1
Начало пятидесятых. Станция Болонь, по Комсомольской железнодорожной ветке.
Зима. Мне три с половиной года. Еду в деревянных салазках. Мама тянет их за веревку. Салазки изготовил дед Федор. Полозья - из гнутой ивы, спереди скрученные в "калачи". Спинка высокая, полукругом, с плетением из ивового прута. Дед большой умелец. Салазки получились красивые, всем на зависть.
Мама вдруг останавливается. Смотрю вперед. Встретила тетю Таню, Мишкину маму. Мишка мой двоюродный брат. Старше меня на год. Мы все вместе живем в одной большой квартире. Тетя Таня вдруг говорит.
- Надя, ну что, елку будем делать?
- Давай сделаем. Мальчишки уже большие, им будет интересно.
Какой странный у них разговор! Как это делать елку? Вон елка стоит. И дальше - еще одна. А у леса их сколько? Чего их делать? Они уже все сделанные стоят. Всю дорогу искал ответ на этот вопрос. Решил, как приедем домой, спросить у мамы.
И забыл.
А дома дед Федор посадил за стол. Поставил миску с толченой картошкой. Нарезал соленый огурец небольшими ломтиками. Высыпал ломтики в миску. В левую руку вложил кусок ржаного хлеба, в правую - ложку.
- Ешь!
Аромат от огурцов, хлеба и горячей картошки такой, что свело челюсти. Откусил хлеб. Набрал в ложку картошки, зацепил ломтик огурца и - тоже в рот. Как же вкусно! А дед приговаривает.
- Хлеб - это пряник. Даже слаще!
А вечером входная дверь вдруг распахнулась. Из сеней в дом хлынул морозный пар. А потом в коридор вошел дядя Андрей, Мишкин папа. На плече несет ... елку. Войдя, поставил ее в угол. Елка большая, под потолок.
Я не понимал что происходит. И на всякий случай убежал в нашу комнату, к маме. Но вскоре к нам заглянула тетя Таня. И позвала.
- Вова, пойдем со мной.
Она привела меня в их просторную комнату и усадила за большой обеденный стол. За ним уже сидел Мишка. Стол завален цветной бумагой, карандашами, кисточками. Мишка не обратил на меня никакого внимания. Он что-то сосредоточенно клеил.
Тетя Таня дала мне небольшую узкую полоску из красной бумаги и велела соединить ее концы так, чтобы получилось колечко. Потом взяла кисточку, обмакнула в блюдце с клейстером и сказала.
- Немножко разверни колечко.
Развернул. Она намазала кончики полоски клеем.
- Снова сделай колечко. Соедини кончики. Видишь, колечко теперь не разворачивается. Склеилось. А теперь через него пропусти другую полоску, и тоже склей в колечко. Посмотри вон как Миша это делает.
Взглянул на Мишку. У него из таких разноцветных колечек получилась уже целая цепь. И мне захотелось слепить такую же.
Это было совершенно захватывающее занятие. Я выпал из времени...
Но тут дверь в комнату широко распахнулась. И опять на пороге появился дядя Андрей. И опять с елкой. Я было соскользнул со стула, чтобы бежать в нашу комнату, но он быстро прошел мимо, в дальний угол комнаты. Поставил елку на пол.
Странно! Она не упала. Оказалось - внизу крестовина, и елка вставлена в нее. Это начинало мне нравиться. Елка стояла. Сама! Как в лесу.
И тут по комнате разлился удивительный запах! Елка пахла свежестью. И настоящим лесом. И чем-то еще. Очень важным...
Стало так хорошо и весело. Все подошли к елке.
- Какая красавица!
- Пышная-то какая! Густая и высокая.
- А пахнет, пахнет!..
Тетя Таня склеила вместе Мишкину и мою разноцветные цепи. Получилась одна, очень длинная. Тетя Таня обвила елку нашей цепью вокруг, плавными волнами. Вышло изумительно красиво!
А потом в комнату вошла мама. С большущей коробкой. В коробке оказались картонные и стеклянные игрушки. Блестящие и яркие. И мы стали вешать их на елку. А еще - конфеты. Правда, Мишка жульничал. Две конфеты сунул в карман.
Здесь дядя Андрей сказал.
- Где звезда? Дайте мне звезду!
Из коробки достали большую красную звезду. Дядя Андрей встал на стул и надел звезду на вершину елки.
В лесу елки стоят без звезд.
Но ведь и без игрушек. И без цепей. Главное - так красиво. И елке нравится. Видно. Она улыбается.
Мы еще долго ее наряжали. И снежинками из фольги. И длинными разноцветными бумажными лентами. А потом из коробки достали большого бородатого деда в красной шубе. С длинной палкой и мешком. И все закричали:" Дед Мороз! Дед Мороз!" И я закричал. Его поставили под елку. И тетя Таня сказала.
- Ну, вот. Елку мы сделали! Нарядили. Ночью Дед Мороз разложит вокруг себя подарки. Он всем принес подарки. В своем волшебном мешке. А утром мы устроим праздник. Встретим Новый год. Будем веселиться. Петь и танцевать. А потом разберем свои подарки.
Ах! Так во-о-т что значит - "делать елку!"
2
Квартира казалась огромной.
На большущей кухне главный предмет - белая печь. Громадная. Со сдвоенной плитой и четырьмя конфорками.
У печи всегда толчется кто-нибудь из женщин. Бабушка Мария, мама, или тетя Таня. Готовят еду. Каждый на свою семью. А бывает - и для всех. Тогда толкутся все трое.
От печи исходит жар. Зимой, когда всюду холод, можно подбежать и прижаться спиной к ее белой стене. Долго-долго греться. Тепло. Здорово! Мишка научил. Он на год старше. Все знает.
А еще на кухне есть большое квадратное окно, с двойными рамами.
За окном всегда что-нибудь происходит. Вот бабушка Мария подошла, оперлась локтями о подоконник, почти легла. Долго смотрит на улицу. Вдруг говорит задумчиво.
- Опять школьников на лыжах погнали.
Тащу табурет. Ставлю у окна, забираюсь. Школьников на лыжах я видел и раньше. Но интересно: кто же их гонит? Далеко, вдоль железной дороги, идут гуськом лыжники. Их видно сбоку. Проходят мимо. Вон идет последний. От всех отстал. Никто его не гонит. Может быть, это он всех гонит?
- Кто их гонит?
- Учителя.
- Где они?
- В школе.
- Школьники - вон, а учителя - в школе. Как они их гонят?
- Так и гонят.
Как непонятно все у взрослых!
3
А потом наступила весна. Как-то сразу. Все стало таять и течь. Нам с Мишкой разрешили гулять на улице одним.
Однажды, только вышли на крыльцо, - увидели трактор. Он тащил по дороге, волоком, большую связку бревен. Мишка долго не раздумывал. Рванул за трактором.
Вскоре настиг и уселся на одно из бревен. Машет мне рукой, зовет. Но тут я заметил, что дорога дальше клонится влево, выходит на косогор. На косогоре еще нестаявший лед. Связка покатится, и может начать кувыркаться, и тогда Мишка попадет в мясорубку из бревен.
Я тоже рванул. Но не к Мишке. А в дом, к бабушке Марии. Влетел в комнату и, топая на месте ногами, показывая рукой на улицу, закричал.
- Там! Там! Мишка!
Бабушке за восемьдесят. Грузная, с больным сердцем. Не одеваясь, только сунув ноги в валенки с галошами, побежала на крыльцо. Я - следом. Глянула. Скинула валенки. И босяком, обняв себя, подхватив большие груди, побежала по скользкой обледенелой дороге.
Она что-то кричала. Но из-за гула трактора Мишка не слышал. И не видел. Он встал во весь рост на свое бревно и, держась за верхние, как капитан, смотрел вперед, наслаждаясь своим приключением.
Схватив бабушкины валенки подмышки, тоже побежал догонять трактор. Издали видел, как бабушка, настигнув счастливца, схватила его за шиворот и оба они упали на дорогу.
А в следующий момент связка покатилась по откосу и перевернулась.
4
За весной пришло лето. Целыми днями бегаем с соседскими ребятами во дворе. Однажды играли в пятнашки. Стою посередине большого двора. Вдруг боковым зрением вижу какое-то движение на земле. Повернул голову, глянул. Из огорода прямо на меня ползет здоровенный червяк. Так и закричал.
- Червяк! Червяк! Большой червяк!
И тут увидел как сбоку с испуганными глазами бежит ко мне мама. Хватает меня и бежит дальше. Кто-то кричит.
- Гадюка! Гадюка!..
А через несколько дней - новое страшное слово...
Опять играем во дворе. Яркое солнечное утро. Много детей и взрослых. И неожиданно женский испуганный голос:"Новобранцы! Новобранцы!" Все бросились по домам.
Мы с Мишкой тоже побежали домой. Бабушка Мария впустила нас в дом, и тут же закрыла дверь на большой железный крюк. Мы все пошли на кухню и стали смотреть в окно на улицу.
Вот где-то далеко загудел паровоз. Потом стал слышен стук колес поезда. И снова загудел паровоз. Совсем близко. К перрону подошел состав из товарных вагонов.
По перрону забегали какие-то люди в военной форме. Они открывали двери вагонов. Из дверей валом валили стриженные парни. Зазвучали мужские низкие голоса. Все громче. Вот уже сплошной гул. Потом громкая команда:"Повзводно! Становись!" Гул стал стихать. "Смир-р-р-но!" Тишина. Кто-то стал басом что-то строго говорить. Недолго. Затем послышалось:"Вольно! Разойдись!".
Стриженные парни по двум узким улочкам двумя лавинами покатили от вокзала в село. Мы, как по команде, отпрянули от окна.
Вскоре кто-то негромко постучался в дверь. Потом громче. Еще громче. И глухо:"Откройте! Покормите, пожалуйста! Дайте хоть хлеба!" Мы затаились на кухне. Бабушка Мария прижала нас к себе, и строго грозила пальцем. Чтобы молчали. Скоро все стихло. Но вот снова стук. И другой голос то же:"Откройте!.. Покормите!.. Хлеба!.."
За окном, но не близко, раздались громкие голоса, смех. Я тихонько высвободился из объятий бабушки, подошел к окну и осторожно выглянул. У колодца трое парней, по пояс раздетые, обливались из ведра водой. Громко кричали и хохотали.
Но вот паровоз дал три протяжных гудка. И парни, сбегаясь с разных сторон, снова лавой повалили по обеим узким улочками. Но уже к вокзалу. Над перроном снова повис гул из низких голосов. Команда:"Повзводно! Становись! По порядку номеров - расчитайсь!" И немного позже:"По вагонам!"
Паровоз запыхтел парами. Загудел. И медленно тронулся с места. Застучали колеса. Но вот - все тише, глуше. И вскоре все стихло.
Все снова высыпали на улицу. Мы с ребятами стали играть в свои обычные игры. Вышла на улицу и бабушка Мария. Соседка тетя Вера тут же сказала ей, со злобным смешком, что-то странное:"А эта шалава Клавка четверых успела принять!"
И тут раздался чей-то бабий вой.
- А-а-а! А-а-а!
- Что?! Что случилось?!
- Там! В колодце! Мертвый парень. Утонул!
- Может убили?!
- Может убили и сбросили?
- Новобранцы! Новобранцы, мать их ети! Язви их в душу!
5
А потом меня украли. "Мосиенки". Как потом сказала бабушка Мария.
Став взрослым, узнал, что мой родитель, после свадьбы расписываться с матерью не стал. Уехал с Дальнего Востока на запад. Вот мы с матерью и жили у ее родителей. У деда Федора и бабушки Марии.
Зато родители родителя, по фамилии Мосиенко, и все его одиннадцать братьев и сестер, жившие в одном самостоятельно построенном огромном доме, любили и мать, и меня. Они-то время от времени и крали меня. Увозили в свой удивительный дом...
Просыпаюсь утром. На русской печи. От звуков горна по радио - "Пионерская зорька". Торжественный голос диктора:"Говорит Москва!" Слышу впервые. И врезается в память на всю жизнь -"Говорит Москва!"
Сверху, с печи, видна большая-большая комната, залитая ярким утренним солнцем. Длинный-длинный стол. Завален учебниками, тетрадями, карандашами, линейками, ручками... За столом сидят несколько школьников разных возрастов. Мои дяди и тети. Делают уроки. Вот один заметил, что я проснулся. Подошел. Снимает.
- Иди к нам. Рисовать будешь?
- Буду. Это что?
- Авторучка. Сама пишет. Макать в чернильницу не нужно. Красивая?
- Да.
- Темно-красная, с блестящим пером. В Москве такие делают.
Опять таинственное торжественное слово "Москва". С тех пор, и навсегда, Москва у меня - темно-красная. Красивая...
Все собираются вокруг меня. Дают большой лист бумаг и карандаши.
- Люда, покажи Володе как рисовать дом.
Люда садится рядом и начинает рисовать. Она рисует большой дом. Но не спереди, и не сбоку. А как бы с угла, и сверху. Крыши у дома нет, и видны комнаты. В комнатах рисует кровати, столы, стулья, цветы на окнах. Здесь она дает мне зеленый карандаш.
- Я буду рисовать дальше. А ты уже раскрашивай карандашом листики на цветке.
Принимаюсь за дело. Но карандаш не очень слушается. То и дело предательски вылезает за пределы листиков. Люда дает резинку. Показывает как стирать. Так - гораздо лучше. Вскоре приноровился, и раскрасил все листики. Люда дала красный карандаш.
- Теперь рисуем на цветке красные цветочки. Вот так.
Она показала как. Не сразу получилось. Но потом пошло.
Как же это было интересно!
Дом получился на славу. И оказался очень похож на дом, в котором мы сидели. И все предметы были раскрашены, как настоящие.
Потом меня накормили. Украинским борщом. Фантастически вкусным! Помню и теперь...
Кто-то позвал.
- Пошли на улицу!
И мы пошли на улицу. Выйдя на крыльцо, сразу увидел странное сооружение. Высокий-высокий столб. А сверху на нем лежало небольшое тележное колесо. От колеса вниз и в стороны под углом спущены веревки. И почти у самой земли вокруг того же столба - большой круг из досок. К нему в разных местах, но равномерно, и были привязаны спущенные веревки.
И тут услышал новое странное слово - "карусель".
- Вова, хочешь покататься на карусели?
- Хочу.
Несколько человек уселись на круге, кто где. Люда усадила меня и села рядом, придерживая. А двое больших ребят стали вращать круг. И мы... -поехали! Разве можно передать ощущения?! Особенно, когда это впервые. И тебе только четыре года.
А потом еще были качели. Которые, как весы из огромной доски. Летишь то вверх, то вниз. А еще потом - обычные. На длинных-длинных веревках.
Как захватывало дух! Какая жизнь! Какой восторг!..
6
Но потом меня вернули маме. И дедушке с бабушкой. И снова мы с Мишкой, и соседскими ребятами, целыми днями бегали и играли во дворе.
В те времена в магазинах почти ничего не было. Слово "достать" тогда имело совсем другой смысл. Оно означало: по знакомству, по связям, добыть что-то нужное.
И вот бабушка Мария в кои-то веки достала килограмм краковской колбасы. Спрятала в тумбочку. Чтобы потом по чуть-чуть, как лакомство, выдавать к столу.
Но Мишка подсмотрел. И как только бабушка вышла из дома, привел меня к заветной тумбочке. Открыл, отломил по куску. Себе и мне. И мы, жуя, отправились во двор.
А во дворе - друзья. И разумеется:"Дай откусить!" Колбаса быстро кончилась. А аппетит у друзей только разгорелся. Хитрый Мишка сам к тумбочке не пошел, а послал меня. Я сбегал. Принес еще. Но и этого не хватило. Побежал снова.
А на третий раз меня у тумбочки накрыла бабушка. Я нес последний кусок.
Мишка был для меня, как взрослый. Авторитет. Я и не подозревал, что мы делаем что-то запрещенное.
Совсем не так думала бабушка. Она мыла полы, и, застукав меня у тумбочки, не на шутку отходила мокрой тряпкой. Поскольку я совершенно не был готов к ее нападению, то до ужаса перепугался.
Годы спустя, мама рассказывала:"Прихожу вечером с работы, а ты свернувшись клубком, как щенок, лежишь на коврике у двери нашей комнаты. Спишь. И во сне всхлипываешь. Разбудила. Спрашиваю:"Что случилось? - "Бабушка била". - "За что?" - "Не знаю". Первый, и единственный раз, я подралась с матерью".
7
Потом была зима. Холодная. Мы с Мишкой почти не бывали на улице. Но однажды случилась небольшая оттепель. Дед Федор говорит мне.
- Мне помощник нужен. Дрова пилить. Пойдем.
- Я не умею.
- Научу.
На улице дед принес из сарая сначала кОзлы. Приспособа такая, рогатая. В нее укладывается бревно, чтобы удобно было пилить. Принес и бревно. Уложил. Вынес двуручную пилу. Поставил зубьями на бревно. Держится за одну ручку. Я сообразил, что нужно встать по другую сторону. Встал. Дед говорит.
- Держи.
Обеими руками ухватился за вторую ручку. Он потянул пилу на себя. Делаю за ней два шага вперед.
- Тяни к себе. Тяну. Делаю два шага назад.
- Молодец! Теперь перестань бегать туда-сюда. Видишь, я стою на месте. И ты стой.
Легко сказать! Но тут увидел, что дед одну ногу выставил вперед, другую - назад. А свободной рукой уперся в бревно. Сделал так же.
- Молодец! Соображаешь.
Бегать перестал. Но пила вихляла. Пиление шло кое-как.
- Ты пилу не толкай, а только тяни. Когда твоя очередь.
Пошло гораздо лучше. Но тут я уже вымотался. Взмок. Дед заметил.
- Ладно. Перекурим.
Он сел на бревно. Достал из кармана кисет, мешочек такой с табаком. Из другого - специально сложенную газету. Оторвал от нее небольшой прямоугольный клочок. Насыпал на него табак и свернул цигарку. Закурил.
Я сидел рядом. Но дым потянулся в другую сторону. Получалось - я не курил. Так сидел. Зато отдыхал.
После перекура снова пилили. Пару чурок я осилил. Потом дед разбивал чурки колуном на поленья. А мне поручил таскать поленья в сени и складывать колодцем, чтобы быстрее просыхали. Это я уже умел.
- Ну, что ж! Мы с тобой хорошо поработали. Заслужили по сто грамм. Вот только бабка Мария не выдаст.
- А ты говорил - у тебя запас есть.
- Есть. Да тебе-то еще нельзя!
- Я чуть-чуть. Только попробую.
- Пошли.
Мы вошли в сарай. У дальней стены стояло в ряд несколько досок. Дед подошел, заглянул между ними и стеной. Выгреб рукой сено, и достал небольшой чемоданчик. Положил его на большую чурку, стоявшую вертикально.
- Это у нас стол. Кати маленькие чурки и ставь. На них сядем.
Дед открыл чемоданчик и достал... две бутылки. И два стакана.
- Мы две бутылки выпьем?
- Нет. Каждый будет пить свою водку. Я из одной бутылки. А ты - из другой.
- Зачем?
- Ты молодой. Будешь пить крепкую. Я старый. Моя полегче.
Он откупорил обе бутылки. Мне налил из одной. Себе - из другой. Достал из кармана газетный сверток. Там оказался хлеб. Мы чокнулись. Дед сказал.
- За победу!
- Почему?
- Война недавно была. Мы победили. Немцев.
Выпили. Я поперхнулся. Щипало горло. Ударило в нос. Потом в голову. Голова немного закружилась.
- Хлеб понюхай! Потом откуси. И побольше поешь. Закусывать надо как следует.
- Война - что?
- Когда один народ и другой из ружей стреляют друг в друга. Убивают.
- Так бывает?
- Бывает.
- Зачем?
- Они хотели убить всех нас, чтобы жить в наших домах.
- У них своих нету?
- Есть. Но им мало. Им надо было и наши отнять. Давай еще выпьем, по чуть-чуть.
Выпили. В этот раз мне лучше пошло. Аппетит разгорелся. Хлеб казался таким вкусным
- Мы не пустили их в наши дома?
- Да. Мы их прогнали.
- Я не помню.
- Тебя еще не было. Давай по последней. За наше здоровье. И домой пойдем.
Еще понемногу выпили. Дед закрыл свою бутылку пробкой. Ее и оба стакана положил в чемоданчик. Отнес его за доски и завалил сеном. Мою бутылку тоже заткнул, и дал мне в руки.
- Домой неси. Потом допьешь. Как-нибудь. Бабку Марию встретишь, не говори, что мы с тобой выпивали. А маме можешь сказать.
Дома мама спросила.
- Что за бутылка у тебя?
- Мы с дедом Федором в сарае пьянствовали. За победу.
- Ну-ка дай. Что на ней написано? - "Ситро".
8
Однажды ранней весной произошло очень странное событие. На улице вдруг заиграла музыка. Мы с Мишкой гуляли. Стали крутить головами: откуда? Мишка быстро сообразил.
- Это на вокзале. Бежим!
Побежали. Действительно, по мере того как приближались к вокзалу, музыка становилась громче. Она была медленная и очень печальная. На вокзале Мишка показал пальцем на здание. Куда-то вверх.
- Вон!
Высоко, под самой крышей, я увидел большой раструб. Из него и лилась эта музыка. Здесь было много народа. Все неспеша ходили по перрону и негромко разговаривали, как виноватые. Время от времени в разговорах повторялись одни и те же слова: "Сталин. Умер. Что теперь будет?"
Мишка опять показал на верх здания вокзала.
- Смотри!
По крыше шли два дядьки. У одного был красный флаг, у другого черный. Дядьки укрепили флаги по одну и по другую сторону раструба. Потом ушли.
Какой-то страх и тревога стали закрадываться в душу. И захотелось плакать. Я пошел домой. Вскоре ко мне присоединился и Мишка.
9
Проснулся от веселых криков за окном. Окно открыто настежь. Мама протирает стекла и рамы.
- Вставай! Твои друзья давно на улице. Тепло. Все гуляют. Большой праздник - 9 Мая! День Победы.
Оделся. Выбежал на улицу. Сколько солнца! А пахнет как! Три большие черемух на краю двора, у дороги. Белые-белые. Это от них такой аромат. А над ними - синее-синее небо.
Во дворе много народа. Празднично одетые. Веселые. Вон дед Федор стоит разодетый. Разговаривает со своим другом Николаем Потаповым. А Мишка и пацаны носятся по двору с деревянными пистолетами. Играют в войнушку.
И я побежал к ним.
- присутствую и на стихи.ру