Капитан «Морсини», граф де Турвиль, взошел на палубу «Хирона», когда с десяток его людей из первой, причалившей к борту, шлюпки уже были на борту.
Сделав несколько первых шагов, он приветствовал всех улыбкой. И пока остальные его сопровождающие поднимались по трапу, один за другим ступали на шкафут, Мориньер и Турвиль обменивались учтивыми фразами.
Стоя по правую руку от мужа, Клементина, почти не скрываясь, разглядывала молодого капитана, чье открытое лицо показалось ей необычайно привлекательным.
Он улыбался. Говорил об удовольствии, которое испытывает при мысли, что у него появилась возможность предложить им свою помощь, о радости, что их эскадре не только удалось наказать проклятых берберов, – они так долго разыскивали их! – но и спасти от большой беды его, Турвиля, соотечественников. Бесплодное крейсерство их, – жаловался де Турвиль, улыбаясь, – тянулось два долгих месяца! И вот наконец они могут поздравить себя с удачей! Удача эта тем более велика, что в роли спасенной выступает прелестная графиня! Он счастлив! Невероятно… невозможно счастлив!
Произнося это, граф де Турвиль склонился перед Клементиной. Потом выпрямился. Продолжил говорить – журчал, будто весенний ручей в лесной тени. И она наслаждалась этим журчанием. Ей больше не мешал дым, стелившийся по палубе. Она забыла о битве, которую в этот самый момент вели остальные мальтийские корабли с берберами. На какое-то время все это перестало для Клементины существовать. Остались только солнце, ветер и легкомысленные, любезные речи синеглазого капитана.
Улыбался де Турвиль, улыбался ее муж. Все вокруг, казалось, были расслаблены и довольны.
Оттого мало кто сразу успел понять, что заставило вдруг Мориньера резко податься вправо.
Одним движением он отодвинул, отстранил Клементину. Сам в это время, переместившись на ее место, попытался достать, удержать Фиде. Но не успел. Тот, выхватив из-за пояса нож, с гневным возгласом бросился вперед – навстречу поднимающимся на борт «гостям».
Мориньер вскричал:
- Стоять! – не слишком рассчитывая, что разъяренный мужчина услышит его.
Но Фиде услышал – замер, обернулся, посмотрел на Мориньера. Собрался что-то сказать. И в этот момент со стороны борта раздался выстрел.
Фиде отбросило назад, он повалился на Клементину, неловко ухватился за нее, потянул ее за собой, вниз. Еще не понимая до конца, что произошло, она опустилась на палубу вместе с ним. Поддерживала его, пока тот цеплялся за нее жесткими пальцами. Потом, когда он отпустил ее, откинулся на спину, она помогла ему прилечь на палубу.
Она осталась сидеть рядом. Наблюдала с ужасом за тем, как серело лицо раненого, как хлестала кровь из раны, заливая полы его короткой куртки.
Сквозь гул в ушах Клементина слышала, как громко, возбужденно заговорили «хозяева» судна с «гостями». Спорили. Что-то друг другу доказывали. А она не отводила взгляда от лица Фиде.
Вдруг весь этот шум перекрыл голос Мориньера.
- Тихо! Замолчите все!
И тишина действительно наступила.
В этой тишине – только скрипели мачты над головой да звенел под порывами ветра такелаж – Мориньер подошел, опустился, склонился над раненым. Подложил ему под голову какой-то сверток. Потом спросил тихо:
- Почему?
Фиде ответил не сразу – собирался с силами. Смотрел на Мориньера, не отводил от его лица взгляда. Наконец прошептал чуть слышно.
- Это он… Эжени… Я так долго его искал.
Клементина увидела, как похолодели, сузились глаза Мориньера. Он отстранился, отодвинулся. Посмотрел на нее.
- Уберите руку, Клементина, – сказал.
Она не поняла, чего он от нее хочет. И Мориньер повторил еще раз – мягко и одновременно настойчиво.
- Уберите руку. Позвольте мне взглянуть.
Только тогда она сообразила, что все это время, стоя на коленях, зажимала ладонью рану Фиде, расположенную чуть ниже солнечного сплетения.
Клементина не сразу осмелилась сделать то, о чем просил ее муж. Страх снова увидеть как бурно, алой прерывистой струей изливается из раны кровь, как заливает она все вокруг, мешал ей пошевелиться.
Он догадался. Коснулся ее пальцев.
- Пожалуйста, – сказал.
Когда она отняла, наконец, руку, Мориньер распахнул куртку. Потом взглянул раненому в глаза.
Тот качнул головой – это всё. И Мориньер кивнул едва заметно – да, всё.
*
Эту по-мужски прямолинейную жестокость их безмолвного диалога Клементина осознала гораздо позже.
А в тот момент она только наблюдала – издалека будто – как медленно, тяжело поднялся Мориньер. Сделал несколько шагов, подошел к человеку, стоявшему в окружении «красных плащей».
Остановился. Какое-то время молча смотрел на него. Потом сказал:
- Полагаю, вам не терпится объясниться?
Молодой человек засунул пистолет за пояс.
- Вовсе нет, – ответил заносчиво. – С какой стати?
Он оглядел Мориньера вызывающе. С засученными рукавами, выпачканными черным руками, с распахнутой на груди рубашкой, из-под которой выглядывала не первой свежести тканевая повязка, тот не показался юноше достойным внимания.
- Будьте уверены, – вызывающе вздернул он подбородок, – граф де Вьенкур не станет держать перед вами ответ.
Мориньер усмехнулся жестко. Пожал плечами.
- Граф де Вьенкур, возможно, не станет, – сказал с оскорбительным спокойствием. – А вам придется.
- Граф де Вьенкур – это я! – разозлился юноша. – Что вы за болван, в самом деле!
Вьенкур не сразу понял, отчего стоявший перед ним мужчина криво, но, кажется, вполне довольно улыбнулся.
Мориньер подождал, когда стихнет гул негодования, прокатившийся за его спиной. Остановил жестом Турвиля, готового разразиться гневной тирадой в адрес своего нахального подчиненного. Оглядел каждого, кто стоял позади Вьенкура.
Потом ответил насмешливо:
- Безусловно, я должен был догадаться. Вы так возвышенно изъяснялись. До определенного момента. И вот этот момент…
Он обернулся, кивнул одному из своих людей, отдал безмолвный приказ – и тот, прекрасно поняв, что от него требуется, направился в сторону кают. Затем Мориньер еще раз посмотрел на Вьенкура.
- Этот момент все невероятно упростил.
После короткой паузы договорил лениво:
- Надеюсь, господин граф, шпагой вы владеете так же хорошо, как стреляете?
*
Все ждали этих слов. И Клементина ждала.
Только Фиде, около которого она продолжала сидеть, услышав их, распахнул глаза. Шевельнулся. Сжал крепче ее руку. Губы его дрогнули, как будто он хотел что-то сказать.
Клементина наклонилась к нему.
- Что? – спросила. – Что?
Он попытался повернуть голову, посмотреть туда, где находился теперь Мориньер, произнес что-то – Клементина не разобрала ни слова.
Она подумала было подозвать Мориньера – обернулась, взглянула в его сторону. Но тот стоял, окруженный своими людьми, перед так же сплоченной группой чужаков. И Клементина не осмелилась его окликнуть.
*
Издалека с тревогой наблюдала она за тем, как держались между собой «чужаки» и «свои». Боялась, как бы не вспыхнула между ними ссора.
Но после непродолжительной перебранки, вызванной неожиданным конфликтом между Фиде и этим самонадеянным юношей, все, кажется, успокоились. Во всяком случае, в лицах столпившихся на палубе больше не было агрессии. Скорее, Клементине казалось, многие из чужаков испытывали смущение.
Они слушали разговор, который вели ее муж и Вьенкур. И поглядывали на своего товарища с молчаливым недоумением.
А Клементина смотрела на Мориньера. Вспоминала обожженные его руки. Думала по-женски нелепое: как будет он биться, как будет держать шпагу, когда на ладонях его нет живого места? С раздражением, даже гневом вглядывалась в юное, высокомерное лицо Вьенкура.
Если бы она была на месте мужа, она не стерпела бы – отхлестала бы наглеца по щекам.
Она почти ненавидела этого мальчишку. За все. За этот выстрел, отнимавший теперь у Фиде жизнь, за спесивый тон, за пренебрежительный взгляд, который он бросил на Мориньера, когда тот только приближался к нему.
Если б она умела драться, она тоже бросила бы нахалу вызов. И проучила бы его.
*
Клементина продолжала оставаться рядом с Фиде, держала его за руку. Все отчетливее понимала, как мало тому осталось.
Фиде слабел с каждой минутой. Но, с трудом удерживая себя в сознании, он продолжал жадно следить за тем, что происходило в нескольких от него шагах.
Чтобы ему не приходилось напрягаться, выворачивать шею, Клементина переместилась за его спину. Позволила ему опереться на себя, придерживала за плечи.
Давала ему возможность досмотреть до конца то, что почему-то было для него так важно.
За время их путешествия она не успела проникнуться к Фиде симпатией. Больше того, совсем недавно она сердилась на него. И, пожалуй, даже считала человеком не слишком приятным.
Но взаимопонимание между ним и ее мужем, эмоциональная связь, свидетелем которой она оказалась несколько минут назад, тронули ее. И теперь ощущение приближающейся неотвратимой потери холодило ее сердце.
*
Несколько минут прошло в ожидании, пока Мориньеру принесут оружие. И все это время Клементина наблюдала за ним со стороны.
Он говорил негромко, был учтив, держал на лице маску вежливого внимания. И все-таки она чувствовала: что-то было не так – в нем самом или во всей этой ситуации. Она смотрела. Переводила взгляд с одного на другого. Слушала реплики, которыми перебрасывались дуэлянты. Оглядывала окружающих их людей. И, наконец, поняла.
В самом нелепом из ее снов этот мальчишка-Вьенкур не мог быть Мориньеру соперником.
Она еще раз оглядела обоих.
Никогда, – подумала. – Никогда в иное время он не стал бы драться с подобным Вьенкуру. Сильный воин и нахальный, спесивый мальчишка. Как могут они биться один против другого?
И когда граф де Турвиль попытался вмешаться, коснулся локтя Мориньера, произнес слова примирения, она была уверена, что Мориньер согласится принять извинения Вьенкура. Но тот качнул головой. В ответ на смиренное: «Господин де Вьенкур погорячился» – Мориньер ответил сухо:
- Горячность всегда дорого обходится. Люди, способные к обучению, обнаруживают это обычно достаточно рано.
Вьенкур в ярости шагнул вперед, ухватил Мориньера за локоть.
- Вы, кажется, назвали меня сейчас глупцом?
Мориньер обернулся, высвободил руку.
- Похоже на то, – сказал спокойно. – Впрочем, памятуя о причине, удерживающей нас сейчас на палубе, вас не должно слишком беспокоить мое о вас мнение. Через несколько минут все разногласия будут решены.
Вьенкур отступил.
- Где там ваши люди? – пробурчал. – Сколько им нужно времени, чтобы принести вашу шпагу?
- Вы торопитесь?
- Терпение не входит в список моих добродетелей, – ответил Вьенкур надменно.
Мориньер улыбнулся.
- Не усердствуйте, сударь. Вряд ли вы можете чем-нибудь меня шокировать.
*
Де Турвиль, вызвавшийся быть секундантом Мориньера, – среди людей последнего не нашлось никого, кто мог бы исполнить эту роль, – очевидно тяготился ситуацией и желал избежать ненужного конфликта. И Вьенкур, по мере того, как протекали минуты ожидания, внутренне все более съеживался и все сильнее начинал чувствовать, что желал бы того же. Однако он сам шаг за шагом отдалял от себя эту возможность.
Вьенкур чувствовал себя марионеткой, которую неизвестные, сильные, беспощадные дергают за нитки – заставляют говорить то, чего он не желал бы говорить, поступать так, как поступать не следует. Он удивлялся сам себе. Его комментарии были нелепы, его ответы – оскорбительны.
Не дослушав очередную реплику Мориньера о выдержке и дисциплине, обращенную к Турвилю, он зачем-то вмешался. Сказал насмешливо:
- Ваш человек проявил сегодня дисциплинированность. Это, однако, не уберегло его от беды.
Мориньер взглянул на него.
- Я помню, да, – проговорил ровным тоном. – И в нашем предстоящем диалоге этому вопросу я собираюсь уделить особое внимание.
Голос говорившего был спокоен, однако по спине Вьенкура заструился холодный пот. Он почувствовал, что за этим простым ответом, вообще за всей этой ситуацией кроется что-то, чего он недопонимает. И не в состоянии изменить.
*
Когда Мориньеру принесли, наконец, оружие, он принял его. Поблагодарил. Оглянулся на жену, продолжавшую сидеть рядом с Фиде. Повел рукой – пригласил Вьенкура к поединку.
Окружавшие их мужчины расступились, освобождая место для битвы.
Граф де Турвиль традиционно еще раз предложил решить вопрос миром.
Де Вьенкур неуверенно взглянул на своего капитана, потом перевел взгляд на Мориньера. Он уже готов был согласиться на предложение де Турвиля.
Но Мориньер презрительно скривил губы:
- Господину де Вьенкур, кажется, не терпится доказать свою смелость?
Он холодно смотрел на растерянного противника. Понимал, что поступает против правил. И все-таки не ограничился простым отказом. Задел еще раз, зацепил колеблющегося Вьенкура, не позволяя тому отступить.
И снова граф де Вьенкур взвился в негодовании, огрызнулся. Сказал, смерив Мориньера высокомерным взглядом:
- Вьенкуры никогда и ничего не боялись! Они рождались и рождаются для того, чтобы на ратном поле служить и однажды умереть за своего короля. Единственное, чего ни один король не может требовать от нас – в моменты, подобные этому, отказаться от поединка чести. Не однажды нам приходилось отвечать перед нашими королями за нарушение эдиктов против дуэлей. Мой дед был посажен за это в Бастилию. Отец и дядя за участие в дуэлях дважды лишались королевской милости. И я готов быть следующим. Честь – превыше всего!
Мориньер слушал его с непроницаемым лицом. Когда Вьенкур замолчал, кивнул.
- Великолепно сказано! Я бы так не сумел. К бою!