Зима 47 года

Владимир Зырянов
Зима 47 года.Моя  первая в жизни новогодняя ёлка. Мама вся  радостная, собирает нас с сестрой Верой на школьный новогодний утренник, который, каждую зиму устраивали сами учителя и конечно  активные родители, для  деревенских  ребят. Наконец  наши сборы  закончены и мы, держась за руки, отправляемся с мамой в школу. Мороз  такой,  что выдавливает слёзы. Одежда  наша, оставляла желать  лучшего, и мама сверху обвязала нас платками  Послевоенные  новогодние  ёлки.
 Для нас, детей войны, это было чудо - необычный мир, похожий на сказку. И хотя украшения их, в большинстве были самодельными, на самой ёлке они  смотрелись совершенно иначе! Бумажные раскрашенные цепи,  флажки, фонарики весь этот антураж, красочно дополнял эту  хвойную новогоднюю сказку. Фигурки зверей птиц и животных были  выдавлены из  картона и  окрашены серебром и сусальным золотом.  Сейчас таких, уже не выпускают.
И, конечно же,  там  были потом Дед  Мороз  и  нарядная Снегурочка. Всё остальное ещё долго помнилось, особенно подарок, за который я прочитал  отрывок из сказок АС Пушкина: « У лукоморья дуб зелёный»  Это был бумажный пакет, в котором лежало большое жёлтое яблоко и горсточка  разных конфет. Много  было в моей жизни, потом  разных  новогодних ёлок, и новогодних подарков,  но  первую свою ёлку - я  запомнил навсегда.
Отгремела война.  Но, ещё   бредили тяжелораненые в госпиталях,  кричали  контуженные  в психушках, а  вернувшиеся инвалидами, уже  растили  свою послевоенную,  желанную  детвору. Безотцовщина, и ребята в детдомах,   дрались и курили, воровали и продавали на толкучке стыренное постельное бельё, баловались ножичками.  У тех,   кто  рос в полных семьях, жизнь вряд-ли отличалась в лучшую сторону. Та же пайка хлеба, тот же пустой суп из лебеды или крапивы.  Кого-то выручала корова.  Откармливались  бычки, держали поросят, однако налоги крепко держали за горло.  После забоя скотины, сырые невыделанные шкуры бычков и свиней сдавали в Сельпо. Народ надо было одевать и обувать. Несмотря на нехватку рук, расчищались  городские завалы и руины, там, где шли когда-то бои. Но в основном  там  работали пленные немцы и румыны.  Строили всё  заново и надолго. Ну а те, кто в войну, токарил и слесарил, становились уже  мастерами и обучали своему делу ребятню. Открывались ФЗО. Страна поднималась из руин. Жили голодно и скудно. Некоторых выручал  рынок. Там были свои законы и свои порядки. Продавалось много разного трофейного добра. От патефонных иголок до немецких аккордеонов. Шли нарасхват,рисованные на клеёнках ковры. Там высились средневековые замки,  плыли по озеру лебеди,  купались под луной русалки. Отдельно продавали штампованные  под восточные ковры байковые и  полушерстянные одеяла.
Деньги  были  почти обесценены. Впереди  маячила реформа. Всё менялось за продукты или фамильное золото. Рынок умел диктовать свои цены и  показывал всю свою изворотливость. Много было тех, кто отсидел  войну в  тылу, наживаясь теперь  на голодных. Дома  постоянно говорили нам, чтобы мы   не болтали лишнего. Всё  понятно стало потом, когда я пошёл в школу. Мне шёл уже  пятый год.Я почти всю эту  зиму просидел дома, ввиду сильных морозов и отсутствия валенок. У нас была с сестрой  только  одна пара на двоих.
По ночам за деревней выли волки. У некоторых селян был уже  порезан скот.  Происходило всё примерно так. Об этом я слышал от отца. Стайки для коров делали плетёные.  Вбивали колья по кругу. Потом их заплетали  ивовой чащёй, и обмазывали глиной пополам с навозом. На крышу ложились жерди, сверху копна сена, вот вам и стайка. Ворота делались  из тонкого горбыля, которого на лесопилке было всегда в избытке. Так вот на стайку запрыгивала  волчица и начинала лапами разгребать сено или солому.  Корова, чувствуя запах зверя, мычала и начинала метаться по стайке. Потом рогами вышибала ворота и всё - финал был известен.
Районый отдел милиции и лесничество дали добро на массовый отстрел волков.
Не сразу но уже через пару зим их стало намного меньше.
Но угроза нападения, не только на скот но и на людей, ещё долго оставалась.