детство прошло в концлагере

 


 Из рассказа Щербакова Алексея Прокопьевича, проживающего в городе Кировске (Мурманская область)


 Своё детство мне пришлось провести в концлагере в Австрии, когда мне было  11  лет и когда деревня Дубово Витебской области была захвачена фашистами. Это было в  1943-45 годах, два трудных года. В одном бараке концлагеря рядом с нашей семьёй жила семья Дудкиных с маленькой худенькой девочкой Тамарой.
  И вот через 50 лет в Петербурге мы встретились с ней, уже  взрослой женщиной Тамарой Николаевной. У неё каким-то чудом сохранилась лагерная фотография. Говорить не могли, сидели и плакали…
  Она нашла в архивах цифру: среди заключённых поимённо было названо 104 ребёнка. Тамара Николаевна многие годы разыскивала данные о каждом, ожидала встречи, но сумела найти только мой адрес.
 Начали вспоминать военные годы. Когда в нашей деревне Дубово был убит партизанами немец, деревню фашисты подожгли и  велели жителям построиться в колонну.
 Погнали женщин с малыми детьми и стариков по снежной колее. Оглянувшись, мы могли видеть зарево от догорающей деревни, от наших домов  вместе  с нашим небогатым имуществом.
 Несколько километров шли до деревни Стыкино, где нас приютили местные жители, а немецкий штаб расположился в деревне Пахомовичи.

 По дороге немецкая колонна подорвалась на мине, заложенной партизанами. Теперь было понятно, что покоя нам не будет – жди расправы. Так и случилось. По доносу выгнали из дома старика и двух подростков и расстреляли на виду у всех.

 Как осталась жива моя  бабушка и мама с тремя  детьми – чудо. Ведь наш отец был председателем колхоза и ушёл на фронт  в июле 1941 года. Полицай Гришка Лукашев почему-то скрыл эту информацию, пожалев женщину с тремя малыми детьми.
 Начались  наши скитания по чужим углам. Летом жили в землянке, соорудили каменку из булыжников для приготовления пищи. Дым из землянки выходил через дверь,  а в питание шли  грибы, ягоды и травы. Перебивались, как могли, нашими малыми силами без мужской помощи.

  Однажды утром  приказали всем жителям  вместе с детьми построиться в колонну. Тех, кто не вышел, расстреливали на месте. Колонну погнали на ближайшую станцию, погрузили в товарные вагоны и повезли на Запад в заколоченных вагонах-телятниках.
 Прибыли в польский город  Белосток. Поселили нас в бараки, обнесённые колючей проволокой.

 Так мы оказались в концлагере, где кормили баландой. От этой пищи у всех случилось расстройство желудка, а моя маленькая двухлетняя сестрёнка умерла, как и многие другие дети.
 Мне же помогла смекалка: я подползал под колючую проволоку и бежал в деревню к австрийцам, просил у них хлеб и бегом бежал назад покормить маму, бабушку и вторую сестрёнку.

 Мама понимала, что я подвергался смертельной опасности, но другого выхода не было. Так в 11 лет я стал кормильцем трёх женщин: бегал я быстро, просил жалостливо и так спас  семью от смерти.
 Через год нас перевели  в  лагерь Дойчендорф, который находится около города Капфенберга в альпийских Альпах. Это красивая местность на холмах, покрытых зеленью. Среди этой красоты было построено много лагерей для гражданского населения и военнопленных.

   К нам в лагерь приходили поляки, чтобы выбрать из обессиленных людей рабочую силу для сельскохозяйственных работ, но из нашей семьи им никто не понадобился.
  Весной 1944 года нас опять погрузили в вагоны и повезли дальше на Запад.

 Оказались мы в Австрии в городе Грац, который по величине уступает лишь Вене. Город утопает в зелени, ярко светит солнце, а на платформу выходят грязные и оборванные люди,  от которых все отворачиваются и показывают пальцем.

 Опять построили колонну и в сопровождении конвоя поселили в лагере на окраине города. Всех остригли наголо, обсыпали каким-то серым  вонючим порошком и отвели в бараки на двухъярусные нары.

 Спали на голых досках, а от скудости пищи и скученности началась эпидемия брюшного тифа. Выживших, которые покрепче, отправили в город Гамбург для разборки завалов после бомбёжки и для земляных работ.
 Заболела сестра, а я был так слаб, что даже не мог навестить её в лазарете.

 Теперь уже мама пролезала под проволоку в темноте и шла просить милостыню. На ней был мундир  неизвестного происхождения с блестящими пуговицами,  и почему-то, глядя на этот мундир, ей охотно подавали и при этом смеялись.

 Истина открылась позднее. Оказывается, на пуговицах была изображена карикатура на немецкую символику.Позднее немцы разглядели этот мундир и приказали пуговицы спороть. Так мама лишилась заработка, а мне стала постоянно мерещиться еда во сне и наяву.
  Мне казалось, что я глотаю овсяный отвар, о котором мечтал днём и ночью…
Немного повезло, когда меня выбрали вместе с другими подростками возить тележку с мясной тушей.
 Мы становились по бокам тележки и катили её, отталкиваясь одной ногой от земли. Рядом с тележкой шёл охранник, но мы все же умудрялись отрезать ножичком маленькие кусочки мяса и прятать их за пазуху.
  Это было опасное и смертельное занятие, но другого выхода от голодной смерти не было. Эти лепёшки из кусочков спасли нам жизнь…

 Уже в мирное время взрослым человеком  я посетил  место пребывания моей семьи в концлагерях. Не описать чувства, которые нахлынули.
 Ведь у меня в детстве не было детства -  оно прошло в борьбе за выживание. В Капфенберге сохранилась арка с колоколом в память о русских военнопленных.

 Со слезами на глазах я стоял перед ней и тогда решил рассказать эти воспоминания для своих потомков. Пусть никогда не будет войн!  Это говорим мы, дети войны.

 Записано мною со слов Щербакова А. П., 1932 года рождения