Эта зона называется искажённым миром, но сама миром не является.
ПРОЛОГ.
Высоченная кирпичная труба возвышалась над посёлком как маяк.Проклятое наследие – проклятых времен. Она была высока, осенние тучи частенько цеплялись за её зашпиленный верх, вызывая бурные споры о высоте монстра. Территорию окружал еще довольно крепкий забор, казавшийся нам, ушатым малолеткам средины пятидесятых, целой стеной,отделявшей прошлое от нашего невзрачного настоящего. За стеной, однако, продолжалась своя таинственная и загадочная для нас жизнь:по ночам тихо ездили автомашины с притушенными фарами, а днем неутомимо визжала циркулярная пила, раздирая что-то на части. Часто мы припадали к стене, заглядывая в мелкие щели, но видели только второй забор нисколько не хуже первого. За второй стеной по стальной проволоке носился невидимый пес, злобно рыча и топая на всю округу. Мы часами сидели в зарослях лопухов под оградой, строя планы один фантастичнее другого. Подкопы, туннели и целые шахты рождались в нашем горячем детском воображении, попасть в эту запретную зону было пределом наших мечтаний. "ИЗО", "ИЗУХА" – так называлась наша крепость. Собравшись на чердаке нашего родного дома мы, три шпингалета, внимательно изучали загадочную территорию в слуховое окно. Взрослые люди, по укоренившейся привычке, молчали как заговоренные на все наши вопросы про таинственную контору. Кабанов Валерка,крепкий парнишка лет двенадцати, из крайнего подъезда, где он проживал в коммуналке со своей матерью врачихой, был у нас главным.
Запретная зона казалась бесконечной: заборы уходили влево и вправо на целые километры. Напротив нашего дома возвышался огромный каменный барак с маленькими окнами, забранными стальными листами почти до самого верха. Далее располагались многочисленные здания похожие на бараки, добротно сложенные из блоков. Чуть ниже, возле трубы, стояли две огромные кочегарки с грудами черного блестящего угля.По запретке проходила длинная улица, обсаженная тополями,теряющаяся где-то в конце посёлка. Вид зоны наводил непонятную тоску.
Глядя на нас - зеленых следопытов, наш предводитель важно изрек: - "Салаги! Ночью, пока вы дрыхните, я иду в разведку". Мы неохотно покинули чердак в душе завидуя Валерке - Кабану, который в свои годы вил верёвки из матери, потакавшей ему во всём. Кабан вернулся из разведки только через три дня, его привела милиция. Он стал первым из наших пацанов, побывавшем в настоящей камере. Мы еле–еле дождались возвращения Кабанова, умирая от любопытства. И, хотя мать велела ему посидеть дома пару дней, Валерка тут же покинул коммуналку чтоб похвастать своими подвигами.
Распустив уши пошире мы слушали, как заговоренные, своего товарища.
«Ночь, тьма, дождь льёт за шиворот, я сижу на заборе, зацепившись за колючку» - вдохновенно врал Кабан. (Он умел сочинять не по годам). "В это время меня почуял пес, ощетинил свои клыки и остановился прямо подо мной, моя душа ушла в пятки, словно её и не было, но я бросил в его жадную пасть заранее приготовленную махровую кость, пес довольно заурчал и занялся внеочередным обедом. Я тем временем выпутался из проклятой проволоки и бросился прочь от зловредной овчарки. Она по выла и осталась на своей привязи, наверно обгладывать свою кость, которая была густо посыпана снотворным". Два часа я исследовал загадочную территорию. Здесь находилось множество строений и две кочегарки, которые ничего не отапливали. Тогда попытался попасть в одну из них со стороны железной дороги, которая шла по высокой насыпи вдоль всей зоны с юга. Когда я хотел проникнуть в неё через приоткрытые ворота, меня заметил вохровец и погнался за мной гремя кирзачами. Было уже светло, меня повязали и после долго держали в каком-то карцере с маленьким окошком, все допытывались что я искал. Однако я твердил одно: хотел найти свою собаку. Через сутки потащили к начальнику, он дал мне две затрещины и отправил на вокзал в милицию, куда вызвали мать, она и забрала меня оттуда»,- закончил свой рассказ Валерка, задумчиво разглядывая нашу трубу.
Прошли годы, мы выросли, и растворились в огромном городе, сменилось много правителей, но проклятая труба по-прежнему стоит на своём месте, наверно ждёт своего часа. Ведь дело великих истребителей русского народа: Троцкого, Ленина, Сталина еще не закончено, изменились только методы. Мы, умудренные жизнью, сделали свои выводы, но и сейчас власть придержавшие, не любят вспоминать места, где жутким монстром под названием сталинизм были уничтожены лучшие люди России.
11 декабря 1937 года.
Бывшие краскомы Олег и Глеб познакомились в битком набитом арестантском вагоне, где и сидеть толком было негде. В Москве уже не справлялись, хотя палачи и крематории работали круглые сутки. В виду запарки, обреченных срочно отправляли в другие регионы, а то и просто расстреливали на глухих полустанках. Взращенное беспощадным тираном, новое бездумное поколение за паёк и комнату в бараке с энтузиазмом расправлялось с несчастными соотечественниками. Статья у обоих была одинаковая: контрреволюция с изменой Родине, а с ней в тридцать седьмом долго не протянешь, как не крутись. Вот и тряслись, сами не зная куда, в душном вагоне по необъятной мачехе – Родине, к месту будущей казни. Приговоры наших героев выглядели стандартно, слуги сатаны не утруждали себя разнообразием, работы было целое море, страну по гениальному плану требовалось привести к полному молчанию в кротчайшие сроки. Не до выдумок теперь, успеть надо отличиться, пока самих не шлёпнули.
А попали наши герои в жернова машины вполне обыденно по тем временам: один не подписал заведомо ложный донос, второй позволил усомниться в количестве врагов отечества родного и сказал на партсобрании: «Я думаю, что всех противников срубили ещё в гражданку». Вскоре за ними пришли. В вагоне было душно и грязно, стоял сильный запах пота и немытых тел. Иногда охрана бросала мешок заплесневелого черного хлеба, при этом охранники весело заверяли что долго томить не будут и скоро всех расстреляют.
Вскоре новоиспеченные друзья по несчастью нашли в углу вагона малюсенькую щель, чуть расковыряли её и теперь с удовольствием наслаждались угрюмыми пейзажами зимней России. Это отверстие заменяло им радио, кино и немногие блага большевистской субкультуры.
«Я думаю, богословы ошибаются – ад не в преисподней, он в России» - уверенно заявил Глеб, пытаясь, что-то разглядеть в вагонную щель.
«А как ты представляешь ад?» - спросил он Олега.
«Там жарко, ходит черт с помощниками, кипят котлы смолы, раздаются вопли истязаемых» - начал фантазировать Олег.
«Ну, это ты бабок наслушался, вот приедем куда везут, там и будет настоящий ад, страшней, чем в библии» - заверил он.
«Я тут пытаюсь определить, куда идёт наш поезд смерти, и пришел к выводу, мы движемся на Пермь, это почти точно»- задумчиво выдавил из себя Глеб. После привалился к грязной холодной стенке вагона и закрыл глаза: сразу в сознании замелькали миражи прошлой жизни.Стук железных колёс хорошо оживлял воспоминания, каждый их удар звенел в мозгу как колокол над кладбищем. В темноте вагон с грохотом швыряло и раскачивало из стороны в сторону, как ладью Харона.
Вспоминалась Глебу, то красивая жена, от которой его забрали, то война с японцами на дальнем востоке, где он командовал пехотным взводом. В памяти возникали трупы друзей и японцев, оставшиеся лежать после боя. Покойные выглядели вполне умиротворённо, на лицах спокойные маски смерти и никакой злобы.
Он стряхнул воспоминания и толкнул притихшего Олега в бок локтем. Потом, убедившись что он слушает, начал излагать свой план: «Давай устроим палачам маленький кровавый сабантуй, нечего курицами умирать. Я слышал разговоры о том, будто «заплечных дел мастера» совсем обнаглели, наказать их, думаю, будет не сложно. У меня есть японский нож-бабочка, чистая бритва, уже прошел с ним много обысков»- закончил свою речь Глеб. Олег помолчал несколько минут и горячо выпалил прямо в ухо другу: «Неплохо устроить им катавасию, никто нас с тобой не помилует, и не простит это точно». Долго шептались в темноте под скрипы и стоны арестантского вагона. Не строя фантастичных планов просто решили, держаться вместе до конца и если бог даст умереть мужчинами, а не засранцами.
Вскоре их слух уловил какую-то возню в углу вагона, стоны, шлепки и чьи-то причитания. Не сговариваясь «друзья мои» начали пробираться в угол, чтоб хоть чем-то занять себя и если можно помочь человеку.
В темном углу творилось следующее: двое земляков самого вождя отбирали мешок у старого седого человека, бывшего гражданина СССР.
Олег, привыкший действовать жестко, с ходу ударил нагой в пах одного земляка, второго, бросившегося помогать, двинул локтем в горло, после чего кавказский пыл совсем пропал, и поле боя осталось за военными.
Потерпевший уже протягивал им свой мешок трясущимися руками. Сам факт владения багажом вызвал большое удивление у командиров, все путешествовали налегке, а тут нате с багажом, как в спальном вагоне. Они молча уселись рядом, разглядывая богатого осуждённого. Это был старый человек явно интеллигентного вида, если так можно сказать про арестанта, которого сломала жизнь. Отдышавшись, профессор долго и нудно благодарил за своё спасение, впрочем, не теряя остатков своего достоинства.
Скоро он уже рассказывал друзьям свою грустную повесть. Казимир Аркадьевич Устимович – потомственный архивный червь, насквозь пропитанный пылью столетий. Его прадед, дед, отец и вся родня служили в архиве Кремля из поколения в поколение. Внедрились они туда давно, вероятно во времена Лжедмитриев. Может даже прибыли с польскими оккупантами в далёком семнадцатом (веке).Устимовичей было много, некоторым даже пришлось поменять фамилию, чтобы не выглядеть явно семейным коллективом. Летело неумолимое время, менялись царства, но неутомимое племя продолжало нелегкий труд, даже страшно представить какие эвересты документов прошли через их натруженные руки. Но всему хорошему всегда приходит конец. Деспотичный отец народа добрался и до архива, считая его очень важным, полетела пыль из знатоков российских тайн, причём истинных, а не мнимых. Клан Устимовичей был разгромлен бдительными чекистами, с их монополией было покончено в течении нескольких месяцев. Наступила эпоха государственной тайны. Значение секретов было поднято на заоблачную высоту: количество патронов, винтовок, железа, молока, мяса, шерсти и конечно водки было строго засекречено. Шутка ли это, товарищи, человек, читавший стенограммы самого Ленина, разгуливает по улицам Москвы и даже заходит в пивные!
Впрочем, в качестве моральной компенсации ему разрешили иметь личные вещи, и немного еды.Перекусив профессорским салом, «мои друзья» начали слушать, первый сказ Устимовича по новейшей российской истории:
«В 1913 году дела Ленина и его незаконной, антироссийской партии были совсем плохи, на родине его почти забыли, эсеры, меньшевики и другие, более доступные партии владели частью умов, а интеллигенция вообще не желала его признавать, ввиду отсутствия политического веса. Перед Ульяновым встал серьёзный вопрос: что делать и что кушать, средства с родины уже не поступали. Однако Ленин не был бы Лениным, если бы не нашел выхода, который оказался рядом. Эмиссары немецкого генштаба уже стучали в двери его убогой запущенной квартиры. Человек без моральных принципов, осененный шизофренической идеей разрушения, стал платным агентом, по-простому шпионом. Окрылённые неожиданным союзником и всё тщательно взвесив, немцы вложили в это предприятие огромные деньги, без которых было немыслимо сокрушить такую империю как Россию. Владимир Ильич развернулся во всю свою подлую душу. Полетели во все страны Европы его гонцы: Красины, Ганецкие, Розенберги, Майские и другие сионисты, мечтавшие уничтожить Россию и дорваться до власти. Но кто платит, тот и заказывает музыку – немецкий генштаб приставил к ним своего дядю, чтоб не баловали, звали его Парнаус. Тоже из еврейчиков. Этот знаток банковского дела быстро организовал в нейтральных странах сеть транзитных банков и через них полился на ленинскую партию в России золотой дождь. Ячейки его партии взошли как поганки после благодатного, тёплого дождя. Демократы России тем временем строили планы демократического преобразования, продолжая ничего не делать. Приближалась первая мировая война. Для Ленина и его шайки настал благоприятный момент: темноватый российский народ был, наконец, собран в одном месте и вооружён незадачливым Николаем. Только война началась, большевики сразу развернули антивоенную агитацию, не обращая внимания на слабые репрессии царя. Чем хуже шли дела у правительства Николая, тем лучше и легче становилось большевикам, процесс пошёл лавинообразно. Агитаторы рождали агитаторов. Скоро уже все решительно орали: "Даёшь революцию!" Монстр был выпущен на свободу! Уже многим казалось вот придёт эта милая тётя и всё будет отлично без малейших усилий: не будет голодных, не будет богатых, не станет царя и жандармов. Наступит эпоха всеобщего счастья, счастья духовного и материального. Под этот шум все как-то забыли что государство-то строится сотни лет. Погребальный факел для России был зажжён, срочно требовались дрова для костра.
Второй сказ Устимовича: За океанами в это время тоже не дремали: на «Уолт–Стрит» были серьёзно озабочены русскими делами и проблемой построения выгодной для Севера–Американских Штатов формы демократии. То есть создание из России целого ряда свободных демократических государств. В самой свободной стране мира патологический ненавидели всякие империи, железно рассуждая, что любая империя несёт прямую угрозу национальной безопасности Америки. Поэтому в правящих кругах срочно подбирался человек способный влиять на российские дела и вскоре такой человек был найден – это был Бронштейн (Лев Троцкий). Лев, по натуре своей, был бойчее самого Ильича, подстать ему и его окружение. Снабженный деньгами, инструкциями он был заброшен в Россию через Канаду и, как оказалось, весьма вовремя.
Троцкий обладал энергией динамита и неистовой напористостью, а красноречие его было прямо легендарным. Никто не умел так обалтывать толпу, управлять слабыми умами, перед ним пасовал сам Ленин. Он с ходу, с головой окунулся в революцию и направил великое дело в нужное ему русло, не прошло и месяца, как Лев стал почти самым главным революционером, хотя своих идей вовсе не имел.
Однако в России было ещё много патриотов, любивших свое отечество, за них вскоре и взялись Ленин с Троцким. Главной идеей большевиков было: превратить несправедливую, империалистическую войну в гражданскую, то есть истребить всех не согласных. Вскоре вся страна бодро распевала: «Вихри враждебные веют над нами, злобные силы нас вечно гнетут, в бой роковой мы вступили с врагами – нас ещё судьбы безвестные ждут». В этом месте хочется отметить – кто громче распевал.
Во все «вороньи слободки» крупных промышленных центров были заброшены большевистские агенты – срочно ковался из отбросов общества ленинский пролетариат, так как пролетариат настоящий, обеспеченный работой и деньгами криво смотрел на большевистских Ходаков. Главной кузницей новых пролетариев стала «выборгская сторона»- знаменитые трущобы Питера, куда даже полиция без нужды не совалась, опасаясь за своё здоровье. Это был настоящий вертеп, где процветали все пороки. Из таких пролетариев, которые явно не читали труды Ленина, по причине поголовной неграмотности и получались самые лучшие платные агитаторы.
За всем этим свинством, пристально наблюдал неизбалованный вниманием народа, вождь регионального масштаба, скромный и подтянутый И.Джугашвили. Который с тоской думал, как развести пролетариат на Кавказе, где его отроду не было, по причине стойкого желания местного народа - не трудиться. Зато профессиональных революционеров там было, хоть отбавляй. Иосиф лично знал только одного пролетария, своего несчастного пьяницу отца. Трезво поразмыслив, он решил оставаться в Питере, где и к власти ближе, и пролетариату с солдатами на всех хватает. Потом он закурил трубку и стал обдумывать свои личные честно-любимые планы.
В этом месте Устимович закашлялся по причине повреждённых на допросах лёгких и запросил паузу. Глеб с Олегом сидели по бокам подпольного оратора, согревая его хилое тело, казалось, он задремал, в относительном тепле.
Уставшие от неожиданно свалившейся правды они молча переваривали её в своих головах под грохот железных колес несущих в ад. «Ты Глеб веришь профессору», – спросил Олег. «На сто процентов дорогой, если бы это было неправдой – мы бы на казнь не ехали», – отрезал он. И отец мой простой паровозный машинист говорил наедине, почти то же, конечно на своём уровне. Он, квалифицированный рабочий, один кормил всю нашу семью, имел двухэтажный дом с участком гектара два, и жили мы безбедно. Посмотри куда завели эти революционеры – сплошная нищета, да убожество. Сейчас постреляют всех недовольных, остальных превратят в государственных рабов. «Выходит все мы без вины виновные, просто не там родились»,- подытожил Олег. Довольно долго ехали молча, каждый, думая о чём-то своём.
Казимир Аркадьевич вышел из своего оцепенения и продолжил: «Вихрем огненным пролетела гражданка, все явные враги были разбиты, опять встал проклятый русский вопрос – что делать? Ввиду полного отсутствия способности управлять невиданным в мире государством, всё снова переложили на плечи трудового крестьянства.
«Рабоче-крестьянское правительство» не могло рассчитываться за хлеб, произведенный в России, и кап. страны не торопились его покупать, то ли из вредности, то ли своего было навалом. Началась принудительная экспроприация хлеба и других продуктов: в ответ покатилась волна крестьянских восстаний, даже балтийские матросы, отложив «марафет» в сторону, вспомнили, свою родню в деревне, умиравшую от голода.
Ленин и большевики прямо заявили: нам не нужны такие крестьяне, которые не хотят даром кормить. Мы создадим другое крестьянство, свободное от вредных частных привычек. Дела у новой власти пошли под горку. Деньги, драгоценности оставшиеся от царя, большевики истратили на мировую революцию и гражданскую войну, закупая оружие у проклятых капиталистов. Надо было и долги отдавать спонсорам октябрьского переворота. Рабочие развитых стран в революции не верили, предпочитали наличные деньги за свой труд. Россия оказалась почти в изоляции, видя такую безысходность и угрозу потери власти Ленин, сделал ход конём – частично реставрировал капитализм, и вскоре отправился к Николаю, наверно просить прощение.
Наступила эпоха НЭПА. Недобитые капиталисты нашей родины быстро вытащили страну из кризиса, появились рабочие места, рынки наполнились продуктами и товарами. Утвердились настоящие деньги, измученный народ немного пришёл в себя. Тут бы и успокоиться большевичкам, так сказать остепениться, списать всё на неуправляемый русский бунт. Но власть в этом мире никто добровольно не отдаёт, пока старые революционеры бились за посты и рвали волосы, стараясь доказать, кто сделал больше для революции.Сталин усиленно работал над созданием своей личной диктатуры, взяв на вооружение главную ленинскую идею – «обобрать, и расстрелять всех несогласных к такой-то матери».
И поехали в лагеря: троцкисты, эсеры, кадеты, меньшевики, а заодно и все недобитые офицеры. Вслед за ними отправились и еврейские ленинские большевики, а когда спохватились, было совсем поздно – Сталин уже прочно сидел на троне. Троцкий успел удрать, опасаясь за свою голову, но не с пустыми руками. Русский народ попал в очередную кабалу, новое крепостное состояние, от царских свобод остался пшик. Прикрытые именем народа, завертелись жуткие дела, что мы с вами сейчас и наблюдаем»,- подвёл итог Устимович. Затем закрыл глаза и снова впал в оцепенение. Друзья продолжали сидеть рядом, говорить не хотелось, всё было ясней ясного.Вагон, обреченных умереть, продолжал катить по необъятной Родине словно в бредовом сне. Вскоре миновали Каму, промелькнула Пермь, показались предгорья Урала. Зациркулировали слухи, возможно, их везут в лагерь, куда-то в Сибирь. Под утро где-то в районе городка Красноуфимска тихо скончался К. А. Устимович, друзья закрыли ему глаза и в душе немного позавидовали, смерть была лёгкая, без унижений.
Через сутки, непонятно какого числа прибыли в Свердловск. Вагоны смертников долго таскали по бесчисленным пристанционным путям, затем неутомимая «компашка» медленно потянула их по уралмашевской ветке в сторону станции «Звезда». Проехали совсем немного и вот они ворота в рай! В скальной выемке образовался симпатичный разъездик, а за ним простенькие ворота из толстых брёвен, обмотанных колючкой, вероятно для красоты. Паровозик печально тихо свистнул и затолкал вагоны в распахнутые ворота, где их уже ждал целый взвод шустрых НКВДшников.
- Вот и прибыли – выдавил из себя Глеб.
В этом месте хочется сделать пояснение: попали наши друзья ни в какую-нибудь бывшую царскую пересылку, а в новый - спец.пункт построенный, конечно, не в едином числе, пидором Ежовым, специально для уничтожения народа.
- Вылезайте, сволочи, приехали! Зарычала охрана. Народ посыпался из вагонов, подгоняемый энкавэдэшниками, вскоре всех подсчитали и погнали в огромный каземат, выстроенный из грубого жёлто–серого камня. Преисподняя распахнулась и зеки оказались в просторном общем помещении где-то 30 на 50, было очень холодно, маленькие окошки высоко под потолком слабо светились, но лампы в железных абажурах освещали неплохо.
Вскоре распахнулись стальные ворота и всех стали гнать по одному между двумя рядами вооруженных охранников с короткими карабинами похожими на японские. Так отметил про себя Глеб. На плацу построили, всех вряд, стали скручивать руки за спиной, стало совсем худо, люди начали падать на землю, таких пристреливали прямо на месте.
«Никто здесь не зачитывал приговоров, не отпускал грехов, народ просто уничтожали как ненужный заразный скот». Однако людей было много, более тысячи человек, быстро не убьешь. На востоке в это время показалась кроваво–красная полоска зари, последнего дня их несчастной жизни.
Друзья упорно продолжали держаться рядом, и вскоре их подогнали к невысокому асфальтированному подъему, в конце которого была видна стальная дверь, туда и выстроили длинную очередь смерти. Не смотря на мнение, что стреляют в подвалах, местные спецы стреляли на втором этаже, то есть работали в бельэтаже. Народ на ветру и морозе думал только о том, как умереть побыстрей, молчаливое отчаянье поглотило всех.
Но Глеб с Олегом думали по другому, уж слишком хотелось им отомстить подлому режиму и прихватить кое-кого вместе собой на тот свет. Выбрав момент, Глеб шепнул на ухо другу: – «я уже развязался, спасибо японцам». Примерно через час подошла их очередь – двери лязгнули и проглотили наших друзей. Сегодня работали расстрельные - братья Агаповы В.П.и П.П.
Сразу за дверьми Глеба схватил за шею и стал приставлять к обляпанной чужой кровью стенке палач Агапов–старший, второй- младший, держал Олега за руки. Всё произошло всего за пол секунды. Глеб сделал глубокий присест, освободил шею и с дикой силой воткнул лоб палача в толстый еловый брус, голова лопнула как лесной орех, наган в руке Агапова повернулся в сторону младшего, два выстрела слились в один, второй заплечный с дырой во лбу беззвучно осел на пол. Олег в это время задвинул засов ногой на тяжёлой входной двери. Не теряя ни секунды, Глеб прихватив одного Агапова, съехал с ним по жёлобу для трупов вниз, вскоре оттуда послышались леденящие душу крики, а по лесенке поднялся спокойный Глеб с красным от борьбы лицом. «Что там?»- тихо спросил Олег. «Я отправил кочегаров в топку вместе с палачом. Ворота там крепкие». «Лихо вышло»- констатировал Олег.
За входными дверями тем временем стояла подозрительная тишина. Друзья отправились осматривать завоеванную территорию, палачи были устроены уютно и с комфортом. В другой комнате примыкающей к месту казней было всё: лежанка, стол, шкафы, сейф с оружием. Со стены костяным взором смотрел туберкулёзник Дзержинский. Олег нашёл ключи, вскрыл пирамиду, в ней стояли: ящики с патронами, два карабина, и главное датский пулемёт «Мадсен» с коробками магазинов. «Похоже, мы умрём героями»,- заявил Глеб, задумчиво рассматривая богатый арсенал. Довольный Олег только улыбнулся. В другом шкафу друзья нашли настоящие продукты, каких не видели уже давно: сало, копчёную рыбу, хлеб с луком и конечно атрибут палачей – водку. Без которой убивать совсем пакостно. В это время зазвонил телефон. Олег взял трубку молча послушал, потом проговорил: «что рано обед, у брата день рождение, после обеда будем стрелять до конца»- после бросил трубку на рычаг.
Друзья начали готовиться к последнему бою в жизни, тщательно проверили все оружие, обсудили свою позицию, взвесили всё и решили, что пока вызовут саперов и взорвут стену, они неплохо повоюют. После плотно поели, выпили грамм по сто пятьдесят водки, вдоволь накурились «Беломора» и вовремя, опять зазвонил телефон. Глеб подошел и оборвал провод. Друзья заняли позиции прямо в маленьких окошках над входной дверью, за кочегарку они пока не волновались, но поставили «Мадсен» на лестнице ведущей вниз, обложив его ватными матрацами и книгами по истории революции.
На улице уже совсем рассвело, вскоре два сержанта стали подниматься по спуску, ведущему к дверям, видно посланные начальством. Постучались и ушли. Минут через десять вернулись, уже с офицерами, смело начали подниматься к дверям, что-то обсуждая на ходу, зеков успели угнать в каземат. Олег посмотрел на Глеба – «Я думаю пора начать отстрел». Тот кивнул головой в знак согласия, сухо щелкнули карабины, оба начальника завалились на подъёме, сержанты выхватили наганы и начали палить в сторону двери, через минуту они лежали возле начальства, наганы валялись рядом, над зоной повисла мёртвая тишина, только мерно стучал колёсами где-то недалеко поезд.
Друзья снова сели покурить, с минуту курили молча, затем начали продумывать ситуацию. «Знаешь Олежка, я думаю, местные начальники попытаются взять нас своими силами, скажем так – не вынося сор из избы, не позоря своего предприятия. « Согласен», - медленно проговорил Олег. «Сейчас будет настоящая драка, наверно попробуют взорвать ворота в кочегарку. В спокойствии прошло почти два часа, друзья даже успели соснуть по очереди. « Олег, а мне здесь нравиться, я ведь ничего не умею, только воевать насобачился», - произнёс Глеб. Не успел он произнести эти слова, как весь расстрельный каземат зашатался как пьяный от мощного взрыва. Олег, кинулся к пулемету, пытаясь сквозь облако цементной пыли оценить ситуацию. Через несколько минут ему удалось это сделать.Охранные идиоты, незнакомые с правилами взрывных работ, переложили динамита раза в три. Вместо чудесных стальных ворот образовалась настоящая баррикада, которая представляла из себя плотную груду искореженного металла и бетона с торчавшими в разные стороны арматурами. В это время за его спиной защелкали выстрелы из карабина, он бросился на помощь Глебу. Со стороны плаца наступало под прикрытием зеков почти всё местное НКВД. Однако ушлый Глеб быстро нашёл под потолком возле самой крыши небольшое окно или отдушину и сейчас постреливал по людям в форме, не думая о несчастных зека. Вскоре Олег пристроил пулемет в окошечко и выпустил длинную очередь прямо в нестройные ряды атакующих.
На плацу творилось невообразимое представление: зеки дружно залегли, не желая воевать за народную власть, между ними бегали в синей форме охранники. На стылом асфальте, валялись трупы и раненые, шум стоял, как во время настоящего боя. Олег бережно поставив «Мадсен» к стенке, постреливал из карабина как в тире, выбирая охранников. Наконец-то смолк шум боя, друзья с удовольствием рассматривали дело своих рук. На плацу лежало человек десять нквдистов и шестеро гражданских, остальные затаились за казематом, наверно утирали свои сопли. Валялось оружие, зимние шапки и даже чьи-то сапоги.
«Знатная война получилась, как с японцами, - изрёк Глеб. «Мы прославились с тобой на всю, необъятную родину, шуму будет много, не одного начальника поставят к стенке»,- добавил Олег.
Палаческие ходики неутомимо отстукивали их время, пользуясь перерывом в военных действиях, друзья подкреплялись Агаповским продовольствием, запивая его умеренной дозой казённой водки. Своего они добились, показали подлой власти, как умирают настоящие мужчины, и что остались еще в стране советов мужественные люди.
Почти дотемна, продолжалась бешеное сопротивление, видя, что своими силами не справиться и места своего, а может и головы уже не сохранить, начальник «ИЗО» ,ст. майор НКВД Тимофей Игнашкин вынужден был обратиться за помощью по инстанции./Прощай уютный коттеджик с жирными индюками/.Уже в сумерках неутомимая «компашка» затолкала в зону платформу, на которой стояли две трёх дюймовки, они быстро открыли огонь метров с трёхсот. Олег был убит почти сразу близким разрывом, тело собирали по кусочкам следователи особого отдела, что же касаемо Глеба, его всего искромсанного шрапнелью, но еще живого увезли в госпиталь, где он и умер, не приходя в сознание на операционном столе, не доставив удовольствие неправильной власти. Все уцелевшие смертники были перебиты прямо в каземате через сутки. Причём участвовали все сотрудники учреждения, включая женщин, если их можно так назвать. Расстрельное отделение и крематорий быстро отремонтировали строители, скоро труба уже вовсю дымила, извергая жирный дым высоко в небо, до самого 1953 года.
Проклятая труба стоит по сей день как и каземат смертников без крыши. По ночам на облупленных стенах сидят приведения, что-то поют хором, похожее на реквием, впрочем, это никому не мешает, поют они тихо. Правда, трубу укоротили метров на пятьдесят, но и сейчас её хорошо видно, когда подъезжаешь к свердловскому вокзалу.
25 ИЮНЯ 2007Г Левкин В.А. фото автора.