13. Часть 3 Меркакнтильный интерес. Миссии А

Виктор Гранин
                "Нежные прикосновения этой стервы Дженифер"

Продолжение от:
1.  http://www.proza.ru/2016/02/28/272
2.  http://www.proza.ru/2016/02/28/335
3.  http://www.proza.ru/2016/02/28/642
4.  http://www.proza.ru/2016/02/29/495
5.  http://www.proza.ru/2016/02/29/2456
6.  http://www.proza.ru/2016/03/02/264
7.  http://www.proza.ru/2016/03/03/2439
8.  http://www.proza.ru/2016/03/04/242
9.  http://www.proza.ru/2016/03/05/634
10  http://www.proza.ru/2016/03/05/657
11. http://www.proza.ru/2016/03/05/1330
12. http://www.proza.ru/2016/03/05/1785


Высота Гастропода.  Некоторые  мои телодвижения, отмеченные на склонах  горы.

     Разумеется, это была гора, в достаточной степени особенная, тем, прежде всего, что составляет собой отроги хребта Золотой, так же как и горы Марии да Иоанна,  дающие мореплавателям, возжелавшим посетить весьма отдалённые эти берега, хорошо приметные ориентиры,
 Гора Иоанна ( Ш. 64;50'N, Д 178;10'О)  высотой 1012 м.  является наиболее высокой среди гор хребта Золотой, она имеет острую вершину, выделяющуюся среди гор, поэтому её легко отличить. Летом гора Иоанна часто бывает закрыта облаками и туманами, но в ясную погоду она видна за 65-70 миль и служит хорошим ориентиром при подходе к Анадырскому лиману с юга и востока.
Гора Марии ( Ш 64;42'N, Д 177;51'О) высотой 361 м расположена в 1,6 мили к NNО от мыса Константина и является самой южной из вершин хребта Золотой. Гора имеет плоскую вершину с грудой больших скал на ней. Эта груда скал издали похожа на шишку. Южный склон горы Марии почти от вершины спускается крутым и скалистым обрывом, ниже которого он идёт к мысу Константина более полого. Гора Марии  является хорошим ориентиром при подходе к Анадырскому лиману и при плавании в нём. В ясную погоду она открывается с расстояния около 35 миль.

 Однако, особенность - избранной для продолжения своего повествования горы, в лоции не указанной,  - была не совсем такая, как  у горы Иоанна, или горы Марии, и уж конечно же не как у горы Фудзи, здесь упомянутой по причине совершившегося во мне разгула  фантазии ассоциативного свойства,  начало которому положило название вершины, в непосредственной близости от которой и происходили выделенные мною движения, о которых, собственно и пойдёт речь. Название, или одно из названий,  этой сопки было – Улитка. Но само звучание этого слова, а, больше того смысл, заложенный в нем,   вначале  показалось мне низменным, и я по какой-то прихоти выбрал латинизированный ему эквивалент: улитка- gastropoda - гастропода; второй ступенью ассоциации стало всплывшее напоминание о строках хокку:
katatsuburi soro-soro
nobore fuji
no yama
тихо-тихо ползи,
улитка, по склону Фудзи,
вверх, до самых высот

моего попутчика по поэтическим странствиям вокруг да около - Кобаяси Исса, тем более, что привязанного ко мне крестьянским  нашим происхождением.

Научная классификация  улиток такова, что они есть царство: животные; подцарство: эуметазои; раздел: билатеральные; подраздел: первичноротые»; тип: моллюски; класс: брюхоногие; латинское название Gastropoda Cuvier, 1797.
Ба, да мы с ней из одного же царства! Животного.

Итак, всё срослось в каркасе темы: крестьянское происхождение двух авторов; их поэтический кураж; улитка, вообще не чуждая мне, да и ему тоже; горные склоны, нас с улиткой соединяющие интимным нашим смыслом
Но мне пора заканчивать своё блуждания в бесконечности ассоциации, и вернуться на тропу заявленного сюжета, где мне остаётся только заполнить пустоты выстроенного мною каркаса темы историями о конкретных своих военных похождениях на путях Улитки, чтобы предстать перед всем миром, так же как и наши чатлане, собеседники форума, неким героем времён, простирающихся из сумрака лет  к подножию дней текущих, чтобы оттуда начать своё виртуальное восхождение к вершине, зная наперёд, что за вершиной этой, сколько бы она не была блистательной, всегда  одно - только  вниз; и сомнительно - чтобы когда-нибудь ещё для себя – выше по склону горы уже другой.

 Прегрешения пулеметчика, нестойкого к тяготам службы. Точка 7

Ещё совсем недавно мы, как карлы, пахали в навигацию на разгрузке судов с грузами снабжения – уж чего там только не было:  от коровьего сена в тюках до разливанного моря настоек да наливок, включая и совершенно непонятного назначения грузы в таре номенклатуры главного инженерного управления.
Но вот, к концу августа года 1968, кто-то там на кого-то напёр и международная обстановка, в очередной раз, обострилась. Уровень боеготовности части, естественно увеличили, а так как наша учебная рота ещё была не у дел, то нас подняли по тревоге и трюхающей толпой переместили на опорный пункт обороны 2-го КПП. Там, прямо от развилки дорог к порталам  возвышался скалистый кряж, дальше сливавшийся со склоном горы, я назову её сейчас ещё раз - Гастропода.  По верху этой скалы нашими предшественниками были выполнены небольшие углубления, долженствующие изображать окопы и траншеи. Эти, с позволения сказать, фортификации охватывали кряж подковой, на одном конце которой был оборудован навес из веток ольховника, где старшина хранил ротное имущество – лопаты, метла – на случай боевого применения; другой же конец подковы оканчивался обрывом, весьма удобным для размещения пулемётного гнезда. А, так как  к пулемёту был приставлен я, то мне надлежало находиться здесь при любых условиях обстановки, другими словами – стоять на смерть!.
Должен сказать, что подъём по тревоге совершался при нашем участии уже не раз, и основной опыт, быстро приобретённый в результате таковых манёвров, говорил о том, что часа через два  - аккурат к обеду – всё закончится ( ибо ни в чём – на наш взгляд - так более не преуспел наш командир, как в заботе о том, чтобы солдат был накормлен вовремя - за что ему особенный респект и уважуха на вечные времена). Но время шло к обеду, а мы всё ещё занимали позицию; потом пришла машина с едой и посудой, и нам оставалось дожидаться сумерек – уж к ужину то точно будем в казарме.
Закатилось солнышко, и наступил августовский  дубак. Окоп мой был один из самых глубоких – почти что в полный профиль. Левая его сторона была представлена каменной стенкой, а правая  - продолжалась в траншею. Так вот, я начал обшаривать окрестности на предмет нахождения  чего-либо подобного стройматериалам. Добычей моей вскоре стала пятилитровая жестяная банка да штук пять жестяных же литровых банок; их я инстинктивно не стал распускать в полосы, а приберёг на всякий случай; нашлись так же несколько веток ивняка, две картонные коробки – всего этого оказалось достаточно, чтобы выполнить монтаж перекрытия; далее, нарезав сапёрной лопаткой дернины, я довёл перекрытие окопа до совершенства, в тайне надеясь на то, что вот-вот прозвучит, наконец, команда - «Отбой тревоги!».
Но, вместо этого нам привезли ужин.
Мои контакты с внешним миром ограничивались только пересудами с соседом справа – дальше,  командирам, я напоминать о себе не рискнул, а те же не проявляли ко мне никакого интереса, и неопределённость моего положения всё нарастала.
Настала ночь и похолодало ещё больше.
И тогда я, с помощью штык-ножа, довольно быстро изготовил из предусмотрительно припасённого железа подобие жестяной печурки и коленьев трубы. Достаточно насобирав  в округе сгораемого мусора, я возжёг огонь, так чтобы он не был заметен со стороны.
Слух о совершённом мной насилием над природой вещей дошёл до командиров уже под утро, и – сразу же после привезённого завтрака – мне было приказано сменить позицию, переместив свою огневую точку в  середину фронта обороны.
Взошло солнышко и стало пригревать воинов, да  навевать на них  дремоту. Выставив своё оружие сошками на бруствер, и оставив в поле зрения только лишь приклад ручного своего пулемёта, я урывками стал то подрёмывать, а то отмечать наличие оружия.
Очнувшись в очередной раз, я с удивлением обнаружил отсутствие пулемёта. Судорожный на эту тему опрос соседей по оружию выявил только факт изъятия его командиром взвода.
Обратиться прямо к капитану Кукушкину было мне неловко, и я стал думать.
Думать пришлось недолго, ибо аналитического материала было, в общем-то, немного. Спрятать изъятый у меня пулемёт было негде, кроме как…
Ползком, используя складки местности, я прокрался к старшинскому хранилищу и там, среди мётел и лопат обнаружил потерю.
Так же скрытно вернувшись на позицию, я восстановил развёртывание боевого оружия; но теперь уж дремота оставила меня, так что я заранее заметил приближение к себе капитана и приготовился к дальнейшему развороту событий.
-Ну что, разъе... – начал было, да сразу осёкся командир – проспал оружие?
- Что за нелепый вопрос – думаю себе, а сам отвечаю – Никак нет, товарищ капитан – вот же он!
Ну, смотри у меня! – не вполне определённо, то ли пригрозил, то ли просто присоветовал мне бывший суворовский воспитанник Кукушкин, с чем и удалился в рассуждении, чем бы полезным занять своих подопечных.
События в центре Европе ещё только  начинали разворачиваться, и на вторые сутки нас  разместили на отдых уже в спальном помещении 2 КПП. Но это был не сон, а мучение, потому что его врезка в теплотрассу, уходящую огромным серебристым удавом во глубину подземелий была не отрегулированной и от регистров отопления шёл нестерпимый жар – уж лучше бы я при своей печурке провёл и эту ночь на свежем воздухе.
На следующий день нас ждало развлечение: командир роты приказал углубить его командирский блиндаж; мы весело кинулись собирать топливо, да раскладывать по площади скального пола, затем подожгли этот большой костёр, который горел долго и весело (интересно зафиксировали ли это событие американские спутники? И если да, то, что их хозяева подумали по этому поводу? Странный вопрос – не правда ли? А вот пришёл же на ум ещё раз, когда много лет спустя довелось мне наблюдать как мобильный комплекс «Тополь» остановился в нерешительности прямо в черте города перед, неожиданно возникшей на маршруте его движения, подвеской троллейбусных проводов; видел я, как засуетились офицеры из группы обеспечения движения, как выломали из оказавшегося  - на их удачу! - поблизости забора, длинную доску; и как поднимали ею нависшие провода, пропуская под ними грозную боевую машину.
 – С этими парнями не соскучишься! – должно быть подумали тогда наши закадычные противники, глядя в экраны своих мониторов.
А в тот августовский день, когда огонь костра прогорел, мы стали плескать на разогретые камни водой из бачков. Камни эти слегка пошипели, и взрыхлённой, таким способом, породы удалось нам выкинуть лопат с десяток. На этом горнопроходческие работы были прекращены, нас построили, проверили сохранность оружия и снаряжения, да строем – но едва ли с песнями - мы прибыли в солдатский наш клуб, где нам пробубнили что-то невнятное про предотвращённую таким образом угрозу завоеваниям социализма в братской стране.
Дальнейшая наша жизнь протекала долгое время  уже без особенностей.
Если не считать некоторых событий в жизни родной войсковой части, потребовавших активизации моего в них участия, каковые я высокопарно назову словом "Миссия".

Миссия первая. Дозор на высоте. Точка 1

Это было круто.
 
Сама вершина просматривалась снизу  - рукой подать. Но камни её выветрелые, образовали чередующиеся по склону мощные пролювиальные валы, так что один за другим  вставали они на нашем пути, как укреплённые линии обороны, и нам приходилось цепляться за края глыб,  шаг за шагом проползая по ним, буквально навьюченные грузом снаряжения, топлива и оружия, чтобы, наконец, оказаться один на один с, открывшейся с горной высоты, картиной, на которой запечатлены были раскинувшиеся от края до края земли морские пространства.

Впечатление от этого открытия было настолько тогда всеобъемлющее,
что вспомнить сейчас - какое же время года было тогда память не позволяет ,
 а признание приемлемости таковой слабости в свою очередь открывает воображению путь в простор произвола:
-чаще всего предстаёт предо мною уходящая в мир космических холодов  ледовая равнина, вся изборождённая наползающими друг на друга торосами. Они подсвечены тёмно-багровым светом стылого светила, но на гранях своих играют слабо розовеющей неожиданной белизной, переходящую в темную синь теневой стороны. Ничего из живого не может находиться там - только беспредельное продолжение вселенной, в свою - не вполне произвольную - точку наблюдения которой занесла судьба субъекта, идентифицируемого сейчас как Я;
-а то привидится мне только спокойная синяя рябь под безоблачным небом - и эта скупость природных форм открывает дорогу потаённым моим представлениям от глубин сугубо эмоциональных, наполненных домыслами и фантазиями, до самых что ни есть реальных, где видно как пасутся в пучине вод неприятельские субмарины, а за ними гоняются наши подводники, озабоченные, так же как и я,  выполнением поставленной боевой задачи.

Но об этом позже.Сейчас же  объяснимся по поводу нашего появления в этих местах.

Нас было трое, избранных по  не просматриваемым из отсеков собственной природной аналитической лаборатории, критериям - а уж кто именно, кроме меня были двое моих напарников - не припомню, но не отстранять же их, на этих основаниях, от соучастия в делах минувших дней, и мне всё же удобнее объединить их всех, вместе со мной, в одно целое - которое и есть ваш покорный слуга.

Тогда же кому-то надобно было срочно вознести горе крест не нами измышленных условностей.

А дело в том, что совершающаяся в те поры игра военными мускулами отечественного организма всякий раз затрагивала и наш отдалённый гарнизон.
Сначала Узел связи, скромно размещавшийся в домике, ничем не выделявшемся среди прочих типовых строений жилого гарнизонного городка, вдруг начинал принимать по глубоко законспирированным каналам ценные указания о выведении части на боеготовность более высокого уровня. Порой этот уровень и выводить-то  дальше уже не куда было, тогда нашему командованию начинали являться фантазии, что бы этакое предпринять, чтобы было о-го-го!..
Отголоском одной из этих исканий и явилась благая идея оборудовать на одной из окружающих высот некое оборонительное сооружение.
А так как доставка необходимых для этого строительных материалов на выбранную  точку представляла собой серьёзную проблему, то ограничились тем что, выделенные для реализации этой идеи, воины приволокли лёгкую досчатую дверь, узкую оконную раму и печурку из кровельного железа.
Подневольные исполнители этих трудов, оказались столь ретивы, что в дополнение к сему припёрли по горной крутизне ещё и предмет излишества - обыкновенную кровать с панцирной сеткой и никелированными головками.
 Всё это немногочисленное оборудование было встроено в хижину, сложенную из подручного материала, изобильно представленного вокруг в виде крупных обломков коренных пород.
Измерения этот укреплённый пункт имел минимально возможные для размещения внутри себя человеков среднего роста, численностью как раз нами и составляемой.
Ещё сюда была прокинута телефонная пара полевого провода. Присоединяемый к ней телефонный аппарат образца ещё военных лет доставлял нам некоторые неудобства, необходимостью время от времени отвечать на запрос командира - не пришёл ли нам   толстый писец.
Ещё у телефона имелось одно весьма соблазнительное свойство: пройдя несколько коммутаторов со сверхсекретными, тщательно сохраняемыми от широкого круга военнослужащих, но известными каждому,  позывными  - можно было созвониться со своими родственниками, хотя бы они и проживали на другом конце суперконтинента, а потом уж пойти под трибунал.
Но идти туда не хотелось, и позывные эти мотались в дурных наших головах мусором сомнительного назначения.

Так что, без угрозы окочуриться, прожить на этой высоте легко можно было  пару-тройку суток.

Тем более, что пищу дозорным доставлял несчастный суточный наряд при любых обстоятельствах, правда не чаще одного раза в сутки - но помногу: взводные котловые бачки доставщики доставляли в хижину не расплескавшимися  и наполовину, а уже опорожненные высокогорными дармоедами - спускали вниз.

Задача дозорным нашей группы не была поставлена - видимо по небрежности,- но  вытекала со всей очевидностью из самого расположения укреплённой точки.
Следовало, видимо, вести наблюдение за окружающей местностью, и своевременно докладывать вниз о всяком нарушителе царящего вокруг безмолвия. Ни человек, ни зверь не способен был незаметно перемещаться в поле нашего зрения в радиусе нескольких километров, а уж техника наземная и совершенно не способна была преодолевать первозданное бездорожье этих мест.
Против воздушных же целей действовала скрытые в наших окрестностях  серьёзные силы противовоздушной обороны.

Так что дозорным оставалось только предаваться разврату, исходя из своих предпочтений, их которых картёжная игра являлась наиболее распространённой на сложившемся уровне доступности.
Но сам вид игральных карт вызывал у меня чуть ли не рвотную реакцию, и тут уж я не мог поддержать своим соучастием воинский коллектив. Да, впрочем, меня к этому и не понуждали, давно уже смирившись со всеми моими чудачествами.

А уж то, что творилось там, в  непроницаемых для сухопутного глаза, морских глубинах - нас не касалось никаким боком.

Так что я, с лёгким сердцем, мог выйти, когда это заблагорассудиться, из тесной хижины и, в гордом одиночестве, сколько угодно, бродить по вершине, предаваясь неспешным размышлениям.

Ну, да! Ну, да!  Эта вот денудация палеогенового эффузивно-метаморфического комплекса, она заполнила малую ёмкость долины Смерти,  сформировав склон с углом близким к  естественному откосу; а вот, противоположный, южный склон уходит в сторону моря с его неограниченной ёмкостью для отложения осадков, и поэтому склон обрывист, почти отвесен; и последнее это обстоятельство будит у разместившегося на краю скалы наблюдателя пространные рассуждения.
В былые времена море находилось далеко от этих мест. И там, где сейчас пучина морская - была суша, по которой вот эта река уходила далеко, смыкаясь своей долиной с долиной Юкона, объединяя эти места с американским континентом.

Эта вот палеогеографическая реалия, она - разве что  в страшном сне - может  привидеться нашим правителям, которые мыслят далеко и глубоко, но далеко не глубоко конспиративно. Подсознательное, видимо   довлело над ними в тот момент, когда они приступили к разработке тайной операции по доставке ядерного оружия на остров Свободы. Известно, что операция эта получила название Анадырь, а по мне так логичнее было бы дать ей название Анадырь-2 ибо был уже, Анадырь-1, - вот он - лежит предо мною: Гудым, Анадырь1, Спецобъект Портал - крупнейшая ядерно-техническая база страны.
Таким образом обложили бы мы империалистического зверя с двух сторон,( здесь Анадырь1, там, на Кубе - Анадырь другой) тут бы ему, супостату, и долгожданный кердык, да  эти суки, двое маршалов страны, выдали секреты родины через негодяя полковника.
Вот он то и выложил  тупым этим америкосам, через более интеллектуально развитых британцев, выданные ему для этого случая  достоверные документы, смысл которых был примитивен - Не ссыте, парни, это всё бред нашего лысого,  а, точнее, блеф; ничего существенного для нанесения  вашей стране сокрушающего ядерного удара у нас нет, потому что мы как та тощая корова, у которой, хоть и имеется хвост, и имеется то, что имеется под хвостом,  да ещё есть вымя,  только сама она едва держится на ногах.

Поняли тогда намёк американцы - тут и кризису конец, а наших предателей маршалов - по жопе, да - в генерал-майоры, главному же грушнику, правда - авиакатастрофа в небе над Югославией случилась (так и  похоронен с почестями у кремлёвской стены), да полковнику этому крайнему - показательный шпионский процесс с расстрельным приговором.
Славно мы боремся за дело мира?
Вместо того, чтобы покрыть заговорщиков своим презрением, что-то хочется мне сказать им спасибо за то что спасли мир от более чем реальной катастрофы, и, будь на это моя воля, - наградил бы их действительно народной наградой, утвердив за ними славу  героев - вот что требует от нас историческая справедливость, если она ещё имеет для нас какое то значение.
Но, знаю, вместо этого кто-то, в лучшем случае, скажет мне - уж  играл бы ты в карты, да и не лез в эти дела!
Что ж, на людской роток - не накинешь платок; а возможность заткнуть этот роток, чем-то наподобие кляпа, есть не у каждого.

Миссия вторая. Портал 14. Точка 2

И на этот раз задача  была поставлена предельно сжато.
Сразу после  ужина мне следовало выйти за территорию части через первое КПП и, отойдя на  расстояние, достаточное, чтобы сделаться незаметным для постов наблюдения, обогнуть периметр ограждения по склону высоты Улитка; выйдя таким образом на траверс второго портала, спуститься к ограждению, его преодолеть и проскользнув сквозь развёрнутую оборону опорный пункта подобраться ко входу в портал и там имитировать взрыв, якобы доставленного мной, разрушительного фугаса  - простым взрывом взрывпакета. Мне была предоставлена полная свобода действий, лишь бы к назначенному времени я обозначил свои диверсионные телодвижения, чтобы защитники охраняемого объекта могли действовать в обстановке, хоть как то приближенной к боевой.
На выбор моей экипировки – уже мои командиры - наложили ограничения, оказавшиеся впоследствии как полезными, так и существенно усложнившие выполнение поставленной задачи: форма одежды зимняя – спецпошив, валенки обязательны, хотя в сапогах мне было бы надёжнее перемещаться в снежниках горного склона; из оружия – только автомат с одним магазином холостых патронов, без подсумка и штык-ножа (прозорливое ограничение!), и, разумеется, грозные взрывпакеты, да ещё белый масхалат.
Упакованный во всё  необходимое, с только что принятым ужином в желудке и твердой решимостью сделать всё для выполнения поставленной задачи – в душе, я углубился в таинственные покровы ночи, упиваясь предоставленной в моё распоряжение свободой.
Осложнения дали о себе знать, буквально с первых же моих шагов на вольных просторах безмятежно засыпающей страны: во-первых, сама ночь, что называется «была светла», ослепительно сияла полная луна и поэтому расстояние на которое мне нужно было отойти от  постов охраны было довольно приличным, что существенно увеличивало мне путь и осложняло возможность скрытно действовать в контакте с бойцами охранения; во-вторых, уже с первых же шагов, я, что называется, вступил в разлившуюся под белым покровом наледь речушки, которую мне ну никак было не миновать – валенки мои, хоть и не промокли, когда я как козёл прыжками форсировал водоток, но они моментально обледенели на морозе и впредь мне предстояло разыгрывать  батальные сцены в форме балета на льду.
Тем не менее, я продолжал свой путь по склону горы, покрытому сугробами, закаменевшими под натиском  многочисленных уже сеансов пурги. Местами эти сугробы нависали крутыми стенками, и я был вынужден прикладом автомата выбивать ступеньки для громоздких и скользких моих валенок. Так, шаг за шагом, мне удалось взобраться на  перегиб склона, образующий неширокую террасу. По ней я легко домчался до того места, где мне нужно бы начать спуск к ограждению объекта,  видимо уже с нетерпением, ожидающего от меня разрушительной каверзы.
  Но как добиться, чтобы спуск этот был бы управляем мной, когда этот участок склона был крут, снег, его укрывающий, правильнее было бы назвать льдом, в конце его темнели острыми своими гранями россыпи крупных каменных глыб? Буду ползти! – решил я и с осторожностью сделал первые броски, которые закончились тем, что меня стремительно понесло вниз по плоскости скольжения на встречу с каменными надолбами.
Уже совершенно приблизившись к грозящей моему лицу опасности, я инстинктивно перевернулся на спину и, согнувшись в дугу, принял удар молодецкой своей спиной…
…Как только  пришёл в себя, я вскочил на ноги и перебежками устремился по новой это террасе, вдоль ограждения, туда, где  было бы уместно начать выдвижение к самому объекту. Тут мне оставалось совершить спуск, но уже по короткой трассе. Повторяя затею со сползанием, я допустил ещё одну, более существенную, ошибку: мой автомат, зацепившись ремнём за выступ скалы, вырвался из руки и остался на верху, а, я, стало быть был уже внизу  - буквально в нескольких шагах от колючей проволоки и в сотне метров от линии окопов опорного пункта – там пока была тишина, ничто не говорило мне от том, что я обнаружен.
Но автомат! Как же мне его теперь доставать? Сняв рукавицу, я кулаком начал долбить одно углубление для следа за другим, медленно приближаясь к своему оружию. Схватив ненавистный ремень оружия, я кубарем скатился к ограждению и перебежав в сторону от точки  падения, не теряя времени начал осторожное преодоление колючки и сигнализации.

 Я оказался на охраняемой территории перед фронтом обороны опорного пункта при полном лунном  освещении после всех своих манипуляций с обретением утраченного оружия когда до портала  рукой подать а окопы охраны вот они под самым носом и там меня явно обнаружили и уже  выдвигаются навстречу ко мне охотники взять меня в плен я принимаю решение вскочить на резвые свои ноженьки и бегом прорваться сквозь любителей завернуть мне ласты прорваться и вбросить наконец возжённый взрывпакет к дверям портала.

Рассуждая так, я, действительно, вскочил и, действительно, попытался бежать, но военное счастье изменило мне в самый решительный момент – очевидно брюки масхалата не выдержали ударов судьбы и упали вниз, спутав мои ноги. Обездвиженный таким  коварством случая я тут же оказался в руках восторженных стрелков  второй роты, которые отнюдь не надавали мне тумаков, а, напротив того, торжественно препроводили меня в караул, где немедленно напоили  горячим чаем с сахаром и стали думать дальше чем бы унизить своего пленного. Однозначно мне маячила перспектива перемыть полы в карауле - чрезмерная плата за кружку сладкого чая!
От позора здесь меня спас комбат – он затребовал доставить меня к нему на КП.
Вот тут то и обнаружилось моё разгильдяйство: когда я стал приводить свою форму в порядок для представления командиру, оказалось что мой поясной ремень на мне отсутствует. И куда бы он мог деться под масхалатом – то? До сих пор не пойму. Скорее всего он лопнул на мне при ударе спиной о каменные глыбы там, в конце участка скольжения. А так как всё внимание моё было сосредоточено на выборе способа движения вперёд, то обстоятельства утраты мной военного снаряжения ускользнули от меня.
Так, что докладывать комбату о  завершении своей миссии мне пришлось не при форме. Ничего из порицающего меня не сказал он мне, лишь отдал во власть старшины роты, который с удовольствием поиздевался надо мной пока не приказал каптёрщику найти какой-то замызганный ремень из кожезаменителя. В нем я проходил пару суток, пока не решился на самовольное пересечение границы расположения батальона и там, через дорогу, в военторговском магазине купил себе ремень кожаный новый с новой же сияющей бляхой.
Старшина сделал вид, что не заметил метаморфозы и единственная моя самоволка осталась без последствий – и это неплохой повод закончить рассказ о не сосем удачно выполненной мной миссии по нападению на государственной важности, особо охраняемый объект.

Далее http://www.proza.ru/2016/03/06/264