— Парень, что с тобой? — вместо вязаной шапочки на мужике была широкополая шляпа с надписью “Тихоокеанский флот”. Он грубо тормошил меня за плечи, отчего я ещё больше закричал.
Я вскочил, ничего не понимая. Передо мною стоял приятный на вид мужчина в форме морского офицера.
— Нич-чего, вроде.
— Ты кричал… Всё нормально?
Осознав, что всё было лишь ночным кошмаром, я утвердительно закивал головой.
— Тебе негде ночевать? На завтрак денег нет?
Неспроста он так легко предлагает все блага…
Я хотел отказаться, но увидел рядом с ним прехорошенькую девочку лет двенадцати… Что там Алинка, или даже вымышленный Оленёнок?! Я готов выдержать рабство, был бы шанс хоть изредка видеть девчонку. Я настроился соглашаться на любые условия.
— Я ищу работу, желательно на корабле, — выпалил я.
— Люблю романтиков! Таким был мой сын, — капитан восхищённо улыбался. Но из-за ночных сновидений он по инерции вызывал недоверие. — Должен предупредить: с работой тяжело. Всё рушится, топливо дорожает, перебои с поставками всего на свете. Сам понимаешь — экономический кризис. Взял бы с радостью на свой корабль, разве что на место чернорабочего. Ты же не профессионал?
— Готов техничкой, хоть бесплатно! — выпалил я.
— Можно и за деньги, да и подучиться сможешь — получишь настоящую мореходную специальность. Но пока придётся довольствоваться…
Ради дочки я готов на всё. Алинёнок, Оленёнок… это химеры.
Мы зашли в двухэтажный дом дореволюционной постройки. Я долго ждал в комнате с облезлой штукатуркой. Потом чётко, по-военному капитан прошёл на середину комнаты, продиктовал текст заявления и повёл меня на корабль.
По океанским меркам, корабль был небольшим. Перевозили явно не уголь: для грузового корабля он был слишком чистым и ухоженным.
Гладко выбритый мужчина указал фронт работы. Работа не слишком приятная — драить, мыть, драить, скоблить, мыть, убирать мусор. Я тешил себя: всё вытерплю ради возможности снова увидеть прехорошенькую дочку капитана.
Ближе к вечеру капитан пришёл на корабль вместе с дочерью. Я всеми силами стремился привлечь её внимание, но должен был доделать порученную работу.
Наконец, последнее задание — помыть в капитанской рубке.
Девочка сама подошла ко мне.
— Вы устали? — её голосок буквально переливался чистотой и звоном горных ручьёв. — Я помогу! Я часто здесь мою пол.
— Капитан будет против?
— Да вы не знаете его…
В это время поднялся капитан:
— Нас машина ждёт, — и, кивнув головой, забрал девочку. — Послезавтра утром отплываем. Пока устраивайся в служебном помещении. Временно… Потом освободим место получше.
Мне показали место ночлега на корабле: маленькую каморку с приваренной к полу железной кроватью и огромными ящиками вдоль стен. Я тщательно помыл пол в капитанской рубке и пошёл спать.
Проснулся среди ночи от скользкого удара о борт прямо возле моих нар. Будто некто железный лизнул огромным ржавым языком моё плечо и растаял.
Я вышел на палубу и увидел, что народу на корабле прибыло. С большого катера принимали тяжёлые ящики. Работали быстро, молча и почти бесшумно. Капитан раздражался и шепотом покрикивал. Матросы нервничали и на мне срывали злость. Они поминутно шипели в мою сторону и даже поддавали мне плечом, когда я оказывался на пути. Я тоже хотел подхватить с катера ящик, но он оказался настолько неподъёмным, что я чуть не упал.
— Тебе только пол мыть! Без тебя обойдёмся. А то разобьёшь — один ящик стоит в миллион раз больше тебя! — громким шепотом шипели со всех сторон.
Едва приняли груз, как подоспел ещё один катер, и ещё.
На корабле всё делали в спешке: работали быстро, курили на ходу, когда спускались с грузом в трюм. Поднимаясь, передавали сигарету следующему грузчику, идущему вниз. Из случайных фраз я понял, что опасаются погони. Неоднократно упоминали патрульные пограничные корабли.
Я посчитал лучшим забиться в свою каюту и тихо лежать, не привлекая внимания матросов, которые и в мою каюту занесли с десяток ящиков.
Воровское отплытие было запланировано на пять утра, но рассвет мы встречали уже в открытом море.
Я жалел, что ввязался в авантюру. Лишь с надеждой гадал: взял ли капитан свою дочку? Или оставил дома…
К полудню все успокоились и собрались на только что тщательно помытой мною корме, — покурить. Мне хотелось послушать, в каком направлении движется корабль. Но один хиленький матросик со следами ожогов на наглом лице демонстративно плюнул на влажный от уборки пол. Я понимал, что тщедушность ничего не значит — за него будет вся команда.
— Ну и валяйтесь, как свиньи, среди своих харчков! — и, пока матросы не успели отреагировать, быстро спустился в заставленную ящиками маленькую каютку.
Я ужасно жалел о дерзости, ожидая ночной расправы. Но увидеться с командой мне придётся намного раньше: я неизбежно должен выйти в ближайшие полчаса — пожал-те хлеб отрабатывать, мыть носовую часть палубы и коридоры. Но я всё оттягивал этот момент.
После обеда погода резко изменилась, подул ветер, и корабль закачался на волнах.
Я выглянул из убежища. Лил проливной дождь. Одной заботой меньше — палубу не драить. Но на кухню идти придётся.
Стараясь не показываться кому бы то ни было на глаза, я пробежал на камбуз. Повар вручил нож и усадил чистить овощи. Я не думал, какое счастье — чистить картошку. Это неторопливое занятие давало отсрочку от побегушек, расправ и всякой иной напасти. Сидишь — и чистишь. Даже неожиданное появление недоброжелателя не страшит, пока чищу картошку, пока в моих руках громадный кухонный нож.
Картошку я недочистил, потому что качка стала совсем немыслимой. Возможно, волны не были слишком большими, но мне, выросшему на земной тверди, казалось, что это жуткий шторм. Поэтому я от страха надел под свитер спасательный жилет и распластался на скрыпучей кровати.
Проснулся ночью от тошноты. Я подполз к открытой двери. Все бегали и непонятно что делали. Сейчас я желал только лежать, пусть даже на голых досках палубы. Но меня, вставляя мат через слово, кто-то громко позвал. Превозмогая тошноту, я выполз прямо под ноги капитану. Капитан крикнул:
— Чего развалился?!
— А что делать-то?
— Полы мыть, тупица! — заорал капитан. — Первый раз на флоте? Помогай! Иначе мы сейчас ко дну пойдём!
Ближе всех оказался матросик с обожжённым лицом. Он крутил лебёдку, как мне показалось, совершенно невозмутимо. Как бы в примирение я спросил его:
— Что делать? Я вправду первый раз.
— Идиот! Тебе только полы мыть! Иди и мой! — и уже серьёзным голосом он крикнул: — Видишь, мужики трос тянут? Помогай!
Я пристроился в конец, схватился за трос и тут же понял, что в моём состоянии я не помощник. Но матросы не возмущались, потому что положение было критическим.
— Верхонки одевай! Не то руки сожжешь! — только и успел услышать я, когда корабль тряхнуло так, что я потерял созна…