Майский пикник

Денис Маркелов
Майский пикник
Верочка Русова немного стеснялась своей полноты. Ей было уже тринадцать лет – и почти все её звали за глаза Колобком. Это не нравилось тихой и углубленной в себя девочке. К тому же она ужасно завидовала своей старшей двоюродной сестре Илоне – родители Илоны жили на соседней улице, и жили хорошо. У них был собственный автомобиль с названием «Победа» телевизор «Волхов» и ещё много чего другого, о чём её родители могли только мечтать. И ещё Илона была худой и весёлой и очень нравилась мальчикам.
Она давно носила на своём форменном платье комсомольский значок. И очень гордилась тем, что является комсоргом класса. Родители Илоны шутили, что их дочь когда-нибудь станет Первым секретарём компартии. Илона сразу же наполнялась важностью и сразу походила на смешную заводную куклу.
Верочка Русова ещё не решила, кем хочет стать. Она больше всего любила смотреть, как люди готовят – и все уверяли, что ей лучше всего – стать поварихой. Верочка глубоко вздыхала и как бы случайно краснела. Она хотела быть красивой – а красивой она считали капризную и слегка злую Илону.
И когда родители вечером в субботу сказали, что они на машине родителей Илоны поедут за город на пикник – Верочка сразу затрепетала от возбуждения. Она ещё не знала, чего ждёт от этого майского дня. Весна уже успела окрепнуть и наполнить мир запахом травы и цветов – а сама Верочка устала от того, что ей приходилось всюду ходить в своём школьном платье – родители говорили, что не могут ей позволить такие наряды, какие были у Илоны.
Ту одевали, как куклу. И было странно почему эта модница вдруг стала комсоргом. Комсорг, по мнению Верочки, должен был быть скромным – а Илона со своими капризами была слишком буржуазной и надменной.
Но она всё равно нравилась Верочке.

Илона привыкла к жарким спорам родителей. Они ссорились из-за много – не слишком вкусно приготовленного обеда, или из-за того, что отец не мог добиться путёвки на Кавказские Минеральные воды. Мать Илоны была капризной и очень мелочной – ей всё время чего-то не хватало – мир для неё был чёрно-белым и скучным, словно бы фильм по телевизору.
Отец же Илону был молчалив и методично добивался успеха. Он чем-то  напоминал трудолюбивого и вечно занятого крота – но все его старания уходили в песок – мысль о том, что они скоро покинут этот невзрачный город и переедут в Москву таяла на глазах.
В Москву хотела и сама Илона. Она вдруг подумала, как там будет хорошо и красиво. И что там не будет такой жалкой и глупой Верочки с её дурацким прозвищем Колобок.
Сама Илона старательно готовилась к отъезду – она знала, что стоит ей окончить школу с золотой медалью, как отец тотчас же отвезёт её на железнодорожную станцию и посадит в вагон – обязательно в мягкий вагон.
Илона жила этими грёзами. Она устала от вида неказистых одноэтажных домиков, и от того, что глупая и всегда такая смешная Верочка смотрит на неё влюблёнными глазами.
- Послушай, ты хоть понимаешь, что делаешь? Зачем нам эти неудачники? – патетически восклицала мать Илоны.
- Но ведь это твоя сестра и её муж. И вообще Илоне нужны подруги… - несмело парировал отец. – Давай не станем спорить. Хотя бы ради твоего отца.
Мать Илоны милостиво замолчала. Она посмотрела на мужа столь выразительным взглядом, что замолчал и он, пойдя во двор к машине, готовить её к поездке.
Серая «Победа» была его «настоящей гордостью». Она выделяла его среди других людей, делала более значительным. Да и по рангу ему надо было иметь своё собственное трансопртное средство. Андрей Иванович вздохнул и принялся за работу.
На следующее день в восемь часов утра Победа притормозила у невзрачного на вид барака. Именно тут в небольшой квартирке и ютилась семья Русовых.
Мать Верочки до полуночи провозилась с пирожками с ливером. Она приготовила их, затем компот из сушеных яблок, потом ещё с каким-то странным восторгом замариновала куски баранины. Баранину по случаю достал её муж.
И теперь она выглядела немного сонной. Отец Верочки, напротив, делал вид, что совершенно бодр и радуется этому дню.
Она спустились по деревянной лестнице.
- Ой, какие же вы молодцы. – сладостно запела мать Илоны.
Она прихорашивалась, глядя в боковое зеркальце и улыбаясь какому-то странному чувству. Ей было немного жаль старшую сестру. Та выскочила из дома, словно бы клушка из курятника.
- Жаль, Нина, но ты тут явно лишняя. Мест то всего пять. Да и одета ты, явно не для поездки.
Нина Ивановна взглянула на дочь, на мужа и, поставив сумку с продуктами в багажник, поспешила домой досыпать.
- Вот и отлично. Верочка, как же ты похорошела. Цветёшь, как роза. Ну, ладно девочки. Давайте без глупостей.
Илона в её белом выходном платье выглядела настоящей красавицей. Платье было белым, словно бы пломбир. А вот платье Верочки напоминало большую порцию эскимо. Так они и сидели – большая круглая Верочка и довольно изящная Илона.
Илона всегда вела себя, словно бы персонаж большой картины. Вот и вейчас она предвкушала тот миг, когда они выедут на большой луг подле небольшой и весьма быстрой речки разложат на траве большую скатерть и начнут радоваться весне.
Родители прихватили с собой патефон. Он ещё исправно работал крутя две наиболее нравящиеся пластинки – задорную Рио-риту, а так же другую с двумя старинными вальсами.
Машина выехала на главную улицу и покатила слегка подпрыгивая на черепах булыжников.
- И когда уничтожат это убожество! – вновь ни к кому особенно не обращаясь, воскликнула мать Илоны.
Отец Веры Русовой молчал. Он вдруг понял, что запамятовал имена  своей свояченицы и её мужа. Они провалились куда-то вглубь, словно бы мелочь сквозь прореху в подкладке. Да и говорить с ними было попросту не о чем.
«И зачем не всё это! – думал он, глядя на красивую и высокомерную женщину в красивом платье и шляпке. – Только ради дочери.
Он бросил взгляд на серьёзную и такую же не приветливую на вид племянницу. Илона сидела ровно, словно бы на комсомольском собрании и старалась не смотреть на свою сестру.
Рука свояченицы Виктора Павловича потянулась к радиоприемнику. Она быстро нашарила волну и в салоне машины зазвучало:
«Всё стало вокруг – голубым и зелёным.
В ручьях забурлила, запела вода!»
Вере было жаль смущенного и растерянного отца. Тот сидел в машине, словно бы ворон на погосте, стараясь не выглядеть слишком несчастным. Между тем машина выехала за пределы города.
Тут повсюду был простор. Отец Илоны съехал с шоссейной дороге и покатил по едва заметной тропинке к небольшой, весело гуляющей речке.
- Мама, а мы купаться будем? – неожиданно звонко спросила Илона и тотчас покраснела, устыдившись своего чересчур явного порыва.
«Купаться… Но у меня же нет купальника!», - мысленно воскликнула Верочка, понимая, что ни за какие коврижки не согласится предстать перед капризной Илоной, в чём мать родила.
Ей вдруг стало стыдно за своё рыхлое, как у снежной бабы, тело. Илона была другой – наверняка она уже крутила романы со старшими ребятами, и, возможно, бегала вечерами на танцы в клуб – ведь ей уже исполнилось шестнадцать.
- Будь мне шестнадцать лет, я бы тоже была такой! – мечтательно вздохнула Вера.

Праздник казался всем вымученным и весьма жалким. Все только притворялись празднующими. Особенно задвинутая на второй план Вера. Она, молча, жевала пирожок и смотрела на молчаливый патефон.
Отец Илоны подмигнул дочери, и переместился поближе к этому аппарату.
- Так, а теперь танцы, – объявил он.

Зазвучала счастливая радостная «Рио-рита». Илона не сводила глаз со своей матери. Та увлекала в танец отца Веры – и было непонятно, кто из них матадор, а кто бык.
У Верочки заныло сердце. Она вдруг подумала, как хорошо подавиться пирожком и тотчас же умереть от стыда. Она понимала, что тётя влюблена в его отца. Что и он немного влюблён в неё и только притворяется грубым и не любезным, чтобы не выглядеть опасным и страстным, как настоящий испанец.
Стремящиеся к зениту солнце становилось всё более безжалостным – Верочке стало жарко. Она охотно бы сбросила с себя  надоевшее ей школьное платье, но что-то её останавливало. Возможно стыд за своё такое нелепое тело.
Она казалась самой себе большим комом дрожжевого теста. Теста, которое ещё не стало пирогом, а было только тем материалом, из которого хозяйки строят свои пироги. Вот если бы она могла так легко двигаться.
Мать Илоны, наконец, запыхалась – пластинка  давно перестала звучать.
- А вы опасный человек, Виктор. Вы соблазнитель. И если Вы будете столь настойчивы, мой муж вызовет Вас на дуэль.
Отец Веры смутился. Он впервые танцевал с такой страстью. Словно бы и впрямь был матадором, сражающимся с быком.
- А теперь пусть наши девочки потанцуют! Вальс, вальс.
Муж Калерии Борисовны переменил пластинку на патефоне – и Илона, встав, подала своей неуклюжей и глупой кузине. Ей нравилось называть Веру именно так. Под звуки духового оркестра танцевать оказалось очень просто – они успели сделать достаточно много па, пока музыка перестала звучать.
- Мама, мне жарко! – патетически воскликнула Илона, поднося кисть руки тыльной стороной к своему вспотевшему лбу.
- Дочка выпей компота. – предложила Калерия Борисовна. – Он тебя взбодрит.
- Нет, мама, я хочу купаться, купаться.
И Илона вдруг помчалась к реке, словно бы только что отпущенная на волю кобылка. Она бежала. Предвкушая сладкий миг оголения. Предвкушая то впечатление, какое она произведёт на свою чересчур толстую родственницу.
Верочка устремилась в погоню за сестрой. Она сама была не прочь оголиться. Но как-то иначе, не так скучно, как в бане. Возможно, именно это и сделает её из глупой школьницы настоящей взрослой женщиной.
На берегу реки Илона сбавила шаг. Она едва не ступила модной туфелькой в прибрежный ил. И даже лёгкий набег волны испугал её.
Но застигнутые восторженной похотью руки уже тянулись к подолу платья.  Пуговки были расстёгнуты во время бега, и теперь сквозь эту угловатую прореху проглядывали ключицы.
Она чувствовала себя жалкой испуганной лягушкой. Этакой ещё не до конца очеловеченной заколдованной цвревной. И бросив робкий взгляд на окружающие её камыши решительно стянула своё купательное одеяние.
Глупая и завистливая Верочка не сводила с её голого тела своих  мерзких глазёнок
Её взгляд , что теперь скользил по её телу был каким-то жалостливым и снисходительным. Словно бы Верочка давно была не Верочкой, а какой-нибудь доброй докторшей из местной поликлиники.
Но голая Илона хотела выглядеть, как олимпийская богиня или – на худой конец – как настоящая принцесса. Эта дурёха Верочка не годилась даже на роль наяды – такой умелой и стройной, что прислуживала Диане. Илона решительно фыркнула – и совсем не замечая холода ступила в прохладную воду.
        ...Мать Илоны изнывала от вынужденного безделья.
- Виктор Павлович, пойдёмте, посмотрим, что делают наши девочки! – пропела в ухо своему зятю Калерия Борисовна.
- Только бы они не полезли на самую глубину.
Толстая и счастливая Вера обычно плавала, как пузырь. Вода не принимала её к себе, и отталкивала, как вода отталкивает каплю постного масла  Другое дело самоуверенная и нагловатая племянницв – та гребла словно бы неразумный щенок.
Тот смущенно оглянулся на своего свояка. Но  затем довольно резво поднялся и почти побежал по траве к небольшой речке.
А Калерия Борисовна последовала за ним с грацией хорошо выезженной скаковой лошади.

Верочке было трудно следить за нагим телом своей сестры. Она топталась на полосе прибрежного песка босиком, готовая в любой момент сорвать с себя платье.
Глуповатая и надменная Илона привыкла играть роль героини. Она знала, что все ножи у злодеев совершенно тупы, а страшные двуручные пилы сделаны из картона. Она вообщще относилась к миру, как к большому спектаклю, где все уже давно предсказано автором пьесы и режиссёром. Вот и теперь она пыталасб выглядеть смелой, заплывая на самле лпаснле место.
Её прямо-таки тянуло в омут, словно бы опозоренную и обесчещенную княжну

Илона  по-настоящему испугалась. Она вдруг ощутила под собой страшную бездну, ещё не успевшая согреться вода начала оплетать её тело леденящим коконом.
Девушка постаралась выбраться из этого холодящего плена, и чем более она старалась, тем больше чувствовала страшное опускающее её равнодушие..
И эта красивая и всеми любимая девушка задрожала. Тело, её красивое тело могло стать обычным трупом – вроде плавающей на поверхности воды дохлой рыбы, или умершей на дороге кошки. От этих мыслей, голова её наполнилась страхом и ужасом.

Виктор Павлович внезапно сорвался на рысь. Он влетел в воду и погрёб руками, преодолевая за какие-то минуты всё то расстояние, что отделяло его от уже захлёбывающейся  водой племянницы.
Тело Илоны казалось было сделано из пластилина. Он старался держать её голову  над водой и тянуть за собой к берегу.
Верочка чувствовала себя виноватой. Рядом с ней приплясывала взволнованная мать Илоны.
- Куда ты смотрела? Я же просила не спускать с моей дочери глаз! – шипела она, подскакивая на одном месте.  - Спасибо, что хоть твой отец умеет плавать.
Виктор Павлович вынес из воды тело Илоны. Он вдруг вспомнил все те уроки, что получил во время службы на флоте и принялся, как мог, реанимировать тело племянницы.
Илона не сразу подала признаки жизни. Но очень скоро, стоило ей открыть глаза – её лицо стало пунцовым, словно бы бутон ещё нераспустившийся розы.
- Где я? Что со мною?  - Пролепетала она, покрываясь стыдными мурашками.
Верочка захлопотала вокруг спасенной кузины.
Она одевала её, словно бы гигантскую куклу. Та лишь позволяла натягивать на себя купальник и платье,  стыдливо дрожа, словно бы её не спасли из реки, а жестоко и безжалостно высекли.
Калерия Борисовна смущенно и благожелательно взирала на своего родственника. Она вдруг пожалела, что вышла за молодого и перспективного инженера. Её муж не умел плавать, зато хорошо играл в шахматы и водил автомобиль. Говорили, что, будучи солдатом, он был водителем не то у какого-то полковника, не то генерала.
Илоне было стыдно. Она сама не понимала, отчего решила полезть в эту холодную и стремительную реку. Отчего так возносилась над своей благоразумной сестрой – Верочка не хватала с небес звёзд, но ещё никому не причинила, ни малейшего зла.
Пикник был испорчен. Никто из них не вспомнил, какой сегодня день. Это было страшно и горько вспоминать. Особенно отцу Илоны – ему было стыдно за свою штабную должность – но он боялся и не умел убивать людей.
Теперь спустя двадцать лет, он был особенно почти по-детски счастлив. То, что у него есть дочь и жена. Что наконец всё полно того счастливого мирного спокойствия, что не надо думать о том, что случится завтра.
Возвращаться домой было скучно и страшно. Илона забылась на плече сестры. Она лежала, словно бы растерявшая свой завод кукла. Предвкушая вкусный обед а затем сладкий послеобеденный сон. Она всегда спала по воскресениям.
Верочке было стыдно вдвойне. Она так и не решилась отважно броситься в волу. Она видела, что её сестра делает глупость, но не остановила её.
«Неужели я хотела, чтобы она утонула?» - спрашивала она сама себя – боясь того ответа, что звучал внутри её встревоженной души.
«Победа» вновь остановилась у знакомого барака. Виктор Павлович и его дочь вышли из машины. Они забрали остатки продуктов из багажника и молча, словно бы глухонемые зашагали к подъезду.
Оставшись в одиночестве, Илона легла на диванчик и сладко задремала. Она уже плохо слышала, как машина остановилась у их дома, как отец вынес её из автомобиля и отнёс в её комнату. Майский день стремился к закату. А она сладко спала, ощущая во сне желанную свободу и радость жизни