Время Форбс 4-00

Николай Патрушев
Аркадий Николаевич вышел из помещения кухни, но проходя зал, он снова задержался. Его внимание привлекли детские игрушки, разложенные  вперемешку на маленьком столике голубого цвета. Там были и машинки, и плюшевые игрушки, а также возле столика лежала самая большая - верблюд. Он был темно-коричневого цвета; длинный волос, похожий на шерсть, обрамлял его два горбика. Длинные ватные ноги неуклюже сползли на пол, изображая шпагат, а его голова с длинной шеей и слегка разинутой пастью, из которой торчал алый кусочек ткани (подобие языка), лежала тут же на полу, . Создавалось ощущение, что зверь подскользнулся на паркете и растянулся в разные стороны всеми своими частями тела.
Как же быстро растут дети. Этот забавный верблюд достался моему младшему сыну в наследство от старшего. Все остальные игрушки, вроде как уже, были куплены позже, но эта старая игрушка — самая любимая у него, как и у старшего была, а может и есть, но он не признается сейчас в этом, конечно же: вырос парень, вырос...! У меня тоже была любимая игрушка — медведь зеленый с белым животом. Он со мной лет тридцать был, если я не ошибаюсь, но потом совсем исхудал. Я его подшивал, как мог, чтобы вата совсем уж  не вылезла вся. Куда делся потом, я и не заметил, пока своими делишками грешными занят был.   О том, что эта моя любимая игрушка была, никто не узнает никогда, кроме отца с матерью: они знают. Я же вырос уже давно и люди бы не поняли этой моей слабости к плюшевому мишке, хотя ничего в этом постыдного нет — в другом стыд и срам, но люди совсем изменились и не там стыдятся, где действительно нужно! Младшему не нравится у себя в комнате в одиночестве играть, поэтому чаще всего он здесь в зале развлекается, радуя мать и меня! Мне он как отдушина. Как вижу младшенького, то как будто, свежий глоток воздуха грудью вдыхаю! Старший меня уже так не вдохновляет, потому что вырос и начинает помаленьку гнуть свою линию, где я себя узнаю, того, которого больше всего не люблю! Лучше он меня будет или хуже — время покажет! Но люблю я его безумно, поэтому переживаю за него уже совсем по иному, никак за его братишку. Это уже взрослая личность — плод того дерева, которое его отцом и матерью зовутся! Тяжело мне будет видеть в нем мои грехи, которые он от меня взял, не дай Бог! Хочется верить, что он будет другим, но эта редкость, когда дети другими вырастают, потому что чаще всего они впитывают в себя, то, что от отца с матерью им на загляденье достается! А когда я детей своих бодрствующими видел? Вчера? Нет..позавчера? Вот черт, неужели, в прошлое воскресение!? Совсем я забегался! Как же я тебе времечко Форбс ненавижу - ты себе даже не представляешь! А если бы представляло, то не вылупилось бы на свет! Детей я своих лишь спящими вижу.... И раз или два дня в выходные и то старшего не всегда, и в эти дни, потому что он по друзьям и подругам ходит — они дороже ему уже нас! Я таким же был! А сейчас каюсь в этом, но поздно уже! Нет дороже семьи у человека — нет! Мать и отец — это единственные его друзья настоящие, которые никогда не предадут, но понимать это начинаешь, когда уже совсем взрослым становишься и видишь, что и твои дети тебя игнорируют, предпочитая сверстников! Удалились мы совсем друг от друга — мы все! А ведь можно же все исправить — взять и исправить! Как вы спросите? А деньгам перестаньте молиться и жизнь совсем по-другому пойдет. Только нам всем надо в раз договориться и встать с колен, на которые нас фантики цветные поставили, и тогда дьявол вздрогнет, потому что его паства оскудеет сразу же! А то один перестает молиться и другие сразу же его за сумасшедшего считать начинают и пальцем тыкают, отчего чаще всего тот снова к старой вере возвращается. Вера эта понятна — успех и пьедестал почета, чтобы выше других казаться! Это у Бога ты на колени падаешь, как полагается, а у дьявола колени другое обозначают: гордыня, тщеславие, жадность, надменность и все в таком же духе — все да наоборот! Времени нет у меня все перечислять, потому что дойти до спальни надо и сил у сна попросить, чтобы завтра вновь золотишко добывать! Вон, как меня прет на всякие откровения! Это все недавно началось! Раньше об этом я даже и не помышлял, а сейчас льется из меня эта река из слов странных, что спасу нет! Но остановиться не могу: хочется выговориться перед самим собой, но все никак не получается, словно во мне столько всего, что на целую библиотеку хватит, а значит конец еще далеко, хотя может быть и нет! Вдруг я последние свои деньки доживаю, а потому и проснулось во мне нечто такое, о чем я и не подозревал раньше! Тьфу, тьфу! Совсем у меня крыша едет, простите! Нельзя мне на тот свет сейчас — никак нельзя! Когда наступает ночь, я отчетливей начинаю понимать, что за той гранью, вслух о которой лучше не говорить, есть то, ради чего мы все здесь! Утром и днем все как-то  иначе мне кажется и все ночные страхи улепетывают куда-то, но ночью все встает на свои места, иными словами, где должны быть ноги, оказывается голова, а голова там, где ноги. Может быть в этом и есть правда, а весь тот мир, который мы сейчас видим сквозь лупу Форбс (теперь все под этим брендом), одна сплошная фикция и ложь, чтобы всех нас в печку заманить: там на небесах, видимо прохладно, поэтому дров много нужно! Ха, ха, ха! Я совсем бред понес! Надо спать идти немедленно, а то утром не на встречу поеду, а к доктору! Сейчас модно стало к докторам ходить. Я про мозгоправов сейчас говорю. Раньше ходили к священнику на исповедь, а сейчас к врачу. Цель одна и та же! Душевного дерьма много накопилось, поэтому его слить надо кому-нибудь в уши чужие! Разница в том лишь, что батюшка окрестит потом вас, после дерьмоизвержения и простит грехи ваши, а врач не крестит, а длинным словоблудием вас окутывает, отчего вы начинаете верить, что от недуга избавились и тоже вас отпускает  с миром, словно младенца, взяв малость на жизнь себе. Батюшка тоже берет — все берут! Все! Все! Все! Бегу, ползу до койки! К ребятишкам своим зайду — поцеловать их надо! Люблю моих мальчиков! Вся моя жизнь... мое сердце в их руках! Не у тебя поганое время Форбс, не в твоих руках — не надейся даже! В руках моих малышей! Ах да, где же жена моя сегодня? А ...нет ее у нас в спальне — в душ не иду!
Аркадий Николаевич поочередно зашел в каждую из детских спален, где сладко спали его дети, расцеловал их, так, чтобы не разбудить, и заглянув еще в гостевую, где, вторую ночь подряд, спала его жена, отправился наконец-то и сам укладываться.