Антон Семёнович Макаренко - наш отечественный (украинский!) педагог и писатель - официально внесен ЮНЕСКО, наряду с Дьюи, Кершенштейнером и Монтессори, в четверку асов педагогической науки, определивших метод, направление и стиль педагогики ХХ века.
Есть чем гордиться, правда?
Ещё не так давно фамилия Макаренко звучала столь же впечатляюще, как имена Горького и Мичурина, Чкалова и Стаханова, Папанина и Довженко… Сегодня же он и почти все, кто перечислен выше, кроме Александра Довженко, объявлены в нашей омайданенной Батькивщине "вредным пережитком коммунистической тирании". Им сносят памятники, объявляют агентами НКВД, придумывают всяческие прегрешения перед Украиной. Макаренко сделали изгоем только за то, что расцвет его педагогического таланта и деятельности на поприще педагогики пришелся на советскую эпоху.
Странно только, что при жизни Антона Семеновича большевистские идеологи все больше критиковали за «несоветские» методы воспитания и лишь после смерти возвели в икону социалистической педагогики. А вот прагматичный Запад именно сегодня, в наши дни, его теории взял на вооружение: в условиях всемирной глобализации макаренковская модель творческого коллектива, состоящего из творческих индивидуальностей, основанного на демократическом правлении и как результат дающего высочайшую производительность труда, оказалась чрезвычайно актуальной.
Подтверждением этому могут служить как многочисленные научные конференции по педагогике Макаренко, проводимые из года в год в различных европейских и американских университетах, так и востребуемость его произведений.
Поразительно, но только «Педагогическая поэма» Макаренко издана за последнее десятилетие на различных языках в странах Евросоюза тиражом около двух миллионов экземпляров. В Германии, например, труды нашего педагога вышли в двадцати томах! Общий тираж его произведений в мире за все время составил почти сто миллионов!!! А у нас, в Украине, памятники Макаренко уже стоят в очереди под снос. Какие уж там книги в не читающей вот уже тридцать лет стране...
Можно, конечно, и порассуждать об Иванах, родства не помнящих, и вспомнить пророков, которых в своем отечестве, как известно, нет. Тем более что педагогических проблем в нашем обществе, радостно отказавшемся от вчерашних достижений и идеалов, но так и не обретшем ни новых достижений, ни приличных идей в раздираемом противоречиями и войной сегодня, предостаточно. Да не о том речь. Просто стыдно за страну, опущенную на дно хуторского невежества при при таких-то корнях, культурных традициях и деятелях, выброшенных ныне на помойку.
Поэтому хочу просто помянуть Антона Семеновича, который был не только писателем и педагогом, а еще и интереснейшим человеком. И были ему не чужды ни сомнения, ни безумные порывы, ни романтические озарения. Вот только таким до недавнего времени его не знал никто. Так что знакомьтесь: Макаренко, каким он был на самом деле.
Брат беляка
Отъявленный книгочей, он смолоду боготворил Горького и Ницше. И был одержим мечтой о сверхчеловеке. Идеей «облагородить человечество», освободить его от пут морали тогда бредили многие умы. Однако под «сверхчеловеком» Макаренко подразумевал не жестокую личность, готовую подтолкнуть слабого собрата к пропасти. Ему больше нравилась гуманистическая горьковская теория: «Все – в человеке», «Человек – это великолепно, это звучит гордо…», «Уважать человека – не жалеть, не унижать его жалостью – уважать надо!».
Кстати, неслучайно еще в 1910 году сын полуграмотного украинского маляра, провинциальный фантазер Антон Макаренко одним из первых в Российской Империи загорелся идеей создания скаутских отрядов, которым покровительствовал сам Николай II. Скаутинг, с его пропагандой физического совершенства и спорта, познания ремесел, единения с природой и строгих моральных принципов справедливости и дисциплины, впоследствии стал теоретическим базисом воспитательной системы, основой которой Макаренко сделал свой «коллектив».
Безусловно, идеи буржуазных скаутов, многое из которых, кстати, взяла на вооружение и советская пионерская организация, были у Макаренко своеобразным «черным пятном» в воспитательной методике, за что поборники большевистского воспитания не раз ему и пеняли. Но принципиальный Антон Семенович от «полезного буржуазного опыта» открещиваться не хотел, о чем открыто и заявлял своим партийным оппонентам.
Однако иную свою связь с буржуазным миром он хранил в строжайшей тайне: лишь недавно стало известно, что у светоча советской педагогики имелся младший брат-белоэмигрант. Во время гражданской войны Виталий Макаренко угодил в деникинскую армию, воевал против красных и петлюровцев, попал в Крым, а в итоге обосновался в Париже, где с годами купил фотоателье. В России у Виталия остались жена и дочка Олимпиада. Мать ее отчего-то не признала, и Антон Семенович воспитывал племянницу в собственной семье. Одно время Макаренко-младший переписывался с Макаренко-старшим.
Виталий Макаренко скончался во Франции в 1983 году. Перед смертью отставной поручик и кавалер ордена Святого Владимира успел оставить мемуары, в которых открыл много неизвестных подробностей о своем брате Антоне Семеновиче.
Его звали Тося
Оказывается, Антон (в семье - Тося) в детстве подвергался всевозможным издевательствам со стороны ровесников. Соседские хулиганы присвоили неуклюжему подростку уничижительное прозвище «граф Антошка Подметайло» и развлекались тем, что незаметно привязывали к его ноге то полено, то консервную банку, а однажды даже привязали дохлую кошку. В день рождения малолетние мучители как-то поднесли ему букет цветов, посыпанный мелким перцем: «Антоша, понюхай, какая роскошь!». Тот вдохнул… и долго чихал, вытирая слезы…
Неудивительно, что юный романтик и Робин Гуд в душе страдал от этих грубых розыгрышей, постепенно отдалялся от общества друзей, впадая то в меланхолию, то в мизантропию.
В уныние повергала юного Макаренко и собственная внешность: невысокий рост, небольшие близорукие глаза, казавшиеся еще меньше за стеклами очков, а главное – выделяющийся на лице крупный нос. «Мой нос, как говорится, Бог семерым нес, а мне одному достался», - сетовал будущий педагог.
Эта беда Антона в юности была воистину убийственной - ведь он оказался ужасно влюбчивым. Каждые полгода сей провинциальный донкихот (или донжуан?) увлекался очередной дульцинеей. Ему очень хотелось нравиться.
Макаренко, по свидетельству его брата, «влюблялся не как-нибудь платонически, но обязательно требовал взаимности». Так, весьма серьезные отношения сложились у него с соседской девушкой Полей Мироновой, на которой семнадцатилетний Антон решил жениться, едва поступил преподавателем в железнодорожное училище. Вышел жуткий скандал: родные жениха и невесты были категорически против этого скоропалительного брака. Юный влюбленный впал в экзальтацию, обещал застрелиться. К делу подключились коллеги по работе, в том числе – священник Григорович, преподававший в железнодорожном училище Закон божий. «Подумайте, Тося, вам только семнадцать лет, вы встретите еще много прекрасных девушек и женщин и всегда успеете сделать свой выбор, - твердил батюшка потенциальному самоубийце. – Приходите к нам. Матушка будет рада вас видеть… она женщина и сумеет вас утешить». И «матушка» Елизавета Федоровна действительно утешила страдающего Тосю…
С Елизаветой Федоровной учитель русского языка, черчения и рисования Антон Макаренко бежал в Полтаву. Не будучи официальными супругами, они жили врозь. Макаренко обожал подругу, однако не переставал регулярно влюбляться в других женщин. Иной раз даже самым водевильным образом флиртовал с уездными красотками прямо на глазах своей «половины». Как ни странно, Лиза не проявляла ни малейших признаков ревности.
Альянс Макаренко с Елизаветой Федоровной длился почти двадцать лет, при том что она была старше его лет на восемь. На излете этого романа, в середине двадцатых годов, Антон Семенович с иронией писал Виталию: «…у нее полезли наружу атавизмы старой поповской семьи: скупость, жадность и оскорбительная мелочность. Она обзавелась десятком кошек, и у нас во всех комнатах стоит удушающий запах, вернее, вонь…». Увы, конец многих романтических историй, бывает одинаково неромантичен.
Сеятель разумного, доброго, вечного
Все тот же Виталий свидетельствует: «Он никогда не был то, что называется жизнерадостным человеком… всегда был сосредоточен, замкнут, серьезен, порою даже грустен и молчалив. Это было его нормальное состояние».
Хотя знакомые дамы над ним посмеивались, называя «сплошным недоразумением», Макаренко во всех отношениях, кроме любовных, вел себя по-мужски. «Никто и никогда не мог сбить его с толку в вопросах порядочности и профессионального долга», - пишет Виталий.
Однажды на заре карьеры Макаренко открыто обвинил во взяточничестве нового заведующего Крюковским училищем. «Дошло до суда, - рассказывает брат. - В итоге Тосе после всех разбирательств даже работать в Крюкове не давали. В 1911 году по собственному прошению он был переведен в железнодорожное учебное заведение при станции Долинской».
Несговорчивый, бескомпромиссный Антон Макаренко еще в юности бесповоротно рассорился с отцом. А все из-за той самой «матушки» Лизы Григорович. Антон не желал отказываться от любимой, но и жениться на ней не мог: священникам запрещалось разводиться, и Лиза формально всю жизнь оставалась супругой Григоровича, не имея возможности сочетаться законным браком. Отец даже мысли не допускал, чтобы молодые жили под его крышей «во грехе», и отказал сыну от дома.
Столь же упрямым, как с папашей-маляром, Антон Семенович был и с чиновниками из органов народного просвещения. Сколько ни гнобили его в советские времена, сколько ни уличали в несоветских методах воспитания, он не отступался от своей системы. И это при том, что травля Макаренко организовывалась в самых верхах – возглавляла кампанию Надежда Константиновна Крупская!
Вот что писал Антон Семенович в одном из писем будущей жене: «Читали «Комсомольскую правду» от 17 мая, как меня Крупская разделала? Я начинаю приходить в восторг – шельмование во всесоюзном масштабе. Опять подняли безобразный крик по поводу моей колонии, грозили прокурором, междуведомственной комиссией, еще чем-то… Мне это надоело. Они добьются-таки того, что меня посадят так, за здорово живешь, только потому, что я не хочу кланяться всяким сумасшедшим».
В двадцатых годах одной из главных проблем молодой советской республики стали беспризорные дети. У подростков, оставшихся без родителей, не было иного пути, кроме уголовного. Противопоставить этому власть могла лишь создание колоний для малолетних преступников. В эти учреждения свозили «трудных детей» со всех концов страны. Что с ними делать дальше, знал только Макаренко.
Антон Семенович был начальником двух колоний для малолетних преступников: сначала в селе Куряж в Харьковской области, потом в самом Харькове. Первая была сельскохозяйственного типа, вторая – промышленного. Первая действовала под эгидой Наркомпроса, вторую курировали чекисты. В первой Макаренко завел свиноферму, привлек спецов—хозяйственников из числа «бывших», которые грамотно поставили дело, так что трудные подростки стали неплохо зарабатывать и на соответствующем уровне жить. (Вот откуда обвинения в несоветских методах воспитания). Во вторую, харьковскую, педагог улизнул, чтобы стать недосягаемым для клики товарища Крупской.
Но на свою беду он и в этой «коммуне» поставил дело перевоспитания на прочную экономическую основу: ребята наладили выпуск электросверл европейского уровня, а потом освоили первый советский фотоаппарат – легендарный ФЭД (аббревиатура от названия колонии – Феликс Эдмундович Дзержинский). И тогда кураторы-чекисты быстро сообразили, что если на основанном Макаренко заводе будут работать не малолетки, а взрослые профессионалы, то производство резко возрастет.
Макаренко был возмущен: «Мы здесь не фотоаппараты делаем, а людей!». Но его аккуратно отодвинули, а со временем снабдили почетной грамотой и отправили служить в Киев, в главное управление НКВД, что служит теперь поводом для доморощенных украинских "исследователей" обвинять педагога в том, что он был "засекреченным офицером НКВД". На самом деле Антону Семеновичу вменялась обязанность как педагогу контролировать двенадцать трудовых колоний Украины, но только не свое детище – харьковскую коммуну имени Дзержинского. Там уже управлял новый начальник, вытравивший все «белогвардейские штучки», в которых обвиняли Макаренко многочисленные доносчики.
Личное счастье
В официальный брак он вступил только в сорокалетнем возрасте. Его супругой стала Галина Салько – красивая женщина, уже побывавшая замужем за крупным функционером украинского Наркомпроса. Галина Стахиевна и сама работала в системе просвещения. Более того, в 1927 году она была направлена в колонию Макаренко с инспекцией - дабы выявить его нарушения и вывести «контрреволюционный элемент» на чистую воду. Однако ознакомившись с жизнью питомцев колонии и методами работы с ними Антона Семеновича, она стала его союзницей.
Свой выдающийся педагогический опыт Макаренко описал в многочисленных сочинениях. В 1934 году он был принят в Союз советских писателей. Когда Макаренко, насильно отлученный от работы с детьми, не выдержал нудной чиновничьей лямки, Горький помог ему перебраться из Киева в Москву. К сожалению, здесь Антон Семенович прожил лишь два года, фанатично занимаясь литературным трудом. В апреле 1939-го неуемный курильщик скоропостижно умер от разрыва сердца прямо в подмосковной электричке, по пути за город, где он присмотрел дачку. Ему был пятьдесят один год.
Впрочем, проживи Макаренко чуть дольше, он мог оказаться в ГУЛАГе: в НКВД уже было оформлено дело на педагога.
Утешает одно: Макаренко умер счастливым. Он очень любил жену и в одном из писем писал незадолго до смерти: «С этой женщиной я наконец-то почувствовал, что счастлив». Не омрачало Антону Семеновичу жизнь и предчувствие, что в родной незалежной Украине его через несколько десятков лет обольют грязью и сочтут "врагом нации".