шкаф с зеркалом (зато во весь рост!), металлическая кровать с никелированными спинками и панцирной сеткой, простой стол на четырех ножках вообще без каких-либо ящиков. На нем, на столе, по обе стороны громоздилось все наше богатство – высокие стопки учебников, освобождая только небольшое пространство посередке, чтоб было куда положить тетрадку или конспект. А когда писанины или решения контрольных, а тем более курсовых было невпроворот, книжные эвересты съезжали этажом ниже, на пол, а всю поверхность небольшого стола занимали кипы толстых общих с конспектами лекций и простых тонких тетрадей с решениями, охапки листков с черновиками, рулоны чертежей, логарифмические линейки, чертежные инструменты и тоненькая брошюрка таблиц Брадиса.
Каждый человек посылается нам в жизни не случайно. Это истина, набившая оскомину, ее любят повторять часто, а задумываясь редко. Теперь, когда наша яркая, крепкая, но короткая дружба осталась далеко в прошлом, я, тоскуя иногда и вспоминая те счастливые юные годы, задумываюсь, размышляю, анализирую. У Иринки я училась уверенности в себе, правильности самооценки. Не помню, чтоб мы это когда-либо обсуждали эти понятия. Но человек так устроен, что часто не задумываясь копируешь или просто повторяешь действия, манеры, оценки, какие-то элементы поведения близких людей, друзей и даже среды, в которой обитаешь. Это хорошо видно на детях. С годами мы приобретаем навыки анализа, оценки, размышления и все меньше попадаем под влияние других, но и тогда много зависит от характера человека, интеллекта, общего уровня развития.
Моя подруга хорошо знала свои внешние достоинства, равно как и недостатки, мудро подчеркивая первые и скрывая вторые. Держала себя с достоинством, подбородок параллельно полу, полуприщурив выразительные глаза и не допуская фамильярности. Но когда хотелось кому-то понравиться – умела и кокетничать, но как это было тонко и безошибочно! И я с восхищением перенимала опыт. Мы очень много вместе проводили времени, даже ели из одной большой тарелки у нее на кухне - нам это нравилось, было весело. Ни до, ни после я ни с кем больше никогда не ела так. И я неделями жила в семье подруги, потому что формально имела койку в общежитии, но не любила там бывать. Мы весело и учились, и отдыхали – ходили на вечеринки ее группы (в моей группе вообще их не было), бегали на концерты заезжих знаменитостей в филармонию, не пропускали ни одной премьеры в местном драмтеатре. Иринка могла за ночь сотворить сногсшибательное новое платье практически за копейки (мы очень уважали магазин уцененных товаров, где остатки отрезов новых тканей продавались почти задаром), я тоже с детства шила платья сначала на кукол, а с 14 лет – на себя. И мы с Иринкой умели эффектно одеться и выглядеть, но держались с достоинством, на протяжении студенческих лет ни она, ни я не заводили легкомысленных отношений-романов. А когда все-таки нашли свои половинки, дело закончилось браком. И вот в марте у Иры с Володей, а в июле у меня с мужем – 40 лет.
Где-то на втором курсе в институте стал работать так называемый факультет общественных профессий – ФОП. Объявили набор желающих на разные специальности, в том числе общественных корреспондентов. А это была моя слабость и моя неосуществленная мечта. Я в первых рядах кинулась туда поступать – записываться. Было нас в группе ФОПовцев всего пять или шесть человек, к нам приходили местные журналисты, что-то рассказывали о газетной деятельности. А я, воодушевленная открывшейся возможностью, стала писать в институтскую многотиражку и даже работала потом в штате на полставки литсотрудника. И еще для того периода примечательным было знакомство с Аней Неркаги, студенткой геологоразведочного факультета. Через нее я узнала о существовании литобъединения в областной газете. Мы с Иринкой не один раз там побывали, слушали начинающих авторов, саму Анну. В ней уже тогда была чувствовалось настоящая, серьезная, писательская сущность. Она жила своим миром, отстраненно от бурной студенческой действительности, ей было неинтересно в городе, она писала о жизни в стойбищах, о любимой тундре, о Севере и оленях. Кстати, как я узнала много позже, Аня бросила институт еще тогда же, на 2 курсе и уехала в родные края. А мне нравилось бегать по заданию редактора, писать о наших преподавателях и студентах, делать репортажи с занятий, из СНО – студенческого научного общества, из множества различных лабораторий, коих было не меньше полутора десятков (например, в вузе велись уникальный разработки вездеходной техники с реальным воплощением, а Иринка увлеклась исследованиями в голографии), с ежегодного музыкального фестиваля «На клавишах весны», с разных студенческих олимпиад и конференций. Моя подруга очень радовалась моим успехам в журналистике, давала советы, критиковала, делилась впечатлениями от моих публикаций.
Через несколько лет, когда мы жили уже в разных городах, у каждой было по первому сыну (Иринкин Вовочка был старше моего Бориски на год), она в письмах настойчиво советовала мне продолжать мое литературное творчество, писать о ребенке, о материнстве. Но физическая усталость, острая нехватка времени, чтобы просто выспаться, однообразие забот о младенце угнетало, вдохновения не было. Все это пришло много позже.
Когда Ира с семьей вернулась из Ленинграда после защиты Володей диссертации, я очень радовалась. Но, как ни странно, наше былое непосредственное общение, а потом и вообще всяческие отношения, сошли на нет. Никаких объективных и видимых причин не было, просто жизненные дороги разошлись, потребности в подругах отпали, все время теперь занимали наши мужья и дети. Я осознавала это, грустила, пыталась что-то наладить, но безрезультатно. Ни на кого вину не перекладывая, постепенно пришла к выводу, что всему свое время.
Вот и для моих рассказов пришло время, а Иринка очень давно в меня поверила. Хорошо, если она когда-нибудь об этом узнает, я еще надеюсь.
Милая моя подруга! Сокровища наши – они во времени и в памяти нашей. То, что я переживаю сейчас, когда пишу и вновь проживаю нашу юность: события, эмоции, восприятия, отношения – это драгоценный клад, не ветшающий, пока я жива, а может, через написанное отзовется в чьем-то сердце. Но неважно, я снова счастлива сейчас, полна благодарностью Богу, что это было, что я это помню, что могу рассказать, поделиться своей радостью о событиях, случившихся давным-давно. И мне в моей оставшейся жизни эти строки-воспоминания еще не раз согреют душу, когда я ненадолго захочу вернуться в один из счастливых периодов своей жизни.