Тем, кто выжил в 90-ые, посвящается. Дальнобойщик

Ершов Максим Александрович
Михаил сидел на кухне и натирал маслом колбасу. Ещё неделю назад он, вместе со своей женой Валентиной, радовался удачному оптовому приобретению, но, как оказалось, вся партия была выпущена непонятно когда, и срок её годности давным-давно истёк. На срезе колбаса становилась белой. Покупатели стали массово возвращать товар, да ещё и со скандалом. Валентина решила положить всю партию в раствор марганцовки, а утром высушить и натереть маслом.

Жена Михаила держала в Муроме небольшую продуктовую палатку. Казалось бы, торгуй, живи и радуйся — на деле всё обстояло гораздо сложнее. Деньги в обороте крутились, но в семье их присутствие не ощущалось.

Вот и сейчас, если срочно не скинуть колбасу, вскоре начнётся Великий пост, во время которого потребление мяса и молока вообще прекратится. Её ИП Стасова вновь войдёт в серьёзный минус, из которого уже и непонятно как выбираться.

Торговлей в семье решили заняться не от хорошей жизни. В советские годы Михаил работал дальнобойщиком и получал приличную зарплату.

При новой власти ситуация в корне изменилась. Ходить на дальняк стало опасно. Почти на всех трассах орудовали банды, грабившие и убивавшие водителей. Жена отправляла его в рейс, словно в последний путь, со слезами. Боялась за мужа, она ежедневно молилась. И молитвы спасали.

Во скольких он побывал переделках, трудно подсчитать. Как-то раз на Урале, ещё в самом начале 90-х, Михаил на своём Камазе вытащил из кювета съехавшую с трассы фуру. Кто ты, откуда едешь, с какими номерами – всё это не столь важно – если ты просишь помощи у своего коллеги – ты её получишь.

Дальнобойное братство существовало во все времена. По негласному кодексу чести водитель грузовика всегда приходил на помощь своему собрату.

Вот и тогда, Михаил вызволил фуру из кювета и, изменив маршрут, дотащил собрата-водителя до ремонтной базы. Он серьёзно опаздывал, но другому парню помог. Неудачником оказался чеченец по имени Ахмед. Поступок Михаила он оценил по достоинству. Ахмед искренне благодарил своего спасителя, подарив самую настоящую гранату.

Подарок пришёлся кстати. В последующем Камаз Михаила несколько раз подрезали неизвестные машины без номеров. Он же, не выходя, выставлял из кабины левую руку с гранатой, всем своим видом решительно показывая — с ним лучше не связываться. Ещё у него была ракетница, ну и монтировка на всякий случай.

Самым опасным было время остановок. Без сна и без отдыха человек жить не может. Водители старались останавливаться на ночь только в проверенных местах, группируясь в колонну из нескольких машин. И здесь их также подстерегала опасность.

Находясь в рейсе Михаил всегда хотел быстрее вернуться домой к жене и к дочери. Но долго сидеть дома он также не мог – его звала дорога. Прожженного водилу тянуло в рейс. Дальнобойным перевозкам он отдал чуть менее 20 лет жизни. И когда вдруг ни с того ни с сего накрылась их транспортная компания, Михаил просто не находил себе места.

Их легендарное село Карачарово – родина былинного Ильи Муромца – уже много лет как стало частью самого Мурома. С работой в городе было тяжело. Таковая вроде как и была, но платили ничтожно мало. Мощный промышленный город за какие-то 3-4 года превратился во что-то непонятное. Оборонные и швейные предприятия, составлявшие хребет экономики, влачили теперь убогое существование, а более-менее существовали, наоборот, те заводы, которые прежде считались непрестижными: стрелочный, рубироидный и вино-водочный.

Жизнь правила игры изменила, раздав козыри по-новому. А после новогоднего штурма Грозного пришли в Муром и первые грузы 200. Михаил находился в самом расцвете жизненных сил, и если всё вокруг перевернулось вверх тормашками, он решил тоже полностью поменять свою жизнь.

На последние деньги они с женой купили телёнка, кролика и гусей, дабы Михаил стал фермером. Но здесь также не заладилось. Корма всё дорожали и дорожали, а с покосом он один никак не успевал. Вначале под нож пошли жравшие в три горла кролики, к зиме зарезали и подросшего телёнка.

Новоявленный фермер едва-едва сумел сохранить по осени своих гусей. Подросшие птенцы ожесточённо хлопали крыльями. Взлетая на сарай, они явно проявляли свой интерес к более дальнему перелёту. Супруги, глядя на них, думали, дескать, птицы играют. И вот на тебе, соседка баба Нюра ошарашила их известием — птицам нужно было сразу подрезать крылья. Мишка и Валька, всю жизнь прожили на селе, но о подобном даже не слышали. Гусиное стадо от перелёта Стасовы уберегли, но с идеей фермерства распрощались окончательно.

Вот так, протянув почти год без баранки, Михаил сидел в своём доме на кухне и натирал маслом колбасу. Перебирая и рассматривая батоны, он невольно вспоминал и анализировал прожитые годы.

Оставив колбасу, он подошёл к окну и закурил.

«Нет, ну нельзя же всё мерить на деньги? А если кто-то из земляков помрёт? Нет, не нужно…», — крутилось в голове.

Закинув один батон в холодильник, он собрал оставшиеся и отнёс на двор, где кинул в корыто поросёнку. Вечером в доме был скандал. Жена вначале орала, а после, согласившись с доводами, рыдала.

— Валя, ну пойми, не бывает безвыходных ситуаций. А травить народ — это не выход. Дай мне месяц, я похожу, покумекаю и что-то для нас обязательно придумаю.

Валентину это успокоило. Мужа она любила и уважала.

Весна набирала обороты. Дни становились всё длиннее и всё светлее. Снег почти растаял, представив на обозрение землю, вновь народившуюся после зимней спячки. Правда в этот раз, своими бурьянистыми полями и раскисшими дорогами, она явилась не долгожданным, а наоборот, никому не нужным ребёнком, возиться с которым никому не хотелось.

В один из ветреных апрельских дней Михаил отправился из Карачарово пешком в центр Мурома. Поставил свечку в открывшейся Николо-Набережной церкви, попил воды из источника. Никольский родник выбивался наружу на склоне почти из-под самой церкви.

Вдруг с Оки послышался шум и треск, вначале слабый, едва различимый, но после всё более сильный, мощный и грозный. Река решительно сбрасывала зимний панцирь. Большие и малые льдины вспарывали друг другу брюхо, и, образовав кучу, с шумом отправлялись в своё последнее путешествие.

Посмотреть на ледоход как всегда пришло большое количество горожан. Компания из парней и девчонок откупорив, пустила по кругу бутылку вина. Когда та опустела, один из парней выругался о её содержимом, метнув бутылку в проплывающие льдины.

В этот момент Михаила осенила идея – Грузия и грузинское вино! И как он раньше не догадался?! Если народ по-любому пьёт, так пусть пьют хорошие вина. И если из продажи исчезли любимые «Алазанская долина», «Эрети» и «Кахетинское», то можно попробовать организовать доставку и продажу этих марок.

Вернувшись в Карачарово, он зашёл к жене в магазин. У кассы, достав засаленные кошельки, две старушки мучительно пересчитывали медяки. Их натруженные морщинистые руки никак не могли отобрать нужную сумму. Купив хлеба, женщины ушли, оставив его с женой один на один.

Место у Валентины было не самое проходное, и потому большого ассортимента она не держала. Окинув критическим взглядом винный закуток, Михаил убедился в правильности идеи, рассказав обо всём жене. Валентина порыв мужа поддержала. Вот только где взять оборотные средства? Как привезти товар?

Вопросов возникало много, разговор продолжился дома. Сама идея казалась великолепной! Однако, исполнить её было крайне сложно. Дни перетекали в недели, муж и жена думали над своим коммерческим проектом. Валентина нашла нужные телефоны и постоянно названивала в Грузию. На нескольких винзаводах её заверили, что вполне могут отпустить любое количество товара – приезжайте, платите и забирайте.

Михаил без дела тоже не сидел. На одном умирающем заводе он сумел договориться об аренде Камаза. В Грузию желательно ехать со своей тарой. Земляки из Гусь-Хрустального готовы продать любое количество бутылок. Однако на всё нужны деньги, а взять их можно либо в банке, либо у бандитов.

Муром был поделён на несколько группировок, каждая из которых контролировала свой бизнес на своём участке. Как и ожидалось, банкиры в кредитовании отказали, тогда как бандиты, наоборот, согласились помочь, даже не спрашивая, куда и как пойдут эти деньги. Условие было одно – вернуть долг точно в срок, а если Михаил вдруг возьмёт и помрёт, отвечать за его дела придётся жене.

Что такое бандитский счётчик, Стасовы представляли хорошо. Месяц май прошёл в продумывании деталей и в подготовке к дороге. Михаил загнал арендованный Камаз на яму, внимательно проверил ходовую, просмотрел двигатель. Из Грузии его заверили, что въехать к ним до сих пор можно по серпасто-молоткастому, и это было безусловным плюсом.

Дабы сэкономить, напарника он решил не брать. При этом Михаил не забыл достать из укромного места гранату и ракетницу.

Выехав из Мурома во вторник, уже через пару часов он прибыл в Гусь-Хрустальный, где отоварился тарой. Пока загрузились, пока он расплатился, наступил вечер. Дабы не рисковать, водитель решил заночевать на территории завода.

На следующий день 7 июня 1995 г. проснулся задолго до рассвета. Разбудил сторожа, тот открыл ворота. На душе у дальнобойщика было радостно — он снова сел за руль, он снова встал на трассу.

Через Москву на Ростов решил не идти, выбрав дорогу на Владикавказ через Нижний Новгород, Саратов, Волгоград и Элисту. В прежние годы он часто ходил этим маршрутом. Помня, что родная Ока впадает в Волгу, Михаил чувствовал особую связь с Поволжьем.

Нигде не останавливаясь и не сбавляя темпа, к вечеру добрался до знакомой охраняемой стоянки под Волгоградом, где и заночевал. Отдохнув часа 3-4, продолжил движение. Миновав степную Элисту, он чуть было не проскочил нужный поворот на Буденновск.

Однообразные сёла и однотипные степные пейзажи притупляли бдительность. К реальности возвращали прячущиеся по кустам гаишники. Когда впереди появились очертания гор, водитель обрадовался и одновременно слегка напрягся — ему предстояла встреча с забытой первой любовью, от которой непонятно чего теперь было ожидать.

Проскочив Владикавказ, он отметил, что в городе полным-полно военных и всевозможной бронетехники. Подобное было неудивительно. Рядом пылала мятежная Чечня, война в которой, судя по новостям, должна была вот-вот завершиться.

Найдя за городом нужную стоянку, дальнобойщик вместе с машиной расположился на ночлег. Его Камазу предстоял переход через горы, а это было всегда не просто. В Тбилиси нужно прибыть в пятницу, до выходных — иначе генацвали засядут праздновать, и он потеряет два дня.

Отдохнув чуть больше обычного, в шесть утра он уже сел за баранку. В прежние времена Михаилу доводилось шоферить по военно-грузинской дороге. Справа и слева чернели горные отвалы. То тут, то там, можно было видеть придорожные венки и кресты. Внизу злым металлическим блеском сверкали остовы сорвавшихся в пропасть машин.

Не разгоняясь, соблюдая скоростной режим, Михаил открыл окно, с удовольствием вдыхая горный воздух, который опьянял и придавал силы. Слегка покачиваясь в дымке, его приветствовали горы, как отдельные пики, так и целые хребты.

«Значит, всё будет хорошо», — подумал водитель.

Но, тут было одно но. В селении Верхний Ларс предстояло проходить границу. Что будет, если погранцы и таможенники начнут обыскивать машину и найдут гранату вместе с ракетницей? В голове крутилось – может выложить, сделав тайник, а на обратном пути забрать? Нет, русский человек решил, что ему поможет русский Авось. Так оно и получилось.

Очередь из желающих попасть в Грузию, состояла всего из трёх машин. Российский пограничник спросил водителя о цели поездки, посмотрел документы и пожелал счастливого пути. На грузинской стороне пропустили ещё быстрее.

У соседей дорожное покрытие оказалось хуже. Крестовский перевал с его изгибами и тоннелями утомил. Михаил радовался словно ребёнок, когда долгожданные горы остались позади. В 16 ч. он уже рулил по пригороду Тбилиси, где находился нужный винзавод.

Гостя из России встретили как родного. Стройная женщина технолог отвела Михаила к директору. Тот обрадовал – деньги по безналу пришли. Выходных на винзаводе делать не будут, завтра и послезавтра в его бутылки начнут наливать вино.

Половина дела было сделано. Водитель со спокойной совестью сел вместе с грузинами за стол, пожалев о том, что Грузия вместе с вином не экспортирует сами застолья.

Три дня пронеслись приятным полусном. Он позвонил жене, слегка заплетающимся голосом заверив, что всё идёт хорошо. Погулял по Тбилиси, купил дочке пахлаву, чурчхелу и в понедельник 12 июня во второй половине дня уже начал собираться в обратную дорогу.

Грузины, как и обещали, закупорили бутылки особыми пробками, наклеив на них фирменные этикетки. Директор и технолог с вечера попрощались с Михаилом, пожелав хорошей дороги. Ранним утром Камаз с грузом выехал из Тбилиси. К двум часам дня достиг селения Верхний Ларс, где вполне спокойно прошёл границу.

На российской стороне машину встретил дождик. Водяные капли, словно стараясь о чём-то предупредить, барабанили по стеклу, но, собранные щёткой, сбрасывались вниз.

К вечеру Михаил уже заруливал на знакомую стоянку под Владикавказом. Переночевав и заправившись соляркой, рано утром он вновь тронулся в путь. Дальнобойщик решил идти на Муром прежней дорогой через Элисту, Волгоград и Нижний Новгород. Когда в зеркале заднего вида исчезли горы, он включил радио на полную катушку.

Встречных машин было мало. Крутя баранку и переключая передачи, он буквально пританцовывал и приплясывал от радости. Ему даже показалось, что бутылки в кузове слегка позвякивают в танце вместе с ним.

Ничего страшного в этой Грузии нет. А он боялся! Зато теперь он уже почти дома. Когда эта партия уйдёт, поездочку можно будет повторить.

Утренний ветерок шевелил пшеничные поля, выравнивая и подбадривая каждый колосок, дабы тот сумел стойко перенести испепеляющий жар июньского солнца. В редких придорожных селениях пенсионеры поливали из шланга огороды. Молодёжь направлялась на работу.

«Благодатная земля! Здесь не как у нас, тут палку воткни, и та прорастёт», — крутилось в голове.

Однако, что-то шло не так. Машина плохо слушалась руля и запетляла по дороге. Водитель выключил радио. Подозрительный звук шёл спереди, то пропадая, то вновь усиливаясь. Скрип и свистопляска в переднем правом колесе становился всё сильнее и сильнее.

Михаил снизил скорость, выискивая место для остановки, но таковое, увы, не попадалось. Дорога пошла под уклон. Позади остался населённый пункт под названием Архангельское. Он взглянул на карту. Скоро он должен был прибыть в Буденновск. Впереди замаячил знак – Прасковея. Сразу за ним располагался пост ГАИ.

Гаишники Камаз заметили, и явно намеревались остановить, но подъехать к посту не получилось. Справа заскрежетало так, словно кто-то принялся резать металл болгаркой. Двигаться с таким скрежетом никак нельзя. Водитель остановился.

Определить поломку Михаил не смог. Нужно было домкратить, вывешивать колесо и выявлять дефект. По ремонту дальнобойщик соскучился. Устройство машины знал хорошо, а очумелые руки работу помнили.

По трассе туда-сюда проносились машины. Михаил снял колесо и откатил назад. Уж больно в неудачном месте он встал – в самой низине, перекрыв полдороги. Вскоре дефект стал ясен – полетели подшипники ступицы, а может, обломилась и сама ступица.

Поломка была серьёзной. Дальнобойщик призадумался. И тут он увидел, как в его сторону от Архангельского приближалась гаишная шестёрка, а за ней сразу три Камаза. На машинах висели чеченские номера. Когда они приблизились, Михаил начал тормозить. Однако ни гаишники, ни ведомые ими Камазы не остановились.

Один из водителей показал, опаздываем, остановиться не могу, и, обдав собрата чёрным выхлопом, пошёл на подъём в горку. Разогнаться не удалось. Гаишники колонну остановили. Не обращая на них внимания, Михаил принялся разбираться с поломкой.

Дальнобойщик достал инструменты, и начал разбирать ступицу. Лёгкий ветерок доносил с поста ГАИ обрывки фраз, по которым он понял, что разговор пошёл на повышенных тонах. Краем глаза Михаил заметил, как милиционеры сели в машину и отправились вслед за чеченскими Камазами.

Машина досталась древняя, гайки отворачивались крайне тяжело. Потеряв чувство времени, он вдруг вернулся в реальность, когда ясно и чётко услышал стрельбу. Вначале это были короткие выстрелы, но далее началась настоящая пальба. Прислушавшись, понял, что стреляют в Буденновске. Водитель решил дойти до поста ГАИ, но там никого не оказалось. Оба сотрудника уехали и будку свою закрыли.

Выезжавшие со стороны Буденновска водители, ситуации прояснить не могли. А пальба тем временем всё усиливалась и усиливалась. В какой-то момент прогремели выстрелы из гранатомёта. Михаил решил подойти к ближайшему дому, попросить воды и узнать, что же такое в городе происходит.

За забором его поприветствовал старик. Дед угостил ковшом воды, но про стрельбу ничего пояснить не смог. Из хаты вышла бабулька, заявив, что телефон не работает, и в город дозвониться невозможно. Михаил сказал старикам, что он водитель, сломался, и машина его стоит недалеко от их дома.

Впрочем, все эти проблемы отошли на второй план, когда рядом остановились Жигули. Опустив стекло, водитель прокричал, что на Буденновск напали бандиты. Они вытаскивают людей из домов и гонят на площадь. Кто это? Чего хотят? Сколько их? Ничего этого парень не знал. Предупредив, дал по газам, стремясь как можно быстрее укатить из опасного места.

Михаил поблагодарил стариков и предпочёл отправиться к машине, где предупреждая об опасности, принялся останавливать автотранспорт, шедший в Буденновск.

Кто-то разворачивался и направлялся назад, кто-то наоборот, как можно быстрее устремлялся в город. К этому моменту поток машин из самого Буденновска прекратился. Последний вырвавшийся сказал, что на город напали чеченцы. Они согнали народ на площадь, и поставили в качестве заложников возле цистерны с бензином.

Что тут было делать? Идти в город со своим боезапасом? И что он там против вооружённых головорезов сможет предпринять? А если чеченцы на этом не остановятся и вот-вот направятся обратно? А тут он на дороге со своим сломанным Камазом.

Михаил переложил в карман гранату. В пределах досягаемости находилась и ракетница. Для себя он решил – от машины и от груза не уходить – если нападут, он будет защищать себя и груз, и как можно дороже продаст свою жизнь.

Тем временем стрельба поутихла. Над городом, встревоженными мухами кружили два вертолёта, явно не понимая, ни своих целей, ни своей задачи. Движение на дороге в обе стороны полностью прекратилось. Михаил остался на трассе один на один со своим грузом и со сломанным Камазом.

Впрочем, ему было не до ремонта. Включив радио, он старался найти новости. Когда получилось, ничего принципиально нового он не услышал. На всех каналах повторяли одно и то же; в Российском городе Буденновске произошёл террористический акт; город захватили боевики; Президент проинформирован; власти пытаются взять ситуацию под свой контроль.

Жаркий июньский день давно перевалил через экватор. Воздух сделался неподвижным. Оцепеневшая степь замерла, изредка вздрагивая от выстрелов. Где-то вдалеке плакали чибисы. В небе, выискивая добычу и расправив крылья, парил одинокий коршун.

И тут он явно услышал рык бронетехники. Лязг и грохот становились всё сильнее и всё отчётливее. Всё правильно – к городу приближались войска. Мимо пронеслась колонна БТРов, последний из которых чуть было, не протаранил его Камаз. Далее появились набитые солдатиками Уралы. И те и другие пролетали мимо на бешеной скорости.

Наконец, возле Камаза остановился УАЗик. Открылась дверь и какой-то генерал начал орать.

— Какого ху.. ты тут встал?! Ну-ка на ху.. убрал машину! Иначе я дам команду — в кювет тебя БТРом скинуть! Ты бронетехнике дорогу закрываешь.

Вот тебе и здрасте! Он так ждал помощи, он ждал, когда появятся войска, а тут такой номер. Понимая, что с генералом лучше спорить, Михаил стал объяснять про свою поломку. Тот не дослушав, махнул рукой, приказав водителю двигаться дальше.

После первой колонны прошла вторая, затем третья и четвёртая. Мимо стали проезжать чёрные Волги, навороченные Джипы и Мерседесы. Слушая радио, Михаил понял, что в Буденновск подтянулись российские силовики всех мастей и всех уровней.

А если кто-то действительно отдаст команду — скинуть Камаз с дороги? А если в темноте кто-то случайно налетит?... Побьются бутылки — ему кранты!... Нет, этого допустить никак нельзя!

Михаил взял нож, нарезал веток, и закрепил их камнями на колесе, соорудив в 10 метрах от машины что-то похожее на баррикаду.

Рядом на посту ГАИ возле гусеничной БМПешки обустраивались солдаты. Железная машина крутила башней вправо и влево, поднимая и опуская пушку, словно пытаясь убедить сама себя в том, что она никого не боится.

Солнечный диск через полчаса должен был спрятаться за горизонтом. Уставшая от дневной жары степь, с вожделением обдувала себя ветерком. Однако людям будущая ночь спокойствия и умиротворения не обещала. Со стороны Буденновска вновь слышалась стрельба, а к нему приближался человек. Вскоре он различил старика, того с которым разговаривал днём.

— Ну, здравствуй ещё раз! Мы с бабкой за тебя переживаем. Ты же голодный наверняка, — с этими словами старик начал разворачивать перед водителем пакет с картошкой и огурцами.

Не проглотив ни крошки за день, он был действительно голоден, почувствовав это только теперь. Представившись, Михаил спросил, имя собеседника. Тот назвался Николай Сергеевичем, подтвердив всё то, о чём вещало радио: боевики расстреляли в городе большое количество людей, сожгли Дом Творчества, напали на отделение милиции.

Далее старик сказал, что живёт с бабкой вдвоём, а вот у соседей пенсионеров дочка из города не вернулась. Возможно, погибла, а может её, как и других, взяли заложницей. Старик предложил отправиться к нему на ночлег. Михаил отказался. На прощание Николай Сергеевич предупредил – ходит слух о том, что чеченцы ждут подкрепления. В темноте не стоит подходить к посту ГАИ. Солдаты сказали, что стрелять будут без предупреждения.

Михаил вновь остался один. Сон не шёл. В городе звучали выстрелы. По дороге в сторону Буденновска периодически кто-то проезжал, останавливаясь возле солдат. Присутствие последних спокойствия не прибавило. Ночью кто-то из срочников начал стрелять по степи, далее послышался мат-перемат командира.

Поспать удалось урывками и не более трёх часов. В разогретой за день кабине было душно, зато когда он открывал окно, налетали комары.

Он встал перед рассветом с первыми петухами. Потное, три дня немытое тело чесалось. Грязные промасленные руки он вчера так и не помыл, а лишь хорошо протёр. Запас питьевой воды оказался на исходе. Михаил решил, что сегодня он в любом случае должен снять ступицу. Тяга и шарниры уже были отсоединены. Оставалось вытащить маленький клин, запиравший шкворень.

Очистив железки от грязи, он выбил клин. Далее предстояло вышибать прикипевший шкворень. Тут нужен был большой молоток либо кувалда, ни того ни другого с собой не было. В любом случае, он принялся за дело. Пользуясь выколоткой, он бил с силой и точно в цель. Его работа была остановлена громким рыком.

Михаил поднял голову и увидел перед собой двух офицеров. Они попросили прекратить стучать, ибо, таким образом, он может навести на блокпост артиллерийский огонь боевиков. Михаил же ответил, что артиллерии у чеченов вроде как нет. Офицеры в свою очередь спросили, откуда он знает, что есть, а чего нет на вооружении у противника? И вообще, почему он тут встал?

Далее водителя попросили предъявить документы на себя, на машину и на груз. Проверив бумаги, один из собеседников захотел посмотреть груз. Вот этого он опасался более всего! Жизнь научила — людей в форме нужно бояться не менее чем бандитов.

Впрочем, машина стояла на дороге, по которой постоянно проезжал кто-то из начальства. Плюс, у военных имелась своя задача. Вот так взять и начать грабить, им было бы затруднительно. Михаил молча, развязал тент. Показав под завязку забитый кузов, вытащил четыре бутылки, предложив офицерам. Те от вина на удивление отказались.

На душе полегчало. По всей видимости, ребята действительно заподозрили в нём пособника боевиков, убедившись в обратном, перешли на доверительный тон. Далее, ссылаясь на какой-то приказ, они всё же попросили - более не стучать. На вопрос, что же происходит в городе, ничего конкретного они не ответили.

Задвинув ремонт, дальнобойщик сел рядом с Камазом, не понимая и не представляя ни своей дальнейшей судьбы, ни судьбы людей, попавших в заложники.

Встревоженные, не спавшие Архангельское и Прасковея, просыпались. Как доброму старому другу Михаил обрадовался появлению старика. Николай Сергеевич пришёл с женой, принеся с собой банку воды. Угостив скромным завтраком, старики рассказали, что террористы загнали людей в городскую больницу и прикрываются ими как живым щитом.

Войска больницу оцепили, но штурмовать не решаются. А началось всё с того, что чеченцы приехали на трёх Камазах в сопровождении милицейской машины. Здесь на посту их остановили, дабы досмотреть груз. Те отказались, и милиционеры поехали вместе с ними в РОВД. В машинах сидело множество боевиков. Возле РОВД они выскочили, расстреляли отделение милиции, сожгли детский Дом творчества и направились по улицам в центр города, одних расстреливая, других забирая в заложники.

Кто оказался в больнице, все попали в заложники. Соседская дочка из города тоже не пришла. В плен к террористам угодило большое количество детей.

Михаил понял, что именно он первым увидел эти проклятые Камазы. Вспомнился ему и дальнобойщик Ахмет, подаривший гранату. Где он теперь? Может среди боевиков? Вот ведь как с ног на голову всё перевернулось.

Михаил старику, по всей видимости, понравился. Николай Сергеевич, рассказал, как воевал на Кавказе, как освобождал Украину, как получил ранение, и как он далее рвался на фронт, но врачи списали его в запас.

Анна Ивановна добавила, что в их город в августе 1942 г. вошли румынские войска. Также без боя они и отступили. Одним словом, даже во время войны, ни немцы, ни румыны такого беспредела не устраивали.

Старики ушли, а Михаил так и просидел целый день возле Камаза. Солдаты кого-то свободно пропускали через блокпост, тогда как некоторых наоборот разворачивали. Вечером его вновь навестил Николай Сергеевич, рассказав, что по телевизору показали сюжет пресс-конференции Шамиля Басаева – так звали главаря террористов. Он заявил, что их цель – вывод войск из Чечни.

В тот момент Михаил ещё не знал, что Басаев потребовал привести к нему журналистов, и если тех не пустят, он обещал поочерёдно убивать заложников. Журналисты опоздали на 10 минут – разъярённый Басаев казнил шестерых мужчин. Всё это стало достоянием гласности позже. Тогда же по людям он видел, что обстановка накалялась всё больше и больше.

Люди пытались выяснить у солдат, когда они начнут освобождать заложников. Те ничего конкретного сказать не могли. Устав за эти дни морально и физически, Михаил насилуя себя, выпил бутылку вина и завалился в кабине спать. Утром, проснувшись, он увидел, что возле блокпоста собирается народ из желающих попасть в Будённовск.

Военные попросили отойти. Люди отступили, решив в знак протеста перегородить трассу в самом узком месте — возле Камаза. В этот момент на нескольких машинах в город направлялась очередная партия телевизионщиков, их остановили. Народ негодовал от бездействия властей. Можно было слышать множество политических лозунгов, главным из которых был – отставка правительства и отставка Президента, в столь критический момент улетевшего непонятно куда.

Пробка из машин становилась всё длиннее и длиннее. Операторы расчехлили камеры и принялись снимать происходящее. Среди телевизионщиков были как наши, так и зарубежные журналисты. Ставропольцы возмущались в камеру отсутствием политической воли у руководства страны. Крепкие и здоровые мужчины заявляли о готовности начать свою операцию по освобождению заложников.

Среди толпы Михаил разлечил Николай Сергеевича. Старик разделял негодование собравшихся. Рядом находилась жена, которая осаживала мужа, постоянно повторяя - штурмовать больницу нельзя, ибо при этом погибнет большое количество заложников.

Один из операторов направил камеру на Михаила. Далее подлетела шустрая журналистка, и о чём-то спросила. Не дав ответить, дамочка отошла в сторону, где набубнила в камеру свой текст.

Выплеснув эмоции, люди немного успокоились. Позже, когда возле них появился известный политик, пообещавший всем всё и сразу, дорогу разблокировали.

Николай Сергеевич дал Михаилу пару картофелин. Тот съел, посетовав на отсутствие воды. Старик ответил, что водопровод долгое время не работал и солдаты вычерпали у него почти весь колодец. Сегодня утром воду вроде как дали, правда, напор совсем слабый.

Старик предложил Михаилу, в сопровождении Анны Ивановны сходить к ним домой, дабы помыться. Сам он пообещал, остаться возле Камаза. Михаил с удовольствием принял предложение.

Проходя мимо болкпоста, отметил, что солдаты за столь короткое время укрепились основательно. Тоненькая струйка освежила тело. Он сумел отмыть руки. Впрочем, расслабляться дальнобойщик никак не мог, и потому быстро вернулся к машине. Солдаты уже знали его в лицо, и вполне спокойно пропустили туда и обратно.

Из Будённовска раздавались как автоматные, так и одиночные выстрелы. Михаил невольно поймал себя на мысли, что звуки выстрелов его уже не шокируют. Он сидел в раскалённой от солнца кабине и слушал радио. Политики обсуждали ситуацию в Будённовске, но что нужно делать, никто так и не знал.

В салоне три мухи безнадёжно бились о лобовое стекло. Обладающий разумом человек подумал, ну вот же дверь, вот открытое окно – оторвись от стекла, посмотри и найдёшь выход. Правильное решение должно было быть и в Будённовске, но знал его, по всей видимости, только Господь Бог.

Новый день обещал пройти в тревоге и в ничегонеделании. Однако после обеда возле сломанной машины появился какой-то полковник в сопровождении автоматчиков. Он стал интересоваться личностью Михаила, и далее на удивление водителя, спросил, чем ему помочь?

Михаил показал полуразобранную ступицу, посетовав, что ему запретили производить ремонт. Полковник ответил, что всё это ерунда, разрешив стучать как угодно.

Когда дальнобойщик спросил про запчасти, офицер пообещал завтра-послезавтра помочь. Позже выяснилось, Камаз вместе с водителем показали по телевизору. Из новостного сюжета следовало, что какой-то дальнобойщик в знак протеста пригнал и поставил перед Будённовском грузовик. Из Москвы последовали звонки. Кий ударил по бильярдному шару, он в свою очередь столкнул второй, а тот подвинул третий, и вот возле Камаза появился полковник, дабы разрулить ситуацию.

Дальнобойщик вновь принялся за работу. Шкворень и кулак, словно Россия и Чечня, основательно прикипели друг к другу. Михаил со злостью бил в нужную точку, рассадил палец до крови, но все его усилия были напрасны. Увидев мучения, на помощь с большим тяжёлым топором подоспел Николай Сергеевич.

Хороших новостей из города не поступало. Террористы заложников не отпускали. Российские политики, попав в столь сложную ситуацию, просто не знали, что им делать. С Басаевым начались ни к чему не обязывающие переговоры.

А что дальше? Отпускать или штурмовать? Российская власть стояла на перепутье, таким же раскоряченным Камазом.

Ближе к вечеру шкворень удалось выбить, после чего дальнобойщик сумел снять ступицу. Но где взять другую? Этого он не знал. Старик ушёл. Обессиленный водитель прилёг отдохнуть. По его представлению, штурмовать больницу войска должны были именно сегодня на третий день, когда нервы и бдительность террористов от усталости и от напряжения должна наконец притупиться.

Обстановка действительно накалялась. Михаил чувствовал это по своим соседям. Солдаты стали более злыми и нервными. С блокпоста то и дело долетали обрывки фраз, произносимые на повышенных тонах. Смерть и горе на трёх Камазах въехали в Будённовск, чернильной кляксой расползлись по городу, перекраивая и ломая судьбы, набирая всё новые и новые жертвы.

Михаил слышал, как ближе к ночи солдаты остановили машину. Что там произошло, он не понял, но шофёр легковушки, уезжая, уж больно резко дал по газам. Кто-то из срочников послал вслед короткую очередь. Лишь через некоторое время Михаил узнал, что вот так из-за чьей-то дурости погибла молодая журналист. Тогда же, он просто лежал в кабине, размышлял и никак не мог уснуть, а когда это наконец произошло, предрассветная тишина взорвалась от грохота.

Воздух сотрясался от свиста пуль и от разрыва снарядов. Он пытался понять, что происходит в Будённовске. Бой длился около трёх часов, но далее интенсивность выстрелов пошла на спад.

В 9 утра возле Камаза появился старик. Слушая радио, Михаил к этому моменту уже знал, что спецслужбам удалось освободить 60 человек, но далее штурм решили приостановить.

Сергеич сказал, что по телевизору видел сюжет, как Басаев отпустил из роддома беременных и кормящих женщин.

В середине дня спецназ вновь предпринял попытку штурма. Таковой продлился не долго. Террористы из гранатомёта сумели подбить ещё один БМП.

Вырвавшиеся из плена, рассказали, как они, боясь быть после смерти неузнанными, подписывали свои тела, как чеченцы ставили их к окнам в качестве живых щитов, и что от перекрёстного огня многие погибли.

Известие распространилось по городу. Настроения кардинально изменились. Во второй половине дня в Будённовске состоялся митинг, где люди потребовали от властей прекратить штурм. Власть на это пошла – начались телефонные переговоры Премьера России В.Черномырдина с Басаевым.

Узнав о подобном, Николай Сергеевич кипел от негодования.

— Ну как так? Или штурмовать нужно было до конца, или вообще не надо туда было соваться. Для чего зашли? Вспугнуть? Пострелять?

Михаил отвечал, что Премьеру он доверяет, у Премьера больше информации, ему виднее.

Дальнобойщик рассказал, как в своё время ездил через Чечню. Люди там были нормальные, но что с ними случилось теперь, он этого сам не понимает. Он поведал старику про гранату, рассказав историю её появления. Глаза ветерана заблестели, однако он резко сменил тему разговора.

На дороге в субботу пошло движение. Машин проезжающих в обе стороны значительно прибавилось. К вечеру в город проследовали три больших красных автобуса. Пытаясь понять, что же теперь будет, Михаил постоянно слушал радио. Сломался он в среду 14 июня, теперь 17 июня — в эти три дня уместилась целая вечность.

Стрельба если и не прекратилась, то, во всяком случае, поутихла. На ужин старик вновь принёс картошку с огурцами и банку воды. Очумевший от жажды дальнобойщик, выпил одним махом почти половину трёхлитровой ёмкости.

Вечер никаких особых событий не принёс. Ночью его опять мучили комары. Спасала одна единственная мысль, что ситуация теперь каким-то образом должна-таки разрешиться. Утром проснувшись, Михаил увидел, что солнце закрыто большой чёрной тучей. Растрескавшейся от сухости земле дождь был крайне необходим. Но туча, обозначив себя, обошла многострадальный город стороной.

Из новостей по радио следовало, что Черномырдин денно и нощно договаривается с Басаевым. Часов в 10 утра возле машины вновь появился старик. Он едва успел угостить дальнобойщика варёными яичками, как рядом остановился Урал. Оттуда выскочил уже знакомый полковник. Он справился, как дела и далее предложил водителю, поехать в Будённовск, где у него будет возможность снять нужную запчасть с другого Камаза.

Михаил обрадовался. Собрав инструменты, он попросил Сергеича посидеть и покараулить машину. Тот согласился. Михаил запрыгнул в кузов. Машина направилась в Будённовск. Проехав по городу басаевским маршрутом, Урал остановился возле РОВД.

Фасад здания украшали дырки от пуль. Почти на всём первом этаже оказались выбиты стёкла. Возле входа чернели пятна запёкшейся крови. При этом люди уже старались навести порядок. Кто-то что-то подметал, кто-то снимал разбитые рамы.

Здесь же чёрным воронком 37-ого года, в тени под деревом чернел Камаз боевиков. Его колёса ответным огнём милиционеров оказались простреляны. Чеченцы спешили и машину бросили.

Полковник, указав на грузовик, предложил водителю снять с него ступицу.

Сказать по правде, Михаил предполагал подобное, но вот так взять и подойти к той машине, которая принесла смерть, он как-то не решался. Но полковнику было не до сентиментальностей. Предупредив Михаила, что водитель Урала заедет за ним ближе к вечеру, он уехал.

Найдя домкрат, дальнобойщик снял колесо и принялся за работу. Бросая злобные взгляды, мимо проходили люди. Не имея возможности объяснить каждому свою ситуацию, он чувствовал себя одновременно: дезертиром, предателем и полицаем.

Ходовая часть у басаевского Камаза оказалась в идеальном состоянии. За машиной следили. Ему вспомнилось, как в лютые зимы он вместе с другими малознакомыми ребятами, запросто залезал к кому-то в кабину, где все грелись друг о друга, коротая ночь, как он останавливался, помогая собрату, и как совершенно незнакомые братья-дальнобойщики отвечали ему той же монетой....

Через четыре часа работы он сумел отсоединить поворотный кулак. Михаилу подумалось, если он вернётся вместе с грузом домой, то обязательно вновь заменит ступицу, а эту выкинет на свалку. В назначенное время к РОВД подъехал Урал, который доставил дальнобойщика к его сломанному Камазу.

Сергеич доложил, что от машины он не отлучался. Но тут приезжали какие-то офицеры и спрашивали Михаила. В кузов они не лазали, но кабину проверили. Уставший от жары старик отправился домой. Михаил же, осмотрев кабину, обнаружил, что у него нет гранаты. Запрятанная ракетница, оказалась на месте. Не тронуты были и три бутылки вина.

— Значит, фсбшники постарались. Мне предъяву не сделали, и на том спасибо, — пробурчал он под нос.

На сегодня ни физических, ни моральных сил у него уже не было. Выпив бутылку, Михаил завалился спать и проснулся перед рассветом.

Над полями стелился туман. Степь наполнилась полутонами. К чему-то явно готовясь, омытые росой травы распрямились. На опрокинутом небе зависли облака. Пихаясь боками, они теснили друг друга, словно желая как можно лучше на земле что-то рассмотреть.

Где-то совсем рядом, издав своё мягкое «фррр», вспорхнуло семейство куропаток. Другие птицы в предрассветной тишине свои обычные трели почему-то не выводили.

Дальнобойщик вышел из кабины. Протерев запотевшие стёкла, посмотрел на разобранную ступицу, и далее понял, что ему нужно отдохнуть ещё. Залез в кабину, и, отрешившись от всего, вновь уснул.

Он проснулся от стука в дверь. Разбудил Николай Сергеевич, развернувший перед водителем угощение. Голодному взору предстала жареная рыба с картошкой и две пластиковые бутылки с чаем. Старик был одет в пиджак, на котором красовались боевые ордена и медали.

Оголодавший Михаил как-то не придал этому значения. Перекусив, он слушал рассказы старика о войне и о трудном послевоенном времени. Ветеран говорил с каким-то надрывом, словно стараясь донести до молодого собеседника что-то сокровенное и особо важное, ту истину, зная которую, ему будет легче жить.

Кто-то из учёных выдвинул теорию о постоянстве времени. Однако, в этот момент данное правило не работало. Время сжалось и даже остановилось.

К бывшему посту ГАИ приближалась басаевская колонна. Впереди шли три милицейские машины, к ним жались красные автобусы.

«Да как такое вообще возможно? Неужели действительно отпускают?», — Михаил не верил своим глазам.

Из первого автобуса раздавалась зажигательная лезгинка, грохочущая и быстрая, словно горная река.

Буйный Терек вырвался на равнину, затопил, сокрушил и разрушил, набрал человеческих жизней, превратил людей в утопленников и понёс их к морю — оставшиеся ему в ответ мило улыбнулись, и назвали шалуном…

И всё же что-то здесь было не так? Михаил это чувствовал всеми клеточками тела. Оторвав взгляд от автобусов, он вдруг обратил более пристальное внимание на Сергеича. С чего это вдруг тот решил надеть пиджак с орденами? Всё утро он выглядел каким-то загадочным? Держа правую руку в кармане, старик начал решительно двигаться по обочине прямо навстречу басаевской колонне, ускоряясь, он удалялся от Камаза.

Граната!!! Так вот куда делась граната!

Мысль обожгла Михаила, со лба покатил холодный пот. Сорвавшись с места, он побежал вдогонку за стариком, настигнув, схватил сзади за руки и всем корпусом повалил на себя. Ветеран не ожидал подвоха. Сгруппировавшись, он всеми силами стремился вытащить правую руку из кармана. Но Михаил был сильнее и держал его крепко.

Барахтаясь, они оба в момент покрылись серой придорожной пылью, которая в свою очередь не смогла замарать искрившие золотом ордена и медали ветерана.

— Оставь меня! Отпусти! Я не хочу больше жить при этом продажном правительстве! Они всё американские шпионы. Они это специально устроили!... Они ему помогали….Я их всех взорву, вместе с Ковалёвым…, — раненым зверем кричал Николай Сергеевич.

Мимо проехали милицейские машины, не обратив никакого внимания на дерущихся. Зато во втором автобусе отодвинулась шторка, за которой показалось довольное бородатое лицо…

Старик сдался и, лёжа на Михаиле, молча, смотрел на автобусы, вслед за которыми шёл Камаз, перевозивший тела убитых боевиков.

Когда колонна прошла, они оба встали. Ветеран, молча, отдал дальнобойщику гранату. К ним подбежала заплаканная старуха. В истерике она принялась обнимать и одновременно проклинать мужа. Из её обрывчатых фраз Михаил понял, ветеран написал предсмертную записку, в которой объяснил, что далее просто не сможет жить с позором. Он не выпустит террористов из города и потому решил подорвать себя гранатой прямо перед басаевским автобусом.

Взяв старика под руки, они вместе довели его до Камаза. Женщина причитала и плакала навзрыд. Серей Николаевич наоборот находился в каком-то отрешённом состоянии.

Достав из кабины ветошь, дальнобойщик принялся отряхивать пиджак ветерана. После молча сел рядом со стариком.

Утреннее солнце начинало свой дневной небесный путь. Уставшие и морально вымотанные люди вовсе не удивились, когда прямо перед стали оживать трава и кустарник. Это был армейский спецназ, так и не получивший команду – Огонь!

Раскрашенные лица не могли скрыть горечи и обиды. Их было не меньше роты. Увешанные оружием, и уже совершенно не прячась, они уходили куда-то в степь.

Михаил устранил поломку, установив на машину ступицу и подшипники от басаевского Камаза. Движение по трассе открыли на следующий день. Попрощавшись со стариками, он отправился в путь.

Слёзы, крупные слёзы градом катились у него из глаз, когда он проезжал через Буденновск. В разорённом городе он вновь увидел множество сожжённых машин, разбитые стёкла, усыпанные дырками заборы, расстрелянные фасады.

Когда навстречу вышла похоронная процессия, где в гробу лежал ребёнок, у него началось что-то похожее на истерику. Своих слёз в городе никто не стеснялся. Буденновск наполнился плачем и гневом.

***

Дома при встрече земляки долгое время уважительно жали руку Михаила. Дальнобойщик мелькнул в одном из новостных сюжетов, где журналисты, особо не вдаваясь в детали, назвали именно его организатором народной акции в поддержку штурма.

Он же, наоборот, чувствовал себя национальным предателем. Какое-то время он много пил. В трезвом состоянии ему часто снился один и тот же сон: Обняв старика, он вытаскивает у него из кармана гранату, отталкивает в сторону, а гранату бросает под колёса первого автобуса. Сам куда-то падает, а спецназ справа и слева начинает шквальный огонь…

Улыбающееся лицо Басаева наполняется ужасом. Он же, летит куда-то вниз, под шум и под грохот выстрелов, обнявшись вместе со стариком...

Все последующие годы Михаил изучал любую информацию о тех июньских событиях в Будённовске. Однако, нужен был штурм больницы или нет, он для себя так и не понял.

Как-то раз он вычитал, что часть зданий городской больницы Будённовска сложено из кирпичей бывшего монастыря, а его в свою очередь возводили из развалин древнего Маджара. Того самого городка, из которого Мамай выступил походом на Русь.

Чем это окончилось – это все знают!