Дима Баландин заглянул к своему приятелю Олегу в его вотчину, на склад комплектующих. Дмитрия всегда поражала способность Олега помнить наизусть все артикулы ручек, опор, четырёхшарнирных петель, направляющих, демпферов, газовых подъёмников и прочей лабуды, которой были забиты полки заведуемого им склада. Они уже не первый год работали на мебельной фабрике кухонь, с невразумительным названием «Кухни рядом», над которым приятели регулярно изгалялись в меру отпущённого им чувства юмора.
- Вот знакомишься ты, к примеру, с девушкой… она тебя спрашивает, - предлагал свой вариант Олег, - «Где работаешь?», а ты, ничтоже сумняшеся, отвечаешь: «В «Кухнях рядом». «Поваром что ли?». «Нет. Снабженцем». «А, понятно. Продукты завозишь». «Какие продукты?». «Съестные». «Куда?». «На кухни». «На какие кухни?». «На те, которые рядом…». И всё! На дно её памяти ты осядешь косноязычным идиотом, снабжающим общепит овощами и полуфабрикатами.
- Или по телефону звонят: «Это мебельная фабрика, которая с кухнями рядом?», - принимал эстафету Дима, - «Да. «Кухни рядом»». «Да это я понял! Фабрика-то где?». «Это фабрика «Кухни рядом»». На том конце абонент начинает подозревать, что разговаривает с неадекватом: «Да мне похрен, что она рядом с кухнями! Как проехать?». «Куда?». «На фабрику». «Кухни рядом и есть…». Короткие гудки. Потенциальный клиент отключился.
Баландин работал на фабрике снабженцем, а Олег кладовщиком. Сначала они пересекались исключительно по работе, а потом, что называется, нашли и другие точки соприкосновения, став с годами если и не друзьями, то уж точно добрыми приятелями.
- Ну что, начальство уже разъехалось, - Дмитрий энергично потёр ладонь о ладонь, - приступим?
- Не пития ради, а исключительно в целях профилактики от изжоги, - Олег наставительно потряс указательным пальцем в воздухе, - которая непременно случиться на корпоративе, если заблаговременно не ублажить желудок солидной порцией алкоголя.
- И не одной! У меня вообще давно сложилось впечатление, что не только «Кухни рядом», но сотрудники уже какое-то время тоже живут рядом, причём в моей квартире, - Баландин изобразил лицом невыносимые страдания.
- Во-во! – согласился Олег, доставая из стола поллитровую фляжку коньяка, - и что характерно, начальство чуть ли не пинками загоняет работников на это, с позволение сказать, мероприятие… Дверь закрой.
- Вот где мы опять собезьянничали с этими корпоративами? От японцев что ли переняли? – Дима запер дверь на ключ, и вернулся к столу.
Олег разлил коньяк по пластиковым стаканчикам:
- Сначала махнём, потом расскажу.
Они выпили, отломили по кусочку шоколадки.
- Где случился первый корпоратив, об этом история умалчивает, - менторским тоном поведал Олег, - но вообще-то вроде бы, как в США. После войны америкосы навязали японским бизнесменам модель пожизненного найма рабочих. Они решили, что с такой отсталой феодальной системой производства Япония никогда не составит им конкуренцию. А в итоге – фигу два. Пожизненно привязанные к компании японцы обладали одним качеством, коего у американских работников не было и в помине - прямо-таки самурайская преданность своей фирме. Чтобы добиться нечто подобного, ушлые янки придумали корпоративный отдых, во время которого все сотрудники компании должны были возлюбить друг друга, и в последующем слиться в производственном экстазе между собой и с хозяевами фирмы.
- Понятно, - покивал Баландин головой, - то-то на двадцать третье февраля бугая сборщика вместе с галстуком от начальника цеха насилу оторвали.
- Я и говорю… Экстаз!
- Хотелось бы сегодня без этого… экстаза.
- Это уж как масть ляжет. Да ты не боись! Нас пролетариат мордасами по столу мутузить не будет, не на той ступени иерархической лестницы мы стоим, - хохотнул Олег.
- Ты машину на фабрике оставишь? – поинтересовался Баландин.
- Ещё чего!
- А как же ты с корпоратива поедешь?
- Шофёра «для нетрезвых водителей» вызову. Мне, в отличие от тебя, ещё в область добираться, - посетовал на отдалённость местожительства Олег.
Приятели допили коньяк.
Дима выглянул за дверь:
- Пора. Народ к выходу потянулся. Наверное, автобусы пришли.
- Поехали, - вздохнул Олег.
Они вышли на стоянку, уселись в машину и выехали с территории фабрики, прощально посигналив охраннику на шлагбауме.
- Всё-таки это хрень какая-то! – возмутился Баландин.
- Ты это о чём? – покосился на него приятель.
- Да о восьмом марта! Я понимаю, двадцать третье февраля! Я срочную служил, ты вообще майор запаса…
- Не майор, а капитан третьего ранга, - поправил Диму Олег.
- Тем более! А это что за праздник? Что, делать женщинам комплименты и дарить цветы только в этот день обязательно, а в остальные триста шестьдесят четыре дня на усмотрение доминирующего пола? Вон, вчера на планёрке, генеральный Ленку с Ксенией Владимировной ниже плинтуса прилюдно нагнул, а сегодня ручки им целовать будет, подарки дарить.
- Этот праздник в 1910 году Клара Цеткин придумала, а официально его утвердили в 1911, на Европейской конференции женщин-социалисток. Ещё к этому каким-то боком и Роза Люксембург подвязалась… А вообще-то этот день как-то связан с иудейским праздником Пурим, в честь подвига Эсфири, жены персидского царя Ксеркса, благодаря интригам которой, по подложному приказу, якобы самого Ксеркса, евреи вырезали семьдесят пять тысяч персов. Другие значимые события связывающие этот день именно с женщинами, историками не обнаружены. Но у меня своё мнение на этот счёт. Ты фотографии этих двух оголтелых феминисток видел?
- Ну… - замялся Дмитрий.
- Берёзу гну! Полюбопытствуй на досуге. С такими физиономиями и один день в году в фаворе побывать – счастье запредельное.
- Откуда ты всё это знаешь, - уже в который раз удивился познаниям приятеля Дима.
- «В далёких походах, в бескрайних просторах» со скуки всё подряд читать научишься! – усмехнулся Олег.
Они, поплутав по улицам, подъехали к ресторану, снятому хозяевами фабрики.
- О! Народ для разврата собрался! – кивнул Олег на отъезжающие автобусы.
Приятели, нарушая регламент, уселись за стол подальше от «княжьего», что позволило им не внимать подобострастно казённым, вызывающим непроизвольную зевоту, речам генерального директора и прочих фабричных шишек.
Они ещё послушали в пол уха пару каких-то по-быстрому отлабавших программу «знаменитостей», а когда начались всевозможные игрища, плавно перешедшие в «ушираздирающий» караоке, абстрагировались от происходящего, и предались задушевной беседе, сопровождаемой обильным возлиянием.
Баландин успел запомнить, как Олег вызвал водителя, как начали расходиться участники «корпоративной оргии», как он улёгся на заднее сидение машины, кутаясь в заботливо предоставленный приятелем «дежурный» плед. Уже сквозь сон, Дмитрий слышал, как они поехали и… И всё.
Проснулся он от холода. Руки и ноги у него затекли, зубы выбивали мелкую дробь, отдаваясь болезненным эхом в голове. Дима даже не сразу понял, где находится.
Баландин бережно поднял раскалывающуюся голову, и огляделся.
«Да это же Олегова машина! - не без труда догадался он. – А что я-то здесь делаю, и что это, собственно, за место?».
Баландин выглянул в окно. Судя по бьющим в стекло солнечным лучам, было уже за полдень.
Дима вышел из машины, хлопнув дверцей. Сигнализация неуверенно пискнула, и дверь заблокировалась.
- Третья улица Строителей дом 25, квартира 12, четвёртый этаж… - посмотрел он по сторонам.
Окружавшие его здания ни коим образом не давали ему представления о его местонахождении.
«А где Олег? - забеспокоился Баландин, - он что, домой не поехал?».
Мозг отказывался работать должным образом. Мысли, подобно стершимся шестерёнкам, дребезжа, несвязанно проворачивались вхолостую: «Может он за пивом пошёл? Какое пиво! Мы что, ночь в машине провели? Лариска меня убьёт!».
Почувствовав требовательный позыв, Дима метнулся к стоящим в ряд гаражам-купе.
«Блин! А если это не Москва? Стоп. Когда я засыпал, водителя ещё не было. Он, скорее всего, меня не заметил, а этот дятел набрался до изумления… Точно! Он про меня забыл, и приехал домой, а я всю ночь в машине так и проспал».
Баландин бросился наперерез какому-то шарахнувшемуся от него мужчине:
- Извините, пожалуйста! Это что за город?
- Ивантеевка… Праздник только завтра, а он уже до беспамятства набубенился, - неодобрительно покачал головой прохожий, и поспешил ретироваться.
«Ивантеевка! Всё сходится», - Дима полез за телефоном.
С телефоном тоже был облом. Он ещё вчера жалобно пищал, требуя подзарядки, а сегодня «сдох». Адреса Олега Баландин не знал.
Дима стал судорожно себя охлопывать в поисках кошелька. Кошелька не было.
«Наверное, в машине обронил… там же блокировка дверей сработала!» - Баландин почувствовал, как паника ледяной рукой нащупывает его горло.
Всё же он вернулся к автомобилю. Стоянка располагалась так, что Олег мог проживать в любой из четырёх высоток, стоящих неподалеку от неё. Вероятность того, что приятель, находясь в состоянии не лучшем, чем сам Дмитрий, сегодня выйдет к машине, равнялась нулю. Искать его по домам, тоже выглядело делом бесперспективным.
Он подумал о Ларисе, наверняка уже обзвонившей всех знакомых, а теперь «прочёсывающей» больницы и морги.
«Положение… Остаётся одно – пропадать», - почему-то припомнился Диме инженер Щукин из «Двенадцати стульев».
Заметив пристальный, жаждущий зафиксировать факт преступления, взгляд старушки, выкладывающей у гаражей, трущимся о её ноги помойным котам какие-то объедки на картонку, Баландин поспешил отойти от стоянки на не вызывающее подозрений расстояние.
Голова нещадно болела. Душа всеми своими фибрами взывала об опохмелке, обещая в случае отказа в желаемом, взбунтовать организм.
Дима вздрогнул, услышав откуда-то сбоку хриплый голос:
- Мужик! Выручи семью рублями. Трубы горят.
Баландин повернулся. Из параллельной реальности вынырнуло густо-сиреневое лицо.
Дима ещё раз пошарил по карманам, выудив горсть мелочи.
- Мне бы тоже похмелиться, - с какими-то заискивающими нотками в голосе обратился он к аборигену.
- Не вопрос, - бросил на Баландина профессионально оценивающий взгляд ханурик, - пойдём.
По жиже из воды и грязного снега они дошли до одной из высоток.
- Здесь подожди, - приказал абориген, и набрав код, исчез за железной дверью подъезда.
Дима только собрался усомниться в добропорядочности своего делового партнёра, как тот вернулся.
-Пошли. Взял, - успокоил он Баландина.
Они вышли к какой-то распределительной будке, недалеко от железнодорожной платформы.
- Как зовут? – напарник снял пару пластмассовых стаканов с веток чахлого деревца.
- Дима.
- А меня Михалычем кличут.
Михалыч разлил по стаканам какую-то прозрачную жидкость. Заметив сомнение в глазах Баландина, подбодрил:
- Пей, не отравишься. Это спирт до водки разбавленный.
Дима заставил себя проглотить ударившую в нос спиртным духом влагу, которая на старые дрожжи дала незамедлительный эффект. Жизнь уже не казалась такой безнадёжно беспросветной, а подтянувшиеся со своей толикой алкоголя друзья Михалыча виделись милыми людьми. Баландин даже нашёл родственную душу, прилично одетого мужика своего возраста. Разговорившись, они не заметили, как на месте новых друзей образовался полицейский наряд.
Несмотря на горячие уверения в том, что они порядочные люди, Диму с собеседником затолкали в полицейский «уазик», снизойдя до объяснений, что в их порядочности и кредитоспособности никто не сомневается, иначе бы их отвезли в «обезьянник», а не в вытрезвитель.
Под утро Диме снился душераздирающий сон. Его жена, Лариса, тащила за руки рыдающих в голос дочерей по залитой безжалостно слепящим солнцем улице, и заглядывала в глаза каждому встречному мужчине, спрашивая о пропавшем муже. Потом она наткнулась на него, и стала его трясти, почему-то на удивление грубым голосом повторяя одну фразу:
- Баландин! Подъём!
Дима открыл глаза и зажмурился. Под потолком, прямо над его головой, ярко горела груша электрической лампочки.
Дмитрию, поражённому глубиной своего нравственного падения, выписали квитанцию за услуги медвытрезвителя, предъявив которую, он мог бесплатно добраться до дома на общественном транспорте, объяснили, как добраться до железнодорожной станции.
Прислонившись виском к прохладному оконному стеклу, Баландин, под мерный перестук колёс, думал о неизбежности феерического, по своим масштабам, скандала, который его ожидает дома. Без приключений доехав до Ярославского вокзала, Дима пересел в электричку на Рижкском направлении до Красного Балтийца.
Семья Баландина жила на улице Зои и Александра Космодемьянских. Дмитрий постыдился сесть в наземный транспорт с квитанцией из вытрезвителя, и решил проделать очистительный путь к порогу своего дома пешком. Заблудившись, он с мистическим ужасом прочитал на стене дома название улицы. «Улица Клары Цеткин», гласила надпись. Прямо под табличкой, на выступе стены, стояла литровая стеклянная банка с букетом красных гвоздик, оставленная кем-то из почитателей автора идеи Международного женского дня — 8 марта.
Не давая себе отсчёта в своих действиях, воровато оглядевшись по сторонам, Дима подбежал к банке с цветами, и вытянул из неё пучок гвоздик.
«Раз из-за этого праздника я претерпел, и ещё претерплю, массу неприятностей, кому, как не его застрельщице, Кларе Цеткин, поспособствовать моей реабилитации в глазах семьи. Надежда, что цветы умерят гнев Ларисы, весьма призрачна, но хоть что-то…», - оправдывал Баландин свой неблаговидный поступок, быстрыми шагами удаляясь от места преступления.