В час дня Алексея вызвала директор школы Паулина Стефановна – бывшая художественная гимнастка и, прохаживаясь из угла в угол, демонстративно помахала листом бумаги.
– Алексей, мне надоело, – начала говорить директор, даже не поздоровавшись. – Или успокой своих, или избавься от Быкова. Вот читай, он спортсменов унижает. Заниматься мешает. Вот, пожалуйста, ребята пишут: "он мстит за показанный более высокий результат нежели у самого действующего тренера".
– Кто подписал?
– Георгий Зорин. Одна подпись, но он пишет не только про свой конфликт.
– Паля, он разок всего скакалкой хлестанул по ногам Николая. Я уже ему за это руки оборвал. – Алексей присел без приглашения.
Паулина и Алексей знали друг друга долгие годы. Худощавая, накаченная, эффектная женщина всегда раздражалась при разговоре с ним. Вызывал он в ней желание метнуть ему в голову, что потяжелее. Его самоуверенность безмерно злила видавшую виды спортсменку, и в то же время она жалела "старого дурака". Иногда с трудом сдерживала желание одним росчерком пера выставить этого напыщенного типа вон из здания школы. Но женское начало помогало вернуться в рамки человеческих отношений. Она была выдержанным человеком, но постоянно жаловалась подругам на неинтересную, нудную и неблагодарную работу. Особенно эти вспышки откровения происходили за рюмочкой водки.
В переборе тем застолья с близкими неизменно присутствовал "нахлебник на чердаке". Морозов не платил за коммунальные расходы, и Паулине не стоило даже заикаться об этих копейках. Но червь несправедливости иногда поднимал голову в ее отношении к именитому спортсмену. Ее заслуги перед спортом были не меньше его. Мастер спорта международного класса, призерка Олимпиады и заслуженный тренер. Однако тем, что шесть лет назад она приняла предложение стать "канцелярской крысой", нивелировало ее бывшие заслуги до нуля. Безосновательная зависть к возможности Алексея заниматься своим любимы делом угнетала женщину. И вот представился реальный, документальный шанс потрепать нахалу нервы, потребовать убрать нерадивого ученика-любимчика.
– Вспомни себя девчонкой. Нелли ох, как вас лупила. А Фурасемид: вместо завтрака, вместо обеда что? Пробежка. Пасквили не писали потому, что неграмотные были или спорт любили? – вызывающе спросил Алексей. – Дай-ка мне это письмецо. Я разберусь, кого гнать.
– Устала я от тебя и от разборок ваших бесконечных. Пьянчужки вы все и идиоты, вашу .... мать! На. – Она швырнула бумагу прямо в лицо Алексею и устроилась поудобней в широком мягком директорском кресле. – От...ись, катись отсюда!
Алексей вышел весь на нервах. Дверь в зал жалобно завизжала от его удара ногой.
– Илья, Кот! Ко мне оба, живо!
Алик Алексанян стоял недалеко от двери и, вздрогнув, попросил:
– Алексей Родионович, серьезно прошу, не кричите под ухом. Голова взорвалась. Вы мне спортсменов поубиваете на фиг своими воплями. Сорвется девчонка, – он указал на батутистку, взлетевшую на высоту восемнадцать метров. – А ребята в тренерской .
– Поговори, мне, – извиняющимся тоном пробурчал Алексей и скорым шагом направился в комнату отдыха.
– Вашу,.... мать, отдыхаете? – оборвал перебранку учеников решительно настроенный тренер.
Молодые люди до прихода Алексея спорили, потом спор перерос в противостояние. И не ворвись тренер, скорее всего, подрались бы.
– Алеша, он все не уймется. Простить мне не может, что держал тогда Саньку, – пожаловался Константин.
– Ты бы о своей заднице беспокоился, а о Сашкиной он да я побеспокоимся, – зло "сверкая" глазами, дернул за плечо Илью Алексей.
– Я не ему, я себе простить не могу, что тебя тогда не остановил. Вы, сухари, оба не понимаете, что значит для мальчика, когда отец бьет. Это не просто страшно, это ужасно, Алеша, – Илья возвышал голос с каждым последующим словом.
– На хер мелкие проблемы! Слушай, Кот, у нас в команде есть "крыса", да еще какая! Гога, вот. – Он протянул Константину письмо. – Заявление на имя директора спортшколы накрапал.
– Вот сука! – стукнул кулаком в стену Илья.
– Умолкни, идиот! – Алеша размахнулся, но, видимо, передумал и засунул руку в карман. – Что скажешь, Котик? Думаю от него избавляться пора. Ему восемнадцать уже. Как думаешь, твои ребята из военкомата подсобят?
– В ЦСК отправляем? – улыбнулся Котик. – Рады будут. Золотого призера подаришь?
– Еще и приплачу. Такой золотник не дорог. Высшей пробы говно! Беги, спасай сто двадцать восемь раз придурка-дружка. А потом, – добро улыбнулся тренер, – разрешаю его розочками отходить, а я подержу.
Котик улыбнулся и притянул к себе поникшего Илью.
– Не-е, Алеш, я его не трону. Может понадобится еще для чего-нибудь. Пошел звонить!
– Спасибо, Кот, – Алексей поманил Илью пальцем и указал на кресло.
– Присядем, поболтаем. – Он был спокоен, и настроение от обнадеживающего Котикиного согласия в помощи резко исправилось. – Иль, ты сейчас, может, и виноват, но я тебя не накажу никак. Ты, сынок, тренируйся и не думай ни о чем. Гогу в армию отправим, а Санька мой сам так не переживает, как ты. Не надо с друзьями детства отношения рушить из-за него. Я сам с ним разберусь. Окей?
Илья сидел в кресле с ногами, занимая две трети сидения. Не меняя позы, поднял голову и глазами, полными слез, глянул на любимого учителя.
– Ты представления не имеешь, Леш, как это больно и страшно. Думаю, поверишь. Знаю.
Алеша пересел поближе к свернувшемуся в калачик парню. И горячо зашептал:
– Илька, в жизни никому ни Анке, ни даже женам не рассказывал, а тебе сейчас скажу. Знаю так же, как и ты. Отец мой от твоего немногим отличался. Попадало и мне не хило, дружок. Потому-то из армии я и не вернулся домой. Да и после уже всего-то раз пять был на родине. Сестра чаще ездила, а я последний раз на похоронах матери был. Батя на шесть лет раньше отошел к праотцам. Я Саньку наказывал и буду, пока ума не наберется. Ты не бузи зря. Не первый раз повторяю тебе: синяки пройдут, память останется.
Илья удивленно слушал, почти не дыша и молчал. Гимнасты смотрели друг другу в глаза и все, что можно было бы еще часами проговаривать словами, сказали взглядами.
– Иди, в последние разы с Гогой позанимайся. Парню скоро родину защищать, – рассмеялся довольный легким исполнением своего "коварного" плана Алеша. – Шнеле, говорю!
Илья выпрямился, потянулся, треща всеми суставами, и, вымученно улыбнувшись, молча вышел в зал.
Глава 72: http://www.proza.ru/2016/03/17/114