Дорога длиною в жизнь. Глава 7

Михаил Шаргородский
Зрелость
            
Прошло лет 7-8 моей деятельности в местной промышленности. Положение мое улучшилось и я начал думать, как бы  вытащить брата из его глухомани  По моей просьбе он приехал в Сухуми с семьей в отпуск. К тому времени у меня в Абхазии появились влиятельные друзья. Один из них пошел со мной к Министру МВД. Он разрешил прописку, а с деньгами помог я. И в этот же приезд мы купили для Володиной семьи дом, и прописали их в нем.  В силу обстоятельств прожитой жизни, я всегда считал себя должником перед Володей. Поэтому я с особым рвением занимался всеми вопросами благоустройства его жизни. Когда мне удалось прямо из Москвы послать ему всю нужную мебель - главный вопрос, как будто был решен. Но очень скоро мы поняли, что площадь мала. Нужен был кабинет для его работы. Нужно было место для гостей и т.д. Возникла необходимость дополнительной пристройки. Этим делом сначала до конца занимался я (проект, материалы, стройка, оплата, сдача в эксплуатации.) Я работал тогда уже на сравнительно руководящих должностях. А в магазинах тогда почти ничего не было. Поэтому, если я что-то доставал, то, как правило, брал на двоих. Поэтому у нас в итоге оказалось много одинаковых вещей. Посуда. Постель. Техника и т.д.
Володя и сам очень много работал, не желая излишне обременять меня. Но в принципе можно сказать, что они очень быстро привыкли и полюбили Сухуми. Жизнь у них постепенно входила в колею.
Надо сказать, что очень скоро у них родственников стало значительно больше, чем у нас. Всем хотелось на море.
Как мне помнится, и у нас эти два года 1968-1970 прошли сравнительно благополучно и на работе и дома.
 Мы даже первый раз в жизни всей семьей съездили в Кисловодск. Я на всю жизнь влюбился в этот город. Однажды мы даже оттуда на такси съездили в Пятигорск. Там в это время жил человек, которого я считал своим главным наставником в начале моей рабочей карьеры, от 17 до 20 лет.
До сих пор помню, что у меня никак не шла сварка. Однажды во время перерыва, он подошел к рабочему месту, где я в очередной раз мучился, постигая ускользающие от меня азы сварки. Стал сзади меня. Взял мои руки в свои и в две руки мы что-то варили. И тут, я, наконец, понял, в чем фишка. С этого дня я начал варить.
Классным сварщиком, к сожалению, я не стал, но от комплекса неполноценности все же ушел. Он учил меня и многим другим рабочим премудростям.
Фронтовик. Федя Сазонов. Тогда он мне казался очень взрослым, а когда я сейчас считаю, ему было не более 30. Мы не виделись лет двадцать. Причем жил он не в городе, а в пригороде. Так что мы его немало искали. Но нашли. Он был очень тронут нашим приездом. А я получил запоздалую возможность прилюдно высказать ему слова искренней благодарности. Как это важно, когда удается заплатить по старым долгам.
Наступил 1970 год! Будь моя воля, я бы его вычеркнул из всех календарей мира.
Самый трудный год для меня, моей семьи и моих близких.
В тот период высшие руководители республики решили дать смертный бой так называемому теневому бизнесу. Наиболее крупная акула этого бизнеса работала в нашей системе. Более того, он заведовал одной из структур по новым материалам. Я, как главный инженер, был его непосредственным куратором.
Для убедительности дело очень раздули. Взяли огромное количество людей, я до сих пор убежден, что многие были не совсем виноваты. Но здесь я сразу попал в центр внимания. Функция моя. Я главный инженер. Все подписи мои. А к этому времени ни министра, ни его первого зама, которые что-то могли объяснить, или защитить, уже не было в живых. Главным функционером оставался я. Больше двух лет жизни отняла эта мука. Мы каждый день в этот период ожидали, что меня могут взять. Какие тяжелые, даже изощренные ночные допросы пришлось пройти. Бедная Лена! Она чувствовала себя даже хуже меня.
В этих же делах, но с другой стороны крутился и Гоги Качарава. По-настоящему мы подружились после всех этих событий. Причем, вероятно основным критерием было: а как вел себя человек в минуты жизни трудные. Я действительно считаю, что Великий Бог нас обоих уберег. Ведь у меня двое крошечных детей. Валере - 6. Жене - 4.
Но к концу 1972 года этот кошмар для нас все же закончился. Надо признать, что какой-то комплекс страха, или неприязни к органам остался у нас обоих на всю жизнь. Причем не столько по существу, сколько по форме.
С должности меня сместили. Послали начальником технического отдела в подведомственную проектную организацию. Наступили нелегкие времена.
Предметом моей особой гордости было то, что мне удалось сохранить уровень жизни семьи на прежнем уровне. Возможно эта особая тема, но я всегда считал, что надо жить достаточно скромно. В этом случае, как в Библии, и в тучные и в пустые годы, удается сохранить один и тот же уровень жизни.
Два года я отработал в проектной организации. Чувствовал я себя там неуютно. Был чужаком и даже не очень хотел вписываться. Я хорошо понимал, что надо что-то срочно придумывать, надо куда-то двигаться. Но полученная травма еще долго давала о себе знать, и в какой-то мере снижала определенное время наступательные возможности.
В этот период произошло одно, на первый взгляд, не очень примечательное событие, которое, как мне кажется, сыграло серьезную роль в недалеком будущем.
В министерстве решили снять нашего директора. А поскольку наше конструкторское бюро, считалось техническим центром министерства, то посчитали нужным сделать это максимально гласно.
Коллегия в полном составе приехала к нам в КБ. С докладом выступил человек, который работал на той должности, где раньше был я. Он докладывал 1,5 часа. Весь доклад был построен на выявленных приписках, кадровых нарушениях и других экономических вопросах. Надо признать, что проверку они вели долго, фактов накопали немало. Но такая проверка годилась для любого хозяйствующего объекта. Можно даже ОБХС пригласить. Возможно, кого-то и посадить можно. Но мы же все-таки организация иного плана. Министр задал грозный тон: «Ну, что вы скажете в свое оправдание?» Все были страшно напуганы. Первый из нашего К.Б. кому дали слово, заикался, бледнел, краснел, но так ничего вразумительного и не сказал. Все остальные сидели, как убитые.
Я понял, что мы погибаем, хотя меня все это меньше затрагивало, ведь я там был новый. В зале более 300 человек. Тишина мертвая.
Я поднял руку и попросил слова. Мне его дали. Министр был сравнительно новый. Мы вместе не работали, но он все же знал кто я.
Вкратце суть моего выступления свелась к следующему: «В докладе много материала. Немало есть и такого о чем можно спорить. Но допустим все это правда. И новое руководство К.Б. все это устранит. Поправится ли от этого технический уровень Министерства и состояние дела в целом? Да нет, конечно. Ведь мы проектная организация. Технический мозг министерства. Должны создавать новую технику. Расшивать технически «узкие» места. Сделать там то-то, а там то-то. Переоснащение. Переоборудование. Механизация трудоемких процессов и т. д.»
Технические проблемы отрасли я знал хорошо. Ведь все-таки немало времени проработал гл. инженером. А в докладе эти задачи даже не были обозначены. Кто же их будет решать? На что будут настроены сидящие здесь 300 с лишним человек, большинство из которых первый раз в жизни видят министра и коллегию. Вот они и решат, что это репрессивный орган. Говорил я 12 минут, при абсолютной тишине и регламенте 5 минут. Волновался смертельно. У меня дрожали и руки и ноги, да и, конечно же, голос, хотя говорил я очень громко. Это, помимо смысловой части, своей необычной эмоциональностью, наверное, никого не оставило равнодушным. Министр меня ни разу не перебил. Не задал ни одного вопроса. Сидел, опустив голову, и молча, слушал. Так я не выступал никогда в жизни. Ни до, ни после.
Когда я сел, воцарилась длинная пауза. Наконец Министр поднял голову, молча, оглядел зал, затем отодвинул все столь тщательно подготовленные материалы коллегии и сказал: «Ну что ж, давайте, как коллеги поговорим о наших делах».
Начался очень свободный, профессиональный и полезный обмен мнениями.
Этот перелом хода коллегии породил для меня немало как новых друзей, так и врагов. Хуже всех, буквально оплеванным чувствовал себя докладчик. Он не простил мне обиды. Так что у нас еще в последующем были не совсем простые встречи.
Вместе с тем я на всю жизнь понял, что иногда один сильный ход, может разрушить все хитросплетения, в том числе и на государственном уровне.
Этого Министра вскорости перевели Министром Торговли. Я пришел к нему на прием и попросился к ним на работу. Он обещал подумать. Вопрос так затянулся, что я думал, что он обо мне забыл. Но нет! Пришло время, когда меня все же вызвали. Впоследствии я понял, что он запомнил меня после того выступления, и оно, вероятно, сыграло не последнюю роль, что он меня взял на достаточно высокую должность.
Этот Министр, Мамия Амберкович Мегрелишвили, оказался одним из самых блистательных руководителей, встреченных мною на своем трудовом пути.
Но это уже, вероятно, новая глава. Именно с нее в моей жизни начался новый сравнительно публичный период моей жизни.
Однако жизнь при всей моей занятостью работой и разными служебными перипетиями, состояла все-таки не только из одной службы. Душу мою, конечно же, заполняла семья. В эти трудные годы по-настоящему боевой подругой проявила себя Лена. На ее плечи легло слишком много груза. Но она справлялась со всем без слез и жалоб. Наверное, тогда я особенно, ясно понял, что значит иметь близкого и преданного человека рядом, в особенности в трудную минуту жизни.
 Как ни странно, очень хорошо держалась мама. Ей уже было около 80, но она все четко понимала и даже находила в себе силы ободрить меня. «Ну что ты так убиваешься? В конце концов, и оттуда люди возвращаются». Приезжал Володя. Он ничем мне помочь не мог, да и вряд ли понимал проблему во всем ее масштабе. Но когда он садился рядом со мной и просто молчал, я начинал ощущать себя сильнее.
Неплохо проявили себя в этой ситуации и мои два друга,
о которых я писал выше.
Росли и мои дети. Валерик очень рано проявил свою одаренность. В два года под руководством бабушки освоил с ходу по кубикам буквы.
У него очень рано стал проявляться разносторонний ум. А характер его в то время не вызывал нареканий. Школьные дела только начинались, и все учителя пели ему дифирамбы.
 Наши отношения с ним были просто идеальными. Я даже в страшном сне не мог предвидеть, что все это когда-нибудь изменится, и спустя достаточно много лет взаимоотношения с Валерой придется выстраивать заново. Слава Богу, что я это понял. И трижды слава Богу, что обоюдными усилиями нам это удалось в полной мере. Скорее всего, я остановлюсь на этих вопросах подробнее, но в свое время и в соответствующем месте этих записей.
Женя очень многому учился самостоятельно, исподволь поглядывая на обучение старшего брата. Он от рождения был системным человеком. Убрать все после себя. Все игрушки вернуть на место. Не начинать игры, пока не сделаны уроки и т.д.
 Однажды к моему великому удивлению я заметил математическую одаренность Жени. Дело было так. Я задал какую-то задачу Валере. И вдруг Женя, которому всего 4 года, раньше него выпалил ответ. Сколько я его не расспрашивал, он не смог пояснить, как он это сделал. Я задал ему еще несколько примеров. Он со всеми хорошо справился, чем утвердил меня во мнении, что у него математический дар.
Последующие несколько лет у Жени были заняты разными разностями. Одно время он увлекся стихосложением. А писать еще не мог. И подобно Гомеру диктовал свои произведения. Их записывала и Лена, и я, а потом печатали на работе и возвращали ему. Однажды я подправил одну строку, он меня немедленно уличил и устроил такой скандал, что больше я никогда не рисковал что-нибудь менять в его творчестве.
Подходила школа. Он относился к учебе предельно ответственно, и у нас в этом плане никогда не было с ним проблем.
Я в свое время проглядел, что у него излишне эмоциональный характер, и, к сожалению, этот феномен остался на всю жизнь. Слава Богу, что с годами он научился в какой-то мере управлять своими эмоциями. Во всяком случае, в обществе это не видно, и не мешает ему быть достойным подданным ее Величества.
По-настоящему к вопросам математики мы вернулись через несколько лет. Но об этом позднее.
Занятие с детьми доставляло мне истинную радость и удовольствие. По выходным дням мы часто уходили в горы, или еще куда-нибудь на целый день. Очень часто это был единственный шанс отключиться от всего другого.
Наверное, самой главной заслугой нашей семьи, является то, что мы воспитали достойных людей, и полезных членов общества. К счастью для нас мы не только любим (это могут все), но и уважаем своих детей. И, да простится мне нескромность, убеждены, что это взаимно.
Сейчас я думаю, что основная т.н. воспитательная работа с детьми происходила именно в эти часы достаточно долгого неформального общения. Именно в эти часы долгих прогулок в район Черепашьего озера, мы с Женей обсуждали вопрос, чем лучше всего заниматься во взрослой жизни. Он спросил у меня: «а что самое перспективное?» Я ответил: «физика и математика». Он надолго задумался, потом сказал: «говоришь математика. Ну что ж, займемся математикой». Ему тогда было лет 11-12.
 Мне всегда казалось, что этот разговор сильно повлиял на выбор профессии Женей. Кажется, у него есть несколько иная версия. Но мне кажется это не важным.
Я просто хотел подчеркнуть, что эти системные и длительные прогулки служили абсолютно незаменимым средством общения, обмена мнениями, т.е. в конечном счете, формированию духа семьи, и близких взглядов на ценности этой жизни.
Именно поэтому я считаю одной из своих принципиальных ошибок, что когда Валера потерял интерес к этим прогулкам, я не смог его заинтересовать и он выпал из нашей пульки. Это сформировало определенную отдаленность между мной и ним. Я просто обиделся и повел себя, как со взрослым. Не хочешь, не надо
 Мне кажется, что все те осложнения, которые возникли в последующем между нами, зародились именно тогда. А Валере всего 13 лет. Разве можно было с ним бороться, как со своим сотрудником? Уже много, много лет я считаю себя виноватым, что на какой-то срок, возможно главный период формирования личности у нас не было необходимой близости. Слава Богу, что годы спустя у каждого из нас хватило мудрости списать все, что уже ушло, и начать в чем-то по новому, в чем-то реанимируя старое.
Надо сказать, что в тяжелые семидесятые, будучи вызван на очередной допрос и ожидая следователя, я придумал молитву, в которой просил Бога о милости к моим детям. Прошло уже более 40 лет, но я и сейчас, каждый день на ночь читаю эту молитву.
Наверное, мои отношения с церковью и религией заслуживают особого описания. Я здесь ни в чем до конца не определился. Но то, что делал в минуты жизни трудные, продолжаю выполнять и сейчас.
В эти годы, почти ежегодно во время отпуска, я куда-то уезжал на курорт. За исключением одного раза в Кисловодск, всегда один.
Лена считала, что при тех нагрузках, которые выпадали на мою долю, отдых необходим. К тому же, в те годы не так, как сейчас, не было принято ездить вместе с семьей.
Я поступал, как все. И мне даже в голову не приходило, что я не прав.
Недавно, в очень легкой форме Валера дал мне понять, что это не совсем правильно.
Вообще, в свое время на фоне своих коллег и друзей, я считал себя идеальным семьянином. Да и Лена никогда не ставила это под сомнение. А сейчас, глядя на своих детей, да и не только на них, я вынужден думать, что это не совсем так.
Но что было, то было.
Может с сегодняшней позиции, что-то и не так. Но в свое время все было так!
Всю свою жизнь я очень охотно учился. Видимо имел к этому склонности и, может быть способности, но больше всего – желания. В результате иногда складывалась парадоксальная ситуация. Ведь я учился. А те, кто меня учил - нет. Через несколько лет невольно происходила перемена мест. И это всегда надо было, как то микшировать, чтобы не ставить кого-то в неловкое положение.
Но этот процесс, очевидно, касался не только меня. Я это хорошо вижу, на примере своих детей. Конечно, уже есть много вопросов, в которых они ушли далеко вперед.
Но я думаю, что горцы по-своему очень мудры. Они не хуже меня понимают, что молодежь по уровню знаний может обойти стариков. Но все-таки они признают, что мудрость аксакалов одними знаниями не подменяется, жизненный опыт и нажитая годами мудрость старшего поколения, служит для молодежи главным вектором применения знаний.
Вероятно, именно соображения такого толка, являются наиболее обидными, когда реальный опыт и знания остаются невостребованными.