Когда была окончена перевязка, четверо матросов уложили раненого на кусок парусины и осторожно снесли вниз в его каюту. Господин Мак Дуйн был его соседом. Он уступил больному нижнюю койку, с тем, чтобы самому ночевать на верхней. Сделав это, он вышел, ибо в каюте было тесно и душно.
Надо ли объяснять, что леди Гилфрод договорилась с доктором, чтобы за раненым ухаживали мы с ней. Мне было искренне жаль господина О’ Нил. А она, видимо, чувствовала свою вину. Раненого уложили на койку.
Он не стонал, а только лежал, тяжело дыша и вытаращив глаза. Со лба его бежали струйки пота.
-Как вы себя чувствуете, господин О’ Нил? – спросила графиня.
Он приподнялся, будто хотел что-то сказать, но не смог. Только прижал руками к груди медальон.
С каждой минутой лицо его всё больше синело, дыхание становилось всё более частым и менее глубоким.
-Бетти, беги за врачом, - сказала леди Гилфорд.
Я повиновалась.
Придя, доктор пощупал пульс, заглянул больному в глаза, вздохнул.
-Рана очень тяжёлая, - сказал он. – Я пришлю священника.
Пришёл священник. Но мастер О’ Нил не мог произнести ни слова. Он только пучил глаза и как рыба глотал воздух. Священник пробормотал что-то по латыни, осенил несчастного крестным знамением и сообщил, что грехи, в которых раненый так и не смог покаяться, отпущены, посоветовал нам молиться и ушёл.
-Бетти, принеси мне шкатулку с письменными принадлежностями и иголку с ниткой. Быстро!
Я помчалась исполнять приказание, хотя и не понимала, зачем это нужно.
Когда я принесла требуемое, она велела помочь ей перевернуть мастера О’ Нил на бок, разрезала бинты, разорвала рубашку.
Самое ужасное, что тот был ещё в сознании и страшно мучился. Он отчаянно мотал головой, дыша часто, как собака.
Леди Гилфорд вынула из шкатулки ножик для очинки перьев, приставила остриё к боку раненого и сильно ударила ладонью по рукоятке. Клинок вошёл в бок мастера О’ Нил.
Мне показалось, что она сошла с ума.
Из раны с шипением хлынула кровавая пена. Леди подставила под рану тарелку и велела мне её держать. Я исполнила приказание, хотя руки мои тряслись, и я сама была близка к обмороку.
А между тем, графиня стала совершать совсем непонятные действия. Она взяла из шкатулки одно из перьев, отрезала у него оба конца и лопасти, оставив от пера один только черенок. Потом она вынула из причёски шпильку с оловянной головкой в виде розы. Шпилька оказалась очень острой. Действуя ею как шилом, леди Гилфорд проколола в грифе пера дырочку. Потом, она защипнула кожу на боку мастера О Нил, рядом с новой ранкой, и проткнула образовавшуюся кожную складку насквозь.
Пока она занималась этими кровавыми манипуляциями, я заметила, что дыхание господина О Нил становится всё спокойнее и глубже. Он перестал метаться. Толи ему стало лучше, толи это были предвестники близкой смерти…
Леди вставила в ранку трубочку, сделанную из гусиного пера, прикрепила её к коже с помощью нитки и иголки, концы нитки связала двойным узлом. В трубочке хрипели красные пузыри. На вдохе воздух входил в неё, на выдохе – выходил.
-Вот и всё, - сказала она.
Потом мы снова перевязали раненого, так, чтобы трубочка, сделанная из гусиного пера, торчала из повязки.
-Спасибо, - прошептал молодой человек. - Я не знаю, что вы сделали, но мне стало легче.
-Я сделала всё, чему была обучена, - ответила графиня. – Теперь черёд потрудиться вашего ангела-хранителя.
-Моя леди, где вы этому научились? – воскликнула я.
-В одном осаждённом городе, - ответила она, - да будет тебе известно, что Европа уже много десятилетий раздирается войнами.
-Вы ходили на войну?
-Скорее, это война пришла ко мне. А в осаждённом городе золото и положение значит мало. Пришлось поработать помощницей у хирурга, чтобы не сгинуть с голоду.
-Вы ухаживали за ранеными?
-А что в этом удивительного? Многие знатные дамы поступают так. Не можешь меня представить в окровавленном переднике? Я похожа на неженку?
-Нет, ваша милость. Вы так много изведали в жизни. Я раньше и представить себе не могла…
-Последи за раненым, я скоро вернусь, - сказала вдруг леди Гилфорд.
Леди ушла. Вскоре она вернулась, неся стакан с вином. Приподняв голову господина О Нил, мы напоили его. Через несколько минут он уже спокойно спал.
-Пусть спит, пошли руки мыть, - сказала она.
Мы вышли. Наша каюта находилась напротив каюты мастера О Нил, по другую сторону стола.
-Что это было? - спросила я.
-У господина О Нил было проколото лёгкое, - ответила госпожа. – Так бывает, что при ранении в грудь воздух может только входить, но не выходит.
-Почему? - спросила я.
-Проколотое лёгкое сжимается в комок. При вдохе оно частично расправляется и пропускает воздух внутрь груди, через рану. А при выдохе сжимается и не выпускает воздух обратно. Понимаешь?
-Не очень.
-Просто поверь, Воздух с силой давит на сердце и второе лёгкое, сжимает их и не даёт дышать. Мы проткнули дырку и воздух вышел. Ему стало легче дышать.
-Ничего не понимаю, - сказала я. – А почему воздух не мог выходить через ту дырку, которую проделала шпага сэра Ори?
-Шпага прошла сквозь грудную стенку не прямо, а наискось.
-И что?
-Получился клапан, который не давал воздуху выйти. Чем сильнее воздух давил изнутри груди, тем сильнее он зажимал рану от шпаги и потому не мог выйти. А мы с тобой прокололи прямое отверстие, через которое воздух свободно входит и выходит.
-А зачем мы вставили перо?
-Чтобы рана в грудной стенке не заросла раньше, чем рана в лёгком. Иначе всё снова повторилось бы. А через неделю, когда лёгкое уже зарастёт, мы трубку уберём, и с Божьей помощью сэр О’ Нил поправится.
-Всё это выше моего понимания, ваша милость. Но я вижу, что раненому определённо стало легче. А почему доктор этого не сделал?
-Видимо, он сторонник другой школы, - вздохнула леди Гилфорд. – Давай будем держать то, что мы сделали, в секрете. Я бы не хотела вступать в диспут с учёным мужем и огорчать такого милого человека.
Через час к нам заглянул доктор. Он проверил пульс и удовлетворённо сказал:
-Ну, вот! Не было особых причин для паники. Молодой человек просто был сильно напуган своим ранением. Теперь он успокоился и, если Бог будет милостив, поправится.