Владивосток встретил меня жарой. После недели моросящих холодов в холодном и мокром, как половая тряпка, бушлате на затерявшемся в тумане плоту, после полумесяца автоматической работы на спасшем меня корабле я наслаждался зноем, запахом шашлыков, суетой спешащих людей, ярким цветом их одежды, нашитой в местных или китайских кооперативах.
В первую очередь я нашёл место для своих вещей: пожилая женщина согласилась взять их на хранение в пустующую кладовую в подвале пятиэтажки.
Потом зашёл на телеграф — заказать переговоры с Алексеем. Я хотел знать, насколько этот мир может существовать без меня. За три минуты телефонного разговора я должен решить — возвращаться домой или до победного искать место на корабле. Переговоры заказал на поздний час, чтобы не торопиться. К концу дня может определиться моя судьба, к тому же дома будет ещё только шесть вечера.
Заказал двухминутный разговор с мамой. Часом раньше, чтобы на переговорном пункте мама не встретилась с Алексеем. Мне очень не хотелось маме врать. Две минуты переговоров! — надо бы только одну, чтобы меньше успеть наврать. Но минута — чудовищно мало…
Весь день я пытался устроиться на любой корабль чернорабочим. Чёрной работы долго не вынесу, но лишь бы в море, а там… Заходил в конторы, в названии которых угадывалось что-то флотское или морское.
В порту всё разваливалось, рейсы отменяли, корабли застаивались без топлива, без ремонта и без дела. Если кого искали, так только квалифицированных специалистов.
После пяти вечера в конторах я мог увидеть лишь техничек да сторожей из своих же бухгалтеров, секретарей и механиков. Они уверяли: только что прошли сокращения штатов.
Содрогаясь от одного лишь воспоминания о ночном холоде на плоту, я заглянул в небольшую гостиницу: попытать счастья с уютной кроваткой. Поразили заоблачные цены. Попытался найти самую простую гостиницу, но и там цены оказались немыслимыми. Придётся ночевать без удобств. Заработанные деньги лучше поберечь на самое существенное в жизни.
На переговорный пункт я пришёл с тяжёлым чувством. За пять минут до назначенного времени.
Да будь, что будет! Я прекратил сочинять громкие речи, что буду произносить перед мамой. Лишь бы переговоры вовремя, иначе накладка получится — мама и Алексей подойдут к переговорной кабине одновременно.
Через десяток минут — конец неопределённости. Я вскочил с места и ринулся в переговорную кабину.
Две минуты — так мало! Я залпом маме говорил хорошо питаюсь мне тепло уютно всё превосходно люблю-целую ах да немного заработал остальной заработок можно получить в сентябре если что сама получишь вдруг домой не приеду не беспокойся если не вернусь значит нашёл своё счастье здесь да-да семейное здорова ли ты как дома люблю целую любимая мамочка… Прости за всё! Лишь до свидания не сказал.
Всё! Совесть чиста!
Переговоры с Алексеем я заказал от вымышленного лица. Он удивился, услышав мой голос.
— Как… ты? Во Владивостоке…
— Алексей, знаешь… Я, наверное, останусь здесь, на Дальнем Востоке, навсегда. Если не вернусь, то знай: я нашёл место в жизни, нашёл свой рай.
— Я был бы рад за тебя, если…
Пока он думал, что — если, я быстро заговорил:
— Если к сентябрю не вернусь, скажи, пожалуйста, моей маме, что я счастлив и, когда всё устроится, сразу сообщу. Только раньше сентября никому ничего не говори.
— Почему об этом должен говорить я? Неужели сам не позвонишь?
— Может, позвоню, но там телефона может не оказаться. Скажи лучше, как Николай Васильевич, как Денис.
— Сессию закончил, вместо стройотряда на ремонте универа повкалывал. Теперь почти никого не вижу: рыбалка, грибы, ягоды, огород, чтение на природе. Ходил однажды рыбу ловить с Николаем Васильевичем и его сынишкой Васей.
— Помнишь, Николай Васильевич что-то про гонорар говорил.
— Гонорар? Да-да, выплатили. Говорит, с такой задержкой, что деньги обесценились. Он по мелочам на семью да на дом потратил.
— Ну, а как ты на своём прекрасном острове?
— Каком острове?
— Алексей, не притворяйся! У тебя есть прекраснейший островок в этом постылом мире. Это — твой дом! Островок прекрасной музыки и книг с прекрасным садом среди моря пошлости. Остров тишины и покоя среди скрежета трамваев и сердитого бренчания электрогитар.
Алексей несколько секунд молчал, потом спросил:
— Как отпоэтизировал мой дом… Уж не нашёл ли ты себе такой же островок во Владивостоке?
— Представь себе: нашёл! Такой остров, что тебе и не снился.
— Ужели жениться собираешься?
— П-почти…
— И где этот остров?
— Нет острова… Я тут же его потерял… Но надеюсь ещё на одну попытку… Это самый настоящий остров, потому-то сомневаюсь, что смогу домой дозвониться. Алексей, поплыли со мною на остров?!
— Выдумал…
Скучный женский голос в трубке равнодушно сообщил, что время переговоров истекло, что я могу продолжить, если…
Я повесил трубку. Главное сказал. На самое важное не хватит и дня.
Возможно, стоило продлить переговоры на минуту. Может, он бы составил мне компанию. Но за секунду решиться на крутые перемены в жизни немыслимо. А главное — у него есть собственный реальный остров в шесть соток. Потому прозвучало это “выдумал”.
Я вышел на улицу и стал обдумывать положение.
Есть лишь одна определённость: тени забытого мира тревожить не хочу, устроиться на корабль нереально, надежды на чудесную встречу с Николаем Васильевичем и Алинёнком точно не предвидится. Значит, снова плот… Только не проплыть между Китаем и Японией, между Японией и Сахалином…